Традиции новогодних спектаклей. Подробнее – Владимир Аверин и Григорий Заславский.

АВЕРИН: Здравствуйте, в студии "Вестей ФМ" Владимир Аверин. И хозяин этой студии – мой коллега Григорий Заславский, наш культурный обозреватель и ректор ГИТИС. Приветствую, Григорий.

ЗАСЛАВСКИЙ: Да.

АВЕРИН: Такая сложная задача стоит перед нами. Натолкнулась общественность на то, что сделался какой-то невозможный ажиотаж вокруг "Щелунчика" в Большом театре. Спрос колоссальный, очереди, давки, какая-то битва. Я как человек, которого родители занесли в балетный театр в возрасте 3-х лет, наблюдал за этим просто с изумлением. Потому что я не понимаю тех людей, которые давятся в очереди. Ну а дальше как человек, который все равно так или иначе занимается общественно-политическими проблемами, я задумался: а с чего вдруг? С чего вдруг вот этот вот "Щелкунчик", который заполоняет сцены всех музыкальных театров, всех домов культуры, и ничего, кроме "Щелкунчика", в новогодние и рождественские дни невозможно посмотреть. И тут спасибо большое, конечно, пресс-службе Большого театра и Музею Большого театра, они мне дали доступ к своей базе, к архиву.

ЗАСЛАВСКИЙ: Так. И что?

АВЕРИН: И я посмотрел, когда вот эта вот чума на оба наших оперных дома свалилась. И оказалось, что это все началось буквально в середине 90-х годов. До этого все было прекрасно. Там ведь в 41-м году "Травиата", в которой Лемешев пел, там и "Бал-маскарад", там и Даргомыжский, понимаете, там и "Иоланта" в конце концов, там много всего ставилось на сцене как раз в эти самые дни.

ЗАСЛАВСКИЙ: Да-да, естественно, вот этой вот страды "щелкунчиковой", когда утром и вечером, вот с утра и без конца, такого не было еще и 10 лет назад, мне кажется.

АВЕРИН: Нет-нет, вот это уже в 2000-е годы, это уже.

ЗАСЛАВСКИЙ: Да? Потому что я помню, что, естественно, Николай Максимович танцевал 31-го, в свой день рождения, вечерний спектакль, это было событием. Вот что есть дневной "Щелкунчик" 31-го и вечерний "Щелкунчик", который самый ценный, потому что он короткий балет, его никто не начинал в 6 вечера, его начинали в 7. Ну и, естественно, люди, посмотрев спектакль, успевали к Новому году, к новогоднему столу вернуться домой. Вот поэтому, мне кажется, что еще совсем недавно этого не было. И я сразу же расскажу, как недавно я разговаривал с одним нашим замечательным преподавателем – профессором и балетным критиком Колесниковым. А он общается с Юрием Николаевичем Григоровичем, раз в неделю его посещает (примерно как Сирано де Бержерак, который рассказывает все новости). И для Юрия Николаевича было просто потрясением, что так удивительно, в общем, никогда не было, ну, то есть было, но с каждым годом это все нарастало и нарастало. Ну и я все-таки не исключаю никакие конспирологические варианты, мне по-прежнему воображается, что кто-то не был уверен, что Владимир Георгиевич напишет по своему собственному желанию заявление об уходе, и таким образом, конечно, здесь была немножко взвинчена эта история не без чьего-либо постороннего участия.

АВЕРИН: Да.

ЗАСЛАВСКИЙ: Потому что если вот эта женщина, которая простояла 49 часов… Моя мама в таких случаях говорила: значит, силы есть…

АВЕРИН: Да.

ЗАСЛАВСКИЙ: Потому то, если у меня нет сил, если вообще мне нужно в туалет, я все-таки выйду в туалет. А 49 часов отстоять… Все-таки мы понимаем, что есть очереди, в которых есть смысл стоять, да "там, где стоял я 300 часов и где мне не открыли засов", и есть очереди, в которых все-таки постоял-постоял – ну нету 39-го размера, ну что ж делать, ушли, в конце концов не последняя рубашка. И точно так же и здесь. Это же все-таки предмет роскоши – пойти 31 декабря на "Щелкунчика".

Полностью слушайте в аудиофайле!