Н.П. Павлов — Сильванский. Государевы служилые люди.

2000
Автор — один и ярких русских историков начала XX в., разрушивший миф об «особом пути»
развития русского феодализма и тем совершивший переворот в понимании отечественной
истории. Служба князю, царю, императору всегда считалась в России наиболее
предпочтительной и почетной, была она военной или «статской». Исторический материал
автор рассматривает с точки зрения теории закрепощения и раскрепощения сословий,
доводя повествование до указа Петра III об освобождении дворян от службы. В книге собран
материал и проанализирован огромный материал, она написана живым и ярким языком,
предназначена для широкого круга читателей, интересующихся отечественной историей.

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ БОЯРСТВО КИЕВСКОГО И УДЕЛЬНОГО ВРЕМЕНИ

ГЛАВА I Княжеские дружины и земское боярство
Бояре и слуги времени уделов
ПРИМЕЧАНИЯ
ЧАСТЬ ВТОРАЯ ОБРАЗОВАНИЕ КЛАССА СЛУЖИЛЫХ ЛЮДЕЙ В XV, XVI ВЕКАХ
ГЛАВА I Закрепощение вольных слуг
ГЛАВА II Принижение служебных князей
Местничество
Дворяне и дети боярские
Меры для поддержания служилого землевладения
ПРИМЕЧАНИЯ
ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ СЛУЖИЛЫЕ ЛЮДИ В XVII ВЕКЕ
ГЛАВА I Боярство и местничество
ГЛАВА II Чины И ДОЛЖНОСТИ
ГЛАВА III Поместья и вотчины
ГЛАВА IV Класс дворян и детей боярских
Служба в полках «иноземного строя» и однодворцы
ПРИМЕЧАНИЯ
ЧАСТЬ ЧЕТВЕРТАЯ ШЛЯХЕТСТВО ВРЕМЕНИ ПЕТРА ВЕЛИКОГО
ГЛАВА I Сословные начала
ГЛАВА II Дворянская повинность службы и учения
ПРИМЕЧАНИЯ
ЗАКЛЮЧЕНИЕ УЗАКОНЕНИЕ O ВОЛЬНОСТИ ДВОРЯНСТВА
ЛЮДИ КАБАЛЬНЫЕ И ДОКЛАДНЫЕ
СПИСОК СОКРАЩЕНИЙ:
ГЛАВА I Княжеские дружины и земское боярство
Служилый класс населения Московской России сложился по существу организации и
состава в царствование Иоанна Васильевича Грозного, когда удельная Русь
преобразовалась в Московское государство.
 К числу важнейших дел этого замечательного царствования принадлежат меры по
образованию однородного служилого класса дворян и детей боярских из потомков князей,
вольных слуг и других разрядов лиц времени уделов. Но прежде, чем перейти к этой
центральной эпохе древней истории русского дворянства, необходимо, чтобы уяснить ее
значение, проследить судьбы высшего класса в начальные периоды русской исторической
жизни. I В древнейшем киевском периоде нашей истории высший класс распадался на два
разряда лиц, различных по своему положению и происхождению: дружинников, бояр
княжеских, и так называемых бояр земских. Земское боярство образовалось в среде
днепровских и ильменских славянских племен еще до пришествия варягов. Боярами в
древнейшее время назывались все сильнейшие люди страны, богатые землевладельцы и
рабовладельцы и мужественные воители. Если производить слово боярин от
прилагательного «болий» — больший, то значение этого слова: больший человек будет
вполне соответствовать тому смыслу, в каком оно употреблялось в древности. Это слово в
древних памятниках иногда прямо заменяется выражением «лучшие люди» и «большие
люди»1. Из среды боярства в свою очередь выделялись «лучшие люди», нарочитые мужи,
становившиеся впереди других вследствие большого богатства, выдающихся личных
качеств или особых заслуг. Из этой высшей знати первоначально города выбирали себе
правителей. Древнейшие славянские князья правили землями вместе с лучшими мужами,
старейшинами града. Позднее, при варяжских князьях, эти старейшины града, «старцы
градские» (сенаторы), «нарочитые мужи» нередко призываются в совет князей в качестве
представителей народа. В 987 году князь Владимир Святой созвал «боляры свои и старцы
градские», чтобы обсудить с ними вопрос о верах, которые предлагали ему разные
иноземные миссионеры.
Когда люди, посланные им затем для испытания вер, возвратились из Царьграда, князь
Владимир опять собрал бояр и «старцев», чтобы выслушать отчет послов о поездке. Тот
же князь приглашал «нарочитых мужей», старейшин всех городов на свои пиры вместе с
боярами, посадниками и сотскими. «Старцы» участвовали также в совещании 996 года,
на котором решено было установить, вместо смертной казни, прежние денежные
взыскания за разбой и убийства2. От земского боярства в первый век правления
варяжских князей резко отличались бояре дружинники. Земские бояре были
славянского происхождения; княжеская дружина была до XI века преимущественно
варяжской. При заключении мирного договора с греками 912 года послами от Олега
великого князя русского и от всех бывших под рукою его светлых и великих князей и
бояр были одни варяго — руссы: Карлы, Инегельд, Фарлоф, Веремуд, Рулав, Гуды, Руалд,
Карн, Фрелав, Руар, Актеву, Труан, Лидул, Фост, Стемид. В дружину варяжских князей,
утвердившихся в Киеве, в первое время вступали преимущественно их соотчичи
норманны; прилив варягов на Русь продолжался до времени Ярослава Мудрого. В
дружинах князей XI и XII веков встречались также и люди из южных кочевников,
половцев, хазар и торков, а также из финнов, угров (мадьяр). Князья принимали в свою
дружину всякого витязя, из какого бы народа он ни был. В дружине св. князя Бориса
любимый его отрок Георгий был родом угрин (мадьяр); повар св. князя Глеба,
зарезавший мученика, был родом торчик. При Изяславе I (1054—1078) довольно видную
роль играл его дружинник из финнов Тукы, с братом Чудином. Тукы в 1072 году
управлял Вышгородом, затем перешел в дружину брата Изяслава Ярославича,
Всеволода, и был убит в одном из сражений с половцами (при Сожице). В дружине
Владимира Мономаха был огрок Бяндук, у его современников, Святославичей
Черниговских, был боярин Торчин, у Святополка — боярин Хозарин (Хозар). У князя
Андрея Боголюбского был ключник Ясин, принявший деятельное участие в убиении
своего князя. Немногочисленные дружинники варварского и славянского
происхождения не изменяли варяжского характера дружин первых князей.

Варяги занимали первые места: Владимир Святой выбрал из наемных варягов мужей
добрых, смышленых и храбрых и роздал им города. Северные саги говорят о знатных
витязях скандинавских, которые служили в дружинах наших князей. С течением времени
в дружины начали поступать все в большем числе славяне и с XI века преобладающим
элементом их становится туземный, славянский3. Бояре — дружинники первоначально
отличались от бояр земских не только происхождением, но и положением в среде
общества. Городские «нарочитые мужи» имели прочную оседлость, имели тесную связь с
населением. Пришельцы варяги были подвижными воинами, витязями; не имея
первоначально земельных владений, они жили военной добычей и содержанием,
получаемым от князей, они были не земскими, но княжими мужами, были связаны только
с князем товариществом военной дружины. Дружина составляла личную рать князя и
называлась по его имени: Ярославля, Владимирова, Мстиславля дружина, тогда как
земские бояре назывались по именам городов: ростовские, новгородские бояре.? Чем
знаменитее и доблестнее был князь, тем храбрее и многочисленнее была его дружина;
дружина князя Игоря отступала перед трудностями похода и возвращалась домой без боя;
сподвижники Святослава были все похожи на него: «где ляжет твоя голова, там и все мы
головы свои сложим», — говорили они ему, считая позором оставить поле битвы,
потерявши своего вождя. Дружина делила с князем его счастье и беды; вместе с князем
уходила из стольного города, когда он терял над ним свою власть вследствие возмущения
народа или победы соперника. Князь, как старший товарищ, делился с дружиной всем, что
имел. «Сребром и златом не имам на лезти дружины, а дружиною налезу сребро и злато»,
— говорил князь Владимир, отличая тем дружину сильной нравственной связью с князем
от наемных войск, и не жалел для нее ничего; когда дружина возроптала на то, что князь
угощает ее с деревянных ложек — «повелел исковати серебрены лжицы ясти дружине».
Его сын Мстислав также любил дружину — имения для нее не щадил.
 Позднейший летописец, порицая алчность современных ему дружинников, восхваляет
бескорыстную доблесть дружин первых князей Рюриковичей: «Te князья не собирали
много имения, не налагали на людей вир и продаж неправедных, но, если случится правая
вира, ту брали и тотчас отдавали дружине на оружие. Дружина довольствовалась этим,
воевала чужие страны и в битвах говорила: “Братья, потягнем по своем князе и по Русской
земле”; бояре не говорили князю: “Мало мне ста гривен”, — не наряжали жен своих в
золотые обручи; ходили жены их в серебре, и вот они возвеличили русскую землю»4.
Кроме дружины, постоянного отряда приближенных к князю людей, для которых война
была привычным занятием, войско князей составлялось также из жителей городов и сел,
набиравшихся по случаю похода. Эти полки, земское ополчение, явственно отличались от
воевод дружинников, воинов по преимуществу. Дружина была наиболее надежной в
войнах: во время похода Владимира Ярославича на греков в 1037 году ополчение, в числе
6 тыс. человек, плывшее по морю, было выкинуто во время бури на берег и хотело
возвратиться на Русь, но не пошел с ним никто из дружины, за исключением воеводы этих
полков, тысяцкого Яна, сына Вышаты. В случае недостатка земских полков князья
пользовались наемными отрядами варягов и южных кочевников, торков и печенегов.
Князья дорожили верной дружиной и берегли ее во время войн;? готовясь к битве, они
ставили впереди, в челе, варягов наемников или земские полки, а дружину по крылам,
сохраняя ее для решительного нападения или на случай крайности. Так сделал Мстислав
Тмутараканский в решительной битве с Ярославом Мудрым, поставив впереди ополчения
северян, и после битвы, видя тела павших северян, говорил: «Как не радоваться, вот лежит
северянин, вот варяг, а дружина моя цела». 2 Дружина жила одной жизнью с князем не
только в военное время. С ней он советовался и в мирное время о всех делах управления.
«Be Володимер, — говорит летописец, — любя дружину, и с нею думал о строе и уставе
земском (землянем) и о ратях».
Когда дело шло о войне, князь совещался со всей дружиной; задумав войну с половцами,
Владимир Мономах в 1111 году должен был долго убеждать дружины, свою и своего
союзника Святополка Михаила, не сочувствовавших этой войне, в необходимости начать
военные действия. Ho относительно внутреннего управления князья совещались только с
избранными советниками, со старейшей или большей дружиной. Эти старшие
дружинники, «передние, лепшие мужи» носили наименование мужей или бояр, последнее
выражение мало — помалу вытеснило первое. На княжеского боярина впоследствии стали
смотреть по преимуществу как на княжеского советника думца; князь Игорь Святославич
Северский, герой «Слова о Полку Игореве» противополагает бояр думающих другим
дружинникам, мужам воинам: «Где, — воскликнул он после несчастной битвы с
половцами 1185г., — бояре думающие, где мужи храброствующие, где ряд полчный, где
кони и оружие многоценное»5. Младшая дружина называлась в древнейшее время гридь,
гридьба ; наименование гридь заменялось другими: отроки, детский. Эта дружина
составляла главную, постоянную воен ную силу князя; численность ее должна была
сильно изменяться в зависимости от обстоятельств. Киевский князь Святополк имел в
1053 году 700 человек отроков; старшие дружинники сочли этот отряд недостаточным для
войны с половцами. Ряды бояр и отроков сильно редели во время постоянных войн
князей. Почти вся дружина киевского князя Святослава пала во время его болгарских
походов; из нее очень немногие возвратились в Киев с воеводой Свенельдом. Старшие
дружинники, будучи думцами князя, занимали высшие места в дворцовом и областном
управлении; служили княжескими тиунами, конюшими, подъездными и посадниками —
наместниками в главных городах, они же назначались на важные должности тысяцких —
воевод земских полков. Эта видная должность передавалась иногда по наследству. Отец
упомянутого выше Яна, тысяцкого князя Владимира, Вышата служил тысяцким при князе
Ярославе Мудром . Старшим дружинникам поручалось князьями предводительство
отдельными отрядами дружины или всем войском.
У Игоря и Святослава был воеводой Свенельд, у Святослава были воеводами Свен кель и
Икмор и сын Свенельда Лют; у Ярополка Святославича — Блуд, изменивший ему, и
Варяжко; у Владимира Святого были воеводами Сигурд и Волчий Хвост,
предводительствовавший передовым отрядом дружины в 984 году. Значение старших
дружинников поддерживалось тем, что они имели свои собственные дружины отроков,
преданных им и подчиненных им, независимо от князя; боярские отроки составляли
особые отряды, не сливавшиеся с отроками, непосредственно подчиненными князю.
Дружина князя Игоря завидовала богатству дружины его боярина Свенельда. «Отроки
Свенельжи, — говорила дружина Игоря, — изоделися суть оружием и порты, а мы нази;
пойдем, княже, с нами в дань, да и ты добудеши и мы» (945 г.). Владимир Мономах в 1095
году советовался с дружиной боярина Ратибора и по ее настоянию, вопреки
первоначальному своему желанию, изменнически убил половца Итларя с его людьми.
Боярские дружины были иногда весьма многочисленны; Симон Варяг прибыл на службу к
киевскому князю с 3 тыс. дворян.? Младшие дружинники, отроки, занимали при
княжеском дворе низшие должности ключников, конюхов; им же поручалось управление
менее важными и богатыми волостями. Так, в 1176 году князья Ростиславичи, «сидевшие
на княженьи в земле Ростовской, роздали по городам посадничество русским детским; они
же многу тяготу людям сотвориша продажами и вирами». Старшие же дружинники,
бояре, находились в это время около князей, которые были молоды и «слушали бояр».
Военная и гражданская служба была для младшей дружины средством возвышения в
старшую; отроки становились мужами, болярцы — боярами. Когда бояре Волынского
князя Владимира Мстиславича в 1170 году отказались идти в поход на его племянника
великого князя киевского Мстислава, заявив: «ты это, князь, сам собой замыслил, так не
едем с тобой, мы того не ведали», — то князь Владимир, взглянув на свою младшую
дружину, на детских, отвечал: «так, эти детские будут моими боярами». Может быть,
князь и не исполнил своей угрозы, не возвел детских в бояре, но если он грозил этим, то,
значит, считал пожалование боярского сана своим княжеским правом. Дружинники не
составляли замкнутого класса; доступ в дружину был открыт как витязям — иностранцам,
так и доблестным воинам русским. Когда русский богатырь, сын кожевника, победил
печенежского богатыря, то князь Владимир Святой «великим мужем сотвори» его, и отца
его (992 г.). Лица других классов, поступая сначала в низший разряд дружинников,
достигали затем, за свои заслуги, звания «княжа мужа» или боярина. В среде боярства,
даже в Галиции, где боярство отличалось наиболее аристократическим характером, были
люди низкого происхождения. Здесь в XIII столетии одним из главных противников князя
Даниила был боярин Доброслав Судь ич, «попов внук», и два других боярина Доможирич
и Моли божич были «смердьяго рода». Высший класс дружинников не был замкнутым, но
он пользовался некоторыми привилегиями. Личность боярина — «княжа мужа» строже
охранялась законом: за убийство взыскивалась двойная вира, за поранение его (за муку)
установлена была двойная «продажа». Боярам принадлежала также привилегия
передавать имущество по наследству дочерям при неимении наследников мужского пола;
имущество смерда (крес тьянина), не имевшего сыновей, не переходило по закону к его
дочерям, но отбиралось в пользу князя . Землевладение, право владения селами не
составляло привилегии бояр, хотя в «Русской Правде» и летописи говорится большей
частью только о боярских и княжеских селах; но из других указаний памятников видно,
что землей владеют также и горожане и сельчане (смерды)7. 3 Полное господство
дружинного склада высшего класса относится к киевскому периоду нашей истории, от
времен Игоря, Святослава и Владимира Святого, через век Ярослава Мудрого (1054) и его
сыновей, до времен Владимира Моно маха (1125) и его сына Мстислава Великого.
Подвижные вольные дружины бояр и отроков — воинов, не связанных с землей, но
сильных нравственной связью с князем и своими соратниками, вполне соответствовали
характеру киевских князей — воителей, не имевших прочных связей с тем или другим
уделом и часто покидавших один княжеский стол для другого, в пределах одной общей их
родовой отчины, Русской земли. В двенадцатом веке складывается новый порядок. Среди
князей, забывающих об общей родовой связи, развивается стремление прочно освоить
себе, своим детям и внукам свой удел, разделить Русскую землю на отдельные отчины.
Типичным представителем князя новой эпохи является сильнейший князь середины
двенадцатого века Андрей Боголюбский; он смотрит на Ростово — Суздальскую Русь, как
на свою отдельную собственность, и не соглашается менять ее на другой удел; когда его
отец Юрий Долгорукий утвердился в Киеве и хотел, чтобы Андрей поместился возле него
в Вышгороде, с целью затем занять Киев, Андрей против воли отца ушел на свой
излюбленный север; он не променял своей земли на Киев, цель честолюбивых
домогательств всех прежних князей, даже тогда, когда его войска взяли этот город, и
отдал Киев своему брату Глебу. Еще раньше, в 1139 году, соименник Андрея
Боголюбского, дядя его Андрей, сын Владимира Мономаха, определенно выразил этот
новый взсляд князей. Когда ему пред лагали перейти из Переяславля (южного) в Курск, он
сказал, «сдумав с дружиною: леплее ми того смерть на своей отчине и на дедне, нежели
Курское княженье; отец мой в Курске не сидел, но в Переяславле, и хочу на своей отчине
смерть прияти». Князья изменяют свое отношение к земле, осваивают в отчину отдельные
уделы; соответственно с этим изменяется и характер их дружин. Подвижные дружинники,
переходившие с князем из удела в удел, приобретают оседлость вместе с князьями,
вступая в более тесную связь с той или другой волостью. Многие из них и прежде владели
землями, но прежде мало ими дорожили, предпочитая доходам от сельского хозяйства
военную добычу и не имея возможности заводить прочные хозяйства в той или другой
местности, не только вследствие постоянных войн, но и вследствие частых переходов
князей, за которыми они следовали всюду. Теперь они более ценят свои боярские села,
свои земельные владения; дружинник — воин остается воином, но он становится в то же
время землевладельцем. Землевладение дает связь с местным населением; дружинник
роднится с той или другой волостью — уделом. С оседлостью княжеских бояр —
дружинников исчезает прежняя дружина — тесное товарищество. Прежде никакие иные
связи не ослабляли уз товарищества дружинников; теперь оседлость обособляет
отдельных членов дружины, они приобретают особые интересы, особые связи.
Дружинники — землевладельцы не могут уже жить в прежнем тесном товарищеском кругу
лиц, не имеющих других интересов, кроме интересов товарищества. Князь теперь имеет
дело уже не с дружиной, как с одним целым, но с отдельными слугами — боярами.
Памятники этого нового периода говорят не о дружинах князей, но об их боярах и
слугах8. Приобретая оседлость, дружинники сближаются с земскими боярами; княжеские
бояре в свою очередь становятся боярами земскими, делаясь близкими земщине. По мере
того, как первоначальная варяжская дружина становится все более славянской, исчезает
черта национального различия между земской и княжеской знатью. Наконец перестает
разделять их и служба князю; многие земские бояре поступают в число дружинников и
становятся княжескими слугами, не теряя своего земского значения в то время, как
княжеские бояре постепенно приобретают это значение, благодаря земельной оседлости.
Заметно различавшиеся первоначально оба слоя знати, таким образом, сливаются в один
класс боярства. Большую оседлость дружины в двенадцатом веке можно заметить по
указаниям летописи на боярские села, как они ни отрывочны и случайны. Мстислав
Новгородский, замечает Лаврентьевская летопись, «распусти дружину по селам». Когда
князь Изяслав Давидович, изгнанный из Киева Юрием Долгоруким, шел в 1150 году
походом на этого своего соперника, чтобы вернуть себе Киев, свою отчину, он так
говорил своей дружине: «Вы из Русской (Киевской) земли ушли за мною, потеряв свои
села и жизни (движимость); либо голову сложу, либо добуду свою отчину и всю вашу
жизнь». Дружинники Изяслава были заинтересованы в возвращении в Киевскую землю,
потому что имели там свои села; наследственные притязания князей на известные области
поддерживались землевладельческими интересами их дружины. Бояре княжеские,
владевшие селами, превращались в бояр области: бояре киевского князя называются
летописью в 1136 году «киевскими боярами». С конца двенадцатого века Ипатьевская
летопись упоминает о боярах «владимирских» на Волыни и «галицких». «Слово о полку
Игореве» восхваляет могучих «черниговских былей» (бояр), которые «без щитов, с
засапожники (засапожными ножами) кликом полки побеждают, звонячи в прадедную
славу», и называет пять фамилий этих бояр: Татраны, Шельбкры, Топчаки, Ревугы,
Ольберы. Галицкое княжество обособилось раньше других областей, выделившись из
круга тех волостей, которые переходили от князя к князю в порядке родового
старшинства. Здесь и дружина раньше и прочнее всего обосновалась в стране. Боярство,
сильное своей связью с землей, сложилось здесь в многочисленный и могущественный
класс, который успешно соперничал с князем и не раз решительно торжествовал над ним.
Здесь постоянно действуют, по летописи, не бояре — дружинники князей, Романа и
Даниила, но бояре волости, «галицкие бояре», часто враждебные князю. «Бояре галицкие,
— замечает летописец под 1240 годом, — Данила князем себе называху, а сами всю
землю держаху». Приближенные лица князя Мстислава Удалого советовали ему
отказаться от галицкого княжения, между прочим, потому, что «его не хотят бояре». При
князе Ярославе Осмомысле галицкие бояре в 1173 году сожгли его воз любленную
Настаську, избили княжеских приверженцев и принудили самого князя жить в любви с
княгиней. По смерти Ярослава они изгнали старшего его сына Олега и призвали из
Перемышля другого его сына Владимира, но затем в 1188 году восстали и против
Владимира, за то, что он отнял жену священника, заявив князю: «He хочем кланятися
попадье, а хо чем ю убити». Впоследствии, пользуясь отсутствием князей по случаю
татарского нашествия, галицкие бояре даже сделали попытку управлять землей
независимо от князя; боярин Добро слав взял себе области Бакину и Понизье, а Григорий
Васильевич — горную сторону Перемышльскую; но оба они вслед затем были лишены
власти9. В двенадцатом веке боярство имело самостоятельное значение также в Ростово
— Суздальской земле. В 1176 году после смерти Андрея Боголюбского ростовские бояре
начали энергичную борьбу против его братьев Михаила и Всеволода Юрьевичей. Когда
Михаил княжил во Владимире — на — Клязьме, «Ростовская земля пошла на него со всею
силою и много зла сотвориша, стояша около города семь недель» и достигла того, что
Юрьевич уехал с Владимирского стола, а в Ростовской волости, хотя и не надолго,
утвердились южные князья Pocтиславичи, Мстислав и Ярополк. Всеволод впоследствии
говорил этим Ростиславичам, что их «Ростовцы привели и бояре». Это самостоятельное
ростовское боярство в значительной части состояло, надо полагать, из потомков древних
земских бояр, так как Ростов Великий был одним из старейших городов. Ho в его состав
вошли и основавшиеся здесь дружинники. Во Владимире — на — Клязьме, более новом
городе, основанном князьями, местное боярство должно было сложиться
преимущественно из бояр — дружинников. Ho это новое, возникшее из дружинного,
боярство города Владимира действует, подобно ростовскому, независимо от князя.
Дружины, в прежнее время, составляли одно целое с князем, заодно с ним
противопоставляли себя горожанам, вместе с ним покидали город, когда жители
восставали против князя. Владимирские бояре — дружинники заодно с горожанами
действуют против князя. Когда великий князь Всеволод III держал в плену в 1177 году
князя Глеба с его дружиной и суздальцами и ростовцами, то «на третий день бысть мятеж
велик в граде Володимере: всташа бояре и купцы», требуя от князя казни пленных врагов
города: «а се вороги наши, Суздальцы и Ростовцы, любо и казни, любо еле пи, или дай
нам». Бояре были вооружены против князя Глеба за то, что, как замечено ранее в
летописи, он сжег боярские села. Чтобы утишить мятеж, князь велел схватить мятежников
и посадить в поруб. Ho через несколько дней «всташа людье ecu и бояре и придоша во
княжь двор многое множество со оружьем», требуя ослепления пленных союзников князя
Глеба. Бояре — дружинники сливаются с боярами земскими. Летопись уже не различает
тех и других. Новые киевские и владимирские дружинники являются такими же боярами,
как и бояре Великого Новгорода, эти несомненные потомки древней, туземной земской
знати. С другой стороны, и древние земские бояре утрачивают независимость,
обособленное положение; они поступают на службу к князю и сближаются с
дружинниками. Новгородское боярство сохранило дольше боярства других областей
самостоятельное значение, но и из новгородских бояр многие служили князьям10.

Бояре и слуги времени уделов

I Северо — восточная Русь, древняя Ростово — Суздальская волость, куда после
нашествия татар перешел центр русской исторической жизни, в тринадцатом и
четырнадцатом столетиях разбилась на обособленные уделы.
 Княжеские линии рода Всеволода III Большое Гнездо все более обособлялись; князья
забывали об общем происхождении, размещаясь по своим уделам — опричнинам. Особые
уделы образовались не только из более крупных городских центров, как Суздаль, Тверь и
Кострома, но и из маленьких городков, как, например, Переяславль, Городец и Москва
1263 года, которые поделены были между сыновьями великого князя Александра
Невского Дмитрием, Андреем и Даниилом. Разделение волости на уделы на этом не
останавливалось. Готовую почву для него создавали особенности постепенной
колонизации страны. Процесс первоначального заселения области между Окой и Волгой в
XII, XIII столетиях шел тем же путем, каким несколько позднее на глазах истории
заселялся северный заволжский край. «Заволжский север и северо — восток и теперь не
везде доступен поселению, — говорит проф. Ключевский. — В то же время, пятьсот,
шестьсот лет назад, поселенец с большим трудом отыскивал среди глухих лесных дебрей
и топей место, где бы можно было поставить поселок. Население естественно
осаживалось прежде всего по берегам рек и окраинам вековых непроходимых лесов.
Небольшие бассейны рек того края, Суды, Кемы, Андоги, Ухтомы, Сити, Мологи,
Кубены, Бохтюги представляли в XIV и XV веках недавно заселенные или только что еще
заселявшиеся острова, открытые и сухие прогалины среди моря лесов и болот. Когда для
счастливо размножавшихся князей белозерских и заозерских понадобились отдельные
участки в их отчинах, эти речные округа и области служили готовым основанием для
удельных делений и подразделений. Так возникали в XIV и XV веках все эти мелкие
княжества: Кемское, Анджонское, Ухтомское, Ситское, Kyбенское и многие другие,
называвшиеся по именам речек, маленькими бассейнами которых, даже не всегда целыми
бассейнами, ограничивались их территории»".
Разделение области еще более увеличивалось вследствие слабой зависимости бояр —
землевладельцев от удельных князей. Боярские вотчины были нередко такими же
обособленными и независимыми владениями, как и мелкие уделы князей Андомских или
Вадбольских. Богатый боярин — вотчинник почти не отличался по существу
владельческих прав от мелкого владетельного князя, удел которого состоял из двух —
трех сел и нескольких десятков деревень (в два—три двора) на какой — либо маленькой
речке Кубене, с резиденцией в виде большой барской усадьбы — княжеского двора при
погосте. He только бояре, но и менее значительные лица пользовались, как
землевладельцы, чрезвычайно обширными привилегиями, совершенно или большей
частью освобождавшими их вотчины от подведомственности князю и его властям. Эти
привилегии состояли в праве вотчинного суда и управления и в праве сбора налогов, и с
древнейшего времени обеспечивались землевладельцам особыми жалованными
грамотами князей. Таким образом, «поземельный владелец, — как замечает Неволин, —
получал многия права державной власти и становился в своей вотчине как бы князем. Чем
были князья вообще по отношению к своим вотчинным владениям, тем делался на
основании жалованной грамоты частный вотчинник по отношению к своей вотчине; он
получал правительственную власть над лицами, жившими на его земле, — делался
посредником между ними и князем»12. О существе этой правительственной власти
вотчинника, о древнейших привилегиях землевладельцев мы узнаем из жалованных
грамот, утверждавших древний порядок вотчинных отношений. Вотчинник во всем
«ведает свои люди сам или кому прикажет»; он является единственным их судьей и
правителем, по своему усмотрению собирает налоги, как самовластный господин в
пределах своей земли. Землевладелец нередко был судьей своих людей по всем делам
гражданским и уголовным; княжеские власти не могли ни в чем распоряжаться в его
вотчине. Впоследствии же обыкновенно из судебных дел, подведомственных вотчиннику,
исключались дела о «душегубстве, разбое и татьбе с поличным».
«А волостели мои и их тиуны, — постановил Иоанн Калита в жалованной грамоте, данной
Ивану Петелину, — доводчиков своих не высылают к Ивану и ко всем его людям ни по
что, ни кормов не емлют, ни судят их ни в чем, опричь душегубства и татьбы с поличным:
а праветчики поборов не берут у них, ни въезжают ни по что. А ведает свои люди сам
Иван или кому прикажет». Князь отказывался в пользу вотчинника от всех налогов и
пошлин, которые собирались в княжескую казну с собственных его земель: «Что его
(вотчинника) село в Кинеле, с деревнями, и кто у него в том селе и в деревнях имет жити
людей, ино им ненадобе ям, ни подвода, ни тамга, ни мыт, ни сен моих косити, ни коня
моего кор мити, ни к сотскому, ни к дворскому не тянут ни в какия протори ни в разметы,
ни иныя ни которыя пошлины не надо бе». В случае столкновений лиц, подвластных
разным вотчинникам, дела разбирались на смесных судах, общим судом двух
вотчинников. Если возникала тяжба между боярскими людьми и людьми князя, то в
смесном суде участвовали княжеские волостели: «а случится суд смесной, и волостели
мои судят и их тиуны, а Иван с ними же судит, или кому прикажет: а присудом ея делят
наполы». Сам же бояринвотчинник и его чиновники не были подсудны княжеским
волостелям; они подлежали суду самого князя или его высшего сановника: «а кому будет
чего искать на Иване, или на его приказчике, ино их сужу яз сам, князь великий, или мой
боярин введеный». Крупным землевладельцам, имевшим права вотчинного суда и
управления, подчинены были не только крестьянеземледельцы, «сидевшие» на их землях,
но и самостоятельные вотчинники. Боярин, слуга князя, имел, в свою очередь, слуг,
вотчинников, стоявших к нему в таких же служебных отношениях, какие сам он имел к
своему князю. В киевском периоде у боярдружинников были особые, лично им
подчиненные, дружины. Вместе с князьями и их дружинами приобрели оседлость и эти
боярские дружины; но, штадея землей, они продолжали служить не князьям, но своим
боярам. Эти боярские служилые люди сохранились в виде пережитка старины Даже до
XVl века.
 В писцовой книге Тверского уезда половины этого века упоминаются наряду с
помещиками, служащими великому князю, землевладельцы, служащие боярам. 2 Зак. 73?
Князь Федор Михайлович Мстиславский в начале XVI века имел своих детей боярских и
награждал их поместьями в пределах своей Юхотской вотчины. Создавшийся таким
образом иерархический ряд слуг землевладельцев проф. Чичерин сравнивает с
феодальной лестницей вассалов. Сильному землевладельцу, боярину, служили менее
значительные помещики и вотчинники; боярин, в свою очередь, служил удельному князю,
который, со своей стороны, в качестве служебного (служилого) подручного князя, зависел
от великого князя московского или тверского. Во взаимных отношениях всего этого ряда
слуг действовало общее правило: подчинение лица не влекло за собой непосредственного
подчинения лиц, от него зависевших. Лица, жившие в вотчине боярина, зависели от
вотчинника, но не от того князя, которому он служил13. Бояре, служившие подручному
удельному князю, выступая в поход с войсками великого князя, шли особым полком под
стягом удельного князя. «Кто которому князю служит, где бы ни жил, тому с тем князем и
ходити, с своим воеводой» . 2 Служебные отношения бояр к князьям состояли в том, что
они в военное время с отрядами ратников, набранных из числа лиц, живших в их
ветчинах, вступали в ряды княжеских войск. Под словом «служба» подразумевалась
преимущественно служба военная. Многие из бояр, кроме того, служили князю и в
мирное время, занимая различные должности по дворцовому и областному управлению.
Служба бояр была вольной, военная — по общему правилу, гражданская же — за
некоторыми исключениями. Она не составляла обязанности землевладельца по
отношению к князю; служба государству стала обязательной только позднее, в
московское время. Бояре удельного времени были вольными слугами князей; этим они
существенно отличались от позднейших закрепощенных служилых людей Московского
государства.? Боярин во всякое время мог «отказаться» от службы и перейти на службу,
«приказаться» другому князю.
Эта свобода службы постоянно обеспечивалась особой статьей княжеских договоров: «А
боярам и слугам межи нас вольным воля». Великие князья долгое время видели в праве
отъезда, в праве перемены государя неотъемлемое право бояр и даже взаимно
обязывались в договорах «не держать нелюбья» на отъехавших слуг, ни «посягати на них
без исправы». «А боярам и слугам вольным воля, — читаем в договоре 1341 года, — кто
поедет от нас к тебе, к великому князю, или от тебя к нам, нелюбья ны не держати».
Вольные слуги нередко пользовались этим правом отъезда. Так, когда к князю
московскому Иоанну Даниловичу Калите приехал на службу знатный киевский выходец
Родион Нестерович, предок Квашниных, то первый московский боярин Акинф
Гаврилович Шуба, оскорбленный почетом, оказанным приезжему боярину, «не желая
быть под Родионом в меньших», перешел на службу к сопернику Москвы, тверскому
князю Михаилу; впоследствии он принимал деятельное участие в войнах тверского князя
с московским. В это же время упорной борьбы Твери с усиливавшейся Москвой многие
бояре тверские, недовольные своим князем, в 1337 году перешли на службу, отъехали к
великому князю московскому Иоанну Калите15. Когда великий князь московский шел со
своими полками в 1391 году на Нижний Новгород, бояре нижегородского князя Бориса,
не надеясь на успех борьбы с Москвой, все перешли на службу к московскому князю; и
старейшина бояр, Румянец, заявил при этом князю Борису: «Господин княже, не надейся
на нас, уже бо мы есмы отныне не твои, и несть с тобою есмы, но на тя есмы» . Бояре
свободно переходили от одного князя к другому в качестве лично свободных, вольных
слуг; но в какие отношения становились они к князьям при таких переходах — в качестве
землевладельцев? Теряли ли они свои земли или сохраняли их за собой? По общему
правилу, действовавшему до шестнадцатого века, бояре сохраняли все права на свои
вотчины, хотя бы даже они переходили на службу к врагу своего прежнего князя. «Боярам
и слугам вольным воля, — взаимно обязывались князья в договорных грамотах, — а села,
домы им свои ведати, а нам в них не вступатися» .
В древнейшее время, надо полагать, бояре не только сохраняли право собственности на
свои вотчины, но, переходя на службу к другому князю, передавали их в государственное
обладание своего нового господина. Подобно позднейшим владетельным князьям,
которые, переходя от литовского князя на службу к московскому великому князю,
передавали в его власть свои земли, древнейшие бояреземлевладельцы «отъезжали с
вотчинами» от одного князя к другому. Вотчина, которая давала средства и людей для
военной службы боярина, естественно, должна была считаться принадлежащей тому
князю, которому служил ее владелец. Стремлениям князей присвоить себе вотчину
отъехавшего слуги, бояре противопоставляли силу, при поддержке того князя, к которому
они перешли на службу, и их вотчины становились принадлежностью удела их нового
господина. При первоначальной слабости княжеской власти и при той самостоятельности
бояр в качестве землевладельцев, которая указана выше, переход вотчин из одного удела в
другой, при отъездах вотчинников, должен был быть обычным явлением, особенно в тех
случаях, когда вотчины отъезжавших бояр лежали на границах владений
князейсоперников, или когда они вообще находились в местности, обособленной от
других владений князя, вдали от торных путей, среди лесов и болот. Отъезд с вотчинами
должен был быть обычным для могущественных бояр того времени, которые рисуются
народным преданием в типичном образе возгордившегося пред князем Юрием
Долгоруким богатого и сильного боярина Степана Ивановича Кучки, владевшего
обширной волостью с селами и деревнями по обоим берегам реки Москвы, с резиденцией
в селе Кучкове (на месте города Москвы)16. Удельные князья, ослабляемые взаимными
распрями, не могли нанести решительного удара праву отъезда, искони при
надлежавшему их сильным боярам и слугам. Они взаимно обязывались в договорах,
составлявшихся при участии бояр, признавать свободу службы и не карать их за отъезд
конфискацией вотчин. He имея возможности прикрепить своих вольных слуг, князья на
первое время должны были ограничиться прикреплением к уделу их некогда вольных
вотчин. С конца XlV века князья постановляют в договорах, что вотчина отъехавшего
боярина остается в государственном обладании того князя, которому он прежде служил,
— она должна попрежнему принадлежать к его уделу, хотя боярин и сохраняет свои права
частной собственности на землю. Боярин волен служить, кому хочет, но, в качестве
землевладельца, он обязан подчиняться власти местного князя; он должен платить дань не
тому князю, которому служит, а тому, в уделе которого он владеет землей; кому бы
боярин ни служил, но он подлежит юрисдикции местного князя, сохраняющего право
верховной собственности на его землю. Это правило, общее для всех землевладельцев,
выражалось общей формулой: «судом и данью потянуто по земле и по воде», т. е. в
отношении суда и дани все ответственны пред властями по месту оседлости. В договоре
великого кнДворными людьми в удельный период стали называться княжеские холопы и
сблизившаяся с ними часть младших дружинников, отроков и детских, живших во дворе
князя. Они исполняли различные обязанности по дворцовому управлению, служили
ключниками, тиунами, казначеями, посельскими ключниками — сельскими
приказчиками, дьяками. Ключниками были большей частью люди несвободные, так как
человек, принявший на себя обязанности ключника, становился холопом, если только не
выговорил себе свободы особым уговором с князем. Дворяне, свободные люди и холопы,
весьма часто исполняли обязанности судебных приставов . В военное время, подобно
боярам и слугам, дворяне превращались в воинов, составляя вместе с дворными слугами
особый отряд приближенных к князю ратных людей. В описаниях походов князей и
сражений упоминается иногда, что князья шли и сражались со своим двором. Князь
Святослав Брянский в 1307 году, по замечанию летописи, «двором своим токмо много
бився». Слово дворянин впервые встречается в рассказе Суздальского летописца об
убиении ростовского князя Андрея Боголюб ского в 1175 году . Насильственная смерть
этого князя была делом его дворных людей и, главным образом, его доверенного
ключника Анбала, а также любимого слуги князя, Якима Кучковича. После убийства
князя, говорит летописец: «Горожане боголюбские и дворяне разграбиша дом княж, злато
и серебро, порты же и наволоки, и имение, ему же не бе числа». В удельном периоде
слово «дворяне» встречается по преимуществу в летописях и актах Новгородской
области, где дворянами назывались как «люди», так и «слуги» князей. Московские же
памятники отличают «дворных людей» (дворян) от «слуг под дворским». Впоследствии,
по мере принижения значения «слуг под дворским», эти последние сближаются с
дворными людьми и называются одинаково с ними дворянами19. Главной службой
княжеских слуг, владевших землей, как на вотчинном, так и на поместном праве, была
служба военная. Бояре и слуги, воины, были в то же время землевладельцами —
сельскими хозяевами. Обыкновенно в мирное время они живут уединенно в своих
имениях. Говоря о выступлении бояр в поход, определяя с чьим воеводой они должны
идти на войну, грамоты постоянно предполагают, что бояре «живут в своих отчинах»: «а
городная осада, где кто живет, тому туто и сести». «Служилые люди на севере, — говорит
проф. Ключев ский, — усвоили себе интерес, господствовавший в удельной жизни,
стремление стать сельскими хозяевами, приобретать земельную собственность, населять и
расчищать пустоши... И в Киевской Руси прежнего времени были в дружине люди,
владевшие землей... Ho, повидимому, боярское землевладение там не достигло
значительных размеров или закрывалось другими интересами дружины, так что не
производило заметного действия на ее политическую роль. Теперь оно получило важное
политическое значение в судьбе служилого класса и с течением времени изменило его
положение и при дворе князя, и в местном обществе». Бояреземлевладельцы по
преимуществу были классом военных слуг князя, исполнявших свои служебные
обязанности в военное время. Ho многие из них служили князю не только на войне, но и в
мирное время, исполняя различные должности в области государственного управления.
Великий князь Димитрий Иоаннович Донской в своей предсмертной речи к боярам в
следующих словах охарактеризовал важное значение их, как соратников, воевод князя и
областных управителей: «С вами царствовал, говорил им князь, и землю Русскую держал
и мужествовал с вами на многие страны, враги покорил, княжение укрепил, отчину свою с
вами соблюл, под вами грады держал и великия волости; вы не назывались у меня бояре,
но князи земли моей»20. Грады и великие волости держали наместники с подчиненными
им волостными. Центральное управление разделяли между собой тысяцкий, дворецкий,
казначей, окольничий и др. Эти важнейшие должности поручались преимущественно
высшему разряду княжеских слуг, боярам введеным, то есть введенным во дворец для
постоянной помощи князю в делах управления. Слово «боярин» было бытовым
наименованием лучших или старейших людей. «Введеное же боярство» было чином,
которым князь жаловал лучших своих слуг. Княжеская власть воспользовалась старым
народным термином и с течением времени присвоила ему более узкий смысл;
впоследствии под словом боярин разумели преимущественно введеных бояр,
приближенных лиц государя, которым было сказано боярство. Число таких введеных бояр
первоначально было очень невелико. как можно заключить из известий о них,
сохранившихся от позднейшего времени21. В год смерти великого князя Васи? лия
Васильевича их было пятеро ; в год смерти великого князя Ивана Васильевича —
тринадцать. Введеные бояре были обычными советниками князя в делах управления. Они
не составляли определенно организованного учреждения, княжеской думы; князь
советовался по усмотрению или со всеми своими боярами, или с некоторыми из них. В
важнейших делах князь приглашал на совет не одних только приближенных бояр, но и
других более влиятельных слуг. Обычай требовал, чтобы князь действовал согласно с
мнением своих бояр и слуг, и силой вещей князь должен был держаться этого обычая.
Князь не мог заставить бояр повиноваться своей воле; они были вольными слугами и, в
случае своего разногласия с князем, могли не идти в поход вместе с князем, оставить его
совсем и перейти на службу к другому князю. «О себе еси, княже, замыслил, говорили в
таких случаях бояре, мы того не ведали, — не едем по тебе». Между тем бояре с их
служилыми людьми составляли главную военную силу князя, и уход их от князя влек за
собой ослабление его власти. Волынский князь Владимир Изясла вич, выступивший в
поход в 1169 году на киевского князя Изяслава, несмотря на отказ дружины следовать за
ним, потерпел жестокое поражение. «Князь не мог приказывать, — говорит проф.
Сергеевич, — своим вольным слугам, он должен был убеждать их в целесообразности
своих намерений. Общее действие возможно было только тогда, когда думцы
соглашались с князем: в противном случае князю приходилось отказываться от
задуманного им предприятия. Думцы князя, таким образом, в значительной степени
ограничивали его усмотрение. Хотя зависимость князя от вольных слуг, — замечает гот
же исследователь, — и не была безусловна, но все же она была довольно значительна,
особенно в делах войны и мира. В делах внутреннего управления и суда, где князья могли
обходиться при помощи очень немногих рук и имели всю свободу выбора, она
чувствовалась весьма слабо; в делах войны, всегда требовавших напряжения
значительных сил, — очень сильно»22.? В гражданскую и придворную службу
привлекалось с течением времени все более и более бояр и слуг. Отдельные ведомства
управления обособляются в удельный период, и, мало помалу, вырабатывается сложная
система администрации, унаследованная и развитая далее Московским государством.
Одной из виднейших должностей была должность дворско го, или дворецкого. Дворский
заведовал двором, дворцовым ведомством князя. Состоя при князе и управляя всем его
хозяйством, которое в древнейшее время все сосредоточивалось в «дворе» князя и не
отделялось от государственного хозяйства, дворские были весьма влиятельными людьми.
Главному дворецкому, заведовавшему дворцом князя в стольном городе, подчинены были
дворские, заведовавшие дворцами князей в провинциальных городах. В его ведении
находились обширные дворцовые земли князей и владевшие участками этих земель
«слуги под дворским», а также дворные люди, или дворяне. Подобно дворецкому, весьма
видное положение имел в удельное время окольничий. Эта должность была
исключительно придворной. Окольничие сопутствовали князьям во время их частых
поездок по делам управления и войны, а также для охоты, увеселения или молитвы. В
позднейшее время они ездили впереди поезда государя, устраивали станы для их
остановки, назначали дворы для помещения их свиты, заботились о проложении дорог и
постройке мостов. Эта обязанность лежала на окольничих, вероятно, и раньше, и отсюда,
от «околичности дорог» могло произойти и их наименование, как предполагает автор
старинного «Известия о дворянах российских» Миллер. На видное значение окольничего
указывает известие о том, что при заключении договора между сыновьями Иоанна
Даниловича Калиты, князьями Семеном, Иоанном и Андреем, присутствовал в числе
свидетелей и Онанья окольничий (1341)23. Некоторые статьи дворцового хозяйства были
выделены в особые ведомства — пути. В виду указанного преобладающего значения
дворцового хозяйства, и начальники этих путей должны были занимать видное
положение. К сокольничему пути принадлежали сокольники и другие служители
княжеской птичьей охоты; в конюшем пути вместе с лошадьми и конюхами ведались и
государевы луга, рассеянные по всем уездам. Важнейшей статьей дворцового хозяйства
была эксплуатация зоологических богатств страны. Воск и мед, рыба, меха составляли
главное богатство древней России. Князьям принадлежало множество селений
бобровников, бортников (пчеловодов), рыболовов. На пустынных тогда речках нынешней
Московской и соседних с нею губерний в большом еще количестве водились бобры; на
местах, богатых бобрами, гденибудь по Клязьме или по Воже, целыми десятками
садились деревни бобровников, распределявших между собою бобровые гоны. В
обширных лесах в изобилии водилась дикая пчела; поселки бортников делили между
собою борти (дуплистые деревья с медом) на «бортные ухожья». По всему течению Волги
и ее больших притоков существовал целый ряд «рыбных слобод», населенных
рыболовами. Значительная часть этих бобровых гонов, бортных ухожьев, рыбных езов
(затворов) принадлежала князьям и была разделена в управление между дворцовыми
путями ловчим, чаш ничим, стольничим. Стольник и чашник являются при дворах
удельных князей в XIII столетии. Позднее в царский период эти сановники не имели
административного значения; стольник и чашник сделались исключительно придворными
людьми; но в удельное время они, принадлежа к дворцовому штату, управляли особыми
дворцовыми ведомствами, у того и у другого был свой путь. Чашничий путь был
ведомством дворцового пчеловодства и государевых питей; в нем ведались села и деревни
дворцовых бортниковпчеловодов, вместе с бортными дворцовыми лесами; к стольничему
пути принадлежали дворцовые рыбные ловли и огороды. Рассеянные по городам и
волостям княжества слободы, села и деревни, приписанные к этим путям, были или
совершенно обособлены от общего областного управления наместников и волостелей, или
находились в очень слабой административной зависимости от него. Боярин, заведовавший
хозяйственной эксплуатацией тех или других дворцовых угодий, ведал во всех
отношениях лиц, населявших земли, отданные в его управление. Хозяйство,
администрация и суд соединялись в руках одного лица. Древнее управление, в полную
противоположность позднейшему, сосредоточивало в одном ведомстве все дела,
касавшиеся известной части населения24. К ряду управителей этих путей, сокольника,
конюшего, ловчего, стольника, должен был принадлежать по значению и казначей,
ведавший княжескую казну: как деньги, так и все ценное имущество, золотые сосуды,
цепи, кресты, драгоценные камни, меха и всякую «рухлядь» . Казначеи не только хранили
княжескую казну, но и заведовали некоторыми государевыми доходами, главным
образом, таможенными. Ho они отнюдь не сосредоточивали в своих руках управление
всеми доходами князей; особая казна была у дворецкого и у стольника, и у других чинов,
заведовавших Теми или другими доходными статьями дворцового хозяйства.
Бояринуказначею были подчинены мелкие чиновникиказначеи и тиуны; они заведовали
княжеским имуществом, хранившимся в провинциальных городах. Для предупреждения
злоупотреблений эти должности поручались обыкновенно людям несвободным,
находившимся в полной зависимости от князя . Эти казначеихолопы, как и тиуны, и
другие мелкие чиновники, тоже несвободные, обыкновенно отпускались на волю по
завещаниям князей25. Выше всех этих дворцовых должностей стояла в удельное время
должность тысяцкого. Указанные чины этого времени сохранились, хотя и с
изменившимся значением, до царского периода, должность же тысяцкого была
уничтожена в конце четырнадцатого столетия. Тысяцкий так же, как в предшествовавшее,
киевское время, был предводителем земских полков, городского и сельского ополчения.
Вследствие своих связей с областным населением, тысяцкий был могущественным и
влиятельным лицом. Должность эта нередко переходила по наследству от отца к сыну и,
сохранясь в одном роду, весьма усиливала значение этого рода. В Великом княжестве
Тверском должность тысяцкого занимали последовательно боярин Михаил Шетен, его
сын Константин и внук Иван Шетнев. Московский тысяцкий, боярин Алексей Петрович
Хвост, поднял крамолу против великого князя Симеона Гордого, был за это изгнан и
лишен своих волостей; великий князь Симеон обязал договором своих братьев не
принимать в службу ни мятежного боярина, ни его детей; но в княжение Иоанна
Иоанновича Алексей Хвост, снова сделан был тысяцким. Эта должность была ему
возвращена, вероятно, вследствие сильного сочувствия к нему народа; когда этот
тысяцкий был убит тайными злоумышленниками в 1357 году, то московское население
подняло мятеж против бояр, которых обвиняли в убийстве своего товарища, и большие
московские бояре должны были поспешно уехать в Рязанское княжество с женами и
детьми. При великом князе Дмитрии Иоанновиче Донском тысяцким был влиятельный
боярин Василий Васильевич Вельяминов. Когда он умер в 1374 году, на его место никто
не был назначен , и сан этот, таким образом, был уничтожен26. Вознаграждением бояр за
их гражданскую службу было пожалование кормлений, или путей, как они назывались в
удельный период. Княжеские промышленные угодья назывались путями в смысле
доходных, выгодных статей. Слово путь означало вообще прок, выгоду, доход.
Должности обыкновенно жаловались «с путем». Должностным лицам предоставлялось
обращать в свою пользу часть собираемых ими торговых, судебных пошлин и других
княжеских доходов. Отсюда, все бояре, управителикормленшики назывались
обыкновенно путными боярами. Система кормлений была весьма развита в удельную
эпоху до времен Иоанна Грозного. Впоследствии этот способ вознаграждения служащих
был заменен другими и, главным образом, пожалованием земли в условное поместное
владение. Ho в удельное время князья не могли раздавать свои земли в поместья в
большом количестве, вследствие естественного недоверия к своим вольным,
самостоятельным слугам27.

ПРИМЕЧАНИЯ
Сергеевич В.И. Русские юридические древности. Т. I. С. 297; Срезневский. Мысли об
истории русского языка. С. 133. — Соловьев полагал, что историческая жизнь с
разделением общества на классы началась для русских славян после младенческого
прозябания в формах родового быта, только с пришествием варяжских князей с
дружинами (История России.
 Кн. I. Т. I. С. 217. Т. XIII. Гл. I). Ho указываемые проф. Ключевским деятельные торговые
сношения днепровских славян с Византией и отдаленным арабским Востоком должны
были рано повысить их культуру, разбить замкнутые родовые союзы, если последние не
распались еще ранее при передвижении славян с Карпат на Днепр; классы бояр, горожан и
сельчан должны были образоваться значительно раньше ГХ века (Ключевский В.О.
Боярская дума древней Руси. С. 20, 23). О земских боярах: Беляев И.Д. Жители
Московского государства. Служилые люди. — ВМОИД. Кн. 3. С. 7 и след.; также Беляев
И.Д. Лекции по истории русского законодательсва. С. 40—43. 1. О градских старцах см.:
ВладимирскийБуданов М.Ф. Обзор истории русского права. С. 27—28; Сергеевич В.И.
Русские юридические древности. Т. II. С. 343; Ключевский В.О. Боярская дума. С. 14, 15,
24. — Последний исследователь видит в градских старцах «городскую военноторговую
аристократию». Военные обстоятельства «сделали большие промышленные города
политическими центрами областей». Из главных торговых домов (этих городов),
подкрепленных вождями заморских варяжских компаний, составилась военноторго вая
аристократия, которая взяла в свои руки управление городом и областью. Эту торговую
аристократию городов начальная летопись... называет «нарочитыми мужами», а
выходивших из нее десятских, сотских и других городских управителей «старцами
градскими и старейшинами по всем градам» (с. 27, 31—32). Это мнение было подвергнуто
веской критике проф. М.Ф. ВладимирскимБудановым (рецензия в Сборнике
государственных знаний.
Т. VIII). 2. Ключевский В.И. Боярская дума. С. 28, 42; Соловьев С.М. История России. Кн.
I. С. 219, 314, 360; ВладимирскийБуданов М.Ф. Обзор... С. 29. 3. Соловьев С.М. История
России. Кн. I. С. 219—220, 223—225; Лаврентьевская летопись, годы 996 и 1093. С.
123,211. 4. Лавр., год 996. С. 124: Ипат. С. 131. Сергеевич В.И. Русские... Т. II. С. 342, 344,
345; Соловьев С.М. История России. Кн. I. С. 221: Ключевский В.О. Боярская дума. С. 42,
56, 57. — Основываясь на приведенных в тексте словах князя Игоря Северского о боярах
думающих и мужах храборствующих, Соловьев полагал, что слово «муж», наряду с
обозначением дружинника вообще, без различия степеней, «имело и более тесное
значение, означало дружинников второго разряда, низших, младших членов дружины, в
противоположность боярам». Значение летописного термина огнищанин неясно. Одни
исследователи (Соловьев, ВладимирскийБуданов) полагают, что огнищанами назывались
в древнейшее время старшие члены дружины; они производят это слово от «огнища» —
очага, княжеского дома и сближают по значению с позднейшим термином дворянин (от
княжеского двора, домаогнища) и нашим — придворный. Проф. Платонов С.Ф. сближает
огнищанина (тиуна огнищно го, заведующего огнищем, т.е. челядью) с дворским
позднейшего времени (Труды VIII Археологического съезда). Другие, принимая в
соображение, что этот термин долее всего, до XIII века, держался на севере Новгородской
области, где дольше сохранялось земское боярство, независимое от князя, видят в
огнищанине боярина земского. Беляев усматривал в огнищанине древнего, богатого
землевладельца (от слова огнище, в смысле пашня на месте сожженного леса). Проф.
Ключевский производит это слово от огнища (в смысле «раб», «челядь»), откуда
огнищанин — «рабовладыка». Проф. Сергеевич связывает происхождение этого
наименования с языческими жертвоприношениями славян: огнище очаг было с языческой
древности также жертвенником семьи; отсюда, огнищанин — домохозяин, приносящий
жертвы, как flaminus (жрец) от Flamma.
В этом объяснении Сергеевич следует до некоторой степени !Мстиславскому, по мнению
которого огнищане (от огнище — хранилище огня) были первоначально жрецами огня и
вместе владыками племен (Ключевский В.О. Огнищанин и княж муж или следы быта
древних славянских князей в Русской Правде. — ЧОИДР. 1860. Кн. 4). 5. Для обозначения
младшей дружины летописец употребляет наименования: гридь или гридьба, отроки,
детские, пасынки. Различие этих терминов не вполне выяснено. Соловьев полагал, что
младшая дружина разделялась на два разряда: I) гридьбу, 2) пасынков, отроков и детских.
Последние составляли «собственную прислугу князя, жившую постоянно при нем, в его
доме, дворце»; они «разделялись на старших и младших или меньших»; эта «служня»,
слуги княжеские, начинают на севере носить название двора, дворян... (Соловьев С.М.
История России. Кн. I. Т. III. С. 684). Н.П. Загоскин различает в составе гридьбы —
младшей дружины — три разряда лиц: I) мечников, 2) детских, 3) отроков. «Детские носят
исключительно военный характер, между тем как отроки ополчались лишь в случае
надобности, главное назначение их — хозяйственнодворцовая служба князю... Детским
давали князья и различные административные должности — посылали их посадниками по
городам... Лучшие детские, которых князь отличал от других, особенно приближая к
особе своей, назывались мечниками или меченошами» (Очерки организации и
происхождения служилого сословия в допетровской России. С. 54—56). В.И. Сергеевич
полагает, что все эти термины обозначали один и тот же разряд лиц — младших
дружинников. «Гриди (от слова gred — меч) и мечники — это два разных наименования
того же рода лиц, воинов, живших во дворе князя и на его содержании. Эти дворовые
воины назывались по возрасту — отроками, по оружию — гридями и мечниками. В то
время, как одни летописи говорят о детских, другие, в том же случае, упоминают
отроков» (Русские... Т. I. С. 352—353). М.Ф. Владимирский Буданов ограничивается
замечанием: «древнее общее наименование (младшей дружины) гридь (гридница — дом,
комната) заменилось другими: отроки, детские, пасынки» (Обзор...
 С. 29). Встречается также редкое наименование младшей дружины — болярцы. I.
Соловьев С.М. История России. Кн. I. С. 225, 226; Владимир скийБуданов М.Ф. Обзор...
С. 29, 31, 33; Ключевский В.О. Боярская дума. С. 55—58; Яблочков М. История
дворянского сословия в России. С. 22. 8. Соловьев С.М. История России. Кн. I. Т. III. С.
682; Ключевский В.О. Боярская дума. С. 68; Лавр., год 6647. С. 291—292. — Неволин
говорит: «пока князья не оселись, не утвердились окончательно в известных областях,
беспрерывно переменяли одни княжества на другие, для служилых людей не могло
образоваться твердого поземельного владения, так как они по принадлежавшему им праву
непрерывно переходили на службу от одного князя к другому и разделяли переменчивую
судьбу своих князей» (История российского гражданского законодательства. Т. II. § 367.
С. 128). Тоже, вслед за Неволиным, утверждают Соловьев и Градовский: «с большей
оседлостью князей развивалась и частная поземельная собственность дружины» (История
местного управления. С. И). 9. Ключевский В.О. Боярская дума. С. 68, 72; Линниченко И.
Черты из истории сословий в ЮгоЗападной (Галицкой) Руси XIV, вв. С. 58, 60. — Ученые
записки Московского университета. Вып. 20; III. Дворянство в России. — BE. 1887, апр.
С. 555, 557. 10. Лавр., год 1177. С. 361, 365, 366. О новгородских боярах, служащих
тверскому князю, говорят договоры Новгорода с князьями: СГГД. Т. I. № 28 и др.; о
слиянии дружины с земщиной (и земскими боярами) см.: Беляев И.Д. Жители
Московского государства. Дружина и земщина. — ВМОИД. Т. I. 1849. С. 9 и след. II.
Ключевский В.О. Боярская дума. С. 87, 88, 89. 12. Неволин К. История... Т. II. § 272.
Древнейшая жалованная грамота, данная Ивану Петелину Иоанном Калитой, дошла до
нас в подтвердительной грамоте 27 сентября 1450 г., данной великим князем Василием
Васильевичем (ААЭ. Т. I. № 46). От XV века дошло десять таких жалованных грамот, от
XVI — семь, от XVII — одна (см.: Сергеевич В.И. Русские... Т. I. С. 329, 330). Неволин
справедливо полагает, что «в древнейшие времена права вотчинников были не теснее, а
напротив еще обширнее, чем они были во времена позднейшие.
Власть княжеская постепенно распространялась, а не уменьшалась. При слабой власти
общественной вотчинник в пределах своей земли был самовластным господином».
Порядок вещей, устанавливавшийся жалованными грамотами, «в древнейшие времена
существовал сам собой и по общему правилу». Градовский сделал несколько возражений
против этого мнения Неволина: он полагал, что значение жалованных грамот можно
объяснить гораздо полнее, с одной стороны, кормовым их происхождением (т.е.
предоставлением судебных и других пошлин вотчиннику для его материального
обеспечения), с другой стороны, стремлением князей, постоянно развивавшимся,
ограничить власть наместника. На основании таких предположений Градовский полагает,
что «жалованные грамоты составляют исключение из общего правила» (История местного
управления. С. 24, 26). Эти соображения Градовского показались убедительными
Блюменфель ду (О формах землевладения в древней Руси. С. 183). He входя в подробное
обсуждение этого вопроса, укажем здесь, в подтверждение мнения Неволина, на
замечательную правую грамоту князя Михаила Андреевича Верейского (1435—1447 гг.),
из которой видно, что вотчинники имели права суда и дани в пределах своих владений,
независимо от княжеских пожалований: истец, кистемский боярин Лев Иванович, заявляет
князю: «та деревня (в нашей отчине Кистеме) из старины тянет судом к нам; еще отец наш
Иван судил ту деревню и дань на ней имал». (ФедотовЧеховский. Акты Гражданской
Расправы. Т. I. № 4. Ср.: Мейчик Д. Грамоты XIV и XV вв. Московского архива
Министерства юстиции. С. 18). 13. Ср.: Чичерин Б.Н. Опыты... С. 83, 84, 243: «Частное
владение иногда вовсе освобождалось от всякого влияния княжеской власти и, таким
образом, состояло на правах отдельного княжества». «Понятия о постоянной
принадлежности к обществу, как к единому целому, о государственном подданстве вовсе
не было: вместо государя и подданных мы видим только лица, вступающие между собой в
свободные обязательства». «Таким образом, установлялась такая же иерархическая
лестница землевладельцев, как в феодальном мире на западе.
Сверху был князь, верховный землевладелец, затем боярин, имевший право суда и дани,
затем монастырь, распоряжавшийся землей, как собственностью, затем сын боярский,
владевший ею временно, под условием службы, наконец, крестьянин. На одной и той же
земле лежало право целой иерархии лиц и все держали ее один под другим». Чичерин не
знает о боярских служилых людях и боярских дворах. О них см.: Сергеевич В.И.
Русские... Т. I. С. 303. Данные из Тверской писцовой книги: Jlanno И.И. Тверской уезд в
XV веке. С. 230; Лихачева Н.П. Сборник актов. С. 206 (дети боярские князя Ф.М.
Мстиславского). О сходстве некоторых других поряд ков удельной Руси с
соответствующими учреждениями феодального запада см.: ПавловСильванский Н.П.
Закладничествопатронат. — ЗИРАО. Т. IX. Вып. 1,2. 14. «А кто которому князю служит,
где бы ни жил, тому с тем князем ходити (ходят с тобой, великим князем и с вашими
воеводами), а городная осада, где кто живет, тому туто и сидети, оп ричь путных бояр»
(СГГД. Т. I. № 43, 1428 и N° 45, 1433). Эта статья вызвала неправильное толкование.
Градовский в объяснение ее говорит, что «землевладельцы несли некоторые служебные
обязанности по отношению к тем князьям, где находились их вотчины; это была одна из
земских повинностей, имевших преимущество пред служебными отношениями» (История
местного управления. С. 14, 15). Проф. Ключевский говорит, что частное землевладение
доставляло князю не только личную, но и поземельную службу, притом обязательную:
«как землевладельцы, вольные слуги уже начинали складываться в земский класс,
отбывавший финансовые и некоторые ратные повинности (городовая осада) по земле и по
воде, по месту землевладения» (Боярская дума. С. 83, 97). Такое распространительное
толкование приводит к явной несообразности. Если бы боярин должен был, в качестве
местного землевладельца, во всех случаях защищать город, около которого жил, то он
должен бы был защищать его и против того князя, которому служил. Надо полагать, что
боярин подручного князя должен был защищать город, принадлежавший великому князю,
не в качестве местного жителя, но в силу того, что он, как слуга подручного князя, должен
был вместе со своим князем «стать на конь против недруга великого князя». В этом
случае, когда соединялись полки союзных князей, каждый боярин шел в поход не иначе,
как под начальством воеводы своего князя. В случае же городной осады, он должен был
защищать город также и с воеводой чужого князя. Рассматриваемая статья договора
говорит только о военной субординации, а не о «земских повинностях», и, сообразно с
этим, она встречается, отнюдь, не во всех договорах, как думал Градовский, но только в
тех, которые устанавливают для подручных князей отношения политической зависимости
от великого князя, обязывают их «садиться на конь против недругов великого князя» и не
вести самостоятельных войн и дипломатических переговоров. Ср.: договоры (СГГД)
Василия Дмитровича № 37 и № 38 (1405); особое соглашение о городовой осаде № 35
(1389). Тесная связь соглашения о городовой осаде с другими соглашениями о военной
субординации бояр видна как из этого договора N° 35, так и, между прочим, из договора
№ 52 (1434). 15. Статья «а боярам и слугам межи нас вольным воля» в договоре великого
князя Дмитрия Иоанновича с братом Владимиром Андреевичем, 1362 г. (СГГД. Т. I. № 27)
и во всех почти последую з* щих договорах между князьями. Договор 1341 г. великого
князя Семена Ивановича с братьями Иваном и Андреем (там же. № 23). То же в договоре
Дмитрия Донского, 1268. (№28; ПСРЛ. Т. XV. С. 470; Карамзин Н.М. История
государства Российского. Т. 4. Гл. 9, прим. 304 и 324). О терминах отказаться и
приказаться см.: Сергеевич В.И. Русские... Т. I. С. ^08 и 309, 315; Никон. Т. IV. С. 240. 16.
Cm.: ПавловСильванский Н.П. Закладничествопатронат — разбор преданий о боярине
Степане Кучке у Беляева в «Лекциях по истории русского законодательства». С. 304 и
след.). — Мы полагаем, что отъезд с вотчинами составлял обычное право древних
землевладельцев, и что статья «судом и данью потянута по земле и по воде» была
новостью права, создаваемого договорами князей. В подтверждение этого укажем, между
прочим, на то, что во второй половине XIV в. князь Владимир Андреевич давал
жалованные грамоты лицам, владевшим землей в пределах чужого княжества Дмитрия
Донского, давал подчинившимся ему боярамземлевладельцам чужого удела привилегии
суда и дани, очевидно, потому, что смотрел на их земли, как на свою территорию. «А в
твой ми удел грамот жалованных не давати также и тебе: а которыя грамоты подавал, и те
ми грамоты отоймати» (СГГД. Т. I. № 27, 1362). С другой стороны, даже во второй
половине XV века князья, настаивая на новом принципе неотъемлемости боярских вотчин
от удела, должны были, передавая наследникам свои владения, каждый раз оговаривать,
что вместе с уделом переходят по наследству и лежащие в его пределах боярские
вотчины. «А кому буду давал своим князем и боярам и детям боярским свои села в
жалованье или хотя и в куплю кому дал, ино те мои села моим детям, во чьем уделе будет,
ино тому то и есть» (духовная великого князя Василия Васильевича). Или: «а которые
села и деревни в Новгороде Нижнем за моими князьями и за бояры и за детьми боярскими
за кемнибудь, и то все сыну же моему Василию» (духовная Верейского князя Михаила
Андреевича 1486 г. — СГГД. Т. I. № 121). Значение таких странных и излишних, на наш
взгляд, оговорок станет понятно только в том случае, если мы допустим, что они
направлены против древнего обычного права отъезда с вотчинами, жившего в сознании
общества в виде пережитка старины, даже в XV столетии, когда, казалось бы, уже твердо
был установлен принцип неотчуждаемости участков государственной территории по воле
их частных собственников. 17. «А которых бояр и слуг села, а имут жити в вашей отчине,
взяти вы на них дань и суд» (СГГД. Т. I. № 76 (1451), № 88 (1462), № 119—120 (1484)).
Хотя более ранние договоры упоминают только об обязанности бояр платить дань по
месту жительства: № 27, 29, 35 (1362, 1371, 1389 гг.), и др. (см. вышеуказанную нашу
статью, прим. 16), но, повидимому, и в это время (в XIV в.), бояре подлежали суду по
месту жительства. Это видно, между прочим, из договора 1388 г. Общий порядок суда
выражен в нем так: «а ударит ми челом мой (подданный) на твоего (подданного), кто
живет в твоем уделе, и мне послати к тобе, а тобе ему исправа учинити». Напротив, если
«ударит ми челом кто из Великаго княжения на твоего боярина», но «москвитина» (т.е.
имеющего оседлость в Московском княжестве) и «мне пристава послати по него» (СГГД.
Т. I. № 33. С. 56). Ср.: Чичерин Б.Н. Опыты... С. 341, 342; Беляев И.Д. Лекции... С.245,
246. 18. СГГД. Т. I. № 22 (1328), № 27 (1362), № 40 (1410) и др. О «слугах под дворским»
см.: Блюменфельд Г.Ф. О формах землевладения в древней России. С. 224—225. — Эти
слуги, как видно из сопоставления их в грамотах с боярами (см. цитированную грамоту
1410 г.), занимали сравнительно высокое положение среди слуг (как позднейшие
помещики) и нет основания приравнивать их, как делает Сергеевич, к бортникам
(пчеловодам), садовникам, псарям и низшему разряду дворовых слуг (Русские... Т. I. С.
395). О служ них землях см.: Лаппо И.И. Тверской уезд в XVI в. С. 77, 78 и
Рождественский С.В. Служилое землевладение в Московском государстве. С. 3438. 19.
Воскр. С. 90, 120. Термин «дворный слуга» встречается в Ипатьевской летописи под 1281
годом: так назван слуга Владимира Васильковича Pax Михайлович. В I Новгородской
летописи под 1214 годом сказано: «Чудъ поклонишася ему (Мстиславу) и Мстислав же
князь взя на них дань и да новгородцем» две части дани, а третью часть «дворянам». Там
же, под 1210 г.: «приде Мстислав Мстиславич на Торжек и изыма дворяне Святославли».
К.Н. БестужевРюмин говорит: «Слово дворянин едва ли не появилось первоначально в
Новгороде, так как прежде всего мы встречаемся с ним в новгородских памятниках, где
этим словом заменяется употреблявшееся в других местах слово: слуга... Из Новгорода
это слово могло распространиться и на соседние области... В московских актах и
летописях этого периода (удельного) слово дворяне встречается редко, заменяясь
словами: люди дворные или двор» (о значении слова «дворянин» по памятникам до 1462
года: Труды II Археологического съезда. 1876. Вып. I). Дворянами в древнейшее время
назывались также, в частности, как княжеские, так и монастырские судебные пристава
(ААЭ. Т. I. № 5). Об этих терминах см. также: Сергеевич В.И. Русские... Т. I. С. 422, 423;
III. Дворянство в России. С. 559—560. — BE. 1887, аир. Впоследствии, когда бояре стали
называть себя холопамилюдьми, термин слуги получил значение особенно почетного
титула. Этот титул давался в виде исключения за особые заслуги князю С.И. Ряполов
скому при Иоанне III, Борису Годунову и другим (Маркевич А.И. История местничества.
С. 175, 307). 20. ПСРЛ. Т. V. С. 352; Ключевский В.О. Боярская дума. С. 101. — «Вольные
слуги суть воины и по общему правилу живут не при дворе князя, а в своих имениях»
(Сергеевич В.И. Русские... Т. I.? С. 310). Иного взгляда на этот вопрос держится П.Н.
Милюков, который, следуя в известной степени Градовскому, утверждает, что «высшее
сословие не дорожило землей в древней Руси». Вольные слуги свободно странствовали из
удела в удел: «покидая свою боярщину, свой вотчинный участок, русский землевладелец
искал более выгодных занятий на стороне, при князе» (Очерки по истории русской
культуры. С. 165 и 166). Такими свободными странниками, не дорожившими землей,
были дружинники, но никак не северные бояре и слуги. Оседлость этих последних, их
земская самостоятельность становится явно заметной по летописям и договорам с XII,
XIII веков. Переходя от одного князя к другому (что в XIII—XIV вв. бояре делали вовсе
не так часто, как утрированно изображает названный исследователь), бояре, по общему
правилу, отнюдь не покидали своих боярщин. Это видно из княжеских договоров,
которые, узаконивая вольную службу бояр, их право отъезда, в то же время, постоянно,
настойчиво регулируют поземельные отношения отъезжавших бояр к князьям, обязывают
князей «не вступаться в домы и села» ушедших от них бояр. Если бы слуги не дорожили
землей, князья рано бы получили возможность установить столь выгодное для себя
правило: «кто выйдет из удела, ин земли лишен», — как определено было относительно
«слуг под дворским». Между тем, на конфискации вотчин отъезжавших слуг решились
только великие князья в XVI веке. 21. О введеных боярах: ВладимирскийБуданов М.Ф.
Обзор... С. 158; Ключевский В.О. Боярская дума. С. 131. — Сергеевич В.И. дает два
определения введенного боярства, мало согласованных между собой. С одной стороны,
согласно с названными исследователями, он утверждает, что введеные бояре суть те,
«кому боярство сказано», с другой стороны, видит в них специальных «бояр для суда»:
«введеные бояре принадлежат к древнейшим нашим судным учреждениям» (с. 361 и 263).
Ho едва ли в древнейшее время суд мог так обособиться от администрации. Боярин
введеный, надо полагать, судил в качестве управителя: дворецкого, сокольничего или
стольника (Ключевский В.О. Боярская дума. С. 130). 22. Сергеевич В.И. Русские... Т.П.
Вып. 2. 1896. С. 348, 349. 23. Там же. С. 394, 395 и 385, 388. 24. О путях см.: Ключевский
В.О. Боярская дума. С. 106, 107, HO. О селениях бобровников, бортников, рыбников см.:
Милюков Н.П. Очерки... Ч. I. С. 68, 69. 25. Сергеевич В.И. Русские... Т. I. С. 415, 416;
СГГД. Т. I. NQ 25 (1356) NQ 144 (1504). — Сергеевич полагает, что в древнейшее время
были только казначеихолопы, и что учреждение должности казначея, как придворного
чина, «принадлежит, по всей вероятности, великому князю Ивану Васильевичу (XV в.) (с.
416). Названный профессор предполагает, равным образом, что и конюшие бо яре
составляют «нововведение того же великого князя Ивана Васильевича», в связи с
учреждением приказов: пред тем же «конюхи и конюшие состояли в ведомстве
дворецких» (с. 403, 405). Он не придает особого значения и должностям ловчих и
сокольничих» (с. 469, 471). Между тем, преобладающее значение дворцового хозяйства
над хозяйством государственным (признаваемое и Сергеевичем, с. 394) и важное
экономическое значение путей (также известное этому исследователю, с. 342) дают
основание думать, что всем чинам, заведовавшим дворцовыми путями, принадлежало в
удельном периоде видное положение, которое заметно отчасти по актам и которого они
лишились впоследствии. 26. Соловьев С.М. История России. Т. III. Кн. I. С. 952, 967. 27.
Сергеевич В.И. Русские... Т. I. С. 333, 341, 342; Ключевский В.О. Боярская дума. С. 127,
131: «путными назывались все дворцовые чиновники, высшие и низшие, получавшие за
службу дворцовые земли и доходы в путь или в кормление. Боярин введеный был вместе
и путным, потому что обыкновенно пользовался таким жалованием».

ГЛАВА I Закрепощение вольных слуг

I Владения князя Даниила Александровича, родоначальника дома московских великих
князей, ограничивались до 1302 года одними берегами реки Москвы, принадлежа к числу
второстепенных уделов Владимирского княжения.
 Незначительное Московское удельное княжество, благодаря географическому своему
положению в узле торных путей с севера на юг и с востока на запад, быстро усилилось в
течение четырнадцатого века и сделалось стойким центром, сплотившим в одно целое
разрозненные области русской земли. Московские великие князья создали русское
государство на развалинах удельного порядка. Независимые бояре времени уделов так же,
как подручные удельные князья, превращены были в покорных слуг государства; вольных
бояр и слуг сменили закрепощенные служилые люди. С усилением своей власти
московские государи начинают в пятнадцатом столетии энергичную борьбу с
противогосударственным правом отъезда бояр и слуг и, затем, достигают полного его
упразднения. Путь к действительному ограничению этого права указан был Великим
Новгородом еще в эпоху полного господства удельного порядка, в четырнадцатом
столетии. Новгородское правительство запретило боярам, отъезжавшим из Новгорода на
службу к великим князьям, удерживать за собою вотчины в пределах Новгородских
владений. «Села, земли и воды бояр, в случае их отъезда, ведает Великий Нов? город, а
тем боярам и слугам ненадобне», — как постановлено было в договоре 1368 года. Великие
князья, не обладая той властью, какую имел Новгород на своей территории, не могли
решиться на эту меру по отношению к боярам и слугам вотчинникам. Правило «кто
выйдет из удела, тот земли лишен» касалось только дворных слуг, владевших дворцовой
землей на поместном праве. He лишая бояр права отъезда, князья должны были
довольствоваться тем, что сохранили в своем государственном обладании вотчины
отъехавших слуг. Ho это право бояр, естественно, вызывало крайнее раздражение в
князьях.
Случалось, что князья вымещали свое неудовольствие на имуществе отъехавших, грабили
их села и дома, вопреки договорам, обеспечивавшим неприкосновенность имущества лиц,
пользовавшихся правом отъезда. Когда многие бояре и дети боярские, служившие князю
Дмитрию Юрьевичу Шемяке, в 1447 году били челом служити великому князю Василию
Васильевичу Темному, то Шемяка, нарушая договор (докончание) и крестное целование,
«тех бояр и детей боярских пограбил, села их и дома поотымал, и животы и статки все и
животину у них поймал». Также опалялись и другие князья на отъезжавших бояр,
особенно, когда в XV веке они сделались более самовластными государями. Любопытный
случай из жизненной практики отношений князя к отъезжавшим боярам рассказан в
житии преподобного Марти ниана Белозерского. «Боярин некий от великого князя
Василия Темного отьеха к Тверскому великому князю. Он же зело зжалив о боярине том и
не веде, что сотворити или како воз вратити его назад, понеже тот был от ближних его
советник, — посылает моление ко преподобному Мартиниану в Сергиев монастырь, дабы
его возвратил, и обещевает, много паче прежнего, честна и богата сотворити его. Святой
же, послуша его и надеяся на духовное сыновство, возврати боярина» — и во всем за него
поручился. Опасаясь мести князя, боярин не иначе согласился возвратиться, как за
поручительством святителя. И тем не менее, когда он вернулся к великому князю,
Василий Темный, «не удержа ярости гнева на боярина того, повеле и оковати», и сложил с
него опалу только после решительного заступничества за боярина св. Мартиниана'.
Духовная литература оказывает важную помощь князьям в их борьбе с правом отъезда.
Начиная с четырнадцатого столетия, церковные книжники проводят новый взгляд на
отъезд, как на измену. «Поучение ко всем христианам», получившее широкое
распространение в списках XVI и XV веков, сравнивает с Иудой слугу, отъехавшего от
князя: «и се паки и еще вы глаголю чада моя, аще кто от своего князя ко иному отъедет, а
достойну честь приемля от него, то подобен Иуде, иже, любим Господом, умысли предати
его ко князем жидовским».
Позднейшие летописцы называют бояр, переходивших на службу к другому князю,
крамольниками, «коромольниками льстивыми». Об отъезде старшего боярина
Нижегородского княжества Василия Румянца летописец отозвался так: «и отьиде
Румянец, Июдин образ взем, помрачися злобою, и друг диаво лу нарекся». Московское
правительство в пятнадцатом столетии было уже настолько сильно, что могло бы открыто
объявить себя сторонником этого нового взгляда и отменить право отъезда. Ho оно не
только не делает этого, но даже настаивает на его сохранении, обязывая к тому союзных
князей; в договорах московских великих князей с другими великими и удельными
князьями повторяется древнее правило: «а боярам и слугам вольным воля». Право отъезда
было более невыгодно для слабых князей, чем для московского великого князя. Богатый
московский великокняжеский двор во множестве привлекал бояр и слуг из других уделов.
Благодаря боярскому праву отъезда, московские князья приобретали более новых чужих
слуг, чем теряли своих. Они сумели, замечает проф. Дьяконов, «воспользовавшись
выгодами вольной службы, устранить невыгодныя ея стороны». Опираясь на договоры,
они удерживали на своей службе перешедших к ним бояр других княжеств, и в то же
время, противопоставляя силу праву, обеспеченному договором, не дозволяли своим
слугам переходить к другим князьям, карали их за это, как изменников. Сила в то время
чаще, чем когдалибо, торжествовала над правом. В 1476 году много тверских бояр и детей
боярских перешли из Твери в Москву служить великому князю Иоанну Васильевичу; он
принял их с честью, но был недоволен тем, что в Твери оставалось еще много бояр и слуг,
верных тверскому князю. Против них предпринимается ряд систематических
притеснений: «где межи сошлись с межами (там), где ни изобидят московския дети
боярския, — то пропало, а где тверича изобидят, то князь великий ответам веры не имет и
суда не дает». И вот, «не терпяше обиды от великаго князя», тверские бояре переходят на
службу в Москву. За своими боярами и слугами Иоанн III на деле не признает права
отъезда.
 Князь ОболенскийЛыко, обиженный его несправедливым судом, уехал к брату великого
князя, удельному князю Борису Васильевичу Волоцкому. Иоанн III послал за Оболенским
своего боярина и велел его «поимати середь двора у князя Бориса на Волоце». Удельный
князь не допустил такого самоуправства у себя на дворе и «отнял сильно» отъехавшего
боярина у великокняжеского посла. Иоанн потребовал от своего брата выдать
Оболенского головою; получив отказ, он поручил боровскому наместнику поймать
беглеца тайно, и как только Оболенский приехал в свое село на Боровце, то был схвачен и
в оковах отвезен в Москву. Между тем, у Иоанна был незадолго перед тем, в 1473 году,
заключен с князем Борисом Волоцким договор, которым взаимно обеспечивалась свобода
боярского перехода. Князь Борис напрасно жаловался своему брату Андрею на великого
князя: «какову силу чинит над нами, что невольно кому отьехати к нам: кто отъедет от
него к нам, и тех безсудно емлет». При Иоанне III бояре и слуги московского великого
княжества фактически уже не пользовались правом отъезда. По отношению к боярам
бывшего Ярославского княжества, Иоанн открыто узаконил отмену этого права в своем
завещании 1504 года: «боярам и детям боярским ярославским, — сказано в этом
завещании, — со своими вотчинами и с куплями от сына моего Василия не отьехати
никому никуда; а кто отъедет — земли их сыну моему». Новое правило о неотьезде
служилых людей было утверждено в малолетство Иоанна Грозного митрополитом и
боярами. В 1534 году, по смерти Василия III, митрополит Даниил привел к крестному
целованию удельных князей, братьев умершего великого князя, Андрея и Юрия
Ивановичей на том, что «людей им от великого князя Ивана не отзывати». Затем, в 1537
году князь Андрей Старицкий обязался не принимать к себе служилых людей великого
князя, князей, бояр, дьяков, детей боярских и извещать правительство о таких охотниках
до переездов, «на лихо великого князя». Когда, в том же году, некоторые новгородские
помещики замыслили перейти к князю Андрею, то московское правительство
распорядилось «бита их кнутьем на Москве да казнити смертною казнию, вешати? на
новгородской дороге до Новгорода».
Наконец, в 1553 году Иоанн Грозный обязал единственного удельного князя, который еще
оставался, Владимира Андреевича не принимать на службу московских бояр. Отмена
права отъезда произвела глубокую перемену в положении высшего класса населения. Из
вольных слуг они превратились в невольных служилых людей2. 2 Такая же глубокая
перемена произошла в течение XV, XVI столетий в положении служебных князей;
сначала закреплены были за государством территории их уделов; затем закрепощены
были и сами владетельные князья. Подчиняя себе мелких удельных князей, московские
государи до шестнадцатого столетия довольствовались их политической зависимостью,
ограничивали их суверенитет, но сохраняли им самостоятельность во внутреннем
управлении вотчинными княжествами. Все более значительные княжества, которые одно
за другим переходили в руки московских великих князей, в XIV и особенно в XV
столетиях раздробились на множество мелких уделов, подчиненных великому князю,
владевшему стольным городом области. Когда московские государи присоединяли к
своим владениям, тем или другим путем, завоеванием или покупкой, такие великие
княженья, они непосредственно овладевали городами и некоторыми селами, но дозволяли
мелким владетельным князьям попрежнему владеть своими землями на положении
служебных князей московского князя. Василий Темный приобрел покупкой половину
Ростовской области; отдавая своей жене эту половину «Ростова, со всеми, что к нему
потягло и с селы своими», он сделал следующую оговорку относительно условной
зависимости служебных ростовских князей: «а князи ростовские, что ведали при мне, при
великом князе, ино по тому держать и при моей княгине, а княгиня моя у них в то не
вступается». Служебные князья самостоятельно владели своими вотчинами, делили их
между своими детьми и передавали им свои владетельные права. Белозерская область
начала дробиться на мелкие уделы уже после присоединения ее к Москве, в конце
четырнадцатого столетия. В качестве владетельных князей, белозерские князья принимали
фамильные имена не от лич? ных прозвищ родоначальников, но от названий своих
родовых владений.
До XVl столетия отрасли белозерской княжеской линии, князья Кемские, Ухтомские,
Шелешпанские, Cy горские, сидели целыми гнездами в своих родовых вотчинах вокруг
Белоозера и по реке Шексне3. Ярославское великое княжество было присоединено к
Москве в 1463 году; город Ярославль перешел в непосредственное обладание московского
государя. Ho московское правительство действовало очень осторожно в деле «собирания»
Руси. Политическое объединение не сопровождалось немедленно административным,
замечает проф. Ключевский. Тогдашний глава ярославской княжеской линии князь
Александр Феодорович, перестав быть великим князем Ярославля, остался здесь
наместником московского государя, «старейшиной града»; многочисленные ярославские
князья сохранили за собой свои мелкие уделы. Сыновья и внуки великого князя
ярославского, князья Пенковы, управляют своими обширными вотчинами даже в первой
половине XVI века, с приемами владетельных князей; монастыри им бьют челом, они
дают им жалованные грамоты, у них — свои тиуны и дьяки. Незначительный князь
Юхотский, из тех же ярославских князей, в 1510 году жалует Спасскому монастырю
несколько деревень и пустошей и при этом, как державный господин своих владений, в
любопытной, недавно открытой, жалованной грамоте дает монастырю податные льготы и
право суда во всех делах, даже «в душегубстве, в разбое и татьбе с поличным»4. Весьма
много служебных князей, сохранявших владетельные права на уделы, было на югозападе
тогдашней России, в пограничных с Литвою Смоленской и Черниговской областях. В
конце пятнадцатого века князья этих областей, Воротынские, Одоевские, Тарусские, один
за другим переходили на службу со своими отчинами к московскому князю, передавая в
его обладание важные пограничные города — Одоев, Тарусу и другие. Московское
правительство, естественно, довольствовалось политической властью над уделами этих
князей и оставляло югозападным князьям державные права на их наследственные
княжества. В конце XV века служилые князья Одоевский, Воротынский, Вельский ходили
в поход со своими особыми удельными полками так же, как ранее подручный князь
Дмитрия Донского, его брат Владимир Андреевич. Князья Оболенские, как и другие,
пользуются в своем уделе полными правами суда: «пристав великаго князя к ним в Обо
ленск не въезжает ни по что». Князь И. Ф. Мстиславский владел в половине XVI века
двумя украинскими городами: Вене вом и Епифанью. В самом Веневе и Епифанском
остроге жили многочисленные служилые люди этого князя, стрельцы, конные и пешие
казаки и другие. Когда литовские князья переходили на службу в Москву, не имея
возможности передать в ее обладание свои уделы, московские государи сами жаловали им
земли в удел. Князю Фед. Мих. Мстиславскому был пожалован в первой четверти XVI
века выморочный Юхотский удел Ярославской области. Когда в 1493 году московские
воеводы взяли у Литвы Вязьму и князей Вяземских привели в Москву, великий князь их
пожаловал их же «вотчиною Вязьмою и повелел им себе служити», также поступил он с
приехавшим тогда служить ему князем М. Мезецким; но братья последнего, насильно
привезенные в Москву, были посланы в заточение5. Оставляя служилым князьям почти в
прежнем объеме власть над уделами, московское правительство стремилось к тому, чтобы
эти князья не порывали своей служебной связи с московским государем и не выводили
своих земель изпод его верховного обладания. Первоначально великие князья московские
не лишают служебных князей свободы личной службы; эти князья являются такими же
вольными слугами, как и бояре. Ho, в противоположность боярам, служебные князья рано
лишаются права сохранять в своем владении вотчины при переходе на службу к другому
государю. Великий князь Василий Васильевич Темный обязал своего дядю, князя Юрия, в
1458 году не принимать к себе в службу с вотчинами московских служебных князей, «а
которые имут ему служити и им в вотчину свою не вступатися». Тот же великий князь
наложил на князя тверского Бориса Александровича такое обязательство: «а кто моих
князей отъедет к тебе служебных, и в тех ти вотчины не вступатися, кого ми Бог поручил,
ни твоим детям, ни твоей братье мол од шей». Вёликий князь Иоанн Васильевич III идет
далее своего отца, Василия Васильевича, по пути закрепощения служилых князей. Эти
князья теперь не только не имеют права передать кому либо своих уделов, но и сами не
могут перейти к другому государю на службу, становятся лично несвободными. Для
достижения этой цели Иоанн Васильевич берет со служебных князей клятвенные записи о
верной службе и неотъезде. Такие записи брались с конца XV века, преимущественно от
южно русских князей, выходцев из Литвы, Мстиславских, Воротынских, Вельских,
которых московское правительство подозревало в желании отъехать в Литву. В
древнейшей из дошедших до нас записей этого рода, или укрепленных грамот, 1474 года
князь Даниил Дмитриевич Холмский дал следующие обязательства: «Мне, князю
Даниилу, своему осподарю, великому князю Ивану Васильевичу и его детям служити до
своего живота, а не отъехати ми от своего осподаря, ни от его детей, к иному ни к кому. А
добра ми ему и его детям хотети всегда во всем, а лиха не мыслити, ни хотети никакого. А
где от кого услышу о добре или о лихе государя своего, великого князя, и мне ты сказати,
государю своему и его детям вправду, по сей моей укрепленной грамоте, без хитрости... А
крепости деля, князь Данило Дмитриевич Холмский осподарю своему, великому князю
Ивану Васильевичу целовал еси честный и животворящий крест и дал есми на себя сию
свою грамоту за подписью и за печатью осподина своего Геронтия, митрополита всея
Руси». Ho личными обещаниями строптивого слуги, замечает проф. Сергеевич, Иоанн
Васильевич не довольствовался, он требовал, чтобы за него поручились другие и
обеспечили свою поруку обязательством уплатить известную сумму денег в случае его
отъезда. За князя Холмского поручились восемь служилых людей всего на сумму 8 тыс.
рублей6. Дело, начатое Иоанном Васильевичем, продолжается сыном его Василием III и
внуком Иоанном IV. При малейшем подозрении в желании отъехать, служебный князь
берется под стражу, а затем дает запись и представляет за себя поручителей. Эти
последние, в свою очередь, должны были представить за себя поручителей
«подручников». В неотьезде того или другого князя оказывались, таким образом,
заинтересованными сотни служилых людей. В 1568 г. за князя Ивана Дмитриевича
Вельского поручились 29 бояр; шесть из них представили за себя 105 подручников. Иоанн
Грозный такими мерами, писал князь Курбский, «затворил царство русское, сиречь
свободное естество человеческое, словно в адовой твердыне»7.?

ГЛАВА II Принижение служебных князей

I Посредством укрепленных записей служебные князья, одновременно с боярами, были
лишены права отъезда, из вольных слуг превратились в подданных государя — служилых
людей, закрепощенных государству.
 Их уделы сделались неотъемлемыми частями территории Московского государства, и
северная удельная Русь была политически объединена при Иоанне III и Василии III. Ho
внутреннее объединение не было закончено при этих государях; внутри государства
оставались еще обособленные владения князей, сохранивших остатки удельной
независимости: князья владели укрепленными городками, выходили на войну с особыми
полками своих слуг, у них были свои дети боярские — помещики, свои сотни стрельцов.
Иоанну Грозному предстояла задача довершить внутреннее объединение Руси, стереть
последние следы эпохи уделов. Исполнение этой задачи облегчалось рядом
благоприятных условий. Служилые князья, держась прежнего удельного разъединения, не
составили особого сплоченного круга лиц, проникнутых общими интересами; они
вступили в ряды московской придворной и служилой знати и, служа при дворе или на
воеводствах, ослабляли свои связи с родовыми вотчинами и теряли свое значение
самостоятельных державных землевладельцев. Наконец, разъединенные княжеские
владения, ничтожные в сравнении с обширными дворцовыми землями, все более
дробились между размножавшимися княжескими родами и сравнивались с рядовыми
боярскими вотчинами. Удельные князья, по присоединении их владений к Москве,
обыкновенно не оставались жить обособленно в своих княжествах, но являлись к
блестящему двору своего государя и вхо дили в состав московской придворной и
служилой аристократии; служба московскому князю равняла их с боярской знатью.
Некоторые владетельные князья, приехавшие в Москву из Литвы или с великокняжеских
удельных столов, образовали высший разряд московской знати, оттеснив на второй план
большую часть старых боярских родов; таковы были потомки литовского князя Юрия
Патрикеевича, южнорусские князья Мстиславские, Вельские и северные князья
Рюриковичи: Ростовские, Пенковы (Ярославские), Шуйские (Суздальские) и другие.
Среди них с некоторым успехом держался род Кошкиных из первостепенного
московского боярства. Это боярство (Воронцовы, Давыдовы, Челяднины) стояло по
службе наравне с менее значительными княжескими родами, владевшими уделами в
бывших княжениях Тверском, Ярославском и на южной границе, а именно, с князьями
Микулинскими, Курбскими, Воротынскими, старшими Оболенскими. Потомки мелких
князей удельных, сохранившие свои владения или лишившиеся их до прихода в Москву,
князья Ушатые, Симские, Прозоровские и многие другие не только вообще сравнялись с
нетитулованным боярством, но даже стали по служебной знатности в один ряд со
второстепенными боярскими родами Колычевых, Сабуровых, Салтыковых и других.
Независимый удельный князь, делаясь слугой московского государя, естественно,
становился выше старинного московского боярина, потому что ранее, когда боярин
служил, он сам был государем, имевшим таких же своих слугбояр. Ho к началу XVI века,
когда исчезали последние самостоятельные княжества, в Москве явилось много таких
служебных князей, которые перешли в ряды придворных слуг московского государя не
прямо с удельных столов, но послуживши ранее другим удельным князьям. Такой князь,
служивший ранее в боярах у князя тверского или воротынского, становился при переходе
в Москву, в качестве тверского боярина, ниже родовитого московского боярина. Так,
думный дворянин Оль ферьевБезнин, из старинного московского боярского рода
Нащокиных, доказал свое служебное превосходство пред князем ЛитвиновымМасальским
следующими соображениями местнического счета: «Мы холопи твои, — писал он в
челобитной на имя государя, — искони вечные ваши государские, ни у кого не служивали
окромя вас, своих государей, а Масальские князи служили Воротынским князьям: князь
И.В. Масаль 4 Зак 73 скийКолода служил князю Ивану Воротынскому, были ему
приказаны собаки», то есть был у князя Воротынского боярином ловчего пути.
Московские государи охотно принимали к себе слуг бояр и князей из других княжеств. Ho
двор их был полон знатными родами; здесь встречались не только потомки великих
князей, но и сами великие князья, лишившиеся своих княжений.
Вступая в среду этой знати, не только удельные, тверские и другие бояре, но и мелкие
владетельные князья сразу принижались в своем значении. Князь В.В. Ромодановский,
потомок утративших удельную самостоятельность князей Стародубских, служил
боярином у удельного князя Михаила Андреевича. Впоследствии, в 1501 году, он служит
в Москве уже в более низком чине окольничего и умирает, не дослужившись до чина
московского боярина8. Появление большого числа служебных князей при дворе
московских государей не повысило и даже не поддержало прежнего правительственного
значения придворной аристократии; при Иоанне III и Василии III значение ее, напротив,
заметно понизилось в сравнении с временами уделов. В удельный период бояре
пользовались большим влиянием в качестве самостоятельных советниковдумцев; великий
князь должен был считаться с мнением своих вольных слуг, которые отказывали ему в
повиновении, когда он чтолибо «замыслил о себе», без ведома бояр. Когда в состав этой
боярской думы вошли представители владетельных княжеских родов, значение ее должно
было бы еще более повыситься. Многие из князей пришли служить добровольно
московскому государю и заявляли притязание на то, чтобы им, в новой роли независимых
советников государя, была сохранена часть их прежней политической независимости.
Между тем московские государи, с объединением Руси, оказались достаточно
могущественными, чтобы противопоставить этим притязаниям усиление власти
государясамодержца и умалить значение боярской думы вообще, а вместе с тем и новых
ее влиятельных членов, князей. В начале княжения Василия Дмитриевича, по сведениям
1409 года, наиболее влиятельным лицом был московский боярин не княжеского рода Иван
Федорович Кошка; крымский хан Эдигей называет этого боярина старейшиной бояр и
единственным советником великого князя. Род Кошкиных сохранил видное положение и
позднее. Затем, когда в княжение Василия Дмитриевича и Василия Темного в среду
московской аристократии вошло много князей Рюриковичей и Гедиминовичей, они
заняли первенствующее положение, оттеснив старые боярские роды.
 При Василии Темном виднейшее место принадлежало князьям ПатрикеевымРяполовским
и Оболенским; к ним присоединился княжеский род Холмских, бывших удельных князей
Тверского великого княжества. Эти роды сохраняли свое первенствующее положение
среди бояр и при Иоанне III. Ho, именно в то время, когда служебные князья в этом своем
высоком положении находили опору для своих притязаний, основанных на удельных
преданиях, московский государь в противовес их притязаниям, возвышает значение своей
личной власти: Иоанн III утверждает самодержавие. После брака на племяннице
последнего императора византийского, Софии Палеолог (1472 год), Иоанн, говорит
Соловьев, «явился грозным государем на московском великокняжеском столе; он первый
получил название Грозного, потому что был для князей и бояр монархом, требующим
беспрекословного повиновения и строго карающим за ослушание; он первый возвысился
до царственной недосягаемой высоты, перед которой боярин, князь, потомок Рюрика и
Гедимина должен был благоговейно преклониться наравне с последним из подданных; по
первому мановению Грозного Иоанна головы крамольных князей и бояр лежали на
плахе». Великий князь, говорили бояре, «переменил старые обычаи» под влиянием Софии
и пришедших с нею греков. «А которая земля переставливает свои обычаи, та земля не
долго стоит», — заметил боярин Берсень Беклемишев, недовольный тем, что государь
изменил свое отношение к боярам. Знамением нового времени была казнь князя Семена
Ря половскогоСтародубского, который, по выражению Иоанна, слишком высокоумничап с
князем Иваном Патрикеевым; Патрикеевы и Ряполовские принадлежали к знатнейшим
княжеским родам. Князь Юрий Патрикеевич был женат на дочери великого князя Василия
Дмитриевича. Сын Юрия, Иван, был первым боярином при Василии Темном и продолжал
первенствовать при Иоанне III; иностранные послы и даже брат государя Андрей
обращались к нему с просьбами о посредничестве. Князья Патрикеевы состояли в
родственной связи с другим знаменитым княжеским родом, возвысившимся при Ba 4*
силии Темном, — князьями Ряполовскими.
И вот, несмотря на важное значение, родство и заслуги их отцов, Иоанн III в 1499 году
велел схватить князя Ивана Патрикеева с двумя сыновьями и зятя его Семена
Ряполовского и приговорил их к смертной казни за тайные действия (как предполагает
Соловьев) против великой княгини Софии и ее сына. Князю Ряпо ловскому отрубили
голову на Москвереке; просьбы духовенства спасли жизнь князьям Патрикеевым, но их
постригли в монахи . За два года перед тем, в 1497 году — казнены были отсечением
головы менее значительный князь ПалецкийХруль вместе с несколькими детьми
боярскими и дьяками, за замысел убить внука Иоанна, Дмитрия, объявленного
впоследствии наследником престола. За другое преступление князь Ухтомский был
наказан жестокой торговой казнью, кнутом. Вельможи, подвергавшиеся таким казням и
опалам, трепетавшие, по свидетельству Герберштейна, перед государем, не могли уже
иметь прежнего значения в качестве независимых, свободных его советников. Иоанн III,
как указывал впоследствии боярин БерсеньБеклемишев, любил лиц, возражавших ему на
заседаниях думы, «жаловал тех, которые против его говаривали». Ho надо думать,
замечает проф. Сергеевич, что Иоанну Васильевичу редко приходилось выслушивать
возражения, если он за них даже жаловал; и эти возражения, особые мнения бояр, не
могли уже стеснять волю Иоанна так, как они стесняли волю великих князей во время
уделов. Преемник Иоанна, Василий III Иоаннович, не допускал даже возражений. Между
советниками его, по указанию Герберштейна, никто не пользовался таким значением,
чтобы осмелиться в чемнибудь ему противоречить. БерсеньБеклемишев говорит:
«государь упрям и встречи против себя не любит: кто ему встречу говорит и он на того
опаляется». БерсеньБек лемишев испытал это на самом себе: когда в думе обсуждался
вопрос о Смоленске, он возразил государю, и «князь вели кий, того не полюбил, да
молвил: пойди смерд прочь, не надобен ми еси»9. 2 На упадок значения служебных
князей влияло чрезмерное дробление их уделов между наследниками.
Ни одно из более значительных княжеских владений не сохранялось в целости долгое
время. Уделы делились на все более дробные вотчины. Потомки владетельных князей,
становясь мелкими вотчинниками, забывали об удельных преданиях. Княжеское
землевладение особенно упало в шестнадцатом веке, вследствие сильного
сельскохозяйственного кризиса, обусловленного, главным образом, быстрым отливом
крестьянского населения на вновь колонизированные юговосточные окраины. Земля не
давала прежнего обеспечения князьям, как и другим землевладельцам. По недостатку
средств вотчинники обратили земли в меновую ценность, в большом количестве
продавали и закладывали свои земли в монастыри. Новейший исследователь этого
вопроса, Рождественский, показывает по архивным данным, как быстро переходила земля
из рук в руки в XVI веке, как дробились и мельчали княжеские вотчины и ускользали из
рук владетельных князей. Денежное обеднение князей явствует из многих грамот того
времени. Сохранилось любопытное завещание богатого капиталиста Протопопова (1532
года), дававшего деньги в ссуду в большом количестве; как видно из этого завещания, в
числе должников Протопопова было много родовитых князей. Представитель одного из
знатнейших владетельных княжеских родов, князь И.Д. Пенков, должен был этому
заимодавцу 120 рублей (до 10 тыс. рублей на наши деньги) : другой родовитый князь И.М.
Воротынский задолжал ему 20 рублей, князья Ky бенский, Вислый и другие — от 180 до 7
рублей. Князь Иван Мезецкий задолжал Протопопову 200 рублей; у него осталось от
вотчины только полсела; он породнился со своим кредитором, женился на его дочери и
жил затем во дворе своего тестя 13 лет, «пилел» у него и на его средства (его подмогою)
снаряжался на военную службу . Недостаток денег заставлял князей продавать и
закладывать, большей частью по частям, свои вотчинные княжества; покупщиками вотчин
являлись чаще всего монастыри, накопившие в то время значительные капиталы.
Переходу земли из рук князей и других землевладельцев в монастыри сильно
содействовал также благочестный обычай давать вотчины инокам на поминовение души.
Сохранившиеся акты о финансовых и поземельных отношениях князей Ухтомских,
потомков Белозерских удельных князей, представляют, как замечает названный выше
исследователь, типичные примеры того, какими способами и в каких значительных
размерах монастырь разрушал и поглощал родовые владения соседних князей, своих
покровителей и благодетелей. В 1557 году князь Д.Д. Ухтомский с тремя сыновьями
продал Кириллову монастырю село с 17 деревнями и починками за 350 рублей и вола в
придачу; через три года тот же князь продает монастырю еще 4 свои деревни за 100
рублей с лишком. Около того же времени (1558) .Кириллов монастырь купил у князя П.А.
Ухтомского большую вотчину, село Никитино с деревнями, затем в 1563 году дал тому же
князю 200 рублей под залог села Семеновского. Третий князь рода князей Ухтомских
заложил в 300 рублей свою вотчину князю В.Ф. Прон скому; но этот последний, в свою
очередь, принужден был вскоре (1558) перезаложить эту вотчину монастырю. За короткое
время, в 5—6 лет, значительная часть земель этих князей перешла во владение монастыря;
сверх того, в 1575 году князь И.Ю. Ухтомский дал Кириллову монастырю вкладом на
поминовение часть принадлежавшего ему берега реки Ухтомы. В 60х и 70х годах
шестнадцатого века перешло в ТроицеСер гиев монастырь весьма много вотчин князей
Стародубских, Po модановских, Гагариных и других наследников земель прежне го удела
СтародубаРяполовского. До какой степени дробились и мельчали многие княжеские
земли показывают сохранившиеся сведения о дележах между князьяминаследниками.
Когда князь Федор и Роман Гундуровы, из рода Стародубских князей, в 1559 году делили
вотчину своего родственника, то князю Федору достались большой двор в селе и к нему
несколько крестьянских дворов, половина пашни и пожень. Церковь, попов двор,
мельницу и мельников двор князья оставили в общем владении. Несмотря на
экономический кризис и другие превратности, наследственное княжеское землевладение
естественно не уничтожилось вполне в XVI веке. Многие потомки владетельных князей
сохраняли в своем владении родовые вотчины до следующего столетия. Ho они, как,
например, князья ростовские, сохранили только обломки прежних владений; уделов у них
уже не было, оставались только измельчавшие вотчины10. Другой силой, ослаблявшей
значение владетельных князей, была их служебная деятельность. Вступая в ряды
государевых служилых людей, они должны были расставаться на долгое время с
родовыми владениями и расходиться во все концы обширного Московского государства,
далеко от своих родных мест. Служа постоянно в Москве или в провинции в должностях
наместников, воевод, осадных голов и других, князья ослабляли прежнюю тесную связь с
наследственным удельным владением, теряли свое значение в качестве местных
державных землевладельцев. Правительство приходило на помощь бедневшим и более
или менее обезземеленным князьям и награждало их за службу поместьями. Виднейшие
представители княжеских родов наделялись поместьями в Московском уезде и соседних,
другие в отдаленной провинции, по месту службы. Измельчавшие остатки
наследственных владений отходили для многих князей на второй план перед поместным
наделом, и они приобретали оседлость в новых местах, там, где служили и владели
пожалованными им участками дворцовых земель. Князья сливались с местным
дворянством. Принадлежность к местному дворянскому обществу заставляла таких
князей называть себя в официальных актах рязанцами или нижегородцами, хотя они вели
свое происхождение из других мест, Ростова или Ярославля. В качестве провинциальных
служилых людей они заносились в «десятни», списки уездных дворян и детей боярских.
Ho в этих новых местах потомки владетельных князей никак не могли приобрести того
значения и власти, какие принадлежали их отцам и дедам в вотчинных владениях.
Поместье было неполной собственностью, владение им строго обусловливалось
исправностью службы. Князья, независимые вотчинники, превращались в рядовых
помещиков, всецело зависевших от власти государя. Выслуженные земли для
большинства князей получали перевес над родовыми владениями. Князья
ПриимковыРостовские к началу XYlI столетия сохранили очень немного наследственных
вотчин. В челобитье 1620 года они просят разделить выкупаемую им от чужеродцев
вотчину только на четыре жеребья, чтобы она «не измельчала и не запустела по малым
жеребьям», как другие их вотчины. Один из князей Приимковых отказался от выкупа,
сославшись на свою бедность, и при этом указал, что если его родичи богаче, то только
потому, что они «служили во многих городах по воеводствам и приказам»11. 3 Время
Иоанна III было временем, когда «переставливались старые обычаи», создавалось
единовластное Московское царство на почве многовластия и разъединения удельной
эпохи. Перемены старых обычаев касались, главным образом, служебных князей, были
направлены против сохраненных ими противогосударственных прав. Долгое время при
Иоанне Васильевиче военные силы многих уделов считались самостоятельными
военными единицами и не вводились в общий строй московских полков, большого,
передового и других. Владельцы этих уделов, князья Воротынские, Одоевские, Белевские
(Вельские), Мезецкие, Стародубский, Шемячич, составляли со своими дворами особые
полки, и московский Разрядный приказ предоставлял им в походе становиться подле того
или другого московского полка, справа или слева, «где похотят». Только в последние
годы княжения Иоанна III, замечает проф. Ключевский, эти князья не присоединяются к
московским войскам со своими самостоятельными военными отрядами, но сами
становятся во главе того или другого московского полка. Сначала их назначают
воеводами московских полков только тогда, когда другими полками командуют равные
им по происхождению служилые князья. В княжение Василия III исчеза ет и этот остаток
прежней удельной особенности этих князей. Князь ШвихОдоевский и князь Воротынский
водят московские полки по росписи не только с князем Щенятевым, гораздо раньше их
поступившим на службу к московским великим князьям, но и с московскими боярами
Кошкиными, Сабуровыми и Колычевыми. К числу мер, ослаблявших самостоятельность
князей, должен быть отнесен и указ Иоанна III, которым существенно ограничено было их
право собственности на землю. Первоначально московские великие князья стремились
только к тому, чтобы уделы служилых князей не отрывались от государственной
территории, и ограничивали землевладельческие права этих князей лишь в области права
публичного. Теперь государство налагает руку на их право распоряжения. Особенное
внимание московского правительства привлекли земельные владения многочисленных
княжеских родов ярославских, суздальских и стародубских, потомков князя Всеволода III
Большое гнездо, которым в общей сложности принадлежали обширные пространства
земли на северовостоке. Правительство поспешило подчинить своему контролю
обращение этих земель. При Иоанне III названным княжеским родам запрещено было
продавать свои вотчины кому бы то ни было без ведома великого князя, а также отдавать
их «по душе» в монастыри. Правительство не воспретило вообще продажу этих
княжеских вотчин, но предоставило себе возможность наблюдать, чтобы, при переходе их
от одних собственников к другим посредством куплипро дажи, не нарушались
государственные интересы, чтобы, например, эти вотчины не соединялись в большом
количестве в руках одного какоголибо владетельного князя, которому правительство не
доверяло12. При Иоанне IV важными указами 1562 и 1572 гг. право собственности
служебных князей было еще более стеснено. Ограничения, касавшиеся прежде лишь
большей части северовосточных князей, теперь были усилены и распространены на всех
князей, или «княжат». Князьям воспрещено было отчуждать каким бы то ни было
способом свои земли, продавать, менять, дарить, давать в приданое. Владения княжеские
могли переходить по наследству только к сыновьям собственников; в случае, если князь
не оставит после себя сына, его вотчина берется в казну «на государя». Право
посмертного распоряже ния вотчинами было поставлено под действительный контроль
правительства. Княжеская вотчина могла перейти по наследству к одному из близких
родственников, согласно завещанию собственника, лишь в том случае, если на это
последует соизволение государя. Правительство, разрешая такие переходы земель,
наблюдает за тем, чтобы они не нарушали государственных интересов, «посмотря по
вотчине, по духовной и по службе». Эти указы преследовали, повидимому, двойственную
цель. С одной стороны, правительство имело в виду тесное подчинение княжеского
землевладения власти государя и отчуждение в казну наследственных земель от
некоторых, «высокоумничавших» княжеских родов. С другой стороны, приравнивая
княжеские вотчины к вотчинам других частных владельцев, и, возложив на них, наравне с
другими вотчинами, обязанность военной службы, правительство стремилось к тому,
чтобы переход княжеских земель из рук в руки не нарушал их военнослужебного
значения. Поэтому указ 1562 года существенно ограничил переход княжеских вотчин к
женщинам, которые не могли нести военной службы. Княжеское владение так же, как
всякая вотчина, не могло перейти ни к дочери, ни к сестре собственника. Вдова могла
наследовать по завещанию только часть земель мужа и не имела права никому передавать
перешедшего к ней имения; после ее смерти это имение отбиралось в казну. Для
утверждения ее в правах наследства на всю вотчину требовалось особое разрешение
государя13. Значение многих княжеских родов падало вследствие дробления или утраты
их родовых владений; служба при дворе или на воеводствах ослабляла их связи с
вотчинами, их местную власть и влияние. Иоанн III усиливает свою власть над личностью
и владениями князей, лишает их права отъезда, ослабляет их личный авторитет в качестве
советников государя, ограничивает северовосточных князей в праве распоряжения
вотчинами. Всего этого было недостаточно для уничтожения остатков удельного порядка
и для полного торжества новых государственных начал. Иоанн III прибегает к наиболее
решительному средству, лишению многих князей их наследственных владений.
Рассмотренный выше указ этого государя о наследовании земель северовосточных князей
предоставлял правительству широкий простор для отчуждения их вотчин в казну. Иоанн
Грозный впоследствии обвинял Сильвестра в том, что он раздал княжатам обратно
вотчины, отнятые у них по Уложению Иоанна III: «те вотчины, подобно ветру, роздал
неподобно, и тем многих людей себе примирил». Князь Курбский говорил: «обычай есть
издавна московским князем желати братий своих крови и губити их, убогих ради и
окаянных вотчин, несытства ради своего». Югозападные князья Смоленской и
Черниговской областей ко времени смерти Иоанна III лишились значительной части своих
уделов. К 1505 году главные центры и волости бывшего Смоленского княжества перешли
в собственность московского государя; Иоанн III передал своему сыну смоленские города
со всеми «тянувшими» к ним селами и пошлинами, не упоминая уже о прежних их
владельцах, князьях смоленского и литовского родов. Равным образом и князья
Черниговской области: Воротынские, Волконские, Тарусские, Козельские Мезецкие,
Мышецкие утратили к 1505 году города и городки, бывшие центрами их уделов. Иоанн III
завещает своему сыну Василию город Воротынск со всем, что было за князьями
Воротынскими, город Тарусу, принадлежавший князьям Tapyc ским, город Мышегу,
принадлежавший князьям Мышецким. Князю Дмитрию Иоанновичу переходит город
Мещовск со всеми волостями, погостами и селами, которыми владели князья Мезецкие.
Желая удалить некоторых князей из наследственных владений, правительство давало им
земли в других местностях: князю Мих. Мезецкому вместо города Мещовска дали город
Алексин, но без права дани и суда. В сношениях с иностранными государями Иоанн III
указывал на полное подчинение ему служебных князей. На требование крымского хана
собрать дань с Одоевских князей, как делалось в старину, государь разъяснил ему, что
удельные порядки отжили свое время: «Одоевских князей больших не стало, — ответил
Иоанн крымскому хану, — отчина их пуста; а другие князья Одоевские нам служат, мы их
кормим и жалуем своим жалованьем, а иных князей Одоевских жребии за нами. Что они
тебе давали и твоему человеку, теперь им нечего давать, отчина их пуста; и теперь твоего
человека я жаловал, а им нечего давать»*14. Продолжая дело своего отца, Василий III
оставлял во владении князей часть их наследственных земель, но систематически лишал
их стольных городков их уделов. По словам Гер берштейна, этот государь «исполнил то,
что начал его отец, а, именно, отнял у всех князей и других владетелей все их города и
укрепления и даже своим родным братьям не вверял крепостей и не позволял им в них
жить». Герберштейн преувеличил результаты, достигнутые Василием III. Некоторые
князья сохраняли до времен Иоанна Грозного свои обширные владения, в пределах
которых пользовались прежней независимой властью. Подчиненное князьям население
видело в них сыновей и внуков прежних своих государей, самостоятельных удельных
князей. Сохраненные князьями остатки удельной самостоятельности не мирились с новым
требованием полного подчинения подданных власти государя. Иоанн Грозный настаивал
на совершенной покорности лиц его воле и на полном равенстве их перед
государственной властью: «жаловати мы своих холо пей вольны, а и казнити их вольны
есмы». Он хотел быть «самодержавием и великих и сильных в послушестве имети».
Привилегированное положение князей, питавшее их властолюбивые притязания, не
соответствовало этому идеалу. Иоанн обвиняет своего непокорного слугу князя
Курбского в том, что он «изменным обычаем восхотел быть ярославским владыкой».
Иоанн Грозный ставил себе задачей искоренить гордыню и из менные обычаи князей . Он
не только конфискует их земли, по примеру отца и деда, но и жестокими казнями
истребляет сильнейших княжат, препятствовавших полному торжеству новой
государственной идеи.? Князь Курбский писал Иоанну в одном из своих резких посланий:
«единоплеменных княжат, влекомых от роду великого Владимира, различными смертьми
поморил еси и отнял их движимые и недвижимые стяжания, чего еще был дед твой и отец
не разграбил». Иоанн казнил князей Воротынского и Одоевского потому, что «те княжата
были еще на своих уделах и велия отчины под собою имели: а колико тысяч в них, —
говорит Курбский, — не чту, было воинства, слуг их: им же он зазречи, того ради губил».
Казнь князей Прозоровских и Ушатых Курбский также объяснил тем, что они «имели
великие отчины»15. В 1564 году Иоанн IV торжественно выехал из московского
кремлевского дворца в знаменитую Александровскую слободу и оттуда объявил свою
опалу духовенству и служилым людям «на своих богомольцев, на архиепископов и
епископов, и на архимандритов, и на игуменов, и на бояр, и на дворецкого, и на
конюшего, и на окольничих, и на казначеев, и на дьяков, и на детей боярских, и на всех
приказных людей». Только тяглым людям, «гостям», посадским и всему православному
христианству милостиво было объявлено, «чтобы они себе никакого сумления не
держали, гневу на них и опалы никоторой нет». По возвращении в Москву, в 1565 году
Иоанн учредил опричнину, выделил из земщины в свое опричное владение часть городов
и волостей, учредил особый двор с опричными дворецким, боярами, служилыми людьми.
Своеволие и злодеяния новых приближенных лиц государя, опричников, закрыли для
современников истинное значение этого учреждения. Повествователи смутной эпохи
представляли себе устройство опричнины так: в гневе на своих подданных Иоанн
разделил государство на две части; одну — земщину — дал царю Симеону, другую взял
себе и заповедал своим опричникам «оную часть людей насиловати и смерти предавати».
Многие историки следовали этому взгляду и видели в опричнине орудие насилия,
«высшую полицию по делам государственной измены». Новейшие исследователи
раскрывают иной смысл и значение отделения опричнины от земщины. В опричнину
взята была, как выяснил проф. Платонов, обширная территория, слагавшаяся постепенно
из городов и волостей, лежавших в центральных и северных областях государства: в
Поморье, За московных и Заоцких уездах (в верховьях Оки), в двух новгородских
пятинах, Обонежской и Бежецкой. Значительное большинство городов и волостей в
центральных областях Московского государства и все главные торговые пункты на
речных путях отошли от земщины и ей оставлены были, почти исключительно, окраины
государства. Главной целью учреждения опричнины была коренная ломка
землевладельческого строя, сохранившегося от удельного времени. В центральных
областях государства, указывает названный историк, для опричнины были отделены как
раз те местности, где еще существовало на старых удельных территориях землевладение
княжат, потомков владетельных князей. Опричнина действовала среди родовых вотчин
князей ярославских, белозерских и ростовских, князей стародубских и суздальских,
князей черниговских и иных югозападных на верхней Оке. Вотчины их постепенно
входили в опричнину. На местах, взятых в опричнину, производилась в широких размерах
мена земель: «государь велел вотчинников и помещиков, которым не быть в опричнине,
из тех городов вывести и подавать земли велел в то место в иных городах». Вотчинники и
помещики лишались своих земель сразу всем уездом и с городом вместе; за взятые земли
служилые люди вознаграждались другими, где государь пожалует, или где сами приищут;
каждый уезд, взятый в опричнину, был осужден на коренную ломку. Общий пересмотр
землевладения всей тяжестью пал на княжат, владевших удельными землями и
возбуждавших гнев и подозрение Грозного. Одних Иоанн свел со старых мест и развеял
по новым, далеким и чуждым местам, дал им поместья «в отдаленных областях, где они,
— говорит Флетчер, — не имеют ни любви народной, ни влияния, ибо они не там
родились и не были там известны»; других ввел в свою опричную службу, в избранную
«тысячу голов», и поставил под свой строгий непосредственный надзор. Из южнорусских
князей, «сидевших на своих уделах и имевших велия вотчины», князья Ф.И. Трубецкой и
Никита Иванович Одоевский действовали в числе «воевод из опричнины», князю М.И.
Воротынскому дан был СтародубРя половский вместо старого его удельного владения
(Одоева и других городов)16. В дело разрушения удельных порядков, которое московские
великие князья вели со свойственной им постепенностью и настойчивостью, царь Иоанн
Грозный внес неведомое дотоле ожесточение больного человека. Жестокими казнями он
истреблял княжеские роды, искореняя остатки удельной старины. Ho казни и опалы не
оправдывались уже обстоятельствами. Кровавое гонение начато было против княжат
тогда, когда они были ослаблены стечением ряда неблагоприятных для них обстоятельств
и энергичными действиями великих князей Иоанна IlI и Василия, когда они, получив в
малолетство Иоанна Грозного власть в свои руки, показали полное свое бессилие и еще
более ослабили себя взаимным соперничеством. Так называемая борьба Иоанна Грозного
с боярством, или княжатами, не была собственно борьбою, потому что князья не
оказывали никакого сопротивления Иоанну. Борьба с князьями была закончена при деде и
отце Грозного; она велась иначе, хотя в то время противная сторона была еще достаточно
сильна для стойкого, хотя и пассивного сопротивления. При Иоанне Грозном борьба
превратилась в гонение. По странному стечению обстоятельств разрушение удельных
преданий велось с наибольшим ожесточением тогда, когда они наиболее ослабли и
исчезли сами собой. Как бы то ни было, Иоанн кровавыми казнями и конфискациями
княжеских владений довершил вековое дело создания нового государства. Английскому
послу Джильсу Флетчеру, посетившему Москву в царствование Феодора Иоанновича в
1588 году, рассказывали, что еще недавно были в Москве лица из древнего дворянства,
которые владели по наследству различными областями с неограниченной властью и с
правом «судить и рядить» все дела в своих владениях без аппеляции, и даже не отдавая
отчета царю. «При Грозном еще можно было, — замечает проф. Ключевский, — застать
таких владельцев, но при сыне его, после опричнины, они были уже только предметом
воспоминаний». «Теперь, при Феодоре Иоанновиче, — говорит Флетчер, — высшая знать,
называемая удельными князьями, сравнена с остальной знатью; только лишь в сознании и
чувстве народном сохраняет она некоторое значение и до сих пор пользуется внешним
почетом в торжественных собраниях». От всей удельной старины князья сохранили
только свои прозвания по именам уделов; исчезли уделы Одоев и Шуя, но остались
родовые фамилии князей Одоевских и Шуйских. Много лет спустя, царь Алексей
Михайлович, как бы намереваясь уничтожить и это вое поминание старины, запретил
князю Ромодановскому писаться РомодановскимСтародубским по названию прежнего
удела СтародубаРяполовского на реке Клязьме. Ho князь подал царю слезное челобитье о
сохранении титула: «Тебе, великому государю, ведомо, князишки мы Стародубские: дед и
отец мой и дяди писались СтародубскоРомодановские, умилосердись, не вели у меня
старой нашей честишки отнять», — и царь Алексей Михайлович уважил это ходатайство,
оставил Ромодановскому «старую его честишку»17.

Местничество
I Служебные князья вошли в состав московского боярства, стали служилыми
вотчинниками и помещиками. Взамен утраченного политического значения лучшие
княжеские роды заняли привилегированное положение избранной правительственной
знати.
 Княжата оттеснили от первых мест большую часть старинных боярских родов. По
разрядам со времени Иоанна III высшие должности государственного управления
занимают служилые князья, с двумятремя первостепенными фамилиями московских бояр,
Кошкиных или ВельяминовыхВоронцовых. Несколько ниже их стоят другие старинные
московские боярские роды с второстепенными служилыми князьями. Княжата
расстанавливаются в известном иерархическом порядке по качеству столов, на которых
сидели их владетельные предки: потомки князей, занимавших старшие столы удельных
княжеств Ростовского, Ярославского или Тверского, становились выше своих родичей,
предки которых пришли в Москву с младших удельных столов. Боярские роды
размещаются по древности службы рода московским государям. Княжата и бояре затем
настойчиво стремятся сохранить сложившийся к началу XVI столетия аристократический
распорядок фамилий. Поддерживая взаимную иерархию, они сохраняют за собой высшие
правительственные места, свое привилегированное положение среди служилого
дворянства, не допуская в свою среду новых людей. Для охраны этого положения в руках
московского боярства было надежное средство — местничество, которое ко времени
Иоанна Грозного складывается в известную систему и регулируется законодательными
определениями. 5 Зак. 73 Высокое аристократическое положение известного рода среди
других родов совершенно не зависело от власти государя. Он не мог возвысить какойлибо
род пожалованием княжеского титула или другим наследственным отличием. Назначение
лица на высшую должность, получение им звания ближнего боярина не изменяло
местнического отношения сановника и его родичей к другим знатным фамилиям.
Высокая должность и высокий чин не делали более родовитыми ни лицо, пожалованное
этим чином, ни его потомков и родственников. Большая или меньшая честь отца не давала
никаких положительных прав сыну. «За службу жалует государь поместьем и деньгами,
но не отечеством». Должность и чин, пожалование государя, сами по себе, ничего не
значили в местническом счете. Опираясь на свое отечество, боярские роды основывали
свои притязания не на заслуженности отцов, не на их высоких чинах или должностях, но
на их, признанном ранее, местническом отношении к другим родам. Служилый человек
довольно равнодушно относился к должности самой по себе: он ревниво следил только за
своими отношениями к другим по должности. Боярин согласен был ехать товарищем
воеводы во второстепенный город, если только воеводой назначался человек, ниже
которого он мог быть по установившемуся взаимному отношению их фамилий; но он не
принял бы назначения товарищем воеводы в один из главнейших городов, если только
первый воевода был ниже его одним или двумя местами. Сравнительно низкая служба,
сама по себе, не унижала чести лица и его рода; его могла унизить только совместная
служба, занятие на совместной службе более низкой должности. Доказывая свое право на
превосходство, «местники» не разбирали заслуг предков, не входили в оценку
должностей, занимавшихся ими; они рассматривали лишь вопрос о том, кто из предков
двух спорящих сторон занимал высшую должность на совместной службе. Равное
значение со службой в известной должности имели для выяснения взаимного отношения
сторон случаи совместного сидения за царским столом в порядке местнического
старшинства лиц. В 1616 году князь Ф. Волконский, человек неродословный, местничаясь
с боярином П.П. Головиным, ссылался не на своих предков, но на свои личные заслуги,
личную службу, говоря, что ему по своей службе обидно быть меньше боярина?
Головина. Этот довод с местнической точки зрения не имел никакого значения и был
решительно отвергнут боярамису дьями, разбиравшими это дело.

Личные заслуги не влияли на местнический распорядок так же, как заслуги предков. Этот
распорядок мог измениться лишь вследствие изменившегося взаимного отношения лиц по
службе. Князь Долгорукий выиграл свой спор о местах с Приимковым на том основании,
что он, служа вместе с последним в городе Юрьеве, занимал высшую должность, без
протеста со стороны Приимкова: «я хочу быть тебя больше, потому что полтретья года
(два с половиной года) был я в Юрьеве у больших ворот, а ты не бил челом, бывши у
меньших (ворот)». Иерархия, установившаяся между двумя лицами, передавалась по
наследству их нисходящему потомству и боковым родственникам. Простейший случай
местнического спора представляет древнейшее из дошедших до нас местнических дел —
спор В.Ф. Сабурова с Гр. П. Заболоцким на великокняжеском пиру Иоанна III.
Заболоцкий не согласился сесть за столом ниже Сабурова. Тогда Сабуров бил челом
государю, основывая свое старшинство на том, что отец его, Федор Сабуров, был выше
отца Заболоцкого. Притязание Сабурова на старшинство было признано основательным, и
ему была выдана боярами правая грамота на Заболоцкого. Ho местнические счеты до
крайности осложнялись тем обстоятельством, что взаимное отношение двух лиц
передавалось не безразлично всем их родственникам, но только родственникам,
соответственно близким к ним в порядке родового старшинства. Местничество возникало
большей частью не между родами, как замкнутыми целыми, с равными единицами; ме
стничались отдельные лица, местничался ряд членов одного рода, в порядке родового
старшинства, с рядом членов другого рода; когда два представителя соперничающих
фамилий ссылались в споре о местах на взаимоотношение родоначальников, то они
необходимо должны были выяснить свое отношение к этим родоначальникам; их
взаимное отношение могло быть приравнено к взаимоотношению предков только тогда,
когда каждый из них отстоял от этих предков на равное число мест в порядке
старшинства. Если Волынский был признан равным Колычеву, то отсюда не следовало,
что все члены рода Волынского были безразлично равны родичам Колычова; члены этих
двух родов были равны только соответственно своему старшинству 5* среди родичей.
 Старший сын Волынского был равен старшему сыну Колычова; но так как в своем роде
он был меньше своего отца, то он был и вне своего рода меньше лица, равного его отцу.
Младший брат Волынского был равен младшему брату Колычова, но он был меньше на
одно место старшего представителя рода Колычевых. При строгом применении начал
местничества младший родич виднейшей фамилии мог стоять ниже старшего члена более
низкого рода. Установившееся местническое соотношение двух лиц повторялось в
каждом следующем поколении между соответствующими членами родов. Если младшее
поколение одного рода временно становилось ниже старшего поколения другою, равного
рода, то, когда выступало на сцену младшее поколение этого последнего, временно
возобладавшего рода, нарушенное равновесие снова восстанавливалось. Местничество на
практике поддерживало деятельно лишь известное взаимоотношение между
соответствующими членами родов; но оно вело в то же время к установлению известного
общего взаимоотношения родов. Правильный местнический счет, с выяснением точного
соответствия каждого члена одного рода членам другого, должен был вестись лишь между
равными приблизительно по своему отечеству родами. Эти расчеты родового старшинства
каждого члена фамилии были необходимы для установления старшинства между
представителями соперничающих родов, основное взаимоотношение которых,
установленное родоначальниками, не давало большого явного преимущества членам
одного рода над членами другого. Ho этот строгий местнический счет не был необходим в
тех случаях, когда сталкивались между собою представители знатнейшего рода,
занимавшего долгое время первые места, с членами второстепенного или упавшего рода.
Некоторые фамилии стояли так высоко пред другими, что трудно было допустить мысль о
возможности сравняться с ними. Члены таких знатнейших родов, сталкиваясь с лицами
низших родов, ограничиваются тем, что указывают на постоянное общее старшинство
своего рода. Если члены какойлибо фамилии, например, Бутурлиных, неоднократно
бывали по разрядам на несколько мест выше Гагариных, то в споре членов этих двух
фамилий Бутурлину дотаточно было сослаться на более высокое положение своего рода
вообще, не приводя какоголибо фак та превосходства одного из Бутурлиных над
Гагариным и не высчитывая своего старшинства в роде.
Каждый местнический счет отдельных лиц выражал, в сущности, известное соотношение
старшинства и меньшинства родов. Члены рода не представляли собой равных величин
пред такими же неравными величинами другого рода. Ho все члены рода были связаны
между собой своего рода круговой порукой: возвышение одного члена соответственно
повышало значение всех родичей, возвышало весь род, как обособленное целое, хотя и
составленное из родовых звеньев неравного значения. Понижение в местническом счете
одного родича понижало остальных, младших, понижало нисходящии линии рода.
Поэтому все родичи местничавшихся лиц принимали деятельное участие в споре,
выступая в защиту своей родовой чести: старшие нередко отвечали за младших. Когда
соотношение родов не было совершенно ясным, спорящие стороны должны были указать
факты из совместной службы родичей и затем указать свое отношение к этим родичам. В
иных случаях, когда взаимоотношение родов было очевидным, достаточно было одного
обобщения более или менее известных фактов, достаточно было сказать, что «наше
родство (князья При имковы) с их родством (князей Долгоруких) нигде не бывало
меньше», или «Ростовские нам (князьям Лыковым) не страшны», или «и лучшему
(старшему) Колтовскому с последним роду нашего Пушкиных можно быть в меньших
товарищах» . Местничество соответствующих членов фамилий указывало на
неопределенность старшинства или равенство этих фамилий. Ho выражавшееся в
местнических счетах постоянное, деятельное стремление родичей удержать за собой
место, принадлежавшее предкам, приводило к более определенному взаимоотношению
родов, как сомкнутых целых, независимо от старшинства членов внутри рода. Известный
род тотчас же замечал, что соперничающему с ним роду «не доставало в случаях»; частое
повторение такого недоставания, говорит Валуев, неизбежно приводило к понятию
прямого старшинства одного рода перед другим. «Щербатовы большие бывали в мень
ших с Татаевыми меньшими»; повторение такого отношения необходимо приводило к
положительному старшинству всего рода Татаевых перед родом Щербатовых18.
2 Местничество устанавливало аристократический распорядок фамилий, размещая в
известной иерархии целые роды или соответствующие по старшинству поколения родов.
Возбуждая нередко постоянную вражду между родами, взаимные отношения которых еще
не установились, местничество, вместе с тем, объединяло все аристократические фамилии
в одно целое, в класс лиц, разместившихся между собою по отечеству и не оставивших
места в своей среде новым, неродословным людям. Два рода могли долго спорить между
собой за известное место, но если они не хотели уступить этого места друг другу, во имя
своей отеческой чести, то еще менее уступили бы они это место комулибо третьему,
новому человеку, не имевшему никаких отеческих прав на него или имевшему еще более
сомнительные права, чем обе спорящие стороны. Оба рода сочли бы себя обиженными и,
оставив свою вражду, обратились бы с настоятельным челобитьем «об отечестве» против
этого третьего пришельца. Новый неродословный человек стоял так низко с местнической
точки зрения, что он не мог заявлять никаких притязаний на место среди старинных
фамилий: «неродословным людям с родословными и счету нет». Устанавливая иерархию
родов, местничество вместе с тем закрывало доступ новым родам в среду известных
фамилий. Оно имело, главным образом, значение сословнооборонительной системы.
Родословная знать, по замечанию проф. Ключевского, не раздвигалась, когда к ней
приходили новые люди. Все места были распределены; пришельцам оставались места с
самого края, ниже родословных людей. Родные царицы, незнатного происхождения,
пожалованные в бояре, по свидетельству Котошихина, не ходили в Думу и не бывали на
обедах царя; им негде было сесть там ни в Думе, ни за царским столом: «под иными
боярами сидеть стыдно, а выше не уметь, потому что породою невысоки». В XV веке и
ранее, во время сильного прилива в Москву знатных слуг, владетельных князей,
московское боярство не раз должно было уступать этим пришельцам. «Приехал князь
Юрий Патрикеевич, — отмечали в разрядах, — и заехал боярина Константина Шею и
других». Ho эти новые слуги разместились с московскими боярами, и затем московская
знать теснее, чем прежде, сомкнула свои ряды и упорным местничеством охраняла себя от
дальнейших «заездов». Как трудно было проникать новым родам в среду высшей знати,
показывает пример постепенного возвышения над другими родами Годуновых,
покровительствуемых Иоанном Грозным. При каждом назначении Бориса Годунова на
более высокое место, лица, выше которых он становился, искали на нем «своего
отечества», отказываясь принимать более низкие, сравнительно с ним, назначения. На
седьмой свадьбе царя Иоанна Васильевича «Борис Федорович был у царицы в дружках, в
первых, а Панкратий Салтыков у царя во вторых и бил Салтыков челом на Годунова». Ни
на кого не встречается столько челобитий, как на Годуновых, Бориса и его родичей.
Годуновы повсюду были оправлены, благодаря энергичной поддержке Иоанна, который в
этих случаях, как предполагает Валуев, решал споры в пользу Годуновых не без
нарушения обычных правил местничества. В одном из споров Годунов был поставлен
выше Симского «многими месты», но без определения сколькими именно; это показывает,
что расчет царской правой грамоты и те отношения, которые могли дать такой вывод, не
были довольно ясны и определенны. Борис Годунов, сделавшись царем, в свою очередь,
таким же образом возвышал своего любимца Петра Басманова из не особенно знатного
рода (дед Басманова был в боярах, а отец — в кравчих). Как прежде на Годуновых, так
теперь на Басманова возникают беспрестанные челобитья от князей Черкасских,
Салтыковых, Татевых. Царь Борис Феодорович отстаивает своего любимца так же, как
прежде его самого отстаивал Иоанн Грозный. Он «не дает вершенья суду, отставляет
противника, или объявляет службу невместною». Только такими путями при постоянной
борьбе и могло идти возвышение новых лиц вопреки порядку местнических отношений19.
Местнические столкновения, или стычки, весьма часто возникали на торжественных
обедах за царским столом. Сидение за столом по известному порядку мест наглядно
обнаруживало местническую иерархию лиц. Котошихин рассказывает: «когда у царя
бывает стол на властей и бояр, и бояре учнут садиться за стол по чину своему, — то иные
из бояр, ведая с кем в породе своей ровность, под тем человеком садиться не учнут».
Чтобы не начинать спора, такие приглашенные спешат получить разрешение уехать
домой под какимлибо предлогом. Ho, если царь прикажет сидеть за столом под кем
доведется, боярин, считающий себя обиженным, «учнет бита чглом, что ему ниже того
боярина сидети не мочно, потому что он родом с ним ровен, или и честнее, и на службе и
за столом преж того род их с тем родом, под которым велят сидеть, не бывал; и такого
(челобитчика) царь велит посадити сильно, и он посадити себя не даст и того боярина
безчестит и лает; а как его посадят сильно и он под ним не сидит же и выбивается изза
стола вон, и его не пущают и разговаривают, чтоб он царя не приводил на гнев и был
послушен; и он просит, “хотя де царь ему велит голову отсечь, а ему под тем не сидеть”, и
спустится под стол; и царь укажет его вывести вон и послать в тюрьму, или до указу к
себе на очи пущати не велит». Такое ослушание воле государя, долгий спор изза места за
столом представляется нам странным спором по ничтожному поводу. Ho надо иметь в
виду, что по понятиям того времени, кто один раз сел за царским столом ниже своего
соперника, тот на всю последующую свою служебную карьеру определял свое отношение
к этому сопернику, признавал себя и весь свой род более низким по отечеству. Известное
место за столом определяло последующие служебные назначения лица, совместные с
членами соперничающего рода. Местничество не ограничивалось спорами о местах за
столом, оно простиралось на все совместные службы. «Весь служебный распорядок, — по
замечанию Валуева, — должен был строго соответствовать родовому распорядку,
передающему из рода в род все свои отношения в постоянной и строгой
преемственности». Бояре обнаруживали удивительное упорство, неослабевающую
твердость в постоянной, изо дня в день, защите своих родовых отеческих прав. Они смело
противились воле государя, навлекали на себя опалу, сидели недели и месяцы в тюремном
заключении, жертвовали существенными материальными интересами, когда отказывались
изза местничества ехать на какоелибо воеводское кормление, жертвовали всем, чтобы
отстоять высокое место своего рода и не принять невместного назначения.? Особенно
яркий пример стойкого неповиновения распоряжениям правительства, нарушавшим
обычное право местничества, представляет князь Андрей Голицын в его неоднократно
возобновлявшихся спорах с князем Тимофеем Трубецким. В 1588 году, в марте, царь
Феодор Иоаннович, формируя полки, которые должны были стоять в Туле для охраны
южной Украины от крымских людей, назначил воеводою в главный, большой полк князя
Трубецкого, а во второй по значению полк, передовой — князя Андрея Голицына. Князь
Голицын отказался принять это назначение, считая унизительным быть ниже князя
Трубецкого, и «бил челом в отечестве» на этого князя. Государь отказал в судебном
разбирательстве спора, «не велел Андрею Голицыну дати счету», сославшись на то, «что
князь Андрей бывал со князем Тимофеем (Трубецким) преж того» и на то, что ранее, в
немецком походе 1579 года даже старший брат князя Андрея Голицына был меньше
боярина князя Тимофея Трубецкого. Князь Голицын не удовлетворился таким решением
без обычной, обстоятельной проверки прав обеих сторон на боярском суде и не поехал на
службу в полк. Тогда государь велел силой отвезти его на службу с приставом, но князь,
привезенный под конвоем на место сбора полка, отказался принять полковые списки. За
это вторичное ослушание он был посажен в тюрьму, сидел в тюрьме две недели, но
списков всетаки не взял. Тогда государь уступил его упорству, велел выпустить из
тюрьмы и отпустить со службы. Спор Голицына с Трубецким на этом не кончился;
осенью того же года он добился суда в отечестве с Трубецким, но, по всей вероятности,
был обвинен, так как в марте следующего, 1589 года, опять назначен был воеводой
передового полка в Тулу, «для приходу крымского царя», в то время, как воеводой
большого полка попрежнему был назначен его соперник князь Трубецкой. Голицын и тут
упорствовал, настаивал на своем старшинстве, «не хотя быть в меньших у князя
Трубецкого», и отказался от командования полком под предлогом болезни («разболелся,
будто болен»). До какой степени местничество стесняло правительство в его
распоряжениях, видно из следующего. Упомянутое уже назначение воевод в полки, для
обороны южной границы в 1588 году, вызвало сразу три челобитья воевод об отечестве.
Кроме князя Голицына, бившего челом на князя Трубецкого,? Михайло Туренин,
назначенный вторым воеводой в передовой полк, отказывался служить ниже второго
воеводы большого полка Хворостинина; воевода третьего, сторожевого полка Михайло
Салтыков считал себя обиженным высшим назначением Туренина20. 3 Несмотря на ясно
сознаваемый вред местничества, московское правительство до царствования Феодора
Александровича постоянно считалось с боярскими родословными притязаниями, как с
неизбежным злом. Даже Иоанн Грозный, столь самовластный и жестокий в отношении к
боярам и княжатам, заподозренным в измене, терпеливо сносил явное неповиновение
своих слуг, когда оно основывалось на местнических счетах. В первые годы
самостоятельного правления Иоанна, ознаменовавшиеся вслед за изданием Судебника
1551 года напряженной законодательной деятельностью, издано было несколько важных
указов, касавшихся местничества. Эти указы не столько, однако, ограничивали
местничество, сколько упорядочивали его. Указом, или Уложением, 1550 года служащим
в полках княжатам, дворянам и детям боярским запрещено было мес тничаться с
воеводами, начальниками полков. Служба «больших дворян» под начальством меньших
по отечеству воевод не должна была приниматься в расчет, в случае занятия ими
должности воеводы: «а впредь случится кому из тех дворян больших самим быть в
воеводах, тогда счет дать и быть им в воеводах, по своему отечеству; а наперед того, хотя
и бывали с которыми воеводами с меньшими на службе, и тем дворянам с теми воеводами
в счете в своем отечестве порухи нет». Вместе с тем установлены были правила для
местничества полковых воевод между собой. Споры о местах крайне затрудняли выбор
лиц на должности воевод; первые воеводы считались местами не только с первыми же,
или большими воеводами других полков, но и со вторыми воеводами высших полков;
вторые воеводы всех пяти полков местничались как со своими прямыми начальниками,
так и с воеводами, первыми и вторыми, других полков. Указом 1550 года первый воевода
большого полка был объявлен стоящим выше всех других воевод. Первые воеводы трех
следующих по значению полков: правой руки, передового и сторожевого, — признаны
были равными между собой; воевода полка левой руки — меньше воеводы правой руки,
но он не меньше воевод передового и сторожевого полков. He считая местничества всех
воевод с первым воеводой большого полка, одному только воеводе левой руки
предоставлено было считаться местом с воеводой полка правой руки. Затем всем вторым
воеводам запрещено было считаться с первыми воеводами других полков: «кто с кем в
одном полку послан, тот того и меньше, а с другими (первыми воеводами) без мест».
Соответственно вышеуказанному счету первых воевод, вторые воеводы полков правой
руки и других признавались меньше второго воеводы большого полка, но не могли
местничаться между собою; а второй воевода левой руки был, кроме того, меньше одного
лишь второго воеводы правой руки. Этот указ не нарушал существенных оснований
местничества. В одной из дошедших до нас редакций этого указа прямо было
подтверждено, что государь «прибирает воевод, рассуждая их отечество», и сообразуясь с
тем, кто может «ратный обычай содержати». Этим указом только ограничивалось поле
возникновения местнических столкновений, посредством сужения понятия совместной
службы, лежавшего в основе местничества. Несмотря на это, указ 1550 года при
последующих мест ничествах часто не соблюдался. Обычный счет всех пяти полков в
последовательном порядке старшинства (большой, правая рука, передовой, сторожевой,
левая рука) брал верх над законом и само правительство иногда держалось этого счета при
решении местнических споров21. Другой указ, касавшийся местничества и изданный в
первой половине царствования Иоанна Грозного, установил правила для определения
старшинства родственников в роду, для так называемого счета родословной лествицей.
Как указано выше, для определения взаимоотношений двух лиц из приблизительно
равных по значению фамилий, недостаточно было выяснить взаимоотношение какихлибо
их родственников по разрядной службе, но необходимо было также установить
отношение тяжущихся лиц к этим родственникам по родословцу. При этом, по обычному
счету родословной лествицей, принимались во внимание не только семьи, отец с
сыновьями и внуками, но и весь род, дяди и племянники. В основе лежал счет по
старшинству поколений. Все дяди были старше племянников, племянники — внуков и так
далее. Место лица среди родственников одного поколения определялось как
старшинством рождения, так и происхождением от старшего родственника. Сыновья
известного лица стояли ниже его братьев, сыновья второго брата были меньше сыновей
старшего брата. Так как все дяди были выше своих племянников, то старший сын первого
брата оказывался ниже (меньше) своего отца не на одно место, а на столько мест, сколько
у него было дядей; если их было семь, то он занимал от отца восьмое место. Большие
семьи, вследствие этого, должны были терять в местнических счетах перед малыми.
Равенство сыновей двух лиц, равных между собой, находилось в зависимости от того,
были ли у их отцов братья или нет. Сын лица, имевшего пять или шесть братьев,
оказывался стоящим ниже сына лица, имевшего одного брата; он был ниже отца на 6 или
7 мест, а его соперник — на два места. Рассматриваемый указ имел целью предупредить
до некоторой степени такое неравенство, возникшее из большего размножения одного
рода сравнительно с другим. Старший сын первого брата был объявлен равным
четвертому своему дяде; он занимает определенное четвертое место от своего отца, даже
если имеет четверо или более дядей. «По нашему уложению, — говорит Иоанн в одной из
грамот, разрешавшей местнический спор, — первого брата сын четвертому дяде в
версту»22. 4 Иоанн Грозный ограничился этими указаниями, которые должны были, не
нарушая главных оснований местничества, заключить его в более тесные пределы. Ho он
ясно сознавал вред местничества, как видно из следующих слов царя на Стоглавом соборе
1551 года: «Как приехали к Казани, — говорил государь, указывая на Казанский поход
предшествовавшего года, — и 'с кем кого не пошлют на которое дело, ино всякий
разместничается на всякой посылке и на всяком деле, и в том у нас везде бывает дело
некрепко; и отселе куды кого с кем посылаю без мест по прежнему приговору, без
кручины и без вражды промеж себя никоторое дело не минет, и в тех местах
(местничестве) всякому делу помешка бывает». Тем не менее, видя, что местничество
причиняет всякому делу помешку, Иоанн IV не решался на его отмену ни в годы,
ближайшие к Стоглавому собору, ни в позднейшее время опричнины и гонения княжат.
Напротив, Иоанн постоянно признавал местнические притязания бояр, не обнаруживая
принципиального противодействия им. По не вполне достоверному рассказу историка
прошлого века князя Щербатова, Хабаров Симский поплатился жизнью за нежелание
уступить место известному опричнику Малюте Скуратову. Из других достоверных
местнических дел времени опричнины видно, напротив, что Иоанн никогда не карал бояр
и князей за местническое ослушание так, как он карал их за действительную или мнимую
измену. Грозный царь нередко сам входил в расследование местнических споров и решал
их, к удивлению историков, скоро, благоразумно и милостиво. Судебные разбирательства
«стычек» оканчивались обыкновенно тем, что челобитчика ставили ниже того, на кого он
жаловался, часто же прекращались тем, что местникам не давали между собою счета;
иногда, для избежания споров, воевод перемещали с одной пограничной стражи на
другую — по тогдашнему выражению — разводили. Всего же чаще давали такое
решение: «служить без мест, а как служба минет, тогда и счет будет дан». Для ослабления
вредного влияния местничества Иоанн довольствовался тем, что чаще других государей
прибегал к решительному средству: объявлению службы невместною на тот или иной
поход. Когда государь объявлял «быть без мест», то это значило, что то или иное
взаимоотношение воевод не будет служить примером для последующих их совместных
служб, так что они могли не кручинясь принять невместное для себя назначение.
Местничества возникали даже в самое жестокое время правления Иоанна и оканчивались
благополучно для спорящих лиц. Известный поход царя в Новгород, окончившийся
разгромом этого города, все время сопровождался местническими челобитьями, по
которым давались обычные решения. Особенно много местнических дел было в первые
годы самостоятельного правления Иоанна, во время Казанского похо да, и затем, в
ближайшие годы, за учреждением опричнины; с 1575 года число их удваивается и
возрастает с каждым годом: это объясняют тем, что опричнина должна была спутать
отношения бояр23. Зная о сильном развитии местничества при Иоанне Грозном,
иностранцы Флетчер и Горсей полагали даже, что Иоанн прямо покровительствовал
местничеству, что он иногда намеренно возвышал низших над высшими, с целью
разъединить знатные роды, возбуждая среди них взаимное недоверие. Один из новейших
историков, следуя мнению этих иностранцев, предполагает, что Грозный царь сознательно
пользовался знаменитым политическим правилом маккиавелизма: «разъедини (разделяй)
и властвуй». Иоанну Грозному, однако, не было надобности пользоваться местничеством,
как средством разъединения аристократии, после того, как он воспользовался для
ослабления ее другими, более действенными средствами — казнями и опричниной.
Местничество было опасным обоюдоострым оружием: если оно, с одной стороны, могло
разъединить и ослабить аристократию, то, с другой стороны, при сильном развитии оно
еще более могло ослабить правительство, парализуя все его распоряжения, не только в
мирное, но и в военное время, когда обстоятельства требовали безотлагательного их
исполнения. Употребление этого опасного оружия по правилу «разъедини и властвуй»
было сверх того и излишним после неуклонного применения царем другого правила:
«устрани и властвуй». Местничество, как замечено выше, не столько разъединяло
московскую аристократию, сколько охраняло занятые ею высшие места от вторжения
неродословных людей. Очистив ряды высшей знати от опасных и не внушавших ему
доверия лиц, Иоанн затем мог уже более терпимо относиться к местническим
притязаниям знати, которые к тому же представляли собой непреодолимую для того
времени силу. He отменяя местничества, царь имел возможность ослабить значение
московского боярства еще и иным путем, помимо опал и казней. Следуя примеру своего
деда и отца, он проводит на высшие места невысоких по отечеству или совсем
неродословных (неродовитых) людей, вопреки притязаниям бояр. Мы видели уже, как
Иоанн выдвигал вперед Годуновых. Установленные при Василии III чины думных дворян,
а затем и думных дьяков, были наиболее действительным средством для возвышения
угодных государю лиц невысокого происхождения.? При Иоанне Грозном возвышается
ряд дельцов, дворян и дьяков, малородословных или совсем неродословных людей:
Адашевы, Сукины, Черемисиновы, Щелкановы и другие. Князь Курбский упрекает
Иоанна за то, что он верит «писарям, которых избирает не от шляхетства, а от поповичей
и простого всенародства». Еще резче порицает новые порядки другой московский
выходец в Литву, Тетерин. «Есть у великого князя, — писал он в Москву к Морозову, —
новые верники, дьяки, половиною его кормят, а большую себе берут; их отцы вашим и в
холопство не годились, а теперь не только землею, но и головами вашими торгуют». Если
новые люди, опытные приказные деятели были дворянского происхождения, как Адашев
или печатник Олферьев, их вводили в Думу думными дворянами и за долгую, полезную
службу возвышали в окольничие. Если это были дьяки, они вступали в Думу думными
дьяками и потом поднимались в думные дворяне и даже в окольничие, как было с
известным дьяком Посольского приказа Василием Щелкаловым. «Рядом с аристократией
породы, родословной книги, — говорит проф. Ключевский, — становится знать
приказной службы и государевой милости». Проф. Сергеевич, со своей стороны, замечает
по этому поводу, что со времени образования Московского государства с помощью бояр и
вольных слуг, «московские государи начинают ломать те подмостки, при помощи
которых произошло возвышение их собственной власти, и выдвигать на службу новому
государству новых людей; в дьяках они создают противовес боярам». В этих новых людях
московские государи находят весьма часто выдающихся по опытности и дарованиям и
всегда более послушных исполнителей своей воли. Впоследствии царь Алексей
Михайлович учредил особый приказ Тайных дел, для надзора за управлением и для
исполнения «всяких царских и тайных дел»; этот приказ в составе одних лишь дьяков и
подьячих был учрежден для того, чтобы «царская мысль и дела исполнялися все по его
хотению, а бояре и думные люди о том ни о чем не ведали»24.

Дворяне и дети боярские

I Сливаясь с боярами и детьми боярскими, служилые князья входят в состав нового класса
служебных людей. Начало образования этого класса было положено Иоанном III;
завершение его организации принадлежит царствованию Иоанна Грозного.
 Вольных бояр и слуг вотчинников сменяют невольные служилые люди, владеющие
землей преимущественно на поместном праве. Рядовая масса служилых людей
образовалась, в основном, из потомков княжеских слуг удельного времени и из
размножившихся и обедневших потомков старинных бояр. Многие упавшие боярские
роды вошли еще в период уделов во второй разряд княжеских слуг. Вследствие
господствовавшего в древней Руси обычая делить имения между всеми сыновьяминаслед
никами, многие дети бояр не могли достигнуть того положения, какое имели их отцы.
Обедневший сын боярина оставался на всю жизнь известен в качестве сына знатного отца,
боярского сына. Наименования сын боярский, дети боярские присваивались всем членам
упавших боярских родов; со времени Василия Темного эти названия получают широкое
распространение; первоначально они присваивались по преимуществу потомкам бояр,
затем распространились на всех слуг второго разряда. Удельное наименование слуги, с
упадком удельного порядка, постепенно выходит из употребления. Василий III в 1509
году пишет указ не боярам и слугам, но «боярам и детям боярским и всем служилым
людям». Служилые люди, дети боярские отличались от удельных слуг не одним лишь
наименованием. Они не имели права отъезда, несли обязательную службу, незнакомую
прежним вольным слугам. В противоположность слугам, владевшим вотчинами, дети
боярские по преимуществу были помещиками, владели землей, данной им в условное,
поместное владение. В древнейшее время поместьями, служними землями, владел лишь
немногочисленный разряд дворных слуг, подчиненных дворецкому. Большая же часть
слуг владела землей на полном праве собственности.
Наделение служилых людей участками дворцовой земли в поместье принимает широкие
размеры лишь при Иоанне III, когда, с присоединением большей части уделов и
обширных владений Великого Новгорода, в руках московских государей сосредоточились
большие пространства земли. В 1500 году великий князь Иоанн Васильевич, как говорит
летопись, «по благословению Семена Митрополита, поймал за себя в Новгороде Великом
церковные земли и владычни и монастырские и роздал детям боярским в поместье». Еще
ранее государь потребовал от новгородцев отдачи части их земель в его полное
распоряжение, объявив, что «нам, великим князьям, государство свое держати на своей
отчине Великом Новгороде без того нельзя», и для укрепления своей власти над
Новгородом, с одной стороны, «послал в Новгород на поместья многих своих детей
боярских» (в 1482 г.), с другой стороны, многих новгородских бояр , лишив прежних
владений, наделил поместьями под Москвой25. В княжение Иоанна III входит в
употребление и новый термин поместье: он встречается впервые в жалованной грамоте,
написанной около 1470 года. В великокняжеском Судебнике 1497 года находим
выражение: «поместник (помещик), за которым земля великого князя». Происхождение
поместья, как особой формы землевладения, обусловленного службой, теряется в
древности удельных веков; первые опыты широкой раздачи поместий произведены были
при Иоанне III. При Иоанне Грозном поместное содержание служилых людей развивается
в определенную систему26. He только для детей боярских, которые или совсем не имели
наследственных владений, или владели измельчавшими вотчинами, но и для многих бояр
и князей, которые не когда владели обширными землями на праве полной собственности,
поместное землевладение получает преобладающее значение перед вотчинным.
Княжеские вотчины также или измельчали, вследствие разделов между наследниками и
экономического кризиса, или по распоряжению правительства были обменены на
поместья. Поместное землевладение является, таким образом, характерной чертой
положения нового служилого класса детей боярских, с вошедшими в их состав князьями.

В состав помещиков, детей боярских входят при Иоанне III дворные люди, или дворяне,
составлявшие двор великого князя. Падение великокняжеских столов сопровождалось
обыкновенно переходом всех придворных людей из уделов к великому князю
московскому. «В руках Иоанна Васильевича, — замечает проф. Сергеевич, —
соединилось уже столько княжеских дворов и дворовых людей, что надо было подумать о
новой организации придворных слуг. Он дает им поместья с обязательством нести
военную службу и, таким образом, выводит их из тесной сферы дворового быта на более
широкую арену поместной жизни и службы». Первоначально, однако, эти
дворянепомещики, вышедшие из среды несвободных и безземельных дворных людей,
занимали низшее положение сравнительно с детьми боярскими, потомками свободных
бояр и слуг, старинных землевладельцев. Впоследствии при Иоанне Грозном, как будет
указано ниже, роли дворян и детей боярских переменились. Кроме дворян
великокняжеских, в класс служилых людей вошли при Иоанне III и лица,
принадлежавшие к дворам частных лиц, бояр и служебных князей — боярские дворные
люди (дворяне) или послужильцы. С целью ослабления служебных князей и бояр, Иоанн
Васильевич брал людей из сильных княжеских и боярских дворов и, наделяя поместьями,
вводил боярских послужильцев в состав государевых служилых людей. «Как Бог поручил
великому князю Ивану Васильевичу, — говорит «Разрядная книга», — под его державу
Великий Новгород (1478), и по его государеву изволению распущены из княжеских
дворов и из боярских служилые люди, и тут им имена, кто чей бывал, как их поместил
государев писец, Дмитрий Китаев». Многие боярские послужильцы в 1483 году были
наделены поместьями в Водской пятине, писцом Китаевым на землях, отобранных от
новгородских бояр и других землевладельцев. Некоторые из их потомков заняли
впоследствии видное положение среди дворянских родов 27. В класс государевых
служилых людей зачислялись со времени Иоанна III не одни дворовые люди бояр и
князей, но и те вотчинники и помещики, которые служили боярам и князьям, не
принадлежа к их дворам.
 В пределах бывшего Тверского княжества до времен Иоанна Грозного сохранились, как
указано было выше, в виде остатка отживавшей старины, такие дети боярские, которые не
входили в состав государевых служилых людей, но служили князьям Микулинскому,
Мстиславскому, Серебряному, Оболенскому, боярину Морозову и другим. Ho большая
часть таких детей боярских, с истреблением и ослаблением владетельных княжат,
переводилась в разряд государевых служилых людей. Последние тверские слуги бояр и
князей, не зависевшие непосредственно от государственной власти, ко времени царя
Михаила Феодоро вича утратили свое особое положение, слившись с царскими дворянами
и детьми боярскими. В северовосточной Руси, раздробленной на уделы, все более
значительные землевладельцы, имевшие холопов и крестьян, были с давнего времени
связаны сетью служебных отношений; они служили великим или удельным князьям или
боярам. В Новгородской и Псковской областях эти служебные связи не имели такого
развития; там сохранялись мелкие вотчинники, — своеземцы, или земцы, никому не
служившие и на время войны входившие в состав земского ополчения. После покорения
Новгорода большая часть таких земцев, вотчинников, владевших крестьянами, была
зачислена в разряд служилых людей. Мелкие своеземцы, владевшие однимдву мя дворами
крестьян, или сами обрабатывавшие землю своими руками, за неимением крестьян,
естественно, не были взяты на службу и слились с классом тяглых людей, крестьян.
Служилые земцы до второй половины шестнадцатого века сохраняли свое особое
наименование земцев, но они отличались от других служилых людей только по роду
землевладения; они владели наследственными землями, вотчинами, тогда как
новгородские дети боярские были по преимуществу люди пришлые, наделенные здесь
поместьями по приказанию государя. Государь, приказывая в 1555 году новгородским
служилым людям снаряжаться в поход «с людьми, конями и доспехом», обращается «ко
всем новгородским помещикам и земцам во все пятины». Новгородские земцы отличались
от помещиков, в качестве местных вотчинников — своеземцев.
Ho в качестве служилых людей они сливаются с чином детей боярских; им рано
присваивается и это наименование, дети боярские; уже в одном из актов 1539 года
упоминаются «два сына боярские земцы»2*. В высший разряд московского дворянства
вошло много родов иноземного происхождения. К князьям Рюриковичам: ярославским,
ростовским, белозерским, суздальским, старо дубским, смоленским, черниговским,
присоединились литовские князья Гедиминовичи. Сыновья литовского князя Пат рикея,
сына Наримунда (внука Гедиминова), Юрий и Федор Патрикеевичи, вступили в службу к
великому князю Василию Дмитриевичу и сделались родоначальниками князей
Патрикеевых и отделившихся впоследствии от этого рода отраслей, князей Хованских,
Булгаковых, Щенятевых, Голицыных, Куракиных. В княжение Иоанна III и отчасти
Василия III перешли в подданство к московским государям другие князья рода Гедимина:
Трубецкие, Вельские (1492), Мстиславские (1526) в одно приблизительно время с
переходом в Москву из Литвы русских князей черниговской отрасли: Воротынских,
Одоевских, Мосальских, Мезецких и литовского князя татарского происхождения
Михаила Глинского (1508). От выходцев из Литвы и из Польши ведет происхождение
также несколько русских дворянских родов. Многие княжеские и дворянские роды
происходят от татарских царевичей, князей и мурз, ордынских, крымских, на гайских,
сибирских. Род князей Мещерских ведет свое начало от владевшего городом Мещерой
выходца от орды Магомета, сына Гусейна, или Бахмета Усейнова. Родоначальником
Годуновых, Сабуровых, Вельяминовых был мурза Чет, пришедший в Москву и
крестившийся, по преданию, при Иоанне Калите; Старковы происходят от ордынского
царевича Сер киза, Глебовы — от царевича Сенудюка (Сеюндюка). При Иоанне Грозном
перешли в Москву из Большой Кабарды три брата, князья Черкасские, турецкого
происхождения, сестра которых Мария Темгрюковна была супругой Иоанна. Кроме
литовскопольского и восточного элементов, в состав древнего дворянского класса вошло
также несколько западноевропейских выходцев.
Родоначальниками дворянских фамилий сделались некоторые знатные греки и итальянцы,
прибывшие вместе с царевной Софьей Палеолог или вслед за ней, — вызванные при
Иоанне III, итальянские и немецкие мастера и художники, — взятые в плен при Иоанне IV
ливонские рыцари. Так, например, род Кашкиных ведет начало от одного из «трех
братьев, греческих дворян, прозванием Кашкиных, приехавших из Рима с царевной
Софией, дочерью царя Фомы Морейского». Прибывший в Москву в 1496 г. грек Федор
Ласкарис был родоначальником Ласкиревых. ФонВи зины происходят от взятого в плен в
Ливонскую войну рыцаря Ордена меченосцев фонВизина. По родословным росписям,
составленным в позднейшее время, многие дворянские роды ведут свое происхождение от
древних выходцев с запада, от «честных мужей, выезжих из прусс или из немцев». «Во
дни благоверного великого князя Александра Ярославича Невского приеде из немец муж
честен именем Ратша, а у Ратши сын Якун, а у Якуна сын Алекса и т.д.» Этот Ратша
считается родоначальником 25 дворянских фамилий (МусиныхПушкиных, Бутурлиных,
Хромых, Мят левых и др.). В XVII веке все знатные фамилии вели свои родословные или
от князей, или от знатных выходцев: Ши мана Африкановича, приехавшего «из немец» к
Ярославу I (Воронцовы, Аксаковы); «мужа честна Михайлы Прушанина», вступившего на
службу к Александру Невскому (Морозовы, Салтыковы, Тучковы и др.); братьев Андрея
Кобылы и Федора Шевляги (Кошкины, Кобылины, Шереметевы и др.); нем чина Дола
(Яхонтовы, Свечины и др.); шведского выходца Облагини; датского — Вирягая;
прибывшего в XV веке англичанина Беста (БестужевыРюмины) и других. Современные
исследователи, допуская возможность появления на Руси (через Новгород) в удельное
время выходцев из Германии, отрицают достоверность указанных родословных
преданий29. До второй Половины XVI века служилые люди назывались преимущественно
детьми боярскими. Наименование сына боярского считалось более почетным, чем
наименование дворянина. Ho в конце этого века название дворянина с небольшого числа
дворных людей, вошедших в состав служилого класса, переносится на всех лучших
представителей этого класса. В первой половине XVI столетия, правительство обращалось
в своих грамотах к детям боярским и дворянам; начиная с 1566 года, на первое место
обыкновенно ставится наименование дворян. С возвышением царской власти возвышается
значение придворных слуг. Все дети боярские становятся такими же, как прежние
дворяне, зависимыми людьми, холопами царя; они начинают ценить наименование
дворянина, указывающее на их близость к царскому двору30. Служилый класс дворян и
детей боярских впервые при Иоанне IV получает более стройную организацию. По указу
1556 года произведена была по всему государству общая разверстка поместий для более
равномерного наделения землей служилых людей. Было замечено, что «вельможи и
всякие воины (дети боярские) многими землями завладели, а службою оскудели», и что
служба их не соответствует размерам их вотчин и поместий. Поэтому государь повелел:
«творя уравнение в поместьях землемерием, учинить каждому, что достойно, излишки же
разделите неимущим». При определении поместных наделов в этом случае, как и при
позднейших частичных и периодических верстаниях помещиков, принимались во
внимание вотчинные владения служилых людей. «Неимущие» получали большие
поместья, чем лица, имевшие вотчины. Одновременно с этим устройством поместного
землевладения была принята важная мера по отношению к землевладению вотчинному.
Еще до Иоанна IV было установлено правило, что люди, владеющие вотчинами, обязаны
нести военную службу так же, как владельцы поместий. Владение землей на праве полной
собственности не избавляло владельца от обязанности содействовать личными силами
защите государственной территории. «Земля не должна выходить из службы», находится
ли она в руках помещика или вотчинника. Земля сама, по понятиям того времени,
замечает проф. Загоскин, служит государству; вотчинник является только лицом, в
котором выражается служебная сила земли. Указом 1556 года размеры службы с вотчин
были уравнены со службой с поместий. При определении размеров этой повинности
землевладельцев было постановлено одинаково по отношению к вотчинникам и
помещикам, что с каждых ста четвертей (50 десятин) землевладельцы обязаны поставить
одного вооруженного всадника: Иоанн IV повелел «с вотчин и поместий уложенную
службу учинити, со ста четвертей доброй угожей земли человек на коне в доспехе в
полном, а в дальний поход о дву конь». За людей, надлежащим образом снаряженных в
поход, правительство выдает денежное жалованье; «а кто землю держит, а службы не
служит, на тех на самих имати деньги за люди»31. Уравнивая до некоторой степени
вотчинное землевладение с поместным, правительство ограничило право собственности
на вотчины в отношении передачи их по наследству. Указами 1562 и 1572 гг. было
определено, что вотчины бояр и детей боярских не могут переходить по наследству далее
четвертой степени родства: «дале внучат вотчин не отдавати роду» (1572). Если же боярин
или сын боярский умрет бездетным (не оставит наследника мужского пола), «а ближнего
роду и духовные у него не будет, и та вотчина — государя, царя и великого князя; а жене
его из той же вотчины государь указ учинит, как ей можно прожить, и душу умершего
государь велит устроить из своей казны» (т.е. даст деньги в монастырь на поминовение).
Еще более ограничен был переход по наследству вотчин, купленных из казны. Продавая
частным лицам казенные поросшие земли в Московском уезде, правительство, по указу
1572 г., предоставляло покупщикам только право передать их детям или дать в приданое
дочерям. В случае бездетности лица, купившего землю, правительство брало ее обратно в
казну и платило его родственникам или давало в монастырь только те деньги, за которые
вотчина была продана 32.? Общей организации поместной и вотчиной службы детей
боярских по указам 1556 года предшествовало образование высшего разряда служилых
людей, московского дворянства, по указу 1550 года. Этим указом, приговором царя
Иоанна с боярами I октября 1550 года, велено было набрать по уездам избранную тысячу
лучших детей боярских и наделить их поместьями в Московском и смежных с ним уездах,
не далее 70 верст (140 верст по нашему счету) от Москвы. Избранные провинциальные
служилые люди вошли в состав столичного дворянства, к которому принадлежали
знатные, княжеские и боярские роды и дети боярские, имевшие земли под Москвой. На
одинаковых условиях с рядовым дворянством наделены были поместьями бояре,
окольничие и другие высшие сановники, не имевшие под Москвой поместий или вотчин.
Новые подмосковные помещики предназначались к постоянной службе в столице и
обязаны были быть готовыми к исполнению различных, преимущественно военных,
правительственных поручений. Имена их занесены были в известную «тысячную книгу»,
сохранившуюся до нашего времени. Московское дворянство, значительно увеличенное в
своей численности, разделено было на три статьи, или разряда, по степени родовитости
его членов. Две первые статьи были сравнительно немногочисленны и заключали в себе
всего 112 имен. К первой статье причислены были высшие сановники, 28 человек, и 33
сына боярских; второй разряд состоял из 79 человек детей боярских. В эти статьи вошли
знатнейшие княжеские роды и вся боярская, первостепенная и второстепенная знать.
Третья статья, самая многочисленная (900 человек с лишком), отличалась смешанным
составом; и здесь было много родовитых людей и князей, но огромное большинство лиц,
записанных в эту статью, принадлежало к рядовому дворянству. Кроме практической
цели, облегчения службы в Москве, наделение служилых людей подмосковными
поместьями могло иметь также известное политическое значение в отношении княжат.
Почти все княжеские и все виднейшие роды вошли в состав московского дворянства,
разместившись по всем трем статьям, смотря по своей родовитости и служебному
положению. Они получали поместья под Москвой, с обязательством быть готовыми «для
посылок», и, следовательно, должны были жить в этих поместьях, оставив свои вотчины в
более или менее отдаленной от Москвы провинции. Княжата, таким образом, стягивались
к московскому центру, становились дворянамипомещи ками и разобщались с теми
местами, где они владели наследственными удельными землями, в качестве владетельных
князей. Дворяне и дети боярские «московского списка» были главными деятелями
центрального и областного, гражданского и военного управления. Получая чины бояр,
окольничих, стольников и пр., они занимали придворные и приказные должности. Они же
весьма часто «служили в начальных людях служилых людей», командовали, в должности
сотенных голов, уездными отрядами (сотнями) провинциальных дворян. Московские
дворяне назначались также нередко годовыми воеводами в пограничные города, где
требовалось постоянное присутствие военной силы для бдительного надзора за
движениями неприятеля и для отражения его внезапных нападений. При таких
назначениях в провинцию правительство иногда, как замечает проф. Ключевский,
сообразовывалось с местными связями московских дворян и назначало их в те самые
местности, где они владели вотчинами и откуда были взяты на службу по «московскому
списку». Так, воеводами в города рязанской украй ны, в Пронск, Ряжск, Михайлов, очень
часто назначали Сун буловых, Коробьиных, Сидоровых, бывших рязанских детей
боярских, потомков бояр бывшего Рязанского княжества. Ho гораздо чаще, и в
особенности при назначениях князей, правительство избегало поручать видным
представителям дворянского класса ответственные должности в тех местностях, с
которыми они имели родовые поземельные связи. На западной границе, в Смоленске,
Ржеве, Полоцке и Юрьеве Ливонском, встречаем воеводами или городничими князя
Шуйского, князя Прозоровского и других столичных дворян, принадлежавших по
происхождению к таким центральным уездам, как Суздальский, Переяславский или
Стародубский (на Клязьме)33. Во исполнение указа 1550 года наделены были
подмосковными поместьями 1078 человек служилых людей из 46 городов: им роздано
было до 180 тыс. десятин пахотной земли в окружности Москвы на 140 верст (в уездах
Московском, Рузском, Тарусском, Звенигородском, половине Дмитровского). Поместные
оклады были трех родов: дворянам первой статьи давали по 300 десятая пахотной земли,
второй статьи — 225 десятин и третьей — 150 . Дети боярские московские и выбранные
из других городов слились в одно целое, в разряд московских дворян. Деление на три
статьи просуществовало недолго. При Феодоре Иоанновиче законом 1587 года для всех
московских дворян установлен был одинаковый размер подмосковных поместных дач —
в 150 десятин (или 300 четей: 100 четей в одном поле, а в дву потомуж). Земельные
владения лучших дворян были бы слишком незначительны, если бы они ограничивались
только этими подмосковными поместьями. Ho эти дворяне, кроме поместий под Москвой,
владели поместьями и вотчинами в провинции. Выйдя из провинциального дворянства,
они не порывали окончательно землевладельческих связей с провинцией, как ни
отвлекала их от нее служба в Москве или на окраинах по особым поручениям. Кроме
подмосковных дач, московские дворяне получали в значительно большем размере
поместья в провинции; по позднейшим сведениям 1610 года, их провинциальные
поместные оклады равнялись 1050—1350 десятинам. Среднее поместное владение
московского дворянина, его подмосковное и провинциальное имения состояли из 1300
десятин пахотной земли, не считая лугов и лесных дач. Провинциальное дворянство
составляло особые уездные общества, приписанные к уездным городам. Каждое общество
делилось на три чинаразряда детей боярских: выборных, дворовых и городовых.
Поместные оклады их при Иоанне Грозном не были еще уравнены и весьма
разнообразились по уездам. Дворяне каждого чина делились на статьи: их поместные
оклады сообразовывались не с чинами, но со статьями. Выборные дворяне известных
статей получали равные оклады с дворовыми и городовыми. Поместные имения лучших
представителей провинциальных, выборных дворян почти равнялись низшему окладу
дворян «московского списка», доходя до 1050 десятин. Беднейшие помещики в провинции
наделялись имениями в 75 десятин, а в некоторых городах и еще меньшими дачами в 30
десятин пахотной земли34. 4 При Иоанне Грозном и Феодоре Иоанновиче, в связи с
постепенным расширением пределов Московского государства в южные и юговосточные
степи, на юг и восток от реки Оки, получают особое значение украинные дети боярские, в
качестве военных колонизаторов края. По мере движения в степь, правительство
увеличивает их численный состав; переводит во вновь возникающие пограничные уезды,
вокруг передовых крепостей, детей боярских из центральных местностей; пополняет их
ряды, верстая казаков в дворянские чины. Иоанн Грозный в 1571 году организует
украинную сторожевую службу, возлагая ее на помещиков пограничных уездов. Поселяя
служилых людей на южной окраине, правительство ставило их в очень тяжелые условия.
Оно давало им поместья в полосе, подверженной непрестанным татарским набегам.
Украинные дети боярские жили в постоянной тревоге. Обрабатывая свои земли,
помещики должны были быть готовыми защищать их во всякую минуту с оружием в
руках, а чаще всего оставлять их на расхищение южным кочевникам, чтобы, собравшись с
женами и детьми в пограничной крепости, Кашире или Епифани, постараться отстоять от
неприятеля хотя бы эту крепость35. При Иоанне III русское население к югу от реки Оки
держалось только в северной части нынешней Тульской губернии, в узкой полосе между
Окой и Упой, и даже это население не находило систематической защиты от татарских
набегов. Через Тульскую губернию шли татарские торные дороги с юга на север, шляхи
Муравский и Изюмский, и татарам почти всегда удавалось беспрепятственно дойти до
самой Оки. Московское великое княжество должно было ограничиться самым
необходимым, охраной центральной области, и стремилось лишь к тому, чтобы лучше
укрепить ближайшую естественную границу, реку Оку, или «берег», как тогда говорили,
главным образом, с помощью татарских подручных царевичей. Только в царствование
Иоанна Грозного, в середине XVI столетия, правительство решается выдвинуть границу
обороны южнее от «берега» в степь, находит в своем распоряжении достаточно сил,
чтобы овладеть «полем», как называлась тогда местность Тульской губернии, — и строить
линию «польских» укрепленных городков: Тулу , Венев, Крапивну (1563), Епифань
(1562), на восток от Тулы — Ряжск (1558). Центром древнейшей защиты «берега» была
Коломна; ее роль затем переходит к Туле, которая становится центральным укреплением в
ряду «польских» военных городков. Южнее Тульской военной линии работа построения
новых крепостей велась не менее деятельно. В это время был построен Орел (1564) и
большая часть городов Орловской губернии. В царствование Феодора Иоанновича
городакрепости строились не менее усердно. «Государь, — говорит летописец, — видя от
татар государству своему частые войны и многие нападения, посла воевод своих со
многими ратными людьми на украйну и повеле им поставите грады. Они же шедше
поставиша грады: Белгород, Оскол, Ba луйку: инии же грады прежде тех поставлены —
Воронеж, Лив ны, Курск, Кромы — и населиша их ратными людьми, казаками,
стрельцами и жительными многими людьми»36. Гарнизон этих важных пограничных
крепостей, посредством которых московское правительство отстаивало южные области от
татар, составляли низшие служилые чины, пехотинцы стрельцы и казаки, и артиллерия:
пушкари, затинщи ки и воротники. Дети боярские и часть казаков служили конницей. Они
жили в поместьях, отведенных им вокруг городков, и собирались в крепость только во
время татарских набегов; на этот случай они обязаны были иметь в крепости «осадные
дворы», в которых в мирное время жили одни лишь их крестьяне, холопы или вольные,
гулящие люди, в качестве дворников37. По мере того, как линия обороны выдвигалась на
юг, дети боярские переселялись на вновь занимавшиеся и более опасные места. В 1571—
1572 гг. для защиты новых крепостей, Be нева и Епифани, правительство переселило в
уезды этих городков часть детей боярских из Каширы и Тулы. Здесь им даны были
поместья, «в половину пашенные земли и в половину дикого поля». Несмотря на
постоянную опасность вторжения степняков, окрестности вновь построенных
пограничных крепостей: Дедилова, Венева, Епифани были уже значительно заселены в
семидесятых годах этого столетия. На девственной почве быстро возникают военные
поселения помещиков. В восьмидесятых годах передовую линию украинских укреплений
составлял город Орел с Путивлем, Рыльском и Ряжском. Орловский край также усиленно
колонизовался силами отдельных помещиков, создававших на «диком поле» ряды мелких
поселков, починков. По берегам рек, у колодцев, на опушках лесов дети боярские
выбирали себе займища под пашню и покос; строили усадьбы (дворы) на займищах,
превращая их в починки, получавшие названия от личного имени или фамилии
владельцаколонизатора. Поместными дачами на этой окраине наделялись не одни дети
боярские, но и некоторые служилые люди низших разрядов, казаки и стрельцы,
служившие за денежное жалованье, под начальством сотников, голов и атаманов,
назначавшихся из дворян или детей боярских. В Дедиловском уезде даны были
небольшие поместья двум сотням рядовых казаков за азовскую и черкасскую службу. В
разных пунктах южной окраины владели поместьями также служилые татары; они
размещались здесь отдельными группами, преимущественно в уездах Каширском,
Пронском и Зарайском. Состав детей боярских пополнялся в этих местностях иногда из
низших служилых чинов, казаков. В 1585 году в Епифани набрано было из казаков 300
человек детей боярских; им даны были небольшие поместья в уезде этого городка; первой
статье назначен был оклад в 60 десятин (40 четей); люди второй статьи получили еще
меньше, по 45 десятин (30 четей)38. Украинные крепости с военными поселениями детей
боярских были опорными пунктами в борьбе с татарской степью.? На дворянах и других
служилых людях лежала, кроме того, трудная сторожевая служба впереди крепостей.
Сторожевые станицы рассеяны были по степи для постоянного наблюдения за военными
движениями татар и для предупреждения готовившихся вторжений. Начало этой
станичной службы восходит к четырнадцатому веку; правильную организацию она
получает при Иоанне Грозном. В 1571 году царь поручил боярину князю Михаилу
Ивановичу Воротынскому «ведати и поустроити станицы и сторожи и всякие его
государевы польские (полевые) службы». Новый начальник сторожевой украинской
службы на совещании с детьми боярскими, станичными головами выработал устав
сторожевой и станичной службы, чтобы «государеву делу было прибыльнее и
государевым украйнам было береженье, чтобы воинские люди на государевы украйны
безвестно не приходили». Ho прежде, чем было окончено введение нового устава и
сделано было более целесообразное распределение станиц, совершилось известное
нашествие Девлет Гирея на Москву летом 1571 года. Украинные дворяне не узнали
заранее о готовившемся нашествии, не успели своевременно предупредить правительство,
которое было застигнуто врасплох татарским ханом. Новый устав князя Воротынского
поэтому должен был быть введен в действие с особым тщанием. Сторожевые отряды
детей боярских и казаков, по этому уставу, выходили из украинских крепостей под
начальством сотенных голов и располагались стоянками гделибо в удобном для
наблюдений (усторожливом) месте, откуда высылали разъезды по всем направлениям.
Станицы должны были постоянно передвигаться с места на место: «два раза на одном
месте кашу не варить, и, где кто полдневал, там не ночевать». Каждая станица детей
боярских выезжала в степь на стражу два раза в год на двухнедельный срок. За небрежное
отношение к этой ответственной службе установлены были строгие наказания: битье
кнутом и смертная казнь. По указу 1580 года в станичных головах предписано было
ездить детям боярским с высшими поместными окладами (в 600 и более десятин), которые
внушали больше доверия «в таком великом деле, в станичных доездах»; всем вообще
станичникам определены были оклады не ниже 150 десятин (100 четей). Вместе с детьми
боярскими сторожевую службу несли лучшие казаки: правительство приказывало
прибирать на польскую службу только «добрых и конных казаков», которым за нее
прибавлялись помес тья и денежное жалованье. «Худые и безконные» казаки не получали
поместных придач и должны были нести лишь казачью, рядовую службу. В некоторых
местах сторожевая служба возложена была на наемных сторожей. Ho они несли эту
службу хуже детей боярских; было замечено, что наемные сторожа, севрюки (северские
жители), «стоят на сторожах неусторожли во, воинские люди на государевы украины
приходят безвестно, а они того не ведают и вести от них николи не бывает, а приходят с
вестями ложными». Вместо наемных севрюков, поэтому, были посланы на донецкие
сторожи дети боярские, путивльцы да рыляне (из Рыльска)39. Такой же военной
колонизацией, как на юге, московское правительство со второй половины шестнадцатого
века закрепляло за собой восток, область покоренного в 1551 году Казанского царства и
рязанской украины. Дети боярские переводились из разных городов в Казань, Свияжск
(1550), в крепости, построенные в 1557 году на Волге, Чебоксары и Тетюши, и город
Лаишев на Каме. Рязанская окраина на границе ногайских степей находилась в большей
безопасности, чем Тульская «украина» и Орловское «поле», открытые нападениям более
воинственных крымских татар. Восстановление земледельческой культуры в запустевших
от татар областях и колонизация «дикой степи» шли на рязанской окраине еще быстрее,
чем в заокских и «польских» областях. Здесь, кроме поместного, сильно развито было
землевладение вотчинное. Военные поселенцы, дети боярские, были проводниками и
опорою власти московского правительства также и на западе, на границе с Литвою; после
завоевания Полоцка, в 1570 году, были розданы поместья детям боярским, невельским и
новгородским, в Полоцком повете40. 5 Военнослужилое дворянство состояло в ведении
Разрядного приказа, военного министерства тех времен. «Ведомы в том приказе, —
говорит Котошихин, — всякие воинские дела и города строением и крепостьми,
починкою и ружьем и служилыми людьми; также ведомы бояре... дворяне и дети
боярские, и казаки, и солдаты всякой службой: кого куда случится послати на службы в
войну, и на воеводства в городы и во всякие посылки».? Первое по времени определенное
известие о Разряде, как особом учреждении в полном составе трех дьяков и нескольких
подьячих, относится к 1535 году. Ho военноадминистративное ведомство Разряда должно
было выделиться из общего дворцового управления в самостоятельное учреждение еще
при Иоанне III, когда уничтожена была обособленность военной администрации уделов и
возник класс государевых служилых людей. В первой половине шестнадцатого столетия,
как и впоследствии, в этом приказе велись разрядные росписи воевод, выдавались
воеводам именные списки детей боярских, участвовавших в походе, хранились
составлявшиеся в уездах особые книги, «десятни», куда заносились сведения о служебной
годности каждого дворянина и сына боярского. В царствование Иоанна Грозного
образовывается особый Поместный приказ. «Ведома в том приказе, — говорит Кото
шихин, — всего московского государства земля и что кому дано поместья и вотчин».
Разрядный приказ ведал службу детей боярских, устанавливал общие размеры поместных
окладов и руководил верстанием детей боярских, то есть распределением их по статьям.
Поместному приказу, или избе, принадлежало испомещение детей боярских, — наделение
их землей по окладам, определенным в Разряде. Поместная изба не была, однако,
подчинена разрядным дьякам; она самостоятельно за ведывала казенными землями и
наделяла детей боярских тем или другим поместьем сообразно с окладом и имевшимися в
ее распоряжении свободными землями. Разрядный приказ ограничивался тем, что
определял, в каком размере должно быть дано поместье служилому человеку, но
предоставлял Поместному приказу выделить ему поместную дачу из тех или иных
земель41. Поместный приказ при этом редко наделял детей боярских поместьями сполна
по окладу; большею частью поместная дача была несколько меньше оклада. В качестве
военноадминистративного учреждения, Разряд имел несравненно более важное значение,
чем Поместная изба, с более ограниченной компетенцией государственного земельного
хозяйства. Сверх того, Разрядный приказ имел еще значение посредника между Думой и
прочими приказами; он сообщал другим приказам распоряжения государя, касавшиеся их;
через него восходили в Думу справки, требовавшиеся от других учреждений. Иностранцы
называли этот приказ государственной канцелярией.? Думный разрядный дьяк имел
большое влияние на государственные дела; от него зависели все служебные назначения. В
конце царствования Иоанна Грозного думным разрядным дьяком был Андрей Щелкалов,
пользовавшийся впоследствии громкой известностью. В 1571 году он был сделан старшим
(думным) дьяком Посольского приказа, а его место занял младший брат его, Василий
Щелкалов, который затем долгое время, до 1594 года, стоял во главе Разрядного приказа.
Братья Щелкаловы, стоявшие во главе двух важнейших приказов, в царствование Феодора
Иоанновича пользовались изумительным влиянием на дела. Голландец Масса говорит:
«кроме Бориса Годунова, от которого зависели все дела государственные, имел в Москве
важное значение думный дьяк Андрей Щелкалов, человек необыкновенно пронырливый,
умный и злой. Борис, считая его необходимым для управления государством, был очень
расположен к этому дьяку, стоявшему во главе всех прочих дьяков во всей стране. Во всех
областях и городах ничего не делалось без его ведома и желания. He имея покоя ни днем,
ни ночью, работая, как безгласный мул, он желал еще больше работать. Годунов не мог
надивиться его трудолюбию». О могуществе и самовольстве дьяков Щелкаловых
создалось в XVII веке немало легендарных сказаний; рассказывали, что они, составляя
списки служебных назначений, самовластно влияли на местнический распорядок и
искажали родословные росписи. Когда Василий Щелкалов, несколько уступивший
дарованиями своему брату, перешел в Посольский приказ, место думного разрядного
дьяка занял Сапун Аврамов (1594), долгое время бывший его помощником42. Разрядному
приказу, ведавшему дворян и детей боярских в мирное время, руководившему их
пограничной (украинской) и сторожевой службой в военное время, когда дворянство
призывалось к исполнению своей главной, ратной повинности, принадлежала роль
современного генерального штаба. Дворянство, дворянская конница составляли главную
военную силу Московского государства. В походе 1578 года участвовало дворян 10 532
человека; если положить круглым числом, что каждый помещик приводил с собою в полк
по два вооруженных всадника, — то дворянская конница, считая дворян и их людей, в
этом походе составляла более половины всего московско 7 Зак. 73? го войска . Для похода
на Полоцк в 1563 году, когда Иоанн IV собрал почти все военные силы государства,
выставлено было в поле еще более всадников дворян, а именно 18 025 человек, бояр,
дворян, детей боярских московских, новгородских и разных городов. Эта цифра не
выражает еще наличного числа всех детей боярских. Из десятитысячного украинского
корпуса не менее половины помещиков должно было остаться в 1563 году на местах, для
охраны юговосточных границ от постоянно грозившего нападения татар. В шестидесятых
годах, следовательно, в списках Разрядного приказа должно было числиться всего не
менее 23 тыс. дворян и детей боярских. Все же московское войско во время Ливонской
войны состояло приблизительно из 75 тыс. конницы дворян, детей боярских и их людей,
из 20 тыс. человек стрелецкой пехоты и казаков, всадников и пехотинцев, наконец, из 14
тыс. татар и других инородцев и немногих иностранцев (голландцев, шотландцев, греков,
датчан и др.); всего же, по счету Середонина, около 110 тыс. человек. В случае
надобности собирались, кроме того, даточные и посошные люди, число которых было
очень различно43. Войско делилось, обыкновенно, на пять полков: большой, правой руки,
передовой, сторожевой и левой руки. Каждый полк составлялся как из дворянской
конницы, так и из стрельцов, казаков и татар; последние служили разведчиками. В
небольших походах бывало только по три полка: большой, передовой и сторожевой;
напротив, в исключительных случаях, например, в Казанском походе 1550 года и
Полоцком 1563 года, когда во главе войска находился сам государь, прибавлялись еще
царский, или государев полк, и Ертоуль, передовой отряд, на обязанности которого
лежала разведочная часть и улучшение путей, по которым двигалось главное войско.
Артиллерия, или наряд, и обоз составляли также особые части, имевшие самостоятельных
воевод. Над каждым пол? ком начальствовал воевода; это же звание носили второй и
третий воеводы полка; под их начальством состояли головы, командовавшие отрядами в
1000, 800 и 100 человек; у стрельцов, кроме того, были еще начальники — пятидесятники
и десятники. Иностранцы, посещавшие Россию, очень хвалили русскую артиллерию того
времени. Флетчер, подчеркивающий темные стороны Московского государства, полагает,
что ни у одного христианского государя его времени не было такой прекрасной
артиллерии, как у московского царя. Другие иностранцы удивлялись множеству орудий и
снарядов, найденных в крепостях Полоцке и Великих Луках, по взятии их Стефаном
Баторием. Нередко, однако, в крепостях недоставало пороха; именно по этой причине
крепость Невль сдалась полякам. Благодаря хорошей артиллерии, московские воеводы
успешно отстаивали свои крепости. При защите крепостей они проявляли большую
стойкость и искусство, какого не хватало им для сражений в открытом поле. Чтобы
возместить этот недостаток, изобретена была особая подвижная крепость, гуляйгород,
следовавшая за войском в походах. Эта крепостьобоз, по описанию дьяка Ивана
Тимофеева, была «яко град, тончайшими досками соделан, щитоподобно, в ограждение
верным»; она состояла из двух деревянных стен, защищавших воинов спереди и сзади; в
стенах были сделаны отверстия, в которые вы ставляли дула орудий и пищалей; при
передвижениях войска эту деревянную ограду разбирали на составные части и перевозили
на лошадях. В открытом поле русские войска часто терпели поражения, обнаруживая
неумение сражаться, отсутствие искусных вождей, полный недостаток дисциплины.
Одной из главных причин военных неудач Ливонской войны было вооружение,
составлявшее самую слабую сторону русского войска и не годившееся уже для войны с
западными соседями, поляками и шведами. В семидесятых годах дети боярские, имевшие
пищали, составляли самое незначитель ное меньшинство среди массы, не имевшей
огнестрельного оружия; оно было в то время почти исключительно достоянием стрельцов.
Ho и эти немногие пищали были очень тяжелы, стреляли небольшой пулей и крайне
неудобно заряжались. Обычное вооружение составляли лук, сабля, реже — копье, затем
панцырь, железная шапка, или шелом. Весь прибор к луку, налучье, кол 7* чан и стрелы
назывались «саадаком». «Быти ему, сыну боярскому, — читаем в десятые 1577 года, — на
службе на коне, в панцыре, в шеломе, в саадаке, в сабле, с копьем, да за ним два человека
на конях, в панцырях, в шапках железных, в саадаках, в саблях». Некоторые дети боярские
вместо пан цыря имели кольчугу или бехтерец (род кольчуги). Беднейшие дети боярские и
их люди шли на войну без доспехов, в одном «тягиляе», кафтане, подбитом пенькою или
хлопком, с высоким стоячим воротником и короткими рукавами. Вооружение богатых
дворян и воевод, по свидетельству иностранцев, отличалось большой роскошью и
великолепием. Военачальники надевали на себя булатную броню и поверх ее одежду
(тягиляй или приволоку) из золотой парчи, атласа или бархата с опушкой горностаева
меха; богато изукрашенны были их мечи, колчаны, седла и конская сбруя. Во время
псковской осады из Пскова выезжали воеводы в золоченых шлемах, атласе и бархате. К
концу шестнадцатого столетия огнестрельное оружие получает большее распространение
среди дворянской конницы. По десятне Ряжского уезда 1594 года большая часть детей
боярских должна была служить государеву, цареву службу с пищалями. Однако пищали и
карабины не вытеснили совершенно луков даже в половине следующего столетия; по
десятне 1647 года многие дети боярские служили по старине с одними саблями и
саадаками44. Иностранцы, посещавшие Россию, приходили в изумление от выносливости
и неприхотливости дворян и их людей во время походов. «Думаю, — говорит англичанин
Чанслор, — нет под солнцем людей, способных к столь суровой жизни, какую ведут
русские. Хотя они проводят в поле два месяца после того, как земля замерзнет уже на
аршин, рядовой воин не имеет ни палатки, ни чеголибо иного над головой; обычная их
защита против непогоды — войлок, выставляемый против ветра и бури; когда навалит
снегу, русский воин сгребет его и разведет огонь, около которого ложится спать. Так
поступает большинство из них, за исключением знатных, доставляющих себе на
собственный счет другие припасы. Ho и эта жизнь в поле не так изумительна, как их
суровость; каждый должен добыть и привезти корм для себя и для своей лошади на месяц
или на два; хозяин нередко живет на воде и овсяной муке, перемешанной с солодом,
лошадь его должна питаться ветвями и тому подобным». Флетчер также удивляется
выносливости русских во инов: «Если бы русский солдат с такой же твердостью духа
исполнял те или другие предприятия, с какой он переносит нужду или труд, или столько
же был бы способен и привычен к войне, сколько равнодушен к своему помещению и
пище, то далеко превзошел бы наших солдат, тогда как теперь он много уступает им и в
храбрости, и в самом исполнении военных обязанностей. — Что бы можно было сделать с
этими людьми, если бы они были выучены дисциплине, искусству цивилизованных войск.
Если бы московский великий князь имел в своей стране людей, которые могли бы научить
этим двум вещам, то, я думаю, лучшие и сильнейшие христианские государи не могли бы
соперничать с ним»45.

Меры для поддержания служилого землевладения

I Дворяне и дети боярские составляли своеобразное постоянное войско. He имея средств
содержать на жалованьи регулярные войска, московское правительство создало класс
дворян и детей боярских, военнослужилых людей, представлявших нечто среднее между
земским ополчением и регулярным войском.
 По первому призыву правительства дворяне должны были «кон ны, людны и оружны»
являться в полки. Денежное жалованье, получавшееся ими от правительства, было очень
незначительно. Они должны были содержать себя в мирное время и доставать средства
для отбывания военной службы со своих земель, наследственных вотчин или
пожалованных правительством поместий. Поместное и вотчинное, служилое
землевладение составляло основу всей военной организации государства. Московское
правительство XVI века не могло не принять мер для предохранения его от упадка.
Вотчинное землевладение было обязано службой наравне с поместными, имело
одинаковое с ним военное значение. Сообразно с этим, правительство, с одной стороны,
устанавливает контроль над обращением земель, над переходом вотчины от одних
землевладельцев к другим, с другой стороны, стремится предохранить вотчинников от
обезземеливания, которое лишало их возможности исправно отбывать службу. Иоанн IV,
подобно своему отцу и деду, относился враждебно лишь к крупнейшим княжеским
владениям. Средние боярские и тем более дворянские вотчины не имели политического
значения. Иоанн IV не только не стремится разрушать такие вот чины, но, напротив,
принимает некоторые меры к тому, чтобы сохранить дворянским родам их родовые
имения, преследуя при этом ту же цель, что и при наделении поместьями неимущих
служилых людей, а именно, обеспечение исправного отбывания военной службы. С целью
предохранения от полного упадка дворянского землевладения, Судебник царя Иоанна IV
стремился обеспечить возвращение дворянским родам утерянных ими, путем продажи,
наследственных владений.
С этой целью Судебник узаконил существовавший с древнего времени обычай выкупа
родичами их родовых вотчин. Московское законодательство не создало этого института; в
этом случае, следуя своему обыкновению, оно только воспользовалось готовым,
выработанным жизнью институтом обычного права и, признав его полезным для
государства, поставило под охрану закона. Право выкупа родовых вотчин восходит на
Руси так же, как на западе, надо полагать, ко времени глубокой древности. Земля в те
времена составляла важнейший предмет обладания человека, она одна только давала лицу
твердую точку опоры в жизни, давала прочное материальное обеспечение. «На владении
землей, — говорит Неволин, — основывалось, к нему прикреплялось благосостояние и
имущество как отдельных лиц, так и семей и родов. Поэтому поземельная собственность в
древности была редко отчуждаема». Сильное развитие родственного чувства, родового
сознания, крепость семейных и родовых союзов вели к признанию известных прав рода на
вотчины родичей. Когда крайность заставляла землевладельца продавать свою вотчину,
он, помня о правах его родичей на эту землю, продавал ее первоначально только условно,
предоставляя своим родичам право выкупить его землю. Это право выкупа родовой
вотчины должно было быть у нас столь же обширно, как и у германских племен в средние
века. С течением времени, по мере упадка родовых союзов и развития личности,
ограничивалось на практике и обычное право выкупа. Владение землей все более
приравнивается к владению другими имуществами, утрачивается идея неподвижного,
извечного владения родовой вотчиной, земля, превращаясь в меновую ценность, все чаще
переходит из рук в руки. Вотчинники нередко отказываются от своего права выкупа за
себя и за своих детей и продают вотчины в дерн, впрок, наве ки, без выкупа. Судебник
застал обычай выкупа вотчин в период начавшегося его упадка, но счел необходимым
поддержать практику выкупа законодательными определениями46. Для землевладельцев
нередко было весьма важно вернуть в свои руки именно их родовую землю, их отчину.
Они обращались в суд, когда лицо, купившее их родовую землю, отказывалось продать ее
им обратно, нарушая их право выкупа вотчины. «Мы, — говорили истцы в челобитной на
суде, — хотели у него, Андрея (купившего землю), нашу вотчину выкупить, а нынче он ту
нашу вотчину отдает мимо нас, вотчи чев, в Кирилов монастырь, хотячи, Государь, нас,
холопей твоих в конец уморити. Православный царь, Государь, покажи милость, не
отведи от родителей, вели у нас за ту вотчину деньги взять». При продаже части вотчины
образовывалась неудобная черезполосность владений; у родичей возникали ссоры с
новым владельцемчужеродцем, купившим часть их родовой земли: «нам, — жаловались
они, — с ним в одном месте прожить не мочно, людишек наших бьет, и садишко отнял, и
рощу сечет, а нас выживает из нашей отчинки». Владение землей в одном месте
представляло иногда такие выгоды, что родичи готовы были выкупить отошедший
участок их наследственной земли, даже и по цене, превышавшей его действительную
стоимость. Истцы, желавшие выкупить такой участок, объясняли: «бьем челом потому,
что наша вотчинка сошлась с той вотчинной землей, земля с землей, и пашню пашут и
пожни косят через полосу; Царь и Государь, вели у нас за ту вотчинку деньги взять по
цене, хотя и выше цены, или в то место вели нашей вотчиной земли взять в ином месте».
Выкуп вотчин, будучи, таким образом, полезным для поддержания хозяйства
вотчинников, кроме того, мог содействовать более равномерному распределению земель
между служилыми людьми; земли, скупленные более состоятельными землевладельцами,
возвращались по праву выкупа назад в роды, которые по бедности должны были ранее
продать их чужеродцам47. Тем не менее, правительство XVI века не нашло возможным
предоставить родичам право выкупа в большем объеме, чем оно было установлено
жизненной практикой, и ограничилось тем, что узаконило действовавшую практику
выкупа вотчин, попытавшись предупредить полную потерю служилыми дворянскими
родами фамильных имений48. Статьей 85 царско го Судебника право выкупа было отнято
у продавца вотчины, а также у его детей и внучат: «кто вотчину продаст, и детям его и
внучатам до той вотчины дела нет, и не выкупити им ее».
 Как видно из купчих предыдущего времени, Судебником был узаконен все более
распространившийся среди лиц, продававших земли, обычай отрекаться при продаже
вотчины от своего права выкупа. Судебник на будущее время окончательно обеспечил
лиц, покупавших вотчины, от притязаний самих продавцов на выкуп своей земли. От этих
притязаний были устранены, кроме того, дети продавца, а также и те его родственники,
которые присутствовали при сделке и подписали купчую в качестве свидетелей
(послухов); подписание родичами купчей рассматривалось, как знак изъявленного ими
согласия на отчуждение имущества. Ho, вместе с тем, право родичей на выкуп родовой
вотчины было формально узаконено Судебником: «А не будет братьи в послухах, и
братья, или сестры, или племянники ту вотчину выкупят». Для этого выкупа назначен был
сорокалетний срок; причем, вероятно, была принята в соображение обыкновенная
продолжительность одного человеческого поколения. Давая право выкупа родичам для
того, чтобы сохранить за ними их родовые имущества, Судебник принял меры к тому,
чтобы не допустить злоупотреблений этим правом, не сделать его источником вредной
спекуляции. Для этой цели было постановлено, что выкупивший вотчину должен держать
ее за собой или отдать ее своим родственникам; родич не может пользоваться правом
выкупа для корыстных целей перепродажи вотчины в чужой род; он не имеет права также
выкупать вотчину на чужие деньги, следовательно, для того, чтобы отдать ее опять
чужеродцу, от которого получены были деньги для выкупа: «А кто выкупит вотчину
чужими деньгами, или заложит, или продаст, а доведет на него продавец, что он выкупил
чужими деньгами и держит ее не за собою, и та вотчина прежнему продавцу
безденежно» . Стремление правительства поддержать наследственное землевладение
особенно ясно обнаруживается в узаконении Судеб ника относительно выкупа
заложенных вотчин. Выкуп вотчин, заложенных чужеродцам, был облегчен более выкупа
проданных родовых вотчин. Было определено, что под залог вотчины можно давать
деньги только в размере действительной стоимости земли.
Если же «сторонний человек, а не вотчич, возьмет вотчину в заклад больше той цены,
чего та вотчина стоит», то владелец вотчины имеет право выкупить ее из заклада, по той
цене, «в меру, чего та вотчина стоит; а что тот денег в займы дал лишек, больше той цены,
и у того те деньги пропали»49. 2 Охраняя служилое землевладение, правительство должно
было также обратить особенное внимание на совершавшийся в обширных размерах
переход боярских и дворянских земель в руки духовенства. Переходя во владение церкви
и монастырей, вотчины теряли свое военнослужебное значение. «Выход земли из
службы» ослаблял служилый землевладельческий класс, разрушал военную организацию
государства. В это время монастырские и церковные имения и земли быстро
увеличивались, угрожая поглотить значительную часть служилых вотчин. Скоплению
земель в церкви сильно содействовал широко распространенный, благочестивый обычай
давать вотчины на «вклад» в монастырь для вечного поминовения усопших. Движимые
религиозным рвением, служилые люди так же, как лица других сословий, делали богатые
вклады в монастыри как при жизни, так и в особенности перед смертью: редкое завещание
обходилось без оставления в пользу церкви всей вотчины или части ее. С другой стороны,
множество земель переходило к церкви путем куплипродажи и заклада; богатые
монастыри охотно скупали земли у обедневших князей и дворян или выдавали им ссуды
под залог вотчины. Монастыри скоро богатели как вследствие доброхотных даяний
благочестивых людей, так и вследствие того, что они пользовались важными льготами по
отбыванию военной службы и уплате податей. Дворянское же землевладение переживало
в это время тяжелый экономический кризис. Служилые люди на различных условиях
занимали деньги в монастырях, всего чаше под залог своих вотчин, а затем отказывали
эти вотчины в монастыри «за долг и по душе»50. «Богатый капиталист монастырь
сделался, — по замечанию новейшего исследователя этого вопроса, — банкиром для
страдавшего безденежьем служилого класса».
Богатства монастырей и льготы, предоставленные им, вызывали сильное раздражение
против старцевмонахов в других классах общества. «Мы, — говорили служилые люди, —
кровь свою проливаем, а они, старцы, живут, ни в какую службу государю не помогают».
Знаменитый ТроицеСергиев монастырь, владевший громадными землями, вел
нескончаемые тяжбы с соседними землевладельцами: «мнози отчины Сергиев монастырь
имеет, мнози и ссоры прилучаются от соседствующих», — писал в позднейшее время
келарь этой обители Симон Азарьин. Дворяне, как и крестьяне, иногда даже вооружались
против построения новых монастырей. Когда преподобный Макарий основывал
Калязинский монастырь, один из соседних землевладельцев грозил его убить, опасаясь,
чтобы Макарий не присоединил его вотчины к своей пустыни. Среди бояр образовалась
партия, требовавшая секуляризации церковных имений во имя идеала скитской
монашеской жизни. Эта партия, так называемые «нестяжатели» (Нил Сорский, Вассиан
(князь Патрикеев) и Максим Грек), приписывала сребролюбию и алчности иноков
разрушение боярских вотчин и переход их в монастырь. Указывая на упадок
нравственности среди духовенства, она требовала изъятия церковных имуществ из
ведения духовенства и обращения их на благотворительные дела. «А селами и волостями
с крестьянами царем не подобает жаловати иноков и непохвально делают так цари, —
сказано в «Беседе валаамских чудотворцев», вышедшей из среды бояр — противников
монастырского землевладения, — лучше сложить с себя сан и венец царский, чем
отвращать иноков от душевного спасения мирскими суетами». Другая партия, так
называемые «иосифляне», с Иосифом Волоцким во главе, энергично отстаивала право
монастырей владеть вотчинами51. He решаясь на крайнюю меру, предлагавшуюся
«нестяжа телями», отнятие вотчин у монастырей, правительство избрало средний путь —
решило сохранить во владении духовенства земли, ранее им приобретенные, но
воспрепятствовать даль нейшему скоплению вотчин в его руках . В 1551 году, по
приговору Стоглавого собора, князьям, дворянам и детям боярским было воспрещено
продавать свои вотчины монастырям, а также архиепископам и епископам без особого
разрешения государя на каждый случай («без Царева и Великого князя ведома и без
докладу»). «А кто купит, или кто продаст вотчину без докладу, и у тех деньги пропали, а у
продавца — вотчина, и взяти вотчину на Государя, Царя и Великого князя безденежно». В
1551 году правительство ограничилось только запрещением продажи вотчин в монастыри;
отдавать же вотчины в монастырь даром, «на вечной поминок по душе» попрежнему не
возбранялось. Разрешая по старине завещать вотчины на поминовение души,
правительство позаботилось только о том, чтобы обеспечить возврат вотчины в руки
служилых людей посредством выкупа ее у монастыря родственниками завещателя.
Следуя действовавшему обычаю, указ 1551 года не предоставил, однако, родичам
безусловного права выкупа родовой вотчины, но только подтвердил их право выкупа, на
тот случай, если оно было особо оговорено дарителем в дарственной грамоте . В 1572 году
запрещено было делать земельные вклады в богатые обители: «в большие монастыри, где
вотчин много, вперед вотчин не давати; а которая будет вотчина и написана, ино ее в
поместной избе не записывати, и отдавати ее роду и племени служилым людям, чтоб в
службе убытка не было, и земля бы из службы не выходила. А кто которым монастырям
малым даст вотчину, у которых монастырей земель мало: и те вотчины, доложа государя,
записывати, а без докладу не записывати и без боярского приговора»51. He
удовлетворяясь этим указом, правительство в 1580 году поручило собору из
представителей духовенства — архиепископов, епископов, игуменов и архимандритов —
вновь пересмотреть вопрос о чрезмерном скоплении недвижимых имуществ в церкви.
Духовный собор признал, следуя внушениям светской власти, что от многочисленных
епископских и монастырских земель «нет никоего прибытка», что «села и пожни и иныя
угодия земляныя по священным епископиям и по святым монастырям в пустошь
изнуряются ради пьянственного и непотребного слабого жития многообразие; многаяж и
в запустение приидоша». От перехода вотчин в монастыри «воинственному чину
оскудение приходит велие». Между тем, этот «воинственный чин» необходимо
предохранить от оскудения ввиду грозящих государству многочисленных внешних
врагов, «от Турского и от Крымского, и от Нагай, и от Литовского Короля, с ним же
совокупишася Польша, Угры, Немцы Лиф ляндские и другие свейские; сии все
совокупившеся, образом дивияго зверя распыхахуся, гордостию дмящеся, хотяху
истребити православие». Несмотря на все это, епископы и игумены не нашли возможным
вернуть государству, для военнослужилых людей, какиелибо из принадлежащих
духовенству имений. Все его земли и земляные угодья, все ранее данное Богом «да не
исходит из митрополий, епископий и монастырей; хотя которое место и не утверждено
крепостьми и того у монастыря не выкупити и вперед в монастыри о вотчинах не
тягатися». Подтверждая закон 1551 года, собор постановил, что на будущее время
духовенство должно «земель не покупать, не брать в залог и не прибавливати никоторыми
делы», — и вместе с тем пошел далее прежнего соборного приговора, а именно, обязал
вотчинников не только не продавать в монастыри вотчин, но и не давать их безденежно
«по душам». В случае же, если вотчинники нарушат это постановление и завещают земли
монастырю, то родственники их имеют неограниченное право выкупа вотчины; и не
только родственники ближнего рода, но «хотя кто и далеко в роду»; «а будет у кого роду
не будет, ни ближнего, ни дальнего, и ту вотчину имать на государя, а деньги за нее
платить из казны». Это узаконение о выкупе из монастыря вотчин, данных на
поминовение души, при всей его незначительности на первый взгляд, было важным
нововведением. Новое постановление вело к нарушениям свято чтимой посмертной воли
дарителя. Если вкладчик, проникнутый заботой о непрерывности и вечности
поминовения, боязнью учинить свою душу беспамятной, давал свою землю монастырю
впрок, без выкупа, то он обыкновенно грозил нарушителям этой своей воли судом пред
лицом Бога, в будущем веке . Соборный приговор обязал родичей нарушать волю
завещателя, пренебрегая его грозным заветом54. 3 Среднее дворянство шестнадцатого
века жило весьма бедно и с трудом находило средства для исправного отбывания тяжелой
военной службы. Являясь в полк, сын боярский обязан был иметь дорого стоившее
вооружение и лошадей, должен был привести с собой людей, надлежащим образом
вооруженных, наконец, запасти провиант для себя, своих людей и лошадей на несколько
месяцев. В большинстве случаев уездный дворянин не имел вотчины и жил доходами с
поместья. Между тем, средний размер поместного оклада был невелик, да и
действительная поместная дача большей частью была меньше следовавшей ему по окладу.
Свободных обработанных земель недоставало для надлежащего испомещения служилых
людей. Недостаток земель заставлял сокращать поместные дачи вдвое, втрое и вчетверо
против оклада, а в исключительных случаях ограничиваться выделом небольших участков
усадебной земли. В 1592 году в Ряжском уезде до 30 детей боярских, с назначенными им
окладами от 50 до 200 четвертей, получили лишь землю на «усадища». В 70х годах из 168
детей боярских из Путивля и Рыльска, записанных на службу, — 99 человек совсем не
получили поместий; остальные были «испомещены по окладам несполна, иные вполы, а
иные в третий и четвертый жеребий, а иным дали на усадища не помногу». В Невельском
уезде многие дети боярские, с окладами от ста до четырехсот четей, владели лишь
небольшими именьями от 16 до 85 четей (от 24 до 125 десятин). Они получили земли в
пополнение их окладов при переселении в Полоцкий уезд в 1570 году; но и после
испомещения в Полоцкой области их поместная дача не достигла и половины оклада. В
60х и 70х годах довольно обычным было испомещение в половину оклада (Венев и
Казань). На южной окраине, вследствие недостатка культурной земли, правительство
наделяло детей боярских в счет недостающего количества пашенной земли лесом и
«диким полем». Помещики иногда отказывались брать невозделанные или запустевшие
имения «за пустом», несмотря на то, что правительство давало им льготу в податях (кроме
«городового дела») на 8 и на 10 лет и выдавало деньги на построение хором (по 2 рубля на
каждые 100 четей). Дети боярские могли сами приискивать себе удобные земли и
ходатайствовать о пожаловании им этих земель; они внимательно следили за соседними
имениями, и, когда владельцы их почемулибо лишались права на владение поместьем,
спешили обратиться к правительству с ходатайством о передаче им чужого поместья в
счет поместного оклада. Правительство определяло даже новикам поместные оклады не
менее 150 четей (225 десятин); но эти цифры окладов не соответствовали действительным
размерам поместий. Писцовая книга Орловского уезда свидетельствует о крайней
незначительности владений помещиков; например, «пашни паханые доброй земли четь, да
перелогу 2 чети в поле, а в дву потомуж, а оклад Богдану 40 четей, а не дошло в его оклад
37 четей»; или «оклад Ромашку 50 четей, а не дошло в его оклад 33 чети; оклад Епишке 50
четей и не дошло в его оклад 30 четей». Владея, в среднем, незначительными поместьями,
дети боярские, сверх того, не могли надлежащим образом вести хозяйство на своей земле,
потому что военная служба весьма часто, на более или менее продолжительное время,
отрывала их от хозяйственных забот. Получавшееся детьми боярскими денежное
жалованье не могло служить существенным подспорьем к доходам с земли. Денежные
оклады были невелики и выдавались в виде награды за участие в походах; в мирное же
время — в известные сроки, через несколько лет, большей частью раз в четыре года.
Жалованье могло только покрывать издержки на вооружение и на поддержание его
исправности.? Служилые люди нередко входили в долги на боевое снаряжение.
Установленные в 1556 году денежные оклады были в прямом соответствии с качеством и
исправностью вооружения. За приведенных помещиком ратников правительство выдавало
ему по 2 рубля за человека в доспехах и по I рублю за человека в тегиляе. Неимение
соответственного вооружения или отдельных его принадлежностей влекло за собою вычет
из жалованья. В 1576 году, когда недостаток земель приводил к тому, что многие дети
боярские совсем не получали поместий, правительство постановило выдавать
неиспомещенным детям боярским ежегодное денежное содержание55. Бедность
служилых людей, в связи с большими служебными требованиями, вела к чрезмерной их
задолженности. Экономический кризис, бывший следствием истощения естественных
богатств центральных уездов и отлива населения на южные и восточные окраины, крайне
увеличил эту задолженность в середине XYI века. Московское правительство решилось на
чрезвычайное мероприятие. Указом 25 декабря 1557 года служилые люди были
освобождены от уплаты процентов по принятым ими на себя долговым обязательствам, и
погашение их долгов частным лицам, заимодавцам, было рассрочено на пять лет. «По
старым кабалам на прошлые лета все росты государь отставил и повелел на служилых
людях пра вити долги денежные в пять лет истинну деньги (сумму долга), без роста», —
хлебные же долги велено было править «без наспу, рассчитав на пять жеребьев». На
будущее время установлен был новый законный рост, в 10% с суммы долга, взамен
прежнего 20процентного. Существенные льготы по уплате долгов, установленные этим,
так называемым ростовым приговором, были распространены на все население; но из
самой редакции указа, говорящего, главным образом, о «служилых людях», видно, что эти
меры были вызваны нуждами служилого класса. Указ 11 января 1558 года,
распространивший действие ростового приговора на сделки заклада вотчин, имел в виду
уже исключительно облегчение тяжкой задолженности служилых людей вотчинников.
Заклад земли сопровождался особенно тяжкими последствиями для землевладельца,
потому что по действовавшему в это время обычному праву залога, заложенная земля
пере ходила в пользование кредиторазалогопринимателя; кредитору предоставлялось
право «за рост пахати» взятую им в заклад землю. Вотчинникзалогодатель лишался, таким
образом, возможности скопить из доходов с земли деньги для выкупа заложенной
вотчины. В случае просрочки долга, заложенная вотчина переходила немедленно в
собственность заимодавца: «а полягут деньги по срок, ино ся кабала и купчая». Указ 1558
года установил пятилетнюю рассрочку уплаты долгов, обеспеченных залогом вотчин.
Вместе с тем, он отнял у кредиторов право «пахать за рост» заложенную вотчину. По
уплате одной пятой долга закладчику возвращалось право пользования заложенной
землей: «А взяти на заимщике на первый год заемных денег по расчету пятый жеребей, а
вотчину отдати тому, кто закладывал». Только в том случае, если землевладелец
прекращал дальнейшие платежи в погашение долга, его вотчина, взятая из заклада,
возвращалась обратно в пользование заимодавца: «А не мочно будет которым вперед в те
пять лет платитись, и у тех людей те вотчины ве лети имати, да отдавати тем же людем
(кредиторам) назад в их деньгах пахати по старине»56. 4 Чрезвычайные указы 1557 и 1558
годов, существенно нарушавшие интересы кредиторов в пользу землевладельцев,
показывают, что задолженность служилых людей, помещиков и вотчинников приняла
опасные размеры. В последующие десятилетия уровень экономического благосостояния
служилых землевладельцев еще более понизился. По тверскому списку 1585 года на 88
служащих дворян и детей боярских царя Симеона Бекбулатовича показаны 41 человек
помещиков, которые «службы не служат, поместья свои запустошили, сами или сбежали,
или ходят меж двор». На периодических смотрах всегда оказывалось по несколько
человек обнищавших детей боярских, покинувших свои запустевшие поместья и
бродящих «меж двор» или сбежавших без вести. Наиболее тяжким было положение
мелких помещиков центральных областей. С середины XVI столетия начался сильный
отлив населения из этих областей на вновь колонизовавшиеся юговосточные окраины.
Разные случайные обстоятельства, как, например, многолетние неурожаи пятидесятых
годов, уси 8 Зак. 73 ливали этот отлив. Иностранцы, замечает проф. Ключевский, по
дороге в Москву встречали на обширных пространствах, даже по бойким торговым
дорогам, одни свежие следы прежней населенности края, большие, но безлюдные села и
деревни, жители которых ушли кудато; везде народ разбегался, и пустели не только
деревни, но и города. С половины XVI века вопрос о беглых крестьянах становится
больным местом русского землевладения. Делаются заметными усиленные заботы
землевладельцев о том, чтобы удержать на своих землях крестьян и переманить их к себе
от соседей или с государственных черных земель57. Уход крестьян тяжелее всего
отзывался на положении среднего класса, помещиков. Крупные вотчинники и, в
особенности монастыри, удерживали и привлекали на свои земли крестьян различными
льготами. Монастырские земли на основании жалованных, или тарханных, грамот
пользовались важными податными привилегиями; с них не взимались «никакие царские и
земские разметы». Царским Судебником 1551 года тарханы были отменены: «а тарханных
(грамот) вперед не давати никому, а старые тарханные грамоты поимати у всех». Ho
постановление это совсем почти не применялось на практике. На соборе 20 июля 1584
года духовенству предложено было вновь обсудить вопрос о полной отмене церковных
землевладельческих привилегий. Собор этот отметил факт «многого запустения в
вотчинах и поместьях воинских людей» и признал главной причиной обеднения
помещиков то обстоятельство, что крестьяне во множестве уходят с их поместий на
монастырские земли: «крестьяне, вышед изза служилых людей, живут за тарханы во
льготе и от того великая тощета воинским лю дем прииде». Поэтому, «для великой нужды
и оскудения воинского чина», собор постановил «отставить тарханы, пока месть земля
поустроится», чтобы «воинский чин (дворяне и дети боярские) на брань против врагов
креста Христова ополчался крепче». Этот приговор собора был отменен через несколько
месяцев, и в октябре 1584 года тарханы были восстановлены58. Крестьяне, жившие на
помещичьих землях, обязаны были «слушать помещика, подати ему платить и всякое
изделие делать». Работая на помещика, царского слугу, они в его лице служили
государству. Ho в это время, в конце XVI века, крестьяне, как выяснено новейшими
исследователями, сохраняли еще древнее право перехода. Сознавая вред, какой наносился
помещичьим хозяйствам разбродом крестьянского населения, правительство Иоанна IV и
Феодора Иоанновича не прибегало, однако, к той крайней мере — закрепощению
крестьян, — которая по настоятельным ходатайствам служилых людей была узаконена
впоследствии правительством царя Алексея Михайловича для поддержания воинского
чина дворян и детей боярских. Первоначально, до конца XVI века правительство
стремилось, главным образом, к тому, чтобы упорядочить крестьянские переходы.
Судебник Иоанна III, следуя обычной практике, установил определенное время в году для
переходов крестьян — Юрьев день (26 ноября): «А христианам отказыватися из волости в
волость и из села в село один срок в году, за неделю до Юрьева дня осеннего и за неделю
после Юрьева дня осеннего», — и определил размеры пошлин, взыскивавшихся
помещиками с уходящих крестьян, в виде платы за пользование двором (за пожилые
дворы). Этой последней мерой правительство желало предупредить постоянные споры
между землевладельцами и крестьянами изза денежных расчетов при отказе.
Чрезмерными поборами с уходящих крестьян землевладельцы старались удержать их на
своих землях. Вмешиваясь в эту глухую борьбу между помещиками и крестьянами,
правительство Иоанна III не становилось ни на ту, ни на другую сторону, имея в виду
лишь установлением размера «пожилого» предупредить столкновения между обеими
сторонами. Правительство Иоанна Грозного усвоило то же самое отношение к этому
вопросу. Статьей 88 Судебника 1551 года подтвержден был прежний срок крестьянского
отказа (Юрьев день) и несколько повышены были размеры сборов в пользу
землевладельцев . Ho, узаконивая обычные высокие сборы с отказывающегося
крестьянина, царский Судебник, вместе с тем, с целью защитить крестьянина от
дальнейших притеснений, определил: «а опричь того на нем пошлин нет». Необходимость
уплатить эти пошлины, а также вернуть землевладельцу выданную им ссуду или подмогу
ставила в крайне затруднительное положение крестьян, желавших перейти к дру гим
землевладельцам. He имея средств для расплаты с помещиком по правилам отказа,
крестьяне нередко уходили тайно. Число таких незаконно ушедших, беглых крестьян
значительно увеличилось во второй половине XVI века, когда усилилась колонизация
окраин. Московские приказы были завалены исками о возвращении беглых крестьян.
Правительство признало необходимым сократить число этих дел и указом 1597 года
запретило помещикам возбуждать иски о возвращении крестьян, бежавших за пять лет до
этого указа, то есть до 1592 года; «на тех беглых крестьян в их побеге и на тех помещиков
и вотчинников, за кем они выбежав живут, суда не давати, и назад их, где кто жил, не
вывозити»59. Кроме незаконного выхода крестьян без уплаты пошлин и долгов, в это
время получил большое распространение также вывоз крестьян одним помещиком от
другого. Помещики так нуждались в рабочих руках, что готовы были уплатить за
крестьянина все его долги и выходные пошлины, чтобы только переманить его на свою
землю, вывезти с земли другого помещика. Вывоз был в то время главной формой
перехода крестьян, и между помещиками велась постоянная борьба изза крестьян.
Каждый из них старался удержать на своей земле своих людей, не дать другому помещику
перевезти их к себе, и, в свою очередь, старался переманить к себе, «вывезти» крестьян
соседа. В этой борьбе брали верх богатые вотчинники, предоставлявшие крестьянам
большие льготы и выдававшие им большие ссуды — подмоги. Мелкие помещики силой
удерживали крестьян, требовали от них чрезмерных пошлин в виде выкупа, мстили
уходившим тем, что грабили их имущество (животы). Царь Борис Феодорович Годунов
счел необходимым положить конец этому ненормальному положению дел. Идя навстречу
желаниям среднего класса, помещиков, он указом 1601 года, в виде временной меры на
один год, воспретил богатым землевладельцам, боярам, окольничим, большим дворянам,
духовенству, вывозить крестьян на свои земли, и всем московским помещикам повелел на
этот заповедный год «крестьян промеж себя не отказывати и не возити». В Московский
уезд, в котором владели поместьями почти исключительно служащие высших чинов,
запрещено было вообще перевозить крестьян из других уездов. Всем же остальным
провинци альным помещикам, дворянам и детям боярским городовым разрешено было
переводить крестьян, но с тем условием, чтобы с земель одного какоголибо помещика
другой помещик не перевел к себе более двух крестьян. Законодатель в этом случае
стремился предупредить чрезмерное усиление одного землевладельца за счет другого. Ho,
сделав эти уступки провинциальному дворянству, стремившемуся к закрепощению
крестьян, указ 1601 года, вместе с тем, подтверждая право крестьянского перехода,
требовал, чтобы эти дворяне не удерживали насильно своих крестьян непомерными
поборами, «от налога и продаж давали им выход». При распространении действия указа
1601 года на следующий 1602 год, правительство настоятельно требовало, чтобы
помещики «крестьян изза себя выпускали со всеми их животы, безо всякия зацепки и во
крестьянской бы возке промеж всех людей боев и грабежей не было, и сильно бы дети
боярские крестьян за собой не держали и продаж им некоторых не делали». Запрещая
крестьянам выход с земель крупных землевладельцев, указ 1602 года, напротив, принимал
все меры к тому, чтобы обеспечить свободный переход крестьян от одних мелких
помещиков к другим, всецело подтверждая их древнее право отказа. Повторяя статью
царского Судебника, правительство царя Бориса Феодоровича объявило, что помещики не
имеют права требовать с уходящих крестьян других пошлин, кроме пожилого (за двор
рубль и два алтына). Помещикам было объявлено, что кто из них «учнет крестьян грабити
и изза себя не выпускати», тот будет в великой опале от государя. Правительство
позаботилось и о том, чтобы эти распоряжения сделались известны всем помещикам и
крестьянам: «бирючам велено было кликать о них не один день во всех посадах и на
сельских торжках»60. Этот указ был последней попыткой прими рить интересы
помещиков и крестьян посредством урегулирования крестьянских переходов.
Правительство царя Алексея Михайловича, как будет указано ниже, признало
необходимым лишить крестьянское население права перехода.?

ПРИМЕЧАНИЯ
СГГД. Т. I. № 28, 144, 163, 167; ЛЗАК. Т. I. С. 67; РИС. Т. V. С. 35; Сергеевич В.И.
Русские... Т. I. С. 313—324. — Мы не думаем, чтобы бояре, отъезжая, нарушали клятву,
данную князю; чтобы, приказываясь в службу, они целовали крест служить верно, как
полагает проф.
 Сергеевич (с. 309). Это было бы добровольным отказом от своего права, на который едва
ли соглашались бояре по общему правилу при поступлении на службу. Никоновская
летопись, на которую в этом случае ссылается названный исследователь, не может дать
надежного свидетельства для порядков XIV века. Тверская же летопись говорит лишь об
исключительном крестоцеловании на случай: «а князь великий Дмитрий Московский по
всем фадом бояр и люди привел к целованию не датися им князю Михаилу (Тверскому), а
в землю его не пустити на княжение на великое» (ПСРЛ. Т. XV. С. 430. 1371). 1. Дьяконов
М.А. Власть московских государей. С. 168, 171, 173, 182—185; рецензия на это сочинение
С.М. Шпилевского (Отчет о 33 присуждении наград гр. Уварова. Приложение к LXX тому
ЗАН). 2. Рождественский С.В. Служилое землевладение в Московском государстве в XVI
веке. С. 149, 153. 3. Ключевский В.О. Боярская дума. С. 248—249; Рождественский С.В.
Служилое землевладение... С. 168 и статья в ЗИРАО. Т. VIII. Вып. I и 2. С. 5. 4.
Ключевский В.О. Боярская дума. С. 250; Рождественский С.В. Служилое землевладение...
С. 196, 207. 5. СГГД. Т. I. №4344 (1428), № 77 (1451) и другие. Исследователи обращают
внимание на то обстоятельство, что московские государи прежде всего начали
конфисковывать вотчины у служебных князей в случае отъезда в то время, когда они еще
сохраняли вотчины во владении отъезжавших бояр. Загоскин объясняет это тем, что
«служебные князья впервые появляются в Московском государстве уже в эпоху
значительного усиления Москвы, новизна этого класса могла побудить великих князей
московских, принимая их с вотчинами в службу, требовать от них клятвенного обещания
верности...
целью клятвы служебных князей была не отчуждаемость вотчин их» (Очерки организации
и происхождения служилого сословия. С. 70—71). Градовский иначе и более
удовлетворительно объясняет это различие в положении бояр и служилых, князей
(История местного управления. С. 43). Московские князья сохраняли за боярами право
отъезда потому, что переманивали этим путем в свою службу бояр удельных княжений;
«уделы же, приносимые служебными князьями были гораздо важнее их личной службы»,
и поэтому московские князья поспешили закрепить за собой эти уделы. 6. Сергеевич В.И.
Русские... Т. I. С. 317320; СГГД. Т. I. № 103. С.В. Рождественский указывает, что записи
брались преимущественно со служебных князей, владевших уделами на границе с Литвой.
(Служилое землевладение... С. 195—196). 7. Ключевский В.О. Боярская дума. С. 220, 225,
227; Середонин С.М. Сочинение Джильса Флетчера, как исторический источник; III.
Дворянство в России. С. 187, 189. — BE. 1887, апр. 8. Соловьев С.М. История России. Кн.
I. С. 1405, 1409—1410, 1512; Карамзин Н.М. История государства Российского. Т. VI. Гл.
VII; Сергеевич В.И. Русские... Т. II. С. 360, 386; ААЭ. Т. I. № 172. 9. Рождественский С.В.
Служилое землевладение... С. 81,83 (примеч. I), 155—157, 173, 178 и другие; АИ. Т. I.
№146. 10. Рождественский С.В. Служилое землевладение... С. 151, 188194. 11.
Ключевский В.И. Боярская дума. С. 219; Рождественский С.В. Служилое землевладение...
С. 317; Валуев Д. Введение. — Синбир ский сборник. М. 1845. С. 90—91; указ Иоанна III
неизвестного года приводится в указе 1551 года: ААЭ. Т. I. № 227. 12. Указы 15 января
1562 г. и 9 октября 1572: АИ. Т. I. № 154. Ст. XVIII и XIX. — Соловьев видел цель
издания указа 1562 г. в «скорейшем переходе княжеских вотчин в казну» (Т. VII. Кн. 2. С.
352). Неволин объясняет значение указа видами высшей политики и полагает, что
вследствие мер Иоанна «большая часть княжих вотчин перешла в казну» (История
российского гражданского законодательства. Т. III. §561). Политическое значение указа
1562 г.
признает проф. БестужевРюмин (Русская история. Т.Н. С. 261) и Середонин (Сочинение
Джильса Флетчера. С. 86). В последнее время Рождественский усмотрел цель этих указов
в том, что правительство стремилось предупредить «распадение вотчин и переход их в
неслужилые руки»; поддерживая целость княжеской вотчины, правительство сохраняло ее
военнослужилое значение, как определенной твердо установившейся территориальной
военной единицы (Служилое землевладение... С. 121, 129). Это мнение оспаривают проф.
Сергеевич (Пересмотр истории служилого землевладения. — Северный вестник. 1897. №
11. С. 65 и сл.) и Середонин (рецензия на книгу Рождественского: ЖМНП. 1897. №5. Ч.
311. С. 244 и след.). 13. Сказания князя Курбского. С. 127, 188; Рождественский С.В.
Служилое землевладение... С. 196—198, 205. 14. Сказания князя Курбского. С. 85, 87, 157,
220. 15. Это значение опричнины выяснено путем тщательного изучения отрывочных
указаний источников в статье С.Ф. Платонова (К истории опричнины XVI века. —
ЖМНП. 1897. Октябрь. С. 261, 265—267, 271). Взгляд на опричнину, как на орудие
борьбы с боярством, высказан был ранее без полного обоснования в трудах Бес
тужеваРюмина (Русская история. Т. II. С. 261—262), Белова Е.А. (Об историческом
значении русского боярства. С. 107), Середонина С.М. (Сочинение Джильса Флетчера. С.
31). Соловьев объяснял учреждение опричнины тем, что царь «заподозрил вельмож в
неприязни к себе и хотел иметь при себе людей вполне преданных ему», но не мог иным
путем удалить от себя «все старинное вельможество» (История России. Кн. II. С. 167; с.
164—166: описание отъезда царя в Александровскую слободу и казней, и изложение его
грамот 1565 г.). В.О. Ключевский видит в опричнине «высшую полицию» (Боярская дума.
С. 348—349). Принижая владетельных князей, Иоанн Грозный принял также некоторые
меры к ослаблению архиереев в их значении владетельных вотчинников. Митрополиты и
архиепископы, подобно западноевропейским епископам, имевшим вассалов, имели своих,
не зависевших от великого князя, светских слуг — землевладельцев, «бояр великих и
малых», детей боярских — вотчинников и помещиков.
 Владычные бояре и слуги, подобно боярам и слугам княжеским, служили при дворах
архиереев, отправляли суд в пределах церковных владений, несли военную службу. Бояре
«служили» архиереям на тех же условиях, на каких они служили князьям, «отказываясь от
князя», они «приказывались» на службу к митрополиту или епископу. Иоанн Грозный
стремится разрушить эти удельные порядки так же, как и все другие, и прибегает к тем же
мерам насилия по отношению к владычным боярам, какими он пользовался против
князей. Князь Курбский говорит: «по убиении митрополита (Филиппа) не токмо многих
клириков, но и нехиротонисанных мужей благородных сколько помучено различными
муками и погублено; бо там есть в той земли обычай: на церковной земле мнози мужи
благородные светлых родов имения мают, во время мирное епископам служат, а егда
брань належит от супостатов окрестных, тогда и в войску христианском бывают, когда не
хиротонисаны». Ранее этих казней Стоглавый собор постановил, что архиереи могут
назначать бояр на должности по церковному управлению и отрешать от них, лишь с
«ведома царева». Боярским родам, которые издавна служили церковным властям,
разрешено было служить святителям попрежне му. Ho, если у святителя «изведутся такие
боярские роды», то государь назначает святителю бояр и дворецких собственной властью.
Правительство XVI века приняло меры против владычных бояр, крупных
землевладельцев, усиливавших светское значение церкви, но не коснулось архиерейских
детей боярских, мелких землевладельцев. Только царь Алексей Михайлович решился
сократить число таких детей боярскихвотчинников, оставив архиереям только природных
детей боярских, исстари служивших церкви (Каптерев Н. Светские архиерейские
чиновники в древней Руси. С. 64, 70. 86, 97—101 и др.). 16. Ключевский В.О. Боярская
дума. С. 251; Соловьев С.М. История России. Т. XIII. С. 70 (о князе Стародубском).? 17.
Ключевский В.О. Боярская дума. С. 223—224, 228; Валуев Д. Введение. С. 50,123, 172,
173 и др.; Маркевич А.И. О местничестве.
Гл. 47. С. 776 и след.; он же. История местничества. С. 419, 457. — Д. Валуев полагает,
что счет старшинством родов выработался к XVII веку. «По мере того, как мы
приближаемся к XVII веку и особенно со времени Романовых, роды и, особенно
знатнейшие, начинают выделяться из общего распорядка в сомкнутые целые» (с. 169). Ho
автор сам же замечает, что следы такой классификации чести (которая идет в разрез
закону органических соответствий местничества), появляются очень рано, с 1519 года. He
потому ли указания на старшинство родов встречаются гораздо чаще в XVII веке, чем в
XVI веке; вследствие большей ясности взаимного отношения многих родов, реже
возникали местнические счеты между лицами знатнейших и второстепенных родов? В
XVII веке, по мере перемещения значения фамилий и появления большого числа родов,
подвигавшихся выслугой на первые места, являлись в большем числе такие местнические
споры между фамилиями, в которых не было надобности высчитывать соответствие
звеньев одного рода родовым звеньям другого. А.И. Маркевич отмечает разницу между
местничеством XVI и XVII веков, но полагает, что счет старшинством одной фамилии в
целом ее составе над другой показывает, что «жизнь привела местничество в XVII веке к
тому положению, какое было в древнейшее время до царских указов XVI века» (с. 457).
Ср.: Шпилевский С. Союз родственной защиты у древних славян и германцев. Гл. V. С. 84
и сл. 18. Ключевский В.О. Боярская дума. С. 299, 300; Валуев Д. Введение. С. 53, 168. 19.
Котошихин Г. О России в царствование Алексея Михайловича. Гл. IV, §15. С. 51; Валуев
Д. Введение. С. 114; Разрядная книга. С. 98, 99, 103, 105; Лихачев Н.П. Местнические дела
1563— 1605 г. — Сборник Археологического института, 1894. T.IV. 20. Указ от июля 1550
года (СГГД. Т. II. №38). Сокращенная и позднейшая редакция в дополнительных указах к
Судебнику (АИ. Т. I: приговорил «царь и государь» вместо «царь и великий князь»);
Маркевич А.И. История местничества. С. 273—275. — Д. Валуев (Введение. С. 67—83)
высчитывает сколькими местами был ниже один воевода другого.
Первые воеводы: большого полка — 0, правой руки I, передового и сторожевого — 2,
левой руки — 3. Вторые воеводы: большого полка — 4, правой руки — 5, передового и
сторожевого — 6, левой руки — 7. Маркевич замечает, что на практике такие строгие
математические выкладки не делались. Спорящему казалось достаточным установить
факт, что такойто воевода был вообще выше такогото, безразлично на сколько мест.
Заметим еще, что счет вторых воевод с первыми едва ли был так определенно установлен
на практике. Из указа 1550 года видно, что второй воевода большого полка иногда
местничался даже с важнейшим из первых воевод — первым воеводой правой руки;
между тем как, по вычислению Валуева, он был ниже последнего из первых воевод (левой
руки). Этому вычислению противоречит также и тот факт, что князь Ю.М. Голицын,
признанный по суду выше князя Ю.И. Темкина, занимал должность второго воеводы
большого полка, в то время как Темкин был первым воеводой правой руки, и затем,
помимо Темкина, был сделан первым воеводой большого полка (А.И. Маркевич. С. 269).
21. Грамота по делу князя Юрия Курлятева 1573 года (Синбирс кий сборник. С. 43); о
счете по родословцу см.: Маркевич А.И. История местничества. С. 410—417). Уравнение
первого сына старшего брата с четвертым дядей Соловьев объяснял тем, что обыкновенно
первый племянник равен летами четвертому дяде; Валуев — обычным представлением о
семье в составе отца и трех сыновей. Это уложение о местничестве могло появиться, по
мнению Маркевича, не позже половины XVI века (с. 257). При Иоанне Грозном были
изданы, кроме того, второстепенные указы о местничестве, представляющие развитие
идеи указа 1550 года: головам в полках мест нет, подрындам тоже мест нет; городничие и
губные старосты ниже последнего (разрядного) воеводы (Маркевич А.И. С. 286). 22.
Жданов И. Материалы для истории Стоглавого собора. — ЖМНП. 1876, № 7. С. 54;
Валуев Д. Введение. С. 32, 60; Маркевич. История местничества. С. 288—289. — А.И.
Маркевич ставит в связь со Стоглавым собором указ 1550 года, относя его к 1551 году; но
у него нет достаточных оснований для оспаривания даты указа, приводимой в различных
его списках: июль 1550 года (СГГД; АИ; Судебники Башилова и Татищева). 23. Выписки
из Флетчера и Горсея у А.И. Маркевича: История местничества. С. 295. Милюков П.Н.
Очерки по истории... Ч. I. С. 171; Ключевский В.О. О думных дворянах и дьяках. С. 277,
278; Сергеевич В.И. Русские... Т. I. С. 502, 504 и 373; Лихачев Н.П. Думные дворяне в
Боярской думе XVl в. — Сборник Археологического института. Т.VI. 24. Грамота 1509 г.:
ААЭ. Т. I. № 151. Никон. Ч. IV, 158 (1500); ПСРЛ. Т. VIII. С. 215, 218 и т. V, 1489 г.;
Сергеевич В.И. Русские... Т. I. С. 346, 427; Блюменфельд Г.Ф. О формах землевладения. С.
228. О политике Иоанна Hl по отношению к Новгороду см.: Беляев И.Д. Предисловие к
окладной книге 1506 г. (ВМОИДР. 1851. Т.XI. С. 78, 79). 25. ААЭ. Т. I. № 84; Жалованная
граммота великой княгини Марии Ярославны нерехотскому тиуну (1466—1478 г.);
Судебник 1497 г. Ст. 63. Выражение «благоверным поместным князем» встречается в
послании митрополита Ионы 1454 г. (АИ. Т. I. № 264). CM.: CTO рожев В. Указная книга
Поместного приказа. С. 10. О термине «дети боярские» и о их положении см.: Сергеевич
В.И. Русские... Т. I.? С. 324—327. Мнения исследователей о происхождении поместья
изложены и разобраны в недавнее время Рождественским, в диссертации «Служилое
землевладение в Московском государстве XVI в.» (Введение, § I). Собственная гипотеза
автора по этому вопросу была подвергнута критике в рецензиях проф. Сергеевича и
Середонина, указанных выше в примечании 13. 26. Сергеевич В.И. Русские... Т. I. С. 426 и
425. Карамзин (История государства Российского. Т. 6, прим. 201) приводит 46 фамилий
боярских послужильцев из разрядной книги Бекетова. Из этих послужильцев Васюку
Нефедьеву, человеку Василия Борисовича Тучковского, даны были I деревень великого
князя в двух боярщинах Го роденского погоста, принадлежавших ранее Василию
Шапкину и Федору Оксентьеву Мустельскому. Волостка великого князя в Песоц ком
погосте, принадлежавшая ранее новгородцу Федору Победицко му, дана была в поместье
Козлу Шадрину, человеку того же Василия Тучковского: в этой боярщине было 11
деревень с 12 дворами и 18 чел. крестьян. Сеньке Печенегову, человеку того же
Тучковского, дано было 6 новгородских боярщинок — 13 деревень с населением в 33 чел.
крестьян (21 двор) (Переписная окладная книга Водс кой пятины 1500 г. С. 2224, 4951,
134135. ВМОИДР. T.XI. CM. там же описание земель, данных другим послужильцам, из
фамилий, поименованных в разрядной книге Бекетова: Юшке Печенегову, Ондрейке
Постельникову и другим. С. 25, 47 и 134, и др.). Более полный список имен новгородских
холоповпомещиков (более 80) см.: Прозоровский. Опись рукописей Археологического
общества. Многие из них носили дворянские фамилии Бестужевых, Нелединских,
Назимовых, Муравьевых, Чепчуговых и др. Некоторые сведения о них см.: Маркевич А.И.
История местничества в Московском государстве. С. 168—169. 27. ДАИ. Т. I, № 65 (1555);
АИ. Т. I, № 140 (1539). «Рыбные ловли за детьми боярскими и за земцы и за их
крестьяны» (1568) (Чечулин Н.Д. Города Московского государства в XVI в. С. 43;
описание своеземцевых земель (жеребьев) — переписная книга Вотской пятины;
новгородские писцовые книги). Некоторые земцы, владея землями в уезде, жили в
городах и занимались торговлей и промыслами; такие земцы были обложены тяглом и
вошли в состав посадского тяглого класса (Чечулин Н.Д. Города Московского
государства. С. 42). Среди земцев или своеземцеввотчинников надо отличать: 1) мелких
землевладельцевземлепашцев, слившихся с крестьянами; 2) земцев тяглыхпосадских
людей; 3) земцев, записанных в службу, вошедших в составь класса детей боярских. Эти
последние, в отличие от посадских людейвотчинников, владели в городах нетяглыми
дворами (КлючевскийВ.О. Отчет о ХЮС1Н присужд. наград гр. Уварова. 1892. С. 310 и
др.). Приводимый Н.Д. Чечулиным (Города московского государства. С. 43, 44) перечень
мнений о земцах (Соловьева, ВладимирскогоБуданова, Блюменфельда) следует дополнить
указанием на замечания Беляева I (О поземельном владении. — ВМОИДР. T.XI. С. 78, 80)
и А. Никитского (Очерки внутренней истории города Пскова. С. 279; История
экономического быта Великого Новгорода. С. 40—41). 28. Князь Долгоруков П.
Российская родословная книга. Ч. I— IV. (1851 — 1852); Загоскин Н.П. Очерки
организации и происхождения служилого сословия. Гл. IV; Петров П.Н. История родов
русского дворянства. Т. I (1886); Руммель В.В. и Голубцов В.В. Родословный сборник
дворянских фамилий. Т. I, II; Граф Бобринский А. Дворянские роды, внесенные в Общий
Гербовник Всероссийской Империи (1890) и др. — П.Н. Петров предполагает, что в
легендарных родоначальниках дворянских фамилий, «выезжих из прусс», следует видеть
новгородцев, перешедших в древности на службу в Москву. Михайло Прушанин мог быть
новгородцем из Прусского конца Новгорода (История родов русского дворянства. Т. I. С.
3). На новгородское происхождение «выходца из прусс» Андрея Ивановича Кобылы
(Glandos Cambila) указывают большие земельные владения, принадлежавшие ему в
Новгородской области и в Вологодском крае — исконной новгородской колонии
(Кобылинские вотчины) (Д. Ков рецензия на книги кн. Н.Н. Голицына и А. Барсукова. С.
190. — Исторический вестник. 1881, №9). Миллер в прошлом веке заметил, что «ни какое
государство так не прославилось надежным родословием знатнейших своих фамилий, как
Россия» (Известия о дворянстве российском. С. 297). «Надежность» родословных
росписей защищает в последнее время А. Барсуков (Обзор источников и литературы
русского родословия. — ЗИРАО. Т.LIV). Он вполне доверяется тому «большому знанию
дела, тщанию и осмотрительности, с какими производилось обновление и пополнение
Родословной книги» при Феодоре Алексеевиче, забывая, что генеалоги того времени не
имели достаточных знаний для удовлетворительной исторической критики. Если доверять
вполне Бархатной книге, то оказывается, что «из дворянских фамилий, внесенных в нее,
кроме фамилий, происшедших от Рюрика, нет ни одной не только коренной московской,
но даже вообще и великорусской фамилии, так как родоначальники их были из кесагов
(черкесов), литовцев, пруссов, волынян, галичан, германцев, татар, шведов и греков». Г.
Карпович не сомневается «в достоверности такого факта» (Родовые прозвания и титулы в
России и слияние иноземцев с русскими. С. 234). В достоверности его, однако, весьма
естественно усомниться, между прочим, потому, что в XVII веке иноземное
происхождение считалось необходимым признаком знатности рода. Даже
«неродословные люди писались в росписях своих выезжими», хотя их иноземное
происхождение казалось сомнительным даже для составителей родословной книги (см.
указ 3 сентября 1686 г.). Проф. Маркевич и Корсаков признают легендарность большей
части родословий от выезжих иноземцев древнейшего времени. Д.Ф. Кобеко удалось,
путем кропотливого изучения источников, выяснить полную недостоверность одной из
родослов ных легенд этого рода, а именно о происхождении рода Бестужевых Рюминых
от англичанина Гавриила Беста, будто бы приехавшего в Россию при Василии
Дмитриевиче (О разработке генеалогических данных в смысле пособия для русской
археологии. С. 271. — ЗИРАО. Т.Н. (1887); Дополнительные Заметки. — ЗИРАО. ТЛИ. С.
194. Т. IV. С. 75). Н.П. Лихачев выяснил происхождение рода Адашевых от костромских
вотчинников Ольговых (Русский биографический словарь. Т. I; Исторический вестник.
1890, № 5). Примеры фальсификации родословных росписей приведены в книге того же
автора «Государев Родословец и род Адашевых» (с. 57 и след.). Некоторые дворянские
фамилии родов, производящих себя от «выезжих» иноземцев (Бестужевы, Чепчуговы,
Нелединские и др.), носили в конце XV века боярские по служильцы, поселенные в
Водской пятине (см. выше, прим. 27). 29. СГГД. Т. I, № 192. Терминология в это время,
однако, еще не установилась. В конце грамоты сказано: «а мы, княжата и дети боярские и
дворяне» (Сергеевич В.И. Русские... Т. I. С. 429—430). Эта цитата противоречит
предположению Беляева, что «боярские роды особым указом около 1566 г. были
переименованы в дворян или слуг государевых» (Жители московского государства.
Служилые люди. С. 46. ВМОИДР. ТЛИ. 1849). 30. Никон. 4.VII. С. 261. Тоже в
дополнительных статьях к Судебнику 1550 г. редакции Татищева (ст. 103—104). Слова
указа: «не против государева жалованья и вотчин служба их», указывают на то, что при
верстании поместьями принимались во внимание вотчинные владения помещиков
(Загоскин Н.П. Очерки организации и происхождения служилого сословия. С. 65). 31.
Указы 15 января 1562 и 9 октября 1572. — АИ. Т. I, № 154 XVIII, XIX; Неволин История
российского гражданского законодательства. Т. III, § 511. 32. Ключевский В.О. Состав
представительства на земских соборах. С. 159—160, 164—165, 167 (Русская мысль. 1890,
№1); Сторожев В. Десятни и тысячная книга XVl века. С. 180—181; Тысячная книга
напечатана во ВМОИД. Кн. XX. 33. ААЭ. Т. I, № 225. Указ 31 августа 1587 г. (Сторожев
В. Указная книга Поместного приказа. С. 149); Рождественский С.В. Служилое
землевладение... С. 251—253. 34. Тревожная жизнь украинных помещиков наглядно
изображена в книге Е. Щепкиной «Старинные помещики на службе и дома» (С. 8—9 и
др.). 35. Милюков Н.П. Государственное хозяйство в первой четверти XVIII века и
реформа Петра Великого. С. 301—302; он же: Очерки по истории русской культуры. Ч. I.
С. 53—55; Миклашевский И.Н. К истории хозяйственного быта Московского государства.
Ч. I. Заселение и сельское хозяйство южной окраины XVII века. С. 22.? 36. Иловайский
Д.И. История России. Т. III. С. 380. Чечулин Н.Д. Города Московского государства XVI
века (об осадных дворах и дворниках). Замечания об этих последних см. в нашей статье
«Закладни чествопатронат». 37. Рождественский С.В. Служилое землевладение в
Московском государстве XVI века. С. 236, 350—351, 353—354; Сторожев В. Десятой и
тысячная книга. С. 100 и др. 38. Беляев И.Д. О сторожевой, станичной и полевой службе.
С. 1—6. Приговор князя Воротынского с детьми боярскими 1571 года (АМГ. Т. I, № 2); о
сторожахказаках: АМГ. Т. I, № 16. Миклашевский И.Н. К истории хозяйственного быта
Московского государства. 4.1. С. 9, 13—15; Лихачев Н.П. Разрядные дьяки XVI века. С.
462; Иловайский Д.И. История России. Т. III. С. 377—379; Рождественский С.В. Служилое
землевладение... С. 258—259. 39. Замысловский Е. Объяснения к учебному атласу по
русской истории. С. 62; Рождественский С.В. Служилое землевладение... С. 302, 355. 40.
Котошихин Г. О России в царствование Алексея Михайловича. Гл. VII. Ц. 3 и 8. С. 98,
106; Лихачев Н. Разрядные дьяки. С. 80, 452; Рождественский С.В. Служилое
землевладение... С. 318, 319, 321. — Неволин относил учреждение Разрядного приказа ко
времени Иоанна III; Градовский — к XVI веку. Н.П. Лихачев говорит, что Разряд был
основан тогда, когда «служебные, военные, гражданские и дипломатические назначения
сделались настолько многочисленными, что для ведения им списков потребовалась при
думе особая канцелярия. Существование Разряда в половине XVI столетия несомненно
свидетельствует о существовании в эту эпоху тех документов, которые характеризуют
разрядную деятельность позднейшего времени; Разряд в это время был учреждением уже
далеко не новым» (Разрядные дьяки. С. 77, 79, 452). 41. Ключевский В.О. Боярская дума.
С. 407; Сказания Массы и Германа о Смутном времени (ред. Е. Замысловского). С. 55;
Лихачев Н.П. Разрядные дьяки. С. 195, 204, 556, 557. 42. Середонин С.М. Сочинение
Джильса Флетчера, как исторический источник. С. 337—338, 349, 359. — В походе 1563
года бояр и детей боярских было, по итогу разрядных книг, 18025 чел. (по счету же
Середонина — 17658 чел.); казаков — 6054 чел.; татар — 5174 чел.; сборных людей из
разных городов — 2105 чел., число стрельцов не указано. Общяя цифра численности
русского войска времен Иоанна IV в HO тыс. чел. выведена в названном, новейшем
исследовании Середонина, на основании возможно точных рассчетов. Прежние ученые
большей частью доверялись показанию Флетчера, который сообщает, что в его время
русская армия состояла из 800 тыс. чел., Соловьев, касаясь этого вопроса, ограничивается
тем, что приводит цифры из сочинения Флетчера «Of the russe Common Wealth». Беляев
ошибочно полагал, что число служилых людей, получавших поместные дачи,
простиралось до полумиллиона; а численность всего войска, помещиков и даточных
людей, доходила до миллиона (!) (Крестьяне на Руси. С. 89). 43. Середонин С.М.
Сочинение Джильса Флетчера. С. 359—361, 365, 366; Опись документов и бумаг,
хранящихся в Московском архиве Министерства юстиции. Кн. VIII; Коломенская десятня.
С. 4 и след.; Ряжские десятни. С. 333, 454—460; примечания к ним Сто рожева. С. 51, 360.
О бехтерце и тегиляе см.: Савваитов П. Описание старинных русских утварей, одежд,
оружия, ратных доспехов и конского прибора, в азбучном порядке расположенное. С. 11,
144. 44. Известия Ричарда Чанслора, бывшего в России в 1553 г. (перев. Середонина)
(ЧОИДР. 1884, №4). 45. Развивая приведенные в тексте соображения о возникновении
права родового выкупа в древнейшее время, Неволин, однако, полагает, что «в древние
времена право родственного выкупа должно было встречаться весьма редко», что «право
выкупа первоначально должно было существовать в той же неопределенности, в какой
существуют первоначально все установления, возникающие из обычаев», и что оно у нас
обязано, если не происхождением, то, по крайней мере, утверждением своим новому
порядку вещей (История российского гражданского законодательства. Т. III. §415). По
мнению других исследователей, царский Судебник узаконил порядок родового выкупа,
созданный жизнью. «Московское государство, которому выгодно было сохранение вотчин
в руках служилых людей, а не их обезземеливание, подхватило новые начала
наследования, выработанные обычным правом, и, следуя постепенно за ходом жизни,
развило их далее» (Блюменфельд Г.Ф. О формах землевладения... С. 176; Ефименко А.
Исследования народной жизни. Вып. I. Обычное право. С. 251, 252; Сторожев В. Указные
книги Поместного приказа. С. 162—163, 185—186; Башмаков А. Институт родов иму
ществ. — ЖМЮ. 1897, №8. С. 23 и сл.; литература вопроса: с. 61). — По мнению проф.
ВладимирскогоБуданова, право родового выкупа выработалось в XVI веке из прежнего
права собственности на имущество всех членов рода: «до этого времени члены рода не
отчуждали земли без согласия родичей» (Обзор... С. 460—461). 46. Цитаты из правых
грамот 1550 и 1559 г. приведены Неволи ным в примечаниях 312, 313 (История
гражданского законодательства. Т. II, § 414). 47. Рождественский С.В. Служилое
землевладение... С. 93. 48. Соображения о ст. 85 царского Судебника: Неволин К. История
гражданского законодательства. Т. III, §417, п. 1—5; Влади мирскийБуданов М.Ф. Обзор
истории русского права. С. 463—464 и Хрестоматия по истории русского права. Вып. III,
примеч. 207—212; Блюменфельд Г.Ф. О формах землевладения... С. 187—189;
Рождественский С.В. Служилое землевладение... С. 93—100. 49. Ключевский В.О.
Боярская дума. С. 288—289 и др.; Рождественский С.В. Служилое землевладение... С. 87
—90. 50. Блюменфельд Г.Ф. О формах землевладения... С. 202—203; Павлов А.С.
Исторический очерк секуляризации церковных земель в России. С. 20 и сл. — Две цитаты
в начале абзаца взяты из памятников XVII века (1664 и 1651), но они могут быть
приведены и для характеристики положения этого вопроса в XVI веке. 51. Указ 11 мая
1551 г.: ААЭ. Т. I, № 227. Указ 1557 г.: Хрестоматия М.Ф. ВладимирскогоБуданова. Вып.
Ill, №VI. С. 12. — «Доку ды духовная не запечатана и не совершена, и тем вотчичем на
вотчины давати мерщиков и выкупити вотчины по мере, чего вотчина стоит». 52.
Хрестоматия по истории русского права М.Ф. ВладимирскогоБуданова. Вып. Ill, № XIX.
С. 34. 53. СГГД. Т. I, № 200. Приговор 1584 г. (№ 202). Иная редакция в ААЭ. — Угрозы
вкладчиков судом в будущем веке взяты из книги Рождественского С.В. «Служилое
землевладение...» (с. 108). В грамоте 1580 г. сказано: «земель не покупати, закладней не
держа ти»; объяснение значения слова закладни в этой цитате см. в нашей статье
«Закладничествопатронат». Статья о выкупе вотчин читается так: «а от сего дни вперед с
Генваря пятагонадесять дня вотчинником вотчин своих по душам не давати, а давать за
них в монастыри деньги, которое село, чего судить; а село имати вотчинником, хотя кто и
далеко в роду; а буде у кого роду не будет, ни дальнего, ни ближнего и та вотчина имать
на государя, а деньги за нее платить из казны» (с. 685). Эта статья передается различно
Блюменфельдом (О формах землевладения... С. 211—215), Рождественским (Служилое
землевладение... С. 112—114) и Сторожевым (Указная книга Поместного приказа. С. 159).
54. АМГ. Т. I, №21; Сторожев В. Десятни. С. 344 и др.; Середонин С.М. Сочинение Дж.
Флетчера. С. 353; Рождественский С.В. Служилое землевладение... С. 306, 307, 334. 55.
Указы 5 августа 1557 г. и 11 января 1558 г. в Дополнительных указах к Судебнику (в изд.
Башилова); Судебник ц. и в. кн. Ивана Васильевича. СПб. 1768, № 133143; АИ. Т. I, №
154, № VI, VIII). — В изложении указа 1558 г. о закладных вотчинах мы следуем более
исправному тексту издания Башилова (№ 141): «А взяти на заимщике на первый год
заемных денег по расчет)' на пятой жеребей, а вотчина отдати тому, кто закладывал... и та
вотчина закладная, кому из закладу какову вотчину выдадут, держати за собою, доколе
своему должнику выплатить, а у иного в туж пять лет тое вотчины за рост пахати не
заложити ни у кого, ни продати, ни променити, ни в приданое, ни по души не отдати,
доколи все деньги выплатить в ту пять лет» и пр. Исследователи обыкновенно упускали из
виду этот текст и придумывали сложные объяснения несообразного текста, напечатанного
в АИ. В этом издании статья читается так: «А та вотчина закладная тому, кому из закладу
какову вотчину выдадут, держати за собою, доколи своему должнику выплатить, а у него
в ту же пять лет тое вотчину за рост пахати, а не заложити ни у кого, ни продати, ни
променити, ни в приданое, ни по душе не отдати» и пр. (одинаково в обоих списках).
Поэтому тексту выходит, что вотчиннику право использования не возвращается; кредитор
продолжает за рост пахать вотчину; вотчиннику возвращается лишь отвлеченное право
владения: «держати». Ho ведь с закладом вотчины он не терял права собственности и
права владения на нее; странно было возвращать собственнику то, что им не было
утрачено. С другой стороны, трудно допустить, чтобы московские юристы того времени
строго различали права распоряжения, владения и пользования. Они различали право
собственности (в реальном его проявлении: распоряжении) и право владения (в
материальной оболочке пользования). Смысл указа уясняется вполне сопоставлением
следующих выражений: когда уплачена пятая часть долга, то следует «вотчину отдати
тому, кто закладывал; когда же заимщики прекращают платеж долга в рассрочку, то
следует у них «те вотчины има ти, да отдавати тем же людям (кредиторам) назад в их
деньгах пахати по старине». Чтобы отдать пахать вотчину назад кредитору, очевидно,
надо было ранее взять ее у кредитора и отдать пахать закладчику, собственнику (ср.:
Мейер. Древнее русское право залога. — Юридический сборник. 1855. С. 249;
ВладимирскийБуданов М.Ф. Хрестоматия по истории русского права. Вып. III, прим. 58;
Рождественский С.В. Служилое землевладение... С. 102—103). Неисправная редакция
указа 1558 г. в АИ справедливо заставила Рождественского удивиться: «почему на долги с
земельным обеспечением не распространена льгота 1557 г., не уничтожен рост на
льготные 5 лет?» Из ясного текста издания Башилова видно, что рост на долги с
земельным обеспечением (за рост пахати) был уничтожен так же, как на долги без такого
обеспечения. 56. Середонин С.М. Сочинение Дж. Флетчера... С. 353; Сторожев В.
Десятни. С. 61, 79, 419; Ключевский В.О. Боярская дума. С. 313. 57. Царский Судебник.
Ст. 43; СГГД. Т. I, № 202 (1584). С. 394, 395; Соловьев С.М. История России. Кн. 2. Т. VII.
С. 647. 58. О христъянском отказе: ст. 57 Судебника 1497 г. и ст. 88 Судебника 1551 г.;
АИ. Т. I, № 105; Хрестоматия по истории русского права ВладимирскогоБуданова М.Ф. Ч.
II. Указ 24 ноября 1597 г.: АИ. Т. I, №22, III. — По мнению прежних исследователей,
этому указу о возвращении беглых предшествовал недошедший до нас указ о
прикреплении крестьян, который был издан около 1590 г. в цар 9 Зак. 73 ствование
Феодора Иоанновича. Погодин в 1858 г. в статье «Должно ли считать Бориса Годунова
основателем крепостного права» выступил решительным противником этого взгляда. По
его мнению «никакого общего безусловного указа о прикреплении крестьян к земле Борис
не давал», винить в его развитии следует обстоятельства. Это мнение принято, развито и
подтверждено многими новейшими исследователями (проф. Ключевский,
ВладимирскийБуданов, Дьяконов, Милюков). Проф. Сергеевич, в последнее время,
возобновил старые поиски за указом о прикреплении крестьян 1590 года; он полагает, что
понятие беглого крестьянина было понятием новым и могло иметь своим источником
лишь отмену Юрьева дня и что, следовательно, указу 1597 года, говорящему о беглых
крестьянах, должен был предшествовать указ о прикреплении (Русские юридические
древности. Т. I. С. 243). Между тем, о беглых крестьянах говорит уже писцовая книга
Тверского уезда 1581 года, когда еще несомненно действовало право перехода. Эта книга
различает крестьян: I) законно вышедших по указу, с уплатой пошлин о Юрьеве дне; 2)
вывезенных с отказом или без отказа и беспошлинно; 3) выбежавших и сбежавших: «дер.
Олешино, Митка Иванов сбежал безвестно; Олеша Кузьмин выбежал в 88 г. в великий
пост, за князя Дм. Борятинского» (Писцовая книга. Т. II. С. 368, 293, 309, 361 и др.; о
вышедших и вывезенных — С. 300, 311, 369). Литература вопроса и новые соображения в
ценной статье П.Н. Милюкова (Крестьяне. — Энциклопедический словарь Брокгауза и
Ефрона. Т. XVI. С. 675 и след.), а также в статье Н.Н. Дебольского (К вопросу о
прикреплении владельчель ских крестьян. — ЖМНП. 1895, ноябрь). 59. ААЭ. Т. I, № 20
(28 ноября 1601 г.) и № 23, 24 ноября 1602 г. Кроме того, приговор I февраля 1606 г. о
невозвращении тех беглых крестьян, которые ушли от бедности, в голодные годы 1603 и
1604, «что было им прокормиться не мочно». Статистические данные о преобладании
вывоза крестьян см.: Милюков Н.П. Очерки по истории русской культуры. Ч. I. С. 194,
прим. I.

ГЛАВА I Боярство и местничество

I Смутное время не внесло новых начал в государственную жизнь. Правительство
Михаила Феодоровича восстанавливает, утверждает и развивает основы государственного
строя, заложенные в предшедшем столетии.
 Московское государство времени царя Алексея Михайловича по главным началам своего
строя не отличается от государства времен Иоанна Грозного. К 1650 году правительство
окончательно прикрепляет к тяглу крестьян и посадских людей, обособляет класс
служилых людей, строже обязывая его службой. Ho прочное начало обособлению и
закрепощению классов тяглого и служилого положено было еще во второй половине
шестнадцатого века. Княжеское боярство обнаружило в Смутное время полное бессилие в
своем значении высшего правительственного класса; Боярская дума, к которой, с
падением царя Василия Иоанновича Шуйского, временно перешла верховная власть над
страной, не могла «устроить государства», отразить поляков и шведов и прекратить
внутренние смуты. Когда московские бояре присягнули польскому королевичу
Владиславу, отдавая Россию во власть польского короля, средние классы, дворяне и
посадские люди, не последовали за ними, не признали их правительственного авторитета.
Служилое дворянство стало во главе народного движения, которое восстановило
внутренний порядок и сохранило национальную независимость недавно объединенной
Руси. Новое правительство царя Михаила Фео доровича смогло успешно закончить
трудную борьбу с Польшей и с казачеством и совершить «великое государево и земское
дело» восстановления государственного порядка, только благодаря деятельной,
самоотверженной поддержке земских людей. Понимая государственное значение тяжелой
ратной службы дворян для «целости православной веры и избавы крестьянской от
врагов», посадские и волостные люди изъявляли на соборах готовность платить частые
сверхсметные сборы на жалованье ратным людям, «оскудевшим от многих служб».
На соборах 1615 и 1616 гг. выборные люди постановляли необычайные сборы пятой
деньги, 20% налога с годового дохода плательщика, сверх постоянных податей и
повинностей1. Московское боярство, однако, несмотря на нравственное поражение,
понесенное им в Смутное время, сохранило при новой династии свое значение
наследственного правительственного круга. Принадлежавшие к высшей знати княжеские
фамилии окончательно сравнялись в это время со старыми боярскими родами. В XVII
веке они не имеют уже и тени своего прежнего политического значения: после опричнины
и Смуты «княжата» сохранили лишь обломки своих наследственных владений, дававших
им особое влияние и силу. Виднейшие князьяземлевладельцы половины XVII столетия не
имели уже больших удельных вотчин; их земельные владения составлялись из отдельных
участков, разбросанных по многим (от пяти до тринадцати) уездам. Богатейшим
вотчинником по списку 1647 года был боярин некняжеского рода П.И. Романов, имевший
более 7012 крестьянских дворов; за ним по величине вотчин следовали бояре Бор. Иван.
Морозов, Ф.И. Шереметев; только князья Я.К. Черкасский и Н.И. Одоевский могли в
качестве землевладельцев соперничать с этими боярами некняжеского рода. Князья
Куракины, Голицыны, Прозоровские, Репнины по количеству земельных владений стояли
ниже Морозовых, Стрешневых, Салтыковых. К половине XVII века, как заметил
Котошихин, «прежние большие роды князей и бояр, многие без остатку миновались».
Угасли виднейшие роды князей Мстиславских, Глинских, Шуйских, Воротынских. Ho
место их в высших рядах правящего круга заняли другие знатные фамилии. В XVII веке
так же, как в XVI, «численное преобладание в думе, — говорит проф. • Ключевский, —
оставалось за членами родовитых фамилий, хотя многие из этих фамилий были младшие
ветви тех, которые господствовали в боярском совете XVl века»2. Пожалование высшим
чином боярина зависело от усмотрения государя: он мог возвести в это звание и
незнатного человека. Ho в XVII столетии так же, как в предшедшем веке, в чин боярина
возводились по преимуществу члены известных, знатнейших родов.

Достижение этого чина было затруднено для неродословных людей необходимостью

пройти последовательно ряд чинов: стольника, думного дворянина, окольничего.
Напротив, члены именитых фамилий прямо возводились в боярство из низшего чина
стольника, минуя окольничество. В этом состояло особое преимущество «больших
родов». Получение чина окольничего низводит первостепенные роды в разряд
второстепенных. В XVII столетии было 19 таких перворазрядных родов, пользовавшихся
привилегией назначения в чин боярина, минуя чин окольничего, а именно: князья
Воротынские, Голицыны, Кашины, Куракины, Одоевские, Ол шевские, Пронские,
Репнины, РостовскиеБехтеяровы, Буйносовы, Темкины, Сицкие, Сулешовы, Трубецкие,
Урусовы, Хованские, Шаховские, Шуйские и одна некняжеская фамилия Морозовых.
Второй разряд высшей знати составляли роды, члены которых назначались как боярами,
так и окольничими. В этот разряд входили на половину княжеские и на половину старые
боярские роды: ЗахарьиныРомановыЮрьевы, Годуновы, Салтыковы, Стрешневы,
Милославские, Нарышкины, Шереметевы и второстепенные князья Барятинские,
Вельские, Волконские, Долгорукие, ЛобановыРостовские, Лыковы, Хилковы, Черкасские
и другие. Государь при назначении бояр и окольничих сообразовался с родословной
честью фамилий. В 1651 году П. Головин отказался принять чин окольничего; он был за
это наказан опалой, но лишь потому, что притязание его на получение чина боярина
оказалось необоснованным, так как его родственники служили в боярах и окольничих.
Некоторые знатные роды не поднимались вовсе выше чина окольничих; к ним
принадлежали и некоторые третьестепенные князья3.? Опорой боярства было
местничество, которое не допускало неродословных людей занимать высокие места.
Назначение на ту или иную должность зависело всецело от усмотрения государя; он мог
назначить на высокий пост воеводы большого полка неродословного человека. Ho, в
таком случае и воеводами других полков необходимо было назначить таких же
неродословных людей, совсем устранив боярство, потому что никто из лиц, гордых своим
отечеством, не согласился бы стать на совместной службе ниже человека невысокого
происхождения.
 Если же государь желал воспользоваться дарованиями хотя бы немногих знатных лиц,
«кому ратное дело за обычай», то при назначении полковых воевод ему приходилось уже
вполне согласоваться с местническими требованиями и поручить командование большим
полком лицу, наиболее высокому по отечеству. Поэтому, как в XVI, так и в XVII веках
весьма часто случалось, что ответственный пост первого полкового воеводы поручался
лицу неспособному, но весьма знатному. Успешно охраняя правительственное значение
московской аристократии вообще, местничество, естественно, не могло предохранить от
упадка отдельные, те или другие знатные роды. Напротив, оно даже нередко
содействовало перемещению центра тяжести от одних фамилий к другим в пределах
аристократического круга. Оно точнее определяло и запечатлевало упадок одних фамилий
и возвышение других, за счет упавших. Возвысившиеся роды не уступали уже занятого
места тем, кому оно прежде принадлежало. Отечество, древность рода сами по себе
значили очень мало в местническом счете: они имели значение только в связи с разрядной
службой. Места определялись по прежнему отношению лиц на совместной, высшей
разрядной службе. Раз не было таких прежних примеров совместной службы, или, если
такие примеры за давностью времени или за изменившимся взаимоотношением всех
вообще родов, теряли свое значение, знатный род при новых назначениях на разрядную
службу не мог уже восстановить своих прав на высшие места и должен был становиться
ниже других. Службы, служебные назначения, зависевшие единственно от государя и не
изменявшие привилегированного положения высшей знати вообще, оказывали
могущественное влияние на изменение значения отдельных знатных родов. Род мог
долгое время совсем не служить по разряду, его прежняя разрядная служба забывалась,
род «худал», как тогда говорили, и потомкам, которые (Левашевы) «в закоснении
родились и выросли», трудно было при занятии высших должностей восстановить свои
отеческие права на высшее место. Некоторые знатные русские роды, происходившие от
удельных князей, захудали таким образом в XVI веке; их родословные были неизвестны
среди удержавших свое положение знатных родов , так как не были занесены в
составлявшиеся в то время частные родословные книги.
Когда в следующем столетии некоторые из членов таких опустившихся фамилий начали
оправляться и снова выдвигаться на видные места, то лица менее знатные, но занявшие
тем временем постепенно высокое положение, отказывались считаться местами с
захудавшими родами, как с «неродословными». Так именно «утягивал», по специальному
местническому выражению, князя Вяземского дьяк Мирон Вельяминов. Никто не отрицал
того, что Вяземские были князьями Рюриковичами, тем не менее они признаны были
неродословными, и правительство дало перевес над захудавшим князем Рюриковичем
дьяку Вельяминову. Когда известный род удерживался неизменно на разрядной службе,
то в таких случаях, благодаря местничеству, он более или менее продолжительное время
мог успешно стоять на одном и том же местническом уровне; движение его вверх или
вниз не могло идти особенно резкими скачками, но зато всякое случайное понижение
одного из его представителей было трудно исправимой потерей, или «потеркой», как
тогда говорили; всякое повышение, или «находка», благодаря местничеству, при обычной
бдительности заинтересованных лиц, были для них более или менее прочным
приобретением. Каждая «потеря» и «находка» являлись на будущее время важными
прецедентами, определявшими дальнейшее положение рода. Всякие такие случайные
отклонения от нормы заносились в летописи жизни родов — разряды; ближайшие
местнические стычки не замедлят привести их в известность, а боярское расследование
спора закрепит их мотивированным судебным решением.? В XVI, XVII веках при обилии
служб и местничеств, иногда решаемых правительством несправедливо, но все же
становившихся исходным пунктом для последующих притязаний, число «потерок» и
«находок» должно было быть бесконечным, и мы, замечает проф. Маркевич, постоянно
встречаем такие указания: «князь Шуйский в меньших товарищах с князем Голицыным
был, да сын князя Голицына после того много потерял» или «Андрей Измайлов в разрядах
переменился», то есть изменилось его разрядное положение к тем лицам, с которыми он
бывал на службе.
Важное влияние «потерь» и «находок», закрепляемых таким путем, усиливалось двумя
существенными правилами местничества. Вопервых, по общему правилу, хотя и
терпевшему много исключений, последнее и ближайшее служебное отношение лиц
покрывало собою все предыдущие: «А искони во всех родах, кто перед кем напослед
потеряет, то тому и виноват». Кто с кемлибо один раз «был в меньших», тот не мог уже на
будущее время требовать, чтоб его назначили «в больших» с тем же лицом, хотя бы по
отеческой службе он и был выше того, перед кем сам потерял. Когда Ив. Волынский
основывал свой счет местами с Сабуровым на примере совместной службы их дедов,
оставляя в стороне невыгодный для него пример совместной службы отцов, то государь
ему ответил: «местничаешься безлепно не отцем, но дедом, и тебе бы так по нашему
наказу быть ныне пригоже и грамоты невместной на Ивана Сабурова нам тебе не давать».
Вовторых, каждое повышение или понижение одного члена фамилии отражалось так или
иначе на всех его родичах. «Род, — говорит Валуев, — представляется, первоначально,
пока не нарушена внутренняя последовательность его отношений, как одно
самостоятельное целое и живой организм». Всякое повышение одного члена этого
организма соответственно повышало все другие; «всякое приобретение одного являлось
новой благоприобретенной собственностью всего рода, которой всякий член его мог в
свою меру пользоваться на случай своего вступления в разряды государевы». Даже
старшие члены рода могли воспользоваться при последующих счетах возвышением
меньшего родича и на нем основывать свои притязания. Они могли это сделать, однако,
только в том случае, если временно не служили в разрядах, в то время, как возвысились
меньшие родичи. Эти последние при таком условии являлись представителями всего рода
на разрядной государевой службе и, возвышая общую представительствуемую ими честь
рода, возвышали, вместе с тем, и бывших своих родичей. Ho когда большие одновременно
с меньшими служили в разрядах, то несоответствующее общему положению в роде,
возвышение меньших на разрядной службе было уже приобретением не всего рода,
включая и старших, а только меньших, их нисходящих и всех ниже их стоящих родичей.
Старшие родичи должны были занимать высшие места, младшие — низшие. Раз это
соотношение старших и младших на службе по разрядам нарушалось, прекращался и
родовой счет лествицей между ними; возвысившаяся младшая линия обособлялась, не
допускала счета между собой и старшей линией рода, старшей по родословцу, но меньшей
— по разрядной службе. «Бывшие единородцы становились друг другу навсегда и вполне
чужими» и требовали счета между собой единственно по примерам разрядной службы,
как между чужеродцами: «во многих родах, что от большего брата колено пойдет, а в
разрядах малы и худы будут, а от меньшего брата колено пойдет, а в разряде велики
живут, — и те худые с добрыми по родословцу лествицей не тяжутся, а тяжутся по
случаям разряды». Опустившиеся старшие линии, по выражению Валуева, отсекали себя
от рода и не считались уже отечеством с возвысившимися младшими линиями, так как
указанием на свое родовое старшинство они могли только унизить младших родичей.
Старшая, но упавшая линия князей Гвоздевых из рода князей Ростовских, — говорится в
одном местническом чело битьи, — с Катыревыми и Темкиными, младшими, но более
знатными линиями «в отечестве не считаются и родителей своих ростовских князей тем
никак не худят, что они в родстве своем по лествице больше Катыревых и Темкиных»;
когда разрядное отношение не совпадало с отношением родовым, счет по разрядам
покрывал собой счет по родословцу: хотя «князь Гвоздев велик по родству князю
Темкину, что отец, но по разряду меньше стал Темкина, что сын». Потеря старших
представителей рода принижала весь род; потеря меньших родичей, естественно, не
нарушала прав старших линий, но принижала младшие линии. Упавшие младшие ветви
рода также должны были обособляться, отделяться от старших, они не могли уже
ссылаться в спорах на примеры разрядной службы старших. Приниженные тем, что
заняли место, не соответствовавшее им, как известному звену рода, они создавали для
себя уже особые от остальных родичей, разрядные прецеденты. Местничество, таким
образом, точнее определяло и поддерживало повышение одних, упадок других родов,
«потери» (потерки) одних ветвей рода и «находки» других. Невысокая служебная
должность сама по себе, как указано выше, не уменьшала чести по строгой теории
местничества; уменьшить ее могла только совместная служба с представителем менее
честного рода. Несмотря на это, уже с XVI века распространяется взгляд на
унизительность для знатного человека некоторых должностей самих по себе. Считалась
низкой, невместной служба в городничих, в городовых приказчиках, позднее (в половине
XVII века) в посольских гонцах, в различных стрелецких чинах, в ротмистрах и так далее.
Правительство всегда старалось установить принцип, что всякая царская служба честна;
но ответчик редко пользовался этим принципом для своей защиты: он отбивался скорее
тем, что в таких службах служили не его родственники, но однофамильцы, до которых
ему и дела нет, или же родственники слишком отдаленные. Иногда лица, которым ставили
в укор службу их отцов в городничих, старались возвысить значение этой должности;
князь Пожарский доказывал, что городничие в XVI веке бывали вместо осадных голов.
Юрий Пильемов, когда князь Лыков утягивал его низкой службой отца в городничих,
отвечал: «А в Полоцку были городничие, и на них и воеводы под руку глядели , а иные
большие роды были и в городовых приказчиках, а ныне царской милостью взысканы те
же роды и в боярах; все то делается Божиим милосердием да государевым призрением,
велик и мал живет государевым жалованьем»4. 3 «Велик и мал живет государевым
жалованьем»; в этих словах обиженного отеческой службой человека выразилась новая
точка зрения, чуждая местничеству. По главному основанию местничества государь
жалует не великого и малого по произволу, но должен жаловать каждого по отечеству, то
есть сообразно со службой отцов. «Бояр своих и вельмож пожалуй и береги их по
отечеству», — говорили митрополиты царям при венчании на царство. Боярство
удержалось при Михаиле Феодоровиче на высших местах и с прежней энергией охраняло
привилегированное свое положение, посредством непрестанных местнических счетов.
Судя по сохранившимся разрядам, ни в одно царствование не было такого множества
местнических споров (до 400), как при Михаиле Феодоровиче. Из этих же источников
видно, говорит проф. Маркевич, что как во время правления одного царя Михаила, так и
при патриархе Филарете, правительство постоянно считалось с местническими
притязаниями бояр, относясь к ним, как к обычному, неизбежному явлению, и только
старалось несколько умерить их вред. Наказания за неправильные притязания,
необоснованное сопротивление назначениям правительства присуждались обычные:
выговоры, тюрьма, «выдача головою»; только два раза правительство приняло особые
меры строгости: наказало боярина князя Голицына ссылкой в Пермь за упорное
местничество на первом царском бракосочетании и Волынского в 1632 году — ссылкой в
Казань. Для предупреждения стычек правительство нередко приказывало придворным
людям «быть без мест», как, например, во время венчания Михаила Феодоровича на
царство, на обеих свадьбах царя и во время встречи королевича Вольдемара.
Предписывалось также неоднократно «быть без мест» полковым воеводам, когда
угрожали внешние враги, «крымские и ногайские люди». Когда ожидалось вторжение
польского королевича Владислава с гетманом Сагайдачным, в 1618 году, принята была
чрезвычайная мера того же рода: велено было всем чинам у всех государевых дел «быть
без мест» впредь по 1620 год. Сословнооборонительное значение местничества,
сохранившееся в XVlI веке, ясно видно из любопытных местнических дел князя Дмитрия
Пожарского. Бояре, гордые отеческой службой, не уступали ни шагу этому знаменитому
предводителю земского ополчения 1612 года, члену захудавшего рода. «Никакая заслуга
отечеству не могла возвысить лица перед судом местничества; Пожарского — спасителя
России, — говорит? Валуев, — могла отстоять от непрестанного ряда челобитий лишь
одна неизменная благодарность царя Михаила Феодоровича, который при этом должен
был прибегать к искусным обходам местнических правил. Ho и милость царская не могла
защитить Пожарского, возведенного ей в высшую против его отечества честь, — перед
Салтыковым, одним из высших членов местнической лествицы, и должна была уступить
требованиям местничества в выдаче Пожарского головой». Происходя из знатного рода
князей Стародубских, Пожарский старался в местнических спорах отстоять свои
отеческие права. Он доказывал, что род его не потерял своих прав, что он не потерпел
никакой потери и не мог ее потерпеть, потому что временно вышел из разрядной службы
вследствие государевой опалы. Пожарские в последнее время совсем не служили, но они
не бывали меньше других, как своих родичей, так и чужеродцев, на совместных службах:
«Пожарские меньше по случаям в своем родстве и чужого рода не бывали, — и в этом
государева юля, как он меня, холопа своего, не велит учинить, только — мы в своем роду
и по лествице, кого меньше, того меньше и кому в версту, тому в версту, потому что
Пожарские, живучи в опалах, меньше своих и чужих не бывали, — с кем им невместно
быти, не бывали, и потерки нигде не бывало». При царе Алексее Михайловиче
местничество охватывает более широкий круг служебных назначений, но правительство
вместе с тем начинает относиться к нему с большей строгостью, подготавливая скорую
его отмену. С древнейшего времени споры о местах возникали обыкновенно между более
знатными лицами при высших служебных назначениях. Наиболее частыми и вредными
для государства были местнические пререкания при назначениях полковых воевод.
Довольно часты были также местничества городовых воевод с товарищами; товарищ
воеводы считал для себя невместным, если в отпис кахпредписаниях правительство не
упоминало его имени рядом с именем воеводы. Споры изза отечества возникали
постоянно между лицами, участвовавшими в торжественных придворных церемониях, за
царским столом, при венчании на царство, на царских свадьбах, во время крестных ходов,
при встрече послов. Местничались царские дружки, послы, стольники, рынды. Бояре
местничались даже при получении царских наград. В 1572 году Замятия Сабуров
отказался принять в на граду полузолотой, потому что князю Димитрию Хилкову
одновременно пожалован был золотой, — «а ему князя Димитрия меньше быти
невместно» . Начиная с царствования Михаила Феодоровича, возникают местничества
среди лиц малой чести, служащих в чинах сравнительно низких. «Начиная от больших,
даже до меньшей чести сице творилося», — говорит один современный литературный
памятник. При Алексее Михайловиче начинают местничаться дьяки и гости (купцы). В
разряды заносятся и более низкие службы, например, засечных сторожей и,
соответственно с этим, возникают местничества людей неродовитых. Одновременно с
этим распространением счетов о местах на более широкий круг лиц и служб, Алексей
Михайлович начинает применять более строгие кары за местничество: Ржевский за свое
упорство в споре с князем Лыковым сидел полгода в тюрьме, а поместья и вотчины его
были отписаны на государя; долгое время сидел в тюрьме и Н. Зюзин за местничество с
Бор. Пушкиным. Наумов был сослан на Лену в казачью службу; князья Хованский и
Лобанов за местничество во время войны приговорены были к смертной казни,
замененной высылкой в деревню. «Местнические столкновения, — замечает проф.
Маркевич, — почти всегда оканчиваются в пользу лиц, высших по разряду, а лицо,
вчинающее спор, наказывается; случаев выигрыша дела истцом почти не знаем: в лучшем
случае по местничеству не бывало никакого указа. Такие результаты, едва ли были
следствием большой осторожности при служебных назначениях; скорее это показывает
большую, чем прежде, силу правительства и возникновение в правящих классах мнения,
что точное соблюдение обычаев местничества не представляется более существенно
необходимым»5. 4 Вопрос об отмене местничества был возбужден в 1681 году членом
одного из знатнейших родов, просвещенным князем В.В. Голицыным, который в этом
году руководил совещани ем из выборных людей, назначенных для обсуждения военной
реформы. Князь Голицын с выборными людьми предложил «для лучшего устроения
государевых ратных и посольских и всяких дел» отставить и искоренить все счеты
местами. 12 января 1682 года государь обсуждал этот вопрос на соборе из думных чинов,
выборных стольников, стряпчих, дворян и духовенства (патриарха, архиереев и
архимандритов). Феодор Алексеевич держал речь против местничества. Он указал, что
еще великий государь Михаил Феодорович учинил начало отмене местничества тем, что
бояре и окольничие, и думные и иных чинов ратные люди во многих разрядах тогда были
без мест». При Алексее Михайловиче также в его государевых походах во время войны с
Польшей и Швецией «все чины были безместны же и во время того безместия, при
помощи Божии, славные над неприятелем победы учинилися. А которые бояре, презрев
его государское повеление, всчинали тогда места и тем чинено наказание и разорение
отнятием поместий и вотчин». В последующих же походах «между бояры и воеводы, для
случаев отечества их, многие быша несогласия и ратным людям теснота и от того их
несогласия многий упадок ратным людям учинился, а именно под Конотопом и под Чуд
новым и в иных многих местах». Возникновение местничества приписано было
внушением злокозненного супостата, общего дьявола: он «всеял в незлобивые прежде
бывших тогда славных ратоборцев сердца — местные случаи возлюбити, от которых в
мимошедшия времена в ратных, в посольских и во всяких делах учинилась великая пагуба
и от неприятелей великое умаление». Государь объявил, что он желает «оные
разрушающие любовь местничества разрушить и от такого злокозньства разрозненные
сердца в мирную и благословенную любовь соединит». Патриарх отвечал царю резкой
речью против местничества: от него «аки от источника горчайшего вся злая и Богу зело
мерзкая и всем вашим царственным делам ко вредительному происходило: оно благие
начинания, яко возрастную пшеницу терние, подавляло и не точию род со иным родом за
оное местничество многовременные злобы имел, но и в едином роде такое же
враждование и ненавистить содевались. Аз же и со всем освященным собором не имеем
никакие достойные похвалы принести великому вашему царскому намерению за
премудрое ваше царское благоволение». Царь обратился к боярам, чтобы каждый
высказал «чистосердечно свою мысль без всякого зазора». Бояре, окольничие и думные
люди согласно отвечали: «Чтоб великий государь указал учинить по прошению патриарха
и архиереев, и всем им во всяких чинах быть без мест для того, что в прошлые годы во
многих ратных, посольских и всяких делах чинились от тех (местнических) случаев
великие пакости, нестроения, разрушения, неприятелям радование, а между ними было
противное дело — великие, продолжительные вражды». После этого ответа государь
велел принести разрядные книги и сказал: «Для совершенного искоренения и вечного
забвения те все прошения о случаях и о местах записки изволяем преда ти огню, чтоб та
злоба и нелюбовь совершенно погибла и впредь не памятна была и соблазна б и
претыкания никто никакого не имел. И от сего времени повелеваем боярам нашим и
окольничим, и думным, и ближним, и всяких чинов людям на Москве, в приказах и у
расправных дел, и в полках у ратных и у посольских и везде у всяких дел быть всем меж
себя без мест, и впредь никому ни с кем никакими прежними случаи не считаться и
никого не укорять». На это все присутствующие отвечали: «Да погибнет во огне оное,
богоненавистное, враж дотворное, братоненавистное и любовь отгоняющее местничество
и впредь да не воспомянется вовеки». И в тот же день разрядные «записки о местах» были
преданы огню в сенях передней палаты дворца. Боярин князь Долгорукий, думный дьяк
Семенов, митрополиты и архиепископы «при том стояли, покамест те книги совершенно
все сгорели», замечает соборное деяние. Взамен потерявших значение разрядных книг
государь повелел составить официальную родословную книгу «предбудущим родам на
память». В основание этой книги положен был «Государев родословец», составленный
при Иоанне Грозном. Царь повелел пополнить этот родословец всеми честными и
знатными родами, поручив это дело вновь учрежденной Палате родословных дел (под
начальством князя Влад. Дмитр. Долгорукого) . Новая родословная книга делилась на
четыре части. В первую часть должны были быть занесены княжеские и иные честные
роды, которые были в высоких чинах бояр, окольничих и думных людей, а также все
старые роды, которые в царствование Иоанна Грозного служили в близости к государю
или в знатных посылках: в посольствах, полках или в воеводах. Во вторую часть входили
роды, которые служили в таких же знатных посылках с царствования Михаила
Феодоровича, и были записаны в десятнях в первой статье дворян. В третью часть
записывались роды, которые в тех честных и знатных чинах не были, а числились по
десятнам в средней да в меньших статьях. Наконец, в четвертую часть вносились все те,
кто за службы отцов или за свои пожалован был московскими придворными чинами6.
Отмена местничества объясняется упадком боярской знати. Пока эта знать была сильна,
она не отказалась бы без борьбы от местничества, поддерживавшего ее значение. В конце
XVI века бояре говорили: «то им смерть, что им без мест быть». Ho во второй половине
XVII века большая часть «стародавных честных родов» уже сошла со сцены.
Местнические притязания многих представителей оставшихся знатных родов не имели
опоры ни в служебном, ни в материальном их положении. Феодор Шакловитый говорил о
старом боярстве, что оно представляет из себя «зяблое упавшее дерево». В царствование
Алексея Михайловича выдвинулось много новых дельцов. Канцлеры этого царствования,
«великих государевых и посольских дел оберегатели», Афанасий Лаврентьевич
ОрдинНащокин и Артамон Андреевич Матвеев, были: первый — сыном уездного
псковского дворянина, второй — сыном дьяка, служившего в Казанском дворце; прежде,
чем достигнуть высших чинов, Матвеев долгое время занимал невидную должность
полковника и головы стрелецкого. При Феодоре Алексеевиче наибольшим влиянием на
дела правления пользовались новые люди, наиболее близкие к царю: Ив. Макс. Языков и
Алексей Тимоф. Лихачев, происходившие из незнатного дворянства. Языков, прежде чем
сделаться комнатным стольником и затем окольничим и боярином, служил в чине
«площадного стольника». «У царя Алексея Михайловича, — говорит проф. Ключевский,
— не оставалось старых бояр родовитее князей Одоевских; а он и Одоевским писал,
послав что было нужно на вынос и погребение одного из них: “впрямь узнал и проведал я
про вас, что опричь Бога на небеси, а на земле опричь меня никого у вас нет”». В боярских
книгах можно найти красноречивые отметки в этом смысле. Думные и даже простые
дьяки получали поместные оклады по 1350—1500 десятин, а при именах комнатных
стольников князей М.Ю. Долгорукого и П.В. Прозоровского, которые потом стали
боярами, список 1670 года замечает: «поместий и вотчин нет». Этот упадок старой знати
наглядно отразился на генеалогическом составе Думы при новой династии. По списку
1668 года из 62 бояр, окольничих и думных дворян можно насчитать не более 28 имен
старых фамилий, бывавших в Думе при прежней династии, а в 1705 году находим всего 17
членов Думы с такими фамилиями среди 52 бояр, окольничих и думных дворян»7.
Местнические понятия, естественно, не сразу изгладились из жизни. Столкновения изза
мест возникали и после соборного приговора 1682 года. He смея открыто местничаться,
знатные люди уклонялись от невместных назначений под различными предлогами, за что
подвергались немедленной каре. Так, в правление царевны Софии Алексеевны, князь
Козловский, чтобы не занять за царским столом места ниже боярина Нарышкина,
возвысившегося лишь благодаря свойству с царским домом, отказался под предлогом
болезни явиться ко двору. За князем Козловским «два раза посылан был дьяк, но он не
поехал, а в третий раз послан дьяк и велено, взяв у него карету, привезть, неволею. Ho
Козловский вновь отказался за болезнью и был в черном платье, и на дворе у него кареты
и лошадей не сыскано, и тогда велено было за непослушание привезти его в простой
телеге. И привезен он был к Красному крыльцу, и говорено ему было, чтобы он шел
вверх, но он не пошел. И тогда, по государеву указу, из телеги был взят и отнесен в
патриаршу крестовую и лежал на полу многое время и у стола не сидел, и велено было его
за стол посадить нево Юзак.73 лей, и он за столом о себе не сидел, а держали его
разрядные подьячие. И тогож числа государи Иоанн и Петр Алексеевич за то его многое
их указу ослушание указали честь у него боярства отнять»8.

ГЛАВА II Чины И ДОЛЖНОСТИ

I В Московской Руси как должности, так и чины — в современном значении почетных
званий — одинаково назывались чинами, многие из московских чинов имели смешанный
характер должностей и почетных званий, или званий и сословных наименований.
 Эти обстоятельства значительно затрудняют их классификацию. Чинызвания постепенно
выработались из должностей, утративших первоначальное свое значение, подобно тому,
как чины современной Табели о рангах выработались из должностей советника коллегии,
секретаря коллегии и других, установленных Петром Великим. Два высших чина боярина
и окольничего имели исключительное значение почетных званий. Лица в звании бояр
занимали высшие должности по гражданскому и военному управлению и присутствовали
в совете государя — Боярской думе. Им поручалось управление главными приказами; они
назначались на чальникамивоеводами полков, управляли областями в качестве
наместников и воевод, вели дипломатические переговоры с иностранными послами. В
случае выезда из столицы, государь «приказывал боярам Москву», то есть поручал им
центральное управление на время своего отсутствия. Бояре, высшие сановники,
администраторы и члены совета, вместе с тем, в качестве придворных лиц, принимали
участие во всех торжественных событиях царского двора. Они сидели в золотом платье
подле государя при приеме и отпуске иностранных послов; в торжественные выходы царя,
когда люди разных чинов жаловались к руке, бояре стояли подле государя, а один из них
поддерживал его руку, к целованию которой допускались приглашенные. Во время
венчания государей на царство, ю* бояре стояли на «чертежном месте», особом
возвышении в 12 ступеней, приготовлявшемся в Успенском соборе для совершения
обряда венчания. Бояре, далее, сопровождали государя в его поездках по монастырям, по
загородным дворцам, на охоту. Они же, как лица, пользовавшиеся доверием государя,
назначались воспитателями царевичей и состояли при них «дядьками».
Жены их назначались к царским детям «мамками». При венчаниях на царство
бояре«дядьки» вели под правую руку наследника престола в церковь. Лица в звании
окольничих занимали должности того же рода, что и бояре, но с меньшим значением.
Окольничие самостоятельно управляли многими приказами, иногда же назначались
товарищами к боярам, начальникам приказов. При Алексее Михайловиче, с упадком
первостепенных родов, чин окольничего, дававшийся преимущественно представителям
второстепенной знати, весьма выиграл в своем значении. Окольничим поручалось
заведование такими важными приказами, как Большой Приход, главное финансовое
управление, ведавшее все торговые и таможенные сборы, или Разрядный приказ, главное
военное ведомство; в то же время некоторые бояре управляли второстепенными
приказами, Ямским или Пушкарским. Подобно боярам, некоторые виднейшие окольничие
сосредоточивали в своих руках управление несколькими разнородными ведомствами.
Один и тот же окольничий управлял при Котошихине приказом Новой четверти, в
который поступали питейные сборы («кружечные дворы»), и приказами Оружейным и
«Золотого и Серебряного дела». В некоторые приказы, как, например, Разбойный,
назначались при Котошихине безразлично как бояре, так и окольничие. Приближенные к
государю ближние или комнатные окольничие поставлены были, по разряду 1675 года,
даже выше бояр. В XVII столетии третий из высших чинов, чин думного дворянина, также
имел преимущественно значение почетного звания. Первоначально же в XVI веке этот
чин был названием должности члена совета, дворянина, присутствующего в Думе.
Предшественниками думных дворян были (упоминаемые в источниках с 1517 года) «дети
боярские, которые у государя в думе живут». Чин думного дворянина жаловался в XVII
веке обыкновенно неименитым людям, второстепенным московским дворянам и лучшим
городовым детям боярским. Эти три звания первого разряда, чины бояр, окольничих и
думных дворян давались соответственно знатности лица. По общему правилу эти звания
не составляли лестницы чинов, последовательно проходимой служащими, но жаловались
непосредственно, независимо один от другого, служащим низших чинов, стольникам или
дворянам, смотря по родовитости фамилии, к которой принадлежали жалуемые лица.

Стольник перворазрядной фамилии сразу получал чин боярина, минуя чины окольничего
и думного дворянина; стольник второразрядной фамилии таким же образом получал чин
окольничего и обыкновенно в этом чине заканчивал свою служебную карьеру. Наконец,
стольники или дворяне незнатных родов получали чин думного дворянина и большей
частью не достигали высших чинов боярина или окольничего, составлявших своего рода
привилегию знатнейших фамилий. Таков был обычный порядок, унаследованный от
древности. Ho при царе Алексее Михайловиче за указанными чинами начинает
утверждаться новое значение последовательных иерархических ступеней. Случалось и
раньше, что неродословные люди получали, вслед за чином думного дворянина, чин
окольничего и даже боярина. Алексей Михайлович чаще, чем прежде, давал
последовательно эти чины лицам, которые не имели на них прав по незнатности своего
рода. Думный дьяк Семен Иванович Заборовский, как указывает проф. Сергеевич, был в
1655 году назначен думным дворянином, в 1674 — окольничим, а в 1677 — боярином.
Известный Арта мон Сергеевич Матвеев был сыном дьячка; но, получив в 1671 году чин
думного дворянина, он был в том же году назначен окольничим, а в 1675 — боярином.
Кирилл Полуектович Нарышкин, сын городового дворянина, получил последовательно в
течение трех лет (1671—1673) все три высшие думные чина9. 2 За думными чинами
следуют придворные чинызвания: стольников и стряпчих. Стольничество было
первоначально придворной должностью; стольники прислуживали у стола государя. В
XVlI столетии лица, пожалованные чином стольника, также исполняли эту придворную
обязанность. «Служба их такова, — говорит Котошихин, — когда у царя бывают иных
государств послы или власти и бояре на обедах, и они в то время пред царя и пред
властей, послов и бояр носят есть и пить; всех яств на стол вдруг не ставят, и с иными
яствами блюда держат на руках стольники». Ho такое участие стольников в редких
придворных торжествах было лишь их внешним отличием, указывавшим на их почетную
близость к царскому двору.
 Само по себе стольничество было в это время только почетным званием. Лиц в чине
стольников было очень много, до 500 человек. Они занимали довольно видные
должности, назначались воеводами, начальниками второстепенных приказов, послами и
товарищами послов; им поручались также важнейшие «сыскные дела». Некоторые
стольники несли исключительную придворную службу, и в XVII веке, для отличия от
остальных «площадных» стольников, назывались «комнатными», или ближними,
стольниками. В придворной должности спальников они «спали у царя в комнате
посуточно, по переменам, человека по четыре, и с царя одеяние принимали и разували».
Обозначая чин и должность служащих, разряды и акты говорят о стольникахвоеводах,
стольникахполковни ках, стольникахспальниках. Такое же значение имел чин стряпчего.
В качестве придворных чиновников, стряпчие назначались по именной росписи к разным
службам при особе государя. При его выходе в церковь они несут за ним стул и платок; во
время церковной службы они держат государеву шапку. Когда государь принимает
личное участие в военном походе, стряпчие несут его панцирь, меч, лук с колчаном
(саадак). Во время зимних поездок государя по окрестностям Москвы, они назначаются в
«ухабничие», для поддержания возка на ухабах. Во время праздничных обедов у государя
стряпчие служили чашниками и наравне со стольниками ставили блюда перед боярами и
другими ближними людьми. Главной обязанностью комнатных стряпчих было
заведование царским гардеробом (платьем, постелью и иной «стряпней»). Одну из
придворных обязанностей комнатных стряпчих и стольников составляло участие их в
придворных церемониях в качестве рынд. В белых атласных или бархатных кафтанах,
опушенных горностаем, в высоких горлат ных шапках с бархатным верхом, с двумя
золотыми цепями на груди, с приподнятыми кверху серебряными топориками, рынды —
стольники и стряпчие — должны были стоять непод вижно около государя у подножия
трона. Чин стряпчего давал право на занятие должностей более низкого класса, в
сравнении с чином стольника.
Стряпчие не занимали должностей начальников приказов; они служили на
третьестепенных воеводствах, в посольствах же — посольскими секретарями. Чин
стряпчих был еще более многочисленным, чем чин стольников: их было до 800 человек.
Чины стольников и стряпчих давались только избранному московскому дворянству.
Представители лучших фамилий этого дворянства прямо назначались в стольники и затем
в бояре или окольничие. Неименитые же московские дворяне должны были
последовательно проходить чины стряпчих, стольников, думных дворян, чтобы при
особенной удаче дослужиться до чина окольничего. Для рядового, «городового»
дворянства эта цепь чинов увеличивалась лишним звеном, чином жильца. Это было
низшее придворное звание. Комнатные стольники служили у стола государя, стряпчие —
заведовали царскими вещами, комнатные же жильцы — сменами по 40 человек —
охраняли «государевы хоромы и палаты». Звание жильца давало право на занятие низших
должностей. Городовые дворяне, однако, добивались этого чина, потому что он давал им
возможность выслугой достигнуть высших чинов стряпчего, стольника и так далее. Из
лиц, служивших в высших думных чинах и придворных или московских чинах:
стольников, стряпчих, дворян московских и жильцов, составлялся государев полк, царская
гвардия. Этот полк сопровождал государя на войну, когда он сам участвовал в походе или
состоял под начальством главного воеводы. В мирное время начальники, головы и
некоторые сотни этого полка участвовали в придворных церемониях: «на встрече
грузинского царя, по указу великого государя (в 1658 году), велено быть царского
величества полку головам и их сотен сотенным людям, стольникам, стряпчим и дворянам
московским и жильцам указных сотен»10. 3 От думных и придворных чинов отличались
по существу чины московского дворянина и городового сына боярского. Эти «чины»
имели значение сословных наименований. Все Дворян ство разделялось по
происхождению на два разряда: московских дворян и городовых детей боярских.
Московские дворяне непосредственно получали придворные чины стольников или
стряпчих: дети боярские редко дослуживались до этих чинов, и, чтобы получить их,
должны были пройти особые чины «дворовых», или дворян, и выборных, иначе — «по
дворовому списку» или «по выбору».
Повышение из чина в чин обусловливалось вообще для всех лиц не столько выслугой,
сколько родовитостью. Московский дворянин получал чин стольника или стряпчего
соответственно знатности своего рода и таким же образом повышался затем в чины
окольничего или боярина. Равным образом и городовые дети боярские верстались в чины
выборных или дворовых («по выбору» или по дворовому списку) соответственно их
«отечеству». В XVI веке сыновья выборных детей боярских писались «по выбору» при
первом же зачислении в службу; новики, сыновья дворовых детей боярских или дворян,
таким же образом, независимо от выслуги, верстались по дворовому списку. Этот порядок
был изменен в первой половине XVII столетия. Все новики при верстании на службу
должны были зачисляться в чин детей боярских, служащих «с городом». При
последующем пожаловании их чином дворового или выборного принималась во
внимание, однако, не одна лишь их служба, HO и родство; сыновья дворян и выборных
имели преимущественное право получить с течением времени по отечеству эти чины. «По
Государеву указу, — читаем в наказах воеводам, — новиков (при верстании на службу) по
выбору и по дворовому списку писать не велено; а детей боярских велено по выбору и по
дворовому списку писать в разряде по родству и за службу». Родство или служба отца и
родственников не была, однако, необходимым условием для получения чина дворянина
или выборного. Дети городового сына боярского также могли выслужить эти чины «не по
родству, а за службу». Городовой сын боярский из Рыльска, Титов, просил государя
написать его по дворовому списку, пожаловать чином дворянина, за его тридцатилетнюю
«службишку и за полонное терпение, и за раны, и за то, что он на многих боях с
польскими и с литовскими людьми бивался». По справке, наведенной Разрядным
приказом, оказалось, что челобитчик, действительно, был ранен и взят в плен (за что ему
было придано 100 четей поместной земли и 4 рубля жалованья), но что его родственников
нет в списке дворовых детей боярских его уезда. Тем не менее, хотя Титов и не имел прав
на чин дворянина по родству или по отечеству, было принято во внимание, что и ранее
«дети боярские разных городов были написаны по дворовому списку за службу, а не по
родству», и государь пожаловал, велел его написать по дворовому списку (1634 год). Сын
боярский Второво просил написать его с сыном «по выбору», во внимание к их боевым
заслугам: «он с свом сы нишком и племянником на бою служили государю, билися
явственно, убили двенадцать мужиков». Государь велел написать его «по выбору», а сына
— по дворовому. Дети боярские последовательно проходили эти чины выборных и
дворовых. Служившему в рейтарах сыну боярскому Казимирову велено было по
недосмотру дать чин выборного, минуя чин дворянина; он сам обратил на это внимание
начальства: «Велено меня написать по выбору, и по выбору меня прежде дворового не
напишут»; ошибка была исправлена — челобитчика произвели в дворовые дети боярские,
или дворяне (1650). В наказание за проступки по службе дети боярские лишались чинов: у
«нетчиков», не явившихся в полк по призыву, велено было отписывать часть поместья,
«да их же из выбора и из дворового списка написать с городом и впредь в выбор и в
дворовый список не писать» (1633). Звание московского дворянина было наследственным
сословным наименованием; но оно могло быть приобретаемо и выслугой. Выборные дети
боярские за службу повышались в чины жильца и московского дворянина, «писались по
московскому или жилецкому списку» так же, как городовые дети боярские писались по
дворовому списку, а дворовые — по выбору11. Иерархия московских чиновзваний
представляется в следующем виде:? I. Бояре. Окольничие. Думные дворяне. II. Стольники.
Стряпчие. — Московские дворяне. III. Жильцы. Выборные дворяне из городов. Дворовые
дети боярские, или дворяне. — Городовые дети боярские. 4 От рассмотренных выше
придворных чиновзваний следует отличать придворные чиныдолжности: кравчего,
постельничего, оружничего, казначея и другие. Почетнейшей придворной должностью
была должность кравчего. На церемониальных обедах он подавал блюда царю и наблюдал
за стольниками, прислуживавшими сановникам, боярам и послам. За небольшими
исключениями случайных людей (Басманов, Годунов), кравчие назначались из лучших
фамилий, нередко перворазрядных, боярских. Большинство кравчих оставалось в этой
должности неподолгу, от одного до пяти лет; очень многие из них затем достигли
боярства. Постельничий ведал всю государеву постельную казну: его платье, белье,
перстни, хранил царскую печать. Он же заведовал Мастерской палатой, в которой
изготовлялись вещи на государев обиход. «И того постельничего, — замечает Кото
шихин, — чин таков: ведает царскую постель и спит в одном покое (с царем) вместе,
когда с царицею не почивает». Должность постельничего занимали члены
третьестепенных некняжеских родов, которые не бывали не только в боярах, но даже в
окольничих. Только в царствование Алексея Михайловича для постельничих открывается
более свободное движение к высшим чинам: И.М. Аничков и Г.И. Ртищев дошли до
думных дворян, М.А. Ртищев был возведен в звание окольничего, а И.М. Языков достиг
боярства. В распоряжении постельничего состояли спальники, дежурившие в комнате
царя, и стряпчие, ходившие со стряпней. В помощники ему по управлению Мастерской
палатой назначался особый стряпчий с ключом, хранивший ключ от постельной казны.
Низшее место занимал шатерничий, заведовавший обстановкой дворцовых палат,
полавочниками, шатрами, шатровой казной; ему подчинены были шатерники —
дворцовая прислуга. Лица, заведовавшие «Оружничей палатой» и Оружейным приказом,
назывались оружничими. В удельный период обязанности оружии чих, как предполагает
проф. Сергеевич, исполняли «мечено щи», которые не только носили, но и хранили
княжеское оружие. Московским оружничим принадлежало почетное положение; в этой
должности служили родовитые люди, имевшие чины окольничего или боярина. Казначеи
в XVI веке не только хранили государеву казну, но и ведали различные государственные
доходы, между прочим — таможенный; они присутствовали в Думе и писались выше
думных дворян. Широкое ведомство казначеев весьма сократилось в половине XVII века:
заведование доходами перешло в финансовые приказы разного наименования. По
свидетельству Котошихина денежный доход казенного двора, которым управлял
казначей, не превышал 3000 рублей, и в ведомстве его состояло посадских торговых
людей не более 500 человек. На деловую должность казначея назначались люди новые,
неименитые. Из князей занимал это место только один князь П.П. Мосальский. Ho
должность казначея прокладывала дорогу к высшим почестям. С отправления этой
должности началось возвышение Траханиотов, Головиных, Ф.И. Сукина, бывшего
казначеем в течение многих лет (с 1544 года) и возведенного в чин боярина. В XVI
столетии видное место принадлежало главным должностям по дворцовому управлению —
дворецкого и конюшего. Сама по себе должность дворецкого не повышала чести лица;
когда дворецким назначался сын боярский (князь Петр Вас. Великий в 1561 году) или
дворянин (князь Ф.И. Хво ростинин в 1577 году), он писался в списке чинов ниже
окольничих. Ho в течение XVI столетия должность дворецкого давалась почти
исключительно лицам в звании бояр. Дворяне князья, Ф.И. Хворостинин и А.М Львов,
назначенный на эту должность в 1626 году, получили, состоя дворецкими, чин
окольничего и затем боярина. Должность конюшего, управителя дворцового
конюшенного ведомства, давалась с 1496 года лишь лицам, имевшим чин боярина. Co
времени Иоанна Грозного должность конюшего дается важнейшим боярам. При царе
Борисе Феодоровиче Годунове бояре Степан Васильевич и Дмитрий Иванович Годуновы,
состоявшие в должностях дворецкого и конюшего, занимали первенствующее место среди
бояр. Такое значение этих должностей отмечено Котошихиным: «Кто бывает коню? шим,
и тот первый боярин чином и честью»: бояриндворецкий — «честью бывает другой
человек, под конюшим первый». При царе Алексее Михайловиче, говорит проф.
Сергеевич, в значении наименования дворецкого произошла существенная перемена. «Из
наименования должности с определенным кругом обязанностей оно стало почетным
титулом. Получив от своего отца только одного бояринадворецкого князя А.М. Львова,
Алексей Михайлович возводит в это звание в 1646 году 12 человек, и затем проходит
редкий год, чтобы звание бояринадворецкого не было пожаловано одно мудвум, а то, как
в 1653 году, и шести лицам. Звания боярина и дворецкого сливаются в один высший
почетный титул». Последний, кому при Алексее Михайловиче было сказано:
бояриндворецкий, был, имевший чин окольничего, известный Артамон Сергеевич
Матвеев. Управление конюшенным ведомством в XVII веке упало в своем значении; оно
поручалось ясельничим, прежним помощникам конюших. М.О. Нагой был последним
бояриномконю шим; после его удаления от должности бояреконюшие более не
назначались. Должность управителя конюшенным ведомством, ясельничего, давалась с
этого времени людям неименитым: Татищевым, Елизаровым, Кондратьевым, Болтиным.
Даже чин думного дворянина был слишком высок для должности ясельничих; ясельничие,
возведенные в звание думного дворянина, заменялись другими лицами. Важные
дворцовые управители удельного времени, сокольничий и ловчий, еще в XVI веке
потеряли свое значение. В сокольничие и ловчие назначались в то время люди
неименитые, возвышавшиеся, однако, благодаря этой должности до чинов думных
дворян, окольничих и даже бояр. Гавр. Григ. Пушкин был последним сокольничим (до
1606 года). В XVII столетии эти должности были уничтожены: царская охота на зверя
(ловчие) была передана в ведомство Конюшенного приказа, а соколиная потеха при
Алексее Михайловиче состояла в ведомстве приказа Тайных дел12. 5 Особый ряд чинов
составляли приказные чины думных дьяков, дьяков и подьячих. Последовательным
прохождением этих чинов служащий мог достичь тех же высших думных чинов, к
которым вели придворные чины стряпчего и стольника. Эти два ряда чинов приказной и
придворной службы замыкались наверху одними и теми же почетными званиями думного
дворянина, окольничего и боярина. Дьяк Ларион Лопухин, дослужившись до чина
думного дьяка, сделан был впоследствии думным дворянином. Дьяк Сем. Ив.
Заборовский, последовательно проходя ступени чиновной лествицы, дослужился до чина
боярина. Ho случаи такого возвышения дьяков были довольно редки. Для большинства
дьяков высшим чином, какого они могли достигнуть, был чин думного дьяка. Они
составляли особый класс служащих, состоявший по преимуществу из лиц низкого
происхождения. Ряды их до указа 1641 года беспрепятственно пополнялись не только
детьми духовенства, но и посадскими и крестьянами, «торговыми и пашенными людьми».
Вследствие этого и чины дьяческие считались «худыми». Тем не менее многие дворяне из
незначительных или захудалых, «закосневших» родов, которые не могли выдвинуться
службой в придворных чинах, избирали приказную службу. «Te дьяки, — говорит
Котошихин, — в дьяки бывают пожалованы из дворян московских и из городовых, и из
гостей, и из подьячих». «Во многих фамилиях, — говорит Лихачев, — дьячество и чисто
дворянская военная служба идут бок о бок, и не редко дьячество служит к возвышению
упавших дворянских, фамилий». Дворяне московские и городовые при этом назначались
не в низший чин ПОДЬЯЧИХ, HO прямо в дьяки. Добившись этого чина, они, однако,
продолжали считать его унизительным для дворянской чести. Ларион Лопухин, дворянин,
назначенный дьяком Казанского дворца, счел для себя очень обидной просьбу «гостей»
(купцов) написать их в Уложении 1649 года выше дьяков: он бил челом, чтобы его или
написали в Уложении особой от дьяков статьей, или совсем отставили от дьячества.
Государь его пожаловал, велел «вперед ему того, что он в дьяках, в бесчестье и в укор
перед его братией, дворянами, не ставить, потому что он взят из дворян в дьяки, по
государеву именному указу, а не своим хотением»13. Худой чин дьяков не имеет своей
отеческой чести. В редких случаях местнических споров думных дьяков с дворянами и
окольничими они опираются не на свое дьячество, но на свое происхождение от детей
боярских и на иные основания. Думный дьяк Семен Заборовский, приглашенный к
царскому столу после окольничего Осипа Ивановича Сукина (в 1669 году), очень?
обиделся этим, уехал от стола и «бил челом государю в отечестве и счете на окольничего
Осипа Сукина». Сам дьяк, он унижает своего противника тем, что прадед его, Сукина,
Борис «был при царе Иване Васильевиче дьяк, и в иных худых чинах бывали родители
его». Сукин, потомок дьяка, отрекается от своего предка: «дед его, — говорит он, — в
ответном челобитьи на Семена Заборовского, в дьяках не бывал, и тем его Семен
бесчестит, а тот Борис, что был в дьяках и тот не их Сукиных; и никто роду его Осипова в
таких обышных чинах не бывал». Когда в 1623 году два стряпчих, Телепнев и Ларионов,
назначенные рындами, начали считаться местами, то им было объявлено, по государеву
указу, что оба они, как сыновья дьяков, один — думного, другой — рядового дьяка,
«люди не родословные и счету им нет, где государь велит бьггь, там тот и будь». Чины
дьяков и особенно подьячих, дававшиеся по преимуществу неродословным людям, не
пользовались почетом. Ho, относясь пренебрежительно к «писарямдьякам», дворяне
должны были в жизни часто испытывать на себе силу и влияние этих невидных
приказных дельцов. В XVII веке, в период полного развития коллегиальной, приказной
системы, дьяки являются непременными членами приказов, товарищами окольничих и
бояр; они же назначаются в товарищи к послам и к воеводам. Котошихин так
характеризует деятельность дьяков: «на Москве и в городах, в приказах с боярами и
окольничими и думными и ближними людьми, и в посольствах с послами бывают они
(дьяки) в товарищах и сидят вместе, и делают всякие дела и суды судят. А судить указано
в приказах боярам и окольничим, и стольникам, и дворянам, и дьякам, кому в котором
приказе ведати приказано, всем вместе». На смотрах служилых людей дьяки принимали
такое же участие, как бояре и окольничие. Иногда они самостоятельно производили смотр
стольникам, стряпчим и дворянам московским. Некоторыми приказами дьяки управляли
самостоятельно и не только такими незначительными, как, например, Панафидный
приказ, но и такими, как Посольский или приказ Тайных дел. Определенные в этот
последний приказ один дьяк и десять подьячих наблюдали за деятельностью всех высших
чинов государства; о результатах своих наблюдений они докладывали непосредственно
государю, помимо бояр и думных людей. «А посылаются того приказа подьячие с
послами в государства и на посольские съезды и в войну с воеводами для того, что послы
в своих посольствах много чинят не к чести своему государю в проезде, и в разговорных
речах; а воеводы в полках много неправды чинят над ратными людьми; и те подьячие над
послы и над воеводами надсматривают и царю, приехав, сказывают. И которые послы и
воеводы ведают в делах неисп равление свое, и, страшась царского гнева, они тех
подьячих дарят и почитают выше их меры, чтобы они, будучи при царе, их послов
выславляли, а худым не поносили». Всего дьяков в Московском государстве было, по
счету Котошихина, «около ста человек; по списку 1676 года их было 103 человека у дел,
из них 35 в уездных городах. В руках этих дельцов сосредоточивалось все центральное
управление Московского государства и местное — в главнейших пунктах. «Если принять
в соображение, — замечает проф. Сергеевич, — что крайними пунктами Московского
государства при Алексее Михайловиче были: на западе Псков и Смоленск, на севере —
Архангельск, на востоке — Тобольск, на юге — Киев, Астрахань и Тула, то нельзя не
признать, что у сотни дьяков, которые находились у дел, дела было довольно». Подьячих
было гораздо больше, до 1000 человек; они делились на старых и молодых. Старшие
(старые) подьячие назначались помощниками дьяков, в московских приказах и в
провинциальных воеводских избах (съезжих и приказных). В низших провинциальных
учреждениях (таможенных, губных, земских избах) подьячие самостоятельно вели
делопроизводство. «Площадные подьячие» исполняли обязанности современных
нотариусов и присяжных поверенных. Так же, как дворяне, дьяки и некоторые подьячие
получали поместное и денежное жалованье. По размеру подмосковного оклада думные
дьяки были уравнены с окольничими (150 четвертей), рядовые дьяки — со стольниками,
стряпчими и дворянами московскими. Общие размеры дьяческих поместий (под Москвой
и в уездах) значительно превышали эти нормы и равнялись поместьям лучших дворян.
Чин думного дьяка появляется во второй половине XVI века; так начали называться
прежние введеные дьяки, присутствующие в Думе. Эти дьяки, как опытные дельцы,
возвысившиеся исключительно благодаря своим талантам и знаниям, имели большое
влияние на дела и личный авторитет. Как люди невысокого происхождения, они занимали
последнее место в ряду думных чинов и должны были на заседаниях Думы стоять в
присутствии государя, в то время, как бояре и думные дворяне сидели. На заседаниях
Думы, особенно когда государь не присутствовал, думные дьяки принимали деятельное
участие в прениях, брали на себя инициативу и, случалось, проводили свое личное мнение
в противоположность мнению остальных членов. Сохранившийся протокол судебного
разбирательства дела Ивана Чихачева наглядно рисует деятельную, самостоятельную роль
думных дьяков. Иван Чихачев, назначенный быть в рындах при приеме шведского посла,
сказался больным и не явился во дворец, так как счел для себя неуместным быть рындой
ниже князя Шаховского. По государеву указу, «бояре по Ивана послали и велели его
поставить перед собою. Иван пришел к боярам в Золотую Палату о двух посохах, и бояре
его спросили: для чего ты в город не выехал, а сказано тебе быть (в рындах) в белом
платье? Он сказал, что лошадь ногу изломила, как государь тешился за лосями, за тем, де,
и в город не поехал. И думный рязрядный дьяк Томило Луговской говорил ему: больше,
де, отбаливаешься от князя Афанасия Шахове каго, затем и в город не хотел ехать». Видя,
что нельзя скрыть настоящей причины ослушания государева указа, Чихачев тут же стал
бить челом о суде с князем Афанасием Шаховским, меньше которого ему быть невместно.
Бояре нашли, что ему можно быть меньше князя Афанасия и приговорили было Ивана
Чихачева за князя Афанасьево бесчестие бить кнутом. Ho думный дьяк Томило Луговской
не согласился с таким решением, и сказал боярам: долго, де, того ждать. «Да взяв у него
посох, стал его бить по спине и по ногам, а боярин, Иван Никитич Романов, другим
посохом бил его по спине и по ногам же, а говорили: “не по делом бьешь челом, знай
свою меру”; и бив его, велели быть в белом платье по прежней сказке». Смелость, с какой
думный дьяк поднял руку на дворянина, замечает проф. Сергеевич по поводу этого
случая, достаточно говорит о роли, принадлежавшей дьякам в Московском государстве
вообще и в Боярской думе в частности14.
ГЛАВА III Поместья и вотчины
I Всем чинам, от высших до низших, присвоены были известные поместные оклады.
Помещиками были как бояре и окольничии, стольники и стряпчие, дворяне и дети
боярские, так и дьяки и подьячие.
 Оклады городовых дворян и детей боярских разделялись на «статьи», из коих каждая
следующая отличалась от предыдущей незначительным количеством четей четвертей
(полудесятин): 800, 750, 700 четей и так далее до 200, 150 и иногда до 50. Придворные и
московские чины получали, кроме поместий в провинции, также подмосковные поместья.
Бояре — по 200 четей, окольничие и думные дьяки — 150; стольники стряпчие и дворяне
московские — 100, выборные дворяне из городов — 75, жильцы — 50 четей. В каких бы
чинах ни состояли помещики, они равно были обязаны отбывать военную службу со
своей земли. Поместная система была своеобразной системой содержания войска. He имея
средств содержать постоянную конницу на денежное жалованье, правительство
обеспечивало ее землей. Дворяне получали также и денежное жалованье, но в
незначительном размере, достаточном нередко лишь на военное снаряжение в поход .
Земельные по местные наделы назывались одинаково с денежными дачами —
государевым жалованьем: «новики верстались государевым царевым и великого князя
жалованьем, поместными и денежными оклады». Поместное жалованье выдавалось
обыкновенно не за службу, как вознаграждение за исполнение уже служебной
обязанности, но для службы за счет будущей службы, для материального обеспечения
служилого человека с тем, чтобы по требованию правительства он во всякое время мог в
полной исправности явиться в полк «конен, люден и оружен». Новикиновобранцы
наделялись поместьями, хотя они еще не служили, и владели поместьями по несколько
лет, не будучи призываемы на ратную полковую службу, но они обязаны по первому
призыву явиться к месту сбора с конями, доспехом, саадаком или пищалью и с известным
числом вооруженных людей.
Пока помещик исправно удовлетворял этому требованию правительства, он свободно
пользовался своим поместьем так же, как вотчиной. Хозяйственная его деятельность не
была ничем стеснена: размеры запашки и способы обработки земли зависели всецело от
его усмотрения; крестьяне обязаны были слушать во всем помещика так же, как
вотчинника, «пашню на него пахать и доход платить ему хлебный, денежный и всякий
мелкий доход, чем он их ни изоброчит». Имея право пользования (jus utendi), помещик не
мог, однако, злоупотреблять этим правом (jus abutendi). Правительство обязывало его «не
пустошити поместья, дворов не развозити», не разгонять крестьян непомерными
поборами, не переводить их с поместных земель на вотчинные. В 1621 году правительство
даже определило наказание кнутом за опустошение поместья. Ho это распоряжение не
исполнялось и впоследствии не подтверждалось; запрещение разорять поместье отнесено
было Уложением 1649 года только к мурзам и татарам. Оно не могло стеснять помещиков
вследствие отсутствия правительственного контроля над их хозяйствами. Когда владелец
просил обменять его старое запустошенное поместье на новое, правительство
производило обстоятельное расследование, не было ли разорено поместье по вине самого
помещика; но если оказывалось, что оно запустело «не от голоду и не от лихого поветрия,
не от тягла и не от кого иного, как от самого помещика», то правительство
ограничивалось тем, что не удовлетворяло его челобитья и оставляло ему разоренное
имение15.? Свободно хозяйничая в поместном имении, помещик был его временным,
условным владельцем. Он был столь же не обеспечен во владении поместьем, как
чиновник в получении жалованья. Владение поместьем было строго обусловлено
службой; помещик имел на него право пользования, но не имел прав распоряжения. В
противоположность вотчине, поместье не было не только наследственным, но даже
пожизненным владением. Условность обладания им ставила помещика в полную
зависимость от Разрядного приказа. He явится помещик вовремя на службу, постигнет его
неизлечимая болезнь, навлечет он на себя опалу, и он лишается части или же всего своего
поместного имения.

Подобно жалованью поместные наделы увеличивались за долговременную исправную

службу и особые служебные заслуги и уменьшались, когда дворянин оказывался
неисправным или неспособным нести впредь ту службу, какую нес раньше. Время от
времени производились смотры служилым людям и переделы поместий. Особо
назначенные для того лица высших чинов, бояре или окольничие с дьяками, при
содействии выборных из местного дворянства «окладчиков», разбирали и верстали
служилых людей, определяли, кто кому в версту, к какой статье поместного оклада
должен быть причислен каждый помещик. Данные о каждом помещике заносились в
составлявшиеся при этом разборные списки и десятни. Размеры поместных имений
увеличивались или уменьшались, сообразно прежней службе и служебной годности
дворян и детей боярских. Бояре и дьяки «смотрели детей боярских и, которые собой и
службой добры, а поместным окладом поверстаны мало, тем, распрашивая про службу
окладчиков, окладов прибавли вали, а которые собой и службой худы и верстаны
поместными оклады большими, у тех оклады убавливали». Окладчики из местных дворян
должны были дать все необходимые для этого сведения: «кому мочно и кому немочно
вперед государеву службу служити», и как кто служил ранее, «на срок ли (в срок)
приезжают на государеву службу дети боярские и с государевы службы до отпуску не
съезжают ли», и чем объясняется неисправность службы некоторых из них, «кто к
службам ленив за бедностью, кто ленив за старостью или увечьем и кто воровством и
огурством». Самым обычным нарушением служебного долга было пьянство — неявка на
службу и побег со службы, из полка. За бег 11* ство с поля битвы у служилого человека
отнималась половина поместного и денежного оклада. За двукратный побег из полка
виновного карали, кроме наказания кнутом, убавкой 50 четей поместного оклада; наконец,
за третий побег он лишался всего поместья. Неявка на службу также влекла за собой
умаление или полную потерю поместья. Этому наказанию подлежал не только тот, кто не
являлся в полк, но и тот, кто не являлся на смотр в мирное время, к верстанию.
 Так, в 1594 году были «выкинуты со службы дети боярские Ряшане (города Ряжска)»,
которые не явились в этом году в Москву на смотр и верстание, или «приехав, да не
дождався верстания, с Москвы сбежали». «Нетчики», не явившиеся на службу,
наказывались вообще строже лиц, явившихся в полк и затем убежавших. Указом 1621
года велено было отбирать поместья у тех детей боярских, которые не служат
«воровством», имея возможность исправно отбывать службу («поместья добры и служить
мочно»). Известный воевода боярин Шейн, стоя под Смоленском, за сдачу которого
полякам он поплатился жизнью, писал правительству в 1633 году, что «многие
ярославские помещики, дети боярские и татары, дождавшись под Смоленском литовского
короля и королевича, и польских, и литовских людей, с государевы службы изпод
Смоленска сбежали». Бояре приговорили у таких детей боярских отписать из поместий по
четвертой доле; у тех же «нетчиков», которые вовсе не явились на службу под Смоленск,
— «за их воровство все их поместья отнята» и отдать их товарищам . Неявка в полк
оправдывалась только тогда, когда служилый человек не явился на призыв по бедности,
по неимению средств снарядить себя и своих людей в поход или по недостатку времени
для закупки продовольствия. Некоторые дворяне заявляли, в оправдание несвоевременной
явки, что они «по бедности ходили по запас по волостям, конского корму купить».
Правительство довольно снисходительно отнеслось к решительному отказу калужских
детей боярских явиться на службу по причине полного разорения. «Дворяне и дети
боярские разных городов, — писали калужские воеводы, — твоего государева жалованья
не емлют и в государеве службе нам отказывают, что им службы служить за разорением
не мочно; как они были на государеве службе под Смоленском и в то, де, время без них
поместья и вотчины разорили та тарове, и жен их, и детей, и людей, и крестьян с женами и
детьми в полон без остатку поимали и им, де, государевым жалованьем подняться нечем».
Правительство прибегало к мерам увещания по отношению к этим дворянам и детям
боярским; воеводы должны были напомнить им, что «польские и литовские люди хотят
церкви Божии разорить и святую нашу истинную православную христианскую веру
превратить в свою в проклятую папежскую веру и православных крестьян побить», что
«их же братья дворяне под Смоленском живут бессъездно, честно бьются, не щадя голов
своих», — и настаивать, чтоб они «дворяне и дети боярские, памятуя Бога и истинную
христианскую веру, и крестное целование, и свою природу, и видя свою братию на службе
под Смоленском от литовских людей в утеснении, шли бы на службу не мешкая».
Ho если дворяне ослушаются и на этот раз, то они, как изменники, будут все исключены
из списков16. Помещик лишался своего имения не только за «нетство», злонамеренное
уклонение от службы, но и за бедность — «худобу». Для Поместного приказа, по
замечанию Рождественского, бедность была пороком. Пороком считалось не бедность
собственно, но крайнее обнищание. Помещику, успешно хозяйничавшему на маленьком
наделе и добывавшему с него, хотя бы и с крайними усилиями, средства на коней, лук с
колчаном (саадак) и, если не на полный доспех, то хоть на военное платье (тягиляй), был
расчет помочь, увеличив его поместный оклад. Ho помещику, совершенно опустившемуся
и обнищавшему, не имевшему вооружения и лошадей, прирезка поместной земли не
пошла бы впрок. В 1631 году во Владимирском уезде правительство совсем отбирало у
таких дворян земли: «поместье, де, у него взято и отдано в раздачу за то, что он за
бедностью не служил». Большей частью, одна ко, у захудавших дворян так же, как у
старых и увечных, правительство отбирало только часть поместья и, освобождая от более
трудной полковой службы, для которой требовалось лучшее вооружение и запасы
провианта, переводило их в гарнизон, в «осадную службу». По Уложению 1649 года,
старые и увечные по общему правилу должны были служить, вместо полковой, более
легкую «городовую, осадную службу». «Служба худа, — заявляли окладчики о некоторых
детях боярских, — да и на службу на срок не приезжает и со службы до сроку съезжает,
поместье за ним пусто, крестьян нет; от службы отбыл, на дальних посылках не живет и
вперед служити нечем, поместьишко пусто; стар и увечен, без зубов и без ноги, а за ним
один бобыль, и ныне его, — решали окладчики, — с полковую и с ближнюю службу не
будет, а служить ему осадную службу». На периодических смотрах обыкновенно
несколько человек переводилось в гарнизон, и им оставлялись ничтожные участки земли:
«за худобу велено им служити осадную службу, а поместий за ними учинено по 20 чети, а
что у них будет сверх 30 чети лишку, и то у них отписати на государя и в раздачу
раздати»17.
2 Когда дворянин или сын боярский не мог нести ни полковой, ни осадной службы,
правительство отставляло его от службы, но не лишало всего поместья, выделяя часть
поместья на прожиток, в качестве пенсии. Такие земельные пенсии, прожиточные
поместья давались не только отставным служилым людям, но и их вдовам и малолетним
детям. В этом случае проявляется особенно наглядно сходство поместной системы с
системой денежного содержания служащих. Размер прожиточного поместья зависел от
заслуг дворянина; наибольший пенсии назначались вдовам и дочерям, когда их мужья и
отцы бывали убиты в бою. Уложением 1649 года было определено: «будет которого
дворянина или сына боярского, или иноземца на государеве службе в полках убьют
воинские люди, и женам их из поместий их давати на прожиток с окладов их со ста по 20
четвертей, а дочерям их со ста по 10 четвертей». Если служилый человек умирал
естественной смертью в полку во время войны, то жене и дочери давалось меньше, по
15% и 7,5% поместного оклада, и еще менее, по 10 и 5%, когда он умирал дома.
Прожиточными поместьями вдовы владели до замужества, пострижения или смерти;
дочери — первоначально до 15летнего возраста, впоследствии — до замужества.
Владельцы и владелицы таких поместий должны были поставлять ратников, даточных
людей или платить взамен того особый налог18. Давая прожиточные поместья
малолетним сыновьям служилых людей, правительство руководствовалось уже не столько
гуманными соображениями, как в тех случаях, когда оно обеспечивало бездетных вдов и
девиц, сколько государственным рассчетом. Прожиток недоросля был столько же
пенсией, как и средством к воспитанию нового поколения служилых людей. Воспитанный
на прожиточном поместье, недоросль, достигнув совершеннолетия, «посев на службу», с
него начинал служить. Недоросль, с этой точки зрения, как будущий служилый человек,
имел больше прав на получение пенсиипрожитка, чем его мать, вдова. Поместье
записывалось за матерью и сыном вместе, причем мать признавалась владелицей его, как
воспитательница сына; в некоторых писцовых книгах владельцами поместий
записывались недоросли, имевшие 7—10 лет. Необходимость разграничивать права детей
и матери, говорит Рождественский, являлась тогда, когда недоросль достигал
совершеннолетия, и его прожиток превращался в служилое поместье. Правительство
избегало в таких случаях выделять матери особые участки земли, стремясь к тому, чтобы
ни один участок не уходил от обязанности службы; оно воспользовалось семейными
отношениями, и нравственную обязанность сына содержать свою мать превратило в
законное требование, а именно: обязало недоросля, достигшего совершеннолетия, «мать
кормить со своего поместья до живота, и сестер, вскормив, выдать замуж». Размер
прожиточного поместья недоросля зависел от поместного оклада отца. Нередко, когда
после дворянина или сына боярского оставалось несколько сыновей, поместье переходило
к ним целиком, так как правительство избегало разрушать установившиеся хозяйства,
уменьшая и дробя поместные дачи. Двум братьямнедорослям оставляли нередко на
прожиток большие имения, в размере более 500 четвертей. Если после отца оставался
один сын, то и ему отдавали во владение большую часть имения отца, смотря по окладу,
от 50 до 200 четвертей19.? Наделяя несовершеннолетнего сына прожиточным поместьем
соответственно поместному окладу его отца, правительство, таким образом,
предназначало его с малолетства не только к службе вообще, но и к отбыванию ее по тому
или иному разряду, близкому к тому, в каком состоял его отец. Владение прожиточным
поместьем определяло до известной степени заранее то положение, какое займет юноша в
среде служилого класса, достигнув совершеннолетия. Этим путем устанавливалась
наследственность служебных статей. При верстании новиков принимались во внимание: I)
служба отца, 2) их имущественный достаток и 3) их собственная служба, если они до
верстания уже служили в полку: «кто кому в версту отечеством и службой и прожитки».
Для всех новиков и в особенности для лиц неслуживших (новиков неслужилых)
решающее значение имела при этом их материальная обеспеченность — прожитки.
Военная подготовка и образование, по примитивности военного искусства и
образованности того времени, не имела почти никакого значения. От служилых людей
правительство требовало только людей, коней, вооружения и провианта. Служилые люди
группировались, главным образом, по их достатку, обусловливавшему то или иное
походное снаряжение. Новики, владевшие большими именьями, легко удовлетворяли
высшим требованиям по отношению к числу даточных людей, качеству вооружения и
количеству провианта. Они, поэтому, тотчас же приходились «в версту» служилым людям
высших статей и сообразно с этим получали большой поместный оклад; им для начала
оставляли прожиточное поместье, если оно было значительно, или прибавляли земли.
Когда несколько братьев владели большим отцовским поместьем в 500 и более четвертей,
то оно делилось при верстании между двумя братьями, из которых каждый получал
значительный надел в 250—300 четвертей, остальные же братья верстались «в отвод»
соответствующими окладами. Новики, имевшие по 50—200 четвертей прожитка,
верстались «чего стоят», причем прожиток принимался за минимум оклада.
Положительные личные качества новика в шестнадцатом веке вовсе не принимались во
внимание при верстании на службу. «Новики служилые», уже побывавшие на службе до
верстания и имевшие случай проявить свои личные качества, были наделяемы
одинаковыми имениями с новиками неслужилыми. На верстание влияли, кроме
материального достатка, отрицательные личные качества, физическая неспособность к
службе; больные и увечные так же, как худыеобнищавшие вовсе не принимались на
службу. Впоследствии, с начала семнадцатого века, служилым новикам отдавалось
некоторое предпочтение перед новиками неслужилыми; они получали по всем статьям
большие поместные оклады. Высший оклад для неслуживших новиков равнялся 300 четям
земли и 10 рублям денег; по низшей четвертой статье они получали по 150 четей поместья
и по 5 рублей. Служилые же новики наделялись, смотря по статье, поместьями от 200 до
350 четвертей и денежным жалованьем от 7 до 12 рублей. Когда верстались служилые
новики, то обращалось внимание не на их способности или подготовку, выразившиеся в
качестве службы, но только на добросовестное исполнение обязанности. Окладчикам
предписывалось разъяснить, «приезжают ли новики на государевы службы на срок и с
государевы службы до отпуску не съезжают ли». Поместье, данное новику, затем
постепенно увеличивалось в течение его служебной карьеры. Помещиков вознаграждали
прибавками к поместному, как и к денежному окладу, за участие в трудных походах, за
немецкие, литовские, украинские службы, за раны, полученные в бою, за участие в
обороне крепостей — «осадные сидения». Нарушения служебного долга случались так
часто, что дворянам и детям боярским ставилась иногда в заслугу обычная исправная
служба; им давались поместные прирезки «за службу и за неотьезд». Детям боярским
курчанам пожалована была в 1649 году прибавка к поместному окладу по 50 четей и денег
по 2 рубля за то, что они «в Карпове городе делали земляной вал и всякие земляные и
деревянные крепости для бережения от прихода воинских людей». В 1660 году дворянам
и детям боярским разных городов пожаловано было в придачу по 100 четвертей земли и
по 10 рублей денег за черкасский поход 1659 года. Некоторые служилые люди
выслуживали постепенно большие имения. Так жилец ГолинишевКутузов за осадное
сиденье в Москве в Смутное время получил значительное поместье в 460 четей и денег 6
рублей; затем, участвуя в различных походах, он выслужил к 1614 году еще 200 четей и
100 рублей; между прочим, 50 четей земли и 6 рублей денег ему были пожалованы за то,
что отец его был убит на войне — «об отца крови и смерти»20.? Поместья были
собственностью государства, помещики имели на них право владения, но не имели права
распоряжения. He довольствуясь временным условным владением, служилые люди,
естественно, стремились присвоить себе поместья в полную собственность. Они с первых
времен развития поместной системы делали попытки распоряжаться поместьем, как
вотчиной, менялись поместными землями, сдавали их за условленное вознаграждение,
иногда закладывали и продавали, наконец, чаще всего передавали по наследству женам и
детям. Один из помещиков в 1532 году отказывает свое поместье жене и сыну, но, вместе
с тем, сознавая, что не имеет на это полного права, поручает своим душеприказчикам «пе
чаловаться пред государем, чтобы государь пожаловал, того поместьица у жены и
сынишка не велел взять». He считая необходимым решительно пресечь все такие
попытки, правительство стремилось лишь поставить известные пределы превращению
поместий в полную собственность детей боярских. Правительство установило известный
порядок перехода поместий по наследству и разрешило помещикам совершение
некоторых сделок на поместную землю, но при этом неуклонно требовало, чтобы все
такие сделки совершались не иначе, как с дозволения и утверждения властей. Переход
поместья из одних рук в другие мог состояться лишь по предъявлении письменного акта
сделки в соответствующем (Поместном) приказе, который, удостоверившись в законности
сделки, записывал поместье за приобретателем и делал распоряжение о вводе во владение;
это называлось «справить поместье». Разрешая помещикам меняться поместьями и
сдавать их другим лицам, правительство таким путем сохраняло за собой неограниченное
право собственности на поместную землю и имело возможность регулировать в
желательном направлении обращение поместных земель между служилыми людьми.
Наследственность поместий устанавливалась вследствие постоянной передачи их на
прожиток сыновьям, вдовам и дочерям служилого человека. В случае неимения
нисходящих наследников, поместье нередко передавалось братьям умершего дворянина
или сына боярского. Переход поместья от отца к сыну подготовлялся еще при жизни отца:
сыновья, «поспевшие на службу», достигшие пятнадцатилетнего возраста, при жизни отца
«припускались» к его поместью, делались его совладельцами, прежде чем стать его
наследниками. «Припуск» новиков утвердился очень рано, с двадцатых годов XVI
столетия. Если служилый человек владел большим поместьем более 500 четей, то по
правилам половины XVII века, два младших сына записывались на службу с поместья
отца (припуск), старшие же сыновья верстались особо, «в отвод». На малые поместья,
менее 500 четей, припускали одного сына. Малолетним сыновьям при жизни отца
указывалось «ждать отцова поместья»21. С начала XVII века в законодательстве
вырабатывается общее положение, что поместье только тогда идет в чужой род, или в
новую поместную раздачу, когда у умершего помещика не осталось ни детей, ни жены, ни
родственников; по указу 1613 года, — «поместей родимцов, мимо родства, отдавать не
велено». Указ 1638 года употребляет термин, прямо противоречащий теории поместного
владения, а именно: он говорит о родовых поместьях. Равным образом поместья
называются «выморочными», когда у помещика не осталось наследников, «ни роду, ни
племени». Уложение царя Алексея Михайловича узаконивает по отношению к поместьям
начала наследования вотчинных земель: поместье по смерти служилого человека
переходит к его семье, если нет семьи — к роду и, если нет родственников — к городу, то
есть идет в раздачу дворянам города (уезда). Уложение требует, чтобы поместье,
ошибочно принятое за выморочное, по неправильным, корыстным показаниям
посторонних лиц и справленное за ними, отбиралось назад и отдавалось «умерших женам
и детям, и родственникам, кому доведется». Право сыновей на получение отцовских
поместий признавалось до такой степени сильным, что, как было постановлено в 1636
году, если во время нахождения дворян и детей боярских в плену, поместья отцов их были
розданы посторонним, то по возвращении дворян из плена, им возвращались отцовские
поместья, которые розданы были в тече ние последних десяти лет пребывания их в плену:
«далее же десяти лет поместья не поворачивались из раздачи» 22. Нарушая основной
принцип поместного владения, правительство разрешало также помещикам менять и
сдавать поместья. Первоначально до Уложения 1649 года мена поместий дозволялась
только в самом ограниченном виде; разрешалось менять поместья только на поместья же,
но не на вотчины, и вообще только по особо уважительным причинам, именно, когда
помещик, к значительной выгоде хозяйства, мог, посредством обмена земель с соседями,
округлить или сосредоточить в одном месте разбросанные поместные дачи.
Первоначально требовалось также строгое равенство обмениваемых участков не только
по количеству, но и по качеству земли; требовалось, чтобы «пашни пашне землею и
всякими угодьи и доходы были равны и не пусты», и чтобы, таким образом, «государевой
службе и податям от мены убытка не было». Уложение Алексея Михайловича пошло
далее предшествовавших законов по пути предоставления помещикам права
распоряжения. Наиболее важным в этом отношении было разрешение менять поместные
земли не только на поместные же, но и на вотчинные. Другие два вышеуказанные
ограничения мены поместий были или отменены, или значительно ослаблены. Равенство
обмениваемых участков уже не требовалось с прежней строгостью и было разрешено
допускать при мене переход к одному из владельцев немногих лишних четвертей земли
(перехожие четверти). Впоследствии, в 1676 году, разрешено было допускать перехожих
четвертей по 10 на 100, не более. Мена поместьями во избежание злоупотреблений
допускалась с большими предосторожностями: «меновщиков» строго допрашивали в
Поместном приказе или в воеводских съезжих избах в провинции. ' По общему правилу
мена поместьями допускалась только между лицами, принадлежавшими к одному разряду
служащих. Предоставляя вообще большую свободу помещикам в распоряжении землями,
Уложение допустило несколько отступлений от указанного правила. Подтверждая закон
1647 года, Уложение разрешило мену поместий между боярами, окольничими,
московскими дворянами и жильцами, с одной стороны, и городовыми дворянами и детьми
боярскими — с другой. Вместе с тем дозволена была мена поместий между иноземцами и
русскими людьми; но запрещение обращения земель между русскими людьми и татарами
было оставлено в силе. Специальные ограничения мены поместьями, относившиеся к
помещикам некоторых уездов, продолжали действовать и после Уложения; новгородцы,
псковитяне и белозерцы попрежнему не могли меняться своими поместьями со
служилыми людьми других городов. Другие способы отчуждения поместий, кроме мены,
не допускались. Как переход помещичьих земель по наследству, так и мена разрешались
правительством потому, что эти сделки не нарушали интересов службы; земля в обоих
случаях не выходила из службы, не выходил из нее и служилый человек. Ho, продавая,
закладывая или давая свои поместья, служилые люди лишались необходимых средств к
исполнению служебных обязанностей; поэтому за «воровской» заклад поместий,
связанный с побегом со службы, дворяне и дети боярские наказывались кнутом, поместья
отбирались безденежно от лиц, принявших их в залог, и возвращались прежним их
владельцам. Продажу поместий даже не было надобности воспрещать особым
узаконением; случаев такого из ряду выходящего «воровства» не встречалось в жизни, и
Уложение о нем ничего не говорит. До последних лет царствования Алексея Михайловича
строго преследовалась также по отношению к лицам, состоящим на службе,
замаскированная продажа поместий, в форме сдачи поместья другому лицу за деньги или
с обязательством кормить прежнего владельца до его смерти . Сдача поместий
разрешалась лицам, состоящим на службе, только в пользу их дочерейдевиц. Указами
1636 и 1650 гг. отцам дозволено было давать поместья за дочерями в приданое, справляя
их в установленном порядке за зятьями, это право дано было также лицам, выдававшим
замуж своих племянниц. Отставным дворянам и детям боярским, и их женам и дочерям,
владевшим поместьями, как земельными пенсиями, дозволялось сдавать поместья на
разнообразных условиях. По Уложению, служилые люди за старостью могли сдавать свои
прожиточные поместья родственникам с тем условием, что получивший поместье будет
содержать прежнего владельца до его живота. Впоследствии, в 1674 году, дозволено было
отставным дворянам и детям боярским сдавать свои поместья также и за деньги. В
широких размерах с начала XVII столетия практиковалась сдача прожиточных поместий
лицами женского пола. Женщины могли сдавать их посторонним лицам на разных
выгодных для себя условиях. Еще в 1620 году Михаилом Фе одоровичем разрешено было
«вдовам и девкам сговариваться замуж с поместьями своими»; поместья в таких случаях
справлялись за женихами. Правительство даже защищало женщин от обид со стороны тех
лиц, которые взяли на себя поместья с обязательством давать средства к жизни прежним
их владелицам. В том же 1620 году было определено: в тех случаях, когда вдовы и девки
бьют челом на своих родимцев, которым они сдали поместья, что «родимцы не кормят их
и замуж не выдают, и из тех поместий выбивают вон, — те их сдачи поворачивать за их
обиды тем вдовам и девкам». Уложение царя Алексея Михайловича подтвердило эти
узаконения23. 4 Обязательство службы возложено было в равной мере как на помещиков,
лиц, получивших земельное жалованье из казны, так и на вотчинников, владевших землей
на праве полной собственности. Служба определялась вообще «против поместий и
вотчин». Если вотчина была невелика, то владельцу давалось в придачу поместье; если же
вотчины были достаточно обширны, то владельцы должны были служить государеву
службу с одних вотчин, «как кому мочно». Правительство признавало право
собственности служилого человека на вотчину только тогда, когда он исправно отбывал
ратную службу. В случае неисполнения этой обязанности, вотчина на том же основании,
как и поместье, отбиралась у владельца. Упомянутым выше указом 1621 года велено было
отбирать вотчины, наравне с поместьями, у тех детей боярских, которые не служат
«воровством» . Ho по Уложению 1649 года вотчины конфисковывались в более редких
случаях, чем поместья. Поместье, данное во временное владение под условием службы,
могло быть отнято с большим основанием, чем вотчина, наследственная собственность, на
которую, кроме самого владельца, имел неотъемлемые, хотя и несколько ограниченные,
права его род. Служилый человек лишался половины поместного оклада за двукратный
побег из полка или за бегство с поля битвы. Вотчины же, наравне с поместьями и всем
имуществом, отнимались по Уложению только с наказанием смертной казнью за измену,
переход в неприятельские полки и разглашение неприятелю военных тайн. Впоследствии,
однако, правительство неоднократно прибегало к угрозам лишить «нетчиков» детей
боярских как поместий, так и вотчин. «Нетчики» доходили до того, что дерзали
похваляться неявкой на службу к сроку; правительство в 1665 году объявило: «кто
дерзнет вперед такие речи говорить, а великому государю про то будет ведомо, и ему
быть в жестоком наказании и в государевой опале, а поместья и вотчины отдать в
раздачу». В 1671 году половина вотчины наравне с поместьями была отписана у тех
ратных людей, которые, «забыв страх Божий и крестное целование», не явились к сбору
на службу или сбежали из полков. Правительство объясняло это распоряжение тем, что
неисправно служащие вотчинники«нетчики» наносят важный ущерб внешней обороне
государства. «Дворяне и дети боярские, — говорит указ 1675 года, — по наряду на
государеву службу, в полки бояр и воевод на указные сроки и после сроков ленью своей и
огурством не приезжают, а иные, побыв на службе в полку малое время, из полков бегают
и живут в домах своих, в избылых, а люди они полные, и поместья и вотчины за ними
жилые и дачи не малые, и с тех поместий и вотчин полковую службу служить им мочно
без съезду». Между тем, продолжает указ, «неприятельские люди, проведав про то
малолюдство, приходят на полки бояр и воевод и под государевы города войной и
разорение чинят большое, а боярам и воеводам, будучи в полках, над воинскими людьми
промыслу и поиску за малолюдством учинити некем»24. Вотчины и в некоторых других
отношениях приравнивались к поместьям. Весьма знаменательным в этом смысле
является указ 1621 года, коим вотчинникам так же, как и помещикам, запрещено было
пустошить свои земли, как если бы вотчины были такой же казенной землей, как и
поместья. Московское правительство, в этом случае, видело в вотчинной земле, как и в
поместной, одинаково служилую землю, запустение которой наносило ущерб военной
силе государства, ослабляя ратных людей. Поэтому, если оказывалось, что вотчины
служилых людей, как и поместья, запустели «не от войны, не от гонения и не от
насильства соседей, но от собственного их нестроения и воровства», то дворян и детей
боярских в таких случаях велено было «бить кнутом, а в службе взять на них поруки,
чтобы им служити, а будет в ком поруки не будет и тех сажати в тюрьму». Приравнивая
вотчины к поместьям, правительство в некоторых местностях стесняло обращение
вотчинных земель между различными разрядами служилых людей. Особенно строгое
постановление включено было в Уложение о вотчинах казаков; им велено было своих
казачьих вотчинных земель никому не продавать и не сдавать. Совершенно воспрещено
было также Уложением обращение поместных и всяких земель между русскими и
инородцами (татарами, мордвой, чувашами, черемисами, вотяками и башкирами).
Подтверждая указ 1636 года, Уложение воспретило также белозерским помещикам
продавать и менять свои вотчины людям других чинов. Предохраняя от обезземеливания
украинских вотчинников и помещиков, правительство неоднократно воспрещало
московским дворянам, более богатым вообще, покупать без государева указа вотчины в
украйных и польских городах. Указ 1637 года об этом предмете не был повторен
Уложением. Ho позднее, с 1672 года, издан был ряд указов, ограничивавших обращение
земель между украинцами и служилыми людьми московских чинов. Указы эти разрешали
продажу и мену земель только между самими украинскими владельцами, но московским
дворянам и другим чинам запрещали приобретать заказные земли на южной окраине и
«сживать украинцев с земель»25. •5 Вотчины, по способу приобретения, разделялись на
родовые, выслуженные (пожалованные правительством) и купленные. Эти три разряда
вотчин существенно различались в отношении порядка наследования. Сообразно со
служебным значением вотчинных земель, московское правительство ог раничивает право
наследования женщин в родовых и выслуженных вотчинах. Родовые вотчины не могли
переходить по наследству к бездетным вдовам вотчинника. Эти последние исключались
из круга наследников потому, что не могли отбывать той службы, какая требовалась от
землевладельцев; им предоставлялось по закону наследовать только четвертую часть
движимого имущества и их приданое. По отношению к вотчинам выслуженным,
пожалованным государем за службу, правительство, в 1619 году отступило на некоторое
время от указанного правила, разрешив переход их, по смерти вотчинника, в пожизненное
владение к бездетной вдове. В этой перемене видят след усилившегося влияния
землевладельческого класса после Смутного времени. С прибытием из плена патриарха
Филарета положение дел изменилось. По его почину выслуженные вотчины были
сравнены с родовыми, в отношении права наследования жен. Указом 3 декабря 1627 года
правительство, сославшись на правила св. Апостолов и св. Отцов, велело исключать из
жалованных грамот на вотчины статью, которой вотчинникам предоставлялось передавать
пожалованные вотчины женам по наследству. Уложение 1649 года несколько смягчило
это узаконение, а именно определило, что бездетная вдова имеет право на получение по
наследству части выслуженной вотчины на прожиток, в пожизненное владение, но только
в том случае, если она не может быть обеспечена из поместных земель умершего мужа
или из его купленных вотчин26. Порядок наследования этих последних существенно
отличался от наследования родовых имений; купленные вотчины безусловно могли
переходить по наследству к бездетным вдовам. Первоначально, в 1572 году,
правительство до крайности ограничило круг наследников купленных вотчин, а именно,
продавая земли из казны, оно не признавало наследственных прав на такие купли не
только за женой, но и за родом. Ho затем, по настоятельным челобитиям лиц, покупавших
казенные порожние земли, им было разрешено указом 1619 года передавать
благоприобретенные имения по наследству и боковым родичам и жене. Уложение
подтвердило этот указ о вотчинах, купленных как из казны, так и от чужеродцев,
разрешив наследовать их женам. Это исключительное постановление о куп? ленных
вотчинах, отличавшее их от родовых и выслуженных, объясняется тем, что правительство,
с одной стороны, хотело поощрить служилых людей к покупке казенных порожних
земель, — с другой же стороны, дозволяя переход «купель» ко вдовам, могло иметь при
этом в виду, что купленные вотчины обыкновенно были только придатком к
наследственным имениям, были менее значительны, и что, следовательно, вдовы,
наследуя их, получали в свое владение меньшую часть имения мужа, в котором и
находили себе лишь необходимое обеспечение. В конце XVII столетия было узаконено
новое существенное ограничение права передачи вотчин по наследству. Уложением царя
Алексея Михайловича и новоуказными статьями был точно определен порядок законного
наследования в родовых вотчинах, но собственникам предоставлялось, выражая свою
волю в духовном завещании, передать ее тому или другому из родственников. Это право
было отнято у вотчинников указом 1679 года. Посмертная воля собственника, по этому
указу, не признавалась, раз она не согласовывалась с установленным законом порядком
наследования лиц по степеням родства: «кто напишет в духовной свою родовую, или
выслуженную, или купленную от родичей вотчину мимо детей своих, сыновей и дочерей,
братьям родным и родственникам и чужеродцам, и по тем духовным тех вотчин не дава
ти, а давати по уложению умершего детям; а будет детей нет, и те вотчины отдавать
родственникам, а по духовным таких вотчин не давати». Одновременно, в 1679 году, для
обеспечения того же законного перехода вотчин к нисходящим, запрещено было
вотчинникам дарить свои земли (поступаться безденежно) родственникам или
чужеродцам, помимо детей и родных внучат27. По отношению к выкупу родовых имений
законодательство XVII века твердо держится начал, установленных Судебником Иоанна
IV, и почти не дает им дальнейшего развития. Соборное Уложение царя Алексея
Михайловича в главе XVII «О вотчинах» лишь пересказывает положение статьи 85
Судебника 1551 года, определяя, что право выкупа родовых вотчин принадлежит только
боковым родственникам, которые не были свидетелями сделки. Срок выкупа узаконяется
прежний — сорокалетний. Подтверждается далее старое правило о выкупе только
наследственных, но не благоприобретенных вотчин.? За несколько лет до Уложения, при
Михаиле Феодоровиче, была сделана попытка облепить для родичей возвращение роду
вотчины, проданной в чужие руки. Судебник предоставил определение выкупной цены
полюбовному соглашению сторон: «не полюбовно вотчины не выкупити». He желая
возвращать вотчины, чужеродец, купивший ее, мог, таким образом, назначить на выкуп
несоразмерно высокую цену. В предупреждение этого была установлена правительством
выкупная цена вотчины, сначала, в 1619 году — общая для всех местностей — по полтине
за четверть в трех полях (по современному счету, по 42,3 рубля за десятину); затем в 1621
году — особая для четырех разрядов земель по уездам, от полтины до 2 рублей за
четверть в трех полях (за десятину — от 4 до 18 рублей с копейками на наши деньги). Эта
мера должна была оказать существенную помощь родичам при выкупе их родовых
имений, особенно в тех случаях, когда лицо, купившее вотчину, требовало за выкуп ее
цену, превышающую ее действительную стоимость. Уложение 1649 года отменило этот
закон, но, со своей стороны, для обеспечения пользования правом выкупа родовых
вотчин, определило, что вотчина должна быть выкупаема по той цене, за какую она была
продана: «выкупать вотчины по купчим, в чем которая вотчина продана». За все же
хозяйственные улучшения в выкупаемых вотчинах была назначена добавочная плата:
родич, выкупающий вотчину у чужеродца, должен платить ему за пашенную землю,
расчищенную им изпод лесной поросли, по 3 рубля за десятину; за новые сенные покосы
по 3 рубля за десятину и за каждый прибылой крестьянский двор по 50 рублей; за
выстроенные же им дома и различные строения вознаграждение назначается по оценке
сторонних людей. Что касается до права выкупа заложенных вотчин, то Уложение
совершенно сравняло его с правом выкупа проданных вотчин — в определении круга
родственников, имевших это право, а также срока и цены выкупа. Заложенную землю,
кроме боковых родичей, имел право выкупить также и сам собственник. Особыми
постановлениями Уложение старалось обеспечить за ним осуществление этого права и
указало, что лицо, выдавшее деньги под залог вотчины, не должно отказываться брать
цену залога от вотчинника — залогодателя, с целью окончательно завладеть его вотчиной,
оттягать ее, принудив его пропустить срок выкупа. 12*? Постановления о выкупе,
принятые Уложением, впоследствии, до времени Петра Великого оставались без всякой
перемены: они были только подтверждаемы и поясняемы частными узаконениями.
Коренных изменений не было сделано в них и Петром Великим. Основные начала права
выкупа, установленные в 1551 году, дожили почти до середины прошлого века (XVIII в.
— Ред.); они были существенно изменены только законами 1737 и 1744 гг. Первым из
этих законов ,назначен был, взамен сорокалетнего, только трехлетний срок выкупа;
вторым — преимущественное право выкупа проданных и заложенных земель
предоставлено было прямым потомкам вотчинника; для родственников же боковой линии,
в противность прежнему порядку, право выкупа заключено было в теснейшие пределы28.
6 Развивая начала вотчинного законодательства предшествовавшего века, правительство
XVII столетия принимает меры к ограничению и пресечению перехода вотчин во
владение церкви. Соборный приговор 1580 года не достиг своей цели, не остановил
быстро увеличивавшегося скопления земель в руках церкви и особенно монастырей.
Запрещение вотчинникам сдавать земли «по душе» в монастырь не могло стеснять
предсмертных распоряжений вотчинников, поглощенных мыслью о спасении своей души.
Между тем, соборным приговором разрешено было монастырям владеть завещанными им
землями до выкупа этих земель родичами или казной. На практике это узаконение имело
бы значение только в том случае, если бы правительство могло иметь постоянный
бдительный надзор за всеми землями, которые завещались монастырям. При отсутствии
же надзора завещанные вотчины оставались во власти монастырей на неопределенное
время, потому что их не выкупали ни родственники, ни казна, не знавшая о них. В 1622
году правительство особым указом само отказалось от выкупа вотчин, проданных
монастырям или отданных им «по душе» с 1580 года и не выкупленных до 1613 года, и
признало их собственностью монастырей по давности владения: «потому что те вотчины
застарели в монастырях многими леты». Постановления соборного приговора 1580 года
редактировались со времени указа 1619 года иначе, чем прежде, и более сообразно с их
истинным смыслом. В жалованных грамотах на вотчины правительство уже прямо
разрешало землевладельцам давать вотчины в монастырь, но только до выкупа, причем
поясняло, что «в монастырь та вотчина по прежнему Уложению некрепка», так как она
должна быть выкуплена из монастыря родичами или, за неимением их, казной по
установленной цене. Между тем быстрое увеличение церковных и монастырских вотчин
все более обращало на себя внимание правительства. По данным 1623 года в Московском
уезде преобладающее количество пашни принадлежало монастырям; в их владении
находилось около половины всей возделанной земли в Московском уезде (43,65%), до 93
тыс. десятин. Уложение 1649 года приняло решительные меры для сокращения
церковного и монастырского землевладения. Постановления Уложения по этому вопросу
принадлежат к числу важнейших новых узаконений, внесенных в этот замечательный
законодательный памятник. Вопрос о церковных землях обсуждался на одном из соборов,
вырабатывавших все новые законы Уложения. Царь Алексей Михайлович «об этом
советовал со Отцом своим и Богомольцем, Святейшим Иосифом Патриархом Московским
и Всея Руси и со всем освященным собором», а также «говорил со своими государевыми
бояры». Духовенство в 1648 году должно было признать необходимость наиболее
действенных мер для пресечения перехода вотчин в монастыри и сделать то, чего не
сделал духовный собор 1580 года. Теперь, в добавление к прежним запрещениям покупать
и принимать в заклад вотчины, — патриарху, митрополитам, архиепископам, епископам и
монастырям было решительно воспрещено принимать вотчины «по душам в вечной
поминок, никоторыми делы»; запрещено было принимать такие вотчины хотя бы и
временно, до выкупа: «а кто и напишет вотчину в монастырь по духовной, и тех вотчин в
монастыри по духовным не давати» и в Поместном приказе за ними не записывать. Если
родственники не захотят немедленно выкупить вотчины, то душеприказчики должны
продать ее сторонним людям, а деньги дать в монастырь. В случае нарушения этих
правил, вотчина берется в казну безденежно. Одновременно был закрыт и другой путь
перехода вотчин в монастыри — при пострижении вотчинников в монахи. У владельцев
вотчин отнято было право отдавать их в монастыри при пострижении, а равно и самим им
велено было «постригшись, в монастырь вотчин отнюдь не держать». Изрекая
монашеский обет, они обязаны были или продать свои земли, или отдать их
родственникам с тем, чтобы те их «кормили и одевали и всяким покоем покоили до
смерти». Наконец, Уложение 1649 года не только положило предел на будущее время
увеличению церковных имуществ, но и определило отписать на государя часть этих
имуществ, хотя и неособенно значительную. Все «патриарши, митрополичьи, вла дычни и
монастырские слободы в Москве и других городах, а также все их пригородные вотчины,
стоящие в ряд с посады» и населенные торговыми и промышленными людьми, наравне с
такими же слободами бояр и других служилых людей, были взяты на государя в тягло,
всего более 10 тыс. дворов. Эта мера затрагивала интересы всех вообще землевладельцев
и вызвана была заботой об охранении не служилых людей, а тяглых, но чувствительнее
всего должна была она отразиться на духовенстве, как на крупнейшем вотчиннике29. 7
Известным указом Петра Великого о майорате 1714 года поместья были сравнены с
вотчинами под общим наименованием «недвижимых имений». Слияние поместий с
вотчинами было вполне подготовлено законодательством XVII века. Московскому
правительству не было надобности строго охранять начала поместного землевладения и
стремиться к его развитию в ущерб землевладению вотчинному, так как вотчины в то
время были обязаны службой государству наравне с поместьями; одни и те же начала,
замечает Градовский, были проведены через всю систему поземельного владения;
несвободное положение служилого класса обусловливало и несвободное положение его
собственности. Для правительства, уверенного в вечной и бесповоротной службе дворян,
становилось до известной степени безразлично, с какой земли, поместной или вотчинной,
будут они служить. Поэтому оно нередко передавало служилым людям часть их
поместных владений в полную собственность. Пожалование части поместий в вотчину
было обыкновенной милостью московских государей служилым людям за участие в
какомлибо трудном походе. Поместье превращалось в вотчину, которую, со гласно
жалованной грамоте, собственник мог «продать и заложить и в приданое дать», без
доклада Поместному приказу. Царь Василий Иоаннович Шуйский пожаловал в вотчину
служилым людям по 20 четвертей со 100 четвертей поместного оклада «за московское
осадное сиденье и за неотъезд к самозванцу тушинскому вору». Такие пожалования стали
особенно часты со второй половины царствования Алексея Михайловича. По заключении
Андрусовского перемирия с Польшей в 1667 г., после долгой и трудной войны, всяких
чинов служилым людям даны были земли из поместий в вотчину за то, что они
«Великому Государю служили, против польских и литовских людей мужественно и
храбро стояли, промысел всякий чинили и от Княжества Литовского в перемирии уступку
годную и прибыльную Великой Руси учинили». При этом боярам дано было в вотчину по
500 четей земли, окольничим по 300 четей, думным дворянам и думным людям по 200
четей, а другим чинам: дворянам московским, городовым дворянам и детям боярским и
так далее, по 20 четей со 100 четей поместного оклада. Первоначально служилые люди
награждались за особые заслуги; с течением времени награды эти стали выдаваться скорее
в силу обычая всем участникам похода. Так служилые люди награждаемы были
вотчинными дачами за поход против Стеньки Разина, по случаю заключения мира с
крымским ханом и турецким султаном в 1681 году, и с Польшей в 1686 году, за скорый
приезд к ТроицеСергиеву монастырю в 1682 году на защиту государей Иоанна и Петра
Алексеевича от взбунтовавшихся стрельцов 30. Значительное количество государственной
поместной земли переходило таким образом постепенно в полную собственность дворян и
детей боярских. Переход этот усиливался еще более вследствие неоднократно
разрешавшихся правительством с XVI столетия покупок поместий в вотчину. Оставшиеся
за раздачей, порозжие поместные земли в Московском уезде продавались желающим еще
по указу 1573 года. При Михаиле Феодоровиче продавались с разрешения государя как
подмосковные, так и городовые поместья. Уложение постановило «продавать поместные
земли помещикам в вотчину по государеву именному указу, что Государь пожалует» .
Впоследствии порядок этой продажи был упрощен; по указу 1676 года, служилые люди
могли покупать себе вотчины и без именного указа, а за пометами думных дьяков на
челобитных. В это время, в конце XVII столетия, правительство постоянно рекомендовало
помещикам покупать в вотчину так называемые примерные земли, то есть те земли,
которые распаханы были ими в пределах отведенных им угодий, сверх определенного
оклада пашни, и подлежали отрезке в казну. «Что за окладом будет в лишке примерные
земли и те земли продавать им же в вотчину, а деньги имать по уложенью». Эти земли
отдавались в поместье или продавались посторонним только в том случае, если владельцы
отказывались от покупки их в собственность31. Дозволяя, с одной стороны, переход
поместий в полную собственность владельцев, правительство, с другой стороны,
предоставляет помещикам все в большем объеме права распоряжения на поместные
земли. По законам времени полного развития поместной системы (1649 год) помещикам,
как указано выше, разрешалось менять поместья и не только на поместья, но и на
вотчины. В некоторых уездах, однако, преимущественно на южной и югозападной
польской окраине и на Белом озере мена поместий до конца столетия ограничивалась
особыми узаконениями, изданными в 70х и 80х годах. В столь же широких размерах, как
и мена поместий, практиковалась с дозволения закона сдача прожиточных поместий,
состоявших во владении отставных дворян или их вдов и детей. В 1676 году разрешено
было сдавать поместья также всем помещикам, состоявшим на службе, причем было
определе но, что лица, сдавшие свои поместья, теряют право на получение новых
поместий. Вслед за тем, однако, это право сдачи было существенно ограничено. В
следующем же 1677 году постановлено было, что лицо, состоящее на службе, не может
сдавать другим более половины своего поместного имения. Ho, разрешая безусловно
сдачу поместий, правительство преждевременно зашло слишком далеко по пути слияния
поместий с вотчинами; сдача поместья за деньги была скрытой продажей поместья. Ввиду
этого, указом 1685 года было определено, что служащие помещики могут только
поступаться безденежно половиной поместья и не имеют права сдавать его за деньги32. В
отношении порядка наследования, поместья все более уравнивались с вотчинами. «По
новоуказным статьям 1676 года, — говорит Кавелин, — мать, жена и сыновья помещика,
оставившего после себя небольшое поместное имение, делят его между собой по равным
частям, а дочери получают из него вдвое меньшие части, чем прочие наследники. Затем
завелся обычай давать поместье в приданое по частному условию, а не по распоряжению
правительства. Также начали чаще и чаще оставлять за сыновьями, внуками и правнуками
все поместья их отцов, дедов и прадедов, не обращая внимания на то, совершеннолетние
они или нет, имеют ли они или не имеют своих поместий, достанется ли им вследствие
этого больше поместьев, чем следует по окладу, или нет». Живя из поколения в поколение
на одном и том же поместном участке, помещики, естественно, начинали смотреть на
него, как на свою родовую собственность — отчину, в собственном смысле этого слова.
Они говорили, что заслуги отцов и дедов дают им право на владение наследственным
поместьем. Так, один из предков известного мемуариста прошлого века Болотова, Кирило
Ерофеев, защищал свои права на родовые поместные пустоши, между прочим, такими
доводами: «С этих пустошей все наши родичи служили; четверо их убито, а двое в полон
взято; не вели, Государь, отнимать за кровь и за раны выслуженное поместье». Земля,
данная в поместье на южной окраине Болотовым при Иоанне Грозном, сохранялась в их
роду до Петра Великого и тогда сделалась их вотчиной, не только на деле, но и по праву.
Слияние поместий с вотчинами делало еще большие успехи в жизни, чем в
законодательстве. В последние годы XVII сто летия, как это видно из актов частных
сделок, многие помещики считали уже, что они имеют в полном объеме право
распоряжения поместьями. Один служилый человек закладывает в 1693 году свое
поместье и при этом делает оговорку о нем, как бы о своей вотчине: «а мне, Леонтию и
жене моей, и детям моим, и родственникам моим на него Марка (заимодавца) и его
родственников о повороте той земли не бить челом». Другой, Данило Маслов, поступаясь
в 1697 году обиженным им лицам своей поместной землей, говорит о ней, как о своей
полной собственности: «а те четверти у меня никому не проданы и не заложены, и не
променяны, и ни у кого ни в каких крепостях не укреплены». Указы Петра Великого и
Анны Иоанновны, сравнявшие поместья с вотчинами, только довершали то, что было
подготовлено законодательством и еще более жизнью предшествовавшего столетия33.

ГЛАВА IV Класс дворян и детей боярских

I Дворяне и дети боярские составляли обособленный, наследственный класс
землевладельцев, обязанных службой и свободных от податей. Дворянскому классу
московского времени принадлежало право вотчинного и поместного землевладения и
преимущественно личной свободы от податей; взамен тягла на него возложена была
обязанность пожизненной ратной службы.
 Отличительные черты класса дворян и детей боярских составляют: наследственная
обособленность, право землевладения, свобода от налогов, обязанность службы. Иначе
говоря, дворяне и дети боярские были «служилыми людьми по отечеству, вотчинниками и
помещиками, беломестцами». Наследственная обособленность класса дворян и детей
боярских по общему правилу твердо поддерживалась правительством в XVII веке. При
верстании в службу новиков окладчикам предписывалось верстать денежным и
поместным жалованьем одних лишь природных детей боярских, «от отцов детей, от брата
братьев, от дядь племянников». Окладчики обязаны были строго наблюдать за тем, чтобы
в списки детей боярских, служащих «полковую службу с городом», не попадали лица
других классов: крестьяне, дети священников, холопы. В наказе 1601 года окладчикам
запрещалось под крестным целованием верстать поместными окладами «поповых и
мужичьих детей, холопей боярских и слуг монастырских»; в наказе 1606 года в числе
разрядов неслужилых людей, недопускаемых в среду детей боярских, указаны также
посадские люди . Это тре бование правительства постоянно повторяется в последующих
многочисленных наказах о верстании детей боярских. В 1652 году окладчикам строго
повелевалось верстать поместьями только тех новиков, у кого «отцы были в детях
боярских и служили с городы», и при этом «беречь накрепко, чтобы однолично
неслужилых отцов детей мимо государева указу поместными и денежными оклады никого
не поверстати: чтобы новики у них подставою и никаким воровством не верстались, — и
от того всего ни у кого посулов и поминков не имати».
Великая опала и жестокая казнь ожидала окладчиков, которые дерзнули бы нарушить этот
запрет; впоследствии им угрожало, кроме того, «всякое разорение без пощады». Наказ
1675 года равным образом требовал, чтобы в государеву службу были зачислены только
дети, братья и племянники дворян и детей боярских и приказывал «к дворянам и детям
боярским никому ни для каких своих прихотей не приметываться»34. Правительство
устанавливало не только наследственность состояния детей боярских вообще, но и
наследственность разрядов этого класса. Первоначально новики при верстании на службу
сразу зачислялись «по отечеству» в выборные или дворовые. Впоследствии эти звания
стали даваться за службу, но при пожаловании ими обыкновенно принимались во
внимание не только служба, но и «отечество». Поместные оклады в течение XVII века
постоянно давались «по отечеству». Окладчикам запрещалось «малоотческих детей
взносить из нижних статей в высшие» и наоборот «сносить новиков из высших статей в
нижние». Дворяне и дети боярские составляли высший обособленный разряд служилых
людей. От них существенно отличался низший разряд служилых людей, так называемые
«служилые люди по прибору», стрельцы, казаки и пушкари. Эти низшие чины занимали
середину между природным дворянством и тяглыми людьми. Низшие служилые люди
были разночинцами; они набирались из вольных, «гулящих людей», из посадских людей и
крестьян, а также и из малопоместных или беспоместных детей боярских. Эти чины
служили на жало ваньи и наделялись, сверх того, подобно крестьянам и посадским людям,
мелкими земельными дачами. Податные привилегии, принадлежавшие им, как служилым
людям, были существенно ограничены. До второй половины XVII века наследственная
обособленность класса дворян и детей боярских нарушалась вследствие нередких
переходов в этот класс служилых людей разночинцев низшего разряда. В конце XVI века
при образовании состава украинских детей боярских производились иногда массовые
верстания детей боярских из казаков. В наказах окладчикам правительство, запрещая
верстать в поместную службу поповских детей, тяглых людей (крестьян и посадских),
холопов и монастырских слуг, говорит лишь о верстании прирожденных детей боярских
(сыновей, братьев, племянников), но не воспрещает особо вносить в дворянские списки
служилых людей низшего разряда — стрелецких, казацких, солдатских детей.

Оно настаивает лишь на том, чтобы окладчики не верстали «детей неслужилых отцов», и
этим выражением косвенно разрешает переход казацких и солдатских детей в класс детей
боярских. Пользуясь этим, окладчики на южной украине, где недоставало природных
дворян, заносили в дворянские списки стрельцов и казаков. Стрелецкие и казацкие головы
с южной украины доносили правительству, что «многие стрельцы и казаки, покинув свои
службы, сбежали и верстались в иных городах в дети боярские (а также в станичники и
пушкари), и от того стрелецкие службы пустеют» (1651). Лишь в 1675 году было особо
запрещено называть детьми борскими и верстать в поместную службу как неслужилых
людей (холопов боярских, пашенных мужиков), так и служилых людей низшего разряда,
стрелецких и казачьих детей. Наследственность состояния детей боярских нарушалась
также началом выслуги, которой впоследствии Петр Великий дал преобладающее
значение. Выслужившийся подьячий, солдат или рейтарразночинец, произведенный в
начальные люди, головы или полковники, получал от правительства поместье или
вотчину и дети его, в качестве землевладельцев, могли быть поверстаны в дворянскую
поместную службу и войти в состав класса детей боярских. Котошихин говорит: «кто из
тех людей посадских, духовных, боярских слуг отпустит своего сына на службу в
солдаты, или в рейтары, или в приказ подьячим и иным царским человекам, а те их дети
от малой чести дослужатся повыше и за службу достанут себе поместья и вотчины, и от
него пойдет дворянский род»35. Правительство исключало во второй половине века
казаков и стрельцов из дворянских списков, однако оно поступало так не потому, что
особенно заботилось о чистоте дворянского класса; это делалось для того, чтобы один
класс не пополнился на счет другого, имевшего одинаковое с ним государственное
значение. Стрельцы возвращались в прежнюю службу для того, чтобы «стрелецкие
службы не пустели», посадские люди возвращались в посад для того, чтобы они не
«избывали тягла и тяглых служеб». Иногда в виде исключительной меры зачислялись в
класс детей боярских лица неслужилых классов.
 Так, в 1649 году, сокращая число архиерейских детей боярских, владевших вотчинами,
правительство разрешило попрежнему состоять на службе у церковных властей — только
«изстарин ным природным детям боярским», исстари служившим патриарху,
митрополитам, архиепископам или епископам; все же остальные архиерейские дворовые
слуги, владевшие вотчинами, «неслужилых отцов дети и не природные дети боярские
были зачислены в класс государевых детей боярских, с обязательством нести дворянскую
службу с городом»36. 2 Особым наследственным преимуществом дворянского класса
московского времени было землевладение по праву собственности или же по праву
владения под условием службы. Принадлежавшее дворянам и детям боярским в силу
происхождения право владеть вотчинами и поместьями составляло отличительную черту
их от лиц других классов. Неслужилые люди, посадские и крестьяне, могли владеть
только тяглыми участками государственных земель. Низший разряд служилых людей из
разночинцев, стрельцы, казаки и другие «служилые люди по прибору», — как разъяснено
будет ниже, — владели мелкими участками земли по сябренному (товарищескому) праву
владения. Право вотчинного и поместного землевладения приобреталось также выслугой,
независимо от происхождения. Так, поместья давались выслужившимся дьякам и
подьячим, хотя бы они были и недворянского рода; поместьями наделялись и
дослужившиеся до начальных чинов стрельцы и солдатыразночин цы. Вотчинами владели
также «гости», высший разряд торговых людей, в силу того, что они исполняли различные
службы по финансовому ведомству . Ho одним лишь дворянам и детям боярским,
«служилым людям по отечеству», принадлежало право владеть вотчинами и приобретать
их независимо от службы, в силу происхождения. Уложение 1649 года поставило в
зависимость от службы лишь приобретение дворянством казенных земель; эти земли
запрещено было продавать в вотчину «неверстанным и неслужащим государевы службы
детям боярским». Ho детям боярским не возбранялось приобретать частновладельческие
земли, хотя бы они и не служили государевой службы.
В качестве вотчинников и помещиков дворяне и дети боярские пользовались податным
преимуществом, были, лично свободны от податей и тяглых повинностей. В силу личной
податной привилегии они безданно, беспошлинно занимались не только сельским
хозяйством, но и торговопромышленной деятельностью в городах. В этом последнем
случае права служилых людей «беломестцев» сталкивались с правом посадской тяглой
общины на обложение торговли и промыслов. До Уложения 1649 года беломестцы не
только владели торговопро мышленными слободами около городов, но и нередко
осваивали участки посадских земель, приобретая их от тяглых людей покупкой или по
просроченным закладным, а также отнимая силой, и затем «записывали и укрепляли их в
писцовых книгах вечно за собой белой землей». Тяглая община большей частью тщетно
отстаивала свои права на обложение тяглой земли, незаконно приобретенной служилым
человеком. С целью ограждения интересов тяглой общины, Уложением 1649 года
предписано было отнять от дворян высших чинов приобретенные ими городские земли и
тор говопромышленные слободы, выстроенные около городов . Низшие служилые
людиразночинцы, также пользовавшиеся податным преимуществом, были отличены в
этом отношении от дворян и детей боярских. Некоторые разряды их были совершенно
сравнены с тяглыми людьми; податная привилегия других была существенно ограничена.
Только «служилые люди по отечеству» остались всецело беломестцами37.
Землевладельческое и податное преимущество дворянского класса московского времени
обусловливалось лежавшей на нем обязанностью службы. Дворяне и дети боярские
пользовались этими преимуществами не в качестве самостоятельного,
привилегированного сословия, но в качестве всецело зависящего от правительства
служилого класса. Владея вотчинными и поместными землями, с прикрепленным к ним
населением, дворянство обязано было отбывать с земли ратную службу и за это
освобождалось от податей и тяглых повинностей. Служба государева определяла всю
организацию дворянского класса.
Крепостная зависимость от правительства лишала его самостоятельного значения, не
дозволяла развиться в его среде корпоративным стремлениям и понятию сословной
дворянской чести. В сыне боярском московского времени «служилый человек» закрывал
собой «дворянина». Понятия о дворянском достоинстве, о дворянской сословной чести
были чужды дворянам и детям боярским XVII века; взамен их были весьма развиты
понятия родословной отеческой чести и чести чиновной преимущественно среди высшего
дворянства. Чины, дававшиеся сообразно с происхождением (родством) служащих,
разбивали московское дворянство на наследственные разряды лиц, разъединенные
различной отеческой и чиновной честью. Судя по той настойчивости, с какой московское
правительство предписывало дворянским окладчикам не верстать в дети боярские
неслужилых людей, местные общества дворян и детей боярских оказывали мало
поддержки стремлениям правительства к обособлению дворян ства и относились
безразлично к тому, что в их среду иногда попадали крестьяне и холопы. В 1668 году
правительство, отправив в Астрахань нескольких пленных литовцев, велело зачислить их
в списки детей боярских. Астраханские дети бойр ские, узнав, что эти литовцы были не
шляхтичами, но мещанскими и гайдукскими детьми, просили государя разверстать их с
этими иноземцами литовского полону: «чтобы нам, холопям твоим, пред своей братьей
верховых городов ими впредь в бесчестье не быть». Замечательно, однако, что это
челобитье написано было под влиянием служивших в Астрахани инозем цевшляхтичей,
от которых дети боярские узнали о низком происхождении высланных к ним литовцев38.
3 Ратная служба была обязанностью дворянства, таким же тяглом, каким для посадского
человека и для крестьянина были его оброки, подати и натуральные повинности.
Служилый человек был прикреплен к службе так же, как человек черных волостей был
прикреплен к тяглу, и не имел права выйти из своего чина, пока был в состоянии нести
военную службу. Служилому человеку так же, как тяглому крестьянину, совершенно
воспрещен был свободный выход из своего сословия в другое; чтобы крестьянин не ушел
из тяглой общины, членов общины правительство связывает круговой порукой, такая же
порука с XVI столетия требуется и от помещиков, записанных в службу по одному и тому
же уезду, с той только разницей, что здесь за исправное отбывание службы ручаются не
все члены общества, но двое или трое, которые в свою очередь связываются порукой
третьих лиц и так далее. При записке сына боярского в десятню, всегда отмечалась
«порука по нем в службе». Дворянин обязан был служить до полной потери сил; отставку
получали только «самые старые и увечные люди». В период первой организации
служилого класса, определившей все основы дальнейшего ее развития, был пресечен
законом обычный способ уклонения от государственной службы, а именно: переход детей
боярских на частную службу, в услужение к знатным лицам и к богатым
землевладельцам. Государевы служилые люди задавались за бояр, чтобы найти в них
защиту от требований государственной власти. 13 Зак. 73 поступали в знакомцы или
послужильцы (холопы) к богатым землевладельцам. Поэтому в царском Судебнике было
постановлено «детей боярских служилых и их детей, которые не служивали, в холопи не
приимати никому, опричь тех, которых государь от службы отставит». Служилые кабалы,
взятые на несовершеннолетних детей боярских, еще не записанных на службу, признаны
были недействительными указом 1558 года. Авраамий Палицын в «Сказании о Смутном
времени» сообщает, что при царе Феодоре Иоанновиче «Борис Годунов и инии мнози от
вельмож многих человек в неволю к себе ввели служить, иных же ласканием и дарми в
домы своя притягнувше, — и не от простых токмо, ради нарочитого рукодельства или
какова хитра художества, но и от чествуемых издавна с многим имением и с селы и с
винограды, наипаче же меченосцев и крепких со оружии во бранях». Это явление, как на
то намекает и Авраамий Палицын, должно было особенно развиться в Смутную эпоху, во
время ослабления государственной власти. Правительство Михаила Феодоровича,
утверждая расшатанные основы государственной и земской жизни, прикрепляя все
население к тяглу или службе, деятельно возвращало из боярских дворов задавшихся
дворян. В 1621 году дворянским окладчикам приказано было произвести строгий розыск о
детях боярских и казаках, покинувших свои земли и ушедших в холопы: «Которые
дворяне, не хотя государевой службы служити, воровством из службы побежали, и иные,
покиня поместные и вотчинные земли, били челом в дворы к боярам и всяких чинов
людям и кабалы служилые на себя дали и в дворах поженились на крепостных девках: и
тех всех, с женами и детьми, указал государь и бояре приговорили, из боярских дворов
взяти в службу и написати с городы по поместью и по вотчине». В дополнение к этому
указу 1639 года правительство в 1642 году запретило вообще на будущее время
принимать в холопы дворян и детей боярских, их детей, племянников и внучат как
верстанных, так и неверстанных. Указ 1641 г. о невыходе служилых людей в частную
зависимость был подтвержден Уложением 1649 г. Правительство отказывалось от своих
прав на служилых людей только в тех случаях, когда они, будучи освобождены один раз
из холопства, вторично уклонялись от государственной службы, и били челом в дворовую
службу к какомулибо другому господину. Таких непокорных дворян велено было
отдавать первому их господину, от которого они ранее были освобождены39 . 4 Как
указано выше, еще во второй половине XVI века сельскохозяйственный кризис нанес
тяжелый удар помещикам. Смутное время должно было еще более понизить уровень их
благосостояния. Вольница самозванцев, казацкие шайки, отряды польских и литовских
людей разорили много хозяйств; продолжительные походы истощили средства служилых
людей. «Дворяне и дети боярские и всякие ратные люди от многих служб оскудели», —
говорит одна из правительственных грамот 1613 года. Оскудение дворянпомещиков, как
следствие Смутного времени и тяжелых войн первого десятилетия царствования Михаила
Феодоровича, заметно по десятням двадцатых годов. Лучшие, «выборные», тверские
дворяне заявляют окладчикам в 1629 году, что они «от литовской войны и казаков
обеднели» и не в состоянии подняться на службу даже при помощи царского денежного
жалованья. Про дворового сына боярского Григория Семичева, служившего по высшему
поместному окладу (750 четей), окладчики сказали, что он «головой своей и службой
добр, прежде служивал на добром коне, и простой конь и служилый человек за ним бывал,
а ныне беден; на государеве службе быть ему не с чего, поместья за ним с пустошами 50
четей, а в поместьи два бобыля и те бродят меж дворов. Государева жалованья ему
семнадцать рублев, и тем жалованьем на службу подняться не с чем». Петр Новосильцев
также «служивал на добром коне в доспехе и приводил с собой человека, а ныне беден,
поместье и вотчина пуста от литовской войны и на государеву службу ему подняться не с
чего». Сыну боярскому Чаплину на службе быть не с чего, хотя он собою добр и прежде
служил исправно; в его довольно значительном поместье 240 десятин, «всего один бобыль
и тот кормится по дворам». Такие и подобные красноречивые отметки помещены в
десятне почти о каждом сыне боярском Зуб цовского уезда. Общей причиной бедности
дворян был не недостаток земель, а недостаток в рабочих руках. С тридцатых годов
среднее дворянство жалуется все более настойчиво на то, что крестьяне уходят с их
вотчин и поместий, бегут на окраины или переманиваются на земли богатых
землевладельцев, сильных людей. В десятнях встречаются отметки о некоторых детях
боярских, что у них нет ни крестьян, ни бобылей, потому что их «развели насильством
соседи». Помещики были крайне недовольны коротким пятилетним сроком,
установленным для отыскания и возвращения по суду беглых крестьян. В челобитной,
поданной царю Михаилу Феодоровичу, дворяне и дети боярские писали, что, даже
проведав, за кем живут их беглые крестьяне, они не могут добиться на них суда и указа;
но особенно они сетовали на «урочные» годы, указывая на то, что волокита за судным
делом заставляет нередко пропускать срок давности на возврат беглых, и просили
отставить те «урочные» лета и объявить крестьян навеки крепкими землевладельцам. Ho
Михаил Феодорович ограничился тем, что увеличил срок возврата беглых — с пяти до
десяти лет. В первый же год по воцарении Алексея Михайловича дворяне и дети боярские
разных городов возобновили прежнее свое ходатайство. Они писали в челобитной 1645
года, что «служили отцу государя, Михаилу Феодоровичу, тридцать два года, также и
прежним государям служили беспрестанные службы и от службы обедняли и одолжали
великими долги и коньми опали; а поместья их и вотчины опустели и дома их оскудели и
разорены без остатку от войны и сильных людей; люди их и крестьяне выходят изза них за
сильных людей, за бояр, и за окольничих и за ближних людей, и за власти и за монастыри,
и государев указ к отдаче тех их беглых крестьян урочные годы десять лет, — а они по вся
годы бывают на государевых службах и в те урочные годы про тех своих беглых крестьян
поведа ти не могут. А иные сильные люди беглых их крестьян для тех урочных лет
развозят по дальним своим вотчинам и, как тем беглым крестьянам урочные лета пройдут,
привозят их в вотчины свои, которые с ними (помещиками) смежно, да и дос тальных
людей их и крестьян изза них вывозят в свои же вотчины и поместья и тех их беглых
крестьян называют своими старинными крестьянами. И государь бы их пожаловал, велел
к отдаче беглых крестьян урочные лета отставить; и пожаловал бы государь, велел тех
беглых крестьян отдавать им по писцовым книгам и по выписям, как они их проведают, а
не в урочные лета». На этот раз челобитье имело успех. Во внимание к неоднократным
просьбам дворян, правительство предприняло общую перепись и объявило указом 19
октября 1645 года, что по новым переписным книгам (1646—1648) «крестьяне и бобыли и
их дети, и братья, и племянники будут крепки и без урочных лет». Вслед за посадскими
людьми, прикрепленными к городскому тяглу, и служилыми людьми, прикрепленными к
службе, закрепощены были и крестьяне на службу помещикам и вотчинникам; подобно
посадским тяглецам, служившим государству денежными и натуральными повинностями,
и дворянам, отбывавшим государственную ратную службу, крестьяне должны были
служить государству в лице его ратных людей. Каждый класс нес свою службу и
одинаково был крепок ей, не имея права от нее уклоняться; говоря словами дворянской
челобитной, государство устанавливало «неподвижный крепостной устав» с той целью,
чтобы в «государевой державе, все люди Божии и государевы, кождо от великих четырех
чинов, освященный, служивый, торговый и земледе тельный в своем уставе и в царском
повелении твердо и непоколебимо стояли»40.

Служба в полках «иноземного строя» и однодворцы

I Природные дворяне и дети боярские отбывали с древнейшего времени свою ратную
службу в полках дворянской конницы «старого строя» так называемую «полковую или
сотенную службу с городом».
 С царствования Михаила Феодорови ча в эту службу записывались преимущественно
лишь более состоятельные представители дворянского класса. На беднейших же детей
боярских возложена была обязанность служить в составлявшихся из разночинцев полках
«иноземного строя», солдатских, драгунских и рейтарских. Эти полки вербовались из
разных вольных людей, из незаписанных в тягло сыновей посадских людей и крестьян, из
незаписанных в службу стрелецких и казацких детей, из монастырских слуг. Вместе с
этими разночинцами должны были служить и дети боярские, безвот чинные и
беспоместные или малопоместные. В 1638 году велено было набирать в солдаты вместе со
стрелецкими, казацкими и посадскими детьми, незаписанными в тягло или службу, также
и детей боярских, за которыми нет поместий и вотчин; «а за которыми поместья и
вотчины, хотя малые дачи, и тех не писати в солдаты, а служить им со своих земель с
городы». В 1653 году набирались в солдаты вместе с людьми разных чинов «дети, братья
и племянники дворян и детей боярских», причем им было объявлено, что если они «в
солдатский строй писаться не учнут, то им впредь служилыми людьми не называться и в
государеве ни в какой службе отнюдь не бывать, а быть в землепашцах». В рейтарские
конные полки «иноземного строя» так же, как и в пехотные солдатские, набирались
вольные люди разных чи нов. В эти полки должны были, между прочим, поставлять
новобранцев монастыри и богатые вотчинники, светские и духовные: «со ста
крестьянских дворов рейтар, монастырский служка или холоп». Ho вместе с вольными
разночинцами и холопами в рейтары набирались в большом числе дети боярские. В
солдатской пехоте служили беднейшие безземельные дети боярские; в рейтарскую же
конницу зачислялись по преимуществу дворяне и дети боярские малопоместные.
В эти полки набирались новики и из высшего чина уездных детей боярских — жильцов.
Котошихин говорит, что в «рейтары выбирают из жильцов, из дворян городовых, из
дворянских детей недорослей, и из детей боярских, которые малопоместные и
беспоместные, и царским жалованьем денежным и поместным не верстаны, также и из
вольных людей прибирают, кто в этой службе быти похочет41. Дети боярские, служившие
в рейтарах и солдатах, не наделялись поместьями, но зато они вооружались на казенный
счет и им давалось денежное жалованье за службу в большем размере, чем исстари
получали дети боярские, служившие с городом. В 1678 году этим последним денежное
жалованье совсем не выдавалось. В этом году при верстании детей боярских было точно
определено, что дети боярские должны служить в том или ином строю, смотря по степени
своей материальной обеспеченности. В старинную полковую службу с городом
зачислялись дворяне и дети боярские, владевшие не менее, чем 24 крестьянскими
дворами. Имевшие менее 24 дворов, а также часть пустоместных и беспоместных земель
зачислялись в рейтарский строй; вследствие их «скудости» им выдавалось денежное
жалованье. Наконец, беднейшие дети боярские, про которых «окладчики скажут, что они
люди скудные, пустопоместные, и те их поместья безугодные и худые, а иные
беспоместные и безвотчинные, и с городом сотенные и рейтарские службы за бедностью
служить им никоторыми мерами не мочно, а собой они добрые и не старые» — такие дети
боярские писались в солдаты и получали «кормовые деньги» помесячно. Дворяне и дети
боярские, зачислявшиеся в солдатские или рейтарские полки, не исключались из
состояния «своей братии», детей боярских, служивших сотенную полковую службу. Они
сохраняли свои отеческие чины и звания. В 1653 году для привлечения детей боярских в
солдатскую службу было даже объявлено, что записавшиеся в солдаты будут повышены в
чине: выборные дворяне будут написаны по московскому и по жилецкому списку,
дворовые — «по выбору», а городовые — по дворовому списку.
Рейтары и солдаты имели более однообразное вооружение, их полки имели иную
иноземную организацию; при сборе полков перед войной их обучали «иноземному
строю». Ho они не составляли постоянной регулярной армии. Так же, как полки «старого
строя», их по окончании похода распускали по домам. Малопоместные дворянесолдаты и
рейтары жили в своих поместьях; пустопоместные, не имевшие крестьян, своими руками
обрабатывали землю; безземельные — жили у своих родственников. В 1678 году после
смотра и разбора всех детей боярских и полковой службы, и рейтарской, и солдатской
одинаково отпустили по домам и всем им одинаково было сказано «вслух, с большим
подкреплением, чтобы они были в домах своих и к службе строились, запасы свои
готовили, лошадей кормили и все были наготове». В первой половине XVII века, кроме
рейтарских полков, набирались на время войны также драгунские конные полки. В
драгуны так же, как в солдаты, поступали беднейшие дети боярские, не имевшие вотчин и
прожиточных поместий. Правительство давало им наравне с солдатами полное военное
снаряжение: «мушкеты и всякую ратную сбрую драгунам и солдатам по нашему указу
дадут из нашей казны да драгунам лошади и седла, и узды дадут наши же». В драгунский,
как и в солдатский строй, правительство в 1639 году прибирало «детей боярских и
иноземцев, и татар, которые не верстаны и не в службе, и за которыми прожиточных
поместий и вотчин нет, и которые дети боярские наперед сего были в солдатской
драгунской службе, а с городы со службы не написаны и поместий и вотчин за ними нет
же; также и стрелецких и казачьих и всяких чинов людей детей, и братью и племянников,
которые не в службе, и не в тягле, и не на пашне, и в холо пех ни у кого не служат, всяких
охочих вольных людей». Драгунский конный строй мало отличался от рейтарской
конницы «иноземного строя»; в 1678 году правительство вербовало только рейтар и
солдат42. 2 Полки «иноземного строя» с течением времени получают все более и более
важное значение в московской армии и во второй половине столетия превосходят
численностью поместную дворянскую конницу.
 Первые полки рейтар и солдат были сформированы в 1632 году Для похода на Смоленск.
В состав войска, отправленного в этот поход под начальством воеводы Шейна (в 1633
году), входил рейтарский полк из 2700 человек под командой немецкого офицера
Дельберта и шесть русских солдатских полков, обученных немецкими инструкторами, а
также четыре полка солдат, нанятых за границей. Численность дворянской конницы
остается приблизительно на одном уровне в течение XVII века, между тем, как
численность полков «иноземного строя» сильно возрастает к концу столетия, как видно из
следующей таблицы: 1632 г. 1679 г. 1681 г. Дворяне и дети боярские 11187 9300 16097
Рейтары, драгуны и солдаты 17031 68827 82047 Первоначально в полки «иноземного
строя» зачислялись только беспоместные и малопоместные дети боярские, а в 1678 году,
как сказано выше, взяты были в рейтары все владельцы небольших имений, менее 24
дворов. При этом правительство склонно было всю дворянскую конницу «старого строя»
переформировать в рейтарские полки. Всем более состоятельным дворянам и детям
боярским, имевшим право служить старую полковую службу, было объявлено, что они
беспрепятственно будут зачислены в рейтары, если изъявят на то желание, и что великий
государь лиц, «записавшихся в рейтарскую службу волей и хотением, жалует, милостиво
похваляет». Рейтарские полки состояли из 1200— 1500 человек (некоторые менее 1000),
солдатские — от 1000 до 2000 человек. Полки разделялись на роты; полковники и другие
начальные люди — майоры, ротмистры, поручики, прапорщики — большей частью были
из иноземцев. Вооружение составляли мушкеты или карабины, пистолеты, сабли, пищали
и латы; в состав рейтарских полков входили копейщики и драгуны; копейщики,
составлявшие избранный отряд, имели копья сверх прочего вооружения. Вооружение
пехотинцевсолдат состояло из мушкетов, пик, шпаг и бердышей. «Когда не было войны,
— говорит Устрялов, — рейтары, как начальные люди, так и рядовые, проживали в своих
поместьях и не более одного месяца в году, обыкновенно осенью после уборки хлеба,
занимались ратным учением по особому предписанию правительства.
Полковник приезжал в город, в уезде которого расположен был его полк, рассеянный по
волостям и станам, собирал начальных людей и рейтар, записывал их приезды,
досматривал оружие, доспехи лошадей и, раздав порох по фунту на человека, учил их
ратному строю, — а затем распускал по домам до будущей осени». В сущности, войско
«иноземного строя» немногим отличалось от дворянских ополчений: название рейтар,
копейщиков, драгун, солдат, перемена оружия, разделение на полки и роты под
начальством иностранных офицеров, сборы людей на нужное время для обучения ратному
строю, — все это, замечает Устрялов, «не могло переродить старых воинов Руси;
попрежнему они оставались теми же дворянами, детьми боярскими, городовыми казаками
и проч., вообще землевладельцами разных названий, какими были за сто лет перед сим;
попрежнему большую часть года проживали в деревнях и дворах, рассеянных по волостям
и станам, хлопоча более о насущном хлебе, о домашнем хозяйстве, о прокормлении себя и
семейства, чем о военной службе. Собрать их в поход было столь же трудно, как и
прежде: не взирая на самые строгие указы, тысячи дворян, рейтар, солдат оказывались в
нетях». Сами иноземцыкапитаны заживались в пожалованных им поместьях и не являлись
в полк, за что их наказывали батогами и после третьего «нета» высылали за границу. Дети
боярские уклонялись иногда от службы в полках «иноземного строя» еще с большим
упорством, чем от ратной службы «старого строя». Когда стольник Никита Демской
набирал в Ефремовском уезде детей боярских в драгунскую службу, «они, ефремовцы,
дети боярские воровством своим от его выбору бегали, не хотя служити драгунской
службе, и сидели в лесах, и он, Никита, с ефремовскими казаками за ними ходил, и их
много в лесах переимали». Неудачная турецкая война привела правительство царя
Феодора Алексеевича к мысли о необходимости предпринять коренное преобразование
войска. Вопрос этот поручено было в 1681 году обсудить особой комиссии под
председательством боярина князя Василия Васильевича Голицына, отличавшегося
образованием и склонностью к реформам.
Государь пору чил ему ведать ратные дела для лучшего устроения рати и повелел быть с
ним у того дела выборным стольникам, стряпчим, дворянам, жильцам, городовым
дворянам и детям боярским, генералам и полковникам рейтарским и пехотным. Задача
этого совещания была определена так: «ведомо великому государю учинилось, что в
мимошедших воинских бранях, будучи на боях с государевыми ратными людьми, его
государевы неприятели показали новые в ратных делах вымыслы, — для тех
нововымышленных неприятельских хитростей учинити в го сударских ратях
рассмотрение и лучшее устроение, чтобы тем в воинские времена иметь против
неприятелей пристойную осторожность и охранение и чтобы прежде бывшее воинское
устроение, которое показалось на боях не прибыльно, переменить на лучшее». Военная
комиссия возбудила вопрос об отмене местничества, в котором усмотрела главную
причину всех военных неудач. По отношению же к прямой своей задаче комиссия
ограничилась немногим, а именно: выработала проект нового разделения дворянских
полков: стольникам и стряпчим, дворянам и жильцам служить полковую службу
попрежнему, но расписать их вместо сотен на роты, по шести рот в полку, и вместо
сотенных голов «для лучшего устроения и крепкого против неприятеля стояния быти у
них ротмистрам и поручикам»43. Военную реформу, поставленную на очередь царем
Феодором Алексеевичем, суждено было осуществить его гениальному брату, Петру
Великому. 3 От служилых людей «по отечеству», дворян и детей боярских, отличались
служилые люди «по прибору»: стрельцы, казаки, пушкари. Состояние приборного
служилого человека было наследственным так же, как сына боярского; стрелецкие дети по
общему правилу прибирались в стрельцы, казацкие дети — в казаки. Ho этот разряд лиц
не имел наследственной замкнутости и постоянно пополнялся притоком новых сил из
различных классов; в стрельцы и казаки время от времени прибирались всякие вольные
люди. Приборные служилые люди отличались от дворян и детей боярских также и тем,
что они владели вотчинами и поместьями. Они поселялись не в уездах, но в городах
слободами и « eagaaagagaaaaacgssssssssss»» ос наделялись мелкими земельными
участками казенной земли, причем их земельные наделы весьма схожи были с тяглыми
наделами посадских людей, с той разницей, что посадские люди тянули тягло со своих
участков, а стрельцы и казаки отбывали службу — также своего рода тягло. Некоторые
исследователи (Беляев) полагают, что приборные люди владели землями на общинном
праве владения, и что земли их были собственностью стрелецкой или казацкой слободки.
Другие историки усматривают в земельных владениях приборных людей форму
товарищеского, сябринного землевладения. Доля каждого определялась не общиной, но
правительством, сами служилые люди называли себя сябрами или себрами, т.е.
товарищами , они владели сообща «вопче» теми или другими участками земли, или
угодьями. В противоположность детям боярским приборные люди, будучи сябренными
землевладельцами, в то же время, по общему правилу, были и земледельцами — не имея
крестьян или холоповработников, сами обрабатывали землю и промышляли своими
руками. Стрельцы, казаки и другие приборные люди так же, как и дети боярские, были
свободны от налогов, в качестве служилых людей, беломестцев, но с некоторыми
ограничениями. Многие из них, живя в городах, занимались торговлей и промыслами, и
благодаря податным льготам, вели свои дела успешнее многих посадских людей, которые
постоянно сетовали на ущерб от неравной борьбы с беломестцами на поприще
промышленности. Поэтому правительство нашло необходимым ограничить податную
привилегированность низших служилых чинов. Относительно стрельцов и казаков, а
также драгунов, которые «всякими промыслами промышляют и в лавках сидят»,
Уложение 1649 года постановило, что они, будучи свободны от тяглых служеб
(натуральных повинностей) и податей, обязаны платить таможенные пошлины с
промыслов и оброк с лавок. Другие же менее многочисленные низшие разряды служилых
людей — артиллеристы, пушкари, затинщики и воротники, а также казенные кузнецы и
плотники — совершенно сравнивались в податном отношении с посадскими людьми, если
торговали в лавках или занимались промыслами; им велено было платить не только
таможенные пошлины, но и «всякие подати и быть в тягле с посадскими людьми в ряд»44.
Кроме полков «иноземного строя», составлявшихся лишь на время войны, при Михаиле
Феодоровиче было образовано несколько постоянных, солдатских и драгунских, полков.
Они содержались в мирное время на тех же основаниях, как стрельцы и казаки. Солдаты
были поселены на шведской границе, драгуны же — по преимуществу на южной окраине.
«Старые солдатские полки, — говорит Котошихин, — издавна устроены житьем на
порубежных местах, в двух местах к границе Свейского государства, острогами,
погостами и деревнями». В военное время они входили в состав войска, но четвертая
часть их оставалась на границе, «для оберегания пограничных мест, острожков и домов».
«Старые драгуны» устроены вечным житьем на украине к татарской границе, против того
же, что и солдаты к границе Свейского государства». В дополнение к этим сообщениям
Котошихина следует заметить, что драгунские военные поселения существовали не
только на юге, но и на северозападе, на шведской границе. В 1648 году принадлежавший
новгородскому митрополиту Олонецкий погост Новгородского уезда был отписан в казну
и велено было «того Рождественского Олонецкого погосту крестьян и бобылей устроить в
драгунскую службу для того, что те крестьяне и бобыли живут смежно с немецкими
людьми» . Военностратегические соображения побуждали правительство и в других
местностях превращать крестьян в служилых людей. В 1648 году в одно из сел южной
окраины БелКолодезь и в поселки и деревни, тянувшие к нему, прислана была грамота,
которой крестьянам объявлялось, что им за помещиками быть не велено, а велено быть в
драгунской службе; они обя? зывались иметь по пищали, рогатине и топору,
освобождались от многих сборов, но земельные наделы оставлены были им в прежнем
размере. Беднейшие дети боярские также зачислялись в такую постоянную драгунскую
службу, переходя в разряд низших служилых людей, разночинцев. Дети боярские
драгунского строя отличались от детей боярских — уездных помещиков. Им всем
отводились равные земельные наделы и в меньшем размере, чем детям боярским
полковой службы с городом. Они владели землей на одинаковых условиях с другими
приборными служилыми людьми и, по общему правилу, в противоположность другим
детям боярским, были землевладельцамиземледельца ми. Так, например, ни у одного из
детей боярских драгунской службы, поселенных в городе Карпове на реке Ворскле (ныне
слобода Пушкарская в Грайворонском уезде), не было ни крестьян, ни бобылей. Подобно
стрельцам и казакам, драгуны должны были жить не в уездных имениях, а в городах
особыми слободами и пахали пашню «наездом». Дети боярские драгунского строя, как и
другие приборные служилые люди, вели хозяйство на отведенных им наделах под
близким надзором властей. Воеводе одного из пограничных южных городов предписано
было в 1648 году приказать служилым людям, которые были посланы на житье в этот
город, чтобы они немедленно распахивали пашню и сеяли хлеб, и если б они его не
послушались, то заставить их «пашню пахать и в неволю». Воевойа следил за тем, как
служилые люди «устраивались дворами, огородами и гумнами», присматривал «с
большим радением и с поспешением» за их посевами, и тех, кто не хотел пахать пашню,
бил батогами45. 4 Упомянутый выше городок Карпов на верхнем течении реки Ворсклы
был одним из передовых укреплений на южной ук райне, выстроенных в первой половине
семнадцатого века. Смутное время остановило колонизационное движение на юг; в
первую половину царствования Михаила Феодоровича южная окраина не выдвигается
далее местности нынешней Орловской губернии, занятой русскими поселениями при
Феодоре Иоанновиче: в Смутное время исчезли бесследно некоторые передовые
укрепления, как, например, городок ЦаревБори? сов, возникший при Борисе Годунове. С
30х годов правительство принимается с новой энергией за строительную деятельность на
юге. В течение двадцати лет, с 1636 по 1656 годы, создается новая оборонительная линия
Белгородская черта, ряд укреплений с Белгородом во главе, расположенных по южной
окраине Курской губернии и по северной части Воронежской (от Ахтырки на Белгород и
Воронеж). Продолжением Белгородской черты на восток была Симбирская линия
укреплений, от Тамбова на Симбирск. Вновь занятая окраина закрепляется за
государством, по примеру XVI века, военной колонизацией. Правительство переселяет
сюда служилых людей низших разрядов, переселяет детей боярских, верстая их в
полковую службу и наделяя поместьями или записывая в драгунскую службу. Дети
боярские и казаки, как поселенные на окраине, так и присылавшиеся сюда на время из
других городов, несли так же, как в XVI веке, сторожевую станичную службу, наблюдая
за движениями ордынцев в степи. В 1623 году был выработан новый устав этой службы,
взамен прежнего, утвержденного в 1571 году. Южные кочевники постоянно угрожали
набегами и заставляли принимать особые меры предосторожности. Правительство
предписывало воеводам отпускать служилых людей на сельскохозяйственные работы не
иначе, как разделив их на две партии, из которых одна должна была работать, а другая
стоять на карауле; воеводы наблюдали за тем, чтобы служилые люди «на сенокос ездили с
пищалями и со всяким ружьем, и около сенокосу сторожей и людей с ружьем держали и
были бы на сенокосе на двое: половина из них косили, а другая половина стояли для
береженья от татар с ружьем наготове, чтобы на них татары безвестно не пришли и не
побили». Татары весьма нередко нападали на окраину, жгли и разоряли недавно
основанные поселки, иной раз уводили в полон половину населения разоренного уезда.
Помимо разорения, «грозившего населению каждую минуту от воинских людей, —
говорит Миклашевский, — самый факт поселения в новом месте в иных климатических
условиях требовал от населения много жизненной энергии для того, чтобы
приспособиться к ним. Памятники сохранили достаточно указаний о невзгодах,
испытанных новопоселенцами южной окраины и о тех мерах, какие предпринимало
правительство для их устранения». В Г648 году били челом государю «богомольцы и
холопы его нового города? Карпова, попы, детишки боярские и драгуны, и стрельцы, и
пушкари, и затиншики, и воротники всем городом»: «сведены мы, государь, в Карпово из
разных городов на вечное житье с женишками и с детишками, и дворишки себе
построили, и за грехи, государь, наши в Карпове напали на нас болезни и скорби полевые,
и вода в Карпове нездоровая, многие от тех болезнейскорбей помирают, а целебного
животворящего креста Господня с мощами святых в Карпове нет: — вели, государь,
прислать в Карпов животворящий крест Господень с мощами святых на освещение вод и
на утверждение и исцеление нам от тех полевых болезней и скорбей». Московские власти
не замедлили исполнить эту просьбу «детишек боярских» и других служилых людей46.
Поселенные на южной и юговосточной окраинах дети боярские были вообще мелкими
землевладельцами. Свободной земли здесь было много, но не хватало рук для ее
обработки: незначительность имений обусловливалась недостатком крестьян. Многие
помещики, не имея крестьян, должны были своими руками обрабатывать свою землю,
превращаясь в однодворцев. В Белгородском, Воронежском, Оскольском и других уездах
на юге число крестьян, незначительное в начале XVII века, постепенно уменьшалось к
концу этого века. В одном из станов Белгородского уезда (Разумницком) крестьян в 1626
году было 146 человек; к 1646 году это число уменьшилось до 130 человек; а в 1678 году в
этом стану было крестьян только 21 человек. В Корочанском уезде в 1647 году было 134
двора детей боярских и только 13 дворов крестьянских. С 1646 года по 1678 число
крестьянских дворов уменьшилось более, чем на половину. «Число крестьян и бобылей,
— как выяснил Миклашевский, — в южных уездах в третьей четверти XVII века
постоянно уменьшалось, тогда как число поселений и число служилых людей постоянно
возрастало. Помещики превращались в однодворцев», все чаше принимались за плуг
лично; «крестьян и бобылей нет, пашет сам», — отмечали о них переписчики. К
однодворцам предъявлялись, естественно, меньшие требования, чем к детям боярским,
владевшим населенными имениями. Их собирали в город только при получении известий
о приближении татар: «без вести о татарах, — читаем в грамоте 1638 года, — их в городе
держати не велено, потому что они, бедные однодворцы, работают сами на себя».
Рязанские дети боярские, «бедные однодворцы, бескрестьянные, пустопоме стные,
малопоместные и беспоместные», объясняли в челобитье, что одни из них вовсе не были
на дальней государеве службе, а другие были на ней, но не дожили до сроку и съехали до
отпуску, исключительно по несостоятельности «за бедностью, а не за воровством». Во
внимание к этому правительство, несмотря на неисправную службу («нетство»)
однодворцев, выдало им денежное жалованье, «чтобы им в конец не погибнуть». По мере
построения новых крепостей, они освобождались от главной их обязанности — станичной
сторожевой службы. Так, например, сторожевая служба детей боярских на реке Лебедяни
с Ногайской стороны, «откуда к Лебедяни татарские приходы бывали», стала излишней в
1640 году, когда там «на сокмах татарских стали новые государевы городы: Козлов да от
Козлова поперек татарских сокм к Тамбову сделан был вал земляной, и крепости по той
степи учинены; да на той же степи, на татарских сокмах стал государев новый город
Усерд... Вперед, — объясняли дети боярские и казаки в челобитной, — татарам с той
Ногайской стороны для тех новых городов к Лебедяни безвестно не прийти и
Лебедянского уезда безвестно извоевати не мочно, потому что засели новые городы». С
течением времени по мере того, как южная граница отодвигалась далее на юг и за
Белгородской чертой стала возникать Слободская Украйна с новой оборонительной
линией, поселения детей боярских в Белгородском уезде потеряли свое прежнее военное
значение. Однодворцыземлепашцы не имели средств для дальней полковой службы.
Естественно было, замечает ЛаппоДанилевский, такого служилого человека,
обрабатывавшего свою пашню, малоспособного к строевой службе и уже не вполне
необходимого для охраны границы, превратить в тяглого крестьянина. Co времени
введения подворной подати (1679—1681) однодворцы должны были платить эту подать
наравне с крестьянами47.

ПРИМЕЧАНИЯ
Соловьев С.М. История России. Т. XIII; Платонов С.Ф. Лекции по русской истории. 1.
Рождественский С.В. Служилое землевладение... С. 227—229. Относительно открытого
им списка боярских вотчин 1647 года, автор замечает: югозападные князья: Черкасский,
Одоевский, Трубецкой, Куракин, благодаря службе, стоят выше других по богатству
владений; «князья же северовосточные преимущественно занимают места уже во второй
половине списка.
 К старым боярским родам: Романовым, Морозовым, Шереметьевым приближаются по
своим земельным богатствам представители такой неродовитой фамилии, как
Стрешневы». Котошихин Г. О России... С. 25; Ключевский В.О. Боярская дума. С. 382. 2.
Перворазрядные боярские роды (члены которых назначались в бояре, минуя чин
окольничего): В XV веке: князья Барбашины, Бороздины, князья Булгаковы, князья
Дорогобужские, князья Микулинские, Морозовы, князья Оболенские, князья Патрикеевы,
князья Ряполовские, Сабуровы, князья Симские, князья Телятевские, князья Холмские,
князья Хромые, Челяднины, князья Щенятевы, князья Ярославские. XVI века: князья
Булгаковы, князья Белевские (Вельские), князья Воротынские, князья Глинские, князья
Голицыны, князья Горбатые, князья Горенские, князья Кашины, князья Куракины, князья
КуракиныБулгаковы, князья Курбские, князья Курлятевы, князья Микулинские, князья
Мстиславские, князья Ноготковы, князья Ногтевы, князья Оболенские, князья Одоевские,
князья Пеньковы (Ярославские), князья Пронские, князья Репнины, князья Ростовские,
князья РостовскиеКаптеревы, князья РостовскиеТем кины, князья РостовкиеХолодковы,
князья РостовскиеХохолковы, Сукины, князья Трубецкие, князья Холмские, Челяднины,
князья Черкасские, князья Шуйские, князья Щенятевы, Федоровы. XVII века: князья
Воротынские, князья Голицыны, князья Кашины, князья Куракины, Морозовы, князья
Одоевские, князья Ол шевские, князья Пронские, князья Репнины, князья РостовскиеБех
теяровы, князья РостовскиеБуйносовы, князья РостовскиеТемки ны, князья Сицкие,
князья Сулещовы, князья Трубецкие, князья Урусовы, князья Хованские, князья
Шаховские, князья Шуйские.
Знатные роды второго разряда (члены которых служили как в боярах, так и в окольничих).
XV века: Заболоцкие, ЗахарьиныРомановыЮрьевы, Плещеевы. XVI века: Адашевы,
Басмановы, Борисовы, Бутурлины, князья Бельские, Волынские (ВороныеВолынские),
Воронцовы, Годуновы, Давыдовы, Даниловы, Заболоцкие, ЗахарьиныРомановыЮрь евы,
Колычевы, князья Кубенские, Кутузовы, Морозовы, князья Палицкие, Плещеевы, князья
Ромодановские, князья Ряполовские, Сабуровы, Салтыковы, князья Серебряные, князья
Симские, кня зья Сицкие, Собакины, князья Татевы, князья Телепневы, князья
Телятевские, Траханиоты, князья Троекуровы, Тучковы, князья Ушатые, князья
Хворостинины, князья Хилковы, Шейны, Шереметевы, князья Шестуновы, Яковлевы
(Яковля). XVII века: князья Барятинские, Басмановы, Бутурлины, князья Вельские, князья
Волконские, Годуновы, Головины, Далматовы, князья Долгорукие,
ЗахарьевыРомановыЮрьевы, Зюзины, Колычевы, князья Лыковы, князья Львовы,
Матвеевы, князья Мезецкие, Милославские, князья Мосальские, Нагово (Нагие),
Нарышкины, Нащокины, Плещеевы, князья Пожарские, князья Прозоровские, Пушкины,
князья Ромодановские, князья РостовскиеЛобановы, Сабуровы, Салтыковы, Стрешневы,
князья Татевы, князья Троекуровы, князья Туренины, князья Хворостинины, князья
Хилковы, Хитрово, князья Черкасские, Шейны, Шереметевы (Сергеевич В.И. Русские
юридические древности. Т. I. С. 367—370, 389—397. Т. II. С. 440). 3. Маркевич А.И.
История местничества. С. 438, 458, 429, 432— 434; Валуев Д. Введение. С. 50, 51, 136—
137, 142, 160. 4. Маркевич А.И. История местничества. С. 487, 509, 511, 501, 502, 506,
523525; Валуев Д. Введение. С. 122, 128, 112. 5. Соборное деяние об отмене местничества
12 января 1682 года: СГГД. Т. IV, № 130; Соловьев С.М. История России. Кн. III. Т. XIII.
С. 875—879; Маркевич А.И. История местничества. С. 572— 579. О составлении
родословной книги см.: Дворцовые разряды. Т. I. Введение; Барсуков А. Обзор
источников и литературы русского родословия (ЗАН. T.LIV). С. 10—11; Лихачев Н.П.
Государев родословец и род Адашевых. С. 11, примеч. (ЛЗАК. Вып.IX). 6. Соловьев С.М.
История России. Кн. III. Т. XIII. С. 822—823; Ключевский В.О. Боярская дума. С. 388, 509,
892. 7. Валуев Д. Введение. С. 157. Известны и другие случаи местничества за это время.
CM.: Соловьев С.М. История России. Кн. III. Т. 14. С. 1041. 8. Сергеевич В.И. Русские
юридические древности. Т. I. С. 378; дворцовые разряды. — Т. III. С. 1624; Лихачев Н.П.
Думные дворяне в Боярской думе XVI в. — Сборник Археологического института. Т. VI;
Калугин Н. Окольничий. — АИЮС. Кн. II, пол. I. 1855. 9. Сергеевич В.И. Русские
юридические древности. С. .435—436, 466. Придворные обязанности комнатных
стольников, стряпчих и жильцов характеризуются, между прочим, особой формой
присяги, установленной для каждого из этих чинов. Стольники клялись «государю
служити и прямити и его государева здоровья во всем оберегати и ничем его государя в
естве и в питье не испортити, и зелья и коренья лихова ни в чем не дати и мимо себя
никому дати не велети, и дурна и лиха никакого над государем своим не учинити».
Стряпчие обязыва лись «лиха никакого государю не мыслити, и в платье, и в полотенце и
во всякой стряпне коренья лихова не положити». Жильцы клялись «будучи у государя
своего в житье, ничем его государя не ис портити, и зелья и коренья лихова в его
государевых хоромах и палатах и инде нигде не положити» (1646 год. ПСЗ. Т. I, № 114).
Из разборной книги 1681 года видно, что стряпчие служили также на мелких воеводствах:
см. выписки из этой книги у Устрялова (История царствования Петра Великого. Т. I,
прим. 74). От стряпчих придворных надо отличать, как видно из Уложения (ст. I, гл. XVI),
стряпчихрабочих царских хозяйственных дворов. Случаи пожалования жильцов в
стряпчие (за заслуги и смерть родителей и за собственные заслуги челобитчика) см.: АМГ.
Т. II, №436, 438 (1650) и др. Рынды появились впервые при дворе Василия Иоанновича.
При великом князе Димитрии Иоанновиче был один рында, возивший великокняжеское
знамя (Карамзин Н.М.
 История государства Российского. Т. V, прим. 76; Т. VII, прим. 955; Т. X, прим. 58). О
царском полке см.: Беляев И.Д. О русском войске в царствование Михаила Феодоровича.
1846. С. 7, 8; ААЭ. Т. IV, № 70, 103. 10. 0 неверстании новиков по выбору и по дворовому
списку см. наказ 1652 г. — ПСЗ. Т. I, №86; и наказы 1641 и 1647 гг. — РИБ. Т. X. С. 241,
390 (Записи, кн. Моск. стола). Приносим благодарность П.Г. Васенко, обратившему наше
внимание на эти два последних наказа. Примеры, производства в чин см.: АМГ. Т. I, №
578 (1633), № 698 (1634). Т. II, № 77 (1637), № 435, 613 и др. Угличанин Федор Перский,
служивший 30 лет, а по дворовому списку 12 лет, просил государя пожаловать его, за
службу и по родству «написать именьишко его в углицком списке по выбору, чтоб ему на
государеве службе перед своей братью позорну не быть» (1654) (АМГ. Т. II, № 624).
Беляев неправильно полагает (О русском войске... С. 13, 15), что на три разряда
выборных, дворовых и городовых делились как дворяне, так и дети боярские. «Дворовых
дворян» быть не могло. Были только, как видно из десятен, дворовые дети боярские,
которые иногда назывались дворянами (ср. Ключевский В.О. в Отчете о присуждении
наград гр. Уварова. С. 288). Указанная в тексте градация средних и низших чинов
явствует из многих указов: «стольники, стряпчие, дворяне московские, жильцы, дворяне,
дети боярские». Выборные дворяне из городов обыкновенно не упоминаются особо в
перечислении чинов; указы так же, как Котошихин, говорят о жильцах, городовых
дворянах и детях боярских. Московские дворяне получали по 100 четей в Московском
уезде; «дворяне же из городов, которые служат по выбору» (и написанные в московский
список) — по 75 четей, а жильцы — по 50 (Уложение. Гл. XVI. Ст. I). Некоторые из
выборных уездных дворян, написанных по московскому списку, как можно заключить из
этой статьи Уложения, получали поместья под Москвой, хотя и несколько меньше, чем
природные московские дворяне. Для большинства же уездных дворян чин московского
дворянина был только почетным отличием; они, дос тигнув этого чина, не получали
подмосковных поместий и служили попрежнему со своим городом: «По московскому
списку написаны, а на службе велено быть в полках с теми городами, из которых
написаны»; «по московскому списку написаны из городов, а на государе ве службе со
своими городами» (1676).
— Сергеевич В.И. Русские юридические древности. Т. I. С. 454. 11. Сергеевич В.И.
Русские юридические древности. Т. I. Гл. III, §§ 3, 6, 8—11. Предметы ведомств
постельничего, ясельничего и шатерничего видны из формул присяги. Постельничий
клялся «в го сударском платье, и в постелях, и в изголовьях, и в подушках, и в одеялах и в
иных во всяких государских чинех никакого дурна не учинити, и зелья и коренья лихова
ни в чем не положити». Как близкий к государю человек, он вместе с ним давал клятву
«госу дарские думы до его государева указа не проносить никому». Ясельничий
обязывался «государских седел, ковров, попон, возков, саней и проч. и всякого конского
наряду беречи накрепко, конюшенной казной не корыстоваться, и над конюхами и над
стремянными, и над месячными, и над стадными, и над мастеровыми всякими людьми
смотрети и беречи от всякого дурна». Наконец, шатерничий давал клятву служить верно,
и «под их государские места, и в зголовья и в подавочники и в шатрех зелья и коренья
лихова ни в чем положити не велети, того мне всего оберегати накрепко; государеву
шатерную казну оберегати накрепко и шатерников и барашей и всяких чинов людей
судити вправду» (ПСЗ. Т. I, № 114). 12. Котошихин Г. О России... Гл. II. С. 28; Лихачев
Н.П. Разрядные дьяки XVI века. С. 153 и др.; Ключевский В.О. Боярская дума. С. 391. —
Указом 1641 года было воспрещено принимать в подьячие «поповых и дьяконовых детей
и гостинные и суконные сотни торговых и черных сотен посадских всяких и пашенных
людей и их детей» (АИ. Т. III, №92, XXXI). 13. Сергеевич В.И. Русские юридические
древности. Т. I. Гл. 4; Дворцовые разряды. — Т. I. С. 435, 436; Уложение. Ст. I. Гл. XVI;
Оглоблин Н. Происхождение провинциальных подьячих XVII века. — ЖМНП. 1894, № 9,
10. Здесь приведены данные о своеобразном институте площадных подьячих (§ III), о
«подьячих с приписью» и «подьячих со справою» (§11, с. 139), и проч.; термин думный
дьяк упоминается впервые в 1562 г. (Лихачев Н.П. Думное дворянство. С. 9). 14.
Уложение. Гл.
XVI. Ст. I. II; ПСЗ. Т. I, №86; СГГД. Т. III, № 59 (1621); ДАИ. Т. I, № 52, VIII (дело
Палицына); Градовский А.Д. История местного управления. С. 59, 61—62; Блюменфельд
Г.Ф. О формах землевладения... С. 230; Сторожев В. Указная книга Поместного приказа.
С. 167, 171; АМГ. Т. I, №№ 599, 659 (1634). 15. Градовский А.Д. История местного
управления. С. 51; Рождественский С.В. Служилое землевладение... С. 261, 265, 292;
Уложение 1649 г. Ст. 8, 19. Гл. XII. Ст. 25, 51. Гл. XVI; АМГ. Т. I. № 556, № 598. С. 528,
556. Т. II, № 53 (1636); Сторожев В. Указная книга Поместного приказа. С. 203 («А и
только к тому сроку, который в грамоте написан; не поспеет, и тех детей боярских
напишут воеводы в не тех и за то отымают поместья»); AM. Т. II, № 335 (1610—1613);
Блюменфельд Г.Ф. О формах землевладения... С. 240—241, прим. 7; Загоскин Н.П.
Очерки организации служилого сословия. С. 86, 87. 16. Уложение. Ст. 61. Гл. XVI;
Сторожев В. Десятни... С. 79, 85, 348—350. — ОДБАМЮ. Кн. VIII.; Сторожев В. Указная
книга Поместного приказа. С. 151 (цитаты из Ряжской десятни 1597 г., Кашинской 1622 и
др.); Рождественский С.В. Служилое землевладение... С. 256—257, ср. с. 263. — При
Иоанне Грозном был издан указ, по которому поместья уменьшались также у детей
боярских, переведенных на службу в городовые приказчики, приказано было им «учинить
поместья по пять четей, а лишки отписывать на государя» (1535— 1555). — ДАИ. Т. I.
№52, XXVII; Градовский А.Д. История местного управления. С. 57. 17. Градовский А.Д.
История местного управления. С. 56, 57; Неволин К. История российского гражданского
законодательства. Т. III, §512. С. 371 и др.; Уложение 1649 г. Ст. 3032. Гл. XVII. В эти
статьи вошел указ 1634 года (о прожиточных поместьях): Сторожев В. Указная книга
Поместного приказа. С. 209, 210. Сначала действовало правило: «больше пятнадцати лет
за девками поместий не держати» (ДАИ. Т. I, № 52, XXXV). Блюменфельд Г.Ф. О формах
землевладения... С. 243. О даточных людях: Уложение. Ст. 61. Гл. XVII. 18.
Рождественский С.В. Служилое землевладение... С. 371—372, 369, 373; ПСЗ. Т. I, № 86
(1652, окт. 20). 19. Оклады новикам по наказу 1652 года: неслужилым — 1й статьи — 300
четей и 10 р.; 2й статьи — 250 чет. и 8 р.; 3й статьи — 200 чет. и 7 р.; 4й статьи — 150 чет.
и 5 р.; служилым: 1й статьи — 350 четей и 12 р.; 2й статьи — 300 чет. и 10 р.; 3й статьи —
250 чет. и 9 р.; 4й статьи — 200 чет. и 7 р. Эти оклады несколько изменялись для
некоторых городов (ПСЗ. Т. I, № 86). То же по наказу 1675 г. (ПСЗ. П. I, №615;
Рождественский С.В. Служилое землевладение... С. 245, 246, 264). Служба
ГоленищеваКутузова: АМГ. Т. I, № 60. Прибавки к окладам: ПСЗ. Т. I, № 8, 264 и др.
Относящиеся сюда номера ПСЗ указаны Неволиным (История российского гражданского
законодательства. Т. II, §301, прим. 461). 20. Завещание 1532 года (из неизд. актов):
Рождественский С.В. Служилое землевладение... С. 368. Ср. завещание Ильи Борщова
1610 года: Лихачев Н.П. Сборник актов. С. 71. О припуске см.: Рождественский С.В. С.
297. Наказ верстания 1652 г.: ПСЗ. Т. I, №86. Наказ верстания 1628 г. требовал, чтобы два
сына припускались на поместье от 600 до 350 четвертей.— ЧМОИД. Кн. 4. 1895. С. 3—4.
21. Указы 1618, 1638 и др. Сторожев В. Указная книга Поместного приказа. С. 177—178;
Уложение. Ст. 37. Гл. XVI; ПСЗ. Т. I. № 14 (1649, июля 6); Градовский А.Д. История
местного управления. С. 73; Неволин К. История российского гражданского
законодательства. Т. III, § 512. С. 373 и § 298 п. 2; Загоскин H.JI. Очерки организации и
происхождения служилого сословия в допетровской России. С. 92. 22. Узаконения о мене
и сдаче поместий изложены подробно К. Неволиным (История российского гражданского
законодательства. Кн. II, §298, п. I, 2, 3, § 293); Градовский А.Д. История местного
управления. С. 73, 74; закон 1620 года: Строжев В. Указная книга Поместного приказа. С.
47, 48; замечания В. Сторожева об этом предмете (там же. С. 206, 207. —
Историкоюридические материалы, изд. Московским архивом Министерства юстиции.
Вып. I, 1889). О перехожих четвертях см. заметку А. Кизеветтера: Юридический вестник.
1888 г. Т. XXVIII. 23. Наказ 1621 г.: СГГД. Т. III, №59; указ 1625 г.: АМГ. Т. I, № 185.
наказ 1675 г.: ПСЗ. №615; указы 12 июля 1665 г. и 15 февраля 1671 г.: ПСЗ. № 160 и 489;
Неволин К. История российского гражданского законодательства. Т. II, § 288. 24.
Уложение. Ст. 8, 18, 9. Гл. XII и ст. 47. Гл. XVI; СГГД. Т. III, 59; Уложение. Ст. 43, 49, 50.
Гл. XVI. Подробности об указах, касающихся белозерских и украинских землевладельцев
см.: Неволин К. История российского гражданского законодательства. Кн. II, § 268, п. I, 2,
3. К числу белозерских помещиков принадлежали служилые люди Смоленска и других
городов Смоленской области (Можайска, Вязьмы, Дорогобужа и др.), которые были
поселены на Белоозере после разорения Смоленска поляками в Смуту. 25. Уложение. Ст.
1—4. Гл. XVII; ЛаппоДанилевский А.С. Выслуженные вотчины в Московском
государстве XVI—XVII вв. — Историческое обозрение. Т. III. С. 118, 119, 121; Сторожев
В. Указная книга Поместного приказа. С. 182—183. 26. Уложение. Ст. 5—8. Гл. XVII;
Сторожев В. Указная книга Поместного приказа; ПСЗ № 764, 765, 1679 г.; Неволин К.
История российского гражданского законодательства. Т. II, § 276, п. 2 и 3. Ср. Кавелин К.
Взгляд на историческое развитие русского права законного наследования. С. 33—34.
Мотивы постановления о наследовании жен в купленных вотчинах Кавелин усматривает в
том, что эти вотчины были приобретены самим мужем и, таким образом, род не имел на
них права, и что при том же они могли быть куплены на женины деньги. 27. Неволин К.
История российского гражданского законодательства. Т. III, §§ 418, п. 5, 419, п. 5, 420;
Сторожев В. Указная книга Поместного приказа. С. 133, 164, 165. Уложение (ст. 27, гл.
XVII), уза коняя выкуп вотчины по цене, обозначенной в купчей, только подтвердило
закон, изданный несколько ранее, в 1646 году. Законодательство после Уложения см.:
Неволин К. Т. III, §§ 421, 422, 423, 425.? 28. Сторожев В., Указная книга поместного
приказа. С. 159, 182; Уложение 1649 г. Ст. 42, 43, 44. Гл. XVII. Ст. 19. Гл. XIX. 29.
Неволин К. История российского гражданского законодательства. Т. II, § 282, п. 3; ПСЗ. Т.
I, № 404, 512 и др.; ЛаппоДани левский А.С. Выслуженные вотчины. — Историческое
обозрение. Т. С. HO, 111; Блюменфельд Г.Ф. О формах землевладения... С. 239. 30.
Сторожев В. Указная книга Поместного приказа. С. 140, п. 16. С. 190—191; Уложение. Ст.
9, 45. Гл. XVII; Неволин К. История российского гражданского законодательства. Т. II, §
283, п. 2, § 303. 31. Неволин К. История российского гражданского законодательства. Т. II,
§ 298, п. 2. — В 1672—1675 годах был издан ряд узаконений, строго ограничивавших
обращение поместий (мену и сдачу) между некоторыми разрядами служилых людей, но
эти узаконения по большей части были вскоре отменены. Так, в 1675 г. ново крещенным
совершенно запрещено было менять и сдавать свои поместья, но это запрещение было в
силе не более трех лет. В 1675 году мена и сдача поместий запрещена была также
белозерцам, среди которых было много помещиков из Смоленского края; через два года
это запрещение было отменено. В 1672 году строго было запрещено московским чинам
меняться своими землями с украинцами, но в 1676 г. мена земель была вновь им
разрешена. Кроме того, в 1682 г. смоленской, бельской и рославльской шляхте,
испомещен ной в Дорогобужском и Вельском уездах, было объявлено, чтобы они ни с кем
своих поместий не меняли, никому не продавали и не закладывали их (Неволин К.
История российского гражданского законодательства. Т. II, § 268, п. 2, § 283, п. 3, 5, И и
др. С. 143, 192, 205 и др.). 32. Кавелин К. Взгляд на историческое развитие русского права
законного наследования. Ст. 1860. С. 38—39; Щепкина Е. Старинные помещики на
службе и дома. С. 3, 25; Блюменфельд Г.Ф. О формах землевладения... С. 244. 33. Запись о
верстании новгородцев и псковичей 1601 г.: АМГ. Т. I, № 40. — Наказ муромским
окладчикам 1605 г.: «неслужилых отцов детей и холопей боярских не верстати»; по наказу
государя здесь верстали «дворян и детей боярских... от отцов детей, от братьев братью, от
дядь племянников» (Сторожев В. Десятни... С. 90). Наказом епифанским окладчикам 1606
г. запрещалось верстать «всяких неслужилых отцов детей и посадских людей и пашенных
крестьян и холопей боярских» называть детьми служилых отцов (АМГ. Т. I, №44). В 1616
году велено было «верстать денежным и поместным жалованьем недорослей детей
боярских» и запрещено было верстать «неслужилых отцов детей» (Разрядные книги. Т. I.
С. 148). Общий наказ 1621 г.: СГГД. Т. III, № 59; наказ 1628 г.: ЧМОИД. 1895. Кн. 4. С. 3
—4; наказы 1641 и 1647 гг.: РИБ. Т. X. С. 241, 390, («неслужилых отцов детей не
верстати»); наказ 1652 г.: ПСЗ. Т. I, № 85; АМГ. Т. II, № 497; тождественный наказ 1660 г.:
там же, № 273; наказы 1675 и 1678 г.: ПСЗ. Т. I, № 615, 744. — Отсюда видна ошибка
проф. ВладимирскогоБуданова, который, вслед за Яблочковым, утверждает, что
«поступление на службу не принадлежало какомулибо классу по происхождению; до
половины XVII века верстали в дети боярские и холопов, и крестьян, и посадских людей»
(Обзор истории русского права. С. 120; Яблочков М. История дворянского сословия в
России. С. 260). Частные случайные отступления, вроде распоряжения царя Бориса, не
изменяют значения установленного наказами общего правила (распоряжение царя Бориса;
Сторожев В. Десятни... С. 89). То же следует сказать и об исключительных случаях
верстания крестьян в дети боярские по злоупотреблениям воевод: «Воевода с тех
крестьян... взял 20 р. денег да котел винный и назвал нововерстанными, поверстал в
Обоянском в дети боярские», или: «воевода Данило Милославский поверстал того его
крестьянина в дети боярские, взяв с него поминки» (Миклашевский И.Н. К истории
хозяйственного быта Московского государства. Ч. I. С. 16, 17, примеч.). 34. ПСЗ. Т. I, №
82 (сентябрь 1652). Вследствие донесения стрелецких и казацких голов было объявлено:
«А ныне по нашему указу беглых стрельцов и казаков в дети боярские, станичники и
пушкари верстать не велено»; этим указом не воспрещалось, однако, еще, верстать в
дворянскую службу стрелецких и казацких детей, незаписанных в стрельцы или казаки
(наказ 1675 г. — ПСЗ. № 615). 35. Уложение 1649 г. Гл. XVII. Ст. 37. Об архиерейских
детях боярских, владевших вотчинами и поместьями, которые они получали от архиереев:
Каптерев Н. Светские архиерейские чиновники в древней Руси и выше, примеч. 16 ко II
части. 36. Уложение. Ст. 47. Гл. XVII. Ст. 15, 16. Гл. XIX; указ 15 июня 1666 г.: ПСЗ. Т. I,
№ 390 (№ 767). — В 1636 г. было разрешено продавать казенные порозжие земли как
служилым, так и неслужилым людям (Уложение. Ст. 45. Гл. XVII). По объяснению Гра
довского, «это дозволение относилось главным образом к гостям, которые пользовались
некоторыми служебными правами» (История местного управления. С. 68). О служебных,
обязанностях гостей см.: ЛаппоДанилевский А.С. Организация прямого обложения... С.
47, 48. 37. Вопрос об отличительных празнаках класса служилых людей и о том, составлял
ли он сословие, решается различно исследователями. «Под именем сословий, — говорит
Градовский, — разумеются отдельные группы подданных, между которыми сам закон
установил наследственные преимущественные различия в правах и обязанностях.
Следовательно, сословия, по самой своей природе, являются учреждением
государственным. Этим они отличаются: I) от каст, 2) от классов». С этой точки зрения
Градовский полагает, что сословия образовались в России еще в московский период:
«История образования наших сословий тесно связана с историей закрепощения народа,
которое началось в московском периоде... Московские государи организовали систему
разных тягл, повинностей, наложенных в пользу государства на различные классы
общества... Служилое сословие несло свое служебное тягло с особого рода имущества — с
поместных и вотчинных земель, поэтому оно скоро получило исключительную
привилегию владеть такими землями... По общему принципу сословных тягл, одно тягло
не могло быть смешиваемо с другим. Поэтому дворянство, несшее служилое тягло, не
могло уже нести никакого другого, т.е. оно было избавлено от прочих податей и
повинностей» (Начала русского государственного права. Т. I. С. 210, 212, 217, 218 и др.).
Проф. ВладимирскийБуданов, напротив, полагая, что основным признаком сословного
деления общества являются права и преимущества, присвоеные сословиям независимо от
лежащих на них обязанностей, утверждает, что «московское государство есть государство
бессословное. Население его разделялось на классы... различие коих истекало не из прав, а
обязанностей по отношению к государству: а именно: одни служат государству лично,
другие — уплатой денег в пользу его... Служилыми людьми назывался класс населения,
обязанный службою (придворной, военной, гражданской) и пользовавшийся за нее
частными земельными имуществами на условном праве» (Обзор истории русского права.
С. 115, 119). В этом определении состояния служилых людей названный автор опускает
существенный признак — податную привилегию служилых людей. Затем он неправильно
утверждает, что «сыновья лиц служилых не получали никаких особых прав с момента
рождения: при совершеннолетии (15 лет) они подвергались верстанию наравне с прочими
и только тогда уже принадлежали к служилому классу». В составе служилых людей надо
различать служилых людей по отечеству — детей боярских и приборных служилых людей
— разночинцев. Дети боярские наследственно пользовались преимуществами вотчинного
землевладения и свободы от податей. Как видно из актов, они, даже если не были
поверстаны в специальную дворянскую службу, не зачислялись в класс податных лиц.
Правительство лишь в виде наказания грозило неверстанным детям боярским превратить
их в «пашенных мужиков», если они не станут писаться в солдатский строй. Служба в
солдатах была временной, и по окончании ее дети боярские оставались «детьми
боярскими». Как видно из Уложения, неверстанные дети боярские имели право покупать
вотчины (только не из казенных земель) — см. примечание 34. Проф. Сергеевич в
последнее время затруднился указать отличительные черты дворянства московского
времени: «Это масса до крайней степени разношерстная... Разграничительной черты
нельзя найти ни в обязанностях, ни в правах дворянства». Проф. Сергеевич полагает, что
«между дворянами и другими классами населения можно указать только формальное
различие» в том, что дворяне записывались в дворянские списки, посадские же люди и
крестьяне в писцовые и переписные книги» (Русские юридические древности. Т. I. С. 441,
442). В другом своем сочинении, изданном несколько ранее, Сергеевич, более
основательно, на наш взгляд, говорит, что «основанием различия сословий (московского
времени) было различие службы». В московский период «слагаются сословия, т. е.
определенные разряды лиц, в известной степени замкнутые и пользующиеся особенными
правами» (Лекции и исследования по истории русского права. С. 630). 38. Милюков П.Н.
Очерки по истории русской культуры. Ч. I. С. 168; царский Судебник. Ст. 81; указ I
сентября 1558 г.: Хрестоматия ВладимирскогоБуданова. Вып. III. С. 21; РИБ. Т. XIII. С.
482483; наказ 1671 г.: СГГД. Т. III, № 59. С. 244; Максимович. Указатель. С. 148—151;
Уложение. Ст. 1—3. Гл. XX; Градовский А.Д. История местного управления. С. 69—70;
III. Дворянство в России. — BE. 1887, апр. С. 568—569. 39. ААЭ. Т. III, № 5, 14; Беляев
И.Д. Крестьяне на Руси. С. 126 и след.; Сторожев В. Тверское дворянство XVII в. Вып. I.
С. 35, 45—46, 65; Вып. III. С. 38; он же: Рязанские дворяне в XVII в.; он же: Два
челобитья. — Библиографические записки. 1892, № I. 40. АМГ. Т. I, № 98 (1638); АИ. Т.
IV, № 70. С. 189; Кото шихин Г. О России... С. 147—148. 41. ПСЗ. Т. II, № 744 (1678). Ст.
6, 7, 8, 10, 12, 21; АИ. Т. IV, №70; ААЭ. Т. III, № 287 (1639); Беляев И.Д. О русском войске
в царствование Михаила Федоровича и после его до преобразований Петра Великого. С.
62. — Предположение Беляева о том, что солдатские полки разделялись на постоянные и
набиравшиеся на время войны и затем распускавшиеся по домам, подтверждается
свидетельством Котошихина (см. ниже) и многими актами. Так, в 1639 году государь
указал: «писати в солдаты детей боярских и старых солдат, верстанных изо всяких
вольных людей». В Туле в том же году «объявились разных городов дети боярские
малопоместные и пустопоместные, которые были преж сего в солдатах для смоленской
службы» (АМГ. Т. I, № 98, 99. С. 54). Дети боярские рейтарского и драгунского строя
попрежнему получали дворянские чины. Так, «рейтарского строя жилец из выбору
Гришка Михайлов сын Неелов», служивший «в житье лет с десять, был произведен в 1650
году в чин стряпчаго» (АМГ. Т. II, № 438). 42. Brix. Gechichte der alten russischen
HeeresEinrichtungen. С. 278—284; Милюков Н.П. Государственное хозяйство в первой
четверти XVIII века. С. 52; ПЗС. № 744. Ст. 8; Устрялов Н. История царствования Петра
Великого. Т. I. С. 184—185, 187—188; АМГ. Т. II, № 1130; (дети боярские также бегали от
набора в драгуны в 1659 г.) СГГД. Т. IV.? 43. Миклашевский И.Н. К истории
хозяйственного быта Московского государства. Гл. I. С. 188—192; Ключевский В.О. в
Отчете о XXXIiI присуждении наград гр. Уварова. 1892 г. С. 289—291; Рождественский
С.В. Служилое землевладение... С. 364—365. Мнения об общинном землевладении
приборных людей держатся Неволин, Беляев, ВладимирскийБуданов, Чечулин (Города
Московского государства... С. 319—322). Уложение. Ст. 15, 16. Гл. XIX. «О посадских
людях: «А кто (из приборных людей) в тягле быть не похочет и тем людям лавки свои
продати государевым тяглым людям». Предшествовавшие Уложению частные
распоряжения см.: ЛаппоДанилев ский А.С. Организация прямого обложения... С. 51. 44.
Котошихин Г.О. России... Гл. IX, п. 4, 5; ААЭ. Т. IV, № 26; Миклашевский И.Н. К истории
хозяйственного быта Московского государства. 4.1. С. 74, 150, 151, 180. Грамота 1648
года. — ПСЗ. Т. I, № 288, 291 (1650). 45. Милюков Н.П. Очерки по истории русской
культуры. Ч. I. С. 55—56; Беляев И.Д. О сторожевой и станичной службе. Приложения. С.
74—76; Brix. Gechichte der alten russischen Heeres Einrichtungen. С. 179—181; Разрядные
книги. Т. I; Миклашевский И.Н. К истории хозяйственного быта Московского
государства. С. 7172, 155156, 213215. 46. Миклашевский И.Н. К истории хозяйственного
быта Московского государства. С. 200—207; АМГ. Т. II, № 116 (1638), № 386 (1649);
ЛаппоДанилевский И.И. Организация прямого обложения... С. 52—53, 97. — В
позднейшее время к однодворцам были причислены не одни дети боярские, но и другие
служилые люди, наделенные некогда землей. Однодворцы «исстари составляли особый
род людей, под названием стрельцов, пушкарей, казаков, детей боярских, станичников,
которым, как видно из строильных книг 155—156 гг., даваны были земляные участки на
каждого человека особо, и они, поселясь особливыми дворами, со временем прияли и
наименование однодворцев» (Успенский Г. Опыт повествования древностей русских. Т.
II. С. 196—197). Миллер в «Известии о дворянах российских» лучше определил
однодворцев: «они землями владеют бесспорно, но без крестьян, отчего и однодворцами
называются». Статья Я. Соловьева (Об однодворцах) имеет цену лишь для позднейшей
истории однодворцев: этот автор, например, относит появление термина однодворцев к
1714 году (Отечественные записки. 1850, № 3. С. 90 и др.). Мнение Я. Соловьева о
происхождении однодворцев повторяет Германов (ЗГО. Т. XII. 1857. С. 208). Краткие
замечания об однодворцах можно найти у Чичерина (Опыты по истории русского права.
С. 48—52); Победоносцева К.П. (Курс гражданского права. Т. II, изд. 2. С. 499); Е.
Щепкиной (Тульский уезд в XVII в. С. XXX); С.В. Рождественского (Служилое
землевладение... С. 363).?

ГЛАВА I Сословные начала

I Основным началом русского общественного строя московского времени было полное
подчинение личности интересам государства. Внешние обстоятельства жизни Московской
Руси, ее упорная борьба за существование с восточными и западными соседями требовали
крайнего напряжения народных сил.
 В обществе развито было сознание о первейшей обязанности каждого подданного
служить государству по мере сил и жертвовать собой для защиты русской земли и
православной христианской веры. Служилый человек обязан был нести ратную службу в
течение всей своей жизни и «биться до смерти с на гайскими или немецкими людьми, не
щадя живота». Посадские люди и волостные крестьяне должны жертвовать своим
достоянием для помощи ратным людям. Все классы населения прикреплены к службе или
тяглу, чтобы «каждый в своем крепостном уставе и в царском повелении стоял твердо и
непоколебимо». Великая Северная война и тесно связанные с ней преобразования Петра
Великого, закончившие период борьбы Московского государства за свое существование и
обеспечившие на будущее время его политическую самостоятельность и внутреннее
развитие, потребовали от народа чрезмерных усилий и жертв. «Петр Великий, — говорит
Градовский, — нуждался в закрепощенных сословиях даже больше, чем московское прави
тельство и поэтому оставил сословную организацию почти в том же виде, в каком
получил ее от своих предшественников». Он сохранил прежнее разделение классов по
различию лежавших на них повинностей, увеличил служебные и податные требования и
усилил зависимость лиц от государственной власти, пресекая уклонение от службы или
тягла. Новая подушная система обложения вернее настигала каждого плательщика.
Строгие меры против дворян, укрывающихся от службы, и преобразование войска
обеспечивали более исправное исполнение дворянством военной повинности. Под
влиянием западноевропейских порядков Петр Великий положил рядом мероприятий
начало развитию дворянского сословного самосознания; он дал служилому классу общее
наименование шляхетства, присвоил дворянскому званию значение почетного
благородного достоинства, даровал дворянству гербы, заимствовал с запада
аристократические титулы графа, барона, светлейшего князя.
С другой стороны, ослабив существовавшую ранее тесную связь между службой и
владением поместьями и вотчинами, преобразователь увеличил землевладельческие права
дворянства и тем содействовал последующему развитию его сословной
самостоятельности и местного значения. Однако это последующее развитие дворянского
сословия шло в значительной мере вопреки основным положениям петровского
законодательства. Петр Великий сохранил и усилил прежнюю основу организации
дворянства, его служебную повинность; вместе с тем, он ослабил наследственную
замкнутость служилого сословия, узаконенную в предшествовавшем столетии, а именно:
установил выслугу дворянства, открыв свободный доступ в шляхетское сословие
разночинцам, возвысил чиновную честь над честью сословной и, приблизив к себе
деятелей низкого происхождения, принизил родовитое дворянство. Наконец, вопреки
примеру Запада и вопреки началам Уложения царя Алексея Михайловича, Петр Великий
допустил смешение занятий между классами служилым и торговопромышленным и
переход лиц из одного класса в другой1.? Матвеевым, ОрдынНащокиным. В царствование
Петра Великого новые люди занимают первенствующее положение, и они выходят не
только из среды невидного или захудалого дворянства, как раньше, но и из низших
общественных классов. Князь Куракин в своей «Истории о царе Петре Алексеевиче»
относит «начало падения первых фамилий» еще ко времени молодости Петра, когда
руководящее значение принадлежало брату царицы Наталии Кирилловны, Льву
Нарышкину, князю Борису Голицыну и Тихону Стрешневу. «В том правлении, — говорит
Куракин, — имя князей было смертельно возненавидено и уничтожено как от его
царского величества, так и от тех правительствующих персон. Оные господа, как
Нарышкины, Стрешневы, Головкин, были домом самого низкого и убогого шляхетства и
всегда внушали ему от молодых лет противу великих фамилий. К тому же и сам его
величество склонным явился, дабы уничтожением оных отнять у них всю власть (повоар)
и учинить бы себя наибольшим сувереном».

Некоторые фамилии знатного боярства сохраняют при Петре Великом высокое

положение; князья Долгорукие, Куракины занимают виднейшие места сенаторов,
губернаторов, президентов коллегий, полномочных послов; в первую половину
царствования пользуются большим значением князь Ромодановс кий и фельдмаршал Б.П.
Шереметев из старого боярского рода. Ho княжеское и некняжеское боярство в целом
теряет всякое значение; о прежних притязаниях знати на первенствующее положение нет
более и речи. Несравненно выше всех знатных сановников стоял бывший правой рукой
Петра Александр Данилович Меншиков, человек темного происхождения, возведенный в
достоинство светлейшего князя. Виднейшие деятели второй половины петровского
царствования: первый генералпрокурор граф Ягужинс кий, вицеканцлер барон Шафиров,
граф Девиер, первый ге нералполицмейстер — были иноземными выходцами низкого
происхождения. Известный первый прибыльщик, инспектор ратуши, архангельский
вицегубернатор Курбатов был из боярских людей, холопов. Управлявший Московской
губернией Ершов был также первоначально боярским человеком . Наиболее доверенными
лицами при Петре были люди не ;натного или низкого происхождения. Сам он не ценил
знатности происхождения; по замечанию Татищева, Петр «вели колепие единственно
делами своими показывал» и того же требовал от сотрудников; но чтобы возвысить
авторитет своих приближенных, чтобы сравнять их до известной степени со старой
знатью, Петр заимствовал иноземные титулы графов и баронов. Меншиков был
пожалован в 1707 году высшим титулом светлейшего князя; перед тем, в 1705 году, он
был сделан князем Римской империи. Первые иноземные титулы русское дворянство
начало получать от иноземных же монархов. Боярин Федор Александрович Головин был
возведен в графское достоинство Римской империи Леопольдом I в 1701 году. Затем Петр
сам начал возводить в графское достоинство: Б.П. Шереметева в 1706 году, канцлера
Головкина, Никиту Зотова, адмирала Апраксина, Толстого, Ягужинского, Девиера. В 1710
году Шафиров, впоследствии вицеканцлер, был пожалован титулом барона; в то же
достоинство возведен был в 1722 году «именитый человек» Александр Строганов.
 Рядом с этими аристократическими титулами Петр заимствовал с запада также внешние
знаки дворянского достоинства, дипломы на дворянство и гербы. В 1722 году, учредив
должность герольдмейстера, он повелел назначенному на эту должность Колычеву
выдавать дипломы на дворянство и гербы всем дворянам, которые могли доказать
столетнюю службу своего рода, и всем, дослужившимся до оберофицерства. Уза коняя
гербы, Петр отвечал желаниям дворянства. Под влиянием польского шляхетства еще
московское боярство в конце семнадцатого века начало интересоваться гербами; среди же
петровского шляхетства интерес к геральдике быстро возрастал по мере знакомства с
западноевропейской жизнью; многие своевольно изобретали себе гербы, и некоторые
присваивали гербы коронованных государей и знатнейших фамилий. Дворянам и детям
боярским присваивается общее сословное наименование шляхетства, или дворянства.
Название дети боярские очень скоро, к 1711 году, совершенно выходит из употребления в
переписке присутственных мест. Люди высших придворных чинов — стольники,
стряпчие, жильцы — называются в указах царедворцами. Сначала эти царедворцы по
древнему обыкновению поименовываются в общих обращениях к дворянству особо от
низшего чина рядовых дворян; высшие чины противополагаются шляхетству. Ho с 1713
года за этим термином окончательно устанавливается значение обще го сословного
наименования. В собственноручном указе 1712 года Петр обращается ко «всему
шляхетству». Иностранное польсконемецкое слово было выбрано в этом случае не только
вследствие пристрастия Петра к иноземным терминам, но и потому (как замечает
РомановичСлаватинский), что термин дворянин обозначал ранее сравнительно невысокий
чин и тот, кто из дворян был возведен в чин боярина, уже не назывался дворянином.
Каждый член шляхетства не назывался, однако, шляхтичем, но дворянином. В последние
годы царствования Петр в указах пользуется уже нередко термином дворянство, и это
наименование затем ко времени Екатерины II вытесняет наименование шляхетства.
Вместе с новым наименованием появляется и новое понятие дворянского достоинства,
общего всем членам сословия независимо от того или другого их чина и служебного
положения. Дворянское достоинство передается по наследству, является присущим
дворянину с момента рождения. В XVII веке, по свидетельству Котошихина, дворянство,
как сословное достоинство, «не давалось никому». Петр Великий устанавливает
пожалование и выслугу наследственного дворянства . и приравнивался, со своими
потомками, «во всех достоинствах и авантажах лучшему старшему дворянству». В XVII
веке правительство настаивало на том, чтобы в класс детей боярских не входили
крестьяне и холопы. Петр Великий, напротив, в 1711 году повелел Сенату, набирая
молодых дворян для запасу в офицеры, собрать «також тысячу человек людей боярских
грамотных для тогож». Прежде высший боярский чин по общему правилу составлял
преимущество известных знатных фамилий; достижение его было крайне затруднено, не
говоря о лицах низкого происхождения, даже для большей части старинных дворянских
фамилий, и если новый человек проникал на высшие места, то местничество постоянно
напоминало ему, что он был чужим человеком в боярском кругу. «Теперь по табели о
рангах, — говорит проф. РомановичСлаватинский, — лестница в 14 ступенек отделяла
каждого плебея от первых сановников государства, и ничто не возбраняло каждому
даровитому человеку, перешагнув эти ступени, добраться до первых степеней в
государстве; она широко открыла двери, чрез которые посредством чина «подлые» члены
общества могли «облагородиться» и войти в ряды шляхетства». Петр проводит в жизнь
понятие о дворянском достоинстве, но вместе с тем он утверждает понятие не дворянской,
но чиновной служилой чести, и отдает ей преимущество перед дворянской честью и перед
знатностью. «Сказать всему шляхетству, — объявляет Петр в собственноручном именном
указе, данном Сенату 16 января 1712 года, — чтобы каждый дворянин во всяких случаях
какой бы фамилии ни был, почесть и первое место давал каждому оберофицеру, и службу
почитать и писаться токмо офицерам, а шляхетству, которые не в офицерах, только то
писать, куда разве посланы будут; а ежели кто против сего не почтит офицера, положить
штраф, треть его жалованья» .
Петр отдает решительное предпочтение службе перед знатностью: «Сыновьям
российского государства князей, графов, баронов, знатнейшего дворянства, такожде
служителей знатнейшего ранга, хотя мы позволяем для знатной их породы или их отцов
знатных чинов в публичной ассамблее, где двор находится свободный доступ пред
другими нижнего чину и охотно желаем видеть, чтоб они от других во всяких случаях по
достоинству отличались», однако же, — продолжает государь, — мы не даем никому из
них никакого рангу, «пока они нам и отечеству никаких услуг не покажут и за оные
характера не получат». В 1721 году было постановлено определять сыновей знатного
шляхетства в гвардию, а прочих в армейские полки. Начальство затруднилось
разрешением вопроса о том, кого именно считать знатным шляхетством, и в 1724 году
представляло государю: считать ли за знатное шляхетство тех, которые имеют более ста
дворов или же по рангам. Петр Великий положил знаменательную резолюцию на этом
докладе: «знатное дворянство по годности считать». Соответственно различию
повинностей, законодательство XVII века устанавливало строгое разделение занятий
между классами, хотя и допускало несколько отступлений от этого общего правила:
нижние служилые чины могли заниматься торговлей и промыслами, и некоторые из них
даже несли одновременно как служебное, так и податное тягло. Прожектеры петровского
времени, следуя как традициям XVII века, так и примеру Запада, настаивали на
необходимости сословного разделения занятий; Посошков говорил, что дворянину «воину
отнюдь купечествовать не подобает, потому что един раб не может двум господам
служити»; другие писали, что «фамильные люди» не должны заниматься
торговопромышленной деятельностью, чтобы «добывать себе честь исключительно
наукой и службой своей». Императрица Екатерина II впоследствии признала, что занятие
торговлей несовместно с достоинством человека благородного, дворянина. Ho сословная
обособленность не составляла цели петровского законодательства, и поэтому Петр
Великий отказался от разделения занятий между сословиями, с целью привлечения
возможно более сил к торговопромышленной деятельности. В 1711 году, по мысли
государя, Сенат издал указ, коим разрешено было «всякого чина людям торговать всеми
товарами везде невозбранно своими именами с платежем всех обыкновенных пошлин».
Многие сановники при Петре устраивали заводы и фабрики, занимались торговыми и
промышленными предприятиями. Один из недовольных этими порядками писал: «все
торги отняты у купцов, и торгуют высокие персоны». Петр разрешил дворянству не
только заниматься торгово промышленной деятельностью, но и переходить из служилого
15* сословия в «купеческий чин». Указом 1714 года дворянским кадетам, лишенным
недвижимых имений, дозволено было «идти в чин купеческий или в какое знатное
художество, или в духовные, то есть в белые священники», и Петр требовал, чтобы «тем,
кои в сие вышеписанное вступят, не ставить ни в какое бесчестье ни им, ни их фамилиям,
ни словесно, ни письменно»4. 4 В марте 1714 года, составленными самим Петром и
собственноручно редактированными им, известными «Пунктами о движимых и
недвижимых имениях» (О порядке наследования движимых и недвижимых имуществ)
узаконено было, по примеру Запада, единонаследие, чуждое русской жизни. Во введении
к «пунктам» Петр разъяснил, между прочим, сословное значение этого учреждения, как
средства для поддержания знатных дворянских фамилий: вследствие постоянных разделов
имений между наследниками, члены знатной фамилии, размножаясь, в такую бедность
приходят, что сами становятся однодворцами, и «знатная фамилия вместо славы
превращается в поселян, как уже много тех экземпляров (образов) есть в Российском
народе». Благодаря же майорату или единонаследию, «фамилии не будут упадать, но в
своей ясности непоколебимы будут чрез славные и великие домы». Тем не менее
поддержание знатных фамилий не было главной целью издания этого закона. Петр
установил единонаследие не для одного шляхетства, но для всех своих «подданных,
какого чина и достоинства оные ни есть». Он запретил закладывать и продавать и повелел
обращать в род не одни лишь вотчины и поместья, но и дворы и лавки, и всякие
недвижимые имения. Разъясняя значение майората, Петр прежде всего указал на то, что
«ежели недвижимое будет всегда одному сыну, а прочим только движимое, то
государственные доходы будут справнее, ибо с большего всегда господин довольнее
будет, хотя по малу возьмет, и один дом будет, а не пять, и может лучше льготить
подданных (крестьян), а не разорять». Первые русские сторонники майората видели
главное значение его в том, что лишение младших сыновей наследства побуждает их к
более усиленной деятельности: граф Матвеев в своих записках 1705 года заметил, что
благодаря майорату во Франции «шляхетство николи ни духовного, ни мирского
правления не отпадает», и Федор Салтыков в «Пропозициях» указывает пользу майората в
том, что меньшие сыновья «не имея отеческих стяжательств, простираться будут
прилежнее к службе и к наукам». Это соображение могло скорее всего склонить к
введению майората Петром, который вел постоянную борьбу с уклонением дворян от
службы и от ученья и с недостатком предприимчивости у купцов и ремесленников.
Разделение имений между наследниками, говорит Петр в «пунктах» 1714 года, ведет к
тому, что «каждый, имея свой даровой хлеб, хотя и малый, ни в какую пользу государства
без принуждения служить и простираться не будет, но ищет всякий уклоняться и жить в
праздности, которая по Святому Писанию есть матерью всех злых дел». Благодаря же
единонаследию, сыновья, не получившие обеспечения, «не будут праздны, ибо
принуждены будут хлеба своего искать службой, учением, торгами и прочим. И то все,
что оные сделают вновь для своего пропитания, государственная польза есть». Закон о
майорате возбуждал общее неудовольствие и поэтому, вскоре по вступлении на престол
Анны Иоанновны, Сенат в декабре 1730 года представил императрице доклад о его
отмене. В докладе этом указывалось, что «пункты о единонаследии, яко необыкновенные
сему государству, приводят к превеликому затруднению в делах» и не достигают той
цели, с которой они были изданы. «Хотя по тем пунктам определено, дабы те, которые к
деревням ненаследники, искали бы себе хлеба службой, учением, торгами и прочим, но
того самим действом не исполняется, ибо все шляхетские дети как наследники, так и
кадеты, берутся в одну службу сухопутную и морскую в нижние чины, что кадеты за
двойное несчастье себе почитают, ибо и отеческого лишились и в продолжительной
солдатской или матросской службе бывают, и так в отчаяние приходят, что уже все свои
шляхетские поступки теряют». Сенат указывал, что отцы, имея многих детей, «всячески
ищут, каким бы образом их равно удовольствовать», вопреки закону, и оправдывал эти
стремления: «отцам не точию естественно есть, но и закон Божий повелевает детей своих
всех равно награждать». Дворяне различными способами обходили закон о
единонаследии, они продавали часть деревень, чтобы оставить вырученные деньги на
раздел детям, «перепродавали деревни через несколько персон, для укрепления меньшим
де тям», обязывали клятвой сынанаследника уплатить известную сумму братьям и
сестрам, лишенным их части в недвижимом наследстве. Пункты Петра, как указано в
сенатском докладе, возбуждают между родственниками «ненависти и ссоры и
продолжительные тяжбы, с великим с обеих сторон убытком и разорением, и не
безызвестно есть, что не токмо некоторые родные братья и ближние родственники между
собой, но и отцов дети побивают до смерти». Землевладельцы, стремясь наделить равно
всех своих детей, «почитают в деревнях обретающийся хлеб, лошади и всякий скот за
движимое и отдают меньшим братьям с сестрами и тако у наследника без хлеба и без
скота деревни в состоянии быть не могут, а у меньших братьев без деревень хлеб и скот
пропадают и как наследники, так и кадеты от того в разорение приходят» . Этот доклад
Сената был «апробован» Анной Иоанновной 9 декабря 1730 года и, вслед затем, указом 17
марта 1731 года «Пункты о единонаследии» и дополнительные к ним указы 1716 и 1725
гг. были отменены, и восстановлен был в существенных чертах порядок наследования,
определенный Уложением царя Алексея Михайловича.? имуществ; поместья были
подчинены одинаковому с вотчинами порядку наследования. Это постановление Петра
подтверждено было в последующее время. Императрица Анна Иоанновна, отменяя его
«Указ о единонаследии», в то же время повелела «впредь как поместья, так и вотчины
именовать равно одно недвижимое имение, вотчина, и отцам и матерям детей своих
делить по уложению всем равно, тако же и за дочерьми в приданое давать попрежнему».
Землевладение после этой реформы так же, как и ранее, возлагало на шляхетство
обязанность службы. Ревизия 1718— 1724 годов точнее определила землевладельческий
характер дворянства. В служилое сословие зачислены были все более или менее крупные
землевладельцы. Мелкие же землевладельцы, однодворцы — дети боярские, на которых
еще в XVII веке возложена была, наряду со службой, обязанность уплаты податей,
зачислены были в податное сословие, наравне с государственными крестьянами; они
сохранили дворянское право владеть населенными имениями, но были освобождены от
служебной повинности и положены были в подушный оклад. Новые начала военной
службы, однако, ослабили прежнюю тесную связь между землевладением и служебной
повинностью. В качестве землевладельцев, дворяне освобождаются от того подчинения
правительству, какое связывало помещиков — дворян и детей боярских московского
времени. На основе вотчинного землевладения, освобожденного от службы, шляхетство
приобретает с течением времени более сословной самостоятельности. В связи с этим
дворянские общества получают большее местное значение. Некоторые начатки
объединения дворян в местные общества существовали еще в семнадцатом веке. Уездных
дворян и детей боярских, приписанных к тому или другому городу, связывали общие
служебные интересы. При верстаниях на службу и при назначении поместных и денежных
окладов важное значение имели выборные из дворян окладчики, которые должны были
знать все обстоятельства жизни и службы каждого городового дворянина и сына
боярского. Уездное общество имело некоторые права на поместные владения своих
членов; правительство признавало преимущественное право на получение выморочного
поместья за детьми боярскими того же города, к которому был приписан умерший
помещик. Горо довые дворяне и дети боярские выбирали своих представителей на
Земские соборы; они замещали по выбору местные должности губных старост и сыщиков,
выбиравшихся обыкновенно из отставных дворян. Указом 1702 года Петр Великий
предоставил местным дворянским обществам, в лице их выборных представителей, более
важное участие в местном управлении. Губные старосты и сыщики были упразднены, и
предписано было «всякие дела с воеводами ведать городовым дворянам, добрым и
знатным людям, по выбору тех городов помещиков и вотчинников (в больших городах по
4 и по 3, в меньших — по 2 человека), и «дела чинить воеводам обще с дворянами и те
дела крепить тем воеводам и их дворянам всякому своими руками, а одному воеводе без
них, дворян, никаких дел не делать и указу не чинить». Начало участия дворянства в
местном управлении получает большее развитие в 1713 году. Ознакомившись после
взятия Риги и Ревеля с выборными губернскими советами ланд ратов в Эстляндии и
Лифляндии, Петр указом 24 апреля 1713 года предписал: «учинить ландратов в губерниях,
по 12, 10 и 8, смотря по величине губерний». Ландраты должны были «все дела с
губернатором делать и подписывать; губернатор у них не яко властитель, но яко
президент и иметь оному только два голоса, а прочим по одному, и никакого дела без
оных не делать». Значение ландратской должности было существенно изменено указом 28
января 1715 года, вводившим новые губернские штаты. Ландраты — советники
коллегиального губернского присутствия — сделались по этому закону единоличными
начальниками «долей», на которые разделены были губернии, и заменили комендантов в
тех городах, в которых не было гарнизонов. Совещательное значение ландратов было,
однако, сохранено: «из ландратов по два человека должны были состоять при
губернаторах, сменяясь через один или два месяца»; по окончании года устраивался
общий съезд ландратов «для счета и исправления дел». Выборы ландратов утверждались
сенатскими указами, причем Сенат нередко нарушал выборное начало учреждения
ландратов, назначая собственной властью лиц на эту должность. Учреждение ландратов
было отменено с введением новой губернской администрации 1719 года: губернаторов,
провинциальных воевод, дистриктных земских комиссаров и других. Местное дворянство
сохранило известную долю участия в гу бернском управлении; оно по инструкции 1724
года выбирало земских комиссаров, начальника дистрикта и наблюдало за их
деятельностью. Главной обязанностью земского комиссара был сбор нового налога,
подушной подати; так как взимание подати производилось дворянами, то было
последовательно, замечает проф. Милюков, — и должность земского комиссара сделать
выборной от местного дворянства. Земские комиссары выбирались на один год и были
ответственны перед избирателями. В инструкции земскому комиссару было сказано: «по
окончании каждого года, а именно в декабре месяце, велено всем самим помещикам (а в
поморских городах и в других тем подобных местах, где дворян нет, тамошним
обывателям), кому они меж себя верят, съезжаться в одно место, где полковой двор и в
наступающий новый год в земские комиссары на твое место выбрать иного: а буде на тебя
будут челобитчики, в том тебя судить, и в чем явишься виновен, за то штрафовать, чему
будешь достоин». Губернская реформа Петра I подверглась резкой критике со стороны
членов Верховного тайного совета в царствование Екатерины I. Указом ее 9 января 1727
года, изданным по инициативе Меншикова, велено было, «всех лишних управителей, и
канцелярии и конторы земских комиссаров и прочих тому подобных вовсе отставить и
положить всю расправу и суд попрежнему на губернаторов и воевод». Это постановление
было осуществлено не вполне, и должность земского комиссара была сохранена после
уничтожения других губернских учреждений Петра I6.

ГЛАВА II Дворянская повинность службы и учения

I Упадок военной организации Московского государства начался задолго до Петра; новые
войска «иноземного строя» постепенно получали преобладающее значение перед старой
конницей дворян и детей боярских.
 Организуя регулярную армию, Петр делает последний шаг по пути, на который вступили
его предшественники. Регулярные полки заменяют дворянские ополчения помещиков и
вотчинников, служилых людей. В первые годы шведской войны дворянская конница
отбывала еще военную службу на прежних началах, но уже имела значение лишь
вспомогательного корпуса. В 1706 году в полках Шереметева и Хованского в низовом
походе служили еще попрежнему стольники, стряпчие, дворяне московские и жильцы. В
1712 году по случаю опасений турецкой войны велено было снарядиться на службу этим
чинам под новым именем царедворцев. В следующем году царедворцам и городовым
дворянам всех губерний велено было быть на государственной службе с ратниками для
защиты украйны. Ho затем, с 1713 года, эти специально дворянские ополчения
заменяются земскими ополчениями из людей разных чинов — украинской ландмилицией.
«Шляхетство» освобождается от поместной полковой службы, лежавшей на «дворянах и
детях боярских» московского времени. Ho петровские дворяне остаются такими же, как
эти последние, служилыми людьми, обязанными службой государству. Дворянство было
освобождено от служебного тягла значительно позднее, при Петре III. Преобразователь
же лишь видоизменил характер служебной повинности дворян, обязав их нести военную
службу в регулярных полках и во флоте, а так же службу гражданскую, которая при Петре
получила значение государственной повинности. Кроме обязанности службы военной или
статской, на шляхетство возложена была новая повинность образования, специальной
подготовки к службе по западноевропейским образцам. Дворянин попрежнему обязан
пожизненной службой; даже старость и увечье, как и прежде, не всегда освобождали его
от этой повинности: человека, ставшего неспособным к военной службе, переводили
нередко на считавшуюся более легкой службу гражданскую.
«По указам Петра Великого, — доносила Сенату Военная коллегия в 1731 году, — для
учреждения регулярного войска, всероссийское шляхетство, кроме старолетних и
увечных, определены были в службу, и определены были в армию по смерть, а иные по то
время пока за старостью и за разными неисцельными болезнями отставкой абшид
получили». Дворянин зачислялся в военную службу с юных лет, обыкновенно с 15ти, и
должен был начинать ее непременно с рядового. Петр требовал, чтобы дворяне,
производимые в офицеры, знали «с фундамента солдатское дело». Заметив, что полковое
начальство производит нередко в офицеры молодых дворян, не служивших в низших
чинах или служивших рядовыми «только для лица» короткое время, государь подтвердил
указами 1714 и 1719 года «чтоб из дворянских пород и иных со стороны отнюдь в
офицеры не писать, которые не служили солдатами в гвардии». Дворянские недоросли
«по годности» зачислялись одни в гвардию, другие в полки армейские и гарнизонные.
Наши первые гвардейские полки, Преображенский и Семеновский, были наполнены
рядовыми из дворян и князей, которые исполняли все обязанности низших чинов,
получали содержание и службу несли наравне с ними: так однажды, по свидетельству
Берхгольца, в караул к герцогу Голштинскому были наряжены вместе с другими
рядовыми князья Голицыны. Знатное дворянство впоследствии обходило эти порядки.
При Анне Леопольдовне и еще более при Елизавете Петровне дворяне записывали своих
сыновей еще детьми в полки капралами, унтерофицерами и сержантами и затем держали
их при себе до совершеннолетия; старшинство же службы и производство в чины
считалось со дня записи. Сын знаменитого А.И. Бибикова при Екатерине II, таким
образом, двух лет был записан в гвардию, а девяти — произведен в офицеры.? Петр
Великий возложил на шляхетство также необычную дотоле обязанность службы во флоте.
Недоросли начинали служить здесь также с низшего чина гардемарина. Большая часть
стольников, отправленных для учения за границу в 1697 году, по возвращении в Россию
была определена во флот гардемаринами.

Кроме военной службы, как главной повинности, шляхетство со времени Петра Великого
обязано было отбывать также повинность службы гражданской. В московское время
приказную службу несли разночинцы — дьяки и подьячие. Служилые люди были по
преимуществу военнослужилыми людьми, и если они занимали высшие гражданские
должности воевод или старост, то исполняли их в виде временных поручений, дел,
посылок. При Петре Великом «дела и посылки» превращаются в «гражданскую службу»
(1714). Co времени Генерального регламента и Табели о рангах «штатская служба»
получает полные права гражданства и дворянинвоин делается и чиновником.
Генеральный регламент 1720 года определил, чтобы шляхетские дети при коллегиях и
канцеляриях под наблюдением секретарей обучались канцелярскому делопроизводству,
дабы со временем они «по градусам» могли быть произведены в высшие чины. Зная
традиционный взгляд дворянства на канцелярскую службу, законодатель предписывал «не
ставить в укоризну» прохождение ее знатными и шляхетскими фамилиями. В 1724 году
было постановлено: «в секретари не из шляхетства не определять, дабы потом могли в
асессоры, советники и выше происходить»; из подьяческого же чина определять в
секретари в исключительных случаях. Военная служба остается, тем не менее, главной
повинностью шляхетства. Герольдмейстер обязан был наблюдать, чтобы в гражданстве
более трети от каждой шляхетской фамилии не было, «чтобы служивых на земле и море
не оскудить». Это ограничение оказалось излишним. До времени императора Павла I
дворянство предпочитало военную службу, считая гражданскую службу менее почетной.
Правительство в 1731 году, при учреждении Кадетского корпуса, в который принимались
одни шляхетские дети, разъясняло, что преподавание юриспруденции в этом корпусе
введено, «понеже не каждого человека природа к одному воинскому склонна, такоже и в
государстве не меньше нужно политическое и гражданское обучение». Правительство
насильственно определяло дворян в гражданскую службу; но эта мера в 1740 году
признана была безуспешной.
 Сенат усмотрел, «что из таких, кои по выбору определены, не только из великопоместных
и знатных, но и из посредственных и подлых, к приказному обучению охоты не имеют, а
все, смотря происхождение воинской службы других их братии дворян, более к тому
прилежат и тщатся»; вследствие этого было постановлено в гражданскую службу
определять только таких, кои сами пожелают, а не неволею7. 2 Для службы во дворянских
ополчениях семнадцатого века, как указано выше, не требовалось никакой подготовки.
Петровские преобразования армии, флота и административных учреждений вызвали
потребность в людях со специальными знаниями. Петр Великий, поэтому, возлагает на
дворянство незнакомую ему дотоле обязанность обучения не только грамоте и «цифири»,
но и навигации, фортификации, юриспруденции и экономии. В 1697 году, не
останавливаясь перед общим недовольством боярства, Петр отправляет за границу в
Голландию, Англию и Италию 60 человек придворных, комнатных стольников из знатных
фамилий, для изучения навигации и кораблестроения. После этой первой попытки Петр
постоянно посылал дворянских недорослей, партиями в 40—50 человек, для учения в
Голландию, Англию, Францию, Италию. С 1705 года в Амстердаме жил особый комиссар,
князь Львов, для надзора за «навигаторами», как назывались русские ученики за границей;
в 1717 году в одном этом городе учились 69 человек «недорослей и школьников».
Молодые люди из дворян посылались, обыкновенно, за границу со специальной целью
изучения мореходства и кораблестроения; для практики они служили по несколько лет на
иностранных судах. В 1716 году Петр велел выбрать из школьников 60 человек «лучших
дворянских детей» и отправил их по 20 человк в Италию, Францию и Англию для
практического изучения мореходства. Часть московского боярства, сохранившая
приверженность к старине, враждебно относилась к этому учению за границей. Абрам
Лопухин, пользовавшийся влиянием среди враждебной нововведениям московской знати,
отстаивал своих родственников от посылки за море и говорил: «еще тот не родился
человек, кому нас посылать; разве Абрама Лопухина на сем свете не будет, тогда моим
сродникам за море идти; он (Ментиков) которых сродников моих написал за море, и я
велел деньги кинуть, на те деньги Меншиковой княгине седла по купят, на чем ей ездить в
полках».
Многие недоросли считали учение за границей тяжким несчастьем: Василий Головин,
рассказывая, что Петр в 1712 году отправил «за море для морской навигационной науки»
недорослей дворян, прибавлял: «в числе их за море и я, грешник, в первое несчастье
определен». Навигатор князь Михаил Голицын писал изза границы: «Наука определена
самая премудрая, хотя мне все дни живота своего к той науке себя трудить, а не принять
будет; для того — незнамо учиться языка, незнамо науки». Жизнь за границей для тех
навигаторов и школьников, которые учились там на казенный счет, была трудным
испытанием. Правительство давало им скудное содержание и нередко подолгу
задерживало высылку денег. Лондонский агент указывал на бедственное положение
навигаторов в Лондоне и Голландии: они «так одолжали, что не рады жизни своей с
первых лет по приезде своем, они почитай помирают с голоду, а за долги их хотят
посадить в тюрьму». Конон Зотов из Парижа сообщал, что русские гардемарины,
учившиеся во Франции, помирая с голоду, хотят идти в холопы, «только я стращаю их
жестоким наказанием». Вследствие недостаточного надзора, ученики из богатых
дворянских семей впадали в другую крайность: получая от родителей большие деньги,
они за соблазнами европейской жизни забывали о науках. Поэтому в 1710 году было
запрещено посылать деньги ученикам за границу помимо Адмиралтейского приказа.
Грубые нравы русских учеников приводили в изумление французов. Зотов из Парижа
извещал государя в 1717 году: «Маршал д’Этре призывал меня к себе и выговаривал мне о
срамотных поступках наших гардемаринов в Тулоне; дерутся между собою и бранятся
такою бранью, что последний человек здесь того не сделает; того ради обобрали от них
шпаги. В Тулоне гардемарин Сунбулов одного француза застрелил из пищали.
Гардемарин Глебов поколол шпагою гардемарина Барятинского и за то под арестом
обретается. Господин вицеадмирал не знает, как их приказать содержать, ибо у них таких
случаев никогда не бывает; хотя и колются, только честно, на поединках, лицом к лицу».
Петр Великий часто бывал недоволен малыми успехами русских учеников, когда
экзаменовал их в Петербурге; но многим из них заграничное ученье шло впрок. Федосий
Скляев, учившийся в Голландии вместе с государем, так хорошо изучил кораблестроение,
что не уступал иностранным мастерам. Ученики русских школ, отправлявшиеся за
границу для изучения языков, затем с успехом переводили иностранные книги; из числа
навигаторов многие делались достойными моряками русского флота. Давая специальные
знания, жизнь за границей имела для русских людей важное общеобразовательное
значение. Она наиболее содействовала сближению с Западом русского служилого
дворянства. Сознавая это значение заграничных учебных поездок, Петр Великий в 1721
году повелел тем лицам, которые выучатся «правам и экономии» в России, не побывав за
границей, «зачитать чины вполы, понеже они ведения чужих государств видением
лишатся»8. Дворянство обучалось по преимуществу военным наукам; Петр с неменьшей
энергией стремился к распространению технических знаний и образования также среди
других классов общества. Он посылал купеческих детей в Лифляндию и за границу для
изучения коммерции; приказных людей и разночинцев — для изучения юриспруденции,
иностранных языков для переводов, ремесел и искусств. Рядом с обучением дворян и
других чинов людей за границей шло, все более развиваясь, и обучение их в России во
вновь открытых школах. В 1700 году была учреждена в Москве школа математики и
навигации; в 1712 году — Инженерная школа; ученики в эту школу набирались «из
царедворцевых детей и из всяких чинов людей». В 1715 году открыто было высшее
военноучебное заведение — Морская академия, в 1721 — Артиллерийская школа. По
докладу Генриха Фика, голштинца, известного деятельным участием в учреждении
коллегий, Петр в 1718 году повелел устроить академию для подготовки молодых людей к
гражданской службе. За недостатком учебников и учителей это дело было отложено, и в
1721 году Петр, в ожидании устройства академии, повелел «сделать краткую школу для
обучения экономии и гражданству». Указом 28 февраля 1714 года велено было устроить
повсюду в провинции начальные школы в монастырях и архиерейских домах для
обучения «грамоте, цифири и некоторой части? геометрии». Этот указ замечателен тем,
что им впервые возложена была на всех дворян и людей приказного чина (дьяков и
подьячих) обязанность начального обучения детей. Дворянские и приказного чина дети
(кроме однодворцев) должны были учиться в указанных школах от 10 до 15 лет. He
имеющим аттестата об окончании школы запрещено было жениться: «без
свидетельственных писем жениться их не допускать и венечных памятей не давать».
Вслед затем, однако, было принято во внимание, что дворянские дети до поступления или
до окончания курса этих школ, в 10—13 лет высылаются на смотр в столичные или
губернские города и распределяются по военным школам или по полкам, или же
посылаются для учения за границу. Поэтому указом 18 января 1716 года в
провинциальных монастырях или архиерейских школах (которые к этому времени еще не
были открыты) велено было учиться только «дьячим и подьячим и всякого чина людей
детям, ок роме дворянских детей». Обязательное начальное обучение дворянских детей
было вновь узаконено впоследствии указом Анны Иоанновны 1737 года; к двенадцати
годам дворянские недоросли должны были быть грамотными; кто же из них ничему не
научался в шестнадцать лет, тогда отдавали в матросы. Императрица Анна Иоанновна
положила также начало системе особых дворянских училищ, учредив в 1731 году
шляхетский Кадетский корпус. Кроме общих обязанностей учиться и служить,
правительство возлагало на дворянство и другие частные повинности. В 1714 году Петр
обязал 1000 шляхетских фамилий переселиться в Петербург. На Васильевском острове
они должны были построить в короткий срок каменное и деревянное строение, размеры
которого обусловлены были числом принадлежавших им крестьянских дворов; дворяне,
имевшие более 500 дворов, должны были строить каменные дома в два жилья; владельцы
маленьких имений в 50—40 дворов обязывались построить деревянные дома в один этаж.
Указ этот не исполнялся и неоднократно подтверждался при Петре и при Анне Иоанновне
(в 1735 году). В этой обязанности переселяться и строиться наглядно обнаруживается
существенная черта организации петровского дворянства, сохранившаяся от московского
времени; служилое дворянство состоит в полной зависимости от правительства, которую
историки сравнивают с крепостною зависимостью крестьян от помещиков; переселения
дворян по приказу правительства «заключают в себе много схожего с переселениями
крепостных крестьян из одного имения в другое по воле помещика»9. 3 Сообразно с этим,
весь наличный состав дворянства при Петре Великом так же, как в предшествовавшее
время, подлежал постоянному надзору со стороны правительства. Время от времени
производились смотры дворянским недорослям и взрослым дворянам. В семнадцатом веке
эти смотры производил Разрядный приказ в Москве или бояре и дьяки в провинции. Петр
же нередко лично осматривал дворян. В 1704 году потребованы были недоросли из
городов на царский смотр: государь сам «смотрел их и годных в службу записал в
солдаты». В 1705 году велено было явиться на государев смотр в Москву всем
московским дворянам и придворным чинам: стольникам, стряпчим, жильцам. Смотр
неслужащим дворянам и недорослям, с распределением их по осмотре в службу или
учение, производится в Петербурге в 1711, 1712 годах. He явившимся на этот смотр, более
состоятельным дворянам, имевшим не менее 100 дворов, велено было прибыть в
Петербург в 1713 году. Для менее состоятельных дворян поездка в отдаленный от средней
России Петербург требовала непосильных расходов и потому лицам, имевшим менее 100
дворов, велено было являться на смотр в Москву, в канцелярию Сената. Недоросли
моложе 10 лет отпускались домой, с обязательством явиться по первому призыву
правительства; часть недорослей от 10 до 15 лет определялась в школы или посылалась в
заграничное учение; 15 лет и выше — зачислялись в военную службу или к гражданским
делам. Ведение дворянского сословия, принадлежавшее Разрядному приказу, как одно из
важнейших дел государства, передано было Петром в 1711 году вновь учрежденному
Сенату, причем начальник Разрядного приказа, деятельный боярин Тихон Никитич
Стрешнев, сделан был сенатором. В сенатской канцелярии образован был особый
Разрядный стол, который наследовал от бывшего Разряда все списки служилых людей —
десятни, списки всех прежних смотров и назначений к различным должностям. Сенат так
же, как прежде Разряд, должен был следить за всеми переменами в наличном составе
дворянства, наблюдать, кто чем занят и кто освободился от возло 16 Зак. 73 женных
поручений. Назначение на должности в первое время принадлежало Сенату; впоследствии
же, когда были учреждены коллегии, то им было вменено в обязанность доносить Сенату
о всех назначениях и командировках служащих. Все прибывшие на смотр должны были
явиться прежде всего в Разрядный стол и дать сведения о летах и об имуществе, вотчинах
и поместьях. Затем в Сенате составлялись и хранились списки дворян с отметками о
каждом, кто куда назначен, кто отставлен от службы за старостью или негодностью, кто
на время отпущен в имение. В 1721 году, в связи с реформой центральных и губернских
учреждений, предпринят был общий смотр всем дворянам как состоящим на службе, так и
уволенным в отставку. Всего государства царедворцам, дворянам всякого звания и
отставным офицерам велено было явиться на смотр, жившим в городах Петербургской
губернии — в Петербург, остальным — в Москву. Только дворяне, жившие или
служившие в отдаленной Сибири и Астрахани, избавлены были от явки на смотр.
Недоверяя прежним сенатским смотрам, Петр повелел прибыть в столицы всем, бывшим
на прежних смотрах и уволенным в отставку за старостью или увечьем. Обязаны были
явиться также и все те, кто в губерниях и провинциях находился у дел; а чтобы в
отсутствие их дела не остановились, все дворяне были разделены на две смены: одна
смена должна была прибыть в Петербург или Москву в декабре 1721, другая — в марте
1722 года. Главное руководство этим делом поручено было стольнику Степану Колычеву
с тремя помощниками: двумя подполковниками и царедворцем. В следующем 1722 году
Колычев назначен был герольдмейстером. С преобразованием Сената в 1721—1722 гг.,
дела по заведыванию личным составом дворянства выделены были в особое ведомство
герольдмейстера, состоявшего при Сенате. Петр сосредоточивал заведывание служилым
сословием в одних руках. Герольдмейстер, по краткому первоначальному определению
Петра, должен был «ведать дворян и всегда представлять к делам, когда спросят». По
инструкции 5 февраля 1722 года, он должен был иметь «всего государства всех дворян
списки троякие: I) генеральные именные и порознь по чинам, 2) кто из их к делам годится
и употреблены будут к каким порознь, и затем что оных останется, 3) что у кого детей и в
каковы лета и впредь кто родится и умрет мужска пола». Герольдмейстер обязан иметь о
том «обстоятельные и верные ведомости» и постоянно пополнять и про верять их
сведения о служащих, которые должны были сообщать ему погодно рапортами все
коллегии и канцелярии, столичные и губернские. Он должен был представлять кандидатов
на гражданские должности: «когда к каким делам гражданским какие персоны
понадобятся в сенат, чтоб тотчас представить на пример мог, смотря по делу и его
состоянию, кто к чему достоин и потом в те места отсылать, кого в сенате определять»10.
4 Ведая личный состав дворянства, герольдмейстер обязан был строго наблюдать, чтобы
дворяне под какимлибо предлогом не «укрывались от службы». С укрывательством
дворян от службы Петр Великий вел энергичную борьбу в течение всего своего
царствования. В этом отношении, как и во многих других, его деятельность является
непосредственным продолжением деятельности московского правительства, которое
также упорно боролось против уклонения служилых людей от исполнения лежавших на
них обязанностей (или «нетства»). Петр тщетно стремился искоренить московское
«нетство» чрезмерно строгими карами. В 1703 году было объявлено, что дворяне, не
явившиеся на смотр в Москву к указному сроку, а также и воеводы, «чинящие им
поноровку», будут без пощады казнены смертью. Эта угроза не приводилась в
исполнение, и впоследствии правительство Петра отказалось от устрашения «нетчиков»
смертной казнью и чаще всего прибегало к испытанным уже в XVII веке мерам наказания
дворян, укрывавшихся от службы, — отнятию вотчин и поместий. Так, в 1707 году велено
было с дворян московских чинов и городовых, не явившихся на службу, брать штраф по
полуполтине и полтине, а тех, которые не явились к последнему сроку, I октября, «бить
батогами, сослать в Азов и отписать их деревни на государя». В 1711 году Петр Великий в
числе других важнейших дел поручил особому вниманию вновь учрежденного Сената
также разыскание дворян, уклонявшихся от службы. В пунктах, данных Сенату 2 марта
1711 года (написанных Петром собственноручно), сказано: «дворян собрать молодых для
запасу в офицеры, а наипаче тех, которые кроются, сыскать». Для сыска «нетчиков» Петр
прибегает к новому средству, крайнему поощрению доносов: «кто скрывается от службы,
объявить в народе, кто такого сыщет или возвестит, тому отдать все дерев 16* ни того, кто
ухоронивался». С этого времени правительство постоянно грозит «нетчикам»
конфискацией деревень и для поощрения доносов обещает отдать отписанные деревни
доносчикам. Если недоросли не являлись на смотр, то деревни отписывались как у них
самих, так и у тех, кто их укрывал. В 1711 году Сенат повелел комендантам сыскивать и
держать за караулом дворян, которые «огурством своим на службу в Белгород не поедут и
станут укрываясь жить в домах своих», а поместья и вотчины их отписывать на государя.
В 1716 году имена не явившихся на смотр в Петербург велено было напечатать, разослать
по губерниям, городам и знатным селам, чтобы все ведали, кто укрывается от службы и
знали, на кого доносить. Отысканием «нетчиков» усердно занимались петровские
фискалы; оберфискал Нестеров, по его словам, сыскал более 1000 человек «недорослей и
кроющихся от смотров и службы». Неповиновение указу 1721 года о явке на смотр всех
служащих и неслужащих дворян вызвало установление нового строгого наказания
«нетчикам». Несмотря на три повторительных указа Сената, к Колычеву явились
немногие дворяне. Тогда Петр дал последнюю отсрочку для явки недорослей и дворян до
31 января 1722 года и объявил, что ежели кто на тот срок не явится, «таковые будут
шельмованы и с добрыми людьми ни в какие дела причтены быть не могут и ежели кто
таковых ограбит, ранит, что у них отымет, а ежели и до смерти убьет, о таких челобитья
не принимать и суда им не давать; а движимое и недвижимое их имения отписаны будут
на нас бесповоротно; — и по прошествии сроков всех нетчиков имена будут особо
напечатаны и для публики прибиты к виселицам на площади, дабы о них всяк знал, яко
преслушателей указам и равных изменникам». Несмотря на все строгие меры Петра,
дворяне нередко уклонялись от смотров и службы более или менее продолжительное
время, а некоторым, благодаря взяткам и различным уловкам, удавалось вовсе избежать
службы. Иван Посошков в своей известной «Книге о скудости и богатстве» говорит: «Ce
колико послано указов во все городы о недорослях и молодых дворянских детях, — и аще
коего дворянина и на имя указано выслать, то и того не скоро высылают, но по старому
уложению, дождався третьего указу, и буде ничем отбыть не могут, то уже вышлют. И в
таком ослушании и указов царского величества в презрении, иные дворяне уже
состарились в деревнях живу? чи, а на службе одной ногой не бывали. В Устрицком стану
есть дворянин Федор Михайлович сын Пустошкин, уже состарился, а на службе ни на
какой и одной ногой не бывал, и какие посылки жестокие на него не были, никто взять его
не мог: овых дарами угобзит, а кого дарами угобзить не может, то притворит себе тяжкую
болезнь или возложит на себя юродство. И за таким его пронырством иные и с дороги
(его) от пущали, и егда из глаз у посылыциков выедет, то юродство свое отложит, и домой
приехав, яко лев рыкает. И аще и никаковые службы великому государю кроме огурства
не показал, а соседи все его боятся». Энергия правительства в привлечении на службу
дворян значительно ослабела после смерти Петра Великого: смотры дворянам делаются
реже, угрозы «нетчикам» становятся менее строгими. В 1732 году предписано было
явиться на смотр к герольдмейстеру всем шляхетским и офицерским детям 15 лет, а также
отставным штаб, обер и унтерофицерам. Ввиду ослушания дворян этому указу, Анна
Иоанновна восстановила отчасти строгие меры Петра, предписав отдавать половину
имений «нетчиков» лицам, донесшим на них. Пристанодержателям «нетчиков» грозил
такой же штраф, какой был установлен за пристанодержательство беглых крестьян: за
каждого человека сто рублей. В 1742 году велено было недорослей за неявку на смотр и за
необучение записывать в матросы и солдаты в Оренбург на поселение11. Строго
преследуя дворян за уклонение от службы, Анна Иоанновна вместе с тем существенно
облегчила дворянину исполнение служебной повинности. Удовлетворяя до известной
степени желаниям шляхетства, которые высказаны были им в мнениях, поданных в
Верховный тайный совет в 1730 году, императрица указом 31 декабря 1736 года
ограничила срок обязательной службы дворян 25ю годами и предоставила одному из
братьев шляхетских заменять личную службу поставкой рекрут из крепостных людей.
Указ этот знаменовал собой начало освобождения дворянства от лежавшей на нем в
течение нескольких столетий обязанности государственной службы.?

ПРИМЕЧАНИЯ
Градовский А.Д. Начала русского государственного права. Т. I. С. 226 и др. 1. Архив князя
Ф.А. Куракина (ред. М. Семевского). Кн. I. С. 64; Соловьев С.М. История России. Т. XIV.
С. 308 и др.; Романович Славатинский А.
 Дворянство в России от начала XVIII века до отмены крепостного права. 1870. С. 12. 2.
РомановичСлаватинский А. Дворянство в России от начала XVIII века до отмены
крепостного права. С. 38—40, 34—35, 3, 6, 61; СИРИО. Т. XI. С. 415, 417. О появлении
гербов у бояр и патриарха в XVII веке см.: Шляпкин И. Св. Димитрий Ростовский. С. 60.
— Термин «дети боярские» не встречается в переписке Сената с 1711 года: ДПС. Т. I—V.
3. РомановичСлаватинский А. Дворянство в России от начала XVIII века до отмены
крепостного права. С. 14, 15, 145, 258, 265; ПСЗ. № 2330, п. 4 (2 марта 1711г.), № 2467, п.
23 (16 января 1712 г.), № 3756 (1721), № 4588; СИРИО. Т. XI. С. 415 (I февраля 1721 г.).
Филиппов И. О наказании по законодательству Петра Великого. С. 47—56, 89 и др.
(общий очерк реформы Петра в главе I); ПавловСильванский Н.П. Проекты реформ в
записках современников Петра Великого. С. 127—130. 4. Пункты 23 марта 1714 г.: ПСЗ.
№2719; та же редакция от 18 марта (без последнего пункта): ДПС. Т. IV. С. 238—241;
доклад 9 декабря 1730 г., указ 17 марта 1731 г.: ПСЗ. Т. VIII, № 5653, 5717. Соображения о
введении майората: Якушкин В.Е. Очерки по истории русской поземельной политики в
XVIII, XIX вв. Вып. I. С. I— 15; ПавловСильванский Н.П. Проекты реформ... С. 50—54.
Подробное изложение указов 1716, 1725, 1731 г.: Неволин К. История российского
гражданского законодательства. Т. III, §§ 518—522. 5. ПСЗ. № 1900 (1702 г.), № 2673, п. 3
(1713), № 2879 (1715), № 4536 (1724), № 5017 (1727 г.); Милюков П.Н. Государственное
хозяйство России в первой четверти XVIII века и реформа Петра Великого. С. 511—512,
627, 634; МрочекДроздовский. Областное управление России XVIII в.
С. 61—63: Опись документов и бумаг Московского архива Министерства юстиции. Кн.
III. 6. РомановичСлаватинский А. Дворянство в России от начала XVIII века до отмены
крепостного права. С. 152—154, 120, 128—129, 133134, 137, 145146; ПСЗ. № 2775 (26
февраля 1714 г.), № 3265 (I января 1719г.), № 3897 (1822), № 3980, 5811 (1731), 8043
(1740). 7. Соловьев С.М. История России. Т. XVI. С. 13, 30; ВладимирскийБуданов М.Ф.
Государство и народное образование в России XVIII в. С. 258 и др.; СИРИО. Т. XI. С. 420
(5 апреля 1721 г.); ПавловСильванский Н.П. Проекты реформ в записках современников
Петра Великого. С. 5, 12, 15, 71; РомановичСлаватинский А. Дво рянство в России от
начала XVIII века до отмены крепостного права. С.406. 8. ВладимирскийБуданов М.Ф.
Государство и народное образование в России XVIII в.; Пекарский П. История
Императорской Академии Наук. Т. I. С. XXIV, XXX; ПСЗ. № 2778, 28 февраля 1714 г.
(первоначальное распоряжение государя о том же: № 2762, 20 янв.), № 2979, 18 января
1716 г., (первоначальное распоряжение: № 2971, 28 декабря 1715 г.), № 5811, 29 июля
1731г., №7171, 9 февраля 1737 г.; РомановичСлаватинский А. Дворянство в России от
начала XVIII века до отмены крепостного права. С. 146—147. 9. Петровский С. О сенате в
царствование Петра Великого. С. 206—208, 214, 217—218; инструкция 5 февраля 1722 г.:
ПСЗ. № 3986.

ЗАКЛЮЧЕНИЕ УЗАКОНЕНИЕ O ВОЛЬНОСТИ

ДВОРЯНСТВА
Манифестом 18 февраля 1762 года Петр III даровал вольность и свободу российскому
дворянству, освободив его от служебной повинности. Этим важным законодательным
актом отменена была существенная основа организации класса государевых служилых
людей и полагалось начало образованию привилегированного дворянского сословия.
 Правительство Петра III «не находило той необходимости в принуждении дворянства к
службе, какая до того времени потребна была», так как, по мнению его, лежавшая на
дворянстве в предшествовавшие царствования обязанность службы и учения принесла
свои благие плоды: «Последовали от того неисчетные пользы, истреблена грубость в
нерадивых о пользе общей, переменилось невежество в здравый рассудок, полезное
знание и прилежность к службе умножили в военном деле искусных и храбрых генералов,
в гражданских и политических делах поставили сведущих и годных людей к делу, одним
словом заключить, благородные мысли вкоренили в сердцах всех истинных России
патриотов беспредельную к нам верность и любовь, великое усердие и отменную к службе
нашей ревность». Освободив дворянство от обязательной службы, манифест дозволил
российским дворянам беспрепятственно отъезжать в другие европейские государства и
служить иностранным государям, и возвратил, таким образом, дворянству отнятое у него
московскими государями право отъезда. Дарованная дворянству вольность, однако, не
была безусловной. Манифест Петра III сохраняет возложенную на дворянство Петром
Великим повинность образования, требуя, чтобы «никто не дерзал без обучения
пристойных благородному дворянству наук детей своих воспитывать», под страхом
тяжкого гнева государя. В отношении же служебной повинности манифест не только
удерживает за государем право обязывать дворян служить неволей, «когда особливая
надобность потребует», но и возлагает на дворянство нравственную обязанность «по
всеподданнической верности и усердию не только не удаляться, ниже укрываться от
службы, но с ревностью и желанием в оную вступать и честным и незазорным образом
оную по крайней возможности продолжать».
Дворяне, которые, злоупотребляя представлен ной им свободой, «никакой и нигде службы
не имели, но только как сами в лености и праздности все время препровождать будут, так
и детей своих в пользу отечества своего ни в какие полезные науки не употребят»,
лишаются права приезда ко Двору, не могут быть терпимы в публичных собраниях и
торжествах и должны быть презираемы и уничижаемы всеми верноподданными и
истинными сынами отечества. Императрица Екатерина II Жалованной грамотой на права,
вольности и преимущества благородного российского дворянства, 21 апреля 1785 года,
подтвердила «на вечные времена в потомственные роды дворянству вольность и
свободу», подтвердила «благородным, находящимся в службе, дозволение службу
продолжать и от службы просить увольнения по сделанным на то правилам», а также
«дозволение вступать в службы прочих европейских, нам союзных держав и выезжать в
чужие края» (ст. 17—19). Вместе с тем дворянство обязано было «во всякое российскому
самодержавию нужное время, когда служба дворянству общему добру нужна и надобна,
— по первому призыву от самодержавной власти, не щадить ни труда, ни самого живота
для службы государственной» (ст. 20). Другие стеснения вольности дворянства,
установленные Петром III, были отменены; для поощрения же к службе, дворяне, вовсе
неслужившие и недослужившиеся до оберофицере кого чина, лишены были права голоса
в дворянских собраниях и права служить «по выборам» (ст. 64). С освобождением от
обязательной службы, дворянство, наделенное важными правами и преимуществами,
заняло исключительное, привилегированное положение среди других сословий,
попрежнему обязанных государственными повинностями. Сверх прежних преимуществ
владения населенными имениями и свободы от личных податей, дворянское сословие
получило преимущества в порядке судебной ответственности. Жалованная грамота
подтвердила «благородным право покупать деревни» — населенные имения (ст. 26).
Право землевладения и связанное с ним право владения крепостными людьми составляло,
по законам 1754 и 1766 гг., исключительную привилегию потомственных дворян.

Дворянскому сословию сохранена была податная привилегия, несмотря на то, что она,
наравне с привилегией землевладельческой, утратила свое основание с отменой
служебной повинности дворян. По Жалованной грамоте «благород ный самолично
изъемлется от личных податей и по деревням помещичий дом имеет быть свободен от
постоя» (ст. 35, 36). Подтвердив эти привилегии, Екатерина II даровала благородному
дворянству свободу от телесных наказаний и преимущества в порядке суда: «Телесное
наказание да не коснется благородного; да не судится благородный окромя своими
равными; дело благородного, впадшего в уголовное преступление, да не вершится без
внесения в сенат и конфирмации Императорского Величества» (ст. 12, 13, 15). Нарушая
принцип разделения занятий между сословиями, Жалованная грамота дала дворянству
право заниматься торговлей и промышленностью. «Благородным дозволялось заводить
фабрики и заводы по деревням, оптом продавать и из указных гаваней за море отпускать
товар, какой у кого родится или выделан будет» (ст. 28, 32). Дворянам дозволено было
также заниматься торговлей и промыслами в городах, согласно статье 37, гласившей:
«буде кто благородный желает пользоваться городовым правом, да повинуется оному».
Ho это постановление вскоре после издания Жалованной грамоты было отменено указом
Сената 1790 года, соответственно выраженному в «Наказе» положению о том, что
«противно существу самодержавного правления, чтобы в оном дворянство торговлю
производило». Привилегированное дворянское сословие, освобожденное от прежнего
тесного подчинения правительству, должно было образовать собой, по мысли Екатерины
II, самостоятельную силу — опору монархии. «Империи и престолу полезно, — гласит
Жалованная грамота, — чтоб благородного дворянства почтительное состояние
сохранялось и утверждалось непоколебимо и ненарушимо». В этих видах императрица
обеспечивает дворянству неотъемлемость и ненарушимость его «прав, выгод, отличностей
и преимуществ» и дарует ему корпоративное устройство.
 «Да пребудет на веки благородное дворянское достоинство неотъемлемо, наследственно
и потомственно тем честным родам, кои оным пользуются» (ст. 2). Дворянское
достоинство, со всеми связанными с ним преимуществами, сообщается детям
наследственно, и неотъемлемость его обеспечивается особыми постановлениями: «без
суда да не лишится благородный дворянского достоинства и чести, а также — жизни и
имения» (ст. 8— 11). Постановления же суда по сим делам могут быть приведены в
исполнение лишь по рассмотрении их Сенатом и по утверждении государем.? Опорой
сословной самостоятельности дворянства является корпоративное его устройство с
широкими правами внутреннего сословного самоуправления и с известным участием в
предметах общего управления. Дворянам дозволено было составлять дворянские
общества в каждом наместничестве (ст. 37). Для охраны их независимости Жалованной
грамотой было определено, что «собрания дворян ни в каком случае не подлежат страже»
(ст. 57) и вслед затем, в 1788 году, запрещено было губернаторам входить в дворянские
собрания. Дворянским обществам подтверждено было право «делать представления и
жалобы чрез депутатов как сенату, так и Императорскому Величеству» (ст. 48) и
дозволено было «составлять особливую казну своими добровольными складками и оную
казну употреблять им по общему их согласию» (ст. 54). Дворянские общества по
«Учреждению о губерниях» 1775 г., подтвержденному Жалованной грамотой, избирали
губернских и уездных предводителей дворянства и депутатов, замещали по выборам
уездных судей и заседателей уездных судов, заседателей верхнего земского суда,
председатели коего назначались короной, наконец, капитанисправника и двух или трех
дворянских заседателей, заведовавшего уездной полицией нижнего земского суда, в
состав коего входили также два сельских заседателя, назначавшихся из нижней расправы.
Утверждая в полном объеме сословные начала общественного строя, Екатерина II
отказалась лишь от установления строгой наследственной замкнутости дворянского
сословия. Нарушавшее эту замкнутость начало выслуги дворянства было сохранено в
своей силе. Императрица определила, что «благородными разумеются все те, кои или от
предков благородных рождены или монархами сим достоинством пожалованы» (ст. 91), и
привела в толкованиях к статье 79 Жалованной грамоты указ Петра I об уравнении с
лучшим старшим дворянством служащих первых восьми рангов, хотя бы они и низкой
породы были. Ho в то же время Екатерина II стремилась возвысить приниженное Петром
Великим понятие благородного дворянского достоинства, наследственной дворянской
чести, которая, по определению Жалованной грамоты, представляет собой «следствие,
истекающее от качества и добродетели начальствовавших в древности мужей,
отличивших себя заслугами, чем обращая самую службу в достоинство, приобрели
потомству своему нарицание благородное».?
ЛЮДИ КАБАЛЬНЫЕ И ДОКЛАДНЫЕ
Новгородская кабальная книга 7106 (1597) года. С.Пб., 1894 Новгородские кабальные
книги 7108 (1599—1600) года. С.Пб., 1894 В 1586 году московское правительство, желая
установить контроль над вновь даваемыми служилыми кабалами, предписало записывать
их в особые кабальные книги.
 Вслед затем в известное Уложение о холопах 1597 года, создавшее новый вид
пожизненного кабального холопства, включен был указ, обязавший господ записать в
крепостные книги, за подписью дьяков, и всякие старые крепости на холопов. Одна такая
крепостная книга, содержащая извлечения из различных старых актов на холопство, была
издана Н.В. Калачовым в АИЮС . В «Актах, относящихся до юридического быта древней
России» , Калачов напечатал и одну небольшую кабальную книгу Шелонской пятины
1599 года, вследствие малого объема (9 актов) представлявшую интерес только как
образец подобных книг. Изданные теперь Археографической комиссией, под редакцией ее
члена С.Ф. Платонова, три большие кабальные книги 1597 и 1599—1600 годов (входят в
состав XV тома РИБ) дают богатый материал для интересных наблюдений над
холопством конца XVI века. Древнейшая из этих трех книг составилась из вновь взятых
господами в Новгороде в короткое время с 15 по 19 декабря 1597 года служилых кабал на
их добровольных послужильцев и старинных холопов. Из записанных в эту книгу новых
кабальных людей (105 человек, не считая их жен и детей) половина предварительно
долгое время, от 5 до 30 лет, служили добровольно, без крепости у тех же хозяев . Все эти
«вольные холопы», «добровольные послужильцы» превратились в кабальных, вследствие
Уложения 1597 года, предписавшего давать служилые кабалы на лиц, прослуживших
комулибо без крепости более полугода и против их воли. Распоряжение это было вызвано,
повидимому, общим стремлением правительства того времени внести большую
определенность в юридическом отношении лиц, хотя оно и оправдывало его совершенно
иначе: необходимость вознаграждения господ за содержание добровольного холопа
(«потому что тот человек того холопа кормил и одевал и обувал» ).
В 1606 г. царь Василий Шуйский отменил этот указ, но через полгода он был
восстановлен , а Уложение 1649 г. сократило до трех месяцев срок добровольной службы,
делавшей человека холопом . Вторая значительная категория лиц, записанных в
кабальную книгу 1597 года, это старинные люди. Все холопы и рабы (женщины — ро'бы),
или люди, имели специальные названия по крепостям, утверждавшим права господина;
они назывались полными* от полной грамоты, докладными — от докладной, куп леными
— от купчей, придаными — от рядной или даной, духовными или по духовной — от
духовного завещания , полоняниками — от плена, источника рабства, наконец,
кабальными — от кабалы. Старинными людьми назывались как специально холопы по
рядным или духовным, так и вообще все потомки рабов, служившие по крепостям своих
отцов.? И вот из книги 1597 года мы узнаем, что в этом году господа, будучи обязаны
предъявить к записке все акты на холопов и, не имея крепостей на некоторых своих
старинных, приданых и купленых людей , брали на них не новые полные или купчие, а
служилые кабалы, превращавшие этих холопов из безусловных в пожизненных. Закон
1597 года предвидел случай пропажи старых крепостей и разрешил возобновлять
утерянные акты (полные, докладные, духовные, рядные), но только те, о пропаже которых
господа своевременно заявили. Ho ведь господа, казалось бы, могли, не возобновляя
старых актов, брать на своих холопов новые полные грамоты, чтоб не утрачивать своих
прав на них, как на наследственных рабов. Почему же они брали на своих холопов
служилые кабалы? Продажа «в полницу» в это время была еще разрешена; она была
запрещена несколько позднее . Ho и в это время правительство явно стремилось заменить
продажу «в полницу» служилой кабалой. Насколько можно судить по частному
узаконению о продаже «в полницу» кабальных, правительство разрешало в это время
давать полные и докладные только с доклада наместнику московской трети , тогда как
прежде эти грамоты давались и провинциальными наместниками с правом боярского
суда .

Вследствие тогото, быть может, господа в провинции и брали служилые кабалы на своих
старинных холопов, не желая изза двухтрех грамот ехать в Москву. В рассмотренной
нами книге мы имеем дело со случайными кабалами, взятыми в короткое время господами
на лиц, издавна служивших у них. В следующих двух книгах записаны дьяком Дмитрием
Алябьевым служилые кабалы на лиц, вновь поступавших в холопство в Великом
Новгороде, за время с 3 сентября 1599 года по I сентября 1600 года. При каждой грамоте
дьяк записывал приметы холопа и показания о его происхождении и прошлом, иногда
настоящие коротенькие биографии. Таким образом, мы получаем интересные сведения об
отношении различных классов к кабальному холопству. Сведения эти приобретают
особый интерес, так как относятся к весьма важному времени в истории Московского
царства, к началу, впоследствии столь решительного, стремления правительства к
полному закрепощению всех классов общества, прикреплению их к лицу, тяглу или
государственной службе. Из всего числа лиц, давших на себя служилую кабалу в
Новгороде в течение года (123 человека), более /5 принадлежат к числу
вольноотпущенных холопов и послужильцев или старинных холопов и кабальных,
идущих в холопство к своим старым хозяевам или их детям. Ho нас интересуют не
вольноотпущенные, а люди, до продажи в кабалу чуждые холопству. Таких вольных
людей записано в книги 1599—1600 годов до 65. Среди них очень немного лиц, имевших
ранее самостоятельное хозяйство, а именно: четыре бобыля, давшие служилые кабалы
своему же господину; один бывший кабальный, служивший в бобылях за монастырем и
«отпущенный архимандритом с братьею на волю»2; затем стрелец, побывавший на
службе в Новгороде и Астрахани; четыре мастеровых, сапожник и портные, из которых
двое шили платья, «ходя по наймам», третий, старик 70 лет, раньше служил по кабале;
наконец, два дьячка, жившие раньше в монастырях .? Все остальные — изгои, силой
обстоятельств или собственной волей исключенные из своего состояния; все это люди,
осиротевшие с малолетства и с детства ходившие по чужим людям, или с ранней
молодости ушедшие на сторону от своих отцов в наймы, или начавшие гулять «в поле в
казаках».
 Первое место среди них занимает категория малолетних сирот; некоторые из них,
мальчики и девочки, так и продавались в кабалу, будучи всего 8—12 лет , другие
некоторое время «ходили по добрым людям» или служили по найму; многие из них были
родом крестьяне, один — сын торгового человека, другой — сын стрельца . Затем следует
второй разряд изгоев — нищих, бродяг, «гулящих людей» — казаков. Один с малолетства
«питался Христовым именем», другой, как сам заявил в расспросе, «жил в гулящих
людях», третий, бродягалатыш, пришел «просить хлеба», тот, вернувшись из литовского
плена, побывал на Дону, тот «гулял на Волге в казаках»; один же крестьянский сын
«побыл на поле у атамана лет с восьми... пришел в Новгород проведывати родимцов, и
родимцов никого не сыскал» , и все в конце концов продались в кабалу, зная, что и от
кабалы легко уйти «в поле» . Особенный интерес представляют данные кабальных книг об
отношении крестьянского класса к холопству, так как они относятся к переходному
времени, закончившемуся закрепо щением крестьян. В это время, в конце XVI века, по
господствующему в настоящее время мнению, в положении крестьянского класса не
произошло еще никакой существенной перемены. В это время все участие правительства
в крестьянском вопросе ограничивалось разбирательством исков о «беглых» крестьянах,
то есть вывезенных и выбежавших не в срок, без отказа, и в 1597 году, подавленное
множеством таких исков, правительство даже издало указ, благоприятный для крестьян,
сократив срок подачи исков о беглых до пяти лет . Косвенное подтверждение этим
соображениям дают и данные кабальных книг, касающиеся практики поступления
крестьян в холопство. Когда правительство действительно закрепостило крестьян, то оно,
естественно, объявило «крепкими» не одних домохозяев, но и их сыновей, братьев и
племянников . Ho в 1599—1600 годах, как мы видели выше из показаний кабальных
холопов, дети крестьян свободно, при жизни и по смерти своих отцов, шли на сторону, в
наймы, в казаки или в кабалу .
Точно также правительство в это время разрешало еще крестьянам «бить челом» в
кабальное холопство своим же господам; выше мы отметили уже четыре таких случая .
Впоследствии, в связи с общим прикреплением крестьян, это было строго запрещено: «по
государеву указу, — говорит Уложение 1643 года, — никому на крестьян своих и на
крестьянских детей кабал имати не велено» . В новгородских кабальных книгах мы
встречаем и другую любопытную практику поступления в кабальное холопство,
впоследствии запрещенную. И в книгах 1597 г., и в книгах 1599—1600 г. записаны
служилые кабалы, данные двоим бра тьямхозяевам и отцу с сыном вместе ; в этом не
видели еще коренного противоречия указу о пожизненности кабального холопства.
Только в 1606 году правительство заметило этот обход закона 1597 года, делавший из
пожизненной кабалы наследственную, и указало: «сыну с отцом и брату с братом и дяде с
племянником на людей кабал писати и в книги записывати не велети» .? Такое
единовременное заключение двух актов особо запрещено (Уложение. Ст. 9. Гл. XX). В
конце XVI века правительство или местные власти, забыв об указе 1559 года, еще
признавали законными и служилые кабалы на несовершеннолетних; дьяки записывали в
книги кабалы на детей 8—13 лет . Уложение 1649 года вполне резонно запретило
совершение таких сделок и установило предельный возраст для самопродажи в холопство
— 15 лет . Новгородские кабальные книги заключают в себе, таким образом, немало
интересного материала для истории низших классов московского общества и в
особенности для истории кабального холопства. Это последнее, несомненно, заслуживает
большого внимания, чем то, какое уделяла ему до сих пор наша историческая литература.
Институт служилой кабалы интересен и сам по себе, как оригинальная форма частной
зависимости, так и в связи с общей историей развития рабства в России. Только в
недавнее время сделана была проф. Ключевским первая попытка обстоятельного изучения
происхождения и развития кабального холопства в его известной статье «Происхождение
крепостного права в России» .? Причиной возникновения кабального холопства, по
предположению проф.
Ключевского, был «какойнибудь перелом, совершившийся в народном хозяйстве».
«Трудно объяснить, — говорит он, — что именно произошло тогда в народном хозяйстве,
но можно заметить, что произошло нечто такое, вследствие чего чрезвычайно
увеличилось количество свободных людей, которые не хотели продаваться в полное
рабство, но не могли поддержать своего хозяйства без помощи чужого капитала... и, не
отказываясь от свободы навсегда и безусловно, входили в долговые обязательства,
устанавливавшие неволю временную и условную» . Ho это объяснение, как кажется, не
вполне соответствует существенным чертам служилой кабалы. Люди, продававшиеся в
кабалу, едва ли решались на это для поддержания собственного хозяйства, так как они
обязывались за рост служить во дворе господина, становясь таким образом в положение
наймитов и рабов; кроме того, они занимали обыкновенно крайне малую сумму, едва ли
достаточную для серьезной поддержки хозяйства . Факт появления кабальных людей
указывает, по моему мнению, отнюдь не на увеличение числа разорившихся домохозяев,
не желавших продаваться в полное рабство: бездомовные люди точно так же, как и
самостоятельные хозяева, стремились, само собой разумеется, при первой возможности,
сохранить за собою известные права при продаже в рабство. Вопрос, таким образом,
заключается в том, откуда для людей, доведенных до крайности (бездомовных бродяг и
нищих или бан кротовхозяев все равно), явилась эта возможность обеспечить за собою,
при продаже в рабство, право выкупа на волю (сущность кабалы XVI века).? Факт
возникновения в начале XVI века нового, условного кабального холопства с правом
выкупа на волю и указывает на недостаток у хозяев в рабочих руках — холопах,
заставивший их, вместо более выгодной для них покупки человека «в пол ницу», брать на
него менее прочную служилую кабалу . Недостаток же в рабах стал ощутимым или от
расширения более крупных частных хозяйств, или от уменьшения наличного числа лиц,
готовых продаться в рабство, скорее же всего и от того и другого. Возникновение
условного холопства неслучайно совпадает с началом известного отлива населения на
окраины, и быстрое распространение кабального холопства параллельно с уменьшением
числа населения в центральных областях в течение XVI века еще более убеждает в
причинной связи обоих явлений . При этом надо иметь в виду, что на приволье новых
мест скорее всего шли разного рода «изгои», именно те люди, для которых прежде, когда
окраины были заняты татарами, был один исход — рабство. Мы уже видели из кабальных
книг, что из числа новых кабальных в XVI веке многие предварительно побывали «в поле,
в козаках». Другой причиной, вызвавшей недостаток в рабах, была, быть может, та, что к
концу удельного периода плен, один из двух главных источников рабства, перестал
доставлять хо лопов в прежнем громадном количестве . «Плен, как источник рабства, —
замечает проф. ВладимирскийБуданов, — все более и более сокращается уже в XIII, XIV,
XV веках. Причины этого лежат в том, что прежний частный интерес войны постепенно
переходит в политический, то есть, война обращается в средство достижения интересов
исключительно государственных, например, приобретение части территории и т.д. Этот
переход ознаменовался запрещением захватывать в плен мирных жителей и их имущество
(в первый раз по договору с ляхами — в 1229 г.)» . Новый взгляд правительства на
пленных, как на государственную собственность, отразился в указе царя Иоанна IV от I
сентября 1558 года: правительство разрешало продаваться в холопство только тем из
полоняников новокрещенов, которые «государю в службу не пригодятся или государеву
службу служили, да от службы отставлены» . Развитие кабального холопства, как
юридического института, весьма различно изображается исследователями истории
русского права. Некоторые, как Калачов и проф. ВладимирскийБуданов (последний,
подчиняясь мысли о постоянном следовании закона за практикой), почти не различают
двух существенно различных форм кабального холопства до и после указа 1597 г.
Большинство ставит служилую кабалу в связь с закупами и закладчиками (проф. Чичерин,
Ключевский, Вла димирскийБуданов). Проф. Ключевский видит в развитии кабального
холопства влияние холопства докладного, причем придает последнему некоторые черты
кабального. Проф. Сергеевич, обыкновенно строго державшийся прямого смысла актов,
не отличает докладных холопов от кабальных . В истории кабального холопства
необходимо строго различать два периода: первоначальный и после указа 1597 г. Сначала
кабальные люди не были холопами; до 1597 г. кабальные люди — это свободные
должники, обязавшиеся взамен уплаты процентов служить во дворе господина бессрочно,
до уплаты долга («за рост служити по вся дни во дворе»). В заемных роспискахкабалах
они называют себя не иначе как заимщика MU . Правительство в XVI веке строго
держалось этого формального взгляда на служилую кабалу. Судебник 1550 г. знает не
кабальных холопов, а свободных «серебряников» (за имщиков), людей «по кабалам за
рост служити». Указ 15 октября 1560 г. называет кабальных людей не иначе как «заим
щиками», подтверждает постановления о них Судебника и не отличает служилых кабал от
ростовых . В правой грамоте 1547 г. кабальный человек Онисимка также ни разу не
называется холопом . Сначала и господа называли кабальных не холопами, а
«серебряниками» и, отпуская на волю, не давали им отпускных, как холопам, а выдавали
безденежно кабалы .? Ho на практике, кабальные люди, вероятно, с первого их появления
стали в положение холопов. Сама служба во дворе господина в то время бесправия,
сильного самоуправства и частного суда, неизбежно равняла с холопами неоплатного
должника, отдавала его на полную волю господина . «А кто человека держит в деньгах и
он того своего человека судит сам, а окольничие в то у него не вступаются» — это
правило едва ли не было общим, хотя мы и встречаем ясное выражение его только в
жалованной грамоте Смоленску 1514 г. Кроме прав владения и пользования кабальным
человеком, господин до 1597 г. имел и право распоряжения им. Это положение можно
вывести и a priori из положения о кабальных, как неоплатных должниках, как сделал
проф. Сергеевич , но можно и доказать с документами в руках. Кабальные в XVI веке
переходят по наследству и даются в приданое. «Да братуж нашему Ивану, — читаем в
дельной 1587—1588 г., — досталось отца нашего старинных людей, полных и
кабальных»... Тягался Иван Лодыгин о кабальном своем человеке, говорит одна правая
грамота 1595 г.: «и истец в расспросе сказал, что тот человек его, а зовут его Савкою,
Григорьев сын, а дали в приданные, за матерью его (Лодыгина) отца, их: Гришу да мать
его Оленку, да сестру его Поженку» .? У кабального человека, правда, оставалось еще
право выкупа на волю, важное его преимущество перед безусловным рабом. Ho не надо
преувеличивать значение этого права; возможность выкупа на свободу была, в сущности,
одной фикцией; право выкупа сводилось на практике к праву перехода, перемены одного
господина на другого. «Мудрено представить, — замечает Беляев, — чтобы бедняк,
занявший деньги и отдавший себя в работу за одни проценты, удобно мог найти средство
для уплаты самого капитала» . Он мог выкупиться только, когда находил нового
кредитора и, следовательно, нового господина. Смысл замечательного указа 1597 г.,
создавшего новую форму кабального холопства, пожизненного, до смерти господина, и
заключается прежде всего в лишении кабальных людей этого права перехода, в их
прикреплении к лицу господина . Этот указ и одновременный с ним указ о прикреплении
вольных холопов, добровольных послужильцев , являются, таким образом,
предвестниками значительно более поздних распоряжений правительства о прикреплении
крестьян. Лишив кабальных людей права выкупа, правительство в то же время впервые
официально назвало их холопами*. В этом случае закон закрепил то, что, как мы видели,
давно уже установилось на практике. Мысль же об установлении пожизненного холопства
издавна была не чужда московскому правительству. Указ 1597 г. только распространил на
кабальных действие закона 1556 г. о пожизненном холопстве пленных. «А кто ищет
полоняника в холопы, — гласит этот закон, — котораго полону ни буди, и утяжет его
многими свидетели и тот полоняник ему холоп до его живота, а детям его не холоп» .
Мысль эту правительству могла дать практика, именно: обычай давать отпускные рабам
при смерти, очень распространенный в то время. Указ 1597 г. о холопстве кабальных до
смерти господина приобретает особое значение, если рассматривать его в связи с общей
политикой правительства по отношению к холопству. Политика московского
правительства в XVI веке, нуждавшегося в людях и средствах, естественно, была
направлена к ослаблению рабства, так как свободный человек, становясь рабом,
ускользал, подобно закладнику, от государственной службы и повинностей. В половине
XVI века политика эта не была еще вполне последовательной. Царский Судебник, с одной
стороны, ограничивая притязания господ, настаивает на том, что дети, родившиеся до
холопства отца, свободны; объявляет, что холоп не может продать своего сына за долги;
наконец, закрывает один из Источников рабства — рабство за долги ; но, с другой
стороны, тот же Судебник почемуто дает льготу от уплаты «пожилого» и от соблюдения
закона о Юрьеве дне крестьянину, продающемуся с пашни в полные холопы . Во второй
половине XVI века враждебная рабству тенденция московских государей проявляется все
решительнее. В 1558 г. за подложные крепости на вольных людей установлено было
необычно жестокое наказание: смертная казнь и господину, и чиновнику, совершившим
подлог. В 1560 г. несостоятельным должникам запрещено было давать на себя крепости
полные и докладные, даже если они изъявили на это желание . В 1556 г., как мы отметили
выше, установлено было пожизненное холопство пленных. Все эти указы завершились
Уложением 1597 г. о кабальных и вольных холопах. Это Уложение стоит в связи с
прекращением продажи в полное холопство. Указ об этом, если только он был, издан был
в первой половине XVII века до Уложения 1649, в котором о продаже «в полницу» уже
нет и упомина ния . Решительным шагом правительства в этом направлении было
Уложение 1597 г. Оно явно стремится заменить продажу «в полницу» продажей в
служилую кабалу. Предлагая закрепостить добровольных холопов, оно даже не упоминает
о возможности брать на них полные или докладные крепости и как бы делает
обязательным закрепление их служилыми кабалами . Правда, Уложение 1597 г. не
запрещает еще продажи «в полницу», но, как мы отметили выше, затрудняет ее, обставляя
особыми формальностями. При этом везде оно проявляет свою враждебность продаже в
полное холопство; кабальных людей, изъявивших желание дать полные грамоты и
отказавшихся от этого заявления уже стоя перед наместником московской трети, оно
предписывает отсылать в Холопий приказ и давать служилые кабалы. Мы уже видели
враждебное полному холопству приложение на практике указов 1597 г.: в Новгороде не
только добровольные послужильцы, но и старинные холопы приданые и купленные после
этого года превращались в кабальных . Ho, помимо распоряжения правительства, на
постепенное исчезновение обычая продажи в полное холопство, повлияли, быть может, те
же причины, которые вызвали в начале XVl века появление кабальных людей, а именно
естественное предпочтение вольными людьми пожизненной кабалы наследственному,
безусловному рабству и попрежнему ощущавшийся господами недостаток в рабочих
руках. Окончательное превращение вольных заимщиков в холопов с 1597 г. не
отразилось, однако, сначала на форме служилой кабалы. В новгородских кабальных
книгах 1599— 1600 гг. так же, как в позднейших кабалах XVII века , форма кабалы —
заемной росписки — осталась неприкосновенной, но некоторые приписки к кабалам
странно ей противоречат. Большинство кабальных заявляют в расспросе, что они волею
«бьют челом» в службу такомуто господину; кабальные сами подписываются под своими
показаниями, называют себя заимщи ками; но некоторые говорят уже, что они «бьют
челом» в холопы'. Это выражение и вошло позднее, в конце XVII века, в кабалу, когда
появились и заемные расписки — кабалы без займа . Заем по служилым кабалам
Уложение 1649 г. называет уже жалованьем кабальному и из фискальных целей
определяет норму жалованья в 3 рубля . Кабальное холопство, как мы заметили выше,
ставится многими исследователями в непосредственную преемственную связь с
закладничеством и закупничеством. Так, проф. Чичерин, видящий в закупничестве «род
личного найма, но с присоединением к этому заемного обязательства (купы)», утверждает,
что «впоследствии самое это слово (закуп) исчезает, а вместо него является название
закладня, которое в свою очередь превращается наконец в название кабального холопа» .
Точно также проф. Ключевский говорит: «личная зависимость закупа создавалась
заемным обязательством, которое состояло в обязательной работе закупа на
хозяиназаимодавца до уплаты долга», — и далее: «в удельное время такие закупы
назывались закладнями или закладниками», — из закладничества же впоследствии, под
действием особых начал, выработалось холопство кабальное . Блестящий анализ
отношений закупничества, сделанный проф. Сергеевичем, показал, что оно не было
договором займа, а чистой формой договора найма, что закупнаймит не занимал и не
уплачивал долга, а только брал вперед плату и погашал ее своей работой .? В
закладничестве, как кажется, также недостаточно основано, видят договор займа, с
обеспечением долга личным закладом должника . «Устанавливая различие между
служилыми кабалами и ростовыми, царский Судебник, повидимому, не оставляет места
закладничеству», как особому договору займа . Это наблюдение проф. Сергеевича имеет
важное значение. Судебник так строго регламентирует отношения между верителями и
должниками, что он не умолчал бы и о закладничестве, если б оно было особой формой
займа с залогом, если б из него возникала зависимость, аналогичная служилой кабале. И
это умолчание Судебника 1550 г. наводит на мысль, что зак ладничество было чемто
иным. Это подтверждает и Уложение 1649 года. Говоря подробно о закладчиках,
Уложение не знает закладных кабал на самих должников, подобных тем, какие писались
при закладе недвижимого имущества или живой собственности (жены или раба) . Из
статьи 18 главы XIX видно, что закладчики, если укреплялись чемлибо господам, то
укреплялись точно так же, как и крестьяне, не закладными, а обыкновенными кабалами,
записями о заемных долгах или о ссуде . Из того же Уложения видно, что эти ссуды и
кабалы не были обычным и существенным условием закладничества: «и впредь тем всем
людям, которые взяты будут за Государя, ни за ково в закладчики не записыватися и ни
чьими крестьяны и людьми не называти ся»‘. И только. Ни слова о заемных записях, а тем
более о закладных кабалах. Едва ли случайно Уложение, вместо слов не «закладываться»
или «в закладчики не записываться», ни разу не сказало: «и впредь тем всем людям
никому закладных кабал на себя не давати».? Слово закладывать, кроме значения отдавать
чтолибо в заклад (залог), имеет еще и другой смысл: заграждать, закрывать (закладывать
камнями). Закладываться значило в старину закрываться, защищаться. В этом смысле
употреблено это слово в приводимом Далем старинном выражении: «войско стало, за
ложившись рекою», — то есть, оградясь, закрывшись рекою. Точно также выражение
«заложиться за кого — нибудь» Даль объясняет словами: предаться на защиту1. Закладни
удельного периода — это не люди, заложившие себя за долги, а люди, предавшиеся на
чью — либо защиту, отдавшиеся под чье — нибудь покровительство, — клиенты,
поручившие себя защите патрона. Чтобы заложиться за кого — нибудь, естественно, не
надо было давать на себя какую — нибудь крепость, а тем менее закладную кабалу, для
этого достаточно было признать и объявить себя состоящим под покровительством какого
— нибудь сильного человека, поздней при переписях «записаться в закладчики», объявить
себя человеком такогото. В эпоху бесправия и слабой еще государственной власти, слабые
люди, естественно, искали защиты у частных лиц, сильных князей или бояр, и
действительно находили ее, так как насилие, совершенное над закладнем, господин считал
за оскорбление своей чести.? Взамен покровительства закладчик отдавал свою службу:
купец выходил из сотни, смерд — из тягла и платил подать не государству, а своему
патрону. Закладчики «податей никаких со своею братьею не платят, и живут себе в покое»
— как выражается грамота 1619 года . Закладничество первоначально имело чисто
политический характер подданства, поэтомуто мы и встречаем соглашения о них в
политических договорах Новгорода с великими князьями. Заботливо оберегая свою
самостоятельность, новгородцы никогда не забывали включать в договор статью о
недержании князем закладней в новгородских пределах. Указываемое значение зак
ладничества особенно видно из следующих выражений договорной грамоты 1295 года : «а
кто будет закладен позоровал ко мне, а жива в Новгородской волости тех всех отступился
есм Нову городу; а кто будет давных людий в Торжку и в Волоце, а позоровал ко Тфери
при Александре и при Ярославе, тем тако и седети, а позоровати им ко мне».
Закладниковклиентов XVI века мы узнаем в лице помещиков — слуг князей и бояр. Из
писцовых книг мы видим, замечает С.М. Середонин, что в XVI веке «большинство
помещиков, детей боярских, служат царю и великому князю, наряду с ними очень многие
служат князьям Микулинским (до 30 поместий); затем, некоторые служат князю
Владимиру Андреевичу, князю Ивану Федоровичу Мстиславскому...» и другим . В XVII
веке, когда государство наложило свою тяжелую руку на все классы и прикрепило всех к
службе, к земле или посаду, закладничество стало возможным лишь при поселении на
земле, принадлежащей патрону. «А которые московские и городовые посадские люди
сами или отцы их в прошлых годах живати на Москве и в городах и на посадех, в тягле... а
ныне они живут в закладчиках, за... всяких чинов людьми на Москве и в городах, на их
дворах и в вотчинах и в поместьях и на церковных землях, и тех всех сыскивати и свозили
на старыя их посадския места...»' В это время всеобщего закрепощения письменными
актами одного закладничества было уже недостаточно, и помещики старались закрепить
своих закладчиков долговыми обязательствами, но не закладными кабалами, как мы
указали, а заемными записями и ссудами. Уложение же 1649 года, видя в этих записях не
действительный заем, а лишь обход закона, указало по таким записям суда не давать.
Позднейших закладчиков надо отличать, таким образом, от древнейших закладней с
характером политического подданства. Поселяясь на чужой земле, закладчик переносил
свою податную ответственность на землевладельца и, при господстве вотчинного суда,
подчинялся суду вотчинника. Они не состояли ни в какой юридической зависимости от
своего патрона и тем менее холопской; не будучи связаны никакой крепостью, они всегда
могли уйти безнаказанно с земли господина. Если же закладчик дал заемную кабалу или
запись о ссуде, то он и крепок был заимодавцу не как закладчик собственно, а как
неоплатный должник, до уплаты долга. Поселяясь на земле частного владельца,
закладчики или занимали готовые уже дворы, принадлежащие вотчиннику, или ставили
новые, собственные. Если же они поселялись во дворах, состоявших в личном
пользовании вотчинника, то получали особое название дворников. Дворниками в
собственном смысле назывались сторожа двора или хором господина, жившие в них «для
дворового оберегания» . Существованием двор никовхолопов воспользовались тяглые
люди, желавшие выйти из тягла. В сторожа двора или дома начали поступать, иногда по
особой порядной , посадские тяглые люди . Вместе с тем, под видом дворников явились
закладчики, в большом числе они теснились на господском дворе уже не для «дворового
оберегания», а с целью избыть тягла и под защитой господина заниматься каждый своим
делом, торговлей или ремеслом. Дворники и дворницы — сторожа охраняют двор и
получают содержание от господина; дворники же — закладчики «пашню пашут на себя,
по сторонам нанимаючись», «торгуют всяким товаром отъезжаючи » и пр. Закладни были
и в Литве в XV, XVI веках; памятники строго отличают их от «людей в пенязех» —
заемщиков и наймитов (закупов) . Позднее они получают характерное для
закладчиковклиентов название протек циальных людей. Характеристика этих последних,
сделанная проф. Леонтовичем, вполне соответствует указанным чертам закладничества.
«Из беспомощности людей бедных, — говорит проф. Леонтович, — развился обычай
вступать под оборону и протекцию панов и магнатов, обычай, державшийся в юго
западной России очень долго. Даже в XVlII веке встречаем в ней особенный разряд
людей, известных под именем протек циальных. Под протекцию панов вступали как
простолюдины, так и мелкая шляхта... Вступление в зависимость и под защиту панов и
магнатов соединялось с половины XV века с освобождением слуг и крестьян от
государева тягла». Московское правительство, с присоединением Малороссии, начало
строго запрещать «окривать протекциею, заступать от общенародных тяжестей» . С этой
точки зрения на закладничество, само собой разумеется, не может быть и речи о связи
закладчиков с кабальными холопами. Гораздо более убедительным представляется
сопоставление кабальных людей с крестьянамидолжниками, сделанное проф. Беляевым и
принятое затем проф. ВладимирскимБудановым . Значительно ранее кабальных
серебряников, дворовых слуг — должников, обязавшихся «за рост служить во дворе»
кредитора, появились еще в начале XV века крестьяне«серебряники», должники,
отправлявшие «взамен уплаты процентов на занятый капитал, различные издельные —
барщинные повинности на помещикакредитора». Подобно тому, как кабальные за рост
служили во дворе, так крестьяне«серебряники», так сказать, за рост косили, пахали,
строили хоромы на монастырь и проч. Правда, как справедливо замечает проф.
Сергеевич , в актах мы не находим таких выражений, но это потому, что до нас не дошло
издельных кабал на крестьян, да, может быть, они и не писались. Зато в грамотах с XV
века мы встречаем неоднократно крестьяндолжников под именем окупленных людей ,
«серебряников», находим упоминание об издельном серебре, то есть долгах крестьян,
наконец, многозначещее выражение: дело делать на серебро. Источник многочисленных
барщинных повинностей, сверх оброка, которые подробно перечисляет, например,
уставная грамота, данная в 1391 году Константинов скому монастырю , лежал не в чем
ином, как в долговых отношениях крестьян к помещикам; трудно предположить, чтобы
помещики давали ссуды и не взимали за них процентов в той или иной форме. Новое
толкование выражения «издель ное серебро» и крестьяне«издельники», предложенное
проф. Сергеевичем, представляется несколько искусственным , и более естественное
объяснение дают им следующие слова жалованной грамоты Ферапонтову монастырю
1450 года: «а которые (монастырские люди серебряники) будут вышли в монастырском
серебре в твой путь, и они бы дело доделывали на то серебро, а в серебре бы ввели
поруку, а осень придет, и они бы и серебро заплатили». Это дело, делаемое на серебро, в
той же грамоте раньше названо ростом . Грамота эта ясно различает «дело, делаемое на
серебро», взамен роста, от уплаты самого серебра — долга. Между кабальными людьми и
крестьянамисеребряниками, таким образом, есть несомненная аналогия: частная
зависимость тех или других возникает из одной и той же формы займа. Ho трудно с
уверенностью утверждать, была ли или нет непосредственная связь между этими двумя
явлениями как вначале, при появлении служилых кабальных вслед за
серебряникамииздель никами, так и впоследствии, когда крестьяне до некоторой степени
сравнены были с кабальными холопами .? Кабальное холопство ставят также в тесную
связь с холопством докладным. Так, проф. Ключевский говорит следующее: «из полного
холопства, под действием начал кабального, или одинаковых исторических условий
образования того или другого, развился смягченный вид купленного холопства с
укороченной потомственной и случайной полной стариной», то есть холопство докладное.
«В свою очередь, докладное холопство содействовало дальнейшему развитию
кабальнаго». Закон 1597 года «принял докладное холопство за образец для кабальнаго в
отношении срока службы» (до смерти господина) . Проф. Ключевский, таким образом,
придает докладному холопству существенную черту второй формы кабального и признает
их постоянное взаимное влияние. Наоборот, проф. Сергеевич не видит в докладных
«какоголибо особого вида рабов»; по его мнению, как кабальное холопство, так и полное
«одинаково называется докладным от формы доклада» . Ho, если докладные люди, как мы
сейчас попытаемся доказать, и не отличались ничем, вопреки мнению проф. Ключевского,
по своему юридическому положению от других безусловных рабов, то они отличались от
полных холопов, вопреки проф. Сергеевичу, по источнику рабства: «продаже на ключ»,
укреплявшейся в XVI веке особой докладной грамотой. Этот особый источник рабства,
характерная черта докладного холопства, отмечен еще Русской Правдой. В статье 104, по
Троецкому списку, читаем: «а се третье холопство: тивунь ство без ряду, или привяжет
ключ к собе без ряду». По княжескому Судебнику (ст. 66) только принятие должности
сельского ключника (сельского ключа) делает человека холопом: «а по гороцкому ключу
не холоп». Разумеется, уз этих постановлений, как справедливо замечает проф.
Сергеевич , едва ли можно сделать тот вывод, который сделал проф. Ключевский, а
именно, что сельские ключники «отдавались в холопство не для всякой работы, какую
укажет господин, а специально для службы прикащиком по его хозяйству» . Ho во второй
своей статье о крепостном праве проф. Ключевский и сам, как кажется, отказался от
первоначального своего мнения; здесь он говорит иное: «принимая должность ключника,
человек становился холопом, но, став им, он мог и не быть ключником, оставаясь холопом
. Судебник 1550 г., оставив в силе указанное постановление первого Судебника, сделал к
ниму следующую прибавку; он сделал обязательным совершение особых актов,
докладных грамот, при продаже в холопство по сельскому ключу . А так как холопы
назывались обыкновенно по источнику рабства и так как при продаже на ключ, раньше
обыкновенно был доклад наместнику, а теперь начали писать докладные, то сельские
ключникирабы и получили специальное название докладных людей. Что эти докладные
холопы по своим юридическим правам, вернее полному отсутствию прав, ничем не
отличались от полных, полоняников и других безусловных рабов, легко доказать. Так, для
Судебников докладные такие же холопы, как и всякие другие. Наследственность
докладного холопства следует из частных: данных и духовных и раздельных, записанных
дьяками в крепостную книгу. В 1571 г. «дал Федор Федоров сын Линев за сестрою своею
родною за Марфою в приданые человека своего докладного Федяку Григорьева». В 1595
г. «Онд рей Юрьев сын Косицкий да Максим Богдановы дети Косиц кого поделили меж
себя полюбовно людей своих полных и докладных и кабальных». В следующем году:
«благословил Koc тентин Собакин сын Скобельцын детей своих... людьми сво ими
старинными, докладными и полоненики» . Кроме того, из приписок к докладным,
записанным в той же крепостной книге, видно, что дети и внуки докладных людей
служили в холопстве у господ своих отцов. Наконец, о наследственности докладного
холопства неопровержимо свидетельствует статья 61, главы XX Уложения 1649 г.: «а в
приданые давати и женам, и детем, и внучатом, и правнучатом в надел в духовных и в
данных и в рядных писати полных и докладных и купленных людей и полонеников иных
земель. И кому такие люди будут в приданые или в надел даны и тем людям такие люди
крепки и женам их и детям и внучатом и правнучатом» ... Ho на чем же основывается
проф. Ключевский, утверждая, что докладное холопство в XV, XVI веках было условным,
пожизненным, что право господина на докладного холопа «прекращалось смертью
господина и не передавалось наследникам» . Он основывается прежде всего на особом
толковании следующих слов указа 1597 г.: 1) «и тем всем людям... по тем служилым
кабалам, по старым и по новым, быти в холопстве, как и по докладным; 2) и от государей
своих им не отходити, и денег по тем служилым кабалам у тех холопей не имати и
челобитья их в том не слушати по старым кабалам; 3) и выдавать их тем государем в
службу до смерти». Проф. Ключевский полагает, что этими словами указ уравнял
кабальных людей в правах с докладными, то есть, что во всех трех фразах надо иметь в
виду слова «как и по докладным», что докладные и ранее выдавались «в службу до
смерти» (господина), а теперь то же самое было узаконено о кабальных. Ho что кабальные
люди этим указом не были уравнены в правах с докладными, это видно из дальнейшего
текста того же Уложения 1597 г.: «которые кабальные люди учнут на себя полныя и
докладныя давати», тех отсылать к наместнику И.О. Безобразову. «А которые кабальные
люди став скажут, что они служили преж сего по кабалам, а ныне дают на себя полныя и
докладныя, да постояв скажут, что полных и докладных на себя не дают», тех отсылать в
приказ Холопьего суда и отдавать в холопство по кабалам. Ясно, что между докладным и
кабальным холопством оставалась еще существенная разница и что докладное холопство
было тяжелее, то есть, подобно полному, было безусловным, наследственным (что же
другое?), если правительство предвидело случай, что кабальный, стоя уже пред
наместником, откажется от своего заявления дать докладную, и, верное своему общему
нерасположению к безусловному рабству, приходило на помощь кабальному. Поэтомуто
мы и полагаем, что сравнение в приведенных трех фразах неполное, что правительство
сравнило кабальных людей с докладными не в отношении пожизненности, а только в
отношении их рабского состояния: надо помнить, что кабальных людей правительство до
этого времени настойчиво называло заимщиками, и только теперь объявило холопами, как
и по докладным (и полным, и купчим, и другим грамотам). Что сравнение в этих фразах
неполное, это в особенности видно из второй фразы: «и денег по тем служилым кабалам у
тех хо лопей не имати»; здесь уже несомненно нельзя иметь в виду слов «как и по
докладным», потому что докладные не занимали денег и отпускались по отпускным
грамотам. Кроме указа 1597 г., проф. Ключевский ссылается на указ царя Василия
Шуйского 1609 г. Действительно, этим указом «государь велел, по прежнему своему
государеву указу, отпу щати на волю» кабальных и докладных людей по смерти их
господ. Таким образом, царь Василий Шуйский распространил на докладных людей
действие закона о кабальных, но это не вполне ясное распоряжение затем было отменено,
как и многие другие указы о холопах Шуйского . Это видно из указанной уже статьи
Уложения о наследственности докладных. Как бы то ни было, допуская даже, что указ
1597 г., подобно указу 1609 г., установил пожизненное холопство докладных, мы
особенно настаиваем на том, что из этих указов никак нельзя заключать, что докладное
холопство и до них, в XV, XVI веках, было условным, пожизненным. Ho как же обходит
проф. Ключевский указанную нами практику перехода докладных по наследству, на
которую вместе с Судебником и Уложением опирается положение о безусловности и
наследственности докладных людей. Проф. Ключевский утверждает, что все известные
нам случаи наследственности докладных были исключением, что докладные, будто бы,
лишь иногда переходили по наследству, именно когда отцы их умирали в холопстве,
умирали раньше господ, не успев выйти на волю . В подтверждение этого «особого
правила», действовавшего в древности, проф. Ключевский ссылается лишь на следующую
генеалогию холопов, записанную в крепостную книгу Лакиера : Ивашко — продался в
докладные Скобельцыным. Фетко, сын Ивашки. I Исайко Беспута, умер в холопстве. I
Томилко Прокофейко, передан в 1596 г. по наследству детям Константина Собакина. Из
этой приписки проф. Ключевский и заключает, что последний, Томилко, перешел по
наследству лишь потому, что отец его Беспута умер в холопстве, и выводит из этого
частного случая общее правило. На это мы заметим, что предполагать, что сын Беспуты
остался рабом лишь потому, что отец Беспута умер в докладном холопстве, нельзя никоим
образом: I) Беспута был старинным холопом, внуком докладного Ивашки (по теории
проф. Ключевского, должно быть, тоже умершего в рабстве) и 2) этот Беспута, кроме того,
был еще полный холоп по рабе, по браку своему на тоже старинной, безусловной рабе
Смирен ке, внучке продавшегося в полнину Куземки . Таким образом, Томилко перешел
по наследству не потому, что он был сыном докладного, умершего в холопстве, а потому,
что отец его был старинным холопом. Несколько искусственное объяснениеправило проф.
Ключевского падает само собой: переход докладных и их потомства по наследству
доказывает неопровержимо, что докладное холопство было наследственным, безусловным
и никак не могло служить примером указу 1597 г., установившему пожизненность
холопства кабального. Остановимся теперь на оригинальном мнении о тожестве
докладных людей как с кабальными, так и с полными. «В XV веке, — говорит проф.
Сергеевич, — старый порядок (дачи полных грамот) получил некоторое дальнейшее
развитие». Именно «акт продажи себя в рабство должен был совершаться пред лицом
правительственного агента», то есть с доклада наместнику, откуда полные грамоты и
полные холопы и стали называться докладными . Ho, на самом деле, из дошедших до нас
грамот мы видим, что и позднейшие полные грамоты начала XVI века, написанные с
доклада, по предположению проф. Сергеевича, по прежнему называются полными.
Одновременно с ними пишутся особые грамоты докладные, существенно отличавшиеся от
них по форме. Специальное выражение полных грамот: «купил такогото в полнину»,
всегда заменяется в докладных особыми терминами: «такойто дался на ключ в село, а по
ключу и в холопы» . Эти слова неслучайно вполне соответствуют статье 76 царского
Судебника: «по ключу по сельскому с док ладною холоп». В XVI веке многие грамоты
писались с доклада наместнику, но легко догадаться, отчего только грамоты о продаже на
ключ стали называться докладными. При продаже на ключ впервые вошел в обычай
доклад, когда продажа «в полнину» совершалась еще без ведома правительства. Судебник
княжеский (1497 г.) еще не знает выдачи полных с доклада , но и он уже говорит: по
сельскому ключу холоп с докладом и без докладу» (ст. 66). Отсюда название докладных и
сохранилось потом за одним только разрядом актов на холопство. Проф. Сергеевич
полагает далее, что с конца XVI века и служилые кабалы стали называться докладными,
так как и для них указом 1586 г. установлен был доклад приказу Холопьего суда. «Форма
доклада, — говорит он, — была одна и та же» . Действительно, указами 1586—1597 гг. и
для служилых кабал установлен был доклад, но этот доклад назывался иначе запиской
кабалы в книге приказа Холопьего суда . Судя по докладной 1553 г., при продаже с
доклада, в собственном смысле, сама сделка совершалась пред лицом наместника, в
присутствии господина и холопа; показания их записывались в самый акт продажи, к
которому наместник прикладывал свою печать. При докладе же, собственно при записке
кабалы, готовая уже грамота списывалась в книгу и к ней приписывали приметы
кабального и его показания о происхождении. Форма доклада, таким образом, была
существенно различна. Поэтомуто новые кабалы и называются постоянно записными: «по
кабалам по старым и по новым записным кабалам», «с записных с служилых кабал» , и
холопы по этим кабалам называются не докладными, а записными кабальными людьми .?
В докладных людях, таким образом, нельзя видеть ни людей, продавшихся в полницу, ни
записных кабальных, а только продавшихся на ключ, а по ключу и в холопы.

СПИСОК СОКРАЩЕНИЙ:
ААЭ — Акты, собранные в библиотеках и архивах Российской империи
Археографической экспедицией Академией наук. СПб., 1836. Т. IIV АИ — Акты
исторические АИЮС — Архив историкоюридических сведений АМГ — Акты
Московского государства АЮ — Акты юридические АЮБ — Акты, относящиеся до
юридического быта Беляев И.Д.
 Лекции — Беляев И.Д. Лекции по истории русского законодательства. М., 1888 Валуев Д.
Введение — Валуев Д. Введение. — Синбирс кий сборник BE — Вестник Европы
ВладимирскийБуданов М.Ф. Обзор — ВладимирскийБуданов М.Ф. Обзор истории
русского права. Киев, 1888 (2е издание) ВМОИД — Временник Московского общества
истории и древностей Воскр. — Летопись по Воскресенскому списку. — ПСРЛ. СПб.,
1856. Т. VII ДАИ — Дополнения к актам историческим, собранные и изданные
Археографической комиссией. СПб., 18461872. Т. IXII ДПС — Доклады и приговоры
сената ЖМНП — Журнал министерства Народного просвещения ЖМЮ — Журнал
Министерства юстиции ЗАН — Записки Академии наук ЗИРАО — Записки
Императорского российского Археологического общества Ипат. — Летопись по
Ипатьевскому списку Котошихин Г. О России — Котошихин Г. О России в царствование
Алексея Михайловича Лавр. — Летопись по Лаврентьевскому списку. СПб., 1872? JI3AK
— Летопись Западной Археографической комиссии Милюков Н.П. Очерки — Милюков
Н.П. Очерки по истории русской культуры Неволин К. История — Неволин К. История
российского гражданского законодательства Никон. — Летопись по Никоновскому списку
ПСЗ — Полное собрание законодательства ПСРЛ — Полное собрание русских летописей,
изданное по высочайшему повелению археографической комиссией РИБ — Русская
историческая библиотека РИС — Русский исторический сборник PM — Русская мысль
Рожденственсикй С.В. Служилое землевладение — Рождественский С.В. Служилое
землевладение в Московском государстве в XVI в. СГГД — Собрание государственных
грамот и договоров, хранящихся в Государственной Коллегии иностранных дел. М.,
18131828 Сергеевич В.И. Русские — Сергеевич В.И. Русские юридические древности. Т.
III. СПб., 1890 Чичерин Б.Н. Опыты — Чичерин Б.Н. Опыты по истории русского права
ЧОИДР — Чтения в Обществе истории и древностей российских при Московском
университете