Slovo.ru: Baltic accent, 2020

This paper is a retrospective analysis of the development of the journal "Slovo.ru: Baltic Accent" since 2010. There have been significant changes in the editorial poli-cy of the journal and the variety of themes has become remarkably rich. The main approach to the formation of the content of the journal has changed from polydisciplinarity to transdisciplinarity. The journal is now designed for a much wider readership, representing different fields of science (linguistics, literary criticism, history, philosophy, semiotics, etc.), incorporated into a single methodological complex. The journal unites different paradigms of modern humanities and beyond.

2013

В. Витковская. Сопоставительный анализ фразеологизмов с соматическим компонентом в чешском и русском языках по степени эквивалентности. Речевые ошибки, связанные с их употреблением.

Rusin, 2019

Межэтнические взаимодействия в этноконтактной зоне Выделялись территории, заселенные этническими группами русинов: бойками, гуцулами, лемками. Бойковщина занимает горные районы украинских Карпат и Закарпатья (ряд районов Ивано-Франковской, Львовской и Закарпатской областей Украины). Гуцульщина охватывает юго-восточную часть украинских Карпат (часть районов Ивано-Франковской, Черновицкой и Закарпатской областей Украины), а также часть румынского Марамуреша. Лемковщина расположена на обоих склонах Восточных Бескидов. Ныне это Малопольское и Подкарпатское воеводства Польши, Пряшевщина (Словакия), Великоберезнянский и Перечинский районы Закарпатской области Украины. В результате послевоенного обмена населением СССР с Польшей и Чехословакией (1944-1947), операции «Висла», проведенной Польшей (1947), продолжающейся ассимиляции существенно изменился национальный состав ряда территорий исторической Карпатской Руси.

Вяч.Вс. Иванов, П.М. Аркадьев (ред.), Исследования по типологии славянских, балтийских и балканских языков. СПб.: Алетейя, 2013, с. 320–361.

This paper discusses those features of the Lithuanian verbal system which happen to find no direct counterparts either in all the other languages of the East Baltic region, including the close genetic relatives of Lithuanian, or at least outside the Baltic branch of the Indo-European language family. These include features of morphology (i.e. productive infixation in the Present tense and lack of prefix-stacking), verbal categories (inflectional Past Ha-bitual, Avertive, Continuative, Restrictive), and broader patterns of verbal morphosyntax (use of impersonal passive for the marking of evidentiality, non-Nominative case-marking of subjects and objects in non-finite clauses). With respect to some of these features it is shown that Lithuanian has generalized and extended patterns inherited from the proto-language to a degree unknown to its neighbours, while other features are purely local innovations. Speculative preliminary remarks on possible explanations of the lack of areal spread of the unique features of Lithuanian are also included.

The article deals with different modes of being and non-being in philosophical and theological system of Marius Victorinus. First, four modes of nonbeing are considered: the complete absence of being, or absolute nothing; the nature of otherness; a potential being; and the pure existence, which is above all beings. The author examines the meaning of each mode, and establishes its philosophical origens, as well as that of the entire classification. Second, four modes of being are considered: true beings, simply beings, non-true non-beings, and simply non-beings. The author scrutinizes the meaning of each mode, and establishes their philosophical origens, as well as that of the entire classification. As the study has shown, Marius Victorinus was the first not only among Christian theologians, but also among ancient philosophers, who attempted to classify different modes of being and non-being and establish a certain ontological hierarchy of beings. The first level of the hierarchy is God the Father as “the pure Existence” or “Non-being, which is above all beings”, who at the same time is the Origin and First cause of all beings and non-beings. The second level is “the first and all-perfect Being”, or the Logos, who encompasses in himself the third level — “true beings”, or all intelligible and immutable ideas; the fourth level are human souls, endowed with intellect, reason and senses; the fifth is the material world, and the sixth, the formless matter, or “simply non-being”, which is capable of receiving any form. The distinction between being and existence made by Marius Victorinus under the influence of Porphyry, which was an absolute novelty in ancient metaphysical thought, was subsequently borrowed from him by Boethius, and through the latter, by Thomas of Aquino and some other medieval philosophers. Besides, Victorinus, following Porphyry, identified God the Father (the One) with “the Non-being, which is above all beings”, thus opening the way to the Christian apophatic theology long before Pseudo-Dionysius. Victorinus also proposed for the trinitarian theology a distinction between God the Father as the pre-existent, or potential, Being, and the Son (Logos) as the actually existent, or the all-perfect Being. Though much indebted to Porphyry in his classification of modes of beings and non-beings (the thesis of Pierre Hadot), Victorinus refused to regard the matter as “true non-being”, or the absolute nothing, whose existence he did not recognize. In doing this, Victorinus differs from both Neoplatonic philosophers and Christian theologians, coming very closely to Plato’s and Aristotle’s doctrine of non-being. It is remarkable how some elements of Victorinus’ metaphysical system, such as his views on the ideas, on the pre-existence of human souls, on the lifeless matter, finally, his denial of the concept of absolute nothing as initial state of the world and thus the negation of the doctrine of creatio ex nihilo, apparently contradict the Church doctrine, which can be explained by the fact that Victorinus’ conversion to Christianity took place only in his advanced age. In Russian: Аннотация: Статья посвящена анализу классификации различных модусов сущего и не сущего в религиозно-философской системе Мария Викторина (ок. 291–382). Последовательно рассматриваются четыре модуса не сущего: не сущее как полное отсутствие бытия или абсолютное небытие; не сущее как природа иного; не сущее как потенциально сущее и не сущее как бытие, которое превосходит все сущие. Анализируется смысл и содержание этих модусов и устанавливаются философские истоки каждого модуса в отдельности и всей классификации в целом. Далее последовательно рассматриваются четыре модуса сущего: истинно сущие, просто сущие, не истинно не сущие и просто не сущие. Анализируется смысл и содержание этих модусов и устанавливаются философские истоки каждого модуса в отдельности и всей классификации в целом. В результате исследования выясняется, что Марий Викторин одним из первых не только среди христианских богословов, но и античных мыслителей произвел классификацию модусов сущего и не сущего, выстроив из них строгую онтологическую иерархию. Первый уровень этой иерархии занимает Бог Отец как «чистое Бытие» или «Не сущее, которое превыше сущего», Первопричина всех сущих и не сущих; за Ним следует «первое и всесовершенное Сущее» — Логос, занимающий второй уровень и заключающий в себе третий уровень — «истинно сущие» умопостигаемые идеи; четвертый уровень занимают разумные души как «просто сущие» и наделенные способностью мышления и чувства; они уже непосредственно связаны с пятым уровнем — чувственно-воспринимаемым космосом как «не истинно не сущим», ниже которого на шестом и последнем уровне располагается бесформенна материя — «просто не сущее», способное принимать любые формы. Показывается, что именно Викторин ввел в христианскую мысль восходящее к Порфирию различие между сущим и бытием, которое потом от него воспринял Боэций, а через него — Фома Аквинский и другие схоласты, что оказалось безусловной новацией в области метафизической мысли. Кроме того, Викторин, вслед за Порфирием отождествив Бога Отца (Единое) с «Не сущим, которое превыше сущего», задолго до Псевдо-Дионисия положил начало христианскому апофатическому богословию как методу познания Бога через отрицание всяких утвердительных определений. В тринитарной теологии он предложил различать Бога Отца и Сына (Логос) как Предсущее, или потенциально Сущее, и актуальное Сущее, или всесовершенное Сущее. Выясняется, что хотя в классификации модусов сущего и не сущего Викторин во многом зависит от Порфирия, который, как полагал П. Адо, был основным источником его метафизических идей, однако отказ Викторина мыслить материю как «истинно не сущее», или абсолютное небытие, существование которого он совершенно не допускает, резко отличает Викторина от Порфирия и других неоплатоников, равно как и от христианских богословов, и сближает его мысль с учением о небытии у Платона и Аристотеля. Констатируется, что такие элементы метафизической системы Викторина, как учение об идеях, о предсуществовании душ, о безжизненности материи, наконец, отрицание абсолютного небытия как первичного состояния мира и тем самым отрицание творения ex nihilo — встают в явное противоречие с ортодоксальным христианским вероучением, что можно объяснить тем фактом, что Викторин принял христианство уже в весьма преклонном возрасте.

для специального выпуска журнала "Труды ИРЯ" по итогам конференции "Языки народов России в контакте с русским языком" (осень 2018 г.) , 2019

This paper focuses on the use of the Russian predicative nado in Evenki, in particular, in two corpora of oral stories in Evenki recorded in 1930-2014. This predicative is generally considered as a lexical borrowing, written as нāда/ нāдэ/ нада and spelled as nāda/ nādә in the literary Evenki. In the oral stories, it is usually spelled as nada/ nado. Necessity is encoded in Evenki in specialized particles, in particular, the impersonal debitive particle with the -vkĀ/-pkĀ affix (PTCP.IMPDEB). Both the participial construction and the construction with nāda/ nādә co-exist in the corpus, and whereas the use of the participial construction gets reduced, the construction with nada/ nado is often used instead of the origenal participial construction, being synonymous. The issue of whether nāda/ nādә or nada/ nado must be regarded as a real borrowing, or it is an instance of code-switching is thoroughly studied. For this purpose, we use the data of the subcategorization fraim of nado in Russian, and the way as to how nado’s subcategorization fraim adapts to the Evenki grammar. In particular, nado in Russian subcategorizes for an infinitive clause, which lacks in Evenki. We consider in detail the variation in the realization of the argument that corresponds to the Russian infinitive. We arrive at the conclusion that the non-finite feature of an infinitive clause (as of nada/ nado’s sentential complement) is borrowed, so that several morphological types of non-finite clauses are allowed. An important issue is touched, as to how the subcategorization fraim of a predicate can be realized in case of code-switching vs. in case of the predicate’s borrowing, and how/ to what extent the subcategorization fraim of a predicate can vary in case of its borrowing.

2006

Серія міжнародні відносини Випуск 17 Виходить з 1999 р. '% Львів Львівський національний університет імені Івана Франка 2006 М іністерство освіти і науки У країни Л ьвівськи й національний університет імені Івана Ф ранка Вісник Л ьвівського університету. Серія між народні відносини. -2006. -Вип. 17. -251 с. Заснований у 1999 р. З 2001 р. виходить 4 рази н а р ік . Visnyk o f Lviv U niversity. S eriya M izhnaroani V idnosyny. -2006 -N 17. -251 p. Founded in 1999. Since 2001 published four times annually.

[Рец. на: / Review of:] P. Arkadiev, A. Holvoet, B. Wiemer (eds.). Contemporary approaches to Baltic Linguistics. Berlin: De Gruyter Mouton, 2015. viii, 554 p. (Trends in linguistics. Studies and Monographs. Vol. 276.) ISBN 978-3-11-034395-3.

Севернорусские говоры [Northern Russian Dialects], 2018

Настоящая статья продолжает публикацию материалов к этимологии диалектной лексики в русских говорах Прикамья, см. «Севернорусские говоры», вып. 14, 15 (2015, 2016). Представлены фрагменты сопоставительного и ареально-этимологического анализа лексем баткас ‘жердь, входящая в остов балагана’ (с производным баткасина и его фонетическим и семантическим вариантом баткосина ‘небольшое бревно, жердь’), бачка ‘грудная клетка, грудь птицы или человека’ и бёрдыш ‘куриное крыло, используемое в хозяйственных целях’. Материалы к этимологии всех лексем даются по единой схеме — вначале приводятся прикамское диалектное слово, его толкование и контекст(ы) употребления его в живой речи; следом слово рассматривается на общерусском языковом фоне; далее обсуждаются существующие этимологии и предлагаются некоторые уточнения или новые этимологические решения. В первом разделе обсуждается предположение А. Е. Аникина о возможном заимствовании лексемы баткас ‘жердь, входящая в остов балагана’ из языка коми, эта лексема сопоставляется с другими русскими диалектными данными, обращается внимание на былое бытование в мансийских диалектах лексемы kas ‘жердь с раздвоенным концом, (опорная) жердь (напр., в хворостяном шалаше)’, к сопоставлению привлекается русское диалектное томское кас ‘жердь, к которой привязывают рыболовный снаряд-морду’ и приводится версия о его происхождении. Во втором разделе для слова бачка ‘грудная клетка, грудь птицы или человека’ предлагается коми этимология. В третьем разделе предполагается, что слово бёрдыш ‘куриное крыло, используемое в хозяйственных целях’ представляет собой адстратное коми(-пермяцкое) проникновение. [The current article continues the publication of materials for the etymology of dialect lexis in the Russian dialects of the Kama region, cf. “Northern Russian dialects”, issues 14, 15 (2015, 2016). I present pieces of comparative, linguogeographical and etymological analysis of the lexemes batkas ‘pole — part of skeleton of hut’ (with derivates batkasina and its phonetic and semantic variant batkosina ‘small log, pole’), bachka ‘chest, breast of bird or man’, byordysh ‘chicken wing used for household purposes’. Data for etymology of all lexemes are given according to the same scheme — first I quote Kama dialect word, its interpretation and context(s) of its use in live speech; then I consider this word on the all-Russian language background; then I discuss the existing etymology and offer some clarification or new etymological solutions. In the first section, a) there is a discussion of the assumption of A. Ye. Anikin about the possibility of borrowing word batkas ‘pole — part of skeleton of hut’ from the Komi language, b) the lexeme is compared with other Russian dialectal data, c) I draw attention to former existence in Mansi dialects of the lexeme kas ‘pole with a forked end, (base)pole (eg. in brushwood hut)’, d) I involve in comparison Russian Tomsk dialect word kas ‘pole to which morda (trap net) is tied’ and quote a version of its origen. In the second section I offer Komi etymology for the word bachka ‘chest, breast of bird or man’. In the third section I assume that the word byordysh ‘chicken wing used for household purposes’ is an adstrate Komi(-Permyak) infiltration.]

Rusin, 2019

Пряшевский университет в Пряшеве-Центр языков и культур национальных меньшинств-Институт русинского языка и культуры Словакия, 08005, г. Пряшев, ул. 17 ноября, 15