Nigmatullina Velts Iskusstvo Slova Site
Nigmatullina Velts Iskusstvo Slova Site
Nigmatullina Velts Iskusstvo Slova Site
СЛОВА
Хрестоматия по судебной риторике
Образовательное учреждение профсоюзов
высшего образования
«Академия труда и социальных отношений»
Башкирский институт социальных технологий
(филиал)
ИСКУССТВО
СЛОВА
Хрестоматия по судебной риторике
Уфа
2017
УДК 80/81+347.97
ББК 67.410.90Я72-3
И86
Составители:
Т.А. Нигматуллина, Р.Я. Вельц
Рецензенты:
В.О. Аббасов, член Исполкома Гильдии российских адвокатов,
Председатель президиума коллегии адвокатов «Гильдия российских
адвокатов по Республике Башкортостан», Вице-президент член Совета
Адвокатской палаты Республики Башкортостан; Почетный адвокат России;
А.С. Курманов, доктор юридических наук,
заведующий кафедрой уголовного права, процесса и криминалистики
Башкирского института социальных технологий (филиала)
ОУП ВО «Академия труда и социальных отношений
УДК 80/81+347.97
ББК 67.410.90Я72-3
ВВЕДЕНИЕ. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 9
П. Сергеич (Пороховщиков П.С.)
Искусство речи на суде. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 11
ОБРАЗЦЫ
АНТИЧНОГО СУДЕБНОГО КРАСНОРЕЧИЯ. . . . . . . . . . . . . . . . . . 111
Лисий
Речь о том, что не дают пенсии инвалиду. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 111
Марк Юний Брут
Речь после убийства Юлия Цезаря . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 117
Марк Туллий Цицерон
Первая речь против Луция Сергия Катилины. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 120
3
Спасович Владимир Данилович
Дело Дементьева. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 332
Дело Островлевой и Худина. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 342
Урусов Александр Иванович
Дело Мироновича. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 359
СУДЕБНОЕ КРАСНОРЕЧИЕ
ХХ–XXI веков . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 373
Ватман Давид Петрович
Дело А.И. Котова
(О смерти «фактического» супруга) . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 374
Гельфанд Леонид Аронович
Дело С.А. Баянова
(Об убийстве) . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 381
Гершанова Г.Е.
Дело И.М. Лихова
(О восстановлении на работе). . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 391
Декснис В.П.
Дело И. Штараса и А. Исоцкене
(О прекращении общей собственности). . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 393
Дервиз Олег Валерианович
Дело Васильевой
(О причинении тяжких телесных повреждений,
повлекших смерть). . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 398
Дело о подмене скрипки
(из записок адвоката О.В. Дервиза). . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 404
Елизарова Н.В.
Дело ЖСК «СТАРТ»
(Выселение из дома ЖCK). . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 411
Забела В.А.
Дело В. Пятраускене
(О недействительности договора дарения). . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 416
Игнатова С.В.
Дело М.С. Колина
(О восстановлении на работе). . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 421
4
Израхович М.Л.
Дело И.Г. Картузова
(Об установлении отцовства). . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 425
Карманов Федор Александрович
Дело З. Дааева
(Обвинение сразу по четырем статьям УK РФ — 105 (убийство),
26 (похищение человека), 162 (разбой) и 163 (вымогательство)) . . . . 431
Клокова В.А.
Дело А.А. Ивакина
(О признании права на квартиру). . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 436
Коморский В.Е.
Дело Н.Е. Бачерикова
(Об изъятии домовладения в фонд местного Совета
народных депутатов). . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 439
Костанов Юрий Артемович
Дело Пилипенко
(Об убийстве) . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 443
Дело Е. Климовой
(О жертве финансовых пирамид). . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 450
Куприянов Алексей Анатольевич
Дело о групповом разбое . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 457
Дело о ДТП на Ленинградском. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 470
Дело А. Наумова
(О продаже мобильных телефонов). . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 480
Дело Хатовой
(Налоговое дело) . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 485
Дело о признании права собственности
на часть дома . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 491
Липецкер М.С.
Дело С.И. Зубова
(Об изъятии самовольно построенного дома) . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 494
Любарская Г.В.
Дело А.П. Перадзе
(О расторжении договора найма жилого помещения) . . . . . . . . . . . . 502
5
Могилянский Леонид Генрихович
Дело А.Н. Приймака
(О замене купленного автомобиля). . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 507
Нахимова Елена Владимировна
Дело И.А. Зорина
(О взыскании пая). . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 511
Падва Генрих Павлович
Дело Каулина
(О доведении до самоубийства) . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 514
Дело по иску Селиверстова к Гуваковой и Дубовой
(О признании недействительным договора дарения квартиры). . . 521
Порецкая А.П.
Дело М.И. Валиной
(О разделе жилой площади в ЖСК) . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 523
Раппопорт Леонид
Дело А.И. Кузенковой
(О праве собственности на автомобиль). . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 528
Резник Генри Маркович
Дело о публикации в журнале «Наш современник». . . . . . . . . . . . . . . 532
Дело В.Ю. Поэгли
(Об оскорблении личности). . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 534
Резниченко Иосиф Моисеевич
Дело Сосниной
(О непреднамеренном убийстве при самообороне). . . . . . . . . . . . . . . 542
Россельс Владимир Львович
Дело Семеновых
(О хищении). . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 545
Дело об оговоре отчима падчерицей . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 549
Свирин Юрий Александрович
Дело об убийстве на сексуальной почве. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 561
Дело А.П. Землянского
(О нарушении таможенного законодательства) . . . . . . . . . . . . . . . . . . 566
Дело Е.И. Астафьевой
(Об уклонении от уплаты налогов). . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 576
6
Дело Гирша В.Р.
(Обвинение по трем статьям: покушение на убийство
общеопасным способом, по найму, организованной группой;
умышленное причинение средней тяжести вреда здоровью;
незаконное приобретение, ношение огнестрельного оружия
и боеприпасов в составе организованной группы) . . . . . . . . . . . . . . . . 581
Склярский И.И.
Дело Т.Б. Косенко
(О вселении) . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 586
Скобунова Т.И.
Дело С.Ф. Костюченко
(Об увольнении). . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 592
Трейстер И.А.
Дело С.Г. Кириной
(Об отказе в выдаче ордера на квартиру). . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 595
Филиппов Б.В.
Дело И.Л. Красавиной
(Об обмене жилой площади в ЖСК). . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 599
Хейфец Леонид Генрихович
Дело Г.Б. Маркова
(О возмещении вреда, причиненному автомобилю) . . . . . . . . . . . . . . 603
Чертков Владимир Лазаревич
Дело Леонова и др.
(О взыскании постановочного вознаграждения). . . . . . . . . . . . . . . . . 609
Цегельницкий И.Л.
Дело И.Б. Осенева
(О признании брака недействительным). . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 612
Ярмуш Мария Михайловна
Дело о взыскании алиментов в твердой денежной сумме. . . . . . . . . . 617
Иск Торри Энн Хансен к Российской газете
об обязании опубликовать ответ гражданина
на публикацию в газете. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 620
Дело о признании сделки купли-продажи
земельного участка недействительной . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 625
7
Дело об определении места жительства детей. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 630
Дело об исключении личного имущества
из общего имущества супругов . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 636
Дело о разделе имущества супругов. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 640
Дело об определении места жительства детей
и о выезде детей с матерью на постоянное проживание
за границу без согласия отца. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 644
Дело о взыскании стоимости заказанного товара. . . . . . . . . . . . . . . . . 648
Дело Артемьева
(Об убийстве и поджоге). . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 651
Дело Б.Г. Савельевой
(О признании права собственности). . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 662
Дело Старовойтова
(Об изнасиловании и убийстве). . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 664
Речь в защиту Иванова. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 665
8
ВВЕДЕНИЕ
9
рактер речи1. По справедливому высказыванию Н.П. Карабчевского,
«судебное красноречие — красноречие особого рода. На него нельзя
смотреть лишь с точки зрения эстетики. Вся деятельность судебного
оратора — деятельность боевая. Это вечный турнир перед возвышен-
ной и недосягаемой „дамой с повязкой на глазах”. Она слышит и счита-
ет удары, которые наносят друг другу противники, угадывает и каким
орудием они наносятся»2.
Данное пособие призвано восполнить потребность в материалах,
не всегда доступных студентам, познакомить их с оригинальными
текстами — образцами красноречия. Здесь представлены образцы ре-
чей известных юристов начиная с эпохи античности и заканчивая со-
временностью. Речи предваряют краткие биографические сведения
об авторе.
Материалы располагаются в хронологической последовательности,
что дает возможность увидеть, как развивалось судебное красноречие,
как формировались его методы и приемы.
Тексты даются в соответствии с нормами современной орфографии,
но при этом сохраняются без изменений написания терминов, приня-
тых в определенный отрезок времени. В отдельных случаях сохраняет-
ся также авторское написание примеров и без изменений приводятся
цитаты, включенные в то или иное выступление.
В хрестоматию включены речи в большинстве своем по граждан-
ским делам. Вместе с тем приводятся выступления известных юри-
стов в сфере уголовного судопроизводства. Каждая из речей имеет
свою специфику, но все они являются образцами судебного красно-
речия.
1
Ивакина Н.Н. Основы судебного красноречия (Риторика для юристов): учеб.
пособие. М.: Юристъ, 2007. С. 3.
Карабчевский Н.И. Речи. 1882–1914. Пг., 1916.
2
10
П. Сергеич (Пороховщиков П.С.)
1
Печатается по изданию: Сергеич П. Искусство речи на суде. М.: Юридическая
литература, 1988.
11
тических речах. Наши отцы и деды говорили чистым русским языком,
без грубостей и без ненужной изысканности; в наше время, в так назы-
ваемом обществе, среди людей, получивших высшее образование, точ-
нее сказать, высший диплом, читающих толстые журналы, знакомых
с древними и новыми языками, мы слышим такие выражения, как: по-
завчера, ни к чему, нипочем, тринадцать душ гостей, помер вместо умер,
выпивал, вместо пил, занять приятелю деньги; мне приходилось слы-
шать: заманул и обманил.
Наряду с этими грубыми орфографическими ошибками разговор
бывает засорен ненужными вводными предложениями и бессмыс-
ленными междометиями. Будьте внимательны к своим собеседникам,
и вы убедитесь, что они не могут обойтись без этого. У одного только
и слышно: так сказать, как бы сказать, как говорится, в некотором роде,
все ж таки; это последнее слово, само по себе далеко не благозвучное,
произносится с каким-то змеиным пошипом; другой поминутно про-
износит: ну; это слово — маленький протей: ну, ну-ну, ну-те, ну-те-с,
ну-ну-ну; третий между каждыми двумя предложениями восклицает:
да! — хотя его никто ни о чем не спрашивает и риторических вопросов
он себе не задает. Окончив беседу, эти русские люди садятся за работу
и пишут: я жалуюсь на нанесение мне побой; он ничего не помнит, что
с ним произошло; дерево было треснуто; все положилися спать. Это —
отрывки из следственных актов. В постановлении одного столичного
мирового судьи я нашел указание на обвинение некоего Чернышева
«в краже торговых прав, выданных губернатором на право торговли».
Впрочем, мировые судьи завалены работой; им некогда заниматься
стилистикой. Заглянем в недавние законодательные материалы; мы
найдем следующие примечательные строки: «Между преступными по
службе деяниями и служебными провинностями усматривается суще-
ственное различие, обусловливаемое тем, что дисциплинарная ответ-
ственность служащих есть последствие самостоятельного, независимо
от преступности или непреступности, данного деяния, нарушение осо-
бых, вытекающих из служебно-подчиненных отношений обязанностей,
к которым принадлежит также соблюдение достоинства власти во вне-
служебной деятельности служащих».
В этом отрывке встречается только одно нерусское слово; тем не ме-
нее это настоящая китайская грамота. Необходимо крайнее напряже-
ние внимания и рассудка, чтобы уразуметь мысль писавшего. В русском
переводе это можно изложить так: служебные провинности, в отличие
от служебных преступлений, заключаются в нарушении обязанностей
служебной подчиненности или несоблюдении достоинства власти вне
службы; за эти провинности устанавливается дисциплинарная ответ-
12
ственность. В подлиннике 47 слов, в переложении — 26, то есть почти
вдвое меньше. Не знаю, есть ли преимущества в подлиннике, но в нем
несомненно есть ошибка, замаскированная многословием. По прямо-
му смыслу этих строк различие между должностным преступлением
и проступком заключается не в свойстве деяния, а в порядке пресле-
дования; это все равно, что сказать: убийство отличается от обиды тем,
что в одном случае обвиняет прокурор, а в другом — частное лицо. Пи-
савший, конечно, хотел сказать не это, а нечто другое.
Несколькими строками ниже читаем: «проявление неспособности
или неблагонадежности может возбудить вопрос о прекращении отно-
шений служебной подчиненности». Здесь отвлеченному понятию про-
явление приписывается способность к рассудочной деятельности.
Примером законченного законодательного творчества может слу-
жить ст. 531 Уголовного уложения: «Виновный в опозорении разглаше-
нием, хотя бы в отсутствие опозоренного, обстоятельства, его позоряще-
го, за сие оскорбление наказывается заключением в тюрьме».
В торжественном заседании Академии наук в честь Льва Толсто-
го ученый исследователь литературы говорит, что предполагает «кос-
нуться творчества великого писателя со стороны лишь некоторых, так
сказать, его сторон». Чтобы пояснить свои основные воззрения и быть
вполне понятным для аудитории, он высказывает несколько рассужде-
ний о человеческом познании и, между прочим, объясняет, что «рацио
нальное мышление не рационалистично» и что «будущее будет очень
психологично». Самая задача, поставленная себе оратором относитель-
но Толстого, заключается в том, чтобы «заглянуть, если можно так вы-
разиться, в его нутро». В том-то и дело, что так нельзя выражаться.
Через месяц или два, 22 марта 1909 г., в том же высоком учреждении
тот же знаток родной словесности говорил: «особая, исключительная,
великая гениальность Гоголя». Это втрое хуже, чем сказать: всегдаш-
ний завсегдатай. Слыхали вы, что существует обыкновенная, зауряд-
ная, мелкая гениальность?
В статье проф. Н.Д. Сергеевского «К учению о религиозных преступ
лениях» (Журнал Министерства Юстиции, 1906 г., № 4) встречают-
ся следующие выражения: «тяжесть наказания этого преступления
может быть невысока»; «еврейская и христианская религии признают
сверхчувственного бога, в существе своем стоящего превыше всяких
человекоуподобительных персонификаций»; «религиозные убеждения
служат почвою образования ряда особых преступных деяний, окрашен-
ных религиозным моментом».
Это писал поклонник чистой русской народности! И чем больше мы
будем искать, тем больше найдем таких примеров.
13
Но где же причина постыдного упадка богатого языка? Ответ всег-
да готов: виноваты школа, классическая система, неумелое препода-
вание.
Пушкин ли не был воспитан на классиках? Где учились И.Ф. Горбу-
нов или Максим Горький?
Скажут, виноваты газеты, виновата литература: писатели, критики;
если так пишут творцы слога и их присяжные ценители, мудрено ли,
что те, кто читает их, разучились и писать, и говорить? С таким же пра-
вом можно спросить: как не стать вором судье, который каждый день
судит воров? или: как не победить тому, кого побеждают враги?
Нет, виноваты не только школа и литература, виноват каждый гра-
мотный человек, позволяющий себе невнимание к своей разговорной
и письменной речи. У нас ли нет образцов? Но мы не хотим их знать
и помнить. Тургенев приводит слова Мериме: у Пушкина поэзия чудным
образом расцветает как бы сама собою из самой трезвой прозы. Удиви-
тельно верное замечание, — и делает его иностранец. Перепишите стихи
пушкинских элегий, не разделяя их на рифмованные строки, и учитесь
по этой прозе. Таких стихов никто никогда не напишет, но такою же хру-
стальной прозой обязаны писать все образованные люди. Этого требует
уважение к своему народу, к окружающим и к себе. А безупречный слог
в письме приучает к чистой разговорной речи.
Чистота слога
14
Но мало сказать: нужна ясная речь; на суде нужна необыкновен-
ная, исключительная ясность. Слушатели должны понимать без уси-
лий. Оратор может рассчитывать на их воображение, но не на их ум
и проницательность. Поняв его, они пойдут дальше; но поняв не впол-
не, попадут в тупик или забредут в сторону. «Нельзя рассчитывать на
непрерывно чуткое внимание судьи, — говорит Квантилиан, — нель-
зя надеяться, что он собственными силами рассеет туман речи, внесет
свет своего разума в ее темноту; напротив того, оратору часто прихо-
дится отвлекать его от множества посторонних мыслей; для этого речь
должна быть настолько ясной, чтобы проникать ему в душу помимо его
воли, как солнце в глаза». Quare non ut intelligere possit, sed ne omnino
possit non intelligere, curandum: не так говорите, чтобы мог понять, а так,
чтобы не мог не понять вас судья.
На пути к такому совершенству стоят два внешних условия: чисто-
та и точность слога и два внутренних: знание предмета и знание языка.
Точность, опрятность, говорил Пушкин, первые достоинства прозы;
она требует мыслей и мыслей. Изящество, красота слога есть роскошь,
дозволительная для тех, у кого она является сама собою; но в отноше-
нии чистоты своей речи оратор должен быть неумолим. К сожалению,
надо сказать, что в речах большинства наших обвинителей и защитни-
ков больше сору, чем мыслей; о точности выражений они совсем не за-
ботятся, скорее щеголяют их неряшливостью.
Первый недостаток их — это постоянное злоупотребление ино-
странными словами. Изредка раздаются жалобы и увещания бороть-
ся с этим, но их никто не слушает. Огромное большинство этих незва-
ных гостей совсем не нужны нам, потому что есть русские слова того
же значения, простые и точные: фиктивный — вымышленный, мнимый,
инициатор — зачинщик, инспирировать — внушать, доминирующий —
преобладающий, господствующий, симуляция — притворство и т. д. Мы
слышим: травма, прекарность, базировать, варьировать, интеллиген-
ция, интеллигентность, интеллигентный, интеллигент. Одно или два
из этих четырех последних слов вошли в общее употребление с опре-
деленным смыслом, и нам, к сожалению, уже не отделаться от них; но
зачем поощрять вторжение других? В течение немногих последних ме-
сяцев в петербургском суде вошло в обычай вместо: преступление нака-
зуется, карается, говорить: преступление таксируется. Не знаю, почему.
Мы не торгуем правосудием.
Во многих случаях для известного понятия у нас вместо одного ино-
странного есть несколько русских слов, и тем не менее все они вытес-
няются из употребления неуклюжими галлицизмами. Мы встречаем
людей, которые по непонятной причине избегают говорить и писать
15
слова: недостаток, пробел, упущение, исправление, поправка, дополне-
ние; они говорят: надо внести корректив в этот дефект; вместо слов:
расследование, опрос, дознание им почему-то кажется лучше сказать:
анкета, вместо наука — дисциплина, вместо: связь, измена, прелюбодея-
ние — адюльтер. Хуже всего то, что эти безобразные иностранные слова
приобретают понемногу в нашем представлении какое-то преимуще-
ство перед чистыми русскими словами: детальный анализ и система-
тическая группировка материала кажутся более ценной работой, чем
подробный разбор и научное изложение предмета.
Можно ли говорить, что «прежняя судимость есть характеристика,
так сказать, досье подсудимого?» Можно ли говорить: «абзац речи», —
«письменное заявление адекватно явке», — «приговор аннулиро-
ван» и т. п.? Существуют два глагола, которые ежедневно повторяют-
ся в судебных залах: это мотивировать и фигурировать. Нам заявляют
с трибуны, что в письмах фигурировал яд, или что мещанка Авдотья
Далашкина мотивировала ревностью пощечину, данную ею Дарье
Захрапкиной. Я слыхал, как блестящий обвинитель, говоря о нрав-
ственных последствиях растления девушки, сказал: «в ее жизни встал
известный ингредиент».
В современном языке, преимущественно газетном, встречаются хо-
дячие иностранные слова, которые действительно трудно заменить
русскими, например: абсентеизм, лояльность, скомпрометировать. Но,
конечно, в тысячу раз лучше передать мысль в описательных выраже-
ниях, чем мириться с этими нетерпимыми для русского уха созвучи-
ями. Зачем говорить: инсинуация, когда можно сказать: недостойный,
оскорбительный или трусливый намек?
Не только в уездах, но и среди наших городских присяжных боль-
шинство незнакомо с иностранными языками. Я хотел бы знать, что от-
ражается у них в мозгу, когда прокурор объясняет им, что подробности
события инсценированы подсудимым, а защитник, чтобы не остаться
в долгу, возражает, что преступление инсценизировал прокурор. Кто по-
верит, что на уездных сессиях, перед мужиками и лавочниками, разда-
ется слово алиби?
Иностранные фразы в судебной речи — такой же сор, как иностран-
ные слова. <…> Вы говорите перед русским судом, а не перед римляна-
ми или западными европейцами. Щеголяйте французскими поговорка-
ми и латинскими цитатами в ваших книгах, в ученых собраниях, перед
светскими женщинами, но в суде — ни единого слова на чужом языке.
Другой обычный недостаток наших судебных речей составляют не-
нужные вставные слова. Один из наших обвинителей имеет привычку
к паузам; в этом еще нет недостатка; но в каждую остановку он встав-
16
ляет слово: «хорошо». Это очень плохо. Молодой шорник обвинялся
по 1 ч. 1455 ст. Уложения; в короткой и деловитой речи товарищ про-
курора отказался от обвинения в умышленном убийстве и поддержи-
вал обвинение по 2 ч. 1455 ст., указав присяжным на возможность при-
знать убийство в драке. Но в речи были три паузы, — и присяжные три
раза слыхали: «хорошо»! Невольно думалось: человека убили, что тут
хорошего? Другой обвинитель ежеминутно повторяет: «так сказать».
Отличительная черта этого оратора — ясность мышления и смелая точ-
ность, иной раз грубость языка; а он кается в неумении определенно
выражаться.
Если оратор знает, что выражаемая им мысль должна показать-
ся справедливой, он может с некоторым лицемерием начать словами:
я не уверен, не кажется ли вам и т. п. Это хороший риторический при-
ем. Нельзя возражать и против таких оборотов, как: нет сомнения, нам
всем ясно и проч., если только не злоупотреблять ими; в них есть доля
невинного внушения. Но если говорящий сам считает свой вывод не
совсем твердым, вступительные слова вроде: мне кажется, мне думает-
ся, — могут только повредить ему. Когда обвинитель или защитник за-
являет присяжным: «Я не знаю, какое впечатление произвело на вас за-
ключение эксперта, но вы, вероятно, признаете, и т. д.», хочется сказать:
не знаешь, так и не говори.
Многие наши ораторы, закончив определенный период, не могут
перейти к следующему иначе, как томительными, невыносимыми сло-
вами: и вот. Прислушайтесь к созвучию гласных в этом выражении,
читатель. И это глупое выражение повторяется почти в каждом про-
цессе с обеих сторон: «И вот поддельный документ пускается в обра-
щение...»; «И вот у следственной власти возникает подозрение...» и т. д.
Неправильное ударение так же оскорбительно для слуха, как не
употребительное или искаженное слово. У нас говорят: возбудил, пе-
реведен, алкоголь, астроном, злоба, деньгами, уменьшить, ходатайство-
вать, приговор вместо приговор. <…>
О точности слога
17
прокурор полагает, что «факт можно считать более или менее установ-
ленным»; защитник заявляет присяжным, что они имеют право отвер-
гать всякое усиливающее вину обстоятельство, если оно является недо-
казанным или по крайней мере сомнительным. Говорят: «зашить концы
в воду»; «прежняя судимость обвиняемого уже служит для него боль-
шим отрицательным минусом». Председательствующий в своем напут-
ствии упорно называет подсудимого Матвеева Максимовым, а умер-
шего от раны Максимова Матвеевым, и в заключение предлагает им
такой вывод: «Факты не оставляют сомнения в том, что подсудимый
является тем преступником, которым он действительно является». Та-
кие речи хоть кого собьют с толку.
Точность обязательна при передаче чужих слов; нельзя изменять
данных предварительного и судебного следствия. Всякий понимает
это. Однако каждый раз, когда свидетель дает двоякую меру чего-ли-
бо, в словах сторон сказывается недостаток логической дисциплины.
Свидетель показал, что подсудимый растратил от восьми до десяти
тысяч; обвинитель всегда повторит: было растрачено десять тысяч, за-
щитник всегда скажет: восемь. Следует отучиться от этого наивного
приема; ибо нет сомнения, что судья и присяжные всякий раз мыс-
ленно поправляют оратора не к его выгоде. Надо поступать как раз
наоборот во имя рыцарской предупредительности к противнику или
повторить показание полностью; в этом скажется уважение оратора
к своим словам.
Неловко говорить, но приходится напомнить, что оратор должен за-
твердить имена лиц, названия местностей, время отдельных происше-
ствий. У нас то и дело слышится такое обращение к присяжным: один
из свидетелей — я сейчас не могу вспомнить его имени, но вы без со-
мнения хорошо помните его слова, — удостоверил... Так нельзя гово-
рить, это — testimonium pauper-tatis. Присяжным действительно при-
ходится запоминать, но обвинитель и защитник должны знать.
Остановимся теперь на точности слога в другом отношении. Ког-
да мы смешиваем несколько родовых или несколько видовых назва-
ний, наши слова выражают не ту мысль, которую надо сказать, а дру-
гую; мы говорим больше или меньше, чем хотели сказать, и этим даем
противнику лишний козырь в руки. В виде общего правила можно ска-
зать, что видовой термин лучше родового. Д. Кемпбель в своей кни-
ге «Philosophy of Rhetoric» приводит следующий пример из третьей
книги Моисея: «Они (египтяне), как свинец, погрузились в великие
воды» (Исход, XV, 10); скажите: «они, как металл, опустились в ве-
ликие воды» — и вы удивитесь разнице в выразительности этих слов.
Прислушиваясь к нашим судебным речам, можно прийти к заключе-
18
нию, что ораторы хорошо знакомы с этим элементарным правилом,
но пользуются им как раз в обратном смысле. Они всегда предпочита-
ют сказать: «душевное волнение»... вместо: «радость», «злоба», «гнев»,
«нарушение телесной неприкосновенности» — вместо «рана»; там, где
всякий другой сказал бы «громилы», оратор говорит: «лица, нарушаю
щие преграды и запоры, коими граждане стремятся охранить свое иму-
щество», и т. п. Судится женщина; вместо того, чтобы назвать ее по име-
ни или сказать: крестьянка, баба, старуха, девушка, защитник называет
ее человеком и сообразно с этим произносит всю речь не о женщине,
а о мужчине; все местоимения, прилагательные, глагольные формы
употребляются в мужском роде. Не трудно представить себе, какую пу-
таницу это вносит в представление слушателей.
Обратная ошибка, то есть употребление названия вида вместо назва-
ния рода или собственного имени вместо видового, может иметь двоя-
кое последствие: она привлекает внимание слушателей к признаку, ко-
торый невыгоден для оратора, или, напротив, оставляет незамеченным
то, что ему нужно подчеркнуть. Защитнику всегда выгоднее сказать:
подсудимый, Иванов, пострадавшая, чем: грабитель, поджигатель, уби-
тая; обвинитель уменьшает выразительность своей речи, когда, гово-
ря о разоренном человеке, называет его Петровым или потерпевшим.
В обвинительной речи о враче, совершившем преступную операцию,
товарищ прокурора называл умершую девушку и ее отца, возбудивше-
го дело, по фамилии. Это была излишняя нерасчетливая точность; если
бы он говорил: девушка, отец, эти слова каждый раз напоминали бы
присяжным о погибшей молодой жизни и о горе старика, похоронив-
шего любимую дочь.
Нередки и случаи смешения родового понятия с видовым. Обвини-
тели негодуют на возмутительное и нехорошее поведение подсудимых.
Не всякий дурной поступок бывает возмутительным, но возмутитель-
ное поведение хорошим быть не может. «Если вы пожелаете сойти со
своего пьедестала судей и быть людьми, — говорил товарищ прокурора
в недавнем громком процессе, — вам придется оправдать Кириллову по
соображениям другого порядка». Разве судья не человек?
Ошибка, аналогичная указанным выше, встречается часто в заклю-
чительных словах наших прокуроров. Они говорят присяжным: я хо-
датайствую о признании подсудимого виновным; я прошу у вас обви-
нительного приговора. Нищий может просить имущего о подаянии;
влюбленный пусть униженно ищет благосклонности хорошенькой
женщины; но разве присяжные заседатели по своей прихоти дарят об-
винение или отказывают в нем? Не может государственный обвини-
тель просить о правосудии; он требует его.
19
Шопенгауэр писал Фрауенштедту: урезывайте дукаты и луидоры,
но не урезывайте моих слов; я пишу, как пишу я и никто иной; каждое
слово имеет свое значение и каждое необходимо, хотя бы вы и не чув-
ствовали и не замечали этого. Он не допускал малейшего изменения
своего предложения или хотя бы слова, слога, буквы, знака препина-
ния. В живой речи такая тщательность совсем не нужна, ибо тонкости
и оттенки передаются не столько словами, сколько голосом. Но я сове-
товал бы всякому оратору запомнить эти слова: одно неудачное выра-
жение может извратить мысль, сделать трогательное смешным, значи-
тельное лишить содержания.
Богатство слов
20
словом потух; а если бы в стихотворении: «Я вас любил...» было пер-
воначально сказано:
...Любовь еще, быть может,
В душе моей потухла не совсем,
Пушкин, несомненно, вычеркнул бы это слово и написал бы: угасла
не совсем.
У нас многие не прочь похвалиться тем, что не любят стихов. Если
бы спросить, много ли стихов они читали, то окажется, что они не рав-
нодушны к поэзии, а просто незнакомы с нею. Спросите собеседника,
кто убил Ромео, или от чего закололся Гамлет. Если он давно не был
в опере, он простодушно ответит: не помню. Откройте наудачу Пушки-
на и прочтите вслух первый попавшийся стих в кружке знакомых: не-
многие узнают и скажут все стихотворение. Мы, однако, обязаны знать
Пушкина наизусть; любим мы поэзию или нет, это все равно; обязаны
для того, чтобы знать родной язык во всем его изобилии.
Если писатель или оратор подбирает несколько прилагательных
к одному существительному, если он часто поясняет отдельные слова
дополнительными предложениями или ставит рядом несколько сино-
нимов без постепенного усилия мысли, — это плохие признаки. А если
он «скажет слово — рублем подарит», ему можно позавидовать. В речи
по делу Плотицыных Спасович сказал: «Не нам, людям XIX века, пя-
титься в средние века». Червонец отдать не жаль за такое слово, как за
пушкинский стих.
Старайтесь богатеть ежедневно. Услыхав в разговоре или прочтя не-
привычное вам русское слово, запишите его себе в память и торопитесь
освоиться с ним. Ищите в простонародной речи. Живя в городе, мы не
знаем ее; живя в деревне, не прислушиваемся к ней; но мы не можем
не чувствовать ее выразительности и красоты. Пьяница и вор нанял-
ся к молодому крестьянину в работники, прослужил месяц и скрылся,
украв 140 рублей. Обокраденный хозяин показывает: «Такой был заду-
шевный старичок, такой трудник; мы думали, этот старичок умрет, от
нас не уйдет». Председатель спрашивает свидетеля-крестьянина: «Свет-
ло было?» Тот отвечает: «Не шибко светло, затучивало». Вот как можно
говорить. Здесь и неверное слово не засоряет, а украшает речь.
Сколько любви к природе в народных названиях месяца: новичок
и ветошок! Сколько свежего юмора в слове: завеялся! Такие выраже-
ния оживляют речь и вместе с тем придают ей непринужденный и доб
родушный оттенок. Вообще говоря, народный язык превосходит наш
и простотой, и частыми образами; но, черпая в нем, мы, конечно, обяза-
ны руководствоваться чувством изящного. Если вам не приходится го-
ворить с крестьянами, читайте басни Крылова.
21
Одним из признаков хорошего слога бывает правильное употреб
ление синонимов. Не все равно сказать: жалость, сострадание или
милосердие, — обмануть, обольстить или провести, — удивиться, из-
умиться или поразиться. Кто владеет своим языком, тот бессознатель-
но выбирает в каждом случае наиболее подходящее из слов однород-
ного значения. Девочка 13 лет показала мне свое классное сочинение;
она описывала свое первое свидание с незнакомой родственницей;
в тексте встречались слова: старуха, старушка, старушонка, — тетка,
тетушка, тетя. Я похвалил девочку за то, что в каждом отдельном слу-
чае она поместила именно то из каждых трех слов, которое соответ-
ствовало смыслу фразы. А я этого и не замечала, сказала она. Суще-
ствуют слова: змей, змея, — выразительные, звучные слова; казалось
бы, их нечего заменять. Однако Андреевский говорит: «Вот когда этот
нож, как змий, проскользнул в его руку». Необычная форма слова при-
дает ему тройную силу. В устах неразвитого или небрежного человека
синонимы, напротив того, служат к затемнению его мыслей. Этот не-
достаток часто встречается у нас наряду с пристрастием к галлициз-
мам; русское слово употребляется рядом с иностранным синонимом,
причем чужестранец получает первое место. Вот два отрывка из речи
ученого юриста в Государственной думе: «Наказание, которое фикси-
руется, намечается судом...», — «общество, в отличие от отдельного
человека, обладает гораздо большим материальным достатком, а по-
тому и может себе позволить роскошь гуманности и человечности».
В законе разумно сказано: «в запальчивости или раздражении»; мы, за-
конники, все без исключения, далеко не разумно говорим: в запальчи-
вости и раздражении.
Каждого из нас в школе предостерегали от тавтологии и плеоназ-
мов. Однако судебный оратор говорит: «Бухаленкова по своей нату-
ре несомненно природа честная»; я недавно выслушал соображение:
«Подсудимый субъективно думал, что совершает не грабеж, а тайную
кражу».
В одной не слишком длинной обвинительной речи о крайне сом-
нительном истязании приемыша-девочки женщиной, взявшей ее на
воспитание, судьи и присяжные слышали такие отрывки: «Показания
свидетелей в главном, в существенном, в основном совпадают; — раз-
вернутая перед вами картина во всей своей силе, во всем объеме, во
всей полноте изображает такое обращение с ребенком, которое нельзя
не признать издевательством во всех формах, во всех смыслах, во всех
отношениях; — то, что вы слыхали, это ужасно, это трагично, это пре-
восходит всякие пределы, это содрогает все нервы, это поднимает во-
лосы дыбом».
22
Знание предмета
1
В современном переводе этот отрывок звучит так:
Обдумать надо мысль, а лишь потом писать!
Пока неясно вам, что вы сказать хотите,
Простых и точных слов напрасно не ищите;
Но если замысел в уме готов,
Вам нужные слова идут на первый зов.
(Буало. Поэтическое искусство. М., 1957. С. 62).
23
ностью говорить понятно даже о таких вещах, которые должны бы
знать очень хорошо и которые вполне доступны пониманию обык-
новенного здравомыслящего человека. Происходит это отчасти от-
того, что оратор сам не слишком ясно понимает го, что хочет разъяс-
нить, отчасти от полного неумения стать в положение слушателей.
Этим объясняется, между прочим, необыкновенное пристрастие
к техническим терминам. В акте вскрытия сказано: ряд кровоподте-
ков у наружного угла правой глазной впадины, спускающихся по на-
правлению к правой ушной мочке. Присяжные слышали протокол,
но, конечно, ни один из них не представляет себе эти следы насилия.
Оратор непременно скажет про мочку и кровоподтек; а этого нельзя
говорить; надо сказать так, чтобы они видели несколько синяков на
правой щеке. Если в акте упомянуто о нарушении целости правой те-
менной и левой височной кости, скажите, как говорили пять минут
тому назад в совещательной комнате: череп пробит в нескольких ме-
стах. Если же вам приходится говорить о сложных физиологических
процессах, — поройтесь в книгах и проверьте себя беседой со сведу-
щим врачом.
Сорные мысли
24
же; сознание подсудимого всегда считалось, как прежде выражались
(говорится даже, по выражению императрицы Екатерины Второй),
лучшим доказательством всего света...» Адвокат отвечает на это столь
же избитым афоризмом: «Одно из двух: или верить подсудимому, или
не верить; прокурор верит ему, я также; но если мы приняли его при-
знание, то должны принять его целиком и, следовательно...». Разве
это что-нибудь значит? Разве говорящий не знает, что можно верить
вероятному или правдоподобному и не следует верить несообразному
и нелепому?
Так называемое remplissage, то есть заполнение пустых мест не-
нужными словами, составляет извинительный и иногда неизбежный
недостаток в стихотворении; но оно недопустимо в деловой судебной
речи. Можно возразить, что слишком сжатое изложение затрудни-
тельно для непривычных слушателей и мысли лишние сами по себе,
бывают полезны для того, чтобы дать отдых их вниманию. Но это не-
верное соображение: во-первых, сознание, что оратор способен гово-
рить ненужные вещи, уменьшает внимание слушателей, и, во-вторых,
отдых вниманию присяжных следует давать не бесцельными рассуж-
дениями, а повторением существенных доводов в новых риториче-
ских оборотах.
Речь должна быть коротка и содержательна. У нас молодые защит-
ники произносят по самым простым делам очень длинные речи; гово-
рят обо всем, что только есть в деле, и о том, чего в нем нет. Но среди
их соображений нет ни одного неожиданного для присяжных. Шопен
гауэр советует: Nichts, was der Leser auch selbst denken kann. Они посту-
пают как раз наоборот: говорят только такие вещи, которые уже с само-
го начала судебного следствия были очевидны для всех. И обвинители
наши не свободны от этого упрека.
Нужно ли напоминать, что словами оратора должен руководить
здравый смысл, что небылиц и бессмыслицы говорить нельзя? Суди-
те сами, читатель.
Казалось бы, ни один обвинитель не станет намеренно ослаблять
поддерживаемого им обвинения. Однако товарищ прокурора обраща-
ется к присяжным с таким заявлением: «Настоящее дело темное; с од-
ной стороны, подсудимый утверждает, что совершенно непричастен
к краже; с другой — трое свидетелей удостоверяют, что он был задер-
жан на месте преступления с поличным». Если при таких уликах дело
называется темным, то что же можно назвать ясным?
Подсудимый обвинялся по 9 и 1647 ст. Уложения; при заключении
следствия председатель, оглашая его прежнюю судимость, прочел во-
прос суда и ответ присяжных по другому делу, по которому он судил-
25
ся за вооруженный грабеж с насилием; в ответе было сказано: да, ви-
новен, но без насилия и вооружен не был. Товарищ прокурора сказал
присяжным, что подсудимый был уже осужден за столь тяжкое пре-
ступление, как грабеж с насилием, причем даже был вооружен. Это
слова государственного обвинителя на суде! Присяжный поверенный
зрелых лет рассуждает о законных признаках 2 ч. 1681 ст. Уложения
о наказаниях, и присяжные услыхали следующее: «Что такое легко-
мыслие, это сказать невозможно; это понятие, которое не укладывает-
ся в определенные рамки; нельзя сказать, что легкомысленно и что не-
легкомысленно».
Ученые цитаты, как и литературные отрывки или ссылки на героев
известных романов, — все это не к месту в серьезной судебной речи. Кто
говорит: «всуе законы писать, ежели их не исполнять» или «промед-
ление времени смерти безвозвратной подобно», тот выдает себе свиде-
тельство о бедности: он знает в истории только то, что слышал от дру-
гих, а хочет показаться ученым.
В одном громком процессе оратор, защищавший отца, укрывателя
убийцы-дочери, вспомнил балладу Пушкина «Утопленник», стихотво-
рение в прозе Тургенева «Воробей» и элегию Никитина «Вырыта засту-
пом яма глубокая». Хозяйка грязного притона судилась за поджог по
1612 ст. Уложения. Один из ораторов высказал, между прочим, в своей
речи, что и среди рабынь веселья, «начиная от евангельской Марии
Магдалины до Сони Мармеладовой у Достоевского, до Надежды Ни-
колаевны у Гаршина и Катюши Масловой у Толстого встречаются неж-
ные, возвышенные натуры...» Если и была нужна эта общая мысль, то
она потеряла силу в этих именных справках.
Берите примеры из литературы, берите их сколько угодно, если они
нужны; но никогда не говорите, что взяли их из книги. Не называйте ни
Толстого, ни Достоевского: говорите от себя.
Лучший пушкинский стих есть неуместная роскошь в суровых сло-
вах прокурора, как и в полной надежд и сомнений страстной речи за-
щитника: нельзя мешать жемчуг с желчью и кровью. Когда Ше д’Эст
Анж молил ослепленных присяжных открыть глаза и понять ошибку,
тянувшую их к жестокому осуждению несчастного ла Ронсьера, до того
ли ему было, чтобы вспомнить Горация или Расина?
Но ведь у Кони, у Андреевского, кажется, нет ни одной речи без сти-
хов или, по крайней мере, без выражений, взятых в стихотворениях. Да;
но, во-первых, им это можно, а нам с вами нельзя; а во-вторых, возь-
мите заключение Андреевского по делу Афанасьевой: там упоминается
старинное стихотворение о страданиях любви; это безупречно в своем
роде, но это изящная словесность, а не судебная защита.
26
О пристойности
27
Избегайте предположений о самом себе и о присяжных. У нас часто
говорят: если у меня разгромили квартиру... если я знаю, что от моего
показания зависит участь человека.., и т. п. Такие выражения просят-
ся на язык, потому что придают речи оттенок непринужденности; но
они переходят в привычку, которой надо остерегаться. Не замечая это-
го, наши защитники и обвинители высказывают иногда о себе самые
неожиданные догадки, вроде следующих: «Если я иду на кражу со взло-
мом, я, конечно, запасаюсь нужными орудиями...» «Если я решился на
ложное показание перед судом, я, несомненно, постараюсь сделать это
так, чтобы ложь не была заметна для судей». Эти предположения ино-
гда выражаются во втором лице: вы давно знаете человека, доверяете
ему, считаете его надежным другом, а он пользуется вашим доверием,
чтобы обкрадывать вас, чтобы обольстить вашу дочь и т. д. Нельзя ду-
мать, чтобы судьям было особенно приятно выслушивать подобные
речи; но бывает еще хуже. Я слыхал оратора, говорившего: «Если бы
была объявлена безнаказанность преступлений, то верьте мне, господа
присяжные заседатели, многим из ваших знакомых вы не решились бы
подать руки». Другой оратор высказался еще смелее: «Иное дело, когда
вы являетесь по вечерам в контору под предлогом работы на пишущей
машине, а занимаетесь фабрикацией подложных векселей». Третий
рассуждает: «Когда вы запускаете руку в карман своего соседа, чтобы
вытащить кошелек...» Бедные присяжные! Кажется, что они беспокой-
но оглядываются направо и налево.
Слог речи должен быть строго приличным как ради изящества ее,
так и из уважения к слушателям. Резкое выражение никогда не будет
поставлено в вину искреннему оратору, но резкость не должна перехо-
дить в грубость. В конце одной защитительной речи мне пришлось слы-
шать слова: «собаке собачья и смерть». Так нельзя говорить, хотя бы
это и казалось справедливым. С другой стороны, ненужная вежливость
также может резать ухо и, хуже того, может быть смешна. Нигде не при-
нято говорить: господин насильник, господин поджигатель. Зачем же
государственному обвинителю твердить на каждом шагу: «господин
Золотое» о подсудимом, которого он обвиняет в подкупе к убийству?
А вслед за обвинителем защитники повторяют: «господин Лучин», —
«господин Рапацкий», — «господин Киреев»; Рапацкий — это слесарь,
Киреев — булочник, напавшие на Федорова; Лучин — приказчик Золо-
това, нанявший их для расправы с убитым; «господин Рябинин» — это
швейцар, указавший им на Федорова; «господин Чирков» — извозчик,
умчавший их после рокового удара. В уголовном споре, когда постав-
лен вопрос — преступник или честный человек, нет места житейским
условностям, и несвоевременная вежливость переходит в насмешку.
28
Но для одного из защитников и вежливости оказалось мало. Надо за-
метить, что, за исключением Рябинина, все подсудимые на судебном
следствии признали, что Киреев и Рапацкий были подкуплены Болото-
вым и Лучиным, чтобы отколотить Федорова, а Чирков — чтобы увезти
их после расправы с ним. На предварительном следствии Золотое, Ра-
пацкий и Чирков признали, что было предумышленное убийство. Ки-
реев ударом палки оглушил Федорова, его товарищ Рапацкий всадил
ему в грудь финский нож по самую рукоятку. В порыве вдохновения
один из защитников восклицал: «Чирков — этот славный, симпатич-
ный юноша! Киреев — этот добрый, честный труженик! Лучин — этот
милый, хороший мальчик»; а старший товарищ оратора кончил свою
речь таким обращением к присяжным: «Небесное правосудие соверши-
лось», то есть среди бела дня за несколько рублей зарезали человека;
«совершите земное!», скажите: виновных нет...
Простота и сила
29
ворят. Слушая наших ораторов, можно подумать, что они сознательно
изощряются говорить не просто и кратко, а длинно и непонятно. Про-
стое сильное слово «убил» смущает их. «Он убил из мести», — говорит
оратор и тут же, точно встревоженный ясностью выраженной им мыс-
ли, спешит прибавить: «Он присвоил себе функции (это было сказа-
но, читатель!), которых не имел». И это не случайность. На следующий
день новый оратор с той же кафедры говорил то же самое «Сказано:
не убий! Сказано: нельзя такими произвольными действиями нарушать
порядок организованного общества».
Полицейский пристав давал суду показание о первоначальных ро-
зысках по убийству инженера Федорова; в дознании были некоторые
намеки на то, что он был убит за неплатеж денег рабочим. Свидетель
не умел выразить этого просто и сказал: «Предполагалось, что убий-
ство произошло на политико-экономической почве». Первый из гово-
ривших ораторов обязан был заменить это нелепое выражение просты-
ми и определенными словами. Но никто об этом не подумал. Прокурор
и шестеро защитников один за другим повторяли: «Убийство произо-
шло на политико-экономической почве». Хотелось крикнуть: «На мос
товой!»
Но что может быть изящного и выразительного в простых сло-
вах? — Судите.
В стихотворении, посвященном 19 октября 1836 г., Пушкин гово-
рил:
Меж нами речь не так игриво льется,
Просторнее, грустнее мы сидим.
Что может быть проще этих слов и прекраснее мысли? Или устами
Дон Жуана:
Я ничего не требую, но видеть
Вас должен я, когда уже на жизнь
Я осужден.
Попробуйте сказать проще; не пытайтесь сказать сильнее.
Оратору надо изобразить в высшей степени бесстрастного человека;
Спасович говорит: «Он — как дерево, как лед». Слова бесцветные, а вы-
ражение выходит удивительно яркое. Крестьянин Царицын обвинялся
в убийстве с целью ограбления; другие подсудимые утверждали, что он
был только укрывателем преступления. Его защитник, молодой чело-
век, сказал: «Обвинитель предполагает, что они делают это по взаимно-
му уговору; я вполне согласен с ним: у них сговорилась совесть». Слова
обыкновенные, — выражение своеобразное и убедительное.
Слово — великая сила, но надо заметить, что это союзник, всег-
да готовый стать предателем. Недавно в заседании Государственной
30
думы представитель одной политической партии торжественно зая-
вил: «Фракция нашего союза будет настойчиво ждать снятия исклю-
чительных положений». Не многого дождется страна от такой настой-
чивости.
Но как научиться этой изящной простоте?
Я заметил у некоторых судебных ораторов один очень выгодный
прием: они вставляют отдельные отрывки из будущей речи в свои
случайные разговоры. Это дает тройной результат: а) логическую
проверку мыслей оратора, в) приспособление их к нравственному со-
знанию обывателя, следовательно, и присяжных, и с) естественную
передачу их тоном и словами на трибуне. Последнее объясняется тем,
что в обыденной беседе мы без труда и незаметно для себя достига-
ем того, что так трудно для многих на суде, то есть говорим искренне
и просто. Высказав несколько раз одну и ту же мысль перед собесед-
ником, оратор привыкает к ясному ее выражению простыми словами
и усваивает подходящий естественный тон. Нетрудно убедиться, что
этот прием полезен не только для слога, но и для содержания буду-
щей речи: оратор может обогатиться замечаниями своего собеседни-
ка <…>.
Квинтилиан говорит: «Всякая мысль сама дает те слова, в которых
она лучше всего выражается; эти слова имеют свою естественную кра-
соту; а мы ищем их, как будто они скрываются от нас, убегают; мы все
не верим, что они уже перед нами, ищем их направо и налево, а найдя,
извращаем их смысл. Красноречие требует большей смелости; сильная
речь не нуждается в белилах и румянах. Слишком старательные поиски
слов часто портят всю речь. Лучшие слова — это те, которые являются
сами собою; они кажутся подсказанными самой правдой; слова, выдаю-
щие старание оратора, представляются неестественными, искусствен-
но подобранными; они не нравятся слушателям и внушают им недове-
рие: сорная трава, заглушающая добрые семена».
«В своем пристрастии к словам мы всячески обходим то, что мож-
но сказать прямо; повторяем то, что достаточно высказать один раз; то,
что ясно выражается одним словом, загромождаем множеством, и ча-
сто предпочитаем неопределенные намеки открытой речи... Короче ска-
зать, чем труднее слушателям понимать нас, тем более мы восхищаемся
своим умом» (De Inst. Or., VIII). Он кончает прекрасным восклицани-
ем: «Miser et, ut sic dicam, pauper orator est, qui nullum verbum aequo
animo perdere potest»1.
1
Достойным сожаления, нищим кажется мне тот, кто не может спокойно поте-
рять ни единого слова.
31
Монтень писал: «Le parler que j’aime est un parler simple et naif, court
et serre, non tant delicat et peigne comme vehement et brusque»1.
Бездарные люди не пишут, а списывают; Шопенгауэр сравнива-
ет их слог с оттиском стертого шрифта. То же можно сказать и о боль-
шинстве наших обвинителей и защитников; какой-то бледной немочью
страдают их речи. Они говорят готовыми чужими словами, они всег-
да рады воспользоваться ходячим оборотом. В разговорной речи встре-
чается множество выражений, сложившихся из привычного сочетания
двух или нескольких слов: «проницательный взгляд», «неразрешимая
загадка», «внутреннее убеждение» (как будто может быть убеждение
внешнее!), «грозный признак войны» и т. п. Такие ходячие выражения
не годятся для сильной речи. Разбиралось дело о каком-то жестоком
убийстве; обвинитель несколько раз говорил о кровавом тумане; во-
ображение дремало; защитник сказал: «кровавый угар», и необычное
слово задело за живое. Еще хуже, конечно, затверженные присловья
и общие места, вроде: «все люди вообще и русский человек в частно-
сти», — «плоть от плоти и кровь от крови», — «вы, господа, присяжные
заседатели, как представители общественной совести, как люди жиз-
ни» и т. д. Мы каждый день слушаем эти вещания, а их следовало бы
воспретить под страхом отлучения от трибуны.
Надо знать цену словам. Одно простое слово может иногда выра-
жать все существо дела с точки зрения обвинения или защиты; один
удачный эпитет иной раз стоит целой характеристики. Такие слова
надо подметить и с расчетливой небрежностью уронить их несколько
раз перед присяжными; они сделают свое дело. Защитник Золотова го-
ворил, между прочим, о том, что дуэль, как средство восстановить су-
пружескую честь, не входит в нравы среды подсудимого; чтобы подчер-
кнуть это присяжным, он несколько раз называл его лавочником, хотя
Золотов был купец 1-й гильдии и почти миллионер. Прогнанный со
службы чиновник выманивал деньги у легковерных собутыльников,
выдавая себя за гвардейского офицера в запасе; А.А. Иогансон называл
его в своем заключительном слове не иначе, как корнет Загорецкий, гу-
сар Загорецкий; он ни разу не сказал: обманщик, мошенник и, несмотря
на это, много раз напоминал присяжным основной признак мошенни-
чества. Это можно было бы назвать юридической выразительностью,
и это очень выгодное качество для законника. Мне пришлось слышать
подобный пример в устах совсем молодого оратора. Подсудимый об-
винялся в убийстве; его защитник сказал: «Он не метил в сердце, он не
1
Я люблю язык простой и наивный, краткий и сжатый, не столько нежный
и отделанный, как сильный и резкий.
32
бил и в живот; он попал в пах». Одно простое слово ясно указывает на
отсутствие определенного умысла у подсудимого. Если вместо «попал»
сказать «ударил», вся фраза теряет свое значение.
Чтобы судить о том, в какой мере выразительность речи зависит от
более или менее удачного сочетания слов, стоит только сравнить пере-
дачу одной и той же мысли на разных языках. Трудно перечесть, как
много выражено в словах Мирабо: le tocsin de la necessite, но нельзя не
чувствовать их необычайной силы; по-русски «набат необходимости»
звучит как бессмыслица. Английское слово dream имеет два значения:
сновидение или мечта; благодаря этой случайности слова Розенкранца
в «Гамлете» «the shadow of a dream» являются квинтэссенцией элегиче-
ской поэзии всех времен; по-русски слова «тень сновидения» или «тень
мечты» вызывают только недоумение. С другой стороны, попробуйте
перевести слова: «печаль моя светла».
Посредственные писатели любят жаловаться на невозможность
точно передать их тонкие мысли: слова слишком грубы, по их увере-
нию, чтобы передать те оттенки, которые именно и составляют самую
суть и главное достоинство того, что им надо сказать.
Мысль изреченная есть ложь, вздыхают они. Но эти жалобы изоб-
личают только их собственное скудоумие или бессилие. Читая истин-
ных мыслителей, мы повторяем: как легко и ясно выражено здесь то,
что так смутно сознавалось нами! <…>
О благозвучии
33
Можно сказать это слово так, что слушающие не заметят его; можно
сосредоточить в нем все настроение поэта.
Прочтите вслух следующий отрывок: «Счастливая, счастливая, не-
возвратимая пора детства! Как не любить, не лелеять воспоминаний
о ней? Воспоминания эти освежают, возвышают мою душу и служат
для меня источником лучших наслаждений». После этого только глу-
хой может сомневаться в том, что меланхолическое настроение выра-
жается в плавных и шипящих звуках.
Вспомните некоторые места из прелестного стихотворения А.К. Тол-
стого «Сватовство»:
Кружась, жужжит и пляшет
Ее веретено,
Черемухою пашет
В открытое окно;…
Звукоподражание в первой строке очевидно; его не должно под-
черкивать; слово пашет напоминает весеннее тепло и пряный за-
пах цветов; его можно и следует произнести так, чтобы передать этот
намек.
Стреляем зверь да птицы
По дебрям по лесным,
А ноне две куницы
Пушистые следим;
Слово пушистые заключает в себе настроение всего стихотворения;
это очень нетрудно выразить интонацией голоса и некоторой расста-
новкой слогов.
Я слыхал, как эти стихи читала восьмилетняя девочка:
Услыша слово это,
С Чурилой славный Дюк
От дочек ждут ответа,
Сердец их слышен стук.
В последнем стихе она произнесла слово сердец и стук, подражая
тиканью часов; получилась иллюзия сердцебиения.
Еще большее значение, чем звукоподражание, имеет в прозаической
речи ритм. Привожу только два примера:
«Приидите ко мне все труждающиеся и обремененные, и аз упокою
вы; возмите иго мое на себе и научитеся от мене, яко кроток есмь и сми-
рен сердцем: и обрящете покой душам вашим; иго бо мое благо и бремя
мое легко есть».
В своей речи о Пушкине А.Ф. Кони сказал о его поэзии: «Так, отда-
ленная звезда, уже утратившая свой блеск, еще посылает на землю свои
живые, свои пленительные лучи...».
34
Какая речь лучше, быстрая или медленная, тихая или громкая? Ни
та, ни другая; хороша только естественная, обычная скорость произно-
шения, то есть такая, которая соответствует содержанию речи, и есте-
ственное напряжение голоса. У нас на суде почти без исключения
преобладают печальные крайности; одни говорят со скоростью тыся-
чи слов в минуту; другие мучительно ищут их или выжимают из себя
звуки с таким усилием, как если бы их душили за горло; те бормочут,
эти кричат. Оратор, бесспорно занимающий первое место в рядах ны-
нешнего зрелого поколения, говорит, почти не меняя голоса и так бы-
стро, что за ним бывает трудно следить. Между тем Квинтилиан писал
про Цицерона: Cicero noster gradarius est, то есть, говорит с расстанов-
кой. Если вслушаться в наши речи, нельзя не заметить в них странную
особенность. Существенные части фраз по большей части произносят-
ся непонятной скороговоркой или робким бормотанием; а всякие сор-
ные слова, вроде: при всяких условиях вообще, а в данном случае в осо-
бенности; жизнь — это драгоценнейшее благо человека; кража, то есть
тайное похищение чужого движимого имущества, и т. п. — раздаются
громко, отчетливо, «словно падает жемчуг на серебряное блюдо». Об-
винительная речь о краже банки с вареньем мчится, громит, сокрушает,
а обвинение в посягательстве против женской чести или в предумыш-
ленном убийстве хромает, ищет, заикается.
Когда оратор вычисляет время, размеряет шаги, сажени и версты, он
должен говорить отчетливо, отнюдь не торопливо и совершенно бес-
страстно, хотя бы вся суть дела и, следовательно, участь подсудимых
зависела от его слов. Я помню такой случай. На Васильевском острове,
недалеко от Галерной гавани, была задушена и ограблена в своей квар-
тире молодая женщина; убийство обнаружилось около двух часов дня,
тело было еще настолько теплое, что прибывший врач не терял надеж-
ды спасти несчастную искусственным дыханием; в связи со свидетель-
скими показаниями это указывало, что убийство было совершено около
часа дня. Другие свидетели удостоверяли, что два брата, обвинявшие-
ся в убийстве, до начала второго часа дня работали на заводе на Же-
лезнодорожной улице, за Невской заставой. Защитник предъявил суду
план Петербурга и изложил в своей речи подробный расчет расстояния
и времени, необходимого, чтобы доехать с Железнодорожной улицы до
места преступления. Он сделал это по расчету безукоризненно; но он
говорил: от завода до паровика две версты — полчаса, от станции паро-
вика до Николаевского вокзала три перегона — сорок минут, от Нико-
лаевского вокзала до Адмиралтейства один перегон — пятнадцать ми-
нут, от Адмиралтейства до Николаевского моста один перегон... и т. д.;
все это он говорил с крайней торопливостью, в том же возбужденном,
35
страстном тоне, в каком изобличал небрежность и промахи следовате-
ля и предостерегал присяжных от осуждения невинных. При этом он
сделал и другую ошибку: он слишком много говорил о важном значе-
нии этого расчета. Я проверил свое впечатление, спросив обоих своих
товарищей, и должен сказать, что по извращенности, столь свойствен-
ной прихотливой и недоверчивой природе человека, мысль пошла не
за рассуждением защитника, а совсем в другом направлении: явилось
сомнение в том, были ли подсудимые на заводе в день убийства, и это
сомнение родилось только вследствие ошибки защитника, от чрезмер-
ного старания говорившего: он слишком трепетал, слишком звенел го-
лосом. Ошибки эти, впрочем, не имели последствий: подсудимые были
оправданы.
Остерегайтесь говорить ручейком: вода струится, журчит, лепечет
и скользит по мозгам слушателей, не оставляя в них следа. Чтобы избе-
жать утомительного однообразия, надо составить речь в таком поряд-
ке, чтобы каждый переход от одного раздела к другому требовал пере-
мены интонации.
В своей превосходной книге «Hints on Advocacy» английский адво-
кат Р. Гаррис называет модуляцию голоса the most beautiful of all the
graces of eloquence — самой прекрасной из всех прелестей красноречия.
Это музыка речи, говорит он; о ней мало заботятся в суде, да и где бы то
ни было, кроме сцены; но это неоценимое преимущество для оратора,
и его следовало бы развивать в себе с величайшим прилежанием.
Неверно взятый тон может погубить целую речь или испортить ее
отдельные части. Помните вы этот бесподобный отрывок: «Тихонь-
ко и тихонько работа внутри кладовой продолжается... Вот уже дыму
столько, что его тянет наружу; потянулись струйки через оконные щели
на воздух, стали бродить над двором фабрики, потянулись за ветром на
соседний двор...» Самые слова указывают и силу голоса, и тон, и меру
времени. Как вы прочтете это? Так же, как «Осада! приступ! злые вол-
ны, как воры, лезут в окна...», как «Полтавский бой» или так, как «Про-
стишь ли мне ревнивые мечты..?» Не думаю, чтобы это удалось вам.
А нашим ораторам удается вполне; сейчас увидите.
Прочтите следующие слова, подумайте минуту и повторите их вслух
«Любовь не только верит, любовь верит слепо; любовь будет обманы-
вать себя, когда уже верить нельзя...»
А теперь догадайтесь, как были произнесены эти слова защитником.
Угадать нельзя, и я скажу вам: громовым голосом.
Обвинитель напомнил присяжным последние слова раненого юно-
ши: «Что я ему сделал? за что он меня убил?» Он сказал это скороговор-
кой. Надо было сказать так, чтобы присяжные слышали умирающего.
36
По замечанию Гарриса, лучшая обстановка для упражнения голо-
са — пустая комната. Это, действительно, приучает к громкой и уверен-
ной речи. С своей стороны, я напомню то, о чем уже говорил: повто-
ряйте заранее обдуманные отрывки речи в случайных разговорах; это
будет незаметно наводить вас на верную интонацию голоса. А затем —
учитесь читать вслух. А.Я. Пассовер говорил мне, что Евгений Онегин
делается откровением, когда его читает С.А. Андреевский. Подумай-
те, что это значит, и попытайтесь прочесть несколько строф так, чтобы
хоть кому-нибудь они показались откровением1.
Истинно художественная речь состоит в совершенной гармонии
душевного состояния оратора с внешним выражением этого состоя-
ния; в уме и в сердце говорящего есть известные мысли, известные
чувства; если они передаются точно и притом не только в словах, но
во всей внешности говорящего, его голосе и движениях, он говорит
как оратор.
Да это невыносимо! — скажете вы; я не Кони и не Андреевский...
Читатель! Позвольте напомнить вам то, что я сказал с самого нача-
ла: бросьте книгу. Не бросили? Так не забывайте, что искусство на-
чинается там, где слабые теряют уверенность в своих силах и охоту
работать.
Глава II
Цветы красноречия
1
У нас есть очень хорошая книга Л. Коровякова «Искусство выразительного
чтения».
37
только как средства успеха, а не как источник эстетического наслаж-
дения. Цветы красноречия — это курсив в печати, красные чернила
в рукописи.
Древние высоко ценили изящество и блеск речи; без этого не при-
знавалось искусства. Nee fortibus modo, sed etiam fulgentibus armis pro-
eliatus in causa est Cicero Cornelii, — говорит Квинтилиан. Далее, в той
же главе: «Красота речи содействует успеху; те, кто охотно слушают,
лучше понимают и легче верят. Недаром Цицерон писал Бруту, что нет
красноречия, если нет восхищения слушателей, и Аристотель недаром
учил их восхищать». Эти слова могут вызвать возражение наших со-
временных обвинителей и защитников отчасти по незнанию, отчасти
потому, что следовать указанию древних не так легко. Кто их читал,
возражать не станет: Hic ornatus, repetam enim, virilis, et fortis, et sanctus
sit; nee effeminatam laxitatem et fuco ementitum colorem amet; sanguine et
viribus niteat.
Пусть блещет речь мужественной, суровой красотой, а не женской
изнеженностью; пусть красит ее горячая кровь и талант оратора.
Опытные и умелые люди любят наставлять младших, напоминая,
что надо говорить как можно проще; я думаю, что это совсем не верно.
Простота есть лучшее украшение слога, но не речи. Мало говорить про-
сто, ибо недостаточно, чтобы слушатели понимали речь оратора; надо,
чтобы она подчинила их себе. На пути к этой конечной цели лежат три
задачи: пленить, доказать, убедить. Всему этому служат цветы крас-
норечия.
Что такое наши присяжные? В большинстве случаев это малообра-
зованные, а в уездах часто совсем невежественные люди; среди них
могут быть очень умные и очень ограниченные. Оратору всегда же-
лательно быть понятым всеми; для этого он должен обладать умени-
ем приспособить свою речь к уровню средних, а может быть, и ниже
чем средних людей. Я не ошибусь, если скажу, что и большинство так
называемых образованных людей нашего общества не слишком при-
выкли усваивать общие мысли без помощи примеров или сравнений.
Возьмем пример. Шопенгауэр определяет эстетическое наслаждение
как состояние чистого созерцания и безвольного познания вне течения
времени и иных индивидуальных отношений. Эти слова имеют опреде-
ленный смысл, но мы представляем его себе крайне смутно. За отвле-
ченной формулой следует пояснение: «Тогда уже все равно, из-за тю-
ремной решетки или из окон дворца смотреть на заходящее солнце»;
после этих слов мысль становится понятной. Сравнивая повышенную
восприимчивость и духовную неудовлетворенность нравственно раз-
витых людей с грубым материализмом, Д.С. Милль говорит, что луч-
38
ше быть неудовлетворенным человеком, чем удовлетворенной свиньей.
И это трудно не понять.
Известно, что образная речь, то есть пользование метафорами, свой-
ственна не только образованным людям, но и дикарям. Народная речь
на всех ступенях культуры и во всех странах изобилует риторическими
фигурами: молодец против овец, а на молодца и сам овца — антитеза;
прям, как кочерга — oxymoron; где нам, дуракам, чай пить? — ирония
и meiosis. В своих Dialogues sur L’eloquence Фенелон говорит: «Было
бы нетрудно доказать с книгами в руках, что в наше время нет духов-
ного оратора, который в самых обработанных проповедях своих так же
часто пользовался риторическими фигурами, как это делал спаситель
в своих поучениях народу». Все это дает нам право сказать, что образ-
ная речь более понятна человеку, чем простая.
17 января 1909 г. в С.-Петербургском суде разбиралось дело о Гри-
горьеве и Козаке, обвинявшихся в разбое (экспроприации). Оба под-
судимых сознались на дознании и не сознавались на судебном след-
ствии; защитники утверждали, что сознание было вызвано угрозой
передать дело военно-полевому суду. По времени события это объяс-
нение не было невероятно; по крайней мере, по отношению к одному
из подсудимых, Козаку, двое из судей находили его правдоподобным.
Его правдивый тон и точные ответы в связи с категорическими пока-
заниями о его алиби внушали доверие; другой подсудимый несомнен-
но был участником разбоя. Защитники говорили много и для судей со-
вершенно понятно, но для присяжных, может быть, не вполне понятно.
То, что представлялось вероятным для людей, знакомых с обстановкой
полицейского расследования и со случайностями, изменяющими под-
судность при действии чрезвычайных положений, могло казаться не-
возможным для простых обывателей. Между тем можно было без тру-
да дать им почувствовать то, что должны были пережить подсудимые
после их задержания. Надо было только прибавить к сказанному: ког-
да приходится выбирать между виселицей через 24 часа или каторгой
после нескольких месяцев да еще с возможностью оправдания, всякий,
кому не надоела жизнь, сознается в чем угодно, сознается и в том, чего
не совершал; а эти люди уже чувствовали веревку на шее. Подобная ме-
тафора не оставляла бы сомнения в том, что мысль защиты вполне по-
нятна присяжным.
Они признали виновными обоих подсудимых. Я думаю, что это была
ошибка; разговор с защитником Козака после приговора подтверждает
это тяжелое сомнение. Пусть вдумается начинающий судебный оратор
в этот случай. Нельзя утверждать, что одно слово веревка не спасло бы
человека от каторги.
39
Образы
1
Пусть оратор своей речью сделает дело очевидным, представит его образно
(Цицерон. Оратор. — XL).
40
О, мощный властелин судьбы!
Не так ли ты над самой бездной
На высоте, уздой железной
Россию поднял на дыбы?
Те, кто слышали, пусть вспомнят заключительные слова одной речи
Жуковского: «Подсудимый был полтора года в одиночной камере. Зна-
ете ли вы, господа присяжные заседатели, что такое одиночное заклю-
чение? Это — три шага в длину, два шага в ширину и... ни клочка неба!».
Я не знаю стихотворения, которое с такою ясностью передавало бы
пытку заточения.
Чтобы говорить наглядно, то есть так, чтобы слушателям казалось,
что они видят то, о чем им рассказывает говорящий, надо изображать
предметы в действии. Это правило Аристотеля.
Он приводит стихи из «Илиады»:
«Копья торчали по земле, все еще требуя добычи».
«Волны бегут, вздымаясь пенистыми гребнями;
одни впереди,
за ними другие».
Сравните с этим:
В уме, подавленном тоской,
Теснится тяжких дум избыток,
Воспоминание безмолвно предо мной
Свой длинный развивает свиток;
или:
Уж побледнел закат румяный
Над усыпленною землей;
Дымятся синие туманы
И всходит месяц золотой;
или:
И тополи, стеснившись в ряд,
Качая тихо головою,
Как судьи, шепчут меж собою...
<…> Переносное выражение, риторическая фигура дают возмож-
ность усилить не только содержание мысли, но и внешнее ее выраже-
ние голосом, мимикой, жестом. <…>
Я не буду перечислять те разнообразные риторические фигуры,
о которых говорит Цицерон в Риторике ad Herennium; остановлюсь
лишь на некоторых, чтобы показать, что эти цветы суть не роскошь,
а необходимое в судебном красноречии.
41
Метафоры и сравнения
42
Это не есть художественное сравнение; это — историческая справка,
ничего не усиливающая и не поясняющая, напротив того, — ослабляю-
щая впечатление.
Конечно, главным мерилом и здесь должно быть чувство изящно-
го, и общие правила не писаны для гения. Царские похороны в Англии
и триумфальный въезд победителя в древний Рим суть виды одного
родового понятия — процессии; поэтому теоретически одно не годится
для сравнения с другим. Тем не менее у Шекспира, на похоронах Ген-
риха V, герцог Глостер говорит: «Умер Генрих, и не встанет никогда; мы,
лучшие люди королевства, идем за его гробом и своей пышностью сла-
вим торжество смерти, как пленники, прикованные к колеснице побе-
дителя».
Какая роскошь!
Вот заключительные слова Н.И. Холевы по делу Максименко и Рез-
никова: «Господа! Один римский император, подписывая смертный
приговор, воскликнул: как я несчастлив, что умею писать! Я уверен,
что старшина ваш скажет иное; он скажет: как счастлив я, что умею пи-
сать!»
Сопоставьте это со стихами Шекспира. В обоих случаях один не-
достаток — большое внешнее сходство. Но в первом случае недоста-
ток исчезает: сходство образов усиливает контраст мысли; во вто-
ром — к сходству внешнего действия присоединяется тождество его
внутреннего значения, и, кроме того, самый предмет сравнения выбран
неудачно: присяжные заседатели в Ростове-на-Дону в наши дни и рим-
ский цезарь в первый век христианства. Воображение недоумевает: не
то — цезарь в нашей совещательной комнате, не то — старшина присяж-
ных в императорской тоге.
Чтобы не остаться незамеченным, чтобы быть интересным, срав-
нение, как метафора, должно быть неожиданным, новым; Спасович,
как я уже упоминал, говорит про Емельянова, обвиняемого в убийстве
жены, про живого человека, что он — как дерево, как лед. Но, конеч-
но, при известном различии сравниваемого черты, в коих проявляется
сходство, должны существовать на самом деле и быть характерными
для обоих предметов.
Нельзя сказать, чтобы наши молодые ораторы соблюдали эти эле-
ментарные правила; иногда кажется, что вся фантазия их заключена
между первой и последней страницами уложения о наказаниях; их из-
любленное сравнение: убить значит похитить высшее благо, данное
человеку; подлог векселя есть как бы отрава его или коварный поджог
против всех будущих его держателей... Это все равно, что сравнить пти-
цу с птицей или дерево с деревом. Разве когда-нибудь говорится: этот
43
вяз как старый дуб... Эта щука, как акула?.. Я недавно слыхал такие
слова одного частного обвинителя: «Обольщение девушки близко под-
ходит к краже: сорвать цветок и уйти». Уподобление женской невинно-
сти цветку не слишком ново; предметы сравнения и здесь суть виды од-
ного общего понятия — преступления; их родовые признаки неизбежно
совпадают, а видовые — разнствуют; в чем заключается сходство по-
следних, остается тайной оратора, и такой «цветок» красноречия, ко-
нечно, оставляет слушателей в полном недоумении.
Если в деле имеются вещественные доказательства, можно зара-
нее сказать, что обвинитель или защитник назовет их бессловесными
уликами или немыми свидетелями. В недавнем процессе главной ули-
кой против двух подсудимых была случайно обнаруженная переписка,
в которой девушка требовала от влюбленного в нее человека яда, чтобы
отравить юношу, отвернувшегося от нее, а ее будущий сообщник писал,
что он не в силах стать убийцей; эти письма были написаны с необык-
новенной силой; любовная страсть, ужас перед преступлением, жажда
мести грозили, умоляли, томились, проклинали в этих строках, и эти-
то безумные вопли мятущейся жизни, этих беспощадных обличителей
убийства коронный оратор называет мертвыми свидетелями! Защит-
ник справедливо указал своему противнику, что если письма мертвы,
то читают их живые люди; он забыл сказать, что и писали живые.
Простые люди легко владеют образной речью. Встретив похороны,
извозчик говорит: домой поехал; в деревне скажут: повезли под зеленое
одеяло; признаваясь в нечестном поступке, крестьяне говорят: укусил
грешка. Председатель спросил 18-летнего воришку, отчего он убежал
из полицейского участка; подсудимый вытаращил глаза и громко отче-
канил: «Каждый человек выбежит из такой клетки, если дверь откроют;
даже птица вылетает из клетки, если откроют клетку». Я слыхал, как
вор-рецидивист назвал себя людским мусором.
Послушаем наших ораторов.
Мещанка Макарова судилась по 1477 ст. уложения о наказани-
ях; она облила жену любовника своей дочери серной кислотой. Това-
рищ прокурора начал свою речь так: «Реальные плоды тех отношений,
которые существовали между Макаровой и Пруденской, осязатель-
ны и для нас очевидны: Пруденская лишилась глаза...» Защитник не
уступил своему противнику в непринужденности; он заявил присяж-
ным, что «все дело, в сущности, представляется каким-то водевилем
или фарсом». Расскажите это здравомыслящему человеку, и, если по-
верит, он скажет: этим людям дали право свободно говорить перед су-
дом, и они пользуются им, чтобы публично издеваться над изувечен-
ной женщиной.
44
Девушка-работница в пьяном виде зарезала мать. Присяжные узна-
ют от оратора, что это произошло в один прекрасный день и в этой сфе-
ре происходит часто. Два татарина задушили старого извозчика и, бро-
сив его сани и лошадь, воспользовались рукавицами, свечным огарком
и несколькими копейками; несчастный старик молил их пощадить его
ради пятерых детей. И среди угнетенной тишины судебного зала разда-
ются слова обвинителя: «Мы не знаем, кто из подсудимых был руково-
дителем, играл, так сказать, первую скрипку».
Верное сравнение подтверждает верную мысль; оно же изобличает
ошибку.
Защитник Ольги Штейн выражал недоумение о том, как возмож-
но предание суду за подлог документа, не имеющегося при деле; это
все равно, что обвинять в убийстве без трупа, прибавил оратор. Разби-
рая этот довод, председательствующий сказал присяжным: представь-
те себе, что на Невской набережной на глазах нескольких людей один
человек зарезал другого и сбросил его в воду; волны унесли убитого
в море; может быть, совсем не вернут его на сушу, может быть, выкинут
обезображенный труп; тело будет предано земле, а дело — воле божией.
Положение очень выгодное, но для кого? для убийцы. Если так рас-
суждать, всякий подлог останется безнаказанным, коль скоро преступ-
ник, достигнув цели, уничтожит подделанный документ.
Вопреки известной французской поговорке, сравнение часто бывает
превосходным доказательством. В речи по делу крестьян села Люторич
Ф.Н. Плевако говорил по поводу взрыва накипевших страданий и оз-
лобления со стороны нескольких десятков мужиков: «Вы не допускае-
те такой необыкновенной солидарности, такого удивительного едино-
душия без предварительного сговора? Войдите в детскую, где нянька
в обычное время забыла накормить детей: вы услышите одновремен-
ные крики и плач из нескольких люлек. Был ли здесь предварительный
сговор? Войдите в зверинец за несколько минут до кормления зверей:
вы увидите движение в каждой клетке, вы с разных концов услышите
дикий рев. Кто вызвал это соглашение? Голод создал его, и голод вы-
звал и единовременное неповиновение полиции со стороны люториче-
ских крестьян...». Нужно ли прибавлять, что эти два сравнения сделали
для доказательства мысли защитника больше, чем могла бы сделать це-
лая вереница неоспоримых логических рассуждений?
Всякая метафора есть, в сущности, сокращенное сравнение; но
в сравнении сходство бывает указано прямо, а в метафоре подразуме-
вается; поэтому последняя не так заметна для слушателей и меньше на-
поминает об искусственности; она вместе с тем и короче; следователь-
но, в виде общего правила метафора предпочтительнее сравнения.
45
Антитеза
1
Эта книжка была напечатана в Англии в XVIII веке; подлинник давно исчез
с рынка, но существует немецкий перевод, напечатанный в Тюбингене в 1872 г., изд.
Г. Лауппа.
46
актеров французской комедии, но его подписывали в Москве; учрежда-
ли цензурные комитеты, жгли наши книжки, запрещали наши пьесы,
но на все наши жалобы нам могли одним единым словом дать велико-
лепный ответ, нам могли ответить: Маренго, Иена, Аустерлиц!»
Пример взят из героической истории; но и сама серая, будничная
действительность бывает таровата на яркие антитезы. «Григорьев мно-
го сделал для Русова: он в течение многих лет ссужал его деньгами, из
нищего превратил его в состоятельного человека; захворав, он доверил
ему ключи от своих денег, умирая, назначил его своим душеприказчи-
ком. Но и Русов немало сделал для Григорьева: он обманывал его при
жизни, обокрал после смерти и теперь всеми силами препятствует ис-
полнению его завещания». Приведенные два примера, как видит чита-
тель, также взаимно составляют антитезу. В речи по делу Максименко
Плевако говорил: соблазнитель девушки пал и уронил, но умел встать
и поднять свою жертву. Во время речи Лабори по делу Дрейфуса ора-
тора часто прерывали с крайней грубостью. Он повернулся к публике
и крикнул: «Вы думаете помешать мне вашим воем; я смущаюсь толь-
ко, когда слышу одобрение».
Чтобы находить новые мысли, надо иметь творческий ум; для удач-
ных образов нужна счастливая фантазия; но живые антитезы легко до-
ступны каждому, рассыпаны повсюду; день и ночь, сытые и голодные,
расчет и страсть, статьи закона и нравственные заповеди, вчерашний
учитель нравов — сегодняшний арестант, торжественное спокойствие
суда — суетливая жизнь за его стенами и т. д., без конца; нет дела, в ко-
тором бы не пестрели вечные противоречия жизни.
Пример, приведенный Цицероном в его Риторике, наглядно пока-
зывает, как нетрудна эта игра мысли: «Когда все спокойно, ты шумишь;
когда все волнуются, ты спокоен; в делах безразличных — горячишь-
ся; в страстных вопросах — холоден; когда надо молчать, ты кричишь;
когда следует говорить, молчишь; если ты здесь — хочешь уйти; если
тебя нет — мечтаешь возвратиться; среди мира требуешь войны; в по-
ходе вздыхаешь о мире; в народных собраниях толкуешь о храбрости,
в битве дрожишь от страха при звуке трубы».
Concessio1
47
няв, как заслуженное, укорительные слова противника, тут же придает
им другое, лестное для себя значение; или, напротив, склонившись перед
его притязаниями на заслуги, немедленно изобличает их несостоятель-
ность. Я не знаю лучшего примера, чем речь Ше д’Эст Анж в заседании
французской палаты депутатов в 1864 году по поводу внесенного оппо-
зицией проекта о подчинении парижского городского бюджета законо-
дательному корпусу. Проект этот был вызван колоссальными затратами
Гаусмана на украшение города; один из депутатов упрекал его как пре-
фекта столицы в расточении городских денег на ненужную роскошь. Ше
д’Эст Анж отвечал оппозиции в качестве вице-президента муниципаль-
ной комиссии. Он поднял брошенный упрек, и вот что он говорил:
«Вы говорите: все приносилось в жертву роскоши; нет, все приноси-
лось в жертву необходимости».
«С разумной смелостью, без рабского страха перед прямой линией,
забывая о ней, когда было нужно, мы расширили площади вокруг па-
рижских памятников, воздвигли новые, реставрировали старые, про-
вели новые улицы; повсюду, во всех концах облегчили колоссальное
движение городского населения; вместо клоак, в которых приходилось
ютиться жителям, вместо этих отвратительных улиц, имена коих уже
забыты вами, улицы Мортеллери, Тиксерандри и других, им подобных,
мы дали им воздуха, света и, правда, дали роскошь; да, этим нищим
дали роскошь; они задыхались от недостатка воздуха; им предоставили
площади, им устроили сады...».
Отступление было сделано, чтобы потом, в удобный момент бросить-
ся на противника с удвоенной силой. Оратор указывает, что заботы го-
родского управления о бедном населении не остались без результатов.
«Или вы жалуетесь на то, что эти преимущества предоставлены ра-
бочему населению? Богатые люди всегда имели свои великолепные
дома и широкие дворы; они всегда могли дышать свежим воздухом;
с наступлением летней жары они уезжали из города. Итак, эти улучше-
ния делались для трудящихся жителей Парижа; все это было сделано
для них, ради их пользы».
«Что же возмущает вас? Что им дали слишком много труда и слиш-
ком много заработка, слишком много воздуха, света, солнца, слишком
долгую жизнь? Это возмущает вас?».
Конечно, достоинство concessio, как и всякой риторической фигуры,
заключается не только в изяществе оборота, но и в силе мысли. В «По-
тонувшем колоколе» Гауптмана пастор говорит Генриху:
Ich bin schlichter Mann, ein Erdgeborener,
Und weiss von überstiegnen Dingen nichts.
Eins aber weiss ich, was ihr nicht mehr wisst:
48
Was Recht und Unrecht, Gut und Bose ist.1
И, соглашаясь с этим, Генрих отвечает:
Auch Adam wusst‘es nicht im Paradiese2.
Concessio расчищает путь для мысли, неприятной слушателям.
Нельзя сказать присяжным или судьям: наказание бывает несправедли-
вой и жестокой расправой, не вызвав в них некоторого неудовольствия.
Оратор говорит: «Есть, бесспорно, такие преступники, в отношении ко-
торых наказание является необходимым возмещением содеянного, яв-
ляется безусловным требованием чувства справедливости». После это-
го уже можно смело сказать: «Но есть и такие, для которых наказание
является ненужной и жестокой расправой».
Есть особый вид фигуры concessio, не имеющий ни латинского, ни
греческого названия, но который по-русски можно бы назвать капка-
ном. Это по преимуществу прием политического оратора. В суде слу-
шатели безмолвны: в народном собрании, в представительной палате
резкое или красивое слово всегда вызывает или протест, или восхи-
щение. Искусный оратор умеет найти такую мысль, которая вырвет
ликующие или злобные возгласы его противников, и бросит им в лицо
их собственную радость или укоры.
В 1745 году перед началом войны за независимость Северо-Амери-
канских Штатов в одном собрании представителей штата Виргинии
адвокат Патрик Генри говорил об упорстве, с которым Георг IV отно-
сился к умеренным домогательствам колоний. Он сказал знаменитую
фразу: «На Цезаря нашелся Брут, на Карла Первого — Кромвель, Ге-
орг IV...» Здесь он был прерван негодующими возгласами привержен-
цев Англии: измена! измена! Он остановился на минуту и внушитель-
но произнес: «...пусть не забудет их примера. Если это измена, я готов
отвечать за нее».
Несколько лет тому назад в германском рейхстаге обсуждалось тре-
бование правительства о дополнительном кредите на армию. Военный
министр подробно доказывал депутатам, что для устранения некото-
рых настоятельных опасностей необходимо определенное количество
пехоты и артиллерии; при этом он имел неосторожность сказать, что
расчеты сделаны с величайшей предусмотрительностью, и, дав испра-
шиваемое ассигнование, рейхстаг будет надолго застрахован от новых
требований военного министерства. Возражая министру, Евгений Рих-
тер доказывал, что его домогательство не имеет оснований, и что пала-
1
Я простой человек, я родился на земле и таких высоких вещей не знаю. Одно
знаю, что вы уже забыли: знаю, где правда и где ложь, что добро и что зло.
2
И Адам не знал этого, живя в раю.
49
та не должна доверяться его обещаниям. Правительство не знает меры,
говорил он; оно не считается с народными средствами; сегодня выдайте
эту сумму, через год они потребуют новых назначений; они говорят, что
требуют минимум того, что необходимо; я не могу верить им, потому
что из собственного их расчета ясно, что это слишком много... Военный
министр не выдержал и перебил оратора: «Напротив, если бы вы мог-
ли вдуматься в представленный нами отчет, вы убедились бы, что этого
еще слишком мало».
– Вот видите, — добродушно продолжал Рихтер, — я говорил, что
через год вы опять будете просить денег.
Как я сказал, это преимущественно политический прием: оратор
изобличает ошибку в словах противника, перебившего его своим заме-
чанием. На суде это можно сделать только с ошибкой в уме судей. Из
вопросов присяжных на судебном следствии нетрудно бывает угадать,
какое соображение навязывается их вниманию. Если это мысль невер-
ная, скажите им, что всякий, кто знает это дело, должен остановиться
именно на этом предположении; подтвердите его лучшими доводами
и когда увидите, что присяжные восхищены вашей готовностью при-
знать опасное для вас положение, разъясните их заблуждение.
Sermocinatio1
50
ложение о подстрекательстве уже обосновано оратором, присяжным
кажется, что они слышат не его, а самого подсудимого на месте пре-
ступления. Этот прием незаменим, как объяснение мотивов действия,
и как дополнение характеристики, и как выражение нравственной
оценки поступков того или другого человека. В деле крестьянина Егора
Емельянова обвинитель говорит, что убийца взял с собой на место пре-
ступления свою любовницу, чтобы, сделав ее соучастницею, закрепить
ее навсегда за собой: «Поделившись с ней страшной тайной, всегда бу-
дет возможность сказать: «Смотри, Аграфена, я скажу все, мне будет
скверно, да и тебе, чай, не сладко придется. Вместе погибать пойдем;
ведь из-за тебя же, Лукерья, душу загубил». В деле о подлоге завеща-
ния штабс-капитана Седкова тот же оратор говорил: «Если бы Лысен-
ков — один из главных виновников, нотариус, сочувствовал Седко-
вой, как честный человек, он должен был сказать ей: «Что вы делаете?
Одумайтесь! Ведь это преступление; вы можете погибнуть. Заглушите
в себе голос жадности к деньгам мужа, удовольствуйтесь вашей вдо-
вьей частью...» и т.д. Эти слова — не догадка о том, что было сказано
Лысенковым; оратор указывает именно на то, что они не были сказаны;
но всякому ясно, как они наглядно поясняют мысль обвинителя и вме-
сте с тем как оживляют его речь. В речах Андреевского, князя Урусо-
ва такие разговоры, не подслушанные, а, так сказать, подсмотренные
в деле между строками, встречаются очень часто, и одно это служит до-
казательством достоинства такого риторического приема. Само собой
разумеется, что, если значительный разговор действующих лиц пере-
дан свидетелем или подсудимым в подлинных выражениях, их нельзя
заменять измышлением.
Давно испытанным и благодарным приемом к тому, чтобы придать
мысли яркость, служит оживление неодушевленных предметов. Золото —
обольститель, перо — тихий заговорщик, рукопись — лжец или неумо-
лимый обличитель и т. п. Молодой писец обвинялся в убийстве невесты.
Он купил поломанный револьвер, отдал его в починку, сделал несколько
пробных выстрелов; револьвер опять сломался, и ему пришлось еще раз
отдавать его мастеру. Обвинитель сказал присяжным, что револьвер не
хотел служить преступлению, убеждал подсудимого отказаться от убий-
ства. Это было, вероятно, сознательное или бессознательное подражание
словам Андреевского: «К сожалению, Зайцев не психолог; он не знал,
что, купив после таких мыслей топор, он попадал в кабалу к этой глупой
вещи, что топор с этой минуты станет живым, будет безмолвным под-
стрекателем, будет сам проситься под руку». В приведенных двух при-
мерах видна разница истинного искусства и подражания. У художника
вещь подстрекает безмолвно — это восхищает нас; у ремесленника вещь
51
говорит, это оскорбляет здравый смысл и чувство изящного. Но быва-
ет еще несравненно хуже. Нам приходится выслушивать такие примеры:
«в руке у мужа оказался молоток и начал нещадно опускаться на голову
покойной»; «нож, по всей вероятности, бессознательно появился в руке
подсудимого»; защитник рассказывает, как вор «вошел в чулан и увидел
самовар, который знал, что он нужен хозяину».
Глава III
Meditatio
52
в 1835 году за покушение на изнасилование дочери начальника кава-
лерийского училища в Сомюре Марии Моррель, главный нерв защиты
совпадает с одним из ее отдельных положений. Это положение — Ма-
рия Моррель лжет. Главный нерв — Мария Моррель страдает истерией
и лжет не злонамеренно, а как больная. Эта мысль примиряет защит-
ников Марии Моррель, то есть врагов подсудимого, с его защитника-
ми; она указывает присяжным возможность оправдать подсудимого, не
оскорбляя семьи девушки. В речи Н.П. Карабчевского по делу Николая
Кашина, обвинявшегося в убийстве жены, главное (неверное) положе-
ние почти совпадает с главным (верным) нервом защиты: главное по-
ложение — убийство жены было единственным средством нравствен-
ного возрождения подсудимого, это неверно; главный нерв — убийство
было средством его нравственного возрождения, это верно. — В деле
доктора Корабевича (1 ч. 1462 ст. и 1463 ст. Уложения о наказаниях)
главное положение обвинения — девушка умерла от преступной опе-
рации, совершенной Корабевичем; главный нерв не в этом и даже не
в том, что он вообще занимался такими операциями, а в том, что он де-
лал их ради наживы; главный нерв целесообразной, хотя безнравствен-
ной, защиты заключался бы в том, что врачу трудно отказать женщине
в противозаконной помощи. — В деле о подлоге завещания от имени
штабс-капитана Седкова главное положение обвинения — Седков был
мертв в то время, когда писалось завещание; главный нерв — подлог на-
правлен против тех, кто имел и законное, и нравственное право на на-
следство, и в пользу той, которая не имела ни того, ни другого.
Главное положение составляет часть формального логического рас-
суждения о виновности подсудимого, это рассуждение составляется из
ряда отдельных последовательных положений. Всякий может найти их
чисто рассудочным путем, перебирая в обратном порядке части одного
или нескольких силлогизмов. В действительности и этого не приходит-
ся делать, так как главный спорный вопрос и условия его решения поч-
ти всегда сами бросаются в глаза. Не то — нервы дела; они могут быть
совсем в стороне от логического рассуждения; чтобы находить их, ну-
жен живой ум и знание людей.
Указанные выше три разветвления работы в приготовлении оратора
к судебному состязанию тесно связаны единством его цели. Вследствие
этого, а равно и по свойствам человеческого мышления, останавлива-
ясь мысленно на той или другой из этих трех задач (изучение дела, раз-
бор доказательств, разбор средств убеждения), оратор не может впол-
не забыть о прочих; они сталкиваются и переплетаются у него в голове.
В этом нет беды, но, чтобы твердо владеть оружием в предстоящем бою,
оратор должен ясно разделить их с самого начала.
53
Поиски истины
54
та наукой; но мне представляется, что метод «Великого Искусства» мо-
жет быть не совсем бесполезным для судебного оратора.
Каким образом? Это будет видно ниже; прежде чем искать удачного
сочетания фактов, нужно знать самые факты. Поэтому первое правило
meditationis — размышления о речи — заключается в том, чтобы уяс-
нить себе данные предварительного следствия.
***
1. Спросите себя, что было: quis, quid, ubi, quibus auxiliis, cur, quomodo,
quando? Кто, что, где, когда, с какой целью, каким способом, с какими
соучастниками? Каждое из этих обстоятельств может осветить вам ту
или иную сторону дела. Отделите соучастников друг от друга; опреде-
лите точно, что и почему, с какой целью сделал каждый из них.
В книге «De Inventione» Цицерон говорит: «Чтобы легче найти
нужные соображения, следует как можно чаще обдумывать как свое
объяснение события, так и объяснение противника (переведя на наш
язык, можно сказать: сравнить данные, установленные предваритель-
ным следствием, с объяснениями обвиняемого) и, отметив сомнитель-
ное в том и другом, обдумать: почему, с какой целью, с какими шанса-
ми на успех было совершено преступление; почему был избран именно
этот способ, а не другой; почему исполнителем был этот, а не тот; по-
чему действовал виновник один или почему избрал такого пособника;
почему не было сообщников преступления, почему был сообщник, по-
чему был именно этот» и т. п. Посмотрите, как много дали обвинителю
в деле о подлоге акций Тамбовско-Козловской железной дороги раз-
мышления о том, почему сообщниками зачинщика Колосова явились
Феликс и Александр Ярошевичи.
***
2. Отделите установленные факты от сомнительных и от неизвест-
ного.
По свойству всякой человеческой работы, и особенно по услови-
ям деятельности наших следователей, в протоколах предварительно-
го следствия почти не бывает достоверного. У нас есть превосходные
следователи и бывают предварительные следствия, в которых видны
не только выдающийся ум и настойчивая работа, но и важнейшее ис-
кусство неискоренимо закреплять на бумаге установленные обстоя-
тельства. Таково, например, предварительное следствие по второму
делу доктора Корабевича. Про такие дела можно сказать, что они не
только созданы следователем, но им же главным образом и проведе-
ны до конца, то есть до ответа присяжных. Обвинителю остается толь-
ко смотреть за тем, чтобы не повредить делу каким-нибудь промахом,
защите — играть на случайностях в составе присяжных или корон-
55
ных членов присутствия. Но таких дел у вас очень немного. Во мно-
гих случаях предварительное следствие бывает хуже полицейского
дознания; по большей части его можно назвать только посредствен-
ным. Если в деле есть акт осмотра пожарища, несомненно, что был по-
жар; но если по протоколам два свидетеля удостоверяют, что заметили
сильный запах керосина, не удивляйтесь, когда на судебном следствии
один заявит, что никакого особенного запаха не было, а другой — что
пахла тряпка, которой кухарка вытирала жестянку для керосина. Если
в деле есть акт вскрытия женского трупа, нет сомнения, что женщина
умерла, но если трое экспертов категорически доказали, что умершая
не могла повеситься, не удивляйтесь тому, что трое других столь же
решительно докажут присяжным противное и один или двое из чис-
ла первых согласятся с ними. В Петербурге был случай, когда защит-
ник взял в руку нож — подсудимый обвинялся в покушении на убий-
ство — и двумя пальцами согнул его пополам: следователь не заметил,
что лезвие было жестяное.
Возвращая председателю вопросный лист по делу об убийстве
Александра Мерка (1908 год), старшина присяжных спросил, может
ли он от лица всего их состава заявить, что они возмущены непозволи-
тельной небрежностью предварительного следствия. По своему содер-
жанию это преступление представляло завлекательнейшую задачу для
добросовестного следователя; это было одно из самых интересных дел
в Петербурге за последнее время; по милости судебного следователя
своим оправдательным приговором оно обратилось в издевательство
над правосудием и над смертью ни в чем не повинного юноши. Подоб-
ных дел у нас, к сожалению, бывает слишком много.
Итак, общее, основное правило при изучении предварительного
следствия таково: достоверно только то, что на таком-то листе дела
написано то-то; в каждой строке может оказаться ошибка. Обстоя
тельство это имеет практическое значение при составлении речи:
в основную схему ее могут быть введены только вполне надежные
факты.
Конечно, судебное следствие может и независимо от ошибок сле-
дователя изменить многое в предварительном. Но в каждом деле здра-
вый смысл укажет оратору, что можно считать достоверным и где сле-
дует допустить возможность ошибки. Можно доказать, что пешеход
двигался быстрее всадника, что грамотный намеренно делал ошибки
в правописании, здоровый притворился сумасшедшим; что одарен-
ный слухом мог не слыхать, что зрячий не мог видеть. Но нельзя дока-
зать, что предельная скорость человека больше предельной скорости
лошади, что безграмотный человек может соблюдать орфографию;
56
что душевнобольной одновременно страдает прирожденным идио-
тизмом и паранойей, что глухой слышит или слепой увидал. Можно
утверждать, что человек, одаренный хорошей памятью, забыл что-ни-
будь, но нельзя доказать, что он не знал о данном факте, если он соб-
ственноручно написал о нем другому; можно доказать, что левша за-
стрелился правой рукой, но нельзя доказать, что он застрелился, если
у него оказалось три раны и каждая должна была вызвать мгновенную
смерть.
***
3. Не удовлетворяйтесь готовыми объяснениями фактов.
Все ошибаются: и потерпевшие, и полиция, и свидетель, и следо-
ватель. В 1902 году в Англии одна женщина была осуждена за убий-
ство своей хозяйки. На суде было установлено, что в доме не было
никого, кроме убитой и подсудимой, и что все окна и двери были за-
перты изнутри. Однако из позднейшего признания одного из настоя-
щих двух убийц выяснилось, что они проникли внутрь дома по доске,
перекинутой через узкий переулок из окон верхнего этажа соседне-
го дома в верхний этаж дома убитой, и, совершив убийство, скрылись
тем же способом. Как не сопоставить этого случая с делом об убий-
стве генеральши Болдыревой? Одной из неопровержимых улик про-
тив Александра Тальма признавалось то обстоятельство, что в кварти-
ру покойной нельзя было проникнуть иначе, как со двора. Тальма был
присужден к каторге, а через три года Александр Карпов на глазах у су-
дей и присяжных без труда пролез в форточку окна, выходившего из
спальни Болдыревой в соседний переулок. По этим примерам можно
судить о том, какие грубые ошибки могут делать и опытный следова-
тель, производящий следствие под наблюдением прокурора окружного
суда, и присяжные заседатели, руководимые осторожнейшим англий-
ским судьей. Признания людей осужденных часто открывают, что дей-
ствительные подробности преступления во многом отличались от того,
что казалось бесспорным на суде. В известной книге английского судьи
W. Wills «An Essay on the principles of Circumstantial Evidence» приве-
дены многие случаи судебных ошибок, поучительные для всякого об-
винителя и защитника.
***
4. Ищите внутреннюю связь событий. Помните, что ее объяснение
заключается именно в тех фактах, которые кажутся необъяснимыми
или безразличными. Иногда для этого нужна большая проницатель-
ность, иногда трудность заключается в том, что объяснение слишком
просто. В известном рассказе Эдгара По «Убийство на улице Морг»
несколько человек, слыхавших один и тот же звук, принимают его за
57
восклицание, произнесенное на чужом языке; при этом каждый новый
свидетель называет новый язык. Эти показания противоречат друг дру-
гу; противоречие кажется необъяснимым, но оно объясняется тем, что
свидетели слыхали голос обезьяны, а не человека. Конечно, угадать это
нелегко. В том же рассказе всех сбивает с толку нечеловеческая жесто-
кость убийства; между тем она-то и указывает, что оно совершено не че-
ловеком; это просто.
Не торопитесь признавать факты безразличными. Коль скоро вы
говорите: подсудимый почему-то пошел туда-то, свидетель почему-то
ушел, потерпевший почему-то не говорит об этом, остановитесь и по-
старайтесь объяснить, почему. Подумайте, не объясняются ли все эти
сомнения одним общим ответом.
Ищите незримого виновника. В другом рассказе Эдгара По —
«Тайна Марии Роже» расследование преступления затрудняется тем,
что убийца, чтобы навести полицию на ложный след, печатал вы-
мышленные сведения в газетах. Известно, что рассказ этот написан
по поводу действительного происшествия: Эдгар По разгадал прием
убийцы и направил розыски против виновного. Но и менее блестя-
щие люди могут сделать не хуже того, что сделал гениальный писа-
тель. Зимой 1909 года в Петербурге разбиралось дело крестьянина
Ивана Харитонова, обвинявшегося в убийстве крестьянина Жуко-
ва. В деле было четыре факта: 1) мать зарезанного Жукова запрети-
ла своему другому сыну разыскивать убийцу из опасения, чтобы не
убили и его, 2) перед самым убийством убитый ранил ножом некое-
го Михаила Сатану, любовница которого указала на подсудимого Ха-
ритонова как на виновника; этот Сатана скрылся и остался неразы-
сканным; 3) двое свидетелей давали указание на виновность третьего,
по-видимому, вымышленного лица и 4) подсудимый признал себя ви-
новным при первом допросе, но при дальнейшем производстве след-
ствия отказался от своего признания. Эти факты противоречили один
другому, и прямая улика — сознание — могла погубить подсудимого.
Защитник, молодой человек, сумел найти скрытую связь между фак-
тами. Он сказал присяжным: убийца — Михаил Сатана; подсудимый
взял на себя вину, чтобы отвлечь подозрение от влиятельного товари-
ща; свидетели знали это, но, как и мать убитого, боялись настоящего
убийцы; а вместе с тем они знали, что полиция остановилась на лож-
ном следу; Харитонов был арестован; чтобы спасти невинного, не вы-
давая виновного, они назвали третье, вымышленное и потому никому
не опасное лицо.
Обсудите обстоятельства, благоприятствовавшие преступлению
и затруднявшие его совершение.
58
***
5. Найдите для каждого факта то освещение и объяснение, которое
наиболее выгодно для вас, для вашего противника. Цицерон учил: «Вы-
слушав своего клиента, я вступаю с ним в спор от имени его против-
ника; он возражает и, таким образом, высказывает мне все, что ему ка-
жется полезным для дела; когда он ушел, я воплощаю в себе три лица:
себя, своего противника и судью, всячески стараясь быть вполне бес-
пристрастным». Это важно не для того, чтобы предугадать доводы про-
тивника, а чтобы проверить прочность своих.
***
6. Отделите более значительные факты дела, расположите их в по-
следовательности по времени и, остановившись на каждом, посмо-
трите кругом, посмотрите назад, посмотрите вперед. Поставьте себя
в положение подсудимого и взгляните вокруг него его глазами перед
преступлением, в момент преступления, после него; сделайте то же
по отношению к каждому из соучастников, к пострадавшим, к свиде-
телям, роль которых для вас не вполне понятна. Уясните себе веро-
ятные поступки, встречи и переговоры преступника с жертвой или
соучастников преступления между собой в разное время; обратите
внимание на то, не переменились ли взаимные отношения их после
преступления.
Отношение участников события к отдельным фактам в разные мо-
менты имеет большое значение. В грубых обманах, например, в подлогах
под предлогом учета дружеских векселей, в злоупотреблениях с денеж-
ными залогами, в обыкновенных мошенничествах и растратах обычным
доводом защиты бывает утверждение, что потерпевший не был обманут,
а добровольно соглашался на известные операции по небрежности или
по расчету. Это доказывается тем, что подсудимый не мог бы решить-
ся на столь грубый обман, а потерпевший не мог бы не заметить его. Но
если перенестись к тому времени, когда обман еще не был обнаружен,
доверчивость потерпевшего становится не только допустимой, правдо-
подобной, но и вероятной, а иногда и очевидной.
***
7. Меняйте предполагаемые условия места и времени.
Это может открыть вам то, что заинтересованные люди сумели
скрыть от следователя. Действительность факта определяется его со-
впадением в пространстве и времени; причинная связь двух фактов,
кроме того, — их последовательностью. В 12 часов 1 января 1909 г. я мог
быть на любой улице Петербурга; но если в это время я был на углу
Морской и Невского, то ни в каком другом месте быть не мог. Чтобы
найти обман или ошибку в толковании фактов, может быть достаточно
59
изменить одно из упомянутых условий или изменить последователь-
ность событий. Ольга Штейн распространяла слух об открывшемся
будто бы для нее миллионном наследстве во Франции; в подтвержде-
ние этого вымысла она составила подложную телеграмму на свое имя
от имени консульства. Подлог был сделан так грубо, что бросался в гла-
за при первом взгляде; его нельзя было не заметить. Судившийся вме-
сте с Ольгой Штейн бывший присяжный поверенный фон Д. обвинял-
ся, между прочим, в покушении на мошенничество посредством этой
телеграммы. Он доказывал свое добросовестное заблуждение тем, что,
убедившись из разговоров с другими лицами в ее подложности и по-
няв обман, он немедленно заявил об этом одному из высших чиновни-
ков министерства иностранных дел. На следствии было установлено,
что он грозил своей соучастнице заявить о подлоге министру юстиции
и в министерство иностранных дел прежде разговора с людьми, убе-
дившими его в подложности телеграммы. Таким образом, выяснилось,
что он грозил доносом, потому что знал о подлоге, а не пошел с доносом
вследствие того, что узнал о нем.
Доктор Корабевич не отрицал противозаконной операции, от кото-
рой умерла его пациентка; факт операции входил в его защиту; но он
утверждал, что она была совершена другим врачом не у него в кабинете,
а в убежище акушерки Гертнер.
***
8. Ищите противоречий в фактах, не согласных с вашим понимани-
ем дела.
В деле Ольги Штейн было установлено, что фон Д. в продолже-
ние нескольких месяцев носил у себя в кармане упомянутую выше
подложную телеграмму и показывал ее разным лицам, выражая уве-
ренность в том, что наследство действительно существовало; на суде
он заявил, что считал телеграмму подлинной. Один из потерпевших,
Зелинский, показал, что, когда в разговоре, происходившем у него на
квартире, он указал фон Д. на явную несообразность уверений Ольги
Штейн об этом наследстве, тот не поверил ему; когда же, после долгих
рассуждений свидетеля, фон Д. понял наконец, что был обманут, он
схватился за голову, стал рыдать, говорил, что лишается чести, и, по-
теряв сознание, упал на диван; чтобы вернуть ему силы, свидетель дал
ему стакан кофе. Защитник фон Д. спросил Зелинского, не было ли
все это комедией; свидетель с очевидной искренностью сказал: нет;
это было действительное отчаяние и настоящий обморок. На другой
день суд огласил показание неявившегося свидетеля — присяжного
поверенного Бентковского. В этом показании значилось, что фон Д.
приходил на квартиру Бентковского и показывал ему телеграмму
60
о парижском наследстве; взглянув на нее, Бентковский сразу заметил,
что текст ее написан по подчищенному месту; он сказал об этом свое-
му посетителю; фон Д. «был страшно поражен, подбежал к окну... рас-
сматривал телеграмму и, убедившись, по-видимому, в справедливо-
сти догадки о подлоге, опустился на кресло со словами: «Теперь я все
понимаю; если бы вы знали, что я потерял! все пропало, все!» Сидя
в кресле, фон Д. почувствовал себя дурно, и свидетель должен был
дать ему воды. «Он производил впечатление человека, глубоко и не-
ожиданно пораженного». Нет сомнения, что если бы этого свидете-
ля спросили, не комедия ли это, он, как Зелинский, сказал бы реши-
тельно: нет. Оба свидетеля давали вполне правдивые показания; оба
удостоверяли факты, в отдельности вполне правдоподобные; но со-
поставление этих фактов приводило к явному противоречию. Если
фон Д. был поражен неожиданным для него открытием в квартире
Бентковского, он не мог быть поражен тем же открытием у Зелинско-
го, и наоборот. Чем более естественным казался тому и другому об-
морок фон Д., тем выше следует ценить его сценические способности.
Он, несомненно, лгал или тому, или другому, а другие обстоятельства
указывали, что лгал обоим. Назовите это психологией, назовите здра-
вым смыслом — все равно; это — неопровержимая улика, и, так как
фон Д. выманил посредством этой телеграммы деньги у своего зна-
комого после своих обмороков, одно это обстоятельство доказывало
преступление.
***
9. Примите во внимание то, чего не было.
В плохом рассказе посредственного современного писателя обста-
новка происшествия заставляет предполагать преступление; на самом
деле человек убит лошадью. В разговоре героя с полицейским сыщи-
ком встречается остроумное замечание:
«Обратите внимание на замечательный случай с собакой». — «По-
звольте, с собакой ничего не случилось». — «В этом-то и заключается
замечательный случай».
Собака не лаяла, потому что не чужой человек, а свой тренер хотел
увести лошадь из хозяйских конюшен, и лошадь убила его.
В речи о подлоге завещания от имени штабс-капитана Седкова об-
винитель говорит: «Если утром с мужем сделался только припадок, то
он должен был поразить жену своею продолжительностью. Он должен
был напомнить о входящей в дверь смерти. Но где же естественная в та-
ком случае посылка за священником, за доктором, где испуг, беспокой-
ство, тревога?»
То, чего не было!
61
В 1872 году в Лондоне Эдуард Кларк, впоследствии генерал-аттор-
ней, защищал Патрика Стонтона, обвинявшегося вместе со своей же-
ной, свояченицей и братом в предумышленном убийстве слабоумной
жены последнего, жившей в доме Патрика и умершей, по заключению
врачей, голодной смертью.
Оратор разбирает показания главной свидетельницы, горничной
Клары Броун, о небрежном уходе за покойной в мельчайших подроб-
ностях и приводит факты, опровергающие некоторые части ее показа-
ний. Затем он говорит:
«Итак, все, что говорила Клара Броун об уборке комнаты, о чесании
волос, рукомойнике, кровати, о постельных принадлежностях, все это
исчезает из дела. И разве положение вещей, как оно косвенно вытекает
из показания Клары Броун, не является сильным опровержением все-
го рассказа?»
«Рассказ этот, по моему мнению, не так важен тем, что она говорит,
как тем, чего она не говорит. Если вам предлагают признать, что наме-
ренно или по небрежности эту бедную женщину заморили голодом в то
время, когда она жила в доме Патрика Стонтона, что намерение это при-
водилось в исполнение в течение продолжительного времени, то что
должны были бы вы найти в объяснениях Клары Броун? Не должны
ли бы вы услыхать, что Гарриет Стонтон просила Клару Броун доста-
вать ей еду? Не должны ли бы вы услыхать, что она пыталась бежать?
Не должны ли бы вы услыхать, что сама Клара Броун помогала ей и до-
ставляла ей пищу, когда супругов Стонтонов не было дома? В показа-
нии Клары Броун нет ни единого слова о том, чтобы Гарриет Стонтон
жаловалась на голод; есть только указания на жалобы, что ей не дают
есть досыта; притом эти жалобы, судя по рассказу Клары Броун, повто-
рялись лишь от времени до времени. В деле нет никаких указаний на та-
кие жалобы или на попытку бежать, а также нет — и я очень прошу вас
запомнить это обстоятельство потому, что оно особенно важно по отно-
шению к заключению врачей, — в показаниях Клары Броун нет ни слова
о каких-либо жалобах г-жи Стонтон на страдания или на болезнь и нет
требования ее о том, чтобы к ней был приглашен врач».
Во второй своей речи по делу ла Ронсьера Ше д’Эст Анж говорил:
«Отчего не кричала она? — восклицал мой противник. — О! бедная де-
вушка хотела схоронить в вечном молчании опозорившее ее преступ
ление; она укрывалась своим девическим стыдом. Покрывая свой по-
зор и свою наготу, она говорила: меня видели!.. Это возможно. Раз
преступление было совершено, возможно, что она решилась молчать.
Но, я спрашиваю, ранее, до преступления, когда ей еще нечего скры-
вать, когда она, напротив, должна всего бояться, отчего тогда не кри-
62
чит она? Если она находит в себе мужество, чтобы защищаться, при-
сутствие духа, чтобы все видеть, все слышать, все запомнить, отчего же
не кричит она? Вот о чем я вас спрашиваю, и все ваше красноречие не
в силах дать мне ответа».
«А мисс Аллен?»
«Удивительно крепко спит мисс Аллен. Весь этот шум, этот страш-
ный шум не может разбудить ее. Вся эта борьба, со всеми ее подробно-
стями, возгласами, происходила тут, в нескольких шагах от нее, почти
в самой ее комнате; дверь сначала была открыта, потом едва притворе-
на; и она ничего не слыхала. Боже мой! Мария зовет на помощь! Беги-
те, бегите! О ужас! запирают дверь, эту дверь, которая всегда остается
открытой; раздаются два голоса!.. Два голоса! Несчастная Мария! Ее
оскорбляют, ее хотят убить! Бегите, стучитесь в дверь, зовите на по-
мощь, кричите! Да кричите же, мисс Аллен!...»
«Ни звука!..»
Нетрудно представить себе впечатление слушателей при этих сло-
вах. То, чего не было, также может быть доказательством, и доказатель-
ством неотразимым.
Таковы некоторые из руководящих указаний в поисках истины; ко-
нечно, у каждого оратора найдутся и другие приемы этого рода.
Картины
63
Вы говорите об убийстве невесты — представьте обряд венчания,
как рисовала его себе погибшая девушка или отец ее, и его горе над ее
могилой... Идите из леса в город, из петербургских улиц в деревню, из
барского особняка в кабак и в ночлежный дом, из уютного угла, согре-
того и освещенного домашними радостями, к тюремным воротам, где
в зимнюю вьюгу, застыв от холода и отчаяния, стоят мать и дети, ли-
шенные своего кормильца. Ищите в этих воображаемых и действитель-
ных сценах таких случайностей, которые в сочетании с теми или иными
подробностями дела дали бы вам новые, эффектные картины.
Просмотрите речь С.А. Андреевского по делу Андреева, прочтите
речь Цицерона De Suppliciis, и увидите, что достигается этим; ищите
сами и вы изумитесь удаче ваших поисков.
Некий Ласточкин, заведовавший уличной продажей газет в Москве,
растратил несколько тысяч рублей, данных ему разносчиками на веде-
ние предприятия. Обвинитель сказал:
«Я смотрел на этих людей, которые теперь протягивают вам руку
за помощью, и думал, что раньше когда-то видел их. Я видел их на мо-
сковских перекрестках и мостовых, в дождь и в холод, у подъезда мо-
сковских ресторанов, в которых Ласточкин проживал с женщинами их
трудовые деньги, заработанные ими не для себя, для их голодных детей
и жен».
Отнюдь не следует думать, что характерные эпизоды можно брать
только среди фактов, установленных на суде. Напротив того; это боль-
шею частью бывают именно такие эпизоды, которые недоступны
взгляду следователя, присяжного и судьи, потому что они боятся све-
та. Притом то, что присяжные слыхали и видали сами, уже и неинте-
ресно для них. А если оратор сумеет показать им то, что от них хотят
утаить, они охотно послушают его. Бывает разве в действительности,
чтобы хозяин просил приказчика поджечь застрахованный товар в не-
застрахованном доме в присутствии своего домовладельца и местного
полицейского пристава? Станет ли подпольный адвокат учить нанято-
го пропойцу его показаниям на суде в присутствии участкового това-
рища прокурора?
В Московском суде разбиралось дело об отставном рядовом гусар-
ского полка Семенове, обвинявшемся по 1532 ст. уложения. Он служил
в качестве дворника у скромного чиновника-вдовца, семья которого
состояла из старухи-матери, почти впавшей в детство, девушки-доче-
ри и дальней родственницы, сорокалетней старой девы, слепой. Впол-
не сложившись физически, Марья И. в умственном отношении разви-
валась медленно; свидетели в один голос удостоверили, что в 14 лет
она была совершенным ребенком; поведение ее на суде при передаче
64
некоторых безобразных обстоятельств было так свободно, что эта не-
принужденность могла объясняться или невероятной развращенно-
стью, или полной наивностью. Отец ее проводил на службе целые дни
и возвращался домой поздно вечером; надзор за девушкой со стороны
дряхлой старухи-бабки и слепой тетки был слабый. Ее увлекали фелье-
тонные романы и страсть к театру; с другой стороны, она почти никог-
да не отлучалась из дому. Семенов, зная, что у девушки есть приданое,
решил соблазнить ее, чтобы затем вынудить отца отдать ее за него за-
муж. Красивый и умный мужчина, он воспользовался благоприятными
условиями, чтобы распалить воображение девушки рассказами о своей
блестящей службе в гвардейском полку и картинами мнимой роскоши,
ожидавшей ее после свадьбы; девушка сильно привязалась к нему и со-
вершенно подчинилась его влиянию. Когда ее отец прогнал дворника за
пьянство, она по первому требованию бежала к нему из родного дома.
Семенов отвез ее в одну из подмосковных деревень и там, в ночлежном
доме, лишил ее невинности. Затем, чтобы снять с себя ответственность
за обольщение, он убедил ее в ту же ночь написать ему длинное письмо,
в котором она якобы еще из дому умоляла его не покидать ее и взять
с собою. Письмо это было переполнено самыми ласковыми обращения
ми и излияниями любви: «Милый, дорогой мой, — писала она, — я му-
чаюсь ужасно, я знаю, что ты уходишь, я боюсь, что ты не исполнишь
своего обещания и не возьмешь меня с собою. Дорогой мой! Не брось
меня здесь, я без тебя жить не могу, меня мучит тоска. Бери же, бери
меня скорей...» и т. д.
Обвинитель прочел целиком все это письмо, оттеняя полной ис-
кренностью все нежные выражения, как бы забыв о назначении этих
вымышленных признаний. Присяжные насторожились, один из чле-
нов суда встревоженно закачал головою; казалось, что товарищ проку-
рора намеренно губит дело. Он окончил чтение и, слегка понизив тон,
заговорил голосом, отражавшим более глубокое волнение: «Вы знае-
те, — сказал он, — в какую минуту и для чего было написано это пись-
мо. Девушка, никогда не покидавшая родительского крова, выросшая
и воспитанная, как в монастырской келье, была брошена на грязную
койку ночлежного дома, рядом с пьяницами и бродягами; в этом при-
тоне, в то время, когда за стеною раздаются песни и ругательства вата-
ги воров и публичных женщин, грубый развратник внушает только что
опозоренной им девушке письмо, которое должно снять с него вину за
его возмутительный поступок. И что же? Стараясь всеми силами очер-
нить себя, стремясь всячески подчеркнуть свое падение, ложно обви-
няя себя в том, что она будто бы сама навязалась соблазнителю, эта де-
вушка в каждой строке, в каждом слове выказывает свою нравственную
65
чистоту, свою детски наивную любовь и полное подчинение своего ума
и сердца развратителю».
Весь драматизм этого дела выражен этой яркой бытовой картиной
и тонким психологическим штрихом.
Итак, и отдельные образы, и общие картины найдутся без труда. Как
рисовать их? На тысячу ладов! Примерьте несколько раз, и без труда
найдется нужный прием.
Если свидетель, бывший очевидцем известного происшествия, пе-
редает о нем в живом рассказе, то его показание следует оставить не-
прикосновенным. В исключительном случае оратор может повторить
его дословно; но отнюдь нельзя пересказывать такого показания, как
постоянно делают у нас; в этом пересказе описание уже теряет свою яр-
кость.
Два подростка, 12 и 14 лет, обвинялись в поджоге магазина с застра-
хованным товаром по подстрекательству владельца; оба сознались на
судебном следствии, и один из них передал разговор их между собой,
когда они остались на ночь в пустой лавке для исполнения хозяйского
поручения.
– Васька!
– Что?
– Хозяин велел поджечь товар...
– Что ты врешь?
– Чего вру? Велел...
– Страшно...
– И мне страшно. Велел... и т. д.
Мальчик говорил отрывистым, испуганным шепотом, не глядя на
присяжных. Он, видимо, переживал вновь свое состояние перед поджо-
гом; казалось, и тут его колотила лихорадка. Обвинителю, конечно,
оставалось только повторить это признание слово в слово. Если бы
присяжные собственными глазами видели, как мальчики разложили
тряпки, стружки, разлили керосин и подложили огонь, они не испыта-
ли бы того волнения, какое вызвал в них рассказ жалкого ребенка.
В большинстве случаев, однако, свидетели дают отрывочные и бес-
цветные объяснения, неудачные ответы, а не картины. Не всякому дано
и не всякий обязан быть искусным рассказчиком; оратор обязан обла-
дать этим нехитрым уменьем. Когда факты картинны сами по себе, их
надо передать с полной непосредственностью, как можно проще; если
в событии недостает красок, оратор должен найти их.
В маленькой усадьбе, на краю города, жила старуха с девушкой-при-
слугой и дворником. К ним пришел ночевать знакомый мужик; его
поместили в дворницкой. Ночью он убил дворника и стал ломиться
66
к женщинам; старуха в испуге металась по сеням, девушка ухватилась
за расшатанную дверь и прижалась к косяку, чтобы удержать ее на за-
поре. Убийца разбил стеклянный верх двери, просунул руку в отвер-
стие и, поймав несчастную за волосы, тянулся к ней с топором в другой
руке. Обвинитель говорил это присяжным так, как написано здесь; он
только понизил голос и под влиянием волнения говорил с расстанов-
кой; но в зале прошел холод ужаса. Всякий искусственный прием мог
бы только ослабить впечатление.
В этих простых описаниях сильных сцен следует иметь в виду одно:
чтобы произвести впечатление, они не должны быть слишком кратки.
Но подробностей не надо; они уже известны слушателям, и картина, ко-
торую вы рисуете, сложится в их воображении по двум-трем чертам.
Если событие яркое, но обыкновенное, описание должно быть заме-
нено быстрым наброском.
Возьмем одно из тех многочисленных дел, где истина остается не-
доступной ни суду, ни прокурору, ни присяжным. Юноша Александр
Мерк увлекся молоденькой мастерицей Антоновой. Его родители сда-
ли ей комнату у себя в квартире. Потом он охладел к ней, а его дядя
по матери, Никифоров, страстно влюбился в нее. Девушка дошла до
такой ненависти к Мерку, что требовала от Никифорова яда для отра-
вы, и кончила тем, что ценою своей любви выманила у него револьвер.
Ночью 31 декабря 1906 г. они втроем встречали Новый год; в два часа
ночи Антонова прибежала в дворницкую и заявила, что Никифоров
в ссоре застрелил Мерка. Следствием было установлено, что во вре-
мя убийства у Никифорова и Антоновой было два револьвера; один
из них исчез. Никифоров утверждал, что убийство было совершено им
без соучастия Антоновой; но они были преданы суду по 13 и 1452 ст.
Уложения. Как передаст обвинитель сцену преступления? Конечно,
без затруднения. Что там было? — спросит он; если бы кто из нас был
случайным свидетелем смерти Александра Мерка, что увидал бы он?
Двух мужчин и девушку за ужином в известной вам домашней об-
становке. Принужденная веселость разговора, смутная тревога юно-
ши, может быть, предчувствующего конец, неподвижность другого
полупьяного собеседника; раз-другой — злобный огонек нетерпения
в глазах девушки, и вдруг — у нее в руке револьвер. Выстрел, другой,
и раненый юноша хватается за голову. Представим себе, что у обви-
нителя твердо сложилось убеждение, что стреляли оба: и Никифо-
ров, и Антонова. Это подтверждалось пропажей второго револьвера;
скрыть его можно было только с целью утаить, что из него также был
произведен выстрел. Вместо слов: у нее, обвинитель сказал бы: у обо-
их, и в приведенных выше трех строках также было бы сказано все, что
67
нужно. Ибо надо только указать направление и дать толчок воображе-
нию слушателей; остальное — их дело. В обоих случаях убийство рису-
ется перед глазами быстро, живо, отчетливо; воображение не стеснено
навязчивой точностью описания и потому работает свободно и легко.
Несомненно, что каждый из присяжных увидал бы сцену не так, как
все прочие. Но каждое из четырнадцати изображений, отличаясь в ме-
лочах, своими существенными чертами вполне будет соответствовать
словам прокурора. Этого мало. Присяжные знают, что обвинитель не
может сказать им, кто попал, кто промахнулся. Но обвинитель убе-
жден, что нравственной виновницей была женщина; тогда ранее отме-
ченные им факты и соображения сами собою подскажут воображению
присяжных, что она стреляла спокойно, наведя дуло на ненавистного
юношу, стреляла, чтобы убить, а пьяный сообщник ее стрелял наудачу,
стрелял, не зная, для чего. Возьмем ту же сцену с точки зрения защиты.
Вы знаете, господа присяжные заседатели, что на столе закуска и вод-
ка; все пьют, чокаются, поздравляют один другого с наступающим Но-
вым годом; совершенно издерганный нравственно Никифоров пьет
много; Мерк раздражителен и также не вполне трезв; Антонова болез-
ненно возбуждена. Одно какое-нибудь случайное слово, резкий ответ,
может быть, вызывающий смех Антоновой, и вдруг — удар ей в лицо.
Мгновение, и за ударом выстрел, и... пьяный Никифоров до сих пор не
в силах отдать себе отчет о том, как выхватил револьвер, как нажал на
спуск.
Опытные ораторы всегда, когда можно, избегают точных описа-
ний в драматических местах. Если же этого требует дело, то есть когда
фактические подробности являются доказательством или подтверж-
дением известного положения обвинения или защиты, описание более
походит на медицинский акт, чем на картину. Так, конечно, и должно
быть, ибо в этих случаях оратор обращается не к фантазии, а к рассуд-
ку слушателей. Образцом этого является описание последней сцены
в речах обвинителя и защитника по делу об убийстве статского совет-
ника Чихачова.
<…>
Схема речи
68
защиты и боевая схема речи; чтобы точно установить последнюю, стоит
только сократить первую, исключив из нее те положения, которые не
требуют ни доказательства, ни развития; те, которые останутся, образу-
ют настоящий план речи.
Предположим, что подсудимый обвиняется в ложном доносе. Логи-
ческая схема обвинения такова:
1) донос был обращен к подлежащей власти,
2) в нем заключалось указание на определенное преступление,
3) это указание было ложно,
4) донос был сделан подсудимым,
5) он был сделан с целью навлечь подозрение на потерпевшего.
Если каждое из этих положений допускает спор, все они войдут
в боевую схему обвинения и каждое положение составит предмет осо-
бого раздела речи. Если состав преступления установлен бесспорно
и в деле нет других существенных сомнений, например предположе-
ния о законной причине невменяемости, вся речь может быть ограни-
чена одним основным положением: донос сделан подсудимым. Если
защитник признает, что каждое из положений логической схемы об-
винения хотя и не доказано вполне, но подтверждается серьезными
уликами, он должен опровергнуть каждое из них, то есть доказать
столько же противоположных положений, и каждое из них войдет
в боевую схему речи; в противном случае — только те, которые допус
кают спор.
Подсудимый обвиняется по 1612 ст. Уложения о наказаниях. Глав-
ное положение прокурора: поджог совершен подсудимым; чтобы дока-
зать это, он доказывает четыре других положения:
1) пожар не мог произойти от случайной причины,
2) пожар был выгоден для подсудимого,
3) поджог не мог быть совершен никем другим, кроме подсудимого,
4) подсудимый принял известные меры к тому, чтобы доказать, что
он не был на месте пожара при его начале.
Если одно, два или три из этих четырех положений ясны с первого
взгляда, задача, естественно, сосредоточится на трех, двух или одном
сомнительном положении; но это бывает редко; в большинстве случа-
ев обе стороны находят несколько таких отдельных положений; из них
слагаются отдельные части главного раздела речи, которая у древних
называлась probatio — доказывание.
Но в чем же должны заключаться эти основные положения? Ког-
да говорят: само дело укажет, вы сами увидите, разве это ответ? Перед
нами самый существенный из вопросов судебного красноречия — о чем
надо говорить, и вместо определенных и ясных указаний нам отвечают:
69
это так просто, что не требует пояснений. Это насмешка, а не ответ. Та-
кое возражение может сделать только совершенно несведущий и нео-
пытный человек. Кто хоть один раз был обвинителем или защитником
на суде, тот знает, что общего указания быть не может, ибо содержание
речи зависит в каждом отдельном процессе от обстоятельств данного
дела. Quot homines, tot causae. Обратившись к отдельным процессам,
вы убедитесь в справедливости сказанного.
В речи Цицерона за Секста Росция главное положение защиты —
подсудимый не совершал убийства; основные положения:
1) у него не было мотива к отцеубийству,
2) он не мог совершить его ни лично, ни через других лиц,
3) Тит Росций имел мотив к убийству — стремление захватить иму-
щество убитого,
4) факты изобличают Тита Росция.
Могли ли эти соображения остаться не замеченными для того, кто
старательно обдумал дело? В речи Ше д’Эст Анж по делу ла Ронсьера
главное положение — подсудимый не совершал приписываемого ему
покушения; основные положения:
1) письма, написанные от лица подсудимого и изобличающие его,
написаны не им,
2) попытки к изнасилованию Марии Моррель не было,
3) Мария Моррель страдает истерией,
4) письма написаны Марией Моррель.
В речи Андреевского по делу Михаила Андреева, обвинявшего-
ся в убийстве жены, главное положение — подсудимый не ответствен
нравственно за совершенное им преступление; основные тезисы:
1) Андреев страстно любил жену, и ее любовь была счастьем его
жизни,
2) Зинаида Андреева была существом, совершенно лишенным нрав-
ственного чувства,
3) убийство было роковым последствием безрассудных поступков
жены.
Разве это не были открытые тайны для человека, изучавшего дело
с целью защиты, так же как и основные положения в защите ла Рон-
сьера?
Чем меньше отдельных тезисов, тем лучше. Чтобы построить куб,
нужны только три линии, а куб есть фигура, совершенная по форме
и по содержанию. Чем больше отдельных положений, тем легче могут
присяжные забыть некоторые из них. Но каждое из них должно быть
quam pluribus rebus instructam — должно быть подтверждено множе-
ством доказательств.
70
Глава VII
Искусство спора на суде
Probatio
1. Во всем, что продумано, различайте необходимое и полезное,
неизбежное и опасное. Необходимое следует разобрать до конца, не
оставляя ничего недоказанного, объяснять до полной очевидности, раз-
вивать, усиливать, украшать, повторять без устали; о полезном доста-
точно упомянуть; опасное должно быть устранено из речи с величай-
шим старанием, и надо следить за собой, чтобы случайным намеком,
неосторожным словом не напомнить противнику козырного хода; не-
избежное надо решительно признать и объяснить или совсем не касать-
ся его: оно подразумевается само собой.
***
2. Не забывайте различия между агgumentum ad rem и argumentumad
hominem. Argumentum ad rem, то есть соображение, касающееся суще-
ства предмета, есть лучшее орудие спора при равенстве прочих условий.
Суд ищет истины, и потому в идее argumenta ad rem, то есть соображе-
ния, хотя и убедительные для данного лица или нескольких данных лиц,
но не решающие существа спора, не должны бы встречаться в прениях.
При нормальных условиях argumentum ad hominem есть свидетельство
о бедности, выдаваемое оратором его делу или самому себе. Но при нена-
дежных судьях приходится пользоваться и arguments ad hominem, убеди-
тельными для данного состава суда, например, когда подсудимый и су-
дьи принадлежат к разным и враждебным сословиям или к враждующим
политическим партиям. В этих случаях предпочтение настоящих доказа-
тельств мнимым может быть губительной ошибкой.
Если бы в нашем военном суде невоенный оратор начал свою речь
с общего положения, что честь воинская не есть нечто отличное от че-
сти вообще, судьи сказали бы себе: придется слушать человека, рас-
суждающего о том, чего не понимает. Если, напротив, он начнет с при-
знания предрассудка и скажет: не может быть сомнения в том, что честь
воинская и честь, так сказать, штатская суть совершенно различные
вещи, судьи-офицеры подумают: этот вольный кое-что смыслит. Ясно,
что в том и другом случае его будут слушать далеко не одинаково.
Припоминаю, однако, случай удачного применения аргумента ad
hominem по общему преступлению перед присяжными. Это упомяну-
71
тое выше дело околоточного надзирателя Буковского, обвинявшегося
в убийстве студента Гуданиса. Мотив убийства, признанный присяж-
ными, был не совсем обыкновенный — оскорбленное самолюбие. Сту-
дент давал уроки детям Буковского; последний сознавал умственное
превосходство молодого человека и чувствовал, что его семейные видят
это превосходство. Но Буковский обладал большой физической силой,
и, убежденный, что в этом отношении Гуданис хуже его, он мирился со
своим унижением. В один злополучный вечер они вздумали померять-
ся силами, и молодой человек положил богатыря-противника «на ло-
патки». Этого Буковский простить не мог и спустя несколько време-
ни безо всякого нового повода застрелил его в упор. Он утверждал, что
выстрелил потому, что Гуданис бросился на него и душил его за горло.
В прекрасной, сдержанной, но убедительной и трогательной речи обви-
нитель, между прочим, воспользовался аргументом ad hominem, чтобы
подтвердить свои соображения о мотиве преступления. «Возможно ли
вообще убийство по столь ничтожному поводу? — спросил он. — Воз-
можно. По крайней мере, возможно для Буковского. Это не подлежит
сомнению; это явствует из его собственных объяснений: он все вре-
мя твердит, что Гуданис, не видавший от него никакой обиды, настоль-
ко ненавидел его, Буковского, что только и думал о том, как бы убить
его, грозил ему словами: «смою кровью», — и даже семье его: «всем вам
смерть принесу».
***
3. Остерегайтесь так называемых argumenta communia или ambigua,
то есть обоюдоострых доводов. Commune qui prius dicit, contrarium
facit: всякий, кто выставляет подобные соображения, тем самым обра-
щает их против себя. «Нельзя не верить потерпевшему, — говорит обви-
нитель, — ибо невозможно измыслить столь чудовищное обвинение».
«Невозможно, согласен, — возразит защитник; — но если невозможно
измыслить, как же можно было совершить?» (Квинтилиан, V, 96).
Оратор говорит: «Я спрашиваю, в какой степени вероятно, чтобы че-
ловек, имеющий преступное намерение, два раза накануне совершения
преступления приходил в то место, в котором может быть узнан и изо-
бличен?». Ответ напрашивается сам собою: он приходил исследовать
местность.
Егор Емельянов сказал своей жене, которую впоследствии утопил:
«Тебе бы в Ждановку». Спасович говорил по этому поводу: «Из всей
моей практики я вынес убеждение, что на угрозы нельзя полагаться,
так как они крайне обманчивы; нельзя поверить в серьезность такой
угрозы, например, если человек говорит другому: я тебя убью, растер-
заю, сожгу. Напротив, если кто имеет затаенную мысль убить челове-
72
ка, то не станет грозить, а будет держать свой замысел в глубине души
и только тогда приведет его в исполнение, когда будет уверен, что ни-
кто не будет свидетелем этого, уж никак не станет передавать своей
жертве о своем замысле». Это сказано с большим искусством, но это
убедительно лишь наполовину. У каждого готов ответ на это рассужде-
ние: что на уме, то и на языке. А по свойству отношений между мужем
и женой слова: тебе бы в Ждановку — не были случайной фразой; они
выражали озлобление, уже перешедшее в ненависть.
Братья Иван и Петр Антоновы были в давней вражде с Густавом
Марди и Вильгельмом Сарр. На сельском празднике в соседней дерев-
не между ними произошла ссора, и Марди нанес Ивану Антонову тяже-
лую рану в голову. Спустя несколько часов, когда Марди и Сарр поздно
ночью возвращались домой, из-за угла раздались выстрелы, и оба они
были ранены. Это было уже в их собственной деревне. Поднялась тре-
вога, староста с понятыми пошел к Антоновым для обыска. Они заста-
ли всю семью на ногах; Иван Антонов с перевязанной головой сидел
за столом; мать, сестра и брат были тут же. Обвинитель указал на это
обстоятельство как на улику: семья была в тревожном ожидании. Дей-
ствительно, на первый взгляд это бодрствование целой семьи среди де-
ревни, погруженной в сон, эта освещенная комната среди темноты зим-
ней ночи казались знаменательными. Защитник указал присяжным,
что Иван Антонов не спал потому, что страдал от полученной раны,
а его семейные — потому, что ухаживали за ним и боялись, чтобы рана
не оказалась смертельной. Это было верное соображение. Но если бы
защитник помнил, что commune qui prius dicit, contrarium facit, он мог
бы прибавить: если бы в семье Антоновых знали, что оба сына только
что покушались на убийство, то пришедшие крестьяне, конечно, заста-
ли бы в доме мрак и полную тишину; в ожидании обыска преступники
и их близкие, вероятно, не могли бы спать, но, наверное, притворились
бы спящими. Этот пример, как и предыдущие, указывает на необходи-
мость обсуждать каждый факт с противоположных точек зрения.
Из этого примера также видно, что, объясняя себе факты, надо ду-
мать до конца.
***
4. Из предыдущего правила вытекает другое: умейте пользоваться
обоюдоострыми соображениями. Это правило особенно важно для об-
винителя. Бывают обстоятельства, которых нельзя объяснить только
в свою пользу и вместе с тем нельзя обойти молчанием, потому что они
слишком заметны и интересны, заманчивы.
Многие соображения за и против подсудимого выясняются еще на
судебном следствии, преимущественно при допросе свидетелей. Ино-
73
гда стороны по собственной неосторожности выдают свои сообра-
жения, иногда выводы навязываются сами собою из выяснившихся
фактов. Если, таким образом, внимание присяжных обращено на како-
е-нибудь заметное argumentum ambiguum и обвинитель понимает, что
они остановятся на нем, ему следует идти им навстречу, не выжидая,
чтобы это сделал защитник, особенно, если в устах последнего оно дает
возможность произвести впечатление. «Как? — восклицал защитник
в деле Золотова, — богатый купец, миллионщик, подкупает убийц, что-
бы разделаться с любовником жены, и он обещает за это не то сто, не то
полтораста рублей! Накануне убийства Киреев получил от него десять
рублей, Рябинин три рубля или пять. Кто хочет быть правдивым, тот
скажет: «Да эти пять рублей — это спасение Золотова, это прямое дока-
зательство, что он поручил Лучину отколотить Федорова, а не убивать
его!» Это эффектное соображение; оно было указано данными судебно-
го следствия, и обвинитель мог бы предугадать и вырвать его у своего
противника. Он мог сам заметить присяжным: «Можно подумать, что
эти полтораста рублей — это спасение Золотова» и т. д. Но затем сказал
бы: «До убийства и три, и пять рублей — хорошие деньги для пропой-
цы и хулигана, во всяком случае — осязательная приманка; до убийства
Золотов еще важный барин: захочет — даст денег, захочет — прогонит
вон; он вне их власти. После убийства он у их ног, его касса для них от-
крыта: от каторги придется откупаться уже не рублями, а тысячами, по-
жалуй, десятками тысяч рублей».
***
5. Не доказывайте очевидного. Читая или слушая, говорит Кем-
бель, мы всегда ищем чего-нибудь нового, чего раньше не знали или, по
крайней мере, не замечали. Чем меньше находим такого, тем скорее те-
ряем охоту следить за книгой или за речью. Казалось бы, указание это
не требует доказательств; лишним кажется и напоминать о нем; но мно-
гие ли у нас соблюдают это правило?
У нас постоянно приходится слышать, как оратор с внушитель-
ным видом разъясняет присяжным, что они должны обсудить зло-
счастную триаду о событии, о совершении преступления подсуди-
мым и о его виновности. Это может быть вполне целесообразно, если
существенный материал речи распадается на эти подразделения; но
то же самое нередко разъясняется и тогда, когда факт установлен или
подсудимый отрицает свою виновность, а не свое деяние. Это делает-
ся отчасти по суеверному преклонению перед текстом 754 ст. Устава
уголовного судопроизводства, частью вследствие неумелого подра-
жания образцам, а иногда и по непривычке следить за своими мыс-
лями.
74
После протокола, удостоверяющего десяток смертельных ран,
и вскрытия трупа присяжные неожиданно слышат, что «во всяком деле
они должны прежде всего обсудить, имело ли место событие преступ
ления». За этим, конечно, немедленно следует дополнение спохватив-
шегося оратора, что в данном случае такого вопроса не возникает; но
для присяжных ясно, что он говорит не думая. Еще хуже, конечно, ког-
да несомненное или ненужное увлекает оратора в долгие рассуждения.
Говоря о новом, следовательно, об интересном, можно говорить мно-
го и подробно; если же приходится повторять уже известное, надо быть
по возможности кратким: чем короче, тем лучше, лишь бы поняли слу-
шатели, что нужно; одно слово, быстрый намек могут с успехом заме-
нить страницу протокола или целое свидетельское показание. Вы пом-
ните расположение комнат — это настоящая западня; вы оценили по
достоинству этого свидетеля: он помнит все, забыл только свою прися-
гу. Если свидетель действительно лгал неискусно, нет нужды доказы-
вать это: пусть ваш противник защищает его.
***
6. Если вам удалось найти яркое доказательство или сильное воз-
ражение, не начинайте с них и не высказывайте их без известной под-
готовки. Впечатление выиграет, если вы сначала приведете несколько
других соображений, хотя бы и не столь решительных, но все же вер-
ных и убедительных, а в заключение — решительный довод, как coup
de grace.
***
7. Отбросьте все посредственные и ненадежные доводы. Только са-
мые прочные и убедительные доказательства должны входить в речь;
важно качество, а не количество. Cum colligo argumenta causarum, non
tam ea numerare soleo, quam expendere, — говорит Цицерон. Не следу-
ет опасаться, что речь покажется слабой от того, что в ней мало дока-
зательств; практическое правило можно высказать как раз в обратном
смысле: чем меньше доказательств, тем лучше, лишь бы их было доста-
точно. Si causa est in argumentis, firmissima quaeque maxime tueor, sive
plura sunt, sive aliquod unum. Это в особенности полезно помнить на-
чинающим. Коль скоро есть два или хотя бы одно решительное дока-
зательство, то других и не нужно. Защитник, доказавший алиби, ниче-
го другого доказывать не станет: все прочее, как бы ни было интересно,
умно, красиво, будет лишним, а иногда и опасным. Цицерон говорит:
«Многие соображения напрашиваются сами собою; они кажутся под-
ходящими для речи; но одни настолько незначительны, что не стоит
и высказывать их; другие, хотя в них и есть нечто хорошее, таят вме-
сте с тем в себе и невыгодное для оратора, причем полезное не настоль-
75
ко хорошо, чтобы можно было допустить и связанное с ним опасное»
(De orat., II, 76.) Квинтилиан указывает и другое соображение: «Не
следует обременять память судей многочисленными доказательства-
ми; это утомляет их и вызывает недоверие: судья не может положиться
на наши доводы, когда мы сами напоминаем о их недостаточной убеди-
тельности, нагромождая их больше, чем нужно».
Не рассчитывайте на невнимательность противника; помните, что
после вас будет говорить опасный враг — судья. Называю его врагом
потому, что он обязан зорко следить за каждой вашей ошибкой и ни од-
ной не имеет права вам простить; называю опасным потому, что в боль-
шинстве случаев он беспристрастен, а также потому, что он пользуется
большим доверием присяжных. Итак, не ошибайтесь! А чтобы не оши-
баться, не позволяйте себе ненадежных аргументов.
Имейте в виду, что каждый слабый довод, привлекая внимание, под-
рывает доверие ко всем другим: один калека испортит целый строй.
***
8. Доказывая и развивая каждое отдельное положение, не упускай-
те изведу главной мысли и других основных положений; пользуйтесь
всяким случаем, чтобы напомнить то или другое. В каждой из первых
четырех речей Цицерона против Верреса он заранее упоминает о каз-
ни Гавия, составляющей главное обвинение в пятой речи. Защищая ла
Ронсьера, Ше д’Эст Анж повторяет на каждом шагу: все это обвинение
есть ряд невозможностей; все недоразумение объясняется тем, что Ма-
рия Моррель страдает истерией или иной непонятной болезнью.
***
9. Не упускайте случая изложить сильный довод в виде рассуж-
дения: одно из двух, то есть дилеммы. Это, может быть, лучшая фор-
ма рассуждения перед судьями. Цицерон говорит: comprehensio, quae,
utrum concesseris, debet tollere, numquam reprehendetur: никогда не сле-
дует возражать на верную дилемму.
Отчего так убедительны для присяжных соображения председате-
ля о силе доказательств? Оттого, что он не имеет права высказывать
своего мнения и потому всегда указывает два возможных толкования
каждого разбираемого им обстоятельства: наиболее благоприятное об-
винению и наиболее благоприятное подсудимому. «Которое из этих
объяснений покажется вам более соответствующим логике и ваше-
му житейскому опыту, — прибавляет председатель, — то вы и примите
в основание вашего суждения».
Привожу простой пример.
Подсудимая, воровка по ремеслу, жалостно плачет; это явно при-
творный плач. Если обвинитель сказал: это притворный плач, он сде-
76
лал ошибку. Если он скажет: возможно, что она плачет искренне, воз-
можно, что притворяется; решайте сами; но ни то, ни другое не имеет
значения для решения вопроса о виновности. Присяжные, предостав-
ленные своему непосредственному впечатлению, без колебания ска-
жут: притворство.
Дилеммы встречаются на каждом шагу в речи Демосфена о венце.
Он спрашивает Эсхина: «Как прикажешь сказать: кому ты враг: мне
или государству? Конечно, мне! Однако, когда тебе представлялись за-
конные поводы возбудить против меня обвинение, если только я был
виноват, ты этого не делал. А здесь, когда я огражден со всех сторон
и законами, и давностью, и позднейшими постановлениями народного
собрания, когда против меня нет ни проступка, ни улик, а вместе с тем
государство до известной степени должно нести ответственность за все
совершенное с его ведома, ты выступаешь против меня. Смотри, как бы
не оказалось, что ты на самом деле враг государства и только прикиды-
ваешься моим врагом» (§ 125). В другом месте: «Если ты один предви-
дел будущее, когда шли всенародные совещания, то тогда же должен
был высказаться перед государством; а если ты не предвидел будущего,
чем же я виноват больше тебя?» (§ 196). Еще ниже: «Я бы спросил Эс-
хина: когда все радовались, когда по всему городу распевались хвалеб-
ные гимны богам, он радовался с прочими, участвовал в жертвоприно-
шениях или сидел дома, вздыхая и негодуя на общее счастье? Если он
был со всеми, не странно ли, что он теперь требует, чтобы вы призна-
ли государственным бедствием то самое, что тогда он перед лицом бо-
гов называл их величайшим благодеянием? А если он не был со всеми,
то не достоин ли тысячи смертей, он, проклинавший то, о чем ликовал
весь народ?»
***
10. Не бойтесь согласиться с противником, не дожидаясь возраже-
ния. Это подтверждает ваше беспристрастие в глазах судей; выводы,
сделанные из его собственных посылок, вдвойне интересны для слу-
шателей; можно также согласиться с его положением, чтобы затем до-
казать, что оно ничего по делу не доказывает или доказывает не то, чего
хотел противник.
***
11. Если улики сильны, следует приводить их порознь, подроб-
но развивая каждую в отдельности; если они слабы, следует собрать
их в одну горсть. Квинтилиан говорит: «Первые сильны сами по себе
и надо только показать их такими, какие они есть, не заслоняя их дру-
гими; вторые, слабейшие, взаимно подкрепляют друг друга. Лишен-
ные значения качественно, они убедительны количеством — тем, что
77
все подтверждают одно и то же обстоятельство. Предположим, что че-
ловек обвиняется в убийстве своего родственника с целью воспользо-
ваться его наследством; оратор скажет: вы рассчитывали на наследство,
и наследство богатое, вы были в нужде, вас теснили кредиторы; будучи
наследником по завещанию покойного, вы оскорбили его и знали, что
он собирается изменить завещание. Взятое в отдельности, каждое из
этих соображений не имеет большого значения; соединенные вместе,
они производят известное впечатление». Это правило не требует пояс-
нений, а примеры найдутся в любой речи.
Цицерон советует скрывать от слушателей число своих доказа-
тельств, чтобы их казалось больше. Это может быть выгодно в поли-
тических речах, но это не годится на суде. Как бы ни были взволнова-
ны, увлечены присяжные, в совещательной комнате наступает момент,
когда они прямо ставят вопрос: что же есть в деле против подсудимого?
Сказать на это: есть многое — значит не сказать ничего; для обвините-
ля необходимо, чтобы они могли припомнить все приведенные им ар-
гументы, и ему нет оснований опасаться их ограниченного числа, раз он
знает, что они разъясняют дело. По тем же соображениям и для защит-
ника, мне кажется, выгоднее отчетливо разграничить свои доводы, чем
утаивать их число.
***
12. Старайтесь как можно чаще подкреплять одно доказательство
другим. Если в деле есть прямое доказательство, оставьте его в стороне
и докажите спорный факт косвенными уликами; сопоставление логи-
ческого вывода с прямым удостоверением факта есть сильнейший ри-
торический прием.
Крестьянин Иван Малик судился в Харьковском окружном суде по
1449 ст. Уложения о наказаниях. Самой сильной уликой против него
было показание одной крестьянки, Анны Ткаченковой, проходившей
через рощу на расстоянии нескольких шагов от места, где как раз в это
время было совершено убийство; она утверждала, что слышала гром-
кий спор и узнала голоса отца и сына. Малик отрицал свою виновность,
но все местные крестьяне считали его убийцей отца. Показание Анны
Ткаченковой, переданное ею чрезвычайно живо, казалось основным
устоем обвинения; но защитник легко мог бы вызвать недоверие к по-
казанию опасной для него свидетельницы, указав, что в нем отража-
ется общее настроение окружающих. Обвинитель сумел предупредить
это. Он внимательно, без торопливости, с деловитым бесстрастием ра-
зобрал другие данные дела и потом сказал: «Все известные нам обстоя
тельства указывают, что убийство было совершено не кем иным, как
Иваном Маликом, во время ссоры его с отцом, в роще. Наряду с этим
78
мы знаем достоверно, что в это же время около того же места проходила
Анна Ткаченкова; поэтому, если бы она сказала, что не слыхала голосов
ссорившихся, мы не могли бы поверить ей, мы должны были бы заклю-
чить, что она лжет». Блестящая мысль!
***
13. Не пытайтесь объяснять то, что сами не вполне понимаете. Не-
опытные люди часто делают эту ошибку, как будто рассчитывая, что
найдут объяснение, если будут искать его вслух. Противник бывает ис-
кренне признателен этим ораторам. Не следует забывать, что внима-
ние слушателей всегда сосредоточивается на слабейшей части рассуж-
дений говорящего.
***
14. Не старайтесь доказывать большее, когда можно ограничиться
меньшим. Не следует усложнять своей задачи.
Беглый солдат и проститутка обвинялись в убийстве с целью ограб
ления; он признал себя виновным, но утверждал вопреки сильным ули-
кам, что женщина не участвовала в преступлении. Во время судебного
следствия присяжные очень интересовались взаимными отношениями
подсудимых, стараясь выяснить, почему мужчина выгораживал свою
явную соучастницу; но это осталось неустановленным. Товарищ про-
курора сказал по этому поводу: «В деле нет определенных указаний на
те побуждения, по которым Семенухин отрицает соучастие Андреевой
в убийстве; я также не знаю их; но я укажу вам общее соображение, ко-
торое избавит вас от необходимости искать эти побуждения: изобличая
ее, он ничего не выигрывает, спасая ее — ничего не теряет».
***
15. Не допускайте противоречия в своих доводах.
Это правило постоянно нарушается нашими защитниками. Они
подробно и старательно доказывают полную неприкосновенность сво-
его клиента к преступлению, а потом заявляют, что на случай, если бы
их доводы не показались присяжным убедительными, они считают
себя обязанными напомнить им обстоятельства, могущие служить ос-
нованием к отпущению вины или, по крайней мере, к снисхождению.
Несколько заключительных слов обращают всю защиту в пепел. Это
ошибка в самой схеме речи; то же повторяется и с отдельными аргумен-
тами. Вот что пишет мне об этом один присяжный заседатель:
«Обвинению много помогали защитники».
«Сначала, набрасываются на прокурора и следствие, доказывая, что
ничего, решительно ничего ими не установлено: ни самого преступ
ления, ни подробностей его... Прокурор выстроил карточный домик.
Коснитесь его слегка, чуть-чуть, и он разлетится. Но сам защитник кар-
79
точного домика не трогал и, как он рассыпается, не показывал, предо-
ставляя присяжным заседателям вообразить себе такое касательство
и рассыпание, дойти до него собственным умом. В заключение, должно
быть на случай недостатка в них необходимой сообразительности, он
просил нас, присяжных заседателей, проникнуться чувством жалости
к своему «клиенту», не забывать его молодости или стесненного поло-
жения и дать возможное снисхождение. Таким образом, окончание за-
щитительных речей почти всегда шло вразрез с их началом, подрывая
к нему всякое доверие. Естественно, что при такой архитектуре этих ре-
чей самые жалостливые присяжные заседатели заключают, что в поль-
зу подсудимого ничего сказать нельзя».
В деле доктора Корабевича один из защитников много говорил
о свидетельнице Семечкиной; он горячо доказывал, что ее показа-
ние ни в чем не опровергнуто, напротив, подтверждается фактами, он
грозно упрекал обвинителя в неумении быть беспристрастным к ней...
А кончил он так: «Но оставим Семечкину; она не нравится прокурору.
Я согласен. Она опорочена. Хорошо. Оставим ее. У нас есть лучшие до-
казательства». Возможно, что были такие доказательства, но показания
Семечкиной уже обратилось в довод против подсудимого.
Аделаида Бартлет обвинялась в отравлении мужа; с нею вместе в ка-
честве пособника предан был суду пастор Дайсон; было установлено,
что смерть Бартлета последовала от отравления хлороформом в жид-
ком виде. Хлороформ был доставлен жене Дайсоном; последний под
вымышленным предлогом добыл незначительные дозы яда в трех раз-
личных местах и, перелив хлороформ из отдельных пузырьков в одну
склянку, тайно передал ее подсудимой. По его словам, она уверяла его,
что пользовалась хлороформом как снотворным средством для боль-
ного мужа. На суде представитель короны заявил, что не имеет до-
статочных оснований поддерживать обвинение против Дайсона, и по
предложению председателя присяжные, как это допускается в Англии,
немедленно признали его невиновным; судебное следствие продолжа-
лось только над Аделаидой Бартлет.
«Господа присяжные заседатели, — говорил ее защитник Э. Кларк, —
я не могу не остановиться на одном обстоятельстве, которое, вероятно,
бросилось в глаза и вам с самого начала процесса: если ложное показа-
ние есть доказательство вины, то представляется несколько странным,
что господин Дайсон явился здесь в качестве свидетеля. Я прошу вас
иметь в виду, что не только нимало не осуждаю действие поверенного
короны по отношению к господину Дайсону, но, напротив, всецело при-
соединяюсь к заключению его, что в деле действительно не было основа-
ний предъявить Дайсону какое-нибудь обвинение. Если бы мой почтен-
80
ный противник считал, что такое основание существует, он никогда,
конечно, не отказался бы от его обвинения. Я не говорю, что такое ос-
нование есть, я подчиняюсь, могу ли сказать? Я верю в справедливость
решения, вынесенного вами по предложению короны; признаю, что го-
сподин Дайсон не был участником преступления, если здесь было пре-
ступление. Но когда вам предлагают обсудить это дело по отношению
к госпоже Бартлет и предлагают вменить ей в улику или допустить,
чтобы другие вменяли ей в серьезную улику те ложные объяснения,
которые будто бы были ею даны и которые удостоверяются перед вами
показаниями господина Дайсона, насколько он их помнит или говорит,
что помнит, то не приходила ли вам в голову мысль: какое счастье для
господина Дайсона, что он сам не сидит на скамье подсудимых?
...Господа присяжные заседатели! Я прошу вас помнить, что я не воз-
буждаю ни малейшего сомнения в его невиновности. Я не хотел бы, что-
бы в едином слове моем вы увидали намек — ив моих словах нет тако-
го намека — на какие-либо сомнения по этому поводу с моей стороны.
Но предположим, что вы судили бы его. Какие факты были бы перед
вами? В воскресенье утром он идет по дороге в церковь для проповеди
и на ходу выбрасывает теми движениями, которые он здесь повторил
перед вами, три или четыре склянки. Что если бы кто-нибудь из людей,
знающих его, увидел его на этой дороге в это утро, заметил, как он бро-
сил эти склянки, и подумал: не странно ли, что преподобный господин
Дайсон разбрасывает какие-то склянки по дороге в церковь в воскрес-
ное утро? Что если бы этот случайный прохожий из любопытства под-
нял одну из этих склянок и прочел на ней надпись: «Хлороформ. Яд»?
Что если бы с первых шагов дознания выяснилось, что господин Дай-
сон был постоянным посетителем в том доме, где произошла смерть?
Если бы выяснилось, что госпожа Бартлет имела обыкновение выхо-
дить вместе с ним из дому, что она бывала у него на квартире? Если
бы выяснилось, что его отношение к супругам Бартлет, в особенности
к жене, носило исключительный характер? Если бы выяснилось из по-
казания аптекаря — на ярлыке склянки есть название аптеки — что, ког-
да господин Дайсон требовал хлороформа, он солгал, сказав, что хлоро-
форм нужен ему, чтобы вывести пятна с платья, пятна, сделанные на
его сюртуке во время его поездки в Пуль? Каково бы было положение
господина Дайсона? Этот суровый человек, Ричард Бэкстер (один из
свидетелей), имеет обыкновение говорить, что, видя осужденного, иду-
щего на казнь, он всякий раз мысленно говорит себе: не будь милость
божия, вот куда вели бы Ричарда Бэкстера. Я думаю, что в течение всей
своей жизни, читая отчеты судебных процессов об убийствах, господин
Дайсон будет каждый раз вспоминать, какой страшной уликой было бы
81
против него его опрометчивое, непростительное поведение, если бы об-
винение, возбужденное против него, не было прекращено в самом нача-
ле процесса».
«Господа присяжные заседатели! Я говорю все это не с целью вну-
шить вам — я сказал и повторяю, что не хотел бы внушить вам — ма-
лейшее сомнение в невиновности господина Дайсона. Я говорю это
для того, чтобы показать вам, что если его, невинного человека, можно
было уличить здесь в том, что он солгал с исключительной целью до-
быть этот яд, и это обстоятельство могло бы в глазах присяжных стать
для него роковым, то было бы жестоко, чтобы уверениям этого самого
человека о том, будто госпожа Бартлет солгала ему, чтобы этой ложью
побудить его достать ей хлороформ, — было бы странно, если бы этому
показанию придавалось в ваших глазах сколько-нибудь серьезное зна-
чение как улике против нее».
Каково первое впечатление от этих слов? Оратор утверждает, что ни
в чем не подозревает Дайсона, и всеми силами стремится внушить при-
сяжным заседателям убеждение в его соучастии в убийстве. Это яркий
пример того, что мысль недоговоренная сильнее мысли, выраженной
прямо. Ясно, что факты и на самом деле навлекали на Дайсона силь-
ные подозрения. Почему же защитник с такой настойчивостью повто-
ряет, что вполне убежден в его невиновности? Потому, что знает свое
дело и соблюдает другое правило: не допускать противоречий в своих
доводах. Его главное положение, главное доказательство невиновности
подсудимой, которая судится за убийство, это — что убийства не было,
а было самоубийство. Поэтому он не может допустить и предположе-
ния о виновности Дайсона.
Refutatio
82
вание к известному поступку, из этого еще не следует, что он совер-
шил его?
В речи по делу Максименко Плевако говорил: «Я советую вам раз-
делить ваше внимание поровну между подсудимыми, обдумывая до-
казательства виновности отдельно для каждого... Совершилось пре-
ступление. Подозревается несколько лиц. Мы начинаем смотреть на
всех подсудимых, привлеченных по одному делу, на всю скамью как
на одного человека. Преступление вызывает в нас негодование против
всех. Улики, обрисовывающие одного подсудимого, мы переносим на
остальных. Он сделал то-то, она сделала то-то, откуда заключается, что
они сделали то и другое вместе. Вы слышали здесь показания, которы-
ми один из подсудимых изобличался в возведении клеветы на врача
Португалова, а другая — в упреке, сделанном его соседке Дмитриевой
в неосторожном угощении больного мужа крепким чаем, что было на
самом деле. И вот в речи господина обвинителя эти отдельные улики
объединяются в двойную улику: оказывается, что Максименко и Рез-
ников клеветали на доктора, Максименко и Резников упрекали Дмит
риеву».
***
2. Возражая противнику, не выказывайте особой старательности.
Слишком настойчивое возражение против того или иного довода, не со-
пряженное с безусловным его опровержением, может придать ему но-
вый вес в представлении слушателей, у них слагается собственное со-
ображение, невыгодное для оратора: если он так много говорит об этом,
значит, это действительно имеет большое значение. Напротив того, ког-
да оратор лишь мимоходом возражает противнику, как бы пренебрегая
его доводами, они часто уже по одному этому кажутся не заслуживаю-
щими внимания. Я помню случай, когда обвинителю пришлось возра-
жать двум защитникам; первый из них говорил два часа, второй — поч-
ти час. Обвинитель сказал присяжным: «На первую речь я возражать
не буду: не стоит; обратимся ко второй». Так можно говорить, конечно,
только при уверенности в своей правоте. Если это риторическая уловка,
противник смешает с грязью такое легкомыслие.
***
3. Не оставляйте без возражения сильных доводов противника. Но,
возражая на них, отнюдь не следует развивать их или повторять те со-
ображения, которыми он эти доводы подкреплял. Это, к сожалению,
делается у нас слишком часто и почти бессознательно. Оно вполне по-
нятно: повторять то, что уже сказано, легко, и, повторяя, мы отдыха-
ем, вместе с тем уясняя себе то, чему собираемся возражать; думаем,
что и возражение выиграет от этого. А выходит наоборот. Соображения
83
противника были подготовлены и изложены в наиболее подходящей
форме; повторяя, мы немного сокращаем и упрощаем их, делаем, так
сказать, конспект этих соображений, уясняем их присяжным, то есть
самым искусным образом помогаем противнику: присяжные могли не
понять, не вполне усвоить себе его доводы — мы поясняем их; они мог-
ли забыть их — мы им напоминаем. Сделав, таким образом, все возмож-
ное, чтобы подкрепить положение противника, мы затем экспромтом
переходим к его опровержению: возражение не подготовлено и страда-
ет многословием, не продумано, и мы не успеваем развить свои доводы
до конца, хватаемся за первые пришедшие в голову соображения и упу-
скаем из виду более важные, излагаем их в неясной, неудачной форме.
Многоречивость и туманность возражения после сжатой и ясной мыс-
ли противника только оттеняют убедительность последней.
***
4. Не доказывайте, когда можно отрицать. «Если житейская или за-
конная презумпция на вашей стороне, — говорит Уэтли, — и вы опро-
вергли выставленные против вас доводы — ваш противник разбит. Но
если вы сойдете с этой позиции и дадите слушателям забыть благопри-
ятную вам презумпцию, вы лишите себя одного из лучших своих до-
водов; вместо славно отбитого приступа останется неудачная вылазка.
Возьмем самый наглядный пример. Человек привлечен к уголовному
делу в качестве обвиняемого без всяких улик; ему надо сказать, что он
не признает себя виновным, и потребовать, чтобы обвинитель доказал
обвинение; предположим, однако, что он вместо этого задался целью
доказать, что не виновен, и приводит ряд соображений в подтвержде-
ние этого; во многих случаях окажется, что доказать невиновность, то
есть установить отрицательное обстоятельство, невозможно; вместо
того чтобы рассеять подозрения, он усилит их».
Приведенное правило допускает исключение. На нем основана за-
щита Карабчевского по делу Скитских; защита Андреевского по делу
об убийстве Сарры Беккер представляет его нарушение. Приводя ряд
соображений в доказательство того, что убийство не могло быть со-
вершено Мироновичем, защитник доказывает затем, что убийцей
была Семенова. Такое исключительное построение защиты объясня-
ется исключительными обстоятельствами дела. Семенова сама утвер-
ждала, что убийство было совершенно ею, и так как она действитель-
но была в ссудной кассе в роковую ночь, то ее мнимое признание
подтверждалось рядом фактов. Было бы ошибкой не воспользоваться
этим обстоятельством, и в этом случае схема защиты вполне соответ-
ствовала указанию Квинтилиана, что такое построение удваивает ар-
гументацию.
84
***
5. Отвечайте фактами на слова.
Мать убитого Александра Довнара называла Ольгу Палем лгуньей,
шантажисткой и авантюристкой. Н.П. Карабчевский разбирает эти эпи-
теты. На слово «шантажистка» он отвечает, что за четыре года сожитель-
ства с подсудимой Довнар истратил из своего капитала в четырнадцать
тысяч не более одной тысячи рублей и что после убийства в номере го-
стиницы у убитого оказалось меньше, а у Ольги Палем больше денег, чем
надобно было заплатить по счету. Защитник признает, что подсудимая
отличалась чрезвычайной лживостью, но доказывает, что это ложь без-
вредная: простое хвастовство и желание казаться выше своего двусмыс-
ленного общественного положения. Останавливаясь на слове «авантю-
ристка», оратор доказывает, что под этим подразумевалось желание
подсудимой выйти замуж за Довнара. Он замечает, что во время их про-
должительной связи убитый многим выдавал ее за свою жену, что он по-
сылал ей письма на имя «Ольги Васильевны Довнар», и выводит из это-
го, что ее желание сделаться законной супругой любимого человека не
представляет ничего предосудительного. Немного далее в той же речи
оратор возвращается к отзывам госпожи Шмидт об Ольге Палем, указы-
вает, что в своих письмах мать называет сожительницу сына «милая Оль-
га Васильевна», подписывается «уважающая вас Александра Шмидт»
и напоминает, что она поручила ей надзор за своим младшим сыном,
тринадцатилетним мальчиком: «Балуйте моего Виву, заботьтесь о бед-
ном мальчике», — писала госпожа Шмидт. «Сколько нужно доверия,
сколько нужно глубочайшего, скажу более — безграничного уважения
к женщине, стоящей по внешним условиям в таком щекотливом, в таком
двусмысленном положении относительно госпожи Шмидт, как стояла
госпожа Палем в качестве любовницы ее старшего сына, чтобы ей же,
этой самой женщине, без страха, без колебаний доверить участь младше-
го малолетнего сына!» Что могло остаться от неблагоприятных отзывов
свидетельницы после речи защитника? Они все послужили к тому, что-
бы выставить подсудимую перед судьями в более выгодном освещении:
на слова оратор отвечал фактами. «Я сделал все, что мог» — говорил на
суде доктор Корабевич. «Да, — сказал обвинитель, — он сделал, что мог;
об этом говорят тело умершей девушки и квитанции на скромные вещи,
заложенные ею, чтобы платить врачу за преступную помощь».
***
6. Возражайте противнику его собственными доводами. Это назы-
вается retorsio arguments.
Обвинитель по делу об убийстве Ал. Мерка высказал следующее
соображение: если Антонова просила Никифорова достать ей мор-
85
фия, то это могло быть сделано лишь с целью отравить Мерка, а не
для самоубийства; если бы она хотела покончить с собой, она искала
бы более сильного яда. Защитник возразил: прокурор не верит, что
можно отравиться морфием; пусть откроет прокурор любую газету:
он убедится, что не только морфием — уксусной эссенцией ежеднев-
но отравляются женщины и девушки. Обвинитель мог бы воспользо-
ваться этим возражением; он мог бы сказать: из слов защитника ясно,
что достать отраву для самоубийства очень легко; Антонова, как вся-
кая другая девушка, могла достать себе уксусной эссенции, если бы
хотела отравиться; у нее не было разумного основания обращаться
для этого к знакомому фельдшеру; но отравить другого уксусной эс-
сенцией очень трудно, хотя бы и живя в одной квартире с отравляе-
мым: ее нельзя выпить незаметно; отравить морфием при тех же усло-
виях несравненно легче.
Блистательный пример retorsionis argumenti ex persona указан Ари-
стотелем (Rhetor., II, 23): «Ификрат спросил Аристофонта, способен
ли был бы тот продать за деньги флот неприятелю; а когда тот отве-
тил отрицательно, сказал: ты, Аристофонт, не решился бы на измену,
а я, Ификрат, пошел бы на нее!»
В деле священника Тимофеева, обвинявшегося в убийстве мужа
своей любовницы, был свидетель Григорий Пеньков. Он давал страш-
ные показания против подсудимого; он говорил, что священник много
раз подговаривал его убить Никиту Аксенова, что в ответ на отказ Тимо-
феев просил только побить Никиту настолько, чтобы жена имела повод
послать за священником, то есть за подсудимым. Григорий Пеньков шел
дальше: по его словам, священник высказывал при этом, что, причащая
Никиту, он без труда заставит его выпить яду из святой чаши.
Невероятное показание! Однако обвинитель имел основание ве-
рить ему. Но Григорий Пеньков был горький пьяница и два раза си-
дел в тюрьме за кражи. Возможно ли, спрашивал защитник, мыслимо
ли отнестись не только с доверием, но хотя бы со вниманием к этому
чудовищному обвинению? И кто же свидетель? Кто обличитель? По-
следний мужик во всей деревне, пропойца, известный вор. Довольно
знать его, чтобы выбросить из дела его показание как бессмысленную,
наглую ложь.
Что можно было возразить на это?
Обвинитель благодарил противника за яркое освещение этой не-
привлекательной фигуры: «Защитник совершенно прав, говоря, что
Григорий Пеньков — последний мужик в Ендовке; только поэтому мы
и можем поверить его ужасным показаниям; когда нужен убийца, его
ищут не в монастыре, а в кабаке или в остроге. Только такой человек,
86
как Григорий Пеньков, и мог знать то, что говорил суду; если бы чест-
ный и трезвый крестьянин говорил, что священник решился подкупать
его на убийство, мы действительно не могли бы верить ему».
***
7. Не спорьте против несомненных доказательств и верных мыслей
противника. Это спор бесполезный, а иногда и безнравственный.
Антоний говорит у Цицерона: «Мое первое правило заключается
в том, чтобы совсем не отвечать на сильные или щекотливые доказа-
тельства и соображения противника. Это может показаться смешным.
Кто же не сумеет этого? Но я говорю о том, что делаю я, а не о том, что
могли бы сделать другие на моем месте, и, признаюсь, что там, где про-
тивник сильнее меня, — отступаю, но отступаю, не бросив щита, не при-
крываясь даже им; я сохраняю полный порядок и победоносный вид,
так что мое отступление кажется продолжением битвы; я останавли-
ваюсь в укрепленном месте так, чтобы казалось, что отступил не для
бегства, а для того, чтобы занять лучшую позицию». Если факт уста-
новлен, то задача не в том, чтобы возражать против него, а в том, что-
бы найти объяснение, которое примирило бы его с выводом или основ-
ными положениями оратора. Защита доктора Корабевича в процессе
1909 года была сплошным нарушением этого основного правила; прав-
да, защитники были связаны настойчивым запирательством подсуди-
мого. Он был осужден.
***
8. Не опровергайте невероятного; это — удары без промаха по воде
и по ветру. Подсудимый обвинялся в двух покушениях на убийство: он
в упор стрелял в двух человек, попал в обоих, но ни одна из трех пуль
не проникла в толщу кожи раненых. Эксперт сказал, что револьвер,
из которого были произведены выстрелы, часто не пробивает одежды
и служит больше к тому, чтобы пугать, чем нападать или защищаться.
Обвинитель сказал несколько слов о слабом бое револьвера. Защит-
нику надо было только мимоходом, с убеждением в тоне упомянуть,
что из револьвера нельзя было убить. Вместо этого он стал приводить
самые разнообразные соображения, чтобы доказать то, что было ясно
из самого факта и с каждым новым соображением давно сложившая-
ся мысль — не револьвер, а игрушка — постепенно тускнела и таяла.
Мальчишка-подсудимый производил жалкое впечатление; отзывы
о нем были хорошие; казалось возможным, что его напоили старшие,
чтобы толкнуть на бывшего хозяина. На суде он, вероятно, был подав
лен обстановкой и, может быть, жалел о том, что сделал, но высказать
этого не умел. Это надо было объяснить присяжным, но об этом защит-
ник не подумал.
87
***
9. Пользуйтесь фактами, признанными противником.
Эсхин приглашал афинян судить Демосфена по обстоятельствам
дела, а не по предвзятому мнению их о нем. Демосфен ответил на это:
Эсхин советует вам отрешиться от того мнения обо мне, которое вы
принесли сюда с собой из дому. Посмотрите, как непрочно то, что не-
справедливо. Ведь этим самым он утверждает вашу уверенность в том,
что мои советы всегда шли на пользу государства, а его речи служили
выгодам Филиппа. Зачем бы ему разубеждать вас, если бы вы не ду-
мали именно так? (De corona, 227, 228). Это не есть retorsio argumenti:
Демосфен не говорит, что требование Эсхина лишено логического или
нравственного основания; он пользуется тем, что противник признал
факт, ему выгодный, и, заняв открывшуюся позицию, немедленно пе-
реходит в наступление.
***
10. Если защитник обошел молчанием неопровержимую улику, об-
винителю следует только напомнить ее присяжным и указать, что его
противник не нашел объяснения, которое устранило бы ее. Если в за-
щитительной речи были ошибки или искажения, возражение обвини-
теля должно быть ограничено простым исправлением их, без всяких
догадок или изобличений в недобросовестности. Наши обвинители не
знают этого, и прокурорское возражение часто превращается в ненуж-
ные, не всегда пристойные, а иногда и оскорбительные личные напад-
ки; это неизбежно вызывает и колкости с противной стороны.
В виде общего правила можно сказать, что обвинитель не должен
возражать; возражение есть уже признание силы защиты или слабости
обвинения; напротив, спокойный отказ от возражения есть подтверж-
дение уверенности в своей правоте. Если в речи защиты были доводы,
которые могли произвести впечатление на присяжных, но не пошатну-
ли обвинения, обвинитель должен опровергнуть их в немногих словах,
предоставив присяжным их более подробное обсуждение.
***
Следует помнить общее правило всякого спора: чтобы изобличить
неверные рассуждения противника, надо устранить из них побочные
соображения и, отделив положения, составляющие звенья логиче-
ской цепи, расположить их в виде одного или нескольких силлогизмов;
ошибка тогда станет очевидной. Этот прием вполне уместен в судебной
речи: он указывает присяжным, что хотя доводы противника могут ка-
заться очень убедительными, на них все-таки полагаться нельзя.
Можно сказать, что почти каждое обвинение в посягательстве про-
тив женской чести заканчивается ясно или неясно выраженной мыс-
88
лью: если этот подсудимый будет оправдан, нам придется дрожать за
наших жен и дочерей. Логическое построение этой мысли таково: вся-
кий, совершивший преступление против женской чести, должен быть
наказан, ибо иначе мы будем дрожать за своих жен и дочерей; подсу-
димый совершил такое преступление; следовательно, подсудимый дол-
жен быть наказан. Первая посылка составляет бесспорное положение,
но пока не доказана вторая, вывод не верен. Защитник должен возра-
зить: всякий, не изобличенный в преступлении, должен быть оправдан.
Вопрос в том, изобличен ли подсудимый, обвинитель подменил пред-
мет спора: он доказывает то, в чем никто не сомневается, но что для нас
не имеет значения, пока не решен главный вопрос. Этот софизм повто-
ряется на каждом шагу не только в делах этого рода, но и при всяких
других обвинениях.
Преувеличение
89
Гражданский истец по этому делу Одилон Барро закончил свою
речь таким образом: «Вся Франция, целый мир, быть может, не без тре-
воги ждут вашего ответа. Здесь решается участь не одной отдельной се-
мьи, не двух, трех лиц, здесь нужно дать высокий нравственный урок,
надо оградить глубоко потрясенные основы общей безопасности се-
мейной. Это дело, господа, кажется воплощением какого-то современ-
ного стремления к нравственному извращению. Во всякой эпохе были
свои моды; мы знаем развратников времен Людовика XV, регентства,
империи; мы знаем их, знаем характерные черты тех и других. Одни
скрывали свои пороки под внешним лоском, под соблазнительной
внешностью; другие подчиняли свои страсти стремлению к славе; по-
том пришло другое время, наше время, и явились люди, которым ка-
жется, что все, что существует в природе, все, что возможно, — пре-
красно, что есть какая-то поэзия в преступлении... И, увлекаясь своим
расстроенным воображением, эти люди стали искать новых ощущений
какой бы то ни было ценой. Нравственное сознание заражено, и чуть не
каждый день приходится слышать о гнусных преступлениях,поражаю-
щих своею чудовищностью, непохожих на прежние; эти преступления
в самой извращенности своей находят защиту, потому что превосходят
все наши представления, все человеческие вероятия. Если мы дошли
до этого, то государственное правосудие, вами здесь представленное,
правосудие человеческое, отражение небесного, должно дать обществу
грозное предупреждение, должно остановить его в этом общем распаде,
дать залог безопасности семейного очага. Нельзя допустить, чтобы эта
несчастная семья (мне уже не приходится говорить о ее высоком поло-
жении, могуществе, богатствах; нет семьи, самой скромной, самой не-
счастной, для которой семья Моррель не была бы предметом жалости),
нельзя допустить, чтобы она вышла из этой ограды, куда ее привела
горестная необходимость восстановить свою честь, нельзя допустить,
чтобы она вышла отсюда опозоренная судебным приговором и чтобы
отныне было ведомо всем и каждому, что существует преступление,
для которого нет возмездия и в котором обращение к правосудию ведет
лишь к публичному позору пострадавших».
Что это за неслыханное, небывалое злодеяние? Это преступление,
которое совершается ежедневно и часто карается должным возмезди-
ем. Это даже не было оконченное преступление: ла Ронсьер обвинялся
лишь в покушении на честь девушки. И, однако, даже в чтении, спустя
полвека в чужой стране эти слова производят впечатление, подчиня-
ют себе воображение. Можно судить о том, какое сильное предубежде-
ние они должны были создать против подсудимого на суде, хотя в них
нет и тени улик против него. Как мы видели, защитник приводил то же
90
самое соображение, поддерживал у присяжных то же преувеличенное
представление о злодействе преступления в подтверждение того, что
подсудимый — не чудовище и не злодей, не мог совершить его.
Крестьянин Евдокимов нарубил в общественном лесу три воза дров,
запродал их крестьянину Филиппову и получил задаток. Сторож, кре-
стьянин Родионов, застиг порубщика и прогнал его; Евдокимов подчи-
нился этому без раздражения и брани. Филиппов, приехавший за дрова-
ми, убедил Родионова выпустить один воз на деревню: крестьяне могли
разрешить покупку. Они втроем отправились в деревню; по пути, на пе-
рекрестке, Родионов взял лошадь под уздцы, чтобы направить ее куда
следовало. В это время Евдокимов, не говоря ни слова, бросился на него
с топором и три раза ударил его. По счастливой случайности Родионов
уцелел, хотя получил три раны и оглох на одно ухо. Он давал показа-
ния с удивительной правдивостью и незлобивостью, заявил даже, что
готов простить Евдокимова. Следствием было установлено, что Евдо-
кимов был пьян. Свидетель удостоверил, что, и трезвый и пьяный, он
был смирный человек; никаких указаний на умоисступление не было.
Защитник, однако, пытался доказать невменяемость и настаивал на
оправдании. Это было совершенно безнадежно. А подсудимому можно
было помочь. Что стоило защитнику сказать присяжным: если бы Ев-
докимов хотел убить Родионова и, несмотря на выпитую водку, вполне
сознавал все, что делал, то, конечно, нет довольно строгого наказания
за эту дикую расправу с человеком, исполнявшим свой долг. Если для
вас ясно, что это так и было, я затрудняюсь найти подходящее назва-
ние этому зверскому поступку. Я скажу даже, что наказание, грозящее
ему по закону, слишком снисходительно для его преступления. Но ведь
перед вами четыре свидетеля единогласно удостоверяют, что это совер-
шенно добродушный человек; в числе этих свидетелей — и сам постра-
давший, спасшийся только чудом и оставшийся на всю жизнь калекой.
Поступок, действительно, зверский, но факт мгновенный; а люди, давно
знающие Евдокимова, его односельчане, говорят: не зверь, а смирный
человек. Присяжные увидели бы, что из двух возможных предположе-
ний второе ближе к истине; коль скоро это так, они, естественно, будут
склонны идти по пути, благоприятному для подсудимого.
Повторение
91
в мозгу слушателей, не задевая его. Менее обыкновенные, сложные не
успевают в него проникнуть. Всякий отлично знает, что такое дневной
свет, знает, что без света нет зрения. Однако, любуясь на красоты божь-
его мира, мы не думаем о свете. С другой стороны, для человека мало-
развитого новая мысль есть трудность. Надо дать ему время вдумать-
ся, усвоить ее, надо задержать на ней его внимание. Возьмем известное
стихотворение Тютчева:
Два демона ему служили.
Две силы чудно в нем слились:
В его главе — орлы парили,
В его груди — змеи вились...
Ширококрылых вдохновений
Орлиный, дерзостный полет
И в самом буйстве дерзновений
Змеиной мудрости расчет!
В этих восьми строках четыре раза повторяется одна и та же мысль;
однако повторение не надоедает, а как бы увлекает нас с каждым разом
дальше в глубину мысли поэта.
Чтобы не быть утомительным и скучным в повторении, оратор, как
видно из этого образца, должен излагать повторяемые мысли в различ-
ных оборотах речи. По замечанию Уэтли, то, что первоначально выска-
зано в прямых выражениях, может быть повторено в виде метафоры,
в антитезе можно переставить противополагаемые понятия, в умоза-
ключении — вывод и посылку, можно повторить ряд высказанных со-
ображений в новой последовательности и т. п.
Все это крайне легко. Возьмем все то же дело Золотова. По обви-
нительному акту, два хулигана совершили убийство вследствие подку-
па богатого человека. Основная мысль так очевидна, что не привлекает
к себе внимания, не может заинтересовать слушателя и становится, как
дневной свет, незаметной. Надо навязать ее присяжным. Применим
к этому случаю каждый из четырех приемов, указанных Уэтли.
1. Метафора. Золотов подкупил Киреева и Рапацкого убить Федо-
рова. Что такое Рапацкий и Киреев? Это палка и нож, послушные вещи
в руках Золотова.
2. Антитеза. Для Киреева и Рапацкого Федоров первый встречный:
ни друг, ни недруг; для подсудимого — ненавистный враг; он — в золо-
те, они — в грязи; он может заплатить; они рады продать себя; они при-
выкли к крови, он боится ее.
3. Перестановка посылок и вывода. У Киреева была палка, у Ра-
пацкого — нож. Чтобы побить Федорова, довольно было палки. Оче-
видно, что Золотов требовал убийства. — Золотов требовал убийства.
92
Палкой убить не так просто. У Киреева в руках палка, у Рапацкого —
нож.
4. Перемена в порядке изложения. Почему стали убийцами Киреев
и Рапацкий? — Потому, что Золотову нужно было убийство. Почему
приказчик Лучин пошел нанимать убийц? — Потому, что велел хозяин.
Почему взят у старухи-матери единственный работник Чирков, почему
оторван от жены и детей Рябинин? — Потому, что для семейного благо-
получия Золотова было необходимо их соучастие в убийстве.
То же в другом порядке. — В чем виноват Золотов? Лучше спросить,
не он ли виноват во всем и за всех. Кто, как не он, сделал убийцами по-
слушного Лучина, невежественных Киреева и Рапацкого, жадного Ря-
бинина и легкомысленного Чиркова?
Само собой разумеется, все это нельзя говорить так, как оно сейчас
написано, одно вслед за другим. Мысль слишком простая. Она должна
быть разбросана по всей речи обвинителя, повторяясь как бы нечаян-
но, мимоходом.
В речи о венце Демосфен говорит о вступлении Филиппа в Грецию
и занятии им Элатеи. Как только известие об этом пришло в Афины,
поднялась тревога. На следующий день, уже на рассвете весь город
был на пниксе. Пританы подтвердили грозный слух, и по обычаю гла-
шатай обратился к присутствующим, приглашая желающих говорить.
Все молчали. Воззвание повторялось несколько раз, никто не решал-
ся говорить, «хотя по закону голос глашатая справедливо признает-
ся голосом самого отечества». Тогда Демосфен выступил перед наро-
дом с предложением о помощи фиванцам. Последующее место в речи
представляет удивительный образец риторической техники. «Мое
предложение, — сказал он, — привело к тому, что гроза, висевшая над
государством, рассеялась, как облако. Долг каждого честного гражда-
нина обязывал его говорить, если он мог дать лучший ответ, а не от-
кладывать на будущее обвинение против советника. Добрый советник
и крючкотвор тем и отличаются друг от друга, что один высказывается,
не дожидаясь событий, и берет на себя ответственность перед слушате-
лями, перед случайностями, перед неизвестным, одним словом, перед
всеми и всем; а другой молчит, когда следует говорить, а когда насту-
пит несчастье, клевещет на других. Как я сказал, тогда было время для
людей, верных родине, и для честных речей. Но теперь скажу иначе:
ежели теперь кто-либо может указать что-нибудь лучшее или вообще
если можно было решиться на что-либо другое, кроме того, что было
предложено мною, я признаю себя виновным. Ежели кто из вас зна-
ет такую меру, которая могла бы тогда принести нам пользу, признаю
себя виновным в том, что не заметил ее. Но ежели нет никакой, ника-
93
кой и не было и даже сегодня никто не может указать никакой, то как
должен был поступить добрый советчик? Не должен ли был он указать
лучшее, что мог, и притом единственно возможное? Это сделал я, ког-
да глашатай спрашивал, кто хочет говорить, а не кто хочет обвинять за
прошлое или кто хочет ручаться за будущее? И когда ты сидел и мол-
чал, я встал и говорил. Что же? Если ты тогда ничего не мог указать,
укажи хоть теперь. Скажи, какое соображение, какую полезную меру
я упустил из виду? Какой союз, какие действия могли быть полезны
государству и остались мной не замеченными?» Здесь переплетаются
два повторения: о предложении Демосфена и молчании Эсхина и о не-
добросовестном обвинении со стороны последнего.
О недоговоренном
94
ники оратора, восхищенные собственною проницательностью. Мысль
так же заразительна, как и чувство.
Итак, надо запомнить, что половина больше целого. В драме Леони-
да Андреева «Царь Голод» в сцене суда над одним из голодных говорит-
ся о Смерти: «Она, свирепея все более, высокая, черная, страшная...»
С последним словом впечатление мгновенно ослабевает.
В речи Александрова по делу Веры Засулич нет резких выражений.
Защитник говорит: распоряжение, происшествие, наказание, действие;
но, просмотрев эту речь, вы чувствуете, что присяжные, слушая эти бес-
цветные слова, мысленно повторяли: произвол, надругательство, истя-
зание, безнаказанное преступление.
Оратор должен быть как Фальстаф: не только сам быть умен, но
и возбуждать ум в других. Если вы вдумаетесь в обстановку судебной
речи, то скажете, что уменье не договаривать есть залог цельного впе-
чатления слушателей от слов обвинителя и защитника.
Не договаривайте, когда факты говорят за себя.
Свидетель показывает, что подсудимый заходил к нему накануне за-
седания. Прокурор спрашивает: «Не просил ли он вас дать показания
на суде? Не привез ли он вас в суд на своей лошади? Не угощал ли се-
годня утром в трактире?» Свидетель подтверждает все это. Прокурор
видит в этом подстрекательство к лжесвидетельству, изобличает под-
судимого и свидетеля в стачке, негодует; его слова производят впечат-
ление. Но что стоит защитнику спросить присяжных: если бы кто из
вас был по недоразумению предан суду и знал, что одним из оснований
обвинения было показание его соседа, имел бы он право пойти к нему
и напомнить ему, как было дело? Если бы он знал, что сосед может удо-
стоверить обстоятельство, опровергающее обвинение, имел бы он пра-
во просить его сделать это? Не понимаю, почему прокурор видит в этом
преступление: ст. 557 уже предоставляет это подсудимому как право.
Если бы обвинитель ограничился внушительным напоминанием фак-
та, не распространяясь о его толковании, защитнику пришлось бы при-
водить свои соображения как доказательства, а не как опровержение,
что далеко не так убедительно.
В 1856 году в Лондоне разбирался громкий процесс Пальмера, обви-
нявшегося в отравлении Парсона Кука. Вечером, за несколько часов до
смерти Кука Пальмер принес ему лекарство, в котором был стрихнин.
Больной отказывался взять пилюли, но Пальмер настоял на том, чтобы
он принял их. Затем Пальмер ушел в свою комнату спать, оставив при
больном его приятеля Джонса. Не успел последний скинуть верхнее
платье, как услышал страшный крик Кука. Горничная пошла за Паль-
мером; он тотчас же вышел из своей комнаты. Передав эти подробности
95
присяжным в своей вступительной речи, генерал-атторней сказал: «Че-
рез две минуты Пальмер был у постели больного и, хотя никто его не
спрашивал, высказал странное замечание: „Никогда в жизни не прихо-
дилось мне одеваться так скоро”. Из вашего ответа, господа, мы узнаем,
думаете ли вы, что ему пришлось одеваться». Оратор не досказал своей
мысли, но, конечно, присяжные не могли не сделать естественного вы-
вода. Отравитель и не раздевался: он ждал.
Осторожность обвинителя была вполне уместна в этом убедитель-
ном, но тонком указании; ничуть не ослабив его силы, он заранее отвел
от себя удар противника.
Не выражайте ни хвалы, ни порицания, когда доказываете, что че-
ловек заслуживает того или другого. Докажите это и, не назвав его тру-
сом, скрягой, бессребреником, другом человечества, заговорите о дру-
гом, а потом, спустя некоторое время, называйте его тем самым словом,
которое вы уже подсказали присяжным.
Ничто так не требует сдержанности в выражениях, как похва-
ла, особенно если она касается присутствующих. Неумелое восхвале-
ние переходит в лесть, насмешку, оскорбление или пошлость. Нельзя
не удивляться, что наши обвинители и защитники решаются говорить
присяжным о их глубоком знании жизни и вдумчивом отношении
к деду. Искусство заключается в том, чтобы слушателям казалось, что
одобрение или восхищение вырвалось у оратора ненамеренно и для
него самого неожиданно: то, что сказалось нечаянно, несомненно, было
искренно.
Чтобы судить о том, как случайны, прихотливы и вместе с тем как
изящны бывают такие обороты речи, надо вспомнить слова Буало в из-
вестной оде после победоносного похода Людовика XIV во Францию.
Поэт, казалось бы, хочет только сказать, что трудно написать хоро-
шее стихотворение; но вместе с тем и как бы неожиданно для самого
себя высказывает и другую мысль: французы так научились побеж-
дать, что для их полководцев брать неприятельские города есть самое
легкое дело.
А порицание? Я обращаюсь к вам, читатель, и говорю: вы не знаете
своего родного языка, вы не умеете мыслить, не умеете говорить. Вы едва
ли будете довольны этой тирадой. Но я скажу: мы не знаем русского язы-
ка, мы утратили здравый смысл, мы разучились говорить — и вы не заме-
тите, что эти укоры относятся столько же к вам, как и ко мне.
Недоговоренная мысль всегда интереснее высказанной до конца;
кроме того, она дает простор воображению слушателей; они дополня-
ют слова оратора каждый по-своему. Ein Jeder sucht sich selbst was aus.
Если намек сделан умело, это служит только к выгоде оратора. «Хо-
96
чешь воздать должное Цезарю, — говорится у Шекспира, — скажи:
Цезарь». Никто не подумает, что это значит трус, скряга, честолюбец;
напротив, всякий представит себе те достоинства и заслуги, которые
особенно ценит в людях.
Не все можно говорить, но благодаря чудодейственной гибкости
слова все можно передать в речи; надо только владеть словами, а не
подчиняться им. Привожу случайный пример. «Выйдя из исправитель-
ного приюта, — говорил защитник, — Никифоров сейчас же пошел на
кражу; очевидно, в этом приюте его не учили тому, что красть нельзя».
Своей явною несообразностью эти слова немедленно вызывают мыс-
ленное возражение у слушателя и вызвали резкое замечание председа-
теля. Между тем, если бы оратор сказал то, что хотел сказать: очевид-
но, в этом приюте его не отучили красть, его намек не был бы грубостью
и обвинение воспитательного заведения в краже, совершенной рециди-
вистом, не имело бы вида нелепости.
Старик-рабочий вернулся домой пьяный; пьяная жена встретила
его бранью и вцепилась ему в волосы; он ударил ее подвернувшимся
поленом и нанес ей смертельную рану. Никаких указаний на намерен-
ное убийство в деле не было; тем не менее он судился не по 1465 ст.
или 2 ч. 1484 ст., а по 2 ч. 1455 ст. Уложения. Защитник сказал, что про-
курорская власть запросила больше, чем следовало, чтобы было, что
скинуть. Упрек был справедлив, но неуместные выражения: запросить,
скинуть — дали председателю законный повод резко остановить защит-
ника, а в заключительном слове разъяснить присяжным, что никто не
торгуется на суде, что суд не лавочка, как думает адвокат, и т. п. Надо
было высказать мысль осторожнее. Что стоило оратору, разбивая явно
преувеличенное обвинение, упомянуть мимоходом о гарантиях, уста-
новленных для подсудимого в обряде предания суду? Вместо заслу-
женного замечания защитнику председатель, пожалуй, был бы вынуж-
ден говорить о «случайной ошибке» непогрешимых.
Возможное и вероятное
97
Подсудимый обвинялся в грабеже. Он спросил встречного прохо-
жего, есть ли у него папиросы; тот ответил: нет; подсудимый засунул
руку ему в карман и вытащил кошелек с деньгами. А вот и папиросы! —
воскликнул он и бросился бежать, унося с собой кошелек. Он не при-
знал себя виновным на суде и объяснил, что принял кошелек (кошелек,
а не бумажник) за портсигар. Защитник говорил присяжным:
«Я считаю, что подсудимый не совершал того преступления, в кото-
ром он обвиняется. Его объяснение представляется мне вполне правдо-
подобным... Конечно, строго говоря, папиросы так же являются имуще-
ством, как и деньги, и путем натяжки можно и это назвать грабежом; но
такое толкование дела не соответствовало бы намерению подсудимо-
го. Он хотел взять у потерпевшего одну папиросу, а случайно вытащил
портсигар. Но затем он испугался крика потерпевшего и бросился бе-
жать. Так он объясняет свой поступок, и я не вижу в этом ничего невоз-
можного, ничего невероятного».
Невозможного действительно не было; но возможное далеко не есть
вероятное, и люди знающие недаром говорят: вероятности лучше воз-
можностей.
Другой случай. Вор пришел в квартиру состоятельного купца и ска-
зал прислуге, что ее барыня заболела на улице и отвезена в больни-
цу. Горничная заперла квартиру и побежала в магазин за хозяином, но
по какой-то случайности сейчас же вернулась и нашла входную дверь
взломанной, а в квартире вора, стоявшего у буфета со взломанными
ящиками; в руках у него была серебряная сахарница, в кармане сере-
бряные ложки. У него был соучастник, который успел ускользнуть,
услыхав приближение девушки: она встретила его на лестнице. За-
щитник доказывал, что кража была совершена с голоду, только чтобы
купить кусок хлеба на украденную вещь. «Подсудимые, — сказал он, —
рассчитывали, что прислуга скоро вернется; стали бы они продолжать
разгром квартиры, это большой вопрос».
Подумайте, читатель, насколько правдоподобно и вероятно это
утверждение.
Итак, важнейшее правило: найдя объяснение того или иного сомни-
тельного обстоятельства, не довольствуйтесь тем, что оно возможно, что
животное, ребенок или идиот могли поступить так; спросите себя, прав-
доподобно ли, вероятно ли ваше изобретение. Если вы будете внима-
тельны к фактам и разумно требовательны к своим толкованиям, вы най-
дете соображения, в которых вероятность будет почти несомненностью.
Напоминая сказанное в пятой главе о житейской психологии, ука-
жу здесь еще один или два примера правдоподобного и убедительного
объяснения фактов.
98
В деле по обвинению одной газеты в клевете защитник спрашивал
чиновников министерства финансов:
«Неужели вы не понимали, что при допущении такого несовершен-
ного способа доказательств, как частные письма, неизбежны злоупотре-
бления? Неужели элементарная осторожность не должна была возбу-
дить в вас этих тревожных вопросов? Неужели требовалось двухлетнее
расхищение казенных денег Сергеевым и его шайкой для того, чтобы
чины министерства финансов стали более осмотрительными?»
«Ведь мать покойного мичмана Краевского, вызванная в суд обви-
нителями, простодушно заявила: когда мне сказали, что сын мой, по-
лучавший всего 190 рублей жалования, внес будто бы в судовую кассу
свыше трех тысяч рублей, я сразу сказала: да этого и быть не может; са-
мое большое, что мог он накопить, это рублей двести-триста».
«И то, что доступно пониманию бесхитростной женщины, разве недо-
ступно умудренным опытом и знанием чинам финансового ведомства?»
Соображение от имени здравого смысла получает здесь двойную
цену в глазах присяжных: оно исходит не от искушенного в судебном
состязании диалектика-адвоката, а от простодушной старушки-свиде-
тельницы. Она сказала: этого быть не может, и присяжные, конечно,
согласились с ней.
Двое гуляющих в парке слышат женский крик, идут на голос и видят
на тропинке мужчину и женщину. В это время она не кричит. Он скры-
вается, она заявляет им, что подверглась грубому надругательству. Выяс-
няется, что эта женщина вышла замуж пять месяцев тому назад. На суде,
естественно, весь спор свелся к одному вопросу: правду говорит она или
нет. Обвинитель сказал свою речь убежденным тоном, подчеркнул гнус-
ный характер преступления и указал, между прочим, на житейские со-
ображения: если бы была добровольная встреча, женщина не стала бы
криком выдавать место тайного свидания; встретившись в условленном
месте, любовники не остались бы на дороге, где ходят люди, а ушли бы
в глубь парка. Но почему не прибавил оратор, что, сознавая себя вино-
вной в измене мужу, эта женщина не пошла бы на встречу к незнаком-
цам, а поспешила бы скрыться, как скрылся ее любовник? Почему не от-
метил он, что подсудимый был грубый, неопрятный, уродливый парень,
а муж этой женщины — настоящий красавец? Одного взгляда на обоих
мужчин было довольно, чтобы устранить всякие сомнения.
В осеннюю ночь в Петербурге к городовому, стоявшему на Михай-
ловском мосту, у Царицына луга, подошла молодая крестьянка и спро-
сила, как пройти к Троицкому мосту. Городовой подозвал товарища; оба
потребовали, чтобы девушка шла с ними в участок, и подвели ее к мост-
кам пароходной пристани на Мойке. Она не хотела идти дальше; поли-
99
цейские пригрозили бросить ее в воду. Кругом никого не было видно;
она повиновалась. Один из городовых остался у входа на мостках, дру-
гой спустился за девушкой на пристань. Что было дальше, рассказывать
не приходится. Несчастная не избегла надругательства, а полицейский,
стоявший на стороже, два раза подходил к товарищу, чтобы узнать, ско-
ро ли его очередь. Но гнусное дело не прошло безнаказанным: его видел
прохожий, сказал подошедшему случайно офицеру. Они освободили де-
вушку; офицер записал номера городовых. Преданные суду, оба утвер-
ждали, что девушка сама напросилась на их желание.
Защита выдвигала два обстоятельства против потерпевшей: во-пер-
вых, она спросила у городового дорогу на Троицкий мост, а следстви-
ем было установлено, что она каждый день ходила этим именно путем
на Петербургскую сторону; во-вторых, она ни разу не крикнула; между
тем, если бы она подвергалась грубому посягательству против ее жела-
ния, инстинкт женщины вырвал бы у нее крик о помощи.
Обвинитель предложил присяжным представить себе обстанов-
ку события. Ночь, холод, ветер, дождь; перед девушкой пустынное,
темное Марсово поле, за ним черная Нева. Девушка идет одна, в со-
знании своего одиночества и беспомощности; ей жутко, ей страшно,
и у нее является потребность ощутить присутствие живого существа,
способного оградить ее от воображаемых опасностей. Она видит го-
родового — чего же лучше? — и идет к нему с ненужным ей вопросом
только для того, чтобы услышать человеческий голос и умерить свой
страх. Что можно возразить на такое объяснение? Опровергнуть его
нельзя.
«Защитник утверждает, — продолжал обвинитель, — что девушка
по инстинкту должна была кричать. Она, конечно, кричала бы, если бы
могла надеяться на чью-нибудь помощь. Но перед нею были только два
злодея-насильника да безлюдная площадь. Когда она молила отпус
тить ее, ей отвечали: молчи или столкнем в Мойку. Полицейские за-
шли слишком далеко, чтобы остановиться перед убийством. Она, мо-
жет быть, не понимала этого, но чувствовала, что один громкий возглас
может погубить ее; инстинкт, именно инстинкт, страх смерти, прису-
щий каждому живому существу, удержал ее крики и спас ее если не от
насилия, то от воды». — И на это возразить нечего.
О здравом смысле
100
Шла сессия в уездном городе; два «помощника» из Петербурга, ко-
мандированные для защиты, наперерыв топили подсудимых. На вто-
рой или третий день было назначено дело по 1 ч. 1483 ст. Уложения. Во
время деревенской беседы молодой крестьянин ударил одного парня
ножом в живот; удар был очень сильный, рана опасна; к счастью, по-
страдавший выжил, но на суд он явился с неизлечимой грыжей. Свиде-
тели разбились на две половины: одни утверждали, что Калкин ударил
Федорова безо всякого повода, другие — что Федоров с несколькими
другими парнями гнались за Калкиным с железными тростями в руках
и что он ударил Федорова, настигшего его раньше других, не оглядыва-
ясь, защищаясь от нападения. На счастье подсудимого, молодой юрист,
бывший на очереди защиты, не решился взяться за дело и заявил об
этом суду. Произошло некоторое замешательство; судьи не хотели от-
кладывать дела, но не решались приступить к разбору без защитника;
в это время из публики неожиданно выступил отец Калкина и заявил,
что защитник есть — родной дядя подсудимого. Перед судом предстал
коренастый человек лет сорока, в широкой куртке, в высоких сапогах;
ему указали место против присяжных. В течение судебного следствия
он часто вызывал улыбку, не раз и раздражение у судей; он не спраши-
вал свидетелей, а спорил с ними и корил их; после обвинения товарища
прокурора он произнес свою речь, обращаясь исключительно к предсе-
дателю и совсем забыв о присяжных. «Ваше благородие, — начал он, —
я человек необразованный и малограмотный; что я буду говорить, это
все равно, как бы никто не говорил; я не знаю, что надо сказать. Мы на
вас надеемся...» Он говорил, волнуясь, торопясь, затрудняясь; однако
вот что он успел высказать:
1. Калкин не хотел причинить столь тяжкое повреждение Федорову,
«он ударил его наотмашь, не оглядываясь, то был несчастный случай,
что удар пришелся в живот».
2. Калкин не хотел этого; «он сам жалеет, что произошло такое не-
счастье; он сразу жалел».
3. Он не имел никакой вражды против Федорова; он не хотел уда-
рить именно его.
4. Удар «пришелся» в Федорова потому, что он был ближе других:
«тот ему топчет пятки, он его и ударил».
5. Он не нападал, а бежал от напавших на него.
6. «Их шестеро, они с железными палками, он один; он спасал свою
жизнь и ударил».
7. Несчастье в том, что у него оказался этот нож: «ему бы ударить пал-
кой, железной тростью, как его били; он сшиб бы Федорова с ног и только;
тогда не было бы и такой раны; да палки-то у него с собой не случилось».
101
8. «Какой это нож? Канцелярский, перочинный ножик; он не для чего
худого его носил в кармане; у нас у всех такие ножи для надобности,
для работы».
9. Он не буян, он смирный; «они за то его не любят», что он с ними
водку не пил и им на водку не давал».
10. «Он смирный; он не буян, если бы он остался над Федоровым,
когда тот упал, да кричал: «Эй подходи еще, кто хочет», — тогда бы
можно сказать, что он их задирал; а он убежал;... размахнулся назад,
ударил и убежал».
Кончил защитник тем, с чего начал: «Я не знаю, что надо гово-
рить, ваше благородие, вы лучше знаете; мы надеемся на ваше право-
судие...»
Доводы говорившего приведены мною в том порядке, в каком были
высказаны им; логической последовательности между ними нет. Разбе-
рем, однако, логическое и юридическое значение каждого из них в от-
дельности. Защитник сказал:
во-первых, что тяжесть раны была последствием случайности,
а именно случайности по месту приложения удара; юридически безраз-
личное, житейски убедительное соображение;
во-вторых, что подсудимый раскаивается в своем поступке; это 2 п.
134 ст. Уложения о наказаниях;
в-третьих, что у подсудимого не могло быть заранее обдуманного
намерения или умысла на преступление — прямое возражение против
законного состава 1 ч. 1483 ст. в деянии Калкина;
в-четвертых, что случайность была и в личности жертвы — под-
тверждение первого житейского и третьего юридического соображе-
ния;
в-пятых, что поведение подсудимого доказывало отсутствие умыс-
ла — прямое возражение против 1 ч. 1383 ст.;
в-шестых, что подсудимый действовал в состоянии необходимой
обороны — ст. 101 Уложения о наказаниях;
в-седьмых, что случайность была и в орудии преступления — «палки
не случилось», подвернулся нож — подтверждение первого и третьего
соображения;
в-восьмых, что орудие преступления — не сапожный, не кухонный,
а перочинный нож — не соответствует предполагаемому умыслу подсу-
димого — убедительное житейское соображение против законного со-
става 1 ч. 1483 ст. Уложения о наказаниях;
в-девятых, что личные свойства подсудимого — характеристика,
если хотите, вызывают сомнение в составе преступления и объясняют
неблагоприятные показания некоторых свидетелей;
102
в-десятых, что поведение подсудимого подтверждает характери-
стику, сделанную защитником, и доказывает отсутствие заранее обду-
манного намерения или умысла.
Вот защита, господа защитники!
Дело было сомнительное. Подсудимый не только по обвинительно-
му акту, но и по судебному следствию рисковал арестантскими отделе-
ниями, потерей всех особых прав и высылкой на четыре года. Присяж-
ные признали рану легкой, признали состояние запальчивости и дали
снисхождение. Судьи приговорили Калкина к тюремному заключению
на два месяца. В следующем перерыве я подошел к оратору и, поздра-
вив его с успехом защиты, спросил между прочим о его занятии. Он за-
торопился:
«Да я... Так что я... У меня две запряжки. Я извозчик».
Заметили ли вы, читатель, общую техническую ошибку професси-
ональных защитников? Заметили ли вы, что извозчик не сделал ее?
Каждый присяжный поверенный и каждый помощник требуют оправ-
дания или, по крайней мере, говорят, что присяжные могут не обвинить
подсудимого; извозчик сказал: «Мы на вас надеемся». В их речах зву-
чит нравственное насилие над судейской совестью; в его словах — ува-
жение к судьям и уверенность в их справедливости. И при воспомина-
нии о его защитительной речи мне хочется сказать: «Друг, ты сказал
ровно столько, сколько сказал бы мудрец».
Этот простой случай заслуживает большого внимания начинающих
адвокатов. В словах этого извозчика не было ни одного тонкого или
глубокомысленного соображения. И сам он не показался мне челове-
ком выдающимся. Это был просто разумный мужик, говоривший здра-
вые мысли. Любой из наших молодых защитников, конечно, мог бы без
затруднения, но при старании и без суетливости найти все его сообра-
жения. Можно, пожалуй, сказать, что трудно было не заметить их. Од-
нако я имею основания думать, что, если бы им пришлось защищать
молодого Калкина, они или, по крайней мере, многие из них не сказали
бы того, что сказал его дядя, а наговорили бы...
Думаю так по своим наблюдениям. Предлагаю читателю судить по
некоторым отрывкам.
Двое мальчишек обвинялись в краже со взломом; оба признали
себя виновными, объяснив, что были пьяны; оба защитника доказыва-
ли крайность и требовали оправдания. Подсудимый был задержан в ту
минуту, когда пытался вынуть деньги из кружки для сбора пожертво-
ваний в пользу арестантских детей при помощи особой «удочки»; при
нем оказалась и запасная такая же удочка, и он признал, что уже был
один раз осужден за такую же кражу; его защитник потребовал оправ-
103
дания, сказав между прочим: «Для меня вполне ясно, что подсудимый
действовал почти машинально».
Подсудимый обвинялся по 2 ч. 1655 ст. Уложения о наказаниях;
не помню, была ли это четвертая или пятая кража; защитник говорил:
«Прокурор считает, что прежняя судимость отягчает вину подсудимо-
го. Я, как это ни парадоксально, утверждаю противное; если бы он не
был заражен ядом преступности, уязвлен бациллой этой общественной
болезни, он предпочел бы голодать, а не красть; поэтому его прежняя
судимость представляется мне обстоятельством не только смягчаю-
щим, но и исключающим его вину».
Девушка 17 лет, бегавшая по садам и театрам, украла меховые вещи,
стоившие 1000 рублей, заложила их и накупила себе нарядов и золотых
безделушек; вещи были найдены и возвращены владельцу. «Если бы
у меня, — сказал защитник, — был крупный бриллиант, Регент или Кои
нур, стоящий несколько миллионов, его украли бы, продали за 50 копе-
ек и я потом получил бы его в целости, — можно ли было бы говорить
о краже на сумму нескольких миллионов? Конечно, нет, и поэтому
с чисто юридической точки зрения, несомненно, следует признать, что
эта кража на сумму менее 300 рублей!» — это говорил немолодой, обра-
зованный и умный адвокат.
Разбиралось дело по 2 ч. 1455 ст. уложения, то есть об убийстве; перед
присяжными в арестантском бушлате стоял невысокий геркулес: широ-
кие плечи, богатырская грудь; благодаря низкому росту он казался еще
более крепким. Защитник говорил о превышении необходимой оборо-
ны, так как подсудимый был «человек довольно слабого сложения».
Подсудимый обвинялся по 1489 и 2 ч. 1490 ст. уложения; преступле-
ние было совершено 31 декабря 1908 г. По обвинительному акту при-
сяжные знали, что он признавал себя виновным на предварительном
следствии. Защитник, доказывая невозможность обвинительного при-
говора, сказал: «Вина Приватова, в сущности, в том, что он захотел
встретить новый год и не рассчитал своих сил». Такою представлялась
защитнику вина человека, в пьяном озлоблении забившего насмерть
другого человека.
Защитник-извозчик говорил только по здравому смыслу и, как мы
видели, этим путем угадывал разум неведомых ему законов. Запомните
же, читатель, что защита идет перед лицом закона, и, насколько подсу-
димый прав, настолько закон не враг, а союзник его. Это уже один; при-
зовите другого, не менее сильного — здравый смысл, и вы можете сде-
лать многое. Вот вам пример.
Подсудимый судился по 3 ч. 1655 ст. Уложения о наказаниях; в об-
винительном акте было сказано: Семенов обвиняется в том, что «меж-
104
ду 10 мая и 7 июня 1906 г. в Петербурге тайно похитил с располо-
женных на улицах: Расстанной, Тамбовской, Курской, Прилукской,
Лиговской, с набережной Обводного канала и в Расстанном переул-
ке с фонарей бельгийского общества электрического освещения двад-
цать одну реактивную катушку, стоимостью свыше 300 рублей, то есть
в преступлении, предусмотренном 3 ч. 1655 ст. Уложения о наказани-
ях». Он признал себя виновным и объяснил, что совершил кражу по
крайности.
Из речи защитника было видно, что он очень внимательно отнесся
к делу и старательно готовился к нему. Что сказал он присяжным?
1. Похищение могло быть совершено не из корыстной цели, а из ме-
сти.
2. Тюремное заключение развращает людей.
3. Различие в наказуемости кражи на сумму более и менее 300 руб
лей имеет случайный характер, и по обстоятельствам дела, если бы
присяжные не признали возможным оправдать подсудимого по перво-
му и второму соображению, они имеют основания признать, что стои-
мость похищенного не превышает 300 рублей.
Можно ли назвать это сильными доводами? Между тем одно пере-
числение семи улиц в обвинительном пункте обличало непроститель-
ную ошибку в предании суду.
Семью семь — единица. Так рассуждали коронные юристы, от судеб-
ного следователя до членов судебной палаты. Если бы Иванов украл
у Петрова в 1900 году 100 рублей в Одессе, в 1901 году — 100 рублей
в Киеве, в 1902 году — 100 рублей в Москве и в 1903 году — 100 рублей
в Петербурге, то, следуя такой логике, в 1904 году его можно было бы
судить по 3 ч. 1655 ст. за кражу 400 рублей в Российской империи. Если
бы защитник указал эту ошибку присяжным, вместо трех плохих дово-
дов он предъявил бы им одно неотразимое соображение.
Известный берлинский адвокат Фриц Фридман рассказывает
в своих воспоминаниях такой случай. Четверо известных берлинских
шулеров приехали на модный курорт несколько ранее разгара сезо-
на и, чтобы не пропустить дня без упражнения в благородном искус-
стве, «сели на лужок под липки» за веселый фараон. Зевающие лакеи
и уличные мальчишки с почтением наблюдали за игрой. На ту беду —
жандарм. Протокол; ст. 284 германского уголовного уложения; корон-
ный суд, обвинительная речь и требование тюремного заключения на
два года.
Адвокат сказал судьям: «Закон карает занятие азартными играми
в виде промысла. Все мы, юристы, знаем, что разумеет закон под сло-
вами: занятие в виде промысла. Господин товарищ прокурора упомя-
105
нул об этом лишь вскользь. Тот, кто обращает известную деятельность
в свой промысел, должен искать в ней свой заработок, весь заработок
или часть его. Нет сомнения, и я не думаю оспаривать, что подсудимые
очень часто ищут заработка в игре, если только им попадет в руки по-
сторонний. Я вполне уверен, что, если бы жандарм не поторопился, в их
силках очень скоро оказался бы такой «птенчик», и было бы нетрудно
доказать их виновность на точном основании закона. Но пока эти го-
спода оставались в своей компании, они играли в игру, вроде того как
на придворных балах некоторые из приглашенных сидят за столами
с картами в руках и болтают между собой всякий вздор, не ведя настоя
щей игры. Только этим ведь и объясняется обычное обращение импе-
ратрицы Августы к своим гостям: „Изволите выигрывать?” Я прошу об
оправдании подсудимых за отсутствием в их деянии состава преступ
ления».
Ищите таких доводов, читатель; старайтесь произносить такие речи.
Это не красноречие, конечно, но это настоящая защита.
106
вожен, ибо он убежден в своей правоте. Если он даст присяжным заме-
тить свое волнение, он искусственно усилит невыгодное для него впе-
чатление; поэтому он, конечно, будет стараться казаться спокойным.
Скажут: это самообладание. — Да, изредка; но в большинстве случаев
это притворство.
Проф. Л. Владимиров в статье «Реформа уголовной защиты» го-
ворит: «Можно и даже должно уважать защиту как великое учрежде-
ние; но не следует ее превращать в орудие против истины. Не стран-
но ли слышать от такого процессуалиста, как Глазер («Handbuch des
Strafprozesses»), что он вполне одобряет прием защиты, состоящий
в замалчивании каких-либо сторон в деле в тех случаях, когда защит-
ник это находит выгодным? Неужели же в самом деле защита есть за-
коном установленные и наукой одобренные приемы для наилучшего
введения судей в заблуждение? Нам кажется, что защита имеет целью
выяснить все то, что может быть приведено в пользу подсудимого со-
гласно со здравым смыслом, правом и особенностями данного случая.
Но полагать, что и молчание для затушевывания истины входит в при-
емы защиты, значит заходить слишком далеко в допущении односто-
ронности защиты.
Защита, конечно, есть самооборона на суде. Но судебное состязание
не есть бой, не есть война; средства, здесь дозволяемые, должны осно-
вываться на совести, справедливости и законе. Хитрость едва ли может
быть допускаема как законное средство судебного состязания. Если во-
енные хитрости терпятся, то судебные вовсе не желательны».
Это кажется очень убедительным, а самый вопрос имеет важнейшее
значение. Прав или нет проф. Владимиров? Если защитник не имеет
нравственного права умалчивать или замалчивать (дело не в словах)
обстоятельства и соображения, изобличающие подсудимого, это зна-
чит, что он обязан напомнить их присяжным, если обвинитель упустил
их из виду. Например: прокурор указал вам на некоторые незначи-
тельные разногласия в объяснениях подсудимого на суде; но если вы
вспомните его объяснения, занесенные в обвинительный акт, вы убе-
дитесь в еще более важных противоречиях, или обвинитель доказал
вам нравственную невозможность совершения преступления лицом,
изобличаемым подсудимым; я, согласно с современной теорией уго-
ловной защиты, докажу вам физическую невозможность этого; проку-
рор назвал двух свидетелей, удостоверяющих внесудебное сознание
подсудимого; я напомню вам, что свидетель N подтвердил это призна-
ние на суде, и т. д.
Если защитник будет говорить так, он, очевидно, станет вторым об-
винителем и состязательный процесс превратится в сугубо розыскной.
107
Это невозможно. Но в таком случае не следует ли применить это же рас-
суждение и к обвинителю? Не имеет ли и он права замалчивать факты,
оправдывающие подсудимого, рискуя осуждением невинного?
Ответ напрашивается сам собой. Оправдание виновного есть не-
значительное зло по сравнению с осуждением невинного. Но, оставляя
в стороне соображения отвлеченной нравственности, как и соображе-
ния целесообразности, заглянем в закон. В ст. 739 Устава уголовного
судопроизводства сказано: «Прокурор в обвинительной речи не дол-
жен представлять дело в одностороннем виде, извлекая из него только
обстоятельства, уличающие подсудимого, ни преувеличивать значение
имеющихся в деле доказательств и улик или важности рассматривае-
мого преступления».
Статья 744 говорит: «Защитник подсудимого объясняет в защити-
тельной речи все те обстоятельства и доводы, которыми опровергается
или ослабляется выведенное против подсудимого обвинение». Сопо-
ставление этих двух статей устраняет спор: законодатель утвердил су-
щественное различие между обязанностями обвинителя и защитника.
Суд не может требовать истины от сторон, ни даже откровенности;
они обязаны перед ним только к правдивости. Ни обвинитель, ни за-
щитник не могут открыть истину присяжным; они могут говорить
только о вероятности. Как же ограничивать им себя в стремлении пред-
ставить свои догадки наиболее вероятными?
Закон, как вы видели, предостерегает прокуратуру от односторон-
ности в прениях. Требование это очень нелегко исполнить. А.Ф. Кони
давно сказал, что прокурор должен быть говорящим судьей, но даже
в его речах судья не раз уступает место обвинителю. Это кажется мне
неизбежным, коль скоро прокурор убежден, что только обвинительный
приговор может быть справедливым. Насколько могу судить, эта есте-
ственная односторонность в значительном большинстве случаев не на-
рушает должных границ; но не могу не обратить здесь внимание наших
обвинителей, особенно начинающих товарищей прокурора, на одно со-
ображение.
В провинции многие уголовные дела разбираются без защиты; в сто-
личных губерниях защитниками бывают неопытные помощники при-
сяжных поверенных; это часто оказывается еще хуже для подсудимых.
Своими неумелыми вопросами они подчеркивают показания свидетелей
обвинения, изобличают ложь подсудимых и их свидетелей; незнанием
и неверным пониманием закона раздражают судей; несостоятельными
доводами и рассуждениями подкрепляют улики и легкомысленным
требованием оправдания озлобляют присяжных. В словах этих нет пре-
увеличения, ручаюсь совестью. Председатель может быть просвещен-
108
ным судьей, но может оказаться не совсем беспристрастным, или не-
сведущим, или просто ограниченным человеком. Вот когда надо стать
говорящим судьей, чтобы не сделать непоправимой ошибки «с послед-
ствиями по 25 ст. Уложения о наказаниях», то есть каторгой или хотя бы
с чрезмерно строгим наказанием осужденного.
Я сказал, что от представителя стороны в процессе нельзя требовать
безусловной откровенности. Что если бы нам когда-нибудь довелось ус-
лыхать на прокурорской трибуне вполне откровенного человека?
«Господа присяжные заседатели! — сказал бы он. — Проникнутый
возвышенной верой в людей, в человеческий разум и совесть, законо-
датель даровал нам свободный общественный суд. Действительность
жестоко обманула его ожидания. В Европе преимущества суда при-
сяжных вызывают большие сомнения. У нас таких сомнений быть не
может. Ежедневный опыт говорит, что для виновного выгодно, для не-
винного опасно судиться перед присяжными. Это и не удивительно.
Наблюдение жизни давно убедило меня, что на свете больше глупых,
чем умных, людей. Естественный вывод — что и между вами больше ду-
раков, чем умных людей, и, взятые вместе, вы ниже умственного уровня
обыкновенного здравомыслящего русского обывателя. Если бы у меня
сохранились какие-нибудь наивные самообольщения по этому поводу,
то частью нелепые, частью бессовестные решения ваши по некоторым
делам этой сессии открыли бы мне глаза».
Несомненно, что во многих случаях такого рода вступление было
бы самым правдивым выражением мыслей оратора; но действие такого
обращения на присяжных также не подлежит сомнению.
Представим себе такую речь: «Господа сенаторы! Кассационный по-
вод, указанный в моей жалобе, составляет существенное нарушение
закона. Но я знаю, что это обстоятельство не имеет для вас большого
значения. В сборниках кассационных решений, а особенно в решениях
ненапечатанных, есть немало приговоров, отмененных сенатом по на-
рушениям, признанным не существенными в ваших руководящих ре-
шениях, и есть десятки приговоров, оставленных в силе, несмотря на
нарушения, многократно признанные недопустимыми. С другой сторо-
ны, я также знаю, что, хотя закон и воспрещает вам входить в оценку
дела по существу, вы часто решаете его именно и исключительно на ос-
новании такой оценки. Поэтому я не столько буду стараться доказать
вам наличность кассационного повода, сколько убедить вас в неспра-
ведливости или нецелесообразности приговора».
Остановитесь немного на этих двух примерах, читатель. Я не хочу
сказать, что всякий думает так, как мои воображаемые ораторы; но
тот, кто так думает, имеет право не высказывать этого и сделал бы глу-
109
пость, если бы сказал. Отсюда неизбежный вывод: в искусстве крас-
норечия некоторая доля принадлежит искусству умолчания. Как же
далеко могут идти в искусственных риторических приемах обвини-
тель и защитник на суде? Повторяю, здесь нельзя указать формальной
границы: врач, который лжет умирающему, чтобы получать деньги за
бесполезное лечение, — негодяй; тот, который лжет, чтобы облегчить
его последние минуты, поступает, как друг человечества. Судебный
оратор не может лгать, но за этим требованием он в каждом отдель-
ном случае сам свой высший судья в том, на что имеет нравственное
право в интересах общества или отдельных людей и что недопустимо
для него:
То thine own self be true,
And it must follow, as the night the day,
Thou canst not then be false to any man –
«Будь верен самому себе, и ты всегда будешь прав перед другими».
Верен самому себе тот, кто к себе неумолимо строг.
110
ОБРАЗЦЫ
АНТИЧНОГО СУДЕБНОГО КРАСНОРЕЧИЯ
Лисий
(ок. 459–380 гг. до н. э.)
1
[Электронный ресурс]. URL: http://simposium.ru/node/726
111
как вы думаете, остановится подобный человек? Ведь если он сделал
на меня ложный донос из-за денег...1; но если он говорит, что мстит мне
по личной вражде, то это ложь: с таким подлым человеком я никогда не
был ни в дружбе, ни во вражде. Значит, члены Совета, уже сразу видно,
что он завидует мне,– именно, что я, несмотря на свой недостаток, бо-
лее, чем он, честный гражданин. Да, члены Совета, по моему мнению,
телесные недостатки надо уравновешивать душевными достоинствами,
это верно. Если, например, направление ума у меня и весь вообще об-
раз жизни будет в соответствии с моим недостатком, то чем же я буду
отличаться от него?
Но довольно об этом. Теперь я скажу, насколько возможно короче,
о том, что составляет цель моей речи. Противник мой утверждает, буд-
то я не имею права получать пособие от государства, так как я здоров
физически и не принадлежу к числу «немощных», да и знаю такое ре-
месло, при котором могу жить и без этого пособия. В доказательство
моей физической силы он указывает на то, что я могу ездить верхом,
а в доказательство обеспеченности моей от ремесла — на то, что я могу
водить компанию с людьми, могущими позволять себе кое-какие траты.
Как велика моя обеспеченность от ремесла, да и вообще что за жизнь
у меня, я думаю, вы все знаете; но все-таки и я скажу про это несколь-
ко слов. Отец мне оставил в наследство... ничего; мать кормить я пере-
стал только третий год, с ее смертью; детей у меня пока еще нет, кото-
рые бы обо мне позаботились. Ремесло мое дает мало прибыли; к тому
же мне самому им заниматься уже тяжело, а купить себе раба, который
бы меня заменил в работе, пока еще не могу. Других доходов, кроме это-
го, у меня нет; и, если вы отнимете его у меня, мне грозила бы опас-
ность очутиться в крайне тяжелом положении.) Поэтому, члены Сове-
та, не приговаривайте меня к смерти несправедливым решением, когда
у вас есть возможность сохранить мне жизнь решением справедливым;
не отнимайте у меня теперь, когда я становлюсь старше и слабее, того,
что вы дали мне, когда я был моложе и сильнее! Вы пользовались пре-
жде славою людей чрезвычайно сострадательных даже к тем, у кого нет
никакого несчастия; так не обходитесь жестоко теперь, под влиянием
этого человека, с теми, кто внушает сострадание даже врагам; не повер-
гайте в отчаяние всех, находящихся в одинаковом со мною положении,
если у вас хватит духу обидеть меня! Ведь в самом деле, члены Совета,
была бы странная несообразность, если бы вышло так, что я получал
1
Оратор нарочно не заканчивает фразы, — вероятно, делая выразительный
жест, он хочет сказать: «В противном случае противник мой глуп: деньгами от меня
он не поживится».
112
это пособие в ту пору, когда недуг был у меня лишь один, но был бы ли-
шен пособия теперь, когда прибавились и старость и болезни с их тя-
желыми последствиями. Как велика моя бедность, это может показать,
я думаю, яснее всех мой обвинитель: если бы я был назначен устрои-
телем хора1 при представлении трагедии и предложил бы ему обмен
имуществом2, то он предпочел бы лучше десять раз быть устроителем
хора, чем один раз поменяться имуществом. Разве это не возмутитель-
ное дело, что теперь он меня обвиняет, будто я при своей полной обес
печенности могу на равной ноге водить компанию с первыми богачами,
а если бы случилось что-нибудь такое, о чем я сказал, то он признал бы
меня таким, каков я на самом деле, и даже еще беднее?3
Что касается моей езды верхом, упомянуть о которой перед вами
он решился, судьбы не боясь и вас не стыдясь, то об этом разговор ко-
роток. Все, имеющие какой-нибудь недуг, члены Совета, конечно, на-
правляют свои старания и помыслы на то, чтобы сделать постигшее
их страдание как можно менее болезненным. Один из них я: попав-
ши в такое несчастие, я нашел себе в езде на лошади облегчение, ког-
да мне предстоит более или менее далекий путь по необходимым де-
лам. Но самое главное доказательство, члены Совета, того, что я езжу
не из чванства, как он утверждает, а вследствие своего недуга, — это
вот какое. Если бы у меня было состояние, я ездил бы на муле4, а не
на чужой лошади; но так как я не могу его купить, то часто бываю вы-
нужден брать чужую лошадь. Если бы он видел, что я езжу на муле, то
1
Вместо постоянного подоходного налога в Афинах были натуральные повин-
ности («литургии»). Главные виды литургий были: снаряжение военного корабля
(триеры), снаряжение хора для драматического представления или музыкального
состязания и устройство гимнастических игр. Первая обязанность хорега состояла
в наборе певцов для хора, содержании их во время обучения и выплате жалования;
на его же обязанности было представление помещения для занятий хора в его соб-
ственном доме или в нанятой для этой цели квартире.
2
Всякий гражданин, которому казалось слишком обременительной или непра-
вильно наложенной та или другая натуральная повинность, мог предложить ее бо-
лее богатому и, в случае отказа последнего, имел право потребовать от него поме-
няться имуществом.
3
Смысл: если бы мой противник поменялся со мной имуществом, то увидел
бы, что я еще беднее, чем он думает.
4
На мула накладывалось седло со спинкой, похожее на кресло, делавшее езду
очень покойной; так ездили преимущественно женщины (и, может быть, калеки).
Смысл: если бы я ездил на муле, в гораздо более покойном положении, чем верхом
на лошади, то противник мой ничего не мог бы возразить, потому что такая езда
естественна для калеки; поэтому бессмысленно ставить мне в упрек гораздо менее
удобную для калеки езду на лошади.
113
молчал бы (что тут мог бы он сказать?): так не глупо ли с его стороны,
члены Совета, на том основании, что я езжу верхом на лошади, кото-
рую выпрошу у кого-нибудь, стараться уверить вас, будто я здоров?
Еще: он не указывает в своем обвинении, как на признак моего здоро-
вья, то, что я хожу с двумя палками, тогда как все ходят с одной1: так
не глупо ли приводить вам в доказательство моего здоровья то, что
я езжу на лошади? Ведь я прибегаю и к тому, и к другому средству по
одной и той же причине.
Но он бесстыдством своим настолько превосходит всех, что стара-
ется уверить вас, — вас стольких он один, — будто меня нельзя отнести
к числу немощных. Но, если он уверит в этом хоть кого-нибудь из вас,
члены Совета, тогда что мешает мне вынимать жребий на должность
одного из девяти архонтов2, а вам всем отнять обол у меня как у здоро-
вого и назначить ему как калеке? Ведь нельзя предположить, что если
вы отнимете пособие у кого-нибудь как у здорового, то фесмофеты не
допустят к вынутию жребия его же как нездорового. Но, к счастию, вы
не разделяете его мнения, как и он вашего. Хоть он и явился сюда с це-
лью оспаривать у меня мой недуг, точно невесту-сироту с наследством,
и старается уверить вас, что я не такой, каким вы все меня видите, но
вы, как и следует людям разумным, больше верите своим собственным
глазам, чем его уверениям.
Он называет меня дерзким, буйным, ужасным нахалом: точно дума-
ет, что если наговорит страшных слов, то скажет правду, а если станет
употреблять вполне мягкие выражения, то этого не будет. Я со своей
стороны полагаю, члены Совета, что вам необходимо иметь ясное пред-
ставление о том, каким людям можно быть дерзкими и какие не могут
себе этого позволить. Вполне естественно, что дерзким может быть не
бедняк, находящийся в крайней нужде, а тот, у кого денег больше, чем
нужно; не слабый телом, а тот, кто имеет полную уверенность в своей
силе; не человек преклонного возраста, а тот, кто еще молод и года-
ми и разумом. И действительно, богатый откупится деньгами от суда,
а бедного нужда заставляет быть смирным; молодой вправе рассчиты-
1
Афиняне обыкновенно ходили с палкой. Оратор иронически замечает, что
если его противник езду на лошади считает признаком здоровья, то и ношение двух
палок вместо одной можно считать признаком здоровья.
2
В древнее время во главе всего государственного управления Афин стояли де-
вять архонтов. Мало-помалу их должностная власть была раздроблена и так огра-
ничена, что они могли выбираться по жребию из всех граждан, лишенных телесных
недостатков, — вероятно, потому, что с их должностью соединялись и некоторые ре-
лигиозные функции. Жеребьевку всех вообще должностных лиц производили фес
мофеты.
114
вать на снисхождение старых, а старого за проступок осуждают равно
и молодые и старые; сильный может обижать кого хочет без вреда для
себя, а слабому нельзя ни защищаться от нападающего, который ему
хочет нанести оскорбление, ни одолеть того, кого он сам обижает, же-
лая нанести ему оскорбление. Поэтому мне кажется, что обвинитель
упомянул о моей дерзости не серьезно, а шутя, не из желания уверить
вас, что я таков на самом деле, а из желания посмеяться надо мной, во-
ображая, что это какой-то геройский подвиг.
Далее, он говорит, что у меня собираются разные негодяи, и в боль-
шом числе, — люди, которые свое состояние промотали и теперь ищут
случая напасть на тех, кто хочет сберечь свое. Но вы все должны иметь
в виду, что он, бросая такой упрек мне, обвиняет меня не больше, чем
всех занимающихся разными мастерствами, и моих посетителей обви-
няет не больше, чем посетителей всех других ремесленников. Ведь каж-
дый из вас имеет обычай заходить куда-нибудь: — один — в парфюмер-
ный магазин, другой — в цирюльню, третий — в сапожную мастерскую,
четвертый — куда придется; чаще всего заходят куда-нибудь поблизо-
сти от рынка и очень редко — куда-нибудь далеко от него. Таким обра-
зом, если кто из вас признает негодяями моих посетителей, то, очевид-
но, признает такими же и тех, кто бывает у других; а если этих, то и всех
вообще афинян, потому что вы вес имеете обычай заходить куда-ни-
будь и там проводить свободное время.
Но не знаю, чего ради мне вдаваться в излишние подробности, от-
вечая в своей защите на каждый пункт обвинения в отдельности, и до-
кучать вам долее. Раз я сказал уже о главнейших пунктах, чего ради
буду я, подобно моему противнику, тщательно останавливаться на ме-
лочах? Я со своей стороны прошу вас всех, члены Совета, не менять ва-
шего прежнего мнения обо мне: не лишайте меня, по его доносу, того
единственного блага, которое судьба дала мне на родине; не поддавай-
тесь убеждениям одного этого человека, не отнимайте у меня тех де-
нег, которые вы дали мне все по общему решению уже давно! Да, чле-
ны Совета, судьба лишила нас высших благ; ввиду этого государство
назначило нам эту пенсию, принимая во внимание, что как счастье, так
и несчастье может выпасть на долю каждого одинаково. Так, разве не
был бы я несчастнейшим человеком в мире, если бы, лишенный сво-
им недугом лучших и высших благ, потерял, по милости моего против-
ника, ту пенсию, которую дало государство, озабоченное положением
таких людей? Нет, нет, члены Совета, не постановляйте такого реше-
ния! Да и за что вы могли бы ко мне отнестись так? Может быть, за
то, что кто-нибудь по моей жалобе когда-либо был привлечен к суду
и лишился своего имущества? Нет, никто не может этого доказать. Мо-
115
жет быть, за то, что я вмешиваюсь в чужие дела, что я дерзок и свар-
лив? Нет, не в таких условиях я живу. Может быть, за то, что я гордец
и буян? Нет, этого он даже сам не скажет, если не захочет лгать и в этом,
как лжет во всем остальном. Может быть, за то, что в правление колле-
гии Тридцати я был в силе и делал зло многим гражданам? Нет, я вме-
сте с вашей народной партией бежал в Халкиду и, хотя имел возмож-
ность жить с ними, ничего не боясь, я предпочел уйти и делить с вами
опасности. Ввиду этого, члены Совета, не относитесь ко мне, челове-
ку ни в чем не повинному, так, как вы относитесь к преступникам; по-
становите обо мне такое же решение, какое постановлял Совет в преж-
ние годы: вспомните, что я не отчет сдаю в государственных деньгах,
бывших в моем ведении, и не контролю подвергаюсь за какую-нибудь
должность, которую занимал: речь идет только лишь об оболе. Приняв
такое решение, вы все постановите справедливый приговор, я за такое
отношение ваше буду питать к вам благодарность, а он на будущее вре-
мя поймет, что не надо нападать на слабых, а надо стараться побеждать
равных себе.
116
Марк Юний Брут
(85–42 гг. до н. э.)
1
[Электронный ресурс]. URL: http://profilib.com/chtenie/3492/uilyam-shekspir-
yuliy-tsezar-10.php
117
Марк Туллий Цицерон
(106–43 до н. э.),
118
ствии. В октябре Красс получил анонимные письма с советом уехать из
Рима и этим спастись от смерти. Были получены сведения, что Манлий
двинется на Рим 27 октября и что в ночь с 28 на 29 октября заговор-
щики подожгут Рим и устроят резню. 2 октября сенат принял senatus
consultum ultimum. Было решено двинуть войска против Манлия, кото-
рый был объявлен врагом государства (hostis publicus). Катилина был
привлечен к суду по обвинению в насильственных действиях, на осно-
вании Плавциева закона. Он предложил ряду лиц взять его под стражу
у себя в доме (custodia libera), но встретил отказ.
В ночь с 6 на 7 ноября заговорщики собрались в доме у Марка Пор-
ция Леки; были отданы последние распоряжения: насчет восстания
и, в частности, убийства Цицерона, который узнал об этом через своих
осведомителей и усилил охрану города. 8 ноября Цицерон созвал се-
нат в храме Юпитера Статора и обвинил Катилину, явившегося в сенат,
в противогосударственных действиях. Не имея улик, Цицерон пред-
ложил ему покинуть Рим (первая речь против Катилины). В ночь на
9 ноября Катилина выехал из Рима в лагерь Манлия. 9 ноября Цице-
рон выступил на форуме и сообщил народу о своих действиях (вторая
речь), он предостерег заговорщиков, оставшихся в Риме, от каких-либо
выступлений.
Военные действия против Катилины были поручены консулу Гаю
Антонию и претору Квинту Метеллу Целеру. Прямые улики против за-
говорщиков были получены в ночь со 2 на 3 декабря, при аресте послов
галльского племени аллоброгов; послы везли собственноручные пись-
ма заговорщиков к Катилине. Рано утром 3 декабря Цицерон аресто-
вал заговорщиков Лентула Суру, Цетега, Габиния и Статилия. В хра-
ме Согласия был созван сенат, которому Цицерон доложил о событиях
минувшей ночи; письма были предъявлены заговорщикам, которые
признали их подлинность. Сенат заставил Публия Корнелия Лентула
Суру сложить с себя звание претора. Цицерон был объявлен «отцом
отечества», от его имени было назначено благодарственное молебствие
богам. 3 декабря он произнес перед народом речь о получении им пря-
мых улик о заговоре (третья речь против Катилины).
4 декабря сенат объявил заговорщиков врагами государства. 5 декаб
ря сенат собрался в храме Согласия. Избранный консул Децим Юний
Силан высказался за смертную казнь как для задержанных, так и для
других заговорщиков, если они будут схвачены. Избранный претор Гай
Цезарь высказался за пожизненное заключение и конфискацию иму-
щества заговорщиков. Его предложение и колебания среди сенаторов
заставили Цицерона выступить с речью (четвертая речь против Ка-
тилины); он высказался против предложения Цезаря и за смертную
119
казнь. Речь Марка Катона склонила сенат к решению о немедленной
казни пятерых заговорщиков, которая и была совершена вечером 5 де-
кабря в подземелье Мамертинской тюрьмы. 5 января 62 г. под Писто-
рией произошло сражение между войсками Гая Антония, которыми ко-
мандовал его легат Марк Петрей, и отрядами Катилины, окончившееся
истреблением последних вместе с их предводителем.
Цицерон ставил себе в большую заслугу раскрытие и подавление
заговора Катилины — «спасение государства, достигнутое им труда-
ми и ценой опасностей»; он описал свое консульство в двух поэмах:
«О моем консульстве», 61 г., и «О моем времени», 54 г.
1
[Электронный ресурс]. URL: http://ancientrome.ru/antlitr/t.htm?a=1267350009
2
При наличии опасности Палатинский холм, имевший военное значение, охра-
нялся особенно тщательно.
3
Сенат собирался в Гостилиевой курии или в одном из храмов. Храм Юпитера
Статора находился у подошвы Палатинского холма.
4
На основании senatus consultum ultimum консулы обладали в это время чрез-
вычайными полномочиями, правом жизни и смерти
120
самого обратить губительный удар, который ты против всех нас уже
давно подготовляешь. (3) Ведь высокочтимый муж, верховный понти-
фик Публий Сципион1, будучи частным лицом, убил Тиберия Гракха,
пытавшегося произвести лишь незначительные изменения в государ-
ственном строе, а Катилину, страстно стремящегося резней и поджога-
ми весь мир превратить в пустыню, мы, консулы, будем терпеть? О со-
бытиях далекого прошлого я, пожалуй, говорить не буду — например,
о том, что Гай Сервилий Агала своей рукой убил Спурия Мелия, стре-
мившегося произвести государственный переворот2. Была, была не-
когда в нашем государстве доблесть, когда храбрые мужи были гото-
вы подвергнуть гражданина, несущего погибель, более жестокой казни,
чем та, какая предназначена для злейшего врага. Мы располагаем про-
тив тебя, Катилина, решительным и веским постановлением сената. Не
изменяют государству ни мудрость, ни авторитет этого сословия; мы —
говорю открыто — мы, консулы, изменяем ему.
(II, 4) Сенат, своим постановлением, некогда обязал консула Лу-
ция Опимия принять меры, дабы государство не понесло ущерба3.
Не прошло и ночи — и был убит, вследствие одного лишь подозрения
в подготовке мятежа, Гай Гракх, сын, внук и потомок знаменитых лю-
дей; был предан смерти, вместе со своими сыновьями, консуляр Марк
Фульвий4. На основании такого же постановления сената, защита госу-
дарства была вверена консулам Гаю Марию и Луцию Валерию5. Заста-
вила ли себя ждать хотя бы один день смерть народного трибуна Луция
Сатурнина и претора Гая Сервилия, вернее, кара, назначенная для них
государством? А мы, вот уже двадцатый день6, спокойно смотрим, как
притупляется острие полномочий сената. Правда, и мы располагаем та-
ким постановлением сената, но оно таится в записях и подобно мечу,
1
В 133 году консуляр Публий Сципион Насика Серапион поднял сторонников
нобилитета против Тиберия Гракха.
2
В 439 году, во время голода, Спурий Мелий стал продавать народу хлеб по де-
шевой цене; он был заподозрен в стремлении к царской власти. Не явившись для
ответа по вызову диктатора Цинцинната, он был убит его помощником Гаем Серви-
лием Структом Агалой.
3
Консул 121 года Луций Опимий, действуя на основании senatus consultum
ultimum, подавил движение Гая Гракха. Гай Гракх был внуком Публия Корнелия
Сципиона Африканского (Старшего).
4
Марк Фульвий Флакк, соратник Гая Гракха, консул 125 года, народный трибун
122 года, хотел предоставить гражданские права всем италикам.
5
В 100 году для действий против Сатурнина и Главции.
6
Точнее, 18-й день; т. е. с 21 октября.
121
вложенному в ножны; на основании этого постановления сената, тебя,
Катилина, следовало немедленно предать смерти, а между тем ты все
еще живешь и живешь не для того, чтобы отречься от своей преступ-
ной отваги; нет, — чтобы укрепиться в ней. Хочу я, отцы-сенаторы, быть
милосердным; не хочу, при таких великих испытаниях для государства,
показаться безвольным; но я сам уже осуждаю себя за бездеятельность
и трусость. (5) В самой Италии, на путях в Этрурию, устроен лагерь на
погибель римскому народу; с каждым днем растет число врагов, а са-
мого начальника этого лагеря, императора и предводителя врагов, мы
видим в своих стенах, более того — в сенате; изо дня в день готовит он
изнутри гибель государству. Если я тотчас же велю тебя схватить, Ка-
тилина, если я велю тебя казнить, то мне, несомненно, придется боять-
ся, что все честные люди признают мой поступок запоздалым, а не опа-
саться, что кто-нибудь назовет его слишком жестоким.
Но, что уже давно должно было быть сделано, я, имея на это веские
основания, все еще не могу заставить себя привести в исполнение. Ты
будешь казнен только тогда, когда уже не найдется ни одного столь бес-
честного, столь низко падшего, столь подобного тебе человека, кото-
рый не признал бы, что это совершенно законно. (6) Но пока есть хотя
бы один человек, который осмелится тебя защищать, ты будешь жить,
но так, как живешь ныне, — окруженный моей многочисленной и на-
дежной стражей, дабы у тебя не было ни малейшей возможности даже
пальцем шевельнуть во вред государству. Более того, множество глаз
и ушей будет — незаметно для тебя, как это было также и до сего време-
ни, — за тобой наблюдать и следить.
(III) И в самом деле, чего еще ждешь ты, Катилина, когда ни ночь не
может скрыть в своем мраке сборище нечестивцев, ни частный дом —
удержать в своих стенах голоса участников твоего заговора, если все
становится явным, все прорывается наружу? Поверь мне, уже пора тебе
изменить свой образ мыслей; забудь о резне и поджогах. Ты окружен
со всех сторон; света яснее нам все твои замыслы, которые ты можешь
теперь обсудить вместе со мной. (7) Разве ты не помнишь, как за один-
надцать дней до ноябрьских календ я говорил в сенате, что в опреде-
ленный день, а именно за пять дней до ноябрьских календ, возьмется
за оружие Гай Манлий, твой приверженец и орудие твоей преступной
отваги? Разве я ошибся, Катилина, не говорю уже — в том, что прои-
зойдет такое ужасное и невероятное событие, но также, — и это долж-
но вызывать гораздо большее изумление, — в определении его срока?
И я же сказал в сенате, что ты назначил резню оптиматов на день за
четыре дня до ноябрьских календ — тогда, когда многие из первых на-
ших граждан бежали из Рима не столько ради того, чтобы избегнуть
122
опасности, сколько для того, чтобы не дать исполниться твоим замыс-
лам. Можешь ли ты отрицать, что в тот самый день ты, окруженный со
всех сторон моими отрядами, благодаря моей бдительности не смог ни
шагу сделать против государства, но, по твоим словам, ввиду отъезда
всех остальных1 ты был бы вполне удовлетворен, если бы тебе удалось
убить одного меня, коль скоро я остался в Риме? (8) А потом? Когда ты
был уверен, что тебе в самые ноябрьские календы удастся ночью, од-
ним натиском, захватить Пренесту2, не понял ли ты тогда, что колония
эта, именно по моему приказанию, была обеспечена войсками, охраной,
ночными дозорами? Ты ничего не можешь ни сделать, ни затеять, ни за-
думать без того, чтобы я об этом не услыхал, более того — этого не уви-
дел и ясно не ощутил.
(IV) Припомни же, наконец, вместе со мной события достопамят-
ной позапрошлой ночи и ты сразу поймешь, что я с гораздо большим
усердием неусыпно охраняю благополучие государства, чем ты гото-
вишь ему гибель. Я утверждаю, что ты в эту ночь пришел на улицу Сер-
повщиков — буду говорить напрямик — в дом Марка Леки3; там же со-
бралось множество соучастников этого безрассудного преступления.
Смеешь ли ты отпираться? Что ж ты молчишь? Докажу, если вздума-
ешь отрицать. Ведь я вижу, что здесь, в сенате, присутствует кое-кто
из тех, которые были вместе с тобой. (9) О, бессмертные боги! В какой
стране мы находимся? Что за государство у нас? В каком городе мы
живем? Здесь, здесь, среди нас, отцы-сенаторы, в этом священнейшем
и достойнейшем собрании, равного которому в мире нет, находятся
люди, помышляющие о нашей всеобщей гибели, об уничтожении этого
вот города, более того, об уничтожении всего мира! И я, консул, вижу
их здесь, даже предлагаю им высказать свое мнение о положении госу-
дарства и все еще не решаюсь уязвить словами людей, которых следо-
вало бы истребить мечом.
Итак, ты был у Леки в эту ночь, Катилина! Ты разделил на части
Италию4, ты указал, кому куда следовало выехать; ты выбрал тех, кого
следовало оставить в Риме, и тех, кого следовало взять с собой; ты рас-
пределил между своими сообщниками кварталы Рима, предназначен-
ные для поджога, подтвердил, что ты сам в ближайшее время выедешь
из города, но сказал: что ты все же еще не надолго задержишься, так
1
Одни уехали из страха, другие, чтобы не быть скомпрометированными.
2
Пренеста — город в 24 милях к юго-востоку от Рима.
3
Марк Порций Лека принадлежал к одному из лучших родов Рима.
Т. е. наметил очаги восстания.
4
123
как я еще жив. Нашлись двое римских всадников, выразивших жела-
ние избавить тебя от этой заботы и обещавших тебе в ту же ночь, пе-
ред рассветом, убить меня в моей постели1. (10) Обо всем этом я узнал,
как только было распущено ваше собрание2. Дом свой я надежно защи-
тил, усилив стражу; не допустил к себе тех, кого ты ранним утром при-
слал ко мне с приветствиями3; впрочем, ведь пришли как раз те люди,
чей приход — и притом именно в это время — я уже заранее предсказал
многим виднейшим мужам.
(V) Теперь, Катилина, продолжай идти тем путем, каким ты пошел;
покинь, наконец, Рим; ворота открыты настежь, уезжай. Слишком уж
долго ждет тебя, императора, твой славный Манлиев лагерь. Возьми
с собой и всех своих сторонников; хотя бы не от всех, но от возможно
большего числа их очисти Рим. Ты избавишь меня от сильного стра-
ха, как только мы будем отделены друг от друга городской стеной. На-
ходиться среди нас ты уже больше не можешь; я этого не потерплю,
не позволю, не допущу. (11) Великую благодарность следует воздать
бессмертным богам и, в частности, этому вот Юпитеру Статору4, древ-
нейшему стражу нашего города, за то, что мы уже столько раз были из-
бавлены от столь отвратительной язвы, столь ужасной и столь пагуб-
ной для государства. Отныне благополучию государства не должна
уже угрожать опасность от одного человека. Пока ты, Катилина, стро-
ил козни мне, избранному консулу, я защищался от тебя не с помощью
официально предоставленной мне охраны, а принимая свои меры пре-
досторожности. Но когда ты, во время последних комиций по выбо-
ру консулов, хотел меня, консула, и своих соискателей убить на поле5,
я пресек твою нечестивую попытку, найдя защиту в лице многочислен-
ных друзей, не объявляя, однако, чрезвычайного положения официаль-
но. Словом, сколько раз ни пытался ты нанести мне удар, я отражал его
сам, хотя и понимал, что моя гибель была бы большим несчастьем для
государства. (12) Но теперь ты уже открыто хочешь нанести удар госу-
дарству в целом; уже и храмы бессмертных богов, городские дома, всех
граждан, всю Италию обрекаешь ты на уничтожение и гибель. Поэто-
му, коль скоро я все еще не решаюсь совершить то, что является моей
1
Это были Гай Корнелий и Луций Варгунтей.
Цицерон был извещен некоей Фульвией.
2
3
Salutatio — утреннее посещение влиятельного лица его друзьями и клиента-
ми.
Речь произнесена в храме Юпитера Статора.
4
5
Марсово поле, где собирались центуриатские комиции.
124
первой обязанностью и на что дает мне право предоставленный мне им-
перий1 и заветы наших предков, я прибегну к каре более мягкой, но бо-
лее полезной для всеобщего спасения. Если я прикажу тебя казнить,
то остальные люди из шайки заговорщиков в государстве уцелеют; но
если ты, к чему я уже давно тебя склоняю, уедешь, то из Рима будут
удалены обильные и зловредные подонки государства в лице твоих
приверженцев. (13) Что же, Катилина? Неужели же ты колеблешься
сделать, по моему приказанию, то, что ты был готов сделать доброволь-
но? Консул велит врагу2 удалиться из Рима. Ты спрашиваешь меня —
неужели в изгнание? Я тебе не велю, но, раз ты меня спрашиваешь, со-
ветую так поступить.
(VI) И в самом деле, Катилина, что еще может радовать тебя в этом
городе, где, кроме твоих заговорщиков, пропащих людей, не найдется
никого, кто бы тебя не боялся, кто бы не чувствовал к тебе ненависти?
Есть ли позорное клеймо, которым твоя семейная жизнь не была бы от-
мечена? Каким только бесстыдством не ославил ты себя в своей част-
ной жизни? Каким только непристойным зрелищем не осквернил ты
своих глаз, каким деянием — своих рук, какой гнусностью — всего сво-
его тела? Найдется ли юнец, перед которым бы ты, чтобы заманить его
в сети и совратить, не нес кинжала на пути к преступлению или же фа-
кела на пути к разврату?3 (14) Разве недавно, когда ты, смертью своей
первой жены, приготовил свой опустевший дом для нового брака, ты
не добавил к этому злодеянию еще другого, невообразимого?4 Не ста-
ну о нем говорить, — пусть лучше о нем молчат — дабы не казалось, что
в нашем государстве такое чудовищное преступление могло произой-
ти или же остаться безнаказанным. Не буду говорить о твоем полном
разорении, всю тяжесть которого ты почувствуешь в ближайшие иды5.
Перехожу к тому, что относится не к твоей позорной и порочной част-
ной жизни, не к твоим семейным бедствиям и бесчестию, а к высшим
интересам государства, к нашему существованию и всеобщему благо-
получию.
(15) Неужели тебе, Катилина, может быть мил этот вот свет солнца
или воздух под этим небом, когда каждому из присутствующих, как ты
2
Hostis publicus, т. е. государственный преступник.
Улицы Рима не освещались; рабы несли факелы перед своими господами.
3
5
Обычным сроком уплаты долгов были календы, крайним — иды, после чего
была неизбежна утрата заложенного имущества.
125
знаешь, известно, что ты, в консульство Лепида и Тулла1, в канун ян-
варских календ стоял на комиции с оружием в руках; что ты, с целью
убийства консулов и первых граждан, собрал большую шайку и что
твое безумное злодеяние было предотвращено не твоими собственны-
ми соображениями и не страхом, а Фортуной римского народа? Я и об
этом не стану распространяться; ибо это ни для кого не тайна, а ты
и впоследствии совершил немало преступлений. Сколько раз покушал-
ся ты на мою жизнь, пока я был избранным консулом, сколько раз — во
время моего консульства! От скольких твоих нападений, рассчитанных
так, что, казалось, не было возможности их избежать, я спасся, как го-
ворится, лишь чуть-чуть отклонившись в сторону! Ничего тебе не уда-
ется, ничего ты не достигаешь, но все-таки не отказываешься от своих
попыток и стремлений. (16) Сколько раз уже вырывали кинжал у тебя
из рук! Сколько раз он случайно выскальзывал у тебя из рук и падал
на землю! Не знаю, во время каких таинств, каким обетом ты посвятил
его богам2, раз ты считаешь необходимым вонзить его именно в грудь
консула.
(VII) А теперь какова твоя жизнь? Ведь я теперь буду говорить с то-
бой так, словно мной движет не ненависть, что было бы моим долгом,
а сострадание, на которое ты не имеешь никакого права. Ты только
что явился в сенат. Кто среди этого многочисленного собрания, среди
стольких твоих друзей и близких приветствовал тебя? Ведь этого —
с незапамятных времен — не случалось ни с кем; и ты еще ждешь оскор-
бительных слов, когда само это молчание — уничтожающий приговор!
А то, что после твоего прихода твоя скамья опустела, что все консуля-
ры, которых ты в прошлом не раз обрекал на убийство, пересели, оста-
вив незанятыми скамьи той стороны, где сел ты? Как ты можешь это
терпеть?
(17) Если бы мои рабы боялись меня так, как тебя боятся все твои
сограждане, то я, клянусь Геркулесом, предпочел бы покинуть свой
дом3. А ты не считаешь нужным покинуть Рим? И если бы я видел,
что я — пусть даже незаслуженно — навлек на себя такое тяжкое подо-
зрение и неприязнь сограждан, то я отказался бы от общения с ними,
1
Маний Эмилий Лепид и Луций Волкаций Тулл были консулами в 66 году. Кон-
сулы приступали к своим обязанностям 1 января. Речь идет о покушении на избран-
ных на 65 году консулов Луция Аврелия Котту и Луция Мания Торквата. Ношение
оружия в городе Риме не разрешалось. Канун январских календ — 29 декабря.
2
Нож, применявшийся при жертвоприношении, посвящался божеству, как
и оружие, которым было совершено политическое убийство.
3
Цицерон не всегда проявлял такую мягкость по отношению к рабам.
126
только бы не чувствовать ненависти в их взглядах. Ты же, зная за со-
бой свои злодеяния и признавая всеобщую ненависть справедливой
и давно уже заслуженной, еще колеблешься, бежать ли тебе от взоров
и от общества тех людей, чьи умы и чувства страдают от твоего при-
сутствия? Если бы твои родители боялись и ненавидели тебя и если
бы тебе никак не удавалось смягчить их, ты, мне думается, скрылся бы
куда-нибудь с их глаз. Но теперь отчизна, наша общая мать, тебя не-
навидит, боится и уверена, что ты уже давно не помышляешь ни о чем
другом, кроме отцеубийства. И ты не склонишься перед ее решением,
не подчинишься ее приговору, не испугаешься ее могущества? (18).
Она так обращается к тебе, Катилина, и своим молчанием словно го-
ворит: «Не было в течение ряда лет ни одного преступления, которого
не совершил ты; не было гнусности, учиненной без твоего участия; ты
один безнаказанно и беспрепятственно убивал многих граждан, при-
теснял и разорял наших союзников; ты оказался в силах не только пре-
небрегать законами и правосудием, но также уничтожать их и попи-
рать. Прежние твои преступления, хотя они и были невыносимы, я все
же терпела, как могла; но теперь то, что я вся охвачена страхом из-за
тебя одного, что при малейшем лязге оружия я испытываю страх перед
Катилиной, что каждый замысел, направленный против меня, кажется
мне порожденным твоей преступностью, — все это нестерпимо. Поэто-
му удались и избавь меня от этого страха; если он справедлив, — что-
бы мне не погибнуть; если он ложен, — чтобы мне, наконец, перестать
бояться». (VIII, 19) Если бы отчизна говорила с тобой так, неужели ты
не должен был бы повиноваться ей, даже если бы она не могла приме-
нить силу?
А то, что ты сам предложил взять тебя под стражу, что ты, дабы из-
бегнуть подозрения, заявил о своем желании жить в доме у Мания Ле-
пида?1 Не принятый им, ты даже ко мне осмелился явиться и меня по-
просил держать тебя в моем доме. Получив и от меня ответ, что я никак
не могу чувствовать себя в безопасности, находясь с тобой под одним
кровом, потому что подвергаюсь большой опасности, уже находясь
с тобой в одних и тех же городских стенах, ты пришел к претору Квин-
ту Метеллу; отвергнутый им, ты переселился к своему сотоварищу, от-
личнейшему человеку, Марку Метеллу2, которого ты, очевидно, считал
крайне исполнительным в деле охраны, в высшей степени проница-
тельным в его подозрениях и непоколебимым при наказании. Итак,
1
Маний Эмилий Лепид, консул 66 года, был одним из противников Катилины.
2
Квинт Цецилий Метелл Целер был претором в 63 году, консулом в 60 году.
О Марке Метелле сведения недостаточны.
127
долго ли до тюрьмы и оков тому, кто уже сам признал себя заслужи-
вающим заключения под стражу? (20) И при таких обстоятельствах,
Катилина, ты, если у тебя нет сил спокойно покончить с жизнью, еще
не знаешь, стоит ли тебе уехать в какую-либо страну и жизнь свою, ко-
торую ты спасешь от множества мучений, вполне тобой заслуженных,
влачить в изгнании и одиночестве?
«Доложи, — говоришь ты, — об этом сенату». Ведь ты этого требу-
ешь и выражаешь готовность, если это сословие осудит тебя на изгна-
ние, ему повиноваться. Нет, я докладывать не буду — это против моих
правил — и все-таки заставлю тебя понять, что думают о тебе присут-
ствующие. Уезжай из Рима, Катилина; избавь государство от страха;
в изгнание — если ты именно этого слова ждешь от меня — отправ-
ляйся. Что же теперь? Ты еще чего-то ждешь? Разве ты не замечаешь
молчания присутствующих? Они терпят, молчат. К чему ждать тебе их
приговора, если их воля ясно выражена их молчанием? (21) Ведь если
бы я сказал это же самое присутствующему здесь достойнейшему мо-
лодому человеку, Публию Сестию1, или же храбрейшему мужу, Марку
Марцеллу2, то сенат в этом же храме, с полным правом, на меня, кон-
сула, поднял бы руку. Но когда дело идет о тебе, Катилина, то сенато-
ры, оставаясь безучастными, одобряют; слушая, выносят решение; хра-
ня молчание, громко говорят, и так поступают не только эти вот люди,
чей авторитет ты, по-видимому, высоко ценишь, но чью жизнь не ста-
вишь ни во что, но также и вон те римские всадники, глубоко почи-
таемые и честнейшие мужи, и другие храбрейшие граждане, стоящие
вокруг этого храма; ведь ты мог видеть, сколь они многочисленны, по-
чувствовать их рвение, а недавно и услышать их возгласы. Мне уже
давно едва удается удержать их от вооруженной расправы с тобой, но
я с легкостью подвигну их на то, чтобы они — в случае, если ты будешь
оставлять Рим, который ты уже давно стремишься уничтожить, — про-
водили тебя до самых ворот3.
(IX, 22) Впрочем, к чему я это говорю? Разве возможно, чтобы тебя
что-либо сломило? Чтобы ты когда-либо исправился, помыслил о бег-
стве, подумал об изгнании? О, если бы бессмертные боги внушили тебе
это намерение! Впрочем, я понимаю, какая страшная буря ненависти —
в случае, если ты, устрашенный моими словами, решишь удалиться
1
Публий Сестий в январе 62 года участвовал в сражении против Катилины под
Писторией; в 57 году как трибун способствовал возвращению Цицерона из изгнания.
2
Марк Клавдий Марцелл, консул 51 года, впоследствии помпеянец.
3
Когда магистраты выезжали из Рима, их друзья и клиенты провожали их до
городских ворот. Здесь ирония.
128
в изгнание — угрожает мне если не в настоящее время, когда память
о твоих злодействах еще свежа, то, во всяком случае, в будущем. Но
пусть будет так, только бы это несчастье обрушилось на меня одного
и не грозило опасностью государству! Однако требовать от тебя, что-
бы тебя привели в ужас твои собственные пороки, чтобы ты побоялся
законной кары, чтобы ты подумал об опасном положении государства,
не приходится. Не таков ты, Катилина, чтобы совесть удержала тебя
от подлости, страх — от опасных действий или же здравый смысл —
от безумия. (23) Итак, — говорю это уже не в первый раз — уезжай,
причем, если ты, как ты заявляешь, хочешь разжечь ненависть ко мне,
своему недругу, то уезжай прямо в изгнание. Тяжко будет мне терпеть
людскую молву, если ты так поступишь; тяжко будет мне выдерживать
лавину этой ненависти, если ты уедешь в изгнание по повелению кон-
сула. Но если ты, напротив, предпочитаешь меня возвеличить и просла-
вить, то покинь Рим вместе с наглой шайкой преступников, отправляй-
ся к Манлию и призови пропащих граждан к мятежу, порви с честными
людьми, объяви войну отчизне, предайся нечестивому разбою, дабы ка-
залось, что ты выехал из Рима не изгнанный мною к чужим, но пригла-
шенный к своим.
(24) А впрочем, зачем мне тебе это предлагать, когда ты — как
я знаю — уже послал вперед людей1, чтобы они с оружием в руках
встретили тебя вблизи Аврелиева Форума2; когда ты — как я знаю —
назначил определенный день для встречи с Манлием; более того, когда
ты даже того серебряного орла3, который, я уверен, губительным и ро-
ковым окажется именно для тебя самого и для всех твоих сторонников
и для которого у тебя в доме была устроена нечестивая божница, когда
ты этого самого орла, как я знаю, уже послал вперед? Как ты сможешь
и долее обходиться без него, когда ты не раз возносил к нему моления,
отправляясь на резню, и после прикосновения к его алтарю твоя нече-
стивая рука так часто переходила к убийству граждан?
(X, 25) И вот, ты, наконец, отправишься туда, куда твоя необуздан-
ная и бешеная страсть уже давно тебя увлекает. Ведь это не только не
удручает тебя, но даже доставляет тебе какое-то невыразимое наслаж-
дение. Для этого безрассудства тебя природа породила, твоя воля вос-
питала, судьба сохранила. Никогда не желал ты, не говорю уже — мира,
1
Это могло быть решено во время собрания заговорщиков у Марка Леки.
Городок Аврелиев Форум лежал у Аврелиевой дороги, которая вела в сторону
2
129
нет, даже войны, если только эта война не была преступной. Ты набрал
себе отряд из бесчестного сброда пропащих людей, потерявших не толь-
ко все свое достояние, но также и всякую надежду. (26) Какую радость
будешь ты испытывать, находясь среди них, какому ликованию преда-
ваться! Какое наслаждение опьянит тебя, когда ты среди своих столь
многочисленных сторонников не услышишь и не увидишь ни одного
честного человека! Ведь именно для такого образа жизни ты и приду-
мал свои знаменитые лишения — лежать на голой земле не только, что-
бы насладиться беззаконной страстью, но и чтобы совершить злодея-
ние; бодрствовать, злоумышляя не только против спящих мужей, но
и против мирных богатых людей. У тебя есть возможность блеснуть
своей хваленой способностью переносить голод, холод, всяческие ли-
шения, которыми ты вскоре будешь сломлен. (27) Отняв у тебя воз-
можность быть избранным в консулы, я, во всяком случае, достиг од-
ного: как изгнанник ты можешь покушаться на государственный строй,
но как консул1 ниспровергнуть его не можешь, — твои злодейские дей-
ствия будут названы разбоем, а не войной.
(XI) Теперь, отцы-сенаторы, дабы я мог решительно отвести от себя
почти справедливую, надо сказать, жалобу отчизны, прошу вас вни-
мательно выслушать меня с тем, чтобы мои слова глубоко запали вам
в душу и в сознание. В самом деле, если отчизна, которая мне гораздо
дороже жизни, если вся Италия, все государство мне скажут: «Марк
Туллий, что ты делаешь? Неужели тому, кого ты разоблачил как вра-
га, в ком ты видишь будущего предводителя мятежа, кого, как ты зна-
ешь, как императора ожидают во вражеском лагере — зачинщику зло-
действа, главарю заговора, вербовщику рабов и граждан губителю ты
позволишь удалиться, так что он будет казаться не выпущенным то-
бой из Рима, а впущенным тобой в Рим? Неужели ты не повелишь за-
ключить его в тюрьму, повлечь на смерть, предать мучительной каз-
ни? (28) Что, скажи, останавливает тебя? Уж не заветы ли предков?
Но ведь в нашем государстве далеко не редко даже частные лица ка-
рали смертью граждан, несших ему погибель. Или существующие за-
коны о казни, касающиеся римских граждан?2 Но ведь в нашем городе
люди, изменившие государству, никогда не сохраняли своих граждан-
ских прав. Или ты боишься ненависти потомков? Поистине прекрасно
воздашь ты благодарность римскому народу, который тебя, человека,
известного только личными заслугами и не порученного ему предка-
1
В подлиннике игра слов: exsul (изгнанник) — consul.
2
По законам Валериеву, Порциевым и Семпрониеву вынести смертный приго-
вор римскому гражданину могли только центуриатские комиции.
130
ми1, так рано2 вознес по ступеням всех почетных должностей к высшей
власти, если ты, боясь ненависти и страшась какой-то опасности, пре-
небрежешь благополучием своих сограждан. (29) Но если в какой-то
мере и следует опасаться ненависти, то разве ненависть за проявлен-
ную суровость и мужество страшнее, чем ненависть за слабость и тру-
сость? Когда война начнет опустошать Италию, когда будут рушиться
города, пылать дома, что же, тогда, по-твоему, не сожжет тебя пламя не-
нависти?» (XII) Отвечу коротко на эти священные слова государства
и на мысли людей, разделяющих эти взгляды. Да, отцы-сенаторы, если
бы я считал наилучшим решением покарать Катилину смертью, я это-
му гладиатору и часа не дал бы прожить. И в самом деле, если выдаю-
щиеся мужи и самые известные граждане не только не запятнали себя,
но даже прославились, пролив кровь Сатурнина, Гракхов и Флакка3,
а также многих предшественников их, то мне, конечно, нечего было бо-
яться, что казнь этого братоубийцы, истребляющего граждан, навлечет
на меня ненависть грядущих поколений. Как бы ни была сильна эта
угроза, я все же всегда буду убежден в том, что ненависть, порожден-
ную доблестью, следует считать не ненавистью, а славой.
(30) Впрочем, кое-кто в этом сословии либо не видит того, что угро-
жает нам, либо закрывает глаза на то, что видит. Люди эти снисходи-
тельностью своей обнадеживали Катилину, а своим недоверчивым от-
ношением благоприятствовали росту заговора при его зарождении.
Опираясь на их авторитет, многие не только бесчестные, но просто не-
искушенные люди — в случае, если бы я Катилину покарал, — назвали
бы мой поступок жестоким и свойственным разве только царю. Но те-
перь я полагаю, что если Катилина доберется до лагеря Манлия, в ко-
торый он стремится, то никто не будет столь глуп, чтобы не увидеть
ясно, что заговор действительно существует, и никто — столь бесче-
стен, чтобы это отрицать. Я понимаю, что, казнив одного только Кати-
лину, можно на некоторое время ослабить эту моровую болезнь в госу-
дарстве, но навсегда уничтожить ее нельзя. Если же он сам удалится
в изгнание, уведет с собой своих приверженцев и захватит с собой так-
же и прочие подонки, им отовсюду собранные, то будут окончатель-
но уничтожены не только эта, уже застарелая болезнь государства, но
также и корень и зародыш всяческих зол. (XIII, 31) И в самом деле,
отцы-сенаторы, ведь мы уже давно живем среди опасностей и козней,
3
Тиберий Гракх был убит в 133 году, Гай Гракх и Марк Фульвий Флакк —
в 121 году, Луций Аппулей Сатурнин — в 100 году.
131
связанных с этим заговором, но почему-то все злодейства, давнишнее
бешенство и преступная отвага созрели и вырвались наружу именно во
время моего консульства. Если из такого множества разбойников бу-
дет устранен один только Катилина, то нам, пожалуй, на какое-то ко-
роткое время может показаться, что мы избавлены от тревоги и страха;
но опасность останется и будет скрыта глубоко в жилах и теле государ-
ства. Часто люди, страдающие тяжелой болезнью и мечущиеся в бреду,
если выпьют ледяной воды, вначале чувствуют облегчение, но затем им
становится гораздо хуже; так и эта болезнь, которой страдает государ-
ство, ослабевшая после наказания Катилины, усилится еще более, если
остальные преступники уцелеют.
(32) Поэтому пусть удалятся бесчестные; пусть они отделятся от
честных, соберутся в одно место; наконец, пусть их, как я уже не раз го-
ворил, от нас отделит городская стена. Пусть они перестанут покушать-
ся на жизнь консула у него в доме, стоять вокруг трибунала городско-
го претора1, осаждать с мечами в руках курию, готовить зажигательные
стрелы и факелы для поджога Рима; пусть, наконец, на лице у каждого
будет написано, что он думает о положении государства. Заверяю вас,
отцы-сенаторы, мы, консулы, проявим такую бдительность, вы — такой
авторитет, римские всадники — такое мужество, все честные люди —
такую сплоченность, что после отъезда Катилины все замыслы его вы
увидите раскрытыми, разоблаченными, подавленными и понесшими
должную кару.
(33) При этих предзнаменованиях, Катилина, на благо государству,
на беду и на несчастье себе, на погибель тем, кого с тобой соединили
всяческие братоубийственные преступления, отправляйся на нечести-
вую и преступную войну. А ты, Юпитер2, чью статую Ромул воздвиг
при тех же авспициях, при каких основал этот вот город, ты, которого
мы справедливо называем оплотом нашего города и державы, отразишь
удар Катилины и его сообщников от своих и от других храмов, от домов
и стен Рима, от жизни и достояния всех граждан; а недругов всех чест-
ных людей, врагов отчизны, опустошителей Италии, объединившихся
в злодейском союзе и нечестивом сообществе, ты обречешь — живых
и мертвых — на вечные муки.
1
Дела о долгах рассматривались городским претором. В 63 году им был Луций
Валерий Флакк.
2
Храм Юпитера Статора («Останавливающего бегущие войска») был освящен
в 294 году.
132
РУССКОЕ СУДЕБНОЕ КРАСНОРЕЧИЕ
ХIХ–ХХ веков
133
и в защиту Нотовича, обвиняемого в клевете в печати на членов прав-
ления Петербургско-Тульского поземельного банка.
Осуществляя защиту четырех совершенно невиновных людей по
Кутаисскому делу, понимая тот большой общественный резонанс, ка-
кой имел этот процесс, и свою роль в этом деле, он защитительной речи
придал большое общественное звучание. Как уже отмечалось, он пра-
вильно оценил социальные корни и питательную среду этого грязного,
позорного дела, смело поднял голос в защиту невиновных, принесен-
ных в жертву реакционным идеям, преследующим цель разжигания на-
циональной розни.
Адвокат изучил материал, относящийся к рассматриваемому делу,
показал тонкое знание специальных вопросов, разбираемых на суде,
успешно опровергал выводы экспертизы, на которых обосновывалось
обвинение.
Давая глубокий анализ составу преступления, тщательно разбирая
представленные обвинителем улики, оратор умело показал необосно-
ванность доводов прокурора.
Закончив обстоятельный разбор доказательств, он без аффекта-
ции, излишних украшений, тщательно отработав свой основной вы-
вод, сказал по поводу разбираемого дела: «Оно напомнит русским
людям о справедливости, которая только и нужна, чтобы такие пе-
чальные дела не повторялись. Скажет настоящее дело свое поучитель-
ное слово и нашим общественным деятелям, держащим в своей власти
нашу честь и свободу. Оно скажет русским следователям, что не увле-
каться им следует народным суеверием, а господствовать над ним...,
оно скажет русским прокурорам, что дороги и любезны они обществу
не только как охранители общества от преступных посягательств, но
и в особенности как охранители его от неосновательных подозрений
и ложных обвинений».
Убедительную речь в защиту слова и печати произнес талантли-
вый оратор по делу Нотовича. И в этой речи проявил он свой ум, уме-
ние глубоко анализировать доказательства. Уважая свою профессию,
П.А. Александров был всегда сдержан в своих речах. Речи его отли-
чаются тщательностью отделки основных положений, внутренней со-
гласованностью всех их частей. Произносил он их тихо, убедительно,
с большой внутренней силой. Будучи блестящим оратором, он никог-
да не полагался только на свое ораторское мастерство, придавая боль-
шое значение досудебной подготовке к делу и судебному следствию.
Он всегда тщательно продумывал свои речи.
134
Дело Засулич1
Краткое содержание дела: Вера Ивановна Засулич обвинялась
в покушении на убийство Петербургского градоначальника генера-
ла Трепова, совершенного ею путем выстрела из пистолета 24 января
1878 г. Обвинительной властью преступление Засулич квалифициро-
валось как умышленное, с заранее обдуманным намерением.
Истинным мотивом этого преступления было возмущение Засулич
беззаконными действиями генерала Трепова, отдавшего распоряжение
высечь розгами содержавшегося в доме предварительного заключения
политического подследственного Боголюбова. Поступок генерала Тре-
пова широко обсуждался в печати и различных общественных кругах.
Наиболее передовые из них оценивали этот поступок как жестокий акт
насилия, произвола и надругания над человеческой личностью, несо-
вместимый с принципами гуманности. Выстрел В. Засулич и прозву-
чал как выражение протеста против действий генерала Трепова со сто-
роны прогрессивной общественности.
При рассмотрении дела Засулич царская юстиция предложила об-
винителям не давать в речи оценки действий Трепова. Такое условие не
было принято Андреевским и Жуковским, которые выступать обвини-
телями в этом процессе отказались. Однако не только оценка действий
Трепова, но и горячее осуждение вообще применения телесных наказа-
ний были блестяще даны в речи Александрова, защищавшего Веру За-
сулич.
Дело рассматривалось Петербургским окружным судом с участием
присяжных заседателей 31 марта 1878 г.
1
[Электронный ресурс]. URL: http://historicaldis.ru/blog/43306745407/Sudeb
naya-rech-advokata-Aleksandrova-v-zaschitu-Veryi-Zasulich?page=1&tmd=1
135
Все это истины, против которых нельзя спорить, но дело в том, что
событие 24 января не может быть рассматриваемо отдельно от другого
случая: оно так связуется, так переплетается с фактом совершившего-
ся в доме предварительного заключения 13 июля, что если непонятным
будет смысл покушения, произведенного В. Засулич на жизнь гене-
рал-адъютанта Трепова, то его можно уяснить, только сопоставляя это
покушение с теми мотивами, начало которых положено было происше-
ствием в доме предварительного заключения. В самом сопоставлении,
собственно говоря, не было бы ничего трудного; очень нередко разби-
рается не только такое преступление, но и тот факт, который дал мотив
этому преступлению. Но в настоящем деле эта связь до некоторой сте-
пени усложняется, и разъяснение ее затрудняется. В самом деле, нет
сомнения, что распоряжение генерал-адъютанта Трепова было долж-
ностное распоряжение. Но должностное лицо мы теперь не судим, и ге-
нерал-адъютант Трепов является здесь в настоящее время не в качестве
подсудимого должностного лица, а в качестве свидетеля, лица, потер-
певшего от преступления; кроме того, чувство приличия, которое мы
не решились бы преступить в защите нашей и которое не может не вну-
шить нам известной сдержанности относительно генерал-адъютанта
Трепова как лица, потерпевшего от преступления, я очень хорошо по-
нимаю, что не могу касаться действий должностного лица и обсуждать
их так, как они обсуждаются, когда это должностное лицо предстоит
в качестве подсудимого. Но из того затруднительного положения, в ко-
тором находится защита в этом деле, можно, мне кажется, выйти сле-
дующим образом.
Всякое должностное, начальствующее лицо представляется мне
в виде двуликого Януса, поставленного в храме, на горе; одна сторона
этого Януса обращена к закону, к начальству, к суду; она ими освеща-
ется и обсуждается; обсуждение здесь полное, веское, правдивое; дру-
гая сторона обращена к нам, простым смертным, стоящим в притворе
храма, под горой. На эту сторону мы смотрим, и она бывает не всегда
одинаково освещена для нас. Мы к ней подходим иногда только с про-
стым фонарем, с грошевой свечкой, с тусклой лампой, многое для нас
темно, многое наводит нас на такие суждения, которые не согласуются
со взглядами начальства, суда на те же действия должностного лица.
Но мы живем в этих, может быть, иногда и ошибочных понятиях, на
основании их мы питаем те или другие чувства к должностному лицу,
порицаем его или славословим его, любим или остаемся к нему рав-
нодушным, радуемся, если находим распоряжения мотивом для наших
действий, за которые мы судимся и должны ответствовать, тогда важ-
но иметь в виду не только то, правильны или не правильны действия
136
должностного лица с точки зрения закона, а как мы сам» смотрели на
них. Не суждения закона о должностном действии, а наши воззрения
на него должны быть приняты как обстоятельства, обусловливающие,
степень нашей ответственности. Пусть эти воззрения будут и непра-
вильны, — они ведь имеют значение не для суда над должностным ли-
цом, а для суда над нашими поступками, соображенными с теми или
другими руководившими нами понятиями.
Чтобы вполне судить о мотиве наших поступков, надо знать, как эти
мотивы отразились в наших понятиях. Таким образом, в моем суждении
о событии 13 июля не будет обсуждения действий должностного лица,
а только разъяснение того, как отразилось это событие на уме и убежде-
ниях Веры Засулич. Оставаясь в этих пределах, я, полагаю, не буду су-
дьею действий должностного лица и затем надеюсь, что в этих пределах
мне будет дана необходимая законная свобода слова и вместе с тем будет
оказано снисхождение, если я с некоторой подробностью остановлюсь
на таких обстоятельствах, которые с первого взгляда могут и не казать-
ся прямо относящимися к делу. Являясь защитником В. Засулич, по ее
собственному избранию, выслушав от нее, в моих беседах с нею, многое,
что она находила нужным передать мне, я невольно впадаю в опасение не
быть полным выразителем ее мнения и упустить что-либо, что, по взгля-
ду самой подсудимой, может иметь значение для ее дела.
Я мог бы теперь начать прямо со случая 13 июля, но нужно прежде
исследовать почву, которая обусловила связь, между 13 июля и 24 ян-
варя. Эта связь лежит во всем прошедшем, во всей жизни В. Засулич.
Рассмотреть эту жизнь весьма поучительно; поучительно рассмотреть
ее не только для интересов настоящего дела, не только для того, чтобы
определить, в какой степени виновна В. Засулич, но ее прошедшее по-
учительно и для извлечения из него других материалов, нужных и по-
лезных для разрешения таких вопросов, которые выходят из пределов
суда: для изучения той почвы, которая у нас нередко производит пре-
ступление и преступников. Вам сообщены уже о В. Засулич некоторые
биографические данные; они не длинны, и мне придется остановиться
только на некоторых из них.
Вы помните, что с семнадцати лет, по окончании образования в од-
ном из московских пансионов, после того как она выдержала с отличи-
ем экзамен на звание домашней учительницы, Засулич вернулась в дом
своей матери. Старуха-мать ее живет в Петербурге. В небольшой срав-
нительно промежуток времени семнадцатилетняя девушка имела слу-
чай познакомиться с Нечаевым и его сестрой. Познакомилась она с ней
совершенно случайно, в учительской школе, куда она ходила изучать
звуковой метод преподавания грамоты. Кто такой был Нечаев, какие
137
его замыслы, она не знала, да тогда еще и никто не знал его в России; он
считался простым студентом, который играл некоторую роль в студен-
ческих волнениях, не представлявших ничего политического.
По просьбе Нечаева В. Засулич согласилась оказать ему некоторую,
весьма обыкновенную услугу. Она раза три или четыре принимала от
него письма и передавала их по адресу, ничего, конечно, не зная о содер-
жании самих писем. Впоследствии оказалось, что Нечаев — государ-
ственный преступник, и ее совершенно случайные отношения к Нечае-
ву послужили основанием к привлечению ее в качестве подозреваемой
в государственном преступлении по известному нечаевскому делу. Вы
помните из рассказа В. Засулич, что двух лет тюремного заключения
стоило ей это подозрение. Год она просидела в Литовском замке и год
в Петропавловской крепости. Это были восемнадцатый и девятнадца-
тый годы ее юности.
Годы юности — по справедливости считаются лучшими годами в жиз-
ни человека; воспоминания о них, впечатления этих лет остаются на всю
жизнь. Недавний ребенок готовится стать созревшим человеком. Жизнь
представляется пока издали ясной, розовой, обольстительной стороной
без мрачных теней, без темных пятен. Много переживает юноша в эти
короткие годы, и пережитое кладет след на всю жизнь. Для мужчины это
пора высшего образования; здесь пробуждаются первые прочные симпа-
тии; здесь завязываются товарищеские связи; отсюда выносятся навсег-
да любовь к месту своего образования, к своей alma mater. Для девицы
годы юности представляют пору расцвета, полного развития; перестав
быть дитятею, свободная еще от обязанностей жены и матери, девица
живет полною радостью, полным сердцем. То — пора первой любви, без-
заботности, веселых надежд, незабываемых радостей, пора дружбы; то —
пора всего того дорогого, неуловимо-мимолетного, к чему потом любят
обращаться воспоминаниями зрелая мать и старая бабушка.
Легко вообразить, как провела Засулич эти лучшие годы своей жиз-
ни, в каких забавах, в каких радостях провела она это дорогое время,
какие розовые мечты волновали ее в стенах Литовского замка и казе-
матах Петропавловской крепости. Полное отчуждение от всего, что за
тюремной стеной. Два года она не видела ни матери, ни родных, ни зна-
комых. Изредка только через тюремное начальство доходила весть от
них, что все, мол, слава богу, здоровы. Ни работы, ни занятий. Кое-ког-
да только книга, прошедшая через тюремную цензуру. Возможность
сделать несколько шагов по комнате и полная невозможность увидеть
что-либо через тюремное окно. Отсутствие воздуха, редкие прогулки,
дурной сон, плохое питание. Человеческий образ видится только в тю-
ремном стороже, приносящем обед, да в часовом, заглядывающем, вре-
138
мя от времени, в дверное окно, чтобы узнать, что делает арестант. Звук
отворяемых и затворяемых замков, бряцание ружей сменяющихся ча-
совых, мерные шаги караула да уныло-музыкальный звон часов Пет
ропавловского шпица. Вместо дружбы, любви, человеческого обще-
ния — одно сознание, что справа и слева, за стеной, такие же товарищи
по несчастью, такие же жертвы несчастной доли.
В эти годы зарождающихся симпатий Засулич действительно соз-
дала и закрепила в душе своей навеки одну симпатию — беззаветную
любовь ко всякому, кто, подобно ей, принужден влачить несчастную
жизнь подозреваемого в политическом преступлении. Политический
арестант, кто бы он ни был, стал ей дорогим другом, товарищем юно-
сти, товарищем по воспитанию. Тюрьма была для нее aima mater, кото-
рая закрепила эту дружбу, это товарищество.
Два года кончились. Засулич отпустили, не найдя даже никакого ос-
нования предать ее суду. Ей сказали: «Иди», — и даже не прибавили:
«И более не согрешай», — потому что прегрешений не нашлось, и до
того не находилось их, что в продолжение двух лет она всего только
два раза была спрошена, и одно время серьезно думала, в продолжение
многих месяцев, что она совершенно забыта: «Иди». Куда же идти? По
счастию, у нее есть куда идти — у нее здесь, в Петербурге, старуха-мать,
которая с радостью встретит дочь. Мать и дочь были обрадованы свида-
нием; казалось, два тяжких года исчезли из памяти. Засулич была еще
молода — ей был всего двадцать первый год. Мать утешала ее, говорила:
«Поправишься, Верочка, теперь все пройдет, все кончилось благопо-
лучно». Действительно, казалось, страдания излечатся, молодая жизнь
одолеет, и не останется следов тяжелых лет заключения.
Была весна, пошли мечты о летней дачной жизни, которая могла ка-
заться земным раем после тюремной жизни; прошло десять дней пол-
ных розовых мечтаний. Вдруг поздний звонок. Не друг ли запоздалый?
Оказывается — не друг, но и не враг, а местный надзиратель. Объясняет
он Засулич, что приказано ее отправить в пересыльную тюрьму. «Как
в тюрьму? Вероятно, это недоразумение, я не привлечена к нечаевско-
му делу, не предана суду, обо мне дело прекращено судебного палатою
и Правительствующим Сенатом». — «Не могу знать, — отвечает над-
зиратель, — пожалуйте, я от начальства имею предписание взять вас».
Мать принуждена отпустить дочь. Дала ей кое-что: легкое платье,
бурнус, говорит: «Завтра мы тебя навестим, мы пойдем к прокурору,
этот арест — очевидное недоразумение, дело объяснится и ты будешь
освобождена».
Проходят пять дней, В. Засулич сидит в пересыльной тюрьме с пол-
ной уверенностью скорого освобождения.
139
Возможно ли, чтобы после того как дело было прекращено судеб-
ною властью, не нашедшей никакого основания в чем бы то ни было
обвинять Засулич, она, едва двадцатилетняя девица, живущая у мате-
ри, могла быть выслана, и выслана только что освобожденная, после
двухлетнего тюремного заключения.
В пересыльной тюрьме навещают ее мать, сестра; ей приносят кон-
феты, книжки; никто не воображает, чтобы она могла быть выслана,
и никто не озабочен приготовлениями к предстоящей высылке.
На пятый день задержания ей говорят: «Пожалуйте, вас сейчас от-
правляют в город Крестцы». — «Как отправляют? Да у меня нет ничего
для дороги. Подождите, по крайней мере, дайте мне возможность дать
знать родственникам, предупредить их. Я уверена, что тут какое-нибудь
недоразумение. Окажите мне снисхождение, подождите, отложите мою
отправку хоть на день, на два, я дам знать родным». — «Нельзя, — гово-
рят, — не можем по закону, требуют вас немедленно отправить».
Рассуждать было нечего. Засулич понимала, что надо покориться
закону, не знала только, о каком законе тут речь. Поехала она в одном
платье, в легком бурнусе; пока ехала по железной дороге, было снос-
но, потом поехала на почтовых, в кибитке, между двух жандармов. Был
апрель месяц, стало в легком бурнусе невыносимо холодно: жандарм
снял свою шинель и одел барышню. Привезли ее в Крестцы. В Крест
цах отдали ее исправнику, исправник выдал квитанцию в принятии
клади и говорит Засулич: «Идите, я вас не держу, вы не арестованы.
Идите и по субботам являйтесь в полицейское управление, так как вы
состоите у нас под надзором».
Рассматривает Засулич свои ресурсы, с которыми ей приходится
начать новую жизнь неизвестном городе. У нее оказывается рубль де-
нег, французская книжка, да коробка шоколадных конфет.
Нашелся добрый человек, дьячок, который поместил ее в своем се-
мействе. Найти занятие в Крестцах ей не представилось возможности
тем более, что нельзя было скрыть, что она — высланная администра-
тивным порядком. Я не буду затем повторять другие подробности, ко-
торые рассказала сама В. Засулич.
Из Крестцов ей пришлось ехать в Тверь, в Солигалич, в Харьков.
Таким образом началась ее бродячая жизнь, — жизнь женщины, нахо-
дящейся под надзором полиции. У нее делали обыски, призывали для
разных опросов, подвергали иногда задержкам не в виде арестов и, на-
конец, о ней совсем забыли.
Когда от нее перестали требовать, чтобы она еженедельно являлась
на просмотр к местным полицейским властям, тогда ей улыбнулась
возможность контрабандой поехать в Петербург и затем с детьми своей
140
сестры отправиться в Пензенскую губернию. Здесь она летом 1877 года
прочитывает в первый раз в газете «Голос» известие о наказании Бого-
любова.
Да позволено мне будет, прежде чем перейти к этому известию, сде-
лать еще маленькую экскурсию в область розги.
Я не имею намерения, господа присяжные заседатели, представ-
лять вашему вниманию историю розги, — это завело бы меня в область
слишком отдаленную, к весьма далеким страницам нашей истории, ибо
история русской розги весьма продолжительна. Нет, не историю розги
хочу я повествовать перед вами, я хочу привести лишь несколько вос-
поминаний о последних днях ее жизни.
Вера Ивановна Засулич принадлежит к молодому поколению. Она
стала себя помнить тогда уже, когда наступили новые порядки, когда
розги отошли в область преданий. Но мы, люди предшествовавшего по-
коления, мы еще помним то полное господство розг, которое существова-
ло до 17 апреля 1863 года. Розга царила везде: в школе, на мирском сходе,
она была непременной принадлежностью на конюшне помещика, потом
в казармах, в полицейском управлении... Существовало сказание — апо-
крифического, впрочем, свойства, — что где-то русская розга была при-
ведена в союз с английским механизмом, и русское сечение совершалось
по всем правилам самой утонченной европейской вежливости. Впрочем,
достоверность этого сказания никто не подтверждал собственным опы-
том. В книгах наших уголовных, гражданских и военных законов розга
испещряла все страницы. Она составляла какой-то легкий мелодический
перезвон в общем громогласном гуле плети, кнута и шпицрутенов. Но
наступил великий день, который чтит вся Россия, — 17 апреля 1863 г., —
и розга перешла в область истории. Розга, правда, не совсем, но все дру-
гие телесные наказания миновали совершенно. Розга не была совершен-
но уничтожена, но крайне ограничена. В то время было много опасений
за полное уничтожение розги, опасений, которых не разделяло прави-
тельство, но которые волновали некоторых представителей интеллиген-
ции. Им казалось вдруг как-то неудобным и опасным оставить без розг
Россию, которая так долго вела свою историю рядом с розгой, — Россию,
которая, По их глубокому убеждению, сложилась в обширную державу
и достигла своего величия едва ли не благодаря розгам. Как, казалось,
вдруг остаться без этого цемента, связующего общественные устои? Как
будто в утешение этих мыслителей розга осталась в очень ограниченных
размерах и утратила свою публичность.
По каким соображениям решились сохранить ее, я не знаю, но ду-
маю, что она осталась как бы в виде сувенира после умершего или уда-
лившегося навсегда лица. Такие сувениры обыкновенно приобрета-
141
ются и сохраняются в малых размерах. Тут не нужно целого шиньона,
достаточно одного локона; сувенир обыкновенно не выставляется на-
ружу, а хранится в тайнике медальона, в дальнем ящике. Такие сувени-
ры не переживают более одного поколения.
Когда в исторической жизни народа нарождается какое-либо пре-
образование, которое способно поднять дух народа, возвысить его че-
ловеческое достоинство, тогда подобное преобразование прививается
и приносит свои плоды. Таким образом, и отмена телесного наказания
оказала громадное влияние на поднятие в русском народе чувства че-
ловеческого достоинства. Теперь стал позорен тот солдат, который до-
вел себя до наказания розгами; теперь смешон и считается бесчестным
тот крестьянин, который допустит себя наказать розгами.
Вот в эту-то пору, через пятнадцать лет после отмены розг, которые,
впрочем, давно уже были отменены для лиц привилегированного со-
словия, над политическим осужденным арестантом было совершено
позорное сечение. Обстоятельство это не могло укрыться от внимания
общество: о нем заговорили в Петербурге, о нем вскоре появляются га-
зетные известия. И вот эти-то газетные известия дали первый толчок
мыслям В. Засулич. Короткое газетное известие о наказании Боголю-
бова розгами не могло не произвести на Засулич подавляющего впечат-
ления. Оно производило такое впечатление на всякого, кому знакомо
чувство чести и человеческого достоинства.
Человек, по своему рождению, воспитанию и образованию чуждый
розги; человек, глубоко чувствующий и понимающий все ее позорное
и унизительное значение; человек, который по своему образу мыслей,
по своим убеждениям и чувствам не мог без сердечного содрогания ви-
деть и слышать исполнение позорной экзекуции над другими, — этот
человек сам должен был перенести на собственной коже всеподавляю-
щее действие унизительного наказания
Какое, думала Засулич, мучительное истязание, какое презритель-
ное поругание над всем, что составляет самое существенное достояние
развитого человека, и не только развитого, но и всякого, кому не чуждо
чувство чести и человеческого достоинства.
Не с точки зрения формальностей закона могла обсуждать В. Засу-
лич наказание, произведенное над Боголюбовым, но и для нее не мог-
ло быть ясным из самых газетных известий, что Боголюбов, хотя и был
осужден в каторжные работы, но еще не поступил в разряд ссыльнока-
торжных, что над ним не было еще исполнено все то, что, по фикции
закона, отнимает от человека честь, разрывает всякую связь его с про-
шедшим и низводит его на положение лишенного всех прав. Боголюбов
содержался еще в доме предварительного заключения, он жил среди
142
прежней обстановки, среди людей, которые напоминали ему его преж-
нее положение.
Нет, не с формальной точки зрения обсуждала В. Засулич наказание
Боголюбова; была другая точка зрения, менее специальная, более сер-
дечная, более человеческая, которая никак не позволяла примириться
с разумностью и справедливостью произведенного над Боголюбовым
наказания.
Боголюбов был осужден за государственное преступление. Он при-
надлежал к группе молодых, очень молодых людей, судившихся за пре-
ступную манифестацию на площади Казанского собора. Весь Петербург
знает об этой манифестации, и все с сожалением отнеслись тогда к этим
молодым людям, так опрометчиво заявившим себя политическими пре-
ступниками, к этим так непроизводительно погубленным молодым си-
лам. Суд строго отнесся к судимому деянию. Покушение явилось в гла-
зах суда весьма опасным посягательством на государственный порядок,
и закон был применен с подобающей строгостью. Но строгость пригово-
ра за преступление не исключала возможности видеть, что покушение
молодых людей было прискорбным заблуждением и не имело в своем ос-
новании таких расчетов, своекорыстных побуждений, преступных наме-
рений, что, напротив, в основании его лежало доброе увлечение, с кото-
рым не совладал молодой разум, живой характер, и дало им направиться
на ложный путь, приведший к прискорбным последствиям.
Характерные особенности нравственной стороны государствен-
ных преступлений не могут не обращать на себя внимания. Физионо-
мия государственных преступлений нередко весьма изменчива. То, что
вчера считалось государственным преступлением, сегодня или завтра
становится высокочтимым подвигом гражданской доблести. Государ-
ственное преступление нередко — только разновременно высказанное
учение преждевременного преобразования, проповедь того, что еще не-
достаточно созрело и для чего еще не наступило время.
Все это, несмотря на тяжкую кару закона, постигающую государ-
ственного преступника, не позволяет видеть в нем презренного, отвер-
гнутого члена общества, не позволяет заглушить симпатий: ко всему
тому высокому, честному, доброму, разумному, что остается в нем вне
сферы его преступного деяния.
Мы, в настоящее славное царствование, тогда еще с восторгом юно-
сти, приветствовали старцев, возвращенных монаршим милосерди-
ем из снегов Сибири, этих государственных преступников, явившихся
энергическими деятелями по различным отраслям великих преобразо-
ваний, тех преобразований, несвоевременная мечта о которых стоила
им годов каторги.
143
Боголюбов судебным приговором был лишен всех прав состояния
и присужден к каторге. Лишение всех прав и каторга — одно из самых
тяжелых наказаний нашего законодательства. Лишение всех прав и ка-
торга одинаково могут постигнуть самые разнообразные тяжкие пре-
ступления, несмотря на все различие их нравственной подкладки.
В этом еще нет ничего несправедливого. Наказание, насколько оно ка-
сается сферы права, изменения общественного положения, лишения
свободы, принудительных работ, может без особенно вопиющей нерав-
номерности постигать преступника самого разнообразного характера.
Разбойник, поджигатель, распространитель ереси, наконец, государ-
ственный преступник могут быть без явной несправедливости уравне-
ны постигающим их наказанием.
Но есть сфера, которая не поддается праву, куда бессилен проник-
нуть нивелирующий закон, где всякая законная уравнительность была
бы величайшей несправедливостью. Я разумею сферу умственного
и нравственного развития, сферу убеждений, чувствований, вкусов,
сферу всего того, что составляет умственное и нравственное достояние
человека.
Высокоразвитый, полный честных нравственных принципов госу-
дарственный преступник и безнравственный, презренный разбойник
или вор могут одинаково, стена об стену, тянуть долгие годы заключе-
ния, могут одинаково нести тяжкий труд рудниковых работ, но никакой
закон, никакое положение, созданное для них наказанием, не в состоя-
нии уравнять их во всем том, что составляет умственную и нравствен-
ную сферу человека. Что, потому, для одного составляет ничтожное
лишение, легкое взыскание, то для другого может составить тяжелую
нравственную пытку, невыносимое, бесчеловечное истязание.
Закон карающий может отнять внешнюю честь, все внешние отли-
чия, с ней сопряженные, но истребить в человеке чувство моральной
чести, нравственного достоинства судебным приговором, изменить
нравственное содержание человека, лишить его всего того, что состав-
ляет неотъемлемое достояние его развития, никакой закон не может.
И если закон не может предусмотреть все нравственные, индивидуаль-
ные различия преступника, которые обусловливаются их прошедшим,
то является на помощь общая, присущая человеку, нравственная спра-
ведливость, которая должна подсказать, что применимо к одному и что
было бы высшею несправедливостью в применении к другому.
Если с этой точки зрения общей справедливости смотреть на наказа-
ние, примененное к Боголюбову, то понятным станет то возбуждающее,
тяжелое чувство негодования, которое овладело всяким неспособным
безучастно относиться к нравственному истязанию над ближним.
144
С чувством глубокого, непримиримого оскорбления за нравствен-
ное достоинство человека отнеслась Засулич к известию о позорном
наказании Боголюбова.
Что был для нее Боголюбов? Он не был для нее родственником, дру-
гом, он не был ее знакомым, она никогда не видала и не знала его. Но
разве для того, чтобы возмутиться видом нравственно раздавленного че-
ловека, чтобы прийти в негодование от позорного глумления над без-
защитным, нужно быть сестрой, женой, любовницей? Для Засулич Бо-
голюбов был политический арестант, и в этом слове было для нее все:
политический арестант не был для Засулич отвлеченное представление,
вычитываемое из книг, знакомое по слухам, по судебным процессам, —
представление, возбуждающее в честной душе чувство сожаления, со-
страдания, сердечной симпатии. Политический арестант был для Засу-
лич — она сама, ее горькое прошедшее, ее собственная история — история
безвозвратно погубленных лет, лучших и дорогих в жизни каждого чело-
века, которого не постигает тяжкая доля, перенесенная Засулич. Полити-
ческий арестант был для Засулич — горькое воспоминание ее собствен-
ных страданий, ее тяжкого нервного возбуждения, постоянной тревоги,
томительной неизвестности, вечной думы над вопросами: Что я сделала?
Что будет со мной? Когда же наступит конец? Политический арестант
был ее собственное сердце, и всякое грубое прикосновение к этому серд-
цу болезненно отзывалось на ее возбужденной натуре.
В провинциальной глуши газетное известие действовало на Засу-
лич еще сильнее, чем оно могло бы действовать здесь, в столице. Там
она была одна. Ей не с кем было разделить свои сомнения, ей не от кого
было услышать слово участия по занимавшему ее вопросу. Нет, думала
Засулич, вероятно, известие неверно, по меньшей мере оно преувеличе-
но. Неужели теперь, и именно теперь, думала она, возможно такое яв-
ление? Неужели 20 лет прогресса, смягчение нравов, человеколюбивое
отношение к арестованному, улучшение судебных и тюремных поряд-
ков, ограничение личного произвола, неужели 20 лет поднятия лично-
сти и достоинства человека вычеркнуты и забыты бесследно? Неужели
к тяжкому приговору, постигшему Боголюбова, можно было прибав-
лять еще более тяжкое презрение к его человеческой личности, забве-
ние в нем всего прошлого, всего, что дали ему воспитание и развитие?
Неужели нужно было еще наложить несмываемый позор на эту, поло-
жим, преступную, но во всяком случае не презренную личность? Нет
ничего удивительного, продолжала думать Засулич, что Боголюбов
в состоянии нервного возбуждения, столь понятного в одиночно-за-
ключенном арестанте, мог, не владея собой, позволить себе то или дру-
гое нарушение тюремных правил, но на случай таких нарушений, если
145
и признавать их вменяемыми человеку в исключительном состоянии
его духа, существуют у тюремного начальства другие меры, ничего об-
щего не имеющие с наказанием розгами. Да и какой же поступок припи-
сывает Боголюбову газетное известие? Неснятие шапки при вторичной
встрече с почетным посетителем. Нет, это невероятно, успокаивалась
Засулич; подождем, будет опровержение, будет разъяснение происше-
ствия; по всей вероятности, оно окажется не таким, как представлено.
Но не было ни разъяснений, ни опровержений, ни гласа, ни послу-
шания. Тишина молчания не располагала к тишине взволнованных
чувств. И снова возникал в женской экзальтированной голове образ
Боголюбова, подвергнутого позорному наказанию, и распаленное во-
ображение старалось угадать, перечувствовать вое то, что мог перечув-
ствовать несчастный. Рисовалась возмущающая душу картина, но то
была еще только картина собственного воображения, не проверенная
никакими данными, не пополненная слухами, рассказами очевидцев,
свидетелей наказания; скоро явилось и то и другое.
В сентябре Засулич была в Петербурге; здесь уже она могла прове-
рить занимавшее ее мысль происшествие по рассказам очевидцев или
лиц, слышавших непосредственно, от очевидцев. Рассказы по содержа-
нию своему не способны были усмирить возмущенное чувство. Газет-
ное известие оказывалось непреувеличенным; напротив, оно дополня-
лось такими подробностями, которые заставляли содрогаться, которые
приводили в негодование. Рассказывалось и подтверждалось, что Бо-
голюбов не имел намерения оказать неуважение, неповиновение, что
естественное уклонение от внушения, которое ему угрожало, что по-
пытка сбить с Боголюбова шапку вызвала крики со стороны смотрев-
ших на происшествие арестантов независимо от какого-либо возмуще-
ния их к тому Боголюбовым. Рассказывались дальше возмутительные
подробности приготовления и исполнения наказания. Во двор, на кото-
рый из окон камер неслись крики арестантов, взволнованных происше-
ствием с Боголюбовым, является смотритель тюрьмы и, чтобы «успо-
коить» волнение, возвещает о предстоящем наказании Боголюбова
розгами, не успокоив никого этим в действительности, но, несомнен-
но, доказав, что он, смотритель, обладает и практическим тактом и по-
ниманием человеческого сердца. Перед окнами женских арестантских
камер, в виду испуганных чем-то необычайным происходящим в тюрь-
ме женщин, вяжутся пуки розог, как будто бы драть предстояло целую
роту; разминаются руки, делаются репетиции предстоящей экзекуции,
и в конце концов нервное волнение арестантов возбуждается до такой
степени, что ликторы считают нужным убраться в сарай и оттуда выно-
сят пуки розог уже спрятанными под шинелями.
146
Теперь, по отрывочным рассказам, по догадкам, по намекам нетрудно
было вообразить и настоящую картину экзекуции. Восставала эта блед-
ная, испуганная фигура Боголюбова, не ведающая, что он сделал, что
с ним хотят творить; восставал в мыслях болезненный его образ. Вот он,
приведенный на место экзекуции и пораженный известием о том позоре,
который ему готовится; вот он, полный негодования и думающий, что эта
сила негодования даст ему силы Самсона, чтоб устоять в борьбе с массой
ликторов, исполнителей наказания; вот он, падающий под массой пудов
человеческих тел, насевших ему на плечи, распростертый на полу, позор-
но обнаженный несколькими парами рук, как железом, прикованный,
лишенный всякой возможности сопротивляться, и над всей этой карти-
ной мерный свист березовых прутьев, да также мерное счисление ударов
благородным распорядителем экзекуции. Все замерло в тревожном ожи-
дании стона; этот стон раздался, — то не был стон физической боли — не
на нее рассчитывали; то был мучительный стон удушенного, униженно-
го, поруганного, раздавленного человека. Священнодействие соверши-
лось, позорная жертва была принесена!..
Сведения, полученные Засулич, были подробны, обстоятельны, до-
стоверны. Теперь тяжелые сомнения сменились еще более тяжелою из-
вестностью. Роковой вопрос встал со всей его беспокойною настойчиво-
стью. Кто же вступится за поруганную честь беспомощного каторжника?
Кто смоет, кто и как искупит тот позор, которыми навсегда неутешимою
болью будет напоминать о себе несчастному? С твердостью перенесет
осужденный суровость каторги, но не примирится с этим возмездием
за его преступление, быть может, сознает его справедливость, быть мо-
жет, наступит минута, когда милосердие с высоты трона и для него от-
кроется, когда скажут ему: «Ты искупил свою вину, войди опять в то об-
щество, из которого ты удален,– войди и будь снова гражданином». Но
кто и как изгладит в его сердце воспоминание о позоре, о поруганном
достоинстве; кто и как смоет то пятно, которое на всю жизнь останется
неизгладимым в его воспоминании? Наконец, где же гарантия против
повторения подобного случая? Много товарищей по несчастью у Бого-
любова, — неужели и они должны существовать под страхом всегдаш-
ней возможности испытать то, что пришлось перенести Боголюбову?
Если юристы могли создать лишение прав, то отчего психологи, мора-
листы не явятся со средствами отнять у лишенного прав его нравствен-
ную физиономию, его человеческую натуру, его душевное состояние; от-
чего же они не укажут средств низвести каторжника на степень скота,
чувствующего физическую боль и чуждого душевных страданий?
Так думала, так не столько думала, как инстинктивно чувствовала
В. Засулич. Я говорю ее мыслями, я говорю почти ее словами. Быть мо-
147
жет, найдется много экзальтированного, болезненно-преувеличенного
в ее думах, волновавших ее вопросах, в ее недоумении. Быть может, за-
конник нашелся бы в этих недоумениях, подведя приличную статью за-
кона, прямо оправдывающую случай с Боголюбовым: у нас ли не найти
статьи закона, коли нужно ее найти? Быть может, опытный блюститель
порядка доказал бы, что иначе поступить, как было поступлено с Бого-
любовым, и невозможно, что иначе и порядка существовать не может.
Быть может, не блюститель порядка, а просто практический человек
сказал бы, с полной уверенностью в разумности своего совета: «Брось-
те вы, Вера Ивановна, это самое дело: не вас ведь выпороли».
Но и законник, и блюститель порядка, и практический человек не
разрешил бы волновавшего Засулич сомнения, не успокоил бы ее ду-
шевной тревоги. Не надо забывать, что Засулич — натура экзальти-
рованная, нервная, болезненная, впечатлительная; не надо забывать,
что павшее на нее, чуть не ребенка в то время, подозрение в полити-
ческом преступлении, подозрение не оправдавшееся, но стоившее ей
двухлетнего одиночного заключения, и затем бесприютное скитание
надломили ее натуру, навсегда оставив воспоминание о страданиях по-
литического арестанта, толкнули ее жизнь на тот путь ив ту среду, где
много поводов к страданию, душевному волнению, но где мало места
для успокоения на соображениях практической пошлости.
В беседах с друзьями и знакомыми, наедине днем и ночью среди за-
нятий и без дела Засулич не могла оторваться от мысли о Боголюбове,
и ни откуда сочувственной помощи, ни откуда удовлетворения души,
взволнованной вопросами: кто вступится за опозоренного Боголюбо-
ва, кто вступится за судьбу других несчастных, находящихся в поло-
жении Боголюбова? Засулич ждала этого заступничества от печати,
она ждала оттуда поднятия, возбуждения так волновавшего ее вопро-
са. Памятуя о пределах, молчала печать. Ждала Засулич помощи от
силы общественного мнения. Из тиши кабинета, из интимного круга
приятельских бесед не выползало общественное мнение. Она ждала,
наконец, слова от правосудия. Правосудие... Но о нем ничего не было
слышно.
И ожидания оставались ожиданиями. А мысли тяжелые и тревоги
душевные не унимались. И снова, и снова, и опять, и опять возникал
образ Боголюбова и вся его обстановка.
Не звуки цепей смущали душу, но мрачные своды мертвого дома ле-
денили воображение; рубцы — позорные рубцы — резали сердце, и за-
могильный голос заживо погребенного, звучал:
Что ж молчит в вас, братья, злоба,
Что ж любовь молчит?
148
И вдруг внезапная мысль, как молния, сверкнувшая в уме Засулич:
«О, я сама! Затихло, замолкло все о Боголюбове, нужен крик, в моей
груди достанет воздуха издать этот крик, я издам его и заставлю его ус-
лышать!» Решимость была ответом на эту мысль в ту же минуту. Теперь
можно было рассуждать о времени, о способах исполнения, но само
дело, выполненное 24 января, было бесповоротно решено.
Между блеснувшею и зародившеюся мыслью и исполнением ее
протекли дни и даже недели; это дало обвинению право признать вме-
ненное Засулич намерение и действие заранее обдуманным.
Если эту обдуманность относить к приготовлению средств, к вы-
бору способов и времени исполнения, то, конечно, взгляд обвинения
нельзя не признать справедливым, но в существе своем, в своей ос-
нове, намерение Засулич не было и не могло быть намерением хлад-
нокровно обдуманным, как ни велико по времени расстояние между
решимостью и исполнением. Решимость была и осталась внезапною,
вследствие внезапной мысли, павшей на благоприятную, для нее
подготовленную, почву, овладевшей всецело и всевластно экзальти-
рованной натурой. Намерения, подобные намерению Засулич, возни-
кающие в душе возбужденной, аффектировав ной, не могут быть об-
думываемы, обсуждаемы. Мысль сразу овладевает человеком, не его
обсуждению она подчиняется, а подчиняет его себе и влечет за со-
бою. Как бы далеко ни отстояло исполнение мысли, овладевшей ду-
шой, аффект не переходит в холодное размышление и остается аф-
фектом. Мысль не проверяется, не обсуждается, ей служат, ей рабски
повинуются, за ней следуют. Нет критического отношения, имеет
место только безусловное поклонение. Тут обсуждаются и обдумы-
ваются только подробности исполнения, но это не касается сущно-
сти решения. Следует ли или не следует выполнить мысль, — об этом
не рассуждают, как бы долго ни думали над средствами и способами
исполнения. Страстное состояние духа, в котором зарождается и вос-
принимается мысль, не допускает подобного обсуждения; так вдох-
новенная мысль поэта остается вдохновенною, не выдуманною, хотя
она и может задумываться над выбором слов и рифм для ее вопло-
щения.
Мысль о преступлении, которое стало бы ярким и громким указа-
нием на расправу с Боголюбовым, всецело завладела возбужденным
умом Засулич. Иначе и быть не могло: эта мысль как нельзя более со-
ответствовала тем потребностям, отвечала на те задачи, которые вол-
новали ее.
Руководящим побуждением для Засулич обвинение ставит месть.
Местью и сама Засулич объяснила свой поступок, но для меня пред-
149
ставляется невозможным объяснить вполне дело Засулич побужде-
нием мести, по крайней мере мести, понимаемой в ограниченном
смысле этого слова. Мне кажется, что слово «месть» употреблено в по-
казании Засулич, а затем и в обвинительном акте, как термин наиболее
простой, короткий и несколько подходящий к обозначению побужде-
ния, импульса, руководившего Засулич.
Но месть, одна «месть» была бы неверным мерилом для обсуждения
внутренней стороны поступка Засулич. Месть обыкновенно руково-
дится личными счетами с отомщаемым за себя или близких. Но ника-
ких личных, исключительно ее, интересов не только не было для За-
сулич в происшествии с Боголюбовым, но и сам Боголюбов не был ей
близким, знакомым человеком.
Месть стремится нанести возможно больше зла противнику; За-
сулич, стрелявшая в генерал-адъютанта Трепова, сознается, что для
нее безразличны были те или другие последствия выстрела. Нако-
нец, месть старается достигнуть удовлетворения возможно дешевою
ценой, месть действует скрытно, с возможно меньшими пожертвова-
ниями. В поступке Засулич, как бы ни обсуждать его, нельзя не ви-
деть самого беззаветного, но и самого нерасчетливого самопожерт-
вования. Так не жертвуют собой из-за одной узкой, эгоистической
мести. Конечно, не чувство доброго расположения к генерал-адъю-
танту Трепову питала Засулич; конечно, у нее было известного рода
недовольство против него, и это недовольство имело место в побу-
ждениях Засулич, но ее месть всего менее интересовалась лицом
отомщаемым; ее месть окрашивалась, видоизменялась, осложнялась
другими побуждениями.
Вопрос справедливости и легальности наказания Боголюбова ка-
зался Засулич не разрешенным, а погребенным навсегда, — надо было
воскресить его и поставить твердо и громко. Униженное и оскорблен-
ное человеческое достоинство Боголюбова казалось невосстановлен-
ным, несмытым, неоправданным, чувство мести — неудовлетворенным.
Возможность, повторения в будущем случаев позорного наказания над
политическими преступниками и арестантами казалась не предупре-
жденной.
Всем этим необходимостям, казалось Засулич, должно было удов-
летворить такое преступление, которое с полной достоверностью мож-
но было бы поставить в связь со случаем наказания Боголюбова и по-
казать, что это преступление явилось как последствие случая 13 июля,
как протест против поругания над человеческим достоинством полити-
ческого преступника. Вступиться за идею нравственной чести и досто-
инства политического осужденного, провозгласить эту идею достаточ-
150
но громко и призвать к ее признанию и уверению, — вот те побуждения,
которые руководили Засулич, и мысль о преступлении, которое было
бы поставлено в связь с наказанием Боголюбова, казалось, может дать
удовлетворение всем этим побуждениям. Засулич решилась искать
суда над ее собственным преступлением, чтоб поднять и вызвать об-
суждение забытого случая о наказании Боголюбова.
Когда я совершу преступление, думала Засулич, тогда замолкнув-
ший вопрос о наказании Боголюбова восстанет; мое преступление вы-
зовет гласный процесс, и Россия, в лице своих представителей, будет
поставлена в необходимость произнести приговор не обо мне одной,
а произнести его, по важности случая, в виду Европы, той Европы, ко-
торая до сих пор любит называть нас варварским государством, в кото-
ром атрибутом правительства служит кнут.
Этими обсуждениями и определились намерения Засулич. Совер-
шенно достоверным поэтому представляется то объяснение Засулич,
которое притом же дано было ею при самом первоначальном ее допросе
и было затем неизменно поддерживаемо, что для нее было безразлично:
будет ли последствием произведенного ею выстрела смерть или толь-
ко нанесение раны. Прибавлю от себя, что для ее целей было бы одина-
ково безразлично и то, если б выстрел, очевидно, направленный в из-
вестное лицо, и совсем не произвел никакого вредного действия, если
б последовала осечка или промах. Не жизнь, не физические страдания
генерал-адъютанта Трепова нужны были для Засулич, а появление ее
самой на скамье подсудимых, вместе с нею появление вопроса о случае
с Боголюбовым.
Было безразлично, совместно существовало намерение убить или
ранить; намерению убить не отдавала Засулич никакого особенно-
го преимущества. В этом направлении она и действовала. Ею не было
предпринято ничего для того, чтобы выстрел имел неизбежным след-
ствием смерть. О более опасном направлении выстрела она не забо-
тилась. А, конечно, находясь в том расстоянии от генерал-адъютанта
Трепова, в каком она находилась, она, действительно, могла бы вы-
стрелить совершенно в упор и выбрать самое опасное направление.
Вынув из кармана револьвер, она направила его так, как пришлось: не
выбирая, не рассчитывая, не поднимая даже руки. Она стреляла, прав-
да, в очень близком расстоянии, но иначе она и не могла действовать.
Генерал-адъютант Трепов был окружен своею свитою, и выстрел на бо-
лее далеком расстоянии мог грозить другим, которым Засулич не же-
лала вредить. Стрелять совсем в сторону было совсем дело не подхо-
дящее: это сводило бы драму, которая нужна была Засулич, на степень
комедии.
151
На вопрос о том, имела ли Засулич намерение причинить смерть
или имела намерение причинить только рану, прокурор остановился
с особенной подробностью. Я внимательно выслушал те доводы, кото-
рые он высказал, во я согласиться с ними не могу, и они все падают пе-
ред соображением о той цели, которую имела В. Засулич. Ведь не от-
вергают же того, что именно оглашение дела с Боголюбовым было для
В. Засулич побудительного причиною преступления. При такой точ-
ке зрения мы можем довольно безразлично относиться к тем обстоя-
тельствам, которые обратили внимание господина прокурора, напри-
мер, что револьвер был выбран из самых опасных. Я не думаю, чтобы
тут имелась в виду наибольшая опасность; выбирался такой револьвер,
какой мог удобнее войти в карман: большой нельзя было бы взять, по-
тому что он высовывался бы из кармана, — необходимо было взять ре-
вольвер меньшей величины. Как он действовал — более опасно или ме-
нее опасно, какие последствия от выстрела могли произойти, — это для
Засулич было совершенно безразлично. Мена револьвера произведена
была без ведения Засулич. Но если даже и предполагать, как признает
возможным предполагать прокурор, что первый револьвер принадле-
жит В. Засулич, то опять-таки перемена револьвера объясняется очень
просто: прежний револьвер был таких размеров, что не мог поместить-
ся в кармане.
Я не могу согласиться и с тем весьма остроумным предположением,
что Засулич не стреляла в грудь и в голову генерал-адъютанта Трепова,
находясь к нему enface, потому только, что чувствовала некоторое сму-
щение, и что только после того, как несколько оправилась, она нашла
в себе достаточно силы, чтобы произвести выстрел. Я думаю, что она
просто не стреляла в грудь генерал-адъютанта Трепова потому, что она
не заботилась о более опасном выстреле: она стреляет тогда, когда ей
уже приходится уходить, когда ждать более нельзя.
Раздался выстрел... Не продолжая более дела, которое совершала,
довольствуясь вполне тем, что достигнуто, Засулич сама бросила ре-
вольвер, прежде чем успели схватить ее, и, отойдя в сторону, без борь-
бы и сопротивления отдалась во власть набросившегося на нее майора
Курнеева и осталась не задушенной им только благодаря помощи дру-
гих окружающих. Ее песня была теперь спета, ее мысль исполнена, ее
дело совершено.
Я должен остановиться на прочтенном здесь показании гене-
рал-адъютанта Трепова. В этом показании сказано, что после первого
выстрела Засулич, как заметил генерал Трепов, хотела произвести вто-
рой выстрел, и что началась борьба: у нее отнимали револьвер. Это со-
вершенно ошибочное показание генерал-адъютанта Трепова объясня-
152
ется тем весьма понятным взволнованным состоянием, в котором он
находился. Все свидетели, хотя также взволнованные происшествием,
но не до такой степени, как генерал-адъютант Трепов, показали, что
Засулич совершенно добровольно, без всякой борьбы, бросила сама
револьвер и не показывала намерения продолжать выстрелы. Если
же и представилось, генерал-адъютанту Трепову что-либо похожее на
борьбу, то это была та борьба, которую вел с Засулич Курнеев и вели
прочие свидетели, которые должны были отрывать Курнеева, вцепив-
шегося в Засулич.
Я думаю, что ввиду двойственности намерения Засулич, ввиду того,
что для ее намерений было безразлично последствие большей или
меньшей важности, что ею ничего не было предпринято для достиже-
ния именно большего результата, что смерть только допускалась, а не
была исключительным стремлением В. Засулич, — нет оснований про-
изведенный ею выстрел определять покушением на убийство. Ее по-
ступок должен быть определен по тому последствию, которое произ-
ведено в связи с тем особым намерением, которое имело в виду это
последствие.
Намерение было: или причинить смерть, или нанести рану; не по-
следовало смерти, но нанесена рана. Нет основания в этой нанесенной
ране видеть осуществление намерения причинить смерть, уравнивать
это нанесение раны покушению на убийство, а вполне было бы спра-
ведливо считать не более как действительным нанесением раны и осу-
ществлением намерения нанести такую рану. Таким образом, отбра-
сывая покушение на убийство как не осуществившееся, следовало бы
остановиться на действительно доказанном результате, соответство-
вавшем особому условному намерению — нанесению раны.
Если Засулич должна понести ответственность за свой поступок, то
эта ответственность была бы справедливее за зло, действительно по-
следовавшее, a не такое, которое не было предположено как необходи-
мый и исключительный результат, как прямое и безусловное стремле-
ние, а только допускалось.
Впрочем, все это — только мое желание представить вам соображе-
ния непосильную помощь к разрешению предстоящих вам вопросов;
для личных же чувств и желаний Засулич безразлично, как бы ни раз-
решился вопрос о юридическом характере ее действий, для нее безраз-
лично быть похороненной по той или другой статье закона. Когда она
переступила порог дома градоначальника с решительным намерением
разрешить мучившую ее мысль, она знала и понимала, что она несет
в жертву все — свою свободу, остатки своей разбитой жизни, все то не-
многое, что дала ей на долю мачеха-судьба.
153
И не торговаться с представителями общественной совести за то
или другое уменьшение своей вины явилась она сегодня перед вами,
господа присяжные заседатели.
Она была и осталась беззаветною рабой той идеи, во имя которой
подняла она кровавое оружие.
Она пришла сложить перед нами все бремя наболевшей души, от-
крыть скорбный лист своей жизни, честно и откровенно изложить все
то, что она Пережила, передумала, перечувствовала, что двинуло ее на
преступление, чего ждала она от него.
Господа присяжные заседатели! Не в первый раз на этой скамье пре-
ступлений и тяжелых душевных страданий является перед судом обще-
ственной совести женщина по обвинению в кровавом, преступлении.
Были здесь женщины, смертью мстившие своим соблазнителям;
были женщины, обагрявшие руки в крови изменивших им любимых
людей или своих более счастливых соперниц. Эти женщины выходили
отсюда оправданными. То был суд правый, отклик суда божественного,
который взирает не на внешнюю только сторону деяний, но и на внут
ренний их смысл, на действительную преступность человека. Те жен-
щины, совершая кровавую расправу, боролись и мстили за себя.
В первый раз является здесь женщина, для которой в преступле-
нии не было личных интересов, личной мести, — женщина, которая со
своим преступлением связала борьбу за идею, во имя того, кто был ей
только собратом по несчастью всей ее молодой жизни. Если этот мо-
тив проступка окажется менее тяжелым на весах общественной прав-
ды, если для блага общего, для торжества закона, для общественности
нужно призвать кару законную, тогда — да совершится ваше карающее
правосудие! Не задумывайтесь!
Не много страданий может прибавить ваш приговор для этой над-
ломленной, разбитой жизни. Без упрека, без горькой жалобы, без оби-
ды примет она от вас решение ваше и утешится тем что, может быть,
ее страдания, ее жертва предотвратила возможность повторения слу-
чая, вызвавшего ее поступок. Как бы мрачно ни смотреть на этот по-
ступок, в самых мотивах его нельзя не видеть честного и благородно-
го порыва.
Да, она может выйти отсюда осужденной, но она не выйдет опозо-
ренною, и остается только пожелать, чтобы не повторялись причины,
производящие подобные преступления, порождающие подобных пре-
ступников.
***
В. Засулич была оправдана.
154
Дело Нотовича1
Краткое содержание дела: в 1888 году в газете «Новости» была на-
печатана статья «О чем говорить». Вслед за ней появилась еще серия
статей, в которых вскрывались злоупотребления в деятельности Пе-
тербургско-Тульского банка. В этих статьях деятельность банка срав-
нивалась с деятельностью Симбирско-Саратовского банка, дело о ко-
тором в свое время рассматривалось в уголовном порядке и главные
«деятели» которого оказались на скамье подсудимых.
Членами правления Петербургско-Тульского банка была подана жа-
лоба прокурору С.-Петербургской судебной палаты, в которой предъ-
являлось к редактору газеты «Новости» обвинение в публичном оскор-
блении и клевете.
Окружной суд, рассмотрев жалобу, признал Нотовича виновным
в инкриминируемых ему преступлениях и осудил его на четыре месяца
тюремного заключения и к напечатанию за его счет в 30 газетах судеб-
ного приговора.
Приговор был обжалован защитой. При пересмотре приговора он
был отменен С.-Петербургской судебной палатой, которая Нотовича
оправдала. Приговор вновь был обжалован в Уголовно-кассационный
Департамент Сената, который его отменил и направил дело на новое
рассмотрение.
Вторично дело слушалось 10 февраля 1893 года. Защищал Ното-
вича П.А. Александров. Нотовичу вновь был вынесен оправдательный
приговор. Речь П.А. Александрова, заслужившая очень высокую оцен-
ку его современников и названная его «лебединой песнью», полностью
приводится ниже.
1
[Электронный ресурс]. URL: http://hatituli.ru/?p=52
155
де элемента. Я разумею закон о диффамации. Он прост и ясен, тверд
и решителен!
Не оглашай в печати, заповедует он, ни о частном, ни о должност-
ном лице, ни об обществе, ни об установлении, ни какого такого обстоя
тельства, которое могло бы повредить их чести, достоинству или добро-
му имени.
Не все отнималось у печатного станка в его погоне за текущими яв-
лениями современной жизни. Прежде всего, и сам закон допускал ис-
ключение. Наказание устраняется, если подсудимый посредством
письменных доказательств докажет справедливость позорящего об-
стоятельства, касающегося судебной или общественной деятельно-
сти лица, занимающего должность по определению от правительства
или по выборам. Правда, конечно, и то, что лица, занимающие должно-
сти по определению от правительства или по выборам, если соверша-
ют деяния, не соответствующие чести и достоинству, то, в большинстве
случаев, не чувствуют склонности вверять следы этих деяний письме-
нам, а тем более — выпускать такие письмена в свободное обращение.
Остается затем розовая область отрадных явлений. Оглашение таких
явлений не возбранено; в этой области печать свободна. Хвали — что
можно; одобряй — где нужно, славословь — где выгодно, ликуй — когда
это предоставлено.
Никто не оспаривал обязательной силы закона о диффамации, ни-
кто не дерзнул возбуждать к нему неуважение, и тем не менее, случи-
лось так, что жизнь пошла помимо закона. Справедливые обществен-
ные требования и необходимость заставили смягчить его безусловные
требования, и в этом уклонении жизни от закона оказываются вино-
вными не одни только обывательское самовольство и писательская про-
дерзость; к уклонному направлению приобщили себя и властная рука
администратора, и подзаконный взгляд судьи. Справедливые, честные,
благонамеренные обличения звучащего зла более и более становились
полезными и необходимыми для общественной дезинфекции. Прави-
тельству не раз пришлось с выгодой воспользоваться в общественных
интересах разоблачениями в печати. Суд, силой вещей и требованиями
времени, побужден был входить в оценку цели обличения, цели, кото-
рая, по буквальному смыслу закона, не должна была бы иметь значения
для кары. И, в конце концов, закон о диффамации, в его практическом
приложении, остался вполне целесообразным лишь в сфере обличе-
ния частной жизни, не имеющей общественного интереса. Обществен-
ные и правительственные установления, должностные лица сами уви-
дели, что закон этот недостаточен для реабилитации их оскорбленной
чести, остающейся под сомнением и после обвинительного приговора
156
над диффаматорами. Процессы о диффамации стали редки, бесцветны
и мало внушительны.
Праздную скамью обвиняемых в диффамации заняли обвиняемые
в клевете. Картина выиграла в своей грандиозности и, скажу, в сим-
патичности. Обвинитель являлся уже не с намордником, готовый на-
бросить его на уста обвиняемого, как только они раскрывались для
доказательства справедливости напечатанного. Рыцарски честное пре-
следовалось в этой борьбе равным оружием и с уравновешенными усло-
виями. Оскорбленный отдает себя публичному изобличению, он требо-
вал доказательств, оставляя за собой право опровергать их. Но иногда
прекрасен только сверху вид. Уравновешенность условий борьбы в про-
цессах о клевете не легко достижима. Обвинители не расположены де-
литься теми сведениями, которые находятся в их распоряжении и в их
архивах. Так было и по настоящему делу. Наглядным доказательством
разверстки акций между подставными акционерами могла бы послу-
жить квитанция банка, по которой заложенные там акции Масловского
препровождены временно для общего собрания в правление Тульско-
го банка. Обвиняемый просил об истребовании такой квитанции, от-
носящейся к общему собранию 1881 года: ему в этом было отказано.
Нотович просил об истребовании от правления банка производств по
содержанию, ремонту и продаже указанных им домов, оставшихся за
банком, в подтверждение неправильностей отчетов. Масловский оспа-
ривал право Нотовича на подобное ходатайство, и в ходатайстве было
отказано. В своем возражении Масловский заявляет:
«В качестве частного обвинителя я оставляю за собой право пред-
ставлять только те доказательства и письменные документы, которые
я лично признаю необходимыми в интересах разъяснения настоящего
дела» (заявление Масловского судебному следователю).
Вот вам и равенство борьбы и уравновешенность условий. Немудре-
но, что при таком равенстве у обвиняемого, если не совершенно отни-
мается язык, как в процессе о диффамации, то связывается настолько,
что о равенстве оружия не может быть и речи. А, казалось бы, чего же
правителю Тульского банка уклоняться от возможно широкого рассле-
дования дела и, следовательно, возможно убедительнейшего восста-
новления их оскорбленной чести?
Но недостаточно одного процессуального уравновешивания сил
и средств борющихся на суде сторон. Требование этого разъяснения,
требование справедливого взвешивания и определения условий и вза-
имных отношений автора произведения, считающего себя оскорблен-
ным, идет дальше, идет до самого объема законного понятия о клевете.
Оскорбленный оглашением в печати позорящего его деяния, конечно,
157
всегда и безусловно вправе требовать от оскорбителя истинности и до-
казанности напечатанного, но мера этих требований не может не под-
лежать известным смягчениям и ограничениям, — и не только в видах
точнейшего определения степени и меры виновности, но и для разре-
шения вопроса — существует ли, действительно, виновность, удовлет-
воряет ли вина понятию о клевете?
В делах о преступлениях в печати, не в пример делам о других общих
преступлениях, судья не может замыкаться исключительно в сферу
уголовного кодекса; он, в силу необходимости и высшей справедливо-
сти, должен быть политиком, как орган общественный, отправляющий
свои функции в соображении условий и потребностей общественной
жизни. Не нужно долго жить, чтобы видеть, как в непродолжитель-
ные периоды изменяются взгляды самой администрации на дозволен-
ное и не дозволенное в печати, как изменяются в этом отношении воз-
зрения общества, как видоизменяется применение закона, хотя он сам
и остается тем же, не имея возможности поспевать за всеми этими из-
менениями.
В делах о клевете выступают, в виде сторон, два интереса, оба тре-
бующие своего охранения: интерес общественный — обличения суще-
ствующего зла, оглашения затаившихся отрицательных явлений жиз-
ни, их обнаружения и интерес личной оскорбительности — ограждения
и восстановления чести, если только это не есть интерес ограждения
от беспокойства и препятствования нашему праву, любящему простор
и неприкосновенность. Характер и сила этих интересов в каждом слу-
чае требуют особого взвешивания и не подчиняются одной предуста-
новленной мерке.
Если обличение зла, обнаружение явлений противозаконных или про-
сто вредных для общественности имеет право в печати, если оно являет-
ся одним из необходимейших и наиболее сильно действующих средств
общественной дезинфекции, то ему должен быть дан соответственный
простор, должны быть приняты в расчет и неизбежность ошибок, и неко-
торая неполнота доказательства истинности напечатанного оглашения.
Так и понимает это наша, еще молодая в делах печати, судебная практика.
Перед вами приговор высшего суда по делу о Куликове.
Куликов судился по 1039 статье Уложения, но содержание пригово-
ра может одинаково относиться и к делам о клевете. В этом пригово-
ре мы видим, что Куликов судился за то, что относительно управы, где
он, кстати сказать, и служил, он напечатал заявление, в котором, меж-
ду прочим, называл служебные действия членов управы относительно
хранения и распоряжения деньгами систематическим хищением зем-
ских денег, то есть прямо обвинял их в уголовном преступлении тяжко-
158
го свойства. Сенат нашел выражение неуместным, но указал, что «оно
еще не служит для применения к Куликову 1039 статьи Уложения, так
как такая характеристика не содержит в себе прямого указания на со-
вершение членами управы каких-либо преступных действий, а может
быть относимо к беспорядочному и невыгодному для земства веде-
нию земских дел». Такой взгляд и прием совершенно противоположны
тому, каким пользуются обвинители по настоящему делу. Сенат про-
должает: «документальные данные в пользу Куликова, содержащиеся
в подробном его показании при предварительном следствии, а равно
приложенные к делу выдержки из журналов земских собраний и удо-
стоверения старшин содержат в себе некоторое подтверждение указа-
ний обвиняемого на непроизводительность трат земских денег и на из-
вестные неправильности в их расходовании». На этом основании Сенат
оправдал Куликова. Следовательно, оказалось достаточным не всеце-
лое, не полное, а лишь некоторое подтверждение данных из всего обли-
чения, напечатанного Куликовым, чтобы признать действия его не под-
лежащими наказанию.
Вот тот прием, который может и должен быть, по всей справедливо-
сти, применяем вообще к делам о печати, когда дело идет об обнаруже-
нии и обличении существующего общественного зла. Мера требований
по отношению к истинности и доказанности напечатанного в обличи-
тельной статье, по справедливости, должна степениться в приложении
к отдельным случаям. Наиболее строгими должны быть такие требова-
ния, когда дело идет об оглашении какого-либо действия из домашней
жизни частного лица. Частная жизнь, по большей части, не имеет ни-
какого общественного интереса; оглашение ее может служить только
удовлетворением праздного любопытства. Строгие требования спра-
ведливо прилагать, когда дело идет о лице должностном, общественном
деятеле, деятельность которого не публична, который не может охра-
нять свою честь и достоинство гласностью своих действий и которому
может быть нанесен несправедливым оглашением личный непоправи-
мый вред прежде, чем он будет в состоянии оправдаться посредством
процесса о клевете против своего неосторожного или злонамеренного
обличителя. Строже можно относиться, когда дело идет об оглашении
какого-нибудь отдельного, несложного действия, обстоятельства, эпи-
зодического явления, которое удобно может быть проверено и иссле-
довано средствами самого обличителя, неосторожность и легкомыслие
которого в таком случае неизвинительны.
Совсем не то, когда дело идет об оглашении ненормальных и не-
правильных, сомнительных и подозрительных действий целого слож-
ного установления, каким является крупное акционерное предприя-
159
тие. Здесь — и значительность общественного интереса, и трудность
исследования и разведывания злоупотребления. Для посторонне-
го лица, публициста, здесь мало доступная область. Требовать безус-
ловной справедливости и полной доказанности всего того, что в виде
слухов, случайных сведений доходит до периодического издания че-
рез его сотрудников, корреспондентов, репортеров и случайных добро-
вольцев, значит оставить публицистическому обличению невозмож-
ные условия. А между тем акционерные предприятия имеют огромную
важность в нашей экономической, промышленной, жизни. Общество
заинтересовано в том, чтобы операции этих капиталистических, про-
мышленных предприятий совершались правильно, хозяйственно и за-
конно, чтобы злоупотребления, которые туда вкрадываются, открыва-
лись и обличались своевременно, потому что от этих злоупотреблений
страдают не только хозяева предприятий, каковы акционеры, но и дру-
гие лица, вступающие в отношения с компанией, например, облигацио-
неры в ипотечном учреждении, вкладчики и т. п.
Опыт нескольких лет показал уже, что в большей части акционер-
ных предприятий — вопреки мысли и намерению закона, рассчитыва-
ющего на ассоциацию мелких капиталистов в акционерных предприя-
тиях, с определенным ограниченным количеством голосов, — являются
заправилами один-два крупных капиталиста, около которых составля-
ется компактная партия, или же подобранная, с собственными излюб
ленными, им преданными комитетами и агентами. Одни из мелких
акционеров прилипают инертно к этой компактной массе; другие, раз-
розненные, не имеющие средств сплотиться, органа, чтобы высказать-
ся и сговориться, а то и просто по лени и добродушному доверию, мало
посещающие общие собрания, а если и посещающие, то мало в них по-
нимающие, остаются без всякого руководительства, без указания, без
средств самостоятельно следить за действиями компанейского учреж-
дения, судить и проверять правильность операции. Миллионы народ-
ных сбережений, вложенных в предприятие или связанных с ним, сбе-
режений небогатого люда, остаются на воле и распоряжении заправил,
иногда недобросовестных, иногда склонных к риску и азарту. Долж-
на ли печать, следящая за текущими явлениями современной жизни,
остаться безмолвной ввиду подозреваемой опасности, предусматри-
ваемых нежелательных последствий? А как вовремя предусмотреть
и предупредить о таких последствиях? Какие к этому законные и ши-
рокие пути? Акционерные предприятия обязаны к известной степе-
ни гласности, через издание отчетов, балансов, ответов на запросы ак-
ционеров; но в балансах и отчетах и специалисты по бухгалтерии не
всегда в состоянии различить ловко замаскированную истину; запро-
160
сы и возражения акционеров заглушаются партией господствующего
в предприятии лица. Цифры балансов, верные арифметически и скры-
вающие весьма неверные приемы и действия правителей предприятия,
остаются языком непонятным и недоступным для непосвященных.
Потребуйте теперь от публициста, который задался полезной мыс-
лью — раскрыть перед публикой некрасивые действия такого учрежде-
ния, который, по дошедшим до него слухам, по некоторым неясностям
в отчетах и балансах, заподозрил опасные злоупотребления, рискован-
ные операции — попробуйте потребовать от него точной доказанности
и свободных от всякой ошибки его писаний и оглашений! Он должен
отказаться от своего намерения, от выполнения своих полезных и чест-
ных побуждений. Обширны ли его средства знать истину? Внутренних
распорядков ему не покажут, объяснений ему не дадут, дел перед ним
не откроют. Не открыли их перед Нотовичем и тогда, когда он, привле-
ченный уже по обвинению в клевете, просил, в видах разъяснения ис-
тины, открыть ему некоторые из них, прямо указанные им и свидете-
лями дела. И после этого хотят требовать безошибочности и строгой
доказанности малейших подробностей оглашения, его строгого соот-
ветствия с действительностью!..
На вашей памяти, господа, и нередко при вашем участии прошла
масса банковских процессов. Вы знаете, как они долго продолжались,
какого напряжения сил они требовали, и если после продолжительно-
го, тщательного и основательного следствия, на основании данных, про-
веренных официальным путем и, по видимому, несомненных, состав-
лялись по таким делам обвинительные акты, то и в этих актах не раз
обнаруживались и неточности, и недоказанности, и ошибочности, и не-
верное освещение фактов. И не будь на обвинительном акте казенно-
го клейма, марки должностного, официального характера, то, само со-
бою разумеется, такой обвинительный акт, появившись в печати в виде
частной статьи, дал бы удобный материал для обвинения в клевете, по-
тому что, помимо фактов истинных и доказанных, в нем нашлись бы
и факты ложные, недоказанные, излишества и преувеличения. Поэтому,
повторяю, для определения наличности клеветы необходимо сообразо-
вать требования общественных интересов и необходимость обличения
существующего зла, отрицательных явлений текущей жизни, с тою сте-
пенью доказанности и безошибочности сообщений, какой может удов-
летворить партикулярный автор статьи периодического издания. Нель-
зя оставлять без внимания и то, от кого исходят статьи. Ведь если бы ту
статью, которую теперь вменяют нам в вину, писал член правления, ре-
визионной или оценочной комиссии С.-Петербургско-Тульского банка,
имевший возможность изучить и знать по своим условиям положение
161
дел банка, тогда справедливо было бы требовать со всею строгостью той
достоверности и доказанности, которая недостижима по тому же пред-
мету для частного, постороннего лица. Но ведь Градовский или Нотович
были не свои люди в С.-Петербургско-Тульском банке; они могли полу-
чать только отрывочные сведения, проверять их только в меру своих не-
больших средств разъяснениями и расследованиями, и если они, тем не
менее, значительную часть сообщенных ими сведений доказали, то едва
ли возможно обвинение в клевете.
Но не на этих только соображениях утверждаем мы якорь нашей за-
щиты и оправдания. Мы имеем достаточный запас доказательств ис-
тинности тех оглашений, которые содержатся в инкриминируемых
статьях. Сами обвинители признали факты, которые относятся к про-
тивоуставности и к нарушениям порядка. То же самое признает и при-
говор окружного суда. Что же остается? Остается сравнение С.-Петер-
бургско-Тульского банка с Саратовским, чем мы будто бы оклеветали
правителей Тульского банка.
Позвольте сказать несколько предварительных слов относительно
этого сравнения. Каким образом разбирают и обсуждают его? Его вы-
рывают из статьи и толкуют без всякого соотношения к содержанию
целой статьи. Прием в корне неправильный. Из костюма вырывают
клок, клок этот рассматривают через микроскоп, увеличивающий во
много раз, отыскивают подозрительное пятно и заключают. Нет! суди-
те нас по всему костюму, а не по тому лоскуту, который вырвали наши
обвинители.
Господа судьи, я не имею претензии открыть в настоящем деле ка-
кую-нибудь новую Америку, я не задаюсь мыслью предложить ваше-
му вниманию какой-нибудь новый ключ для разрешения этого дела,
но по отношению к делу, мною защищаемому, я нахожусь в некото-
ром особенном, скажу даже, счастливом положении. Я в нем — чело-
век новый. Я вхожу в него тогда, когда уже борьба давно длится, ког-
да она утомила и внимание, и силы борющихся сторон, когда уже не
раз склонялась в бою то их, то наша сторона. Прежде, в качестве по-
стороннего зрителя, я поверхностно следил за борьбой, не имея при-
чины углубляться в ее подробности. Когда я вошел в дело в качестве
представителя одной из сторон и занялся его изучением, я не мог не
заметить, что борьба давно покинула ту почву, на которой только она
и должна бы вестись и на которой только она и может быть правиль-
но окончена. Спор давно уже идет не о целых инкриминируемых ста-
тьях, а об отдельных выражениях, выхваченных из целого, оставленно-
го вне внимания содержания статей. Весь спор сосредоточился на том,
были ли в С.-Петербургско-Тульском банке такие фальшивые отчеты,
162
дутые цифры, выдача небывалых дивидендов, подставные акционеры,
как то было в Саратовско-Симбирском банке, по словам обвинительно-
го акта. Какое место занимает в инкриминируемых статьях сравнение
одного банка с другим, до какой степени простирается это сравнение,
какое отношение оно имеет к главной мысли, предмету и изложению
целых статей — эти вопросы остались забытыми в жару борьбы сторон,
удалившихся с истинного места боя. Поэтому, несмотря на то, что ин-
криминируемые статьи нам известны, позвольте мне, хотя в возможно
кратком очерке, проштудировать содержание этих статей для того, что-
бы выяснить, что сравнение, которое служит против нас основанием
к обвинению в клевете, не составляет ни главного предмета, ни сущно-
сти самых статей; что те выражения, которые принимаются за клевет-
нические, служат лишь пояснением главного содержания статей и тех
фактов, которые указываются не в сравнениях, а в самих статьях, что
эти сравнения составляют только дополнительную часть главного со-
держания, что если исключить эти дополнения из статей, то статьи ни
в содержании, ни в характере ничего не потеряют, что от чтения статей
остается лишь впечатление общего их содержания, а сравнение теряет-
ся из виду и забывается.
Первая инкриминируемая статья «Новостей» имеет своим содер-
жанием суждения по поводу метаморфозы, происшедшей в балансах
1888 года, с рубрикою «расходы, подлежащие возврату». Это составило
и содержание статьи, и ее исходную точку.
«В прежние времена и даже 1 января 1888 года, — говорит газета, —
в отчетах и балансах банка неизменно красовалась статья под заглавием:
«расходы, подлежащие возврату». Подобное заглавие было весьма за-
манчиво. В самом деле, если, за всеми действительными расходами, по-
лучаются значительные прибыли, да еще имеется в перспективе возврат
каких-то временно издержанных сумм, то чего же и желать лучшего.
«В балансе на 1 декабря, однако, эта успокоительная рубрика совер-
шенно исчезла. Взамен ее появляется новая: «расходы по имуществам,
состоящим за банком» — на сумму 914 339 руб. 55 коп. Расходы, «под-
лежащие возврату», каким-то чудом исчезли и выставили вместо себя
горько-кислую цифру расходов, попадающих в бездонную бочку «иму-
ществ, состоящих за банком».
«Но что это, собственно, за имущества, состоящие за банком?» —
спросят читатели.
Вопрос вполне уместный.
Это та же история, что получилась с обществами городского взаим-
ного кредита или с пресловутым Саратовским банком. Ссуды выдава-
лись широко. Если злоупотребление и спекуляция вкрались в деятель-
163
ность кредитного учреждения, построенного на начале взаимности, то
в акционерном банке они почти неизбежны; это соответствует самой их
природе.
Затем непосредственно следуют строки, в которых хотят видеть
клевету. Это — сравнение с Саратовским банком.
Прежде всего эти строки сравнения обоих банков относятся исклю-
чительно к обвинению в широкой выдаче ссуд, как несомненно явству-
ет из предшествующего текста. Кроме как об обширной выдаче ссуд, ни
о чем другом, до этого сравнения не говорится. Во-вторых, сравнение
относится к С.-Петербургско-Тульскому банку и его операциям, без
указания на отдельные периоды существования банка и его правлений;
поэтому, если наличный состав правления, действующий с 1882 года,
не считает себя виновным в широкой выдаче ссуд, то оно и не имеет ни-
какого повода принимать объяснения в этом отношении на свой счет.
Все, что может принять на себя из статьи наличный состав правления
С.-Петербургско-Тульского банка, это ту часть сравнения, в которой го-
ворится, как о последствиях широкой выдачи ссуд — прикрытии неиз-
бежных прорех — мнимых прибылей и недочетов первых годов суще-
ствования банка. На свой счет могут отнести представители наличного
состава правления и отчисление, при помощи отчетов, более или ме-
нее кругленьких прибылей. Таким образом, весь пассив, который могут
поставить на наш счет наши противники по первой инкриминируемой
статье, это — обвинение их в сокрытии убытков и недочетов и отчисле-
ний ими в свою пользу лишних прибылей.
Но прежде, чем я буду балансировать этот пассив, — а буду я его ба-
лансировать тогда, когда извлеку истинную сущность всех инкримини-
руемых статей, — я предложу краткое изложение теперь разбираемой
мной статьи.
Вы припомните, что выше в статье было сделано сравнение С.-Пе-
тербургско-Тульского банка не только с Саратовским, но и с обществом
взаимного поземельного кредита. Сделано было еще более сильное
обобщение. Сказано было, что злоупотребления и спекуляции почти
неизбежны в акционерном банке.
Продолжая в том же смысле, статья говорит: «Искусственные отче-
ты и мнимые прибыли необходимы каждому акционерному банку на
первых порах его деятельности. Без этого он не добудет ни закладчи-
ков, ни охотников покупать закладные листы». «Надо поддержать курс
акций» — это вам скажет всякий акционер. Но курсовая цена акций
определяется их дивидендом. Для выдачи дивиденда необходима при-
быль, которую приходится на первых порах сочинять, пока операция не
расширится. В свою очередь, развитие операций в акционерном банке
164
зависит от широты кредита, которая привлекает заемщика, а широкие
условия кредита влекут ошибочные выдачи, несостоятельность отдель-
ных заемщиков и потери.
Таковы рамки и условия деятельности акционерных банков. Весь
вопрос в том, чтобы вовремя остановиться, вовремя прекратить перво-
начальное спекулятивное направление деятельности, разделаться с ри-
скованными выдачами и ликвидировать старые потери».
И после такой защитительной тирады, находящейся в той же ста-
тье, где сделано сравнение С.-Петербургско-Тульского банка с Сара-
товским, по поводу широких ссуд и мнимых прибылей, позволитель-
но ли заключать, что статья имеет целью оклеветание банка? Нет, это
не клевета, это — аналогия банковских спекуляций и противозаконно-
стей, где берут под защиту все банки, не исключая, конечно, и С.-Петер-
бургско-Тульского.
Разделяя далее акционеров на действительных и спекулянтов, га-
зета говорит: «Главная задача последних заключается в возможно бо-
лее продолжительном и хотя бы искусственном возвышении прибыли
даже в ущерб всему предприятию».
И тотчас продолжает: «Мы не решаемся, конечно, утверждать, что
таково, именно, положение С.-Петербургско-Тульского банка».
Более умеренной и спокойной, более сдержанной критики положе-
ния и операций банка трудно и требовать. Не чем иным, как желанием
сделать спокойным и правдивым сообщение о положении дел банка,
объясняются и следующие строки статьи:
«Несомненно, что во владении банка очутилось много имуществ,
владельцы которых оказались несостоятельными по той простой при-
чине, что полученные ими ссуды невозможно было оплачивать дохода-
ми из заложенного имущества. Имеются, говорят, и такие имущества,
ссуда по которым превышает их стоимость. Несомненно, наконец, что
благоразумная часть действительных акционеров ежегодно из сил вы-
бивается, чтобы взглянуть в лицо истине, какова бы она ни была. Прав-
ленская же партия, наоборот, замедляет ликвидацию прежних риско-
ванных и неудачных операций, так как прямой интерес ее — возвышать
дивиденды на акцию. Чем больше выведенная по отчетам прибыль, тем
крупнее и те добавочные отчисления, которые выпадают на долю прав-
ления».
Затем статья приводит сведения об убытках банка от продажи остав-
шихся за ним домов, переходит к указаниям на неправильные опера-
ции и оценку принадлежащих банку процентных бумаг, насколько это
известно из отчетов банка, к указаниям на то, в чем сами обвинители не
усматривают клеветы, и оканчивается следующими словами:
165
«Желательно, — пишут нам, — чтобы в общее собрание явилось воз-
можно большее число действительных акционеров, чтоб не дать одно-
му крупному акционеру, хотя бы и заложенных акций, добиться отчис-
ления высокого дивиденда в личных его видах».
Вот истинная цель и существенный вывод всей статьи. Ни в ка-
ких уголовных злонамеренностях статья не обвиняет С.-Петербург-
ско-Тульский банк; сравнение его с Саратовским не простирается на
все те преступления, которые указывались в обвинительном акте Са-
ратовского банка. Напротив, даже возвышенные ссуды и отчисление
преувеличенных прибылей на первое время, в чем собственно и заклю-
чалось сравнение, оправдываются необходимостью под условием оста-
новки вовремя. Статья имеет целью обратить внимание разрозненных
акционеров на предстоящее определение дивиденда и воспрепятство-
вать неосторожному исчислению прибылей. Характер статьи спокой-
ный и сдержанный, и она не представляет и намека на какую-либо кле-
вету, так как огорчающее наших обвинителей сравнение с Саратовским
банком забывается и теряется при чтении всей статьи, возбуждающей
и обсуждающей вопросы, имеющие лишь частичное отношение к од-
ной и отнюдь не главной доле деятельности Саратовского банка. Ни
о какой Ново-Никольской даче, так много фигурировавшей в Саратов-
ском банке, ни о каком позаимствовании на личные нужды из запасно-
го и основного капиталов, ни об употреблении представителями банка
ценностей банка на их личную биржевую игру, — ничего в этой статье
не говорится. Поэтому и сравнение не может простираться на все те
злоупотребления, которые существовали в Саратовском банке и на ко-
торые не указывалось относительно С.-Петербургско-Тульского банка.
Последняя инкриминируемая статья «Новостей» есть, собственно,
полемическая статья против газеты «Новое Время».
«По некоторым случайным обстоятельствам, — говорится в ста-
тье, — мы уже пятый день остаемся в долгу перед «Новым Временем».
Дело идет о любовном вмешательстве этой газеты в наши разговоры
с правлением С.-Петербургско-Тульского банка».
Я прошу обратить внимание, что статья эта напечатана 13 января,
следовательно, до возбуждения дела о клевете, когда Нотовичу или ав-
тору статьи не было надобности оправдываться в том обвинении, кото-
рое было предъявлено позже.
Объясняя, какую услугу оказывает правлению С.-Петербург-
ско-Тульского банка нововременская заметка, газета обращается к ста-
тье, напечатанной в № 354, и выражается таким образом: «Характе-
ризуя общие условия действий земельных банков, построенных на
акционерном начале, мы сказали: С.-Петербургско-Тульский банк и его
166
операции то же самое, что Саратовский банк и его операции». Итак, вот
как сама газета определяет смысл своего сравнения, употребленного
в статье № 354. «Характеризуя общие условия действий земельных ак-
ционерных банков», газета сделала сравнение двух банков, а не с целью
приписать Петербургскому банку те же и такой же важности престу-
пления, какие возводились на Саратовский банк. Так оно и было, как
вы видели, при разборе всего содержания статьи № 354.
Продолжая полемику дальше, газета ставит вопрос: «Правы были
мы или нет, сравнивая С.-Петербургско-Тульский банк с Саратовским?
На этот вопрос вполне категорический ответ дает само опровержение
правления С.-Петербургско-Тульского банка (напечатанное в преды-
дущем номере газеты, из которого тут же приводится выдержка). Само
правление признает, — продолжает статья, — что, несмотря на отчеты
и балансы, свидетельствовавшие о полном благополучии и процвета-
нии банка, невзирая на ежегодные выдачи дивиденда, действитель-
ное положение банка в 1882 году было очень близко к «ликвидации»
и «к сопряженному с нею полнейшему разорению акционеров». Точно
так же сознается правление, что убытки, понесенные банком от раздачи
мнимых дивидендов, до сих пор еще не покрыты вполне».
Прошу обратить внимание на то, что сейчас цитированные стро-
ки имеют в виду С.-Петербургско-Тульский банк, как за время до
1882 года, так и после этого года и что к наличному составу правления,
вступившему в 1882 году, положение банка, доведенного до близости
к ликвидации, и относимо быть не может, а могут принять на себя об-
винители лишь ту часть заметки, где говорится о непокрытии убытков
вполне! Следовательно, только упрек в этом непокрытии могут при-
нять на себя наличные члены и председатель правления. Вот по пово-
ду этого-то непокрытия убытков, происшедших от прежде выданных
чрезмерных ссуд, и следует непосредственно то место статьи, которое
принимается за клевету со стороны Нотовича.
«Ясно, следовательно, что мы были правы, говоря, что Саратов-
ский банк судился за неудачу, за крах, за то, что он не успел развить
свои операции и при помощи их покрыть прошлые грехи и уголовные
материалы».
Теперь я прошу вас воздать честь газете, дать прочитанному и ин-
криминируемому месту статьи ее истинный смысл и только этим ис-
тинным, входившим в намерение автора и правильно им выраженным
смыслом ограничить обязанность его ответа за напечатанные слова.
Дело идет, очевидно, не о всей полноте преступлений и злонамеренно-
стей, приписываемых Саратовскому банку, а единственно лишь о непо-
крытии убытков от чрезмерных ссуд. Только в объеме этого нарушения
167
устава и для его осуществления употребляются те средства, которые пе-
речисляются затем: фальшивые отчеты, дутые цифры, выдачи небыва-
лых дивидендов и искусственно составленные общие собрания. В этом
объеме и в этом строго вытекающем из содержания статьи смысле мы
и принимаем ответ за приведенное место статьи и приведем наши дока-
зательства истинности напечатанного.
Самая статья, продолжаясь, выясняет личный взгляд автора на то,
что против банковских злоупотреблений употребление карательных
средств не представляется спасительным средством. Таким средством
может быть только более внимательный надзор за действиями правле-
ний, тщательное посещение общих собраний, ревизия и гласность дела
акционерных предприятий.
В этой части статьи находится одно место, которое оказалось воз-
можным выкроить так, что и из него фраза вышла, как фраза клеветни-
ческого содержания, и в таком виде вошла в частную жалобу и в приго-
вор суда. Вот это место в его полноте.
«Когда уголовные громы разразились над головами людей, вино-
вных в том самом, что творится в С.-Петербургско-Тульском банке
и в большинстве других акционерных компаний, мы стали на сторону
присяжных (как известно, оправдавших обвиняемых по Саратовскому
банку)».
Всякий беспристрастный и не лишенный здравого смысла чита-
тель поймет в этой фразе стремление оправдать деятелей Саратовско-
го банка. Наши обвинители сделали из фразы сокращение, отбросивши
в начале слово «когда» и в конце, начиная со слов «и в большинстве».
Фраза оказалась сразу обидной для С.-Петербургского банка. Мы от-
страняем от себя эту выкройку из слов статьи: мы хотим отвечать толь-
ко за истинное содержание и смысл статьи.
Статья 13 номера оканчивалась словами:
«К оценке деятельности С.-Петербургско-Тульского банка по суще-
ству мы возвратимся в следующих номерах».
Это было напечатано 13 января 1889 г.; 14 января появилась первая
статья, относящаяся к такой оценке, а 18-го была уже принесена жало-
ба на Нотовича.
Теперь, когда периодическая печать усилилась в числе своих ор-
ганов, когда она, следуя требованиям времени, с лихорадочной по-
спешностью должна ответить на запросы дня и отмечать современ-
ные явления, читатели привыкли относиться к напечатанному не
с рабским доверием, а с критикой. Все понимают, что, в спешной,
ежедневной публицистической работе неизбежны промахи и ошиб-
ки и в фактах, и в мнениях, и суждениях. Теперь, чтобы оклеветать
168
сравнением, надо иметь малограмотных читателей, а такие статей
о банках не читают.
Теперь я приступаю к разбору тех фактов, которые приведены в ин-
криминируемых статьях».
Я прежде всего обращусь к выдаче ссуд, явно не соответствовавших
стоимости заложенных имуществ.
«Выдача таких ссуд сама по себе, — говорит Масловский в объясне-
нии на апелляционную жалобу, — без корыстных целей, без подлогов
и обманов, без стачек с залогодателями и прочее, составляет не уголов-
ное преступление, а просто действие неосторожное, неблагоразумное»
(заметьте — эта неосторожность и неблагоразумие касаются не своего,
а чужого, управляемого имущества).
«Преувеличенные оценки и ссуды, доставлявшие банку громадные
убытки, имели место только до 1882 года, при прежнем составе правле-
ния банка».
«В деле не оказывается никаких доказательств того, чтобы выдача
этих преувеличенных ссуд при прежнем правлении сопровождалась
какими-либо обстоятельствами уголовного характера, указанными
в обвинительном акте по саратовско-симбирскому делу».
Вместе с тем в опровержении на статью газеты «Новости» настоя-
щее правление банка сочло долгом заявить, что дело Тульского банка
стояло в 1882 году накануне «ликвидации и сопряженного с нею пол-
нейшего разорения акционеров». Достаточно сильно сказано!
Что же по поводу выдачи ссуд сказано в статьях «Новостей»?
«Ссуды выдавались широко, как выдавались они в обществе город-
ского взаимного кредита и в Саратовском банке». Сравнение, таким об-
разом, делается не с одним Саратовским банком. Выдача преувеличен-
ных ссуд относится не к наличному составу правления, а к банку вообще.
Мало этого. Широкая выдача ссуд, по крайней мере на первое вре-
мя, даже оправдывается.
«Развитие операции в акционерном банке зависит от широты кре-
дита, которая привлекает заемщиков, а широкие условия кредита вле-
кут ошибочные выдачи, несостоятельность отдельных заемщиков и по-
тери».
«Несомненно, что во владении банка очутилось много имуществ,
владельцы которых оказались несостоятельными по той простой при-
чине, что полученные ими ссуды невозможно было оплачивать дохода-
ми из заложенного имущества. Имеются, говорят, и такие имущества,
ссуда по которым превышает их стоимость».
Где же здесь прямое приписывание наличному составу правления
С.-Петербургско-Тульского банка злоупотреблений и уголовных пре-
169
ступлений? Но что сходство с Саратовским банком есть — это несо-
мненно.
На странице седьмой обвинительного акта по делу Саратовского
банка мы видим, что расстройство дел этого банка должно быть припи-
сано, между прочим: «выдаче ссуд, явно не соответствовавших стоимо-
сти заложенных имуществ».
Между тем в некоторых преувеличенных ссудах Тульского банка
позволительно предполагать и нечто большее, чем неблагоразумие, не-
осторожность и ошибку. Так, о подобных ссудах имеются сведения по
домам: Киселева, Хомяковых, Корвин-Круковского, Рогова, товарище-
ства Петровских линий в Москве и других.
Именно по этим-то домам Нотович и желал иметь дело — производ-
ства правления, но Масловский отказался их представить.
Затем позвольте привести показание Адамовича о некоторых выда-
чах. Под дом Киселева в ссуду выдано 130 тысяч рублей, а продан он
за 15 тысяч рублей. Тут уже широта выдачи ссуды представляет нечто
колоссальное! Вы помните, что против оценки выдается в ссуду 60 про-
центов. Если затем не только не выручаются эти 60 процентов, но из
130 тысяч рублей выручается только 15 тысяч рублей, помимо затра-
ченного громадного капитала на ремонт, и, кроме того, одна часть этого
строения, по требованию градоначальника, была снесена, как не удов-
летворяющая условиям в техническом отношении и грозившая опасно-
стью для жизни проживающих в нем лиц; если обнаруживаются такие
обстоятельства и ошибки, то тут уже недостаточно говорить об одной
неосторожности, но тут позволительно предполагать уголовный ма-
териал, который, может быть, при известных условиях, мог привести
и на скамью подсудимых. Под дом Хомяковых в Москве ссуды выдано
700 тысяч рублей, а продан он Гартман за 525 тысяч рублей. Затем под
дом Корвин-Круковского с банями ссуды выдано 300 тысяч рублей,
а на ремонт истрачено около 80 тысяч рублей и списано процентов
и других расходов до 70 тысяч рублей; продан дом Котомину за 325 ты-
сяч рублей. Опять убытки громадные, которые едва ли могли быть объ-
яснены просто ошибочной выдачей ссуды. По дому Рогова числилось
капитального долга на 1 января 1889 г. 330 тысяч рублей; продан он
за 290 тысяч рублей. Из этой суммы следует вычесть 10 тысяч рублей
уплаченного гонорара за продажу дома. Стоимость ремонта этого дома
около 60 тысяч рублей.
Позвольте затем процитировать показание Безродного. Вот что го-
ворит свидетель Безродный о широкой выдаче ссуд. Безродный был из-
бран членом ревизионной комиссии. Еще до начала деятельности этой
комиссии до свидетеля стали доходить слухи о рискованных действиях
170
правления, преувеличенных и неправильных ссудах. Свидетель взял
на выдержку несколько дел о ссудах, из которых усмотрел, что оценка
имущества производится, вопреки устава, не всеми членами оценочной
комиссии коллективно, так как на протоколах оценок имелись подпи-
си лишь одного-двух членов-оценщиков, а также, что объявление банка
подписано не тремя членами банка, как бы надлежало, а иногда только
одним. Свидетель настаивал, чтобы его особое мнение было напечата-
но, чего председатель Борисов не исполнил. Вслед затем Безродный не
был выбран в члены ревизионной комиссии.
Итак, вот свидетель, который дает понятие, что в широкой выдаче
ссуд следует усматривать нечто большее, чем неблагоразумие; что это
были нарушения таких правил устава, при которых самые выдачи мо-
гут быть недействительными, при которых нельзя было решить, дей-
ствительноли эти ссуды выданы по решению правления в полном со-
ставе, то есть, по крайней мере, в составе трех членов. Безродный не
ограничивается этим; он прямо указывает те дома, по которым он за-
мечал подобные нарушения. Вообще, говорит Безродный, «о правиль-
ности производимых оценок точного заключения вывести нельзя, нет
копий контрактов, условий и других документов о доходности. При
рассмотрении многих дел оказалось, что протоколы подписывались
лишь двумя членами, а журналы о выдаче ссуд — двумя лицами прав-
ления. Точное соблюдение устава, — говорит он, — желательно в видах
большой обеспеченности правильности производства и выдачи ссуд.
Обращаясь к некоторым более значительным по своим размерам ссу-
дам, могу сказать, — продолжает свидетель, — что подобные несоблю-
дения устава банка были допущены при ссудах: по дому Хомяковых
ссуды 700 тысяч рублей, по дому Рогова — 330 тысяч рублей. Прото-
колы оценочной комиссии и журналы правления о выдаче этих ссуд
подписаны только двумя лицами. По дому общества аптекарского то-
варищества ссуды 552 тысячи рублей, а протокол оценочной комиссии
только — за двумя подписями».
Вы видите, что и тут повторяются имена некоторых домов, на кото-
рые было указано Адамовичем и делопроизводства о которых тщетно
просил Нотович. Итак, вот основание к тому, чтобы заподозрить, что
в такой широкой выдаче ссуд был некоторый уголовный материал, ко-
торый, может быть, и не довел бы до скамьи подсудимых, но который
мог бы правление познакомить с камерой судебного следователя в том
случае, если бы банк не вышел благополучно из затруднения, если бы
банк, в силу причин, хотя бы и не зависящих от правителей банка, по-
терпел крушение. При таких условиях, действительно, можно смело го-
ворить об уголовном материале, положим, если не по 1154 статье, то по
171
1155 статье, которые предусматривают неправильные действия в про-
изводстве ссуд с ущербом для банковых установлений. Следовательно,
недостает только ущерба, который легко мог случиться, как мы дальше
будем иметь возможность доказать.
Настоящий наличный состав правления банка совершенно откре-
щивается от своих предшественников, бывших до 1882 года. Однако
оказывается, что связь между наличным составом правления, оценоч-
ной комиссии и ревизионной комиссии, который существовал в 1880,
1881 и 1882 годах до правления в настоящем составе и этим послед-
ним, что эта связь по крайней мере в отношении нескольких лиц оста-
лась и что, таким образом, традиции, которые существовали в банке
до 1882 года, могли переходить и к преемникам, действовавшим после
1882 года. Так, мы можем упомянуть о самом Масловском, который был
до 1882 года хотя частным, но влиятельным акционером. В правлении
банка в 1880 и 1881 годах участвовал, например, Г.Ф. Черкасов, член
настоящего правления банка, а в оценочной комиссии за те же годы
участвовал А.Н. Костомаров (который теперь состоит членом правле-
ния банка), как это видно из подписей на отчетах за эти годы правле-
ния и оценочной комиссии. Затем в оценочной комиссии в 1888 году
мы встречаем двух лиц, бывших в оценочной комиссии 1880 года
(М.Ф. Масловский и А.Ф. Тиздель), и четырех лиц оценочной комис-
сии 1881 года (А.Ф. Тиздель, М.Ф. Масловский, О.С. Бок и Г.С. Бок).
Что удивительного, что дух банка до 1882 года мог не исчезнуть и в бо-
лее позднее время?
Приведем показание свидетеля Михельсона, относящееся к тому
же предмету. Михельсон, между прочим, говорит: «по моему мнению,
с оставлением в 1881 году председательства в правлении банка Бо-
рисовым, никакой, в сущности, перемены в правлении не произошло,
так как в то время Масловский имел решающее значение в делах бан-
ка и все, совершавшееся в банке при Борисове, делалось и соверша-
лось с ведома и согласия Масловского, а в личном составе правления,
со вступлением Масловского в председательство, не произошло почти
никаких перемен».
Таким образом, оказывается несправедливым отвергать всецело
связь настоящего состава правления с тем составом, который был до
1882 года.
Перехожу к другому пункту — относительно выдачи акционерам
преувеличенных дивидендов.
Относительно выдачи преувеличенных дивидендов читаем в ин-
криминируемых статьях: «Мнимые прибыли необходимы каждому ак-
ционерному банку на первых порах его деятельности. Надо поддержать
172
курс акций. Но курсовая цена акций определяется их дивидендом. Для
выдачи дивиденда необходима прибыль, которую приходится на пер-
вых порах сочинять».
Выдача небывалого дивиденда указывается в третьей статье как
одна из черт сходства Тульского банка с Саратовским.
В обвинительном акте по Саратовскому банку, в числе причин рас-
стройства дел этого банка, действительно указывается: «выдача акци-
онерам дивиденда в размерах, превышающих действительно получен-
ные банком прибыли».
«Но в Саратовском банке, — говорит Масловский, — дивиденд вы-
давался из запасного и складочного капитала, так что указанные ка-
питалы совсем исчезли; в Тульском же банке, напротив, эти капиталы
увеличились». Однако и суд в своем приговоре допускает право рассу-
ждать, вследствие раскрытых обстоятельств, о том, что правление бан-
ка вело дела не расчетливо, так как основывалось при выдаче дивиден-
да на таких надеждах, которые не могли оправдаться в будущем. Тем не
менее, говорят и суд и обвинители, в этом не было тех преступлений,
которые выведены обвинительным актом относительно Саратовско-
го банка. О преступлениях не говорилось в статьях, а уголовный мате-
риал такие отчисления дивидендов действительно могли представить,
если бы правителям Тульского банка не удалось избежать расстройства
дела, благодаря, положим, не только их умению, но и счастью, которого
не оказалось в Саратовском банке.
С выдачей небывалых дивидендов легко ознакомиться по тем сведе-
ниям, которые имеются в деле.
Правители Тульского банка в настоящем личном составе жалова-
лись на то, что они приняли банк в страшно расстроенном состоянии,
что затем, год за годом, в продолжение нескольких лет, затруднения уве-
личивались не только из-за прежних ошибочных действий правления
банка, но и из-за причин случайных, шедших извне. Так, например, при-
ходилось переживать домовой кризис и всякие другие торговые затруд-
нения и кризисы: возникли дворянский и крестьянский банки, которые
отвлекали много выгодных операций от Тульского банка. Тем не менее,
мы видим, что, начиная с 1883 года, выдается дивиденд в высоком раз-
мере, доходящий до 24 рублей на акцию, следовательно, до 12 процен-
тов. И так шло почти из года в год, за исключением одного года, когда
было выдано меньше 24 рублей, но был год, когда было выдано 25 руб.
88 коп. Каким образом достигалось это? Банк переживал трудные вре-
мена. У банка накопились непроданные заложенные имущества, требо-
вавшие расходов, они продавались с убытками, а тем не менее — правле-
ние имело возможность отчислить большие дивиденды!
173
Покрытие убытков прибылями отдалилось на будущее время. Убыт-
ки по оставшимся домам, несомненно, существуют; это видит правле-
ние, но дома еще не проданы, и сумма убытка, в ее определенной цифре,
не может быть высчитана. Тогда делят прибыли, как будто бы убытка
нет. Прибыли теперь, а убытки — после, когда их сосчитаем. Казалось
бы, правильнее — по нашей обывательской арифметике — дождаться
определения убытков, а потом и высчитать прибыли. Но по бухгалте-
рии выходит будто бы иначе. Убытки ото двигались, однако, не только
потому, что они иногда не были высчитаны, что они только предпола-
гались, но они отодвигались и тогда, когда были точно уже определены.
Пример этому — отчет за 1887 год. В нем было высчитано 290 тысяч
рублей убытков, и, тем не менее, этот убыток перенесен был на следу-
ющий год, а в отчете за 1888 год было прямо сказано, что 290 тысяч
рублей составляли убыток, окончательно выяснившийся к 1 января
1888 года. При таких порядках, — как же не говорить о преувеличенных
прибылях? Я знаю, что прибыль, которую я высчитываю, есть только
прибыль валовая, что она не может считаться чистой прибылью, пото-
му что против нее существуют еще убытки, но только не определенные
в цифре. Благодаря этому передвижению убытков и тому, что опера-
ции банка развивались и шли, может быть, очень хорошо, — мы охотно
признаем это — благодаря умелости, энергии правителей банка, могли
быть выдаваемы большие дивиденды. Но что было бы, если бы насту-
пили затруднения?
Это была выдача, позволю сказать, лживого дивиденда, потому что
такого дивиденда не могло быть. Ведь правление знало, что сумма при-
были увеличена на сумму непокрытых хотя и вполне выяснившихся
убытков! Я ликвидировал свой год и в своем бюджете, положим, имею
1000 рублей и у меня есть при этом остаток в 200 рублей. Я знаю, что
у меня есть неоплаченный долг, который я не уплачиваю потому, что он
еще не определился в точности. Разве я могу эти 200 рублей обратить
в свою прибыль?
В отчете за 1885 год высказывались надежды и утешения, что
поступление плохих домов в распоряжение банка должно умень-
шиться, а вместе с тем уменьшится и убыток банка, и что источник
затруднений, являющийся последствием широких выдач ссуд, начи-
нает иссякать. Надежды эти не оправдались потому, что в 1886, 1887
и 1888 годах дома продолжали оставаться за банком и, следовательно,
затруднения банка все более и более увеличивались. Беда могла слу-
читься и заключаться в том, что такое поступление домов превзошло
бы запасный и основные капиталы банка и к этому присоединились бы
затруднения, зависящие от промышленного кризиса. С чем бы встре-
174
тило эти затруднения правление Тульского банка? Ведь те прибыли,
которые они широко отсчитали, ушли, а убытки остались, и, таким об-
разом, крушение банка было неизбежно. А если бы последовало такое
крушение банка, то применение ст. 1155 было бы, конечно, вполне со-
ответственно, а, следовательно, Уголовный материал в деятельности
банка безусловно был бы.
Затем говорят: мы не трогали ни основного, ни запасного капитала,
но тот и другой капитал возрос. Возрос основной капитал сам по себе,
потому что последовал новый выпуск акций. Это еще, собственно гово-
ря, к чести банка относиться не может. Запасный капитал действитель-
но возрос, но оказывается, что из этого запасного капитала в 1888 году
пришлось взять более трех четвертей накопления за пять-шесть лет
и эти деньги пошли на уплату убытков. Что же такое, говорят, что убыт-
ки заплачены из того запаса, который мы накопили!
Позвольте приступить к этому предмету не с бухгалтерской точки
зрения, а просто с арифметической. Прибыли исчислялись в увеличен-
ном размере, затем из прибылей 10 процентов шло в запасный капи-
тал, а 90 процентов расходовалось по рукам: на увеличение дивиденда,
на разные тантьемы и разные платежи в полый оценщиков, ревизи-
онной комиссии и прочее. Таким образом, банк из каждого рубля те-
рял 90 копеек и откладывал лишь 10 копеек в запасный капитал. Когда
пришлось платить убытки, которые могли быть уплачены из прибылей
прежних шести лет, тогда пришлось терять те 10 копеек из рубля, ко-
торые были сбережены, а остальные 90 копеек, конечно, возвратиться
не могли. Таким образом, запасный капитал весь был составлен из тех
гривенников, которые оставались из рубля, когда 90 копеек уходили,
и этот запас, который был сделан в течение шести лет, весь ушел на по-
крытие убытков. Очевидно, что зачисление в запасный капитал — была
временная передача денег в кассу банка, из которой они должны улету-
читься, как только нужно стало платить эти убытки.
Что самая выдача дивиденда была преувеличена, это доказывается
распоряжением министра финансов о приостановлении выдачи диви-
денда за 1888 год. Министром финансов было отвергнуто предложение
правления банка о том, чтобы убытки были разложены на несколько
лет; министр финансов признал это действие неправильным, и совер-
шенно справедливо, — убытки были уплачены из прибылей года и из
запасного капитала. Нормальный ход вещей был восстановлен. Сле-
довательно, предшествующий прием счета дивиденда был признан
неправильным, что и требовалось доказать, на что и обращалось вни-
мание в статье «Новостей», что действительно существовало и среди
злоупотреблений Саратовского банка.
175
Но, говорят наши обвинители, мы, выдавая преувеличенный диви-
денд, может быть, в данном случае действовали нерасчетливо, но у нас
не было корыстных побуждений, не было того, что обнаружилось в де-
ятельности деятелей Саратовского банка. Как сказать о корыстных це-
лях? Тут бескорыстие от корысти отличить нельзя. Бывало так: когда
гора не шла к Магомету — Магомет шел к горе. Когда правители ка-
кого-либо банка действуют в пользу акционеров, то выгоды и барыши
идут и в пользу правителей. Действительно, стоит набавить дивиденд,
как увеличивается и собственный дивиденд правителей, и биржевая
цена акций. Все это само собою, без особенных усилий, идет на поль-
зу правителей банка. В этом случае можно применить перефразиров-
ку правила евангельской морали: «ищите прежде выгоды акционеров,
и она вся приложится вам». Позаботьтесь только выдавать побольше
дивиденда, и всякие благополучия, все выгоды сольются к вам — в кар-
маны правителей.
Ввиду всего этого, господа судьи, как не согрешишь — не скажешь,
что тут что-то неладно, что во всяком случае как правители банка ни
заботились о выгодах акционеров, но судьба заботилась и о них самих
и об их выгодах.
Не следует забывать также, что за акционерами стояли облигацио
неры, о которых следовало бы позаботиться еще прежде, чем об акцио
нерах, потому что они были кредиторами предприятия; они внесли
в него свои сбережения, отдавали ему в ссуду свои деньги и не иска-
ли барышей в банке, а только хотели получать законный процент на
капитал. Таким образом, и тут оказывается, что уголовный материал
существовал; он не признан был к действию только потому, что краха
банка не последовало, но последуй крах банка, и здесь была бы умест-
на 1155 статья, как карающая за неправильные выдачи в ущерб бан-
ка. А что такой ущерб мог быть, я уже об этом говорил. Ведь и деятели
Саратовско-Симбирского банка не по прямой же линии шли к скамье
подсудимых? Ведь они, конечно, надеялись на известные обороты, на
улучшение дел банка, на благоприятные обстоятельства, которые дадут
им возможность извернуться, заплатать те прорехи, которые оказались
в счетах банка. Не вывезло счастье, оказалось невозможным стянуть
концы с концом, и они сели на скамью подсудимых.
Следует рассмотреть допущение подлогов в отчетах, балансах и т. п.
По этому предмету обвинители считают клеветой то место из ста-
тьи «Новостей», где говорится: «Фальшивые отчеты, дутые цифры», —
и ничего более.
В действительности эти слова относимы были Нотовичем и не мо-
гут быть относимы ни к чему другому, как к графе баланса по счету
176
возвратных расходов. Первая инкриминируемая статья исходною сво-
ею точкою ставит суждение о расходах, подлежащих возврату, гово-
рит о том, как такая графа в балансе способна скрывать истину и как
она преобразилась в графу расходов по имуществам, оставшимся за
банком. Фальшивые отчеты, дутые цифры только и могут относить-
ся к возвратным расходам, так как ни о каких других подлогах в ста-
тье нет речи.
Что статья «возвратные расходы» в отчетах и балансах составляла
крупную бухгалтерскую неясность, способную вводить в заблуждения,
об этом едва ли можно спорить. Под этим успокоительным заглавием
скрывались в значительной доле несомненные убытки или имеющие
определиться в будущем. А такие убытки не могли считаться возврат-
ными расходами или с ними складываться. Возвратные расходы росли,
убытки предполагаемые увеличивались и» однако, ускользали от вни-
мания благодаря смешению их с действительно возвратными расхода-
ми. Правление само отказалось от этой графы в своих балансах, изме-
нив ее на более точную.
Само собою разумеется, что после того как аукционная продажа до-
мов или имений не состоялась, когда цена, равняющаяся сумме дол-
га и сумме недоимок, не была никем предложена, весьма естественно
было предположить, что за эти дома и имения не может быть выручена
та сумма, за которую они были заложены. Тогда естественно было пред-
полагать, что по этому долгу были убытки, как в большинстве случаев
и было. К этому присоединялись еще известные расходы: на ремонт,
уплату недоимок, повинности и прочее. Таким образом, стоимость этих
домов для банка росла, а возможность выручить достаточную сумму,
соответственную залоговой сумме, улетучивалась все более и более.
Эта статья баланса должна была бы быть разделена на две или, скорее
всего, должна была быть в статье об убытках, которые если затем и воз-
вращались, то могли бы быть отнесены к прибылям. Таким образом,
оказывается, что эти суммы возвратных расходов действительно вво-
дили в заблуждение, так как, обыкновенно, мы склонны думать, что под
возвратными расходами разумеются такие расходы, которые сделаны,
но которые, по всей вероятности, должны возвратиться. Здесь же ока-
зывается, что в статье возвратных расходов были такие расходы кото-
рые должны были определиться как убытки в будущем.
Я опять ссылаюсь на отчет 1888 года, где видно, что в статью воз-
вратных расходов вошли 290 тысяч рублей уже определенных убытков.
Таким образом, эта статья, вводящая неясность и заблуждение, могла
быть названа дутой цифрой, фальшивым отчетом в смысле ли того под-
лога, который преследуется по 362 статье Уложения, или в другом.
177
Но ведь статья, которая инкриминируется, не есть статья чисто юри-
дическая, автор ее не обязан выражаться точным юридическим языком.
Неверные цифры, сомнительные цифры у нас очень часто на общепри-
нятом языке называются дутыми цифрами. Только в этом смысле и мо-
жет быть понимаемо указание на фальшивые отчеты, дутые цифры,
о которых говорится в инкриминируемой статье.
Но всего лучше, насколько вводились в заблуждение этой статьей
возвратных расходов, видно из того, что, несмотря на то, что эти от-
четы представлялись в министерство финансов, — и, конечно, пред-
ставлялись туда не для того, чтобы быть оставленными без рассмотре-
ния, — неправильность этой цифры не была замечена министерством
финансов, иначе еще раньше последовало бы распоряжение о покры-
тии убытков, в этой статье числившихся.
Если бы Нотович, — говорит Масловский в своем объяснении на
апелляционную жалобу, — упрекал правление в недостаточной ясности
статьи «возвратных расходов», то не было бы и речи о клевете, но под-
судимый доказывает, что это подлог, что в этой статье отчета и баланса
скрывались злоупотребления банка, — в чем и заключается клевета. Да,
скрывались злоупотребления банка, именно те, которые указывались
в статье, то есть скрывались убытки обеспечивалась, благодаря этому
сокрытию, выдача дивиденда, В этом отношении, действительно, как
указывается в статье газеты «Новости», статья возвратных расходов
представляла не подлог — этого не было сказано в статье — то, что в об-
щежитии называется фальшивыми, дутыми цифрами.
По делу о продаже дома Котомина мы имеем журнал правления, ко-
торый, несомненно, подходит под 362 статью Уложения. Дом продан по
долгосрочной ссуде на 18 лет, а переведен без согласия владельца его на
краткосрочную ссуду на 3 года с обязательством ее возобновления по-
сле каждых 3 лет (первая неверность); в случае требования нотариуса-
ми сведения правление постановляет сообщать им, что ссуда выдана из
15 серий на срок 26 лет (вторая неверность или, вернее сказать, ложь),
поручить бухгалтерии банка провести эту операцию по книгам, соглас-
но журналу (прямое поручение совершить подлог). Что бы ни говорили
правители Тульского банка о невинности этой операции, журнал пред-
ставляет, несомненно, уголовный материал для 362 статьи Уложения.
Мне остается теперь приступить к представлению объяснений о со-
ставлении общих собраний из подставных акционеров.
Вопрос о подставных акционерах вызывает разногласие. Я должен
сказать, что в предыдущих заседаниях в этом отношении была размолв-
ка не только между Нотовичем и представителями обвинения, но даже
между Нотовичем и его защитником. Я, в свою очередь, вступаю, в этом
178
отношении, в разногласие с предшествовавшим защитником и станов-
люсь на сторону Нотовича.
Я думаю, что всякое собрание, составленное из подставных акцио-
неров, есть незаконное собрание, и если собрание из подставных акцио-
неров не наказуется Уложением, то только потому, что деяние это было
просмотрено в законе, в проекте же нового Уложения оно уже указано.
Действительно, по мысли, которая положена в нашем законе об устрой-
стве акционерных предприятий, — можно спорить против справедли-
вости самой мысли и целесообразности ее в экономическом отноше-
нии — закон об акционерных предприятиях не имеет в виду крупных
капиталистов; он основан на демократизации капитала. Вследствие
этого, как бы ни было значительно число акции, владельцы этих акций
не могут иметь более пяти голосов каждый. Говорят, что таким образом
хотят убить крупного капиталиста, что нельзя его подчинять воле мел-
ких капиталистов, что, во всяком случае, если он большим количеством
акций заинтересован в предприятии, то ему, как большому кораблю,
принадлежит и большое плавание. Ему нужно дать большее участие
в деле; отсюда и следует, что если он свои акции разделяет между дру-
гими акционерами, то он только осуществляет свое право, основанное
на справедливости, хотя бы и несогласное ни с буквой, ни с мыслью за-
кона.
С буквой закона оно не согласно, и мысли закона оно, по-моему,
вполне противоречит: закон не имел в виду привлекать крупных ка-
питалистов в акционерные предприятия. Для крупных капитали-
стов существуют другие предприятия: товарищества на паях и другие
тому подобные. В предприятиях, основанных на акционерных началах,
крупный капиталист не должен иметь преимущественного значения
перед другими капиталистами. Его опасно впускать в дело, ему опасно
давать все то количество голосов, которое может соответствовать всему
количеству его акций. Если такой капиталист связывает свои интере-
сы с интересами предприятия, тогда он, действительно, может быть по-
лезен; вкладывая свой более или менее значительный капитал, он и за-
ботится об этом капитале; а так как этот капитал на продолжительное
время связан с предприятием, то и он заинтересован в предприятии.
Но дело в том, что и такой добросовестный крупный акционер может
быть также опасен своим усиленным влиянием, потому что он может
оказаться акционером сангвинического темперамента, рискующим; он
один может погубить целое предприятие. И может он это сделать благо-
даря тому, что около такого акционера, обыкновенно собирается боль-
шая компактная партия, которая всегда одерживает верх над разроз-
ненными акционерами, редко посещающими собрания, притом в таком
179
разрозненном виде, что не могут капиталисту составить оппозиции. Но
если этот капиталист, как это нередко бывает, биржевой игрок или спе-
кулянт, если он заботился только о более скором получении гешефта,
то он в высшей степени опасен и вреден. Благодаря тому, что около него
создается партия, посредством которой он распоряжается составом ре-
визионной и всяких других комиссий, он становится неограниченным
хозяином в предприятии. Он искусственным увеличением дивиден-
да может поднять цену акций до такой степени, по которой он счита-
ет выгодным эти акции, по их увеличенной цене, сбывать на бирже; за-
тем, он уходит из дела, оставляя его в руках других акционеров в виде
чрезвычайно невзрачном, с истощенными средствами и прочее. Затем,
выждав понижения акций, может быть, даже искусственно подготовив
это понижение, он может скупать их, опять проделывать новую проце-
дуру повышения этих акций и посредством биржевой игры и ажиота-
жа обогащаться. Такой крупный акционер, появляющийся в среде мел-
ких акционеров, действительно, опасен. А если бы закон предоставил
ему право иметь больше пяти голосов, то такой акционер чувствовал
бы себя совершенно свободным в этой сфере и мог бы уже законно, по
своему усмотрению, так или иначе, шатать предприятие, с которым его
имущественный интерес связан лишь временно биржевой игрой и ажи-
отажем. Вот почему подобный акционер является злом, злом, особен-
но сильным, когда этот акционер — биржевой игрок, и опасным даже
и тогда, когда такой акционер добросовестен и деятелен. Поэтому нель-
зя считать непротивозаконным, хотя и ненаказуемым, состав общих со-
браний из подставных акционеров. Мы видели примеры, представляе-
мые железнодорожными акционерными компаниями.
Там является сперва концессионер, который, благодаря своей лов-
кости, выхлопотывает для себя концессию, передает ее крупному ка-
питалисту, который, заполучив акции в свои руки, составляет около
себя из акционеров партию; расточительным образом строится дорога,
эксплуатируется хищническим образом и затем сдается правительству
с миллионными долгами и с содержанием в убыток, а крупный акцио-
нер-строитель давно уже ушел благополучно из дела. Ему нет дела ни
до дороги, ни до акций, ни до акционеров, он получил свое с предпри-
ятия. Появление таких акционеров нежелательно. Я далек, конечно, от
мысли, чтобы А.Ф. Масловский был именно, таким акционером. Но
что его влияние в Тульском банке было сильно и что около него была
партия, которая составляла его силу и оказывала влияние на решения
общих собраний, это мне представляется несомненным. Масловский
удивляется, говорит: «Меньшинства не было. Что же это за меньшин-
ство, Михельсон и генерал Глуховской?» Да, не было меньшинства, но
180
надо было создать это меньшинство, потому что ни одно правительство
не может правильно управлять, не имея оппозиции. Нужно было дать
все средства, чтобы образовалось меньшинство. Только тогда можно со
спокойной совестью делать то или другое дело, когда выслушаешь оп-
позицию. Но оппозиция выслушиваема не была; меньшинство из од-
ного или двух акционеров тщетно добивалось, например, сокращения
выдачи дивидендов; их не слушали. Протесты этого одного или двух
акционеров оставались без последствий и не представлялись в мини-
стерство. Если им удалось подать какую-нибудь записку в общее собра-
ние, то она устранялась по той, например, причине, что подана была до
срока, что несогласно с уставам. А вот дома удерживались за банком бо-
лее шести месяцев, — это, говорят, хотя и противно уставу, но для поль-
зы банка практиковалось!
Были ли подставные акционеры в С.-Петербургско-Тульском бан-
ке? Михельсон и Глуховской говорят: да, были, это всему миру извест-
но. Но, что же это, говорят, за доказательство? Вы сами видели, как рас-
пределялись акции? — спрашивали свидетелей. Возликовали сущие во
гробах дьяки и подьячие старинных русских приказов — не пропал, де-
скать, наш дух в земле русской, несмотря на все судебные реформы!
Можно же было предложить такой вопрос! Видели, как передавались
акции? — Нет; но кто же это будет делать явно; этого, конечно, никто не
делает. Если мы будем требовать таких доказательств, то останемся без
доказательств и остановимся на том уровне правосудия, который су-
ществовал в старинных русских приказах. Но мы не без доказательств.
Сошлемся на показания Борисова. Борисов не наивный ребенок, а че-
ловек бывалый. Спросите ребенка, совершенно искреннего, наивного,
и он в искренности своей не лучше расскажет правду, чем делает это
Борисов. Борисов, конечно, не может считаться таким ребенком, но он
так освоился с системой подставных акционеров, что рассказывает об
этом, как о чем-то обычном, относительно чего не может быть ни со-
мнения, ни недоразумения, ни тайны, ни смущения.
Извольте выслушать это место из показания Борисова. Он говорит:
«Что касается отношений моих к Масловскому, то он оказал мне под-
держку при избрании рекомендованных мною членов правления. От-
носительно же роли его в С.-Петербургско-Тульском банке во время
моего управления, то я должен сказать, что через меня он во всей под-
робности знал положение дел банка, что также может быть доказано
письмами его ко мне, относящимися к концу 1881 года». «Что же каса-
ется участия Масловского в забаллотировании в 1881 году Безродного
(припомните, господа судьи, это тот Безродный, который указал на не-
правильность выдачи ссуд и на неправильность их разрешения, с фор-
181
мальной стороны; после этого заявления Безродный был забаллотиро-
ван) — то, насколько я могу припомнить, на общем собрании этого года
Масловского не было, он находился тогда (как подтвердил сам Мас-
ловский) на ревизии в Уфимской губернии (дух его оставался в Петер-
бурге), а находившиеся в его распоряжении акции были представлены
к общему собранию, что доказывается избранием для проверки спи-
ска акционеров его родственника Кувшинникова, а также и избранием
в члены оценочной комиссии брата его М.Ф. Масловского и в кандида-
ты к ним вышеупомянутого Кувшинникова и затем знакомых Маслов-
ского К.И. Масленникова и П.П. Кудрявцева, а в депутаты для присут-
ствования при тираже его же знакомого Гончаревского. Все это видно
из протокола общего собрания 26 февраля 1881 года. Но Масловский
знал от меня раньше о предстоящем забаллотировании Безродного,
а именно в 1880 году я находил нужным изменить состав ревизионной
комиссии: до 1881 года она выбиралась обыкновенно из акционеров,
знакомых правлению». Вы видите, Борисов находил нужным изменить
состав ревизионной комиссии, то есть тех лиц, которые должны были
ревизовать его самого. Новыми членами были выбраны: Иващенко, Ко-
стылев, Малышев, Шершевский, Фишер и Чаманский...
Таким образом, дело делалось совершенно фамильно. Крупный ак-
ционер желал, чтобы такие-то лица попали в правление, и они попада-
ли, они раньше намечались, а об общем собрании никто не заботился,
потому что голос общего собрания был голосом крупного акционера.
И «милостивые государи», которых приказчиками являлись члены
правления, были такими хозяевами, которые делали то, что приказы-
вали их приказчики!.. Ну, после этого как же можно не говорить о под-
ставных, подборных акционерах? Вот что говорит свидетель Михель-
сон: «В С.-Петербургско-Тульском банке перед общим собранием
происходила фиктивная раздача акций. На общих собраниях родствен-
ники Масловского и служащие в банке имели на руках именно столько
акций, на сколько уменьшено число акций самого Масловского».
К Делу представлен список, относящийся к общему собранию
1888 года. Выборка из этого списка была напечатана в № 37 газеты
«Новости» за 1889 год. Номер этот представлен к делу самими обви-
нителями. Из того списка выводится такое заключение. В указанный
список были внесены 98 акционеров, владевших 6503 акциями и рас-
полагавших 264 голосами. Извлекаем из этого числа имена лиц, наи-
более близко стоящих к банку. Здесь члены правления, ревизионной
и оценочной комиссий и их ближайшие родственники. Степени род-
ства указываются в этом списке. Из приведенного списка видно, что
2613 акций и 102 голоса принадлежали правлению, комиссиям, род-
182
ственникам главных деятелей и зависящим от них лицам. 102 голоса при
2613 акциях имеет правленская партия, группирующаяся около глав-
ного, крупного акционера. Затем были четыре человека с 320 акциями,
принадлежащими другому учреждению, в котором Масловский являлся
председателем. Затем, еще указываются некоторые фигуранты; но мы не
можем этого подтвердить. Но вот вам несомненная партия в 102 голоса,
которая состоит из деятелей банка и их родственников.
Масловский говорит: кем составлен этот список и чем он доказы-
вается? Положим, перед судом все должно быть доказано, но я вправе
и себя, и обвинителей считать за людей честных и порядочных, кото-
рые не станут спорить о том, о чем спорить нельзя. Если нам обвините-
ли скажут, что родства не существует между этими лицами, то я устра-
няю список, не стану доказывать, что такой-то в известной степени
родства с таким-то, что такая-то состоит дочерью, падчерицей, женой,
сестрой. Если не отвергать родства, то и мы говорим, что 102 голоса
составлялись из деятелей банка и их родственников. Родственникам,
говорят, нельзя запретить иметь акции и являться на общие собрания.
Пусть так! Но для дела чрезвычайно важен этот родственный элемент.
Так, например, фамилия Масловских является в четырех лицах, Кув-
шинниковых — в трех, Тизделя — в четырех, Бока — в четырех, Маслен-
никова — в двух, Черкасова — в двух, Вейнберга — в двух. Остальные
акционеры, мало появлялись на общих собраниях, а тут целыми род-
ственными группами идут. Говорят: мы им не раздавали акций, но эта
партия, группирующаяся около вас, есть партия оценщиков, ревизоров,
которых вы же сами выбирали. Наконец, эта группа ваших родственни-
ков, которые не пойдут против вас.
Ах! господа судьи, как бы мы хорошо себя чувствовали, если бы за
вашим столом сидели теперь наши родственники, хотя бы и не нашего
подбора. Как не порадеть родному человеку! Составляется такая груп-
па. Что же могут поделать тут Михельсон и Глуховской, которые идут
против такой непреодолимой крепости и заявляют свой протест!
Таким образом, нам представляется доказанным, что общие собра-
ния были из подставных акционеров. Не было меньшинство, потому
что меньшинству тут нечего было делать; могли быть только единолич-
ные протесты, которые ни к чему привести не могли.
Остается еще одно: отвлечение капиталов банка на биржевые спе-
куляции.
Масловский говорит, что в обвинительном акте Саратовского банка
дело идет об отвлечении капиталов на собственные биржевые операции
Борисова, а в Тульском банке этого не было. Но Нотович не утверждал,
что биржевые операции совершались на пользу и выгоду членов прав-
183
ления; он просто говорит, что капиталы отвлекались на биржевые опе-
рации. Это же нам говорят свидетели: Михельсон, Костылев и Шер-
шевский. Вот что они говорят. Михельсон говорит: «Банк вопреки
устава покупал негарантированные правительством процентные бума-
ги, причем, если банк на этих бумагах терпел убытки, то стоимость про-
центной бумаги в счетах обозначалась по покупной цене, а не по той,
по которой они были в действительности проданы». То же показывает
Костылев. Шершевский говорит: на покупку спекулятивных бумаг за-
трачивалось около 8 миллионов, а года два тому назад, на бумагах этих
была потеря около 90 тысяч рублей, что подтверждается и отчетами.
Вследствие таких нарушений Шершевский вышел из ревизионной ко-
миссии, в которой был с 1881 по 1886 год.
Таким образом, отвлечения капиталов на биржевые спекуляции
были. Положим, они производились не к выгоде кого-нибудь из членов
правления, но тем не менее на биржевые спекуляции обращался такой
капитал, который должен был служить обеспечением для облигационе-
ров, которых по капиталам было в десять раз больше, чем акционеров.
Это действие незаконное, и разразись крах, случись с банком крушение,
само собою разумеется, что подобные операции с бумагами составили
бы уголовный материал для применения 1155 статьи Уложения.
Таким образом, разобраны те факты, на которые указывалось в ста-
тьях «Новостей». Факты эти, как вы видите, подкрепляются свидетель-
скими показаниями, справками с отчетами и балансами; но оглашение
этих фактов не вменяется нам в вину, а вменяется нам в вину то, что
эти факты мы сравнили с деяниями по Саратовско-Симбирскому бан-
ку. Дело идет, значит, о сравнении. Нам говорят: мы, хотя это все и со-
вершили, но злостного намерения не имели, материала уголовного не
представляли. Относительно уголовного материала мы уже сказали,
что каждое из этих нарушений могло быть уголовным материалом, при
несчастном обороте. Что же касается корыстных и других побуждений,
то это для противозаконности не всегда требуется.
Нам вменяется в вину сравнение с Саратовско-Симбирским бан-
ком. Не известно, к каким фактам относится это сравнение. Сравнение
может быть не точное, преувеличенное, неудачное, пожалуй, даже срав-
нение может быть и оскорбительное, но как сравнение можно сделать
предметом клеветы, когда указывается, в каком отношении предметы
сравниваются? Если так оценивать сравнения, обвинений в клевете не
оберешься. Поймали на взломе амбара человека с топором и ножом.
Говорят, — разбойник. Нет, говорит он, извините, я только вооружен-
ный вор. Два казначея взяли из ящика по пачке денег и пошли играть
в карты. Один выиграл и внес взятую сумму в казну, а сумму выигрыша
184
положил в карман. Другой проиграл — его обвиняют в растрате. Гово-
рят: оба казначея одного поля ягоды. Не клевещите, говорит казначей
счастливый, я не казнокрад, я ничего не растратил, я только нарушил
правила о хранении вверенных мне денег.
При такой строгости каждое сравнение можно будет, более или ме-
нее, обратить в клевету. Ведь, сравнивают предметы не тождественные
между собой, а только похожие в том или в другом отношении, указы-
вая на один или несколько признаков сходства. Ну, кто бы стал требо-
вать, чтобы человеческая шея, которую сравнивали с шеей лебединой,
была покрыта лебяжьим пухом? Влюбленную девицу сравнивают с лу-
ной... Сравнение есть мнение, вывод, его можно проверить, раз указано,
к чему оно относится.
Но, говорят, сравнением с Саратовским банком мы напомнили
о скамье подсудимых, мы говорили, что вот те попали на скамью под-
судимых благодаря тому, что запутались, а вы, перескакивая трещины
и заделывая прорехи, только благодаря этому не попали туда же... Но
разве скамья подсудимых была так далека от С.-Петербургско-Туль-
ского банка, что о ней можно говорить с пренебрежением?
Теми тенденциями, которыми руководились деятели Саратов-
ско-Симбирского банка, правители С.-Петербургско-Тульского банка
не задавались; тем не менее, они совершали такие рискованные и не-
правильные действия, которые при несчастном обороте могли приве-
сти банк к крушению, а крушение это могло окончиться и скамьей под-
судимых. Слава богу, она ушла и, по всей вероятности, никогда не будет
грозить почтенным деятелям Тульского банка, с чем их и поздравляю.
Но ведь сидящие на скамье подсудимых не всегда бывают грешнее
тех, которые ходят на свободе.
Покончив с разбором тех фактов, которых касалось дело, предсто-
ит ответить на очень немногие вопросы, которые возбуждаются, между
прочим, жалобою обвинителей, а отчасти возбуждаются и нашей жа-
лобой.
Первое — увеличение наказания. Я, по крайней мере, троих из го-
спод обвинителей знаю, как людей вполне добродушных, и не верю,
чтобы они желали увеличения наказания. Я думал это и раньше; это
подтвердил сегодня и представитель обвинения. А.В. Михаилов, ска-
завший, что, прося об увеличении наказания, они хлопочут только
о восстановлении симметрии между мотивами суда и резолютивной
частью приговора. Следовательно, дело идет об апелляционном пара-
де. Для симметрии просят накинуть четыре месяца тюрьмы. Вот, что
значит художественный вкус и любовь к красоте линий! Так это кре-
пость, воздвигнутая против нас, на которую бы мы полезли и кото-
185
рую старались бы разрушить! Пусть она так и останется, как памят-
ник парада.
Но следует сказать о мотивах, которые будто бы вызвали напечата-
ние статей.
Господа судьи! с большим волнением я хочу сказать вам, что я не
в силах бороться на почве этих обвинений, выставленных против Ното-
вича. Я человек старого времени, я принадлежу началом моей деятель-
ности к первым годам судебной реформы. Я проникнут традициями
того времени, а в то время всякая непорядочность в прениях удалялась,
и чистоплотность и порядочность прений считались одним, из лучших
украшений суда. Мне не по сердцу, не по вкусу, не по характеру и не по
силам принимать борьбу на этой почве — исследовать мотивы, которы-
ми руководствовался писатель, излагая ту или другую статью. Да раз-
ве преступления печати представляют такие крупные преступления, по
которым нужно еще рыться в душе писателя и искать, почему он напи-
сал ту или другую статью?
Говорят нам: вы напечатали ваши статьи против нас, потому что мы
перестали печатать объявления в вашей газете, не выдали вам допол-
нительной ссуды.
Мы не будем искать таких мотивов печатного произведения. Для
чего на этих разысканиях останавливаться, отчего не поискать других
причин? Ну, жены поссорились, дети передрались, кухарки пересплет-
ничались, соседи перебранились, — тогда придется выставлять на вид
и тянуть всякую грязь.
Разве мотив статьи может иметь влияние на состав преступления?
Разве он может иметь влияние на определение наказания. Умысел — да,
это необходимый элемент клеветы, но мотив не имеет значения.
Потом, какие особенно блестящие результаты доставило это ра-
зыскание мотивов? Дальше подозрений не пошло дело. Если бы мы
стали руководствоваться такими подозрениями, то тоже бы указали,
что до 14 января обвинители не жаловались. Первая статья, которая
была напечатана, не возбудила их гнева и обвинения в клевете. А ког-
да 13 января было напечатано, что вслед за этим пойдет ряд статей,
в которых надеются разоблачать неправильные действия Тульского
банка, тогда, после появления этой статьи, приносится жалоба. Тог-
да и мы у вас стали бы искать мотивов и так же произвольно, как вы
ищите мотивов у нас. Свидетели заподозреваются. Кто же эти свиде-
тели? Один из свидетелей сам ушел из правления, другого удалили.
Все это ваши враги.
Само собою, в числе друзей и мы можем найти свидетелей, которые
подтвердили бы обстоятельства, нами приводимые. Но ведь эти свиде-
186
тели, которые попали, а может быть, и не попали в число врагов ваших,
свидетельствовали и поддерживали свои свидетельства документами.
Мы хотели идти дальше в пределах этих свидетельств — мы просили
о доставлении делопроизводств, но вы сами не нашли возможным дать
нам в руки эти доказательства.
Таким образом, это новое начало относительно печатания обви-
нительных приговоров должно заменить прежнее, вытекающее из
1536 статьи. Говорят, наши операции совершаются в нескольких губер-
ниях; поэтому мы требуем, чтобы, помимо других газет, приговор был
напечатан и в «Губернских Ведомостях» тех губерний, на которые опе-
рации банка простираются. Но ведь банк правит делами из Петербурга,
следовательно, только в Петербурге и уместно печатание.
Во-первых, если держаться такого начала печатания обвинитель-
ных приговоров по пространству деятельности оскорбленного, то ведь
не предохранишь себя от неудержимого потока требований. Предста-
вим себе, что кто-нибудь написал клеветническую статью о мануфак-
туре Саввы Морозова или о виноторговле братьев Елисеевых. Произ-
ведения этих фирм расходятся по всей России — от хладных финских
скал до пламенной Колхиды, прошу вас сосчитать, во скольких газе-
тах нужно было бы напечатать обвинительный приговор, потому что во
всех местностях России эти два, с одной стороны, мануфактурный дея
тель, а с другой — виноторговец совершают свои операции. Ведь надо
было бы удовлетворить их требования. Да зачем? Ведь, сегодня сами
представители обвинения говорят, что губернских ведомостей никто не
читает, ну а если их никто не читает, то к чему же печатать там обвини-
тельный приговор? Да зачем я буду навязывать читателям газет, в ко-
торых самая статья не помещена, зачем буду навязывать чтение печат-
ного приговора о такой статье, которая им не известна?
Я понимаю, читатели «Новостей» видели статью, они могут заин-
тересованы прочесть на нее опровержение, обвинительный приговор.
Но какое дело читателям «Тульских Губернских Ведомостей» прочи-
тать обвинительный приговор о Нотовиче, осужденном клеветниче-
скую статью, которой они никогда не читали? Это требование всецело
неосновательно — и я не сомневаюсь в том, что оно будет отвергнуто.
Я заканчиваю.
Позвольте мне, господа судьи, обратиться к вам с вопросом: помни-
те ли вы хотя один такой случай, когда, вследствие статьи, ошибочной
или клеветнической, потерпел бы крушение какой-либо банк? Вы не
помните такого случая, потому что его не было. Но что банки руши-
лись, что погибали состояния не только людей богатых, но и бедных,
благодаря тому, что печать не смела или не хотела обратить внимание
187
на злоупотребления, делавшиеся в них, — такие случаи можно считать
десятками. С 1875 года, со времени легкой руки Московского ссудного
банка, мы видели десятки банков, потерпевших крушение, но об этих
банках было полное молчание в печати и благодаря этому молчанию
погибали и состояния, и сбережения бедного люда.
Необходимо взвесить общественные интересы, необходимо об-
ратить внимание, что банки, акционерные предприятия не находят-
ся в положении безответном и беззащитном. Ведь они в своих руках
имеют такие средства, как публичность собрания и отчетности, кото-
рые всегда могут изобличить всякую несправедливую о них статью. Им
стоит только собрать общее собрание для того, чтобы дать отчет в сво-
их действиях. Этот отчет всегда может быть напечатан, может быть на-
печатано опровержение. Ничто не обязывает акционерные банки и во-
обще акционерные правления раскрывать двери общих собраний для
публики, но никто и не воспрещает. Во всяком случае, если желатель-
но восстановить честь, то восстановить честь можно собственной от-
четностью, давая ее публично перед оппозицией, которую нужно со-
здать, а не угнетать своей правленской партией. Это такое средство,
которым не может обладать самая сильная газета в мире. Отчего же не
прибегнуть к этому средству? Отчего не искать удовлетворения здесь?
Ведь огорчение, причиняемое неправдой известному учреждению, не
так досадно, как оскорбление, причиняемое частному лицу. Я полагаю,
частному лицу, которое не может прибегнуть ни к какому публично-
му оправданию в своих действиях, остается единственное убежище —
суд. Я понимаю прибегающего к суду чиновника, который не имеет воз-
можности отдавать публично отчет в своей деятельности, потому что
она совершается в стенах канцелярии, но для огромного акционерно-
го предприятия представляется более средств к оправданию и к очи-
щению, чем процесс о клевете. Но когда вы, господа, прибегаете к суду,
просите обвинения в клевете, то нельзя возлагать на обвиняемого та-
ких требований, чтобы он доказал с полной точностью все то, что в его
статьях содержится о многосторонней и достаточно сокровенной дея-
тельности. Требовать этого, значит закрывать уста» печати. Уважая та-
кие неудобоисполняемые требования, суд, может быть, закроет тому
или другому недобросовестному писателю рот, но с этим вместе нало-
жит молчание на всю печать.
Господа судьи! Не защита Нотовича ждет вашего приговора, — его
ждут от вас интересы общества и печати.
***
Суд вынес оправдательный приговор по делу.
188
Дело Сары Модебадзе1
Краткое содержание дела: по настоящему делу суду была предана
группа евреев — жителей местечка Сачхери, Шаропанского уезда, Ку-
таисской губернии, обвинявшихся в похищении и умерщвлении 6-лет-
ней девочки Сарры Модебадзе. Цель похищения Сарры Модебадзе
предварительным следствием установлена не была, однако все пунк
ты обвинительного заключения были сформулированы таким образом,
что невольно наталкивали на мысль о совершении преступления из ре-
лигиозных и мистических побуждений.
Сарра Модебадзе пропала накануне еврейской пасхи, то есть на-
кануне дня, когда, по старинным преданиям и легендам, евреи яко-
бы используют христианскую кровь в ритуальных целях. Это обстоя
тельство, а также ряд косвенных улик, свидетельствовавших о том,
что в момент пропажи Сарры Модебадзе неподалеку от нее проезжа-
ла группа евреев, и послужили основанием для привлечения их всех
в качестве обвиняемых по делу. Обстоятельства настоящего дела весь-
ма подробно рассматриваются в речи защитника, поэтому подробное
их описание представляется нецелесообразным. Необходимо, однако,
подчеркнуть, что настоящее дело представляет большой интерес с двух
сторон. Во-первых, речь П.А. Александрова является блестящим образ-
цом судебного красноречия: наряду с ее стройностью, логичностью, чет-
костью языка и формулировок, она характеризуется исключительно,
умелым и талантливо проведенным разбором дела и доказательствен-
ного материала, на который опиралось обвинение. В результате чего все
доводы обвинительного акта были опровергнуты, и судьям ничего не
оставалось иного, как вынести оправдательный приговор всем подсу-
димым. Кроме того, речь П.А. Александрова весьма интересна и с точ-
ки зрения ее общественно-политического содержания и звучания. За-
щитник очень тонко и красноречиво нарисовал картину, отражающую
собой существо национальной политики царского правительства. Из-
вестно, что в целях удержания своего господства царское правитель-
ство стремилось разжечь Рознь и недоверие между различными на-
родностями и национальностями, населяющими Россию. В качестве
одного из приемов развития национальной розни неоднократно устра-
ивались и провоцировались еврейские погромы. Поводами для органи-
зации погромов нередко служило искусственное создание ситуаций,
позаимствованных из религиозных преданий, о том, что якобы перед
пасхой евреи похищают и умерщвляют младенцев для использования
1
[Электронный ресурс] URL: http://hatituli.ru/?p=68
189
из мистических побуждений христианской крови. Красной нитью че-
рез всю речь П.А. Александрова проходит мысль о том, что и в данном
деле немаловажную роль сыграло явное стремление использовать эти
древние заветы.
Разбирая обстоятельства дела, П.А. Александров разоблачает ан-
тинациональную политику царского правительства, направленную на
разжигание вражды между народами. Как грозный обличительный акт
звучат слова П.А. Александрова, произнесенные им в заключительной
части речи: «Несколько дней, и дело, которое прошло перед вами (об-
ращение к суду. — Ред.) в живых лицах, станет достоянием всей чита-
ющей России. Много поучительного представит оно русскому обще-
ственному мнению... Увидит русское общественное мнение, к каким
последствиям приводит легкомысленное отношение к басням, питаю-
щим племенную рознь... Заставит это дело и нашу печать пересмотреть
те основания, на которых зиждется обвинение евреев в употреблении
христианской крови. Ретроспективным светом озарит настоящее глас-
ное дело по обвинению такого свойства и прежние судебные неглас-
ные процессы... Скажет настоящее дело свое поучительное слово и на-
шим общественным деятелям, держащим в своей власти нашу честь
и свободу... Оно скажет русским следователям, что не увлекаться им
следует суеверием, а господствовать над ним, не поддаваться впол-
не лжесвидетельству и ложному оговору, а критически относиться
к фактам... Оно скажет русским прокурорам, что дороги и любезны
они обществу не только как охранители общества от преступных по-
сягательств, но и в особенности как охранители его от неоснователь-
ных подозрений и ложных обвинений... Оно, не сомневаемся, привле-
чет внимание и высшего представителя прокуратуры в здешнем крае
(имеется в виду Закавказье. — Ред.) в сторону тех, благодаря заведомо-
му лжесвидетельству которых создалось настоящее дело... И да будет
настоящее дело последним делом такого свойства в летописях русско-
го процесса!»
Настоящее дело рассматривалось Кутаисским окружным судом
5–12 марта 1879 года.
190
опасаться костров и пыток, но смягченные бедствия новейшего време-
ни, — в виде грозного самосуда народной толпы, вызванного местью
исповедующих иную веру, и не всегда разборчивого в своих основани-
ях напрасного обвинения, привлечения к следствию и суду, предвари-
тельного тюремного заключения, — все же бедствия и тяжкие бедствия,
с которыми приходится считаться. Если опасения народного самосу-
да оказались в настоящем случае преувеличенными, если казаки, при-
сланные шарапанским уездным начальником на случай столкновения
между местными христианами и евреями, не имели повода действовать,
то опасения другого рода — в виде предварительного следствия, подо-
зрения, обвинения, тюремного заключения — к несчастию, оказались
вполне справедливыми. Девять сачхерских евреев, оторванные от сво-
их домов и семей, от своих занятий, были привлечены к следствию по
тяжкому и грозному обвинению и увеличили собой население местной
тюрьмы; пять из этих девяти до сих пор томятся там уже десять меся-
цев. Тяжелое время пришлось пережить подсудимым. В долгий пери-
од предварительного следствия, в борьбе за свою невиновность, в борь-
бе с убеждением следователя и прокурора, бывшим не в их пользу, под
тяжким гнетом многочисленных свидетельских показаний, старавших-
ся поддержать составившееся против них предубеждение, в этот тя-
желый период внутренних страданий и внешних лишений, лишенные
возможности относиться к своему положению с спокойствием посто-
роннего наблюдателя, они в непоколебимом сознании своей невинно-
сти, с недоверием, с упреком, с подозрением, с жалобой относились ко
всем, кто держал судьбу их в своей власти; и к лицам, производившим
дознание, и к судебному следователю, и к прокурору, которые, думали
они, действуют против них с предубеждением, вопреки очевидной ис-
тине и справедливости. Даже переводчику, переводившему показания
свидетелей на языке, им не понятном, перестали они верить и в нем ви-
дели своего врага, устраивающего их погибель. Но все эти подозрения,
несправедливые сами по себе, но весьма понятные в том положении,
в котором находились эти несчастные заподозренные, не шли дальше
порога вашего суда. Инстинктивно чувствовали они, что есть справед-
ливость и истина на земле, что их невинность должна выясниться, что
если ближайшие в то время к судьбе их лица не видят или не хотят ви-
деть той истины, то стоит только делу их подняться выше, — и туман,
одевавший его, рассеется, будет свет, и истина раскроется.
В окружном суде, говорили они судебному следователю, свидете-
ли докажут нашу невинность. В долгие дни тюремных страданий они
успокаивались на мысли о вашем суде, они ждали дня судного, как дня
решительного их оправдания. Шесть Дней шел суд, шесть дней вы вни-
191
мательно шаг за шагом изучали подробности настоящего дела и нынеш-
ний день, день седьмой, не есть еще для вас день покоя и отдыха от по-
несенного труда, отрадны были для меня эти дни, проведенные с вами
здесь, в этой судебной зале, они и останутся для меня навсегда отрад-
ным воспоминанием в моей жизни. Я видел труд, внимательный, не-
устанный труд, который каждый из вас приложил к рассмотрению,
к изучению, к оценке каждого из представлявшихся вам судебных до-
казательств. Я понял, господа, ту тяжелую ответственность, которую вы
должны нести в глубине вашей совести, творя суд и правду. Для вас, го-
спода, недостаточно составить убеждение в вашей совести, вы должны
реализовать это убеждение в ясных постороннему пониманию мотивах,
которые могли бы быть поверяемы, обсуждаемы и оцениваемы со всех
сторон; вы принуждены основывать ваше убеждение на тех неулови-
мых, но часто весьма решительных данных, которые производят в су-
дье то или другое убеждение о деле; вы должны найти для вашего при-
говора такие основания, которые бы укладывались на бумаге, которые
могли бы быть оцениваемы и поверяемы, если та или другая борющая-
ся пред вами сторона станет в высшем суде подтверждать или опровер-
гать справедливость вашего приговора. Нелегко было добывать такие
данные в настоящем деле. Наряду с самым наглым лжесвидетельством
вы встретились с крайним тупоумием, печальной умственной слепотой,
первобытной простотой знаний и суждений по самым обыкновенным
предметам. В вопросах, где время и пространство значило все, вы вы-
слушивали людей, измеряющих время и пространство способами, до-
стойными населения дикарей. Где были дороги минуты и вершки, вам
отвечали: скоро, нескоро, далеко, близко, не знаю — не мерил, пока дой-
дешь — так устанешь, утром, около вечера, в обед, после самхрада (по-
слеобеденный завтрак) и т. п. Сорокалетняя женщина сказала вам, что
ей 13 лет; дряхлая старуха, желая обратить ваше внимание на ее пре-
клонную старость, ничем не могла лучше выразить это, как сказавши,
что она так стара, что ей уже больше сорока лет. Вот с какими свидете-
лями пришлось вам иметь дело в вопросах о времени и пространстве.
Не лучше было и по другим вопросам — вопросам, например, вокаль-
ным. Припомните сачхерскую группу, которая должна была свидетель-
ствовать о детском крике и стоне. Но трудности поддались упорному
труду, и я теперь могу сказать с полным убеждением, что дело ясно,
что истина, нужная для судейского убеждения и долженствующая во-
плотиться в вашем решении, раскрыта и разъяснена до такой степени,
что это решение не может уже составлять предмет недоумения и спора,
а есть только вопрос времени, может быть, нескольких слов. При таком
положении дела самая лучшая и наиболее соответствующая защити-
192
тельная речь могла бы заключаться в самой краткой фразе: мне не оста-
ется ничего более сказать вам. Молчание защиты в настоящую минуту
было бы самой красноречивейшей и вполне убедительной защитой; но
настоящий процесс не есть процесс этих четырех стен.
Его желает знать Россия, о нем будет судить русское общественное
мнение. Не для вас, господа судьи, для тех, кто, не присутствуя при ва-
ших усилиях раскрыть истину и выяснить дело, кто, не зная, да и не
желая знать оснований вашего убеждения, наперед уже готов наглой
клеветой осквернить приговор ваш, если он будет против их грязных
вожделений; для тех, кто захочет искать в нем тех низких мотивов, над
уровнем которых он сам никогда не поднимется... да и не для них, —
когда их просвещал свет истины и правды... для тех, кто пожелает без
предвзятого взгляда узнать истину настоящего дела, для тех, кто поже-
лает поискать в нем оснований для критики старого предубеждения —
предубеждения суеверного и питающего племенную рознь, для тех, кто
пожелает найти в судебном решении урок и полезное указание для бу-
дущего отношения к еврейству, — позвольте еще раз в общих контурах
и очертаниях провести пред вами все то, что в мельчайших подробно-
стях прошло пред вами в минувшие шесть дней неустанного труда, что
уже изучено, взвешено, рассмотрено и оценено вами. Когда я изучил
предварительное следствие по настоящему делу, я не мог не быть пора-
жен той массой труда, энергии, силы, которые вложены в это дело. Чего
здесь не было сделано! Три раза вырывали из земли погребенный труп
Сарры, два раза производимо было его судебно-медицинское вскры-
тие, в судебно-медицинской экспертизе приняли участие представите-
ли высшего медицинского персонала здешнего края. Осмотрены были
многие местности — и та, где найден труп Сарры, и та, откуда она исчез-
ла, и тот путь, по которому проезжали евреи, — линии садзаглихевской
и сачхерской дорог, многие местности сняты на плане. За один из этих
планов моя глубокая признательность судебному следователю. На пла-
не местности садзаглихевской дороги, среди его геометрических линий
и арифметических вычислений расстояний, я вижу крупными буквами
написанный оправдательный приговор для всех подсудимых. Экспер-
тиза по делу не ограничилась медицинскими вопросами; она затрону-
ла и другие предметы, другие чрезвычайные и своеобразные вопросы.
Козлов измеряли и в ширину, и в долготу, и в высоту. Невинных мла-
денцев сажали в сумки, приводя их в такое положение, в котором удоб-
но только в утробе матери. Их только не провезли в этом положении
хотя бы небольшую часть сачхерской дороги. А жаль! Тогда с порази-
тельной очевидностью представилась бы справедливость соображений
эксперта Гульбинского, высказавшего вчера свое мнение о невозмож-
193
ности провоза Сарры в этом положении и при тех условиях, как пред-
полагает прокурор. Тогда, быть может, не явилось бы на суд и то обви-
нение, которое теперь приходится судить вам. Спрошено было свыше
150 свидетелей, собраны, по-видимому, улики по всем мельчайшим об-
стоятельствам обвинения, и тем не менее в существе своем и в основа-
ниях обвинение не перестает быть неясным, шатким, недостаточным
или прямо несбыточным.
Когда я затем подхожу к обвинению, как оно выразилось в обви-
нительном акте, поддерживаемом и здесь, на суде, во всей его целости,
я вижу здание, с виду величественное, обширное, сложное, я вижу
стиль и единство в деталях, я готов заподозрить даже я присутствие
в нем художественной правды: здание готическое, зубчатые линии, как
лес мачт Миланского собора, бегут в небеса; на каждой остроконечно-
сти повисла улика против нас, крупные доказательства в виде скуль-
птурных фигур расположились в нишах здания. Вот на западе у входа
семейство Модебадзе со своим главой Иосифом, отцом Сарры. Иосиф
Модебадзе с кошельком в руках. Я думаю, не ошибка ли? Зачем здесь
эта фигура с классическим кошельком, — фигура, которую мы обык-
новенно видим в группе двенадцати. Не оттуда ли она, от той случай-
но разрозненной группы? Но мне говорят — это гражданский истец,
и мое недоумение разъясняется. Вот другая группа — семейство Цха-
дадзе, соседи Модебадзе, готовые по соседской приязни послужить
своим свидетельством видам и вожделениям гражданского истца. Оно
так услужливо склонялось в его сторону. Я вижу фигуру Дмитрия Це-
ретели; он весь огонь и ревность, он видел дальше всех, он видел то,
чего никто не мог видеть. Боюсь, чтобы его пыл и усердие не испортили
гармонию и согласие свидетельских показаний. Рядом с ним Григорий
Григоров Модебадзе; он руками изображает пространство между дву-
мя группами проезжавших евреев — ту западню, в которую, по его сло-
вам, попалась Сарра, — снова боюсь, чтоб эта западня не стала западней
для обвинения. Выдвигается фигура Григория Датикова Модебадзе;
он как будто готов подвинуться назад, он сам не убежден в прочности
своей постановки, но его словам дано выдвигающееся значение, и об-
винением он крепко прикован к месту. Замечаю Бесо Гогечиладзе, ис-
пытующего и вопрошающего, что движется в еврейской сумке; фигура,
полная думы, точно Галилей перед вопросом о движении земли. Вокруг
купола расположилась группа сачхерских дам с Максимом Надирадзе;
они все — слух и мудрая догадка. Много и других характеристичных фи-
гур, — я встречусь с ними впоследствии. Но теперь мои глаза падают на
фундамент здания, и зловещее предчувствие закрадывается в мою душу;
я вижу крайнюю непрочность, легкость, шаткость оснований, поддержи-
194
вающих здание. Я вижу роковую архитектурную ошибку в фундаменте
и заключаю, что как ни артистично смотрит здание, — оно недолговечно,
оно должно пасть при первой невзгоде, при первом потрясении его осно-
ваний. К этой поверке, к этому испытанию оснований я и перехожу.
Для основательности обвинения в похищении необходима налич-
ность всех тех условий, при которых только и может совершиться по-
хищение. Первое такое условие относится ко времени и месту. Необхо-
димо доказать, что похититель и предмет похищения сошлись в одно
и то же время в одном и том же месте и находились в такой один от дру-
гого близости, чтобы похититель имел возможность овладеть похища-
емым предметом. Нет этого условия, — похищение невозможно. Госпо-
да судьи, слушая меня, вы можете подумать в эту минуту, что я говорю
не перед судьями, что я забыл о суде и примером объясняю 12-летнему
юноше элементарные правила логических умозаключений и выводов.
Да, это можно подумать. Но я вынужден спускаться до такой простоты,
так как в основаниях и выводах обвинения я именно усматриваю заб-
вение одного из самых элементарных правил логического умозаключе-
ния. Обвинение именно забыло об условиях времени и пространства,
как необходимых условиях похищения, и в этом его печальная ошибка.
Была ли Сарра Модебадзе во время проезда евреев по садзаглихевской
дороге в такой близости к проезжавшим евреям, что могла быть ими по-
хищена? Обращаюсь к показаниям свидетелей тех самых, на которых
опирается обвинение, которых оно считает свидетелями, в достовер-
ности подтвердившими здесь свои прежние показания и освятившими
их присягой. Бесспорным признается, что евреи проезжали по садзаг-
лихевской дороге, что проехали двумя группами: одна группа прежде,
другая после, и что место выжигания белил, где находилась Сарра в ми-
нуту появления евреев, было от места этого появления в сторону на
расстоянии нескольких десятков сажен. Мои слова далеко не были бы
лишены оснований, если бы я стал доказывать, что Сарра не отлуча-
лась с места выжигания белил, где она была возле Турфы Цхададзе,
даже и при появлении второй, позднейшей группы евреев. Я мог бы это
утверждать на основании показаний Май Модебадзе и Елизаветы Цха-
дадзе. Обе они утверждают, что они были на месте выжигания белил
во время появления параллельно с этим местом первой группы евреев,
что в то время возле них были и Турфа Цхададзе, и Сарра Модебадзе,
и что в это время Турфа не имела никакого разговора с проезжающей
группой евреев. Вторая группа проехала после ухода Май Модебадзе
и Елизаветы Цхададзе в лес. Как Турфа Цхададзе, так и другие свидете-
ли утверждают, что Турфа разговаривала с евреями, спрашивала у них,
не продадут ли они товар. Следует заключить, что Турфа говорила со
195
второй группой. А так как она после разговора с евреями, по ее собствен-
ным словам, говорила потом с Саррой, объясняя ей, что если бы она по-
шла к евреям, то они дали бы ей платье и увезли бы ее, то очевидно, что
Сарра могла пойти на садзаглихевскую дорогу лишь после проезда по
ней второй, последней группы евреев, которых она, как я сейчас докажу,
не могла догнать. Так как других евреев, кроме этих двух групп, в то вре-
мя по дороге не проезжало, то, следовательно, и нельзя говорить о воз-
можности похищения Сарры евреями. Но если даже допустить возмож-
ность ошибки в показаниях Май Модебадзе и Елизаветы Цхададзе, если
предположить, что Турфа разговаривала с первой группой евреев и что
Мая и Елизавета только случайно не слышали ее разговора, находясь,
однако, возле нее, если сделать эти уступки обвинению, то и тогда еще
останется длинный ряд свидетельских показаний, сопоставляя которые
и соображаясь с местностью, как она измерена судебным следователем,
я не затрудняюсь показать, что Сарра не могла быть похищена еврея-
ми, потому что она не могла быть во время их проезда вблизи них, и что,
следовательно, детские крики, которые были слышны на садзаглихев-
ской дороге, никак не могли быть ее криками.
В самом деле, установим факты, которые занесены в обвинитель-
ный акт прокурора. Две группы проезжавших евреев распределялись
таким образом: одна в четыре, а другая в три человека. В первой группе
было трое конных и один пеший, тут же был и козел, что подтвержда-
ется рядом свидетельских показаний, а именно: Май Модебадзе, Ели-
заветы Цхададзе, Павла Цхададзе, Дата Цхададзе и Сино Церетели,
которые все говорят, что впереди ехало четверо евреев. Григорий Дати-
ков и Григорий Григоров Модебадзе также видели, что в первой группе
было четверо евреев, и что эта группа везла козла в сумке. Производив-
ший дознание полицейский пристав Абашидзе говорит, что при первом
приступе к дознанию он удостоверился, что проехало две партии ев
реев, первая в четыре, а вторая — в три человека. Со всеми этими впол-
не одинаковыми показаниями не согласуются только два показания.
Я не хочу оставить их без рассмотрения и оценки. Свидетель Коджаие
говорит, что впереди проехала группа из трех, а позади из четырех; коз-
ла он не видел ни в той, ни в другой группе, но был туман, объясняет
он, и он не всматривался, что везли евреи. Показание Коджаие, не со-
гласное с другими свидетельскими показаниями, я объясняю ошибкой
и запамятованием, весьма возможным по прошествии почти года. Тем
более я имею основание к такому заключению, что в показании своем,
данном на предварительном следствии и им собственноручно писан-
ном, Коджаия, как и прочие свидетели, утверждал, что впереди прое-
хала группа из четырех евреев. Турфа Цхададзе, утверждая также, что
196
впереди проехало четверо евреев, говорит, однако, что козел был во вто-
рой группе. Но это единственное показание о местонахождении козла
в группе трех опровергается всеми остальными единогласными отно-
сительно этого предмета свидетельскими показаниями. Впрочем, Тур-
фа — это та свидетельница, о которой сам прокурор выразился по вы-
слушании ее на судебном следствии, что она или по старости лет, или
по запамятованию, или почему-либо другому совершенно не способна
давать показания.
Таким образом, за исключением Коджаие и Турфы, всеми осталь-
ными свидетельскими показаниями установлен тот бесспорный факт,
что впереди проехало четыре еврея, и что с ними был козел. Этот факт,
как вы знаете, весьма важен, так как показания всех свидетелей, слы-
шавших впоследствии детские крики, относятся к этой группе, которая
была из четырех, и при которой был козел. Определю теперь расстоя-
ние, в котором находилась Сарра от проезжавших евреев. Место выжи-
гания белил было в стороне от садзаглихевской дороги. Чтобы выйти
с этого места на дорогу, нужно было предварительно взойти на тропин-
ку, которая в виде кривой линии выходила на дорогу. Эта кривая линия
может быть принята как третья сторона треугольника, две остальные
стороны которого составляют: 1) прямая линия от места выжигания бе-
лил на садзаглихевскую дорогу в виде перпендикуляра к этой дороге;
точка прикосновения этого перпендикуляра к дороге означает место,
параллельное месту выжигания белил и на котором были в первый раз
усмотрены евреи при проезде их по дороге и с которого они разговари-
вали с Турфой; 2) вторая сторона, идущая по дороге, есть прямая линия
от соединения упомянутого перпендикуляра с дорогой до пункта сое-
динения с этой же дорогой тропинки, ведущей от места выжигания бе-
лил. Демонстрируя пред вами на плане во время судебного следствия,
я определил протяжение тропинки в 81 сажень.
Вы имели возможность убедиться, что вычисление мое умеренно.
Но, чтобы быть еще более уступчивым, я приму протяжение тропин-
ки как равное перпендикулярной линии, оказавшейся, по измерению
судебным следователем, в 66 саженей, и, прибавляя к этим 66 саженям
еще 6 саженей расстояния от места выжигания белил до тропинки, я за-
ключаю, что для выхода на садзаглихевскую дорогу в месте соединения
этой дороги с тропинкой Сарра должна была пройти 72 сажени, по са-
мому умеренному расчету. Между тем до этого же пункта, начиная с ко-
торого только и возможна становилась встреча евреев с Саррой, евреям
оставалось только проехать 42 сажени. Сарра, очевидно, не могла опе-
редить их, не могла сойтись с ними на дороге в одно время, так как для
этого она должна была бы идти вдвое скорее, чем конные евреи. Первая
197
группа евреев должна была, следовательно, проехать раньше выхода
Сарры на дорогу. Так как детские крики, по единогласным свидетель-
ским показаниям, относятся к первой группе, при которой был козел,
а следовательно, и похищение Сарры могло быть совершено только
первой группой, то спрашивается, где же эта группа могла встретить
Сарру? Не поджидали ли ее евреи на дороге? Но этого не предполагает
и само обвинение, которое в похищении Сарры не усматривает заранее
обдуманного и подготовленного плана. Никто не видел, чтобы евреи
останавливались по дороге во все время следования их через селение
Перевиси. Дмитрий Церетели видел, что они остановились на корот-
кое время и подвязывали сумку уже в 180 саженях от тропинки, между
тем как раньше в 72 саженях Григорий Датиков Модебадзе слышал дет-
ский крик и видел проезжавшую группу четырех евреев. Все свидетели
говорят, что евреи ехали шибко на лошадях. Коджаия и Сино Церете-
ли удивлялись, как пеший еврей успевал не отставать от конных. Евреи
нигде не хотели останавливаться: они не приняли приглашения Турфы
продать ей товары, говоря, что они спешат, а ведь во время их разгово-
ра с Турфой Сарра еще не была похищена и была от них в 66 саженях
в сторону. Евреи действительно имели повод спешить. Завтра наступал
канун еврейской пасхи; они везли домой необходимые хозяйственные
припасы к празднику, им нужно было вовремя поспеть домой, чтобы
семейства их могли успеть сделать необходимые приготовления. До-
казывая, что Сарра не могла встретиться с евреями на дороге, я упот
ребил несколько грубый прием сравнения расстояний в 42 и 72 саже-
ни. Я прошу вас теперь сообразить, что 42 сажени было расстояние для
ехавших, хотя бы только шагом евреев, а 72 сажени для Сарры, 6-лет-
него ребенка, хромого, ходившего медленно и с трудом, как говорят
это все знавшие Сарру. Путь для Сарры был под гору, что для хромо-
го гораздо труднее ровной дороги. Если предположить, что шаг Сарры
вдвое меньше или вдвое медленнее, чем шаг лошади или взрослого че-
ловека, то 72 сажени для Сарры по самому умеренному расчету равня-
ются 144 саженям для евреев. Не следует забывать, наконец, что евреи,
разговаривая с Турфой, не останавливались и продолжали путь, что по-
сле разговора с ними Турфа разговаривала с Саррой, которая была еще
возле нее и никуда пока не уходила, что с Саррой затем разговаривала
ее сестра, что если на все это было потрачено две минуты, прежде чем
Сарра удалилась, то в эти две минуты евреи успели уйти вперед хоть на
100 сажен, а следовательно, опередить появление ее на дороге по край-
ней мере на 230 саженей.
Таким образом, оказывается, что, прежде чем Сарра могла выйти на
садзаглихевскую дорогу, евреи уже миновали селение Перевиси и были
198
далеко впереди Сарры. Это соображение простое, оно основано на из-
мерениях, сделанных следственной и обвинительной властью на пла-
не, снятом судебным следователем и подтверждаемом актом осмотра
местности, на показаниях свидетелей, которым верит и прокурор и ко-
торых он ставит в основание своих обвинительных доказательств. Это
соображение было упущено, и упущение это составляет ту печальную
ошибку, которая породила настоящее обвинение. Это же соображение,
поставленное теперь в конец, непоправимо разрушает обвинение в его
основе. Этим соображением я доказываю, что не только Сарра не была
похищена евреями и именно первой группой, против которой и сводят-
ся улики, но и не могла быть похищена. С этой минуты мне остается
иметь дело не с обвинением, в основе своей разрушенным, а лишь с об-
ломками обвинения, которые я должен смести с моей дороги, чтобы
очистить путь к оправдательному приговору. Всей силой моего убежде-
ния я опираюсь на проведенное соображение. Напрасно, поверяя проч-
ность этого соображения, я ищу возможности какого-либо объяснения
встречи Сарры с евреями. Я не нахожу объяснения. Или мысли мои пу-
таются, или в каком-то странном тумане блуждают мои соображения,
и я не вижу очевидного, или роковая ошибка на стороне обвинения.
Просветите меня, прокурор, если я заблуждаюсь; разъясните мне, ка-
ким образом Сарра могла попасть в руки первой группы евреев. Ведь
никто не говорит, что евреи останавливались и поджидали Сарру, что
она сама условилась выйти к ним. Напротив, по смыслу всех обвини-
тельных доказательств, видно, что только нечаянная, неподготовлен-
ная заранее встреча с Саррой обусловили ее похищение.
Очищая предстоящий мне путь, я остановлюсь прежде всего на по-
казании Дмитрия Церетели. Я прямо называю этого свидетеля самым
достоверным лжесвидетелем. Он слишком поусердствовал в своих по-
казаниях. Он говорит, что видел Сарру на садзаглихевской дороге впе-
реди обеих групп евреев. Выходит, по его показанию, что Сарра вышла
на дорогу еще ранее появления евреев. Но это опровергается показа-
нием всех прочих свидетелей — и семейства Цхададзе, и сестры Сар-
ры — Май Модебадзе, которая говорит, что Сарра находилась на ме-
сте выжигания белил при появлении первой группы евреев. Очевидно,
Дмитрий Церетели не мог видеть Сарру на дороге впереди первой груп-
пы. Несправедливо его показание и о том, что он видел евреев и слы-
шал детский крик, когда он после проезда евреев отправился по лесу
отыскивать свою скотину. По показанию Турфы и Елизаветы Цхадад-
зе, Церетели работал в своем винограднике во время проезда евреев.
После их проезда, ввиду павшего тумана, Церетели отправился искать
скотину.
199
Место, на котором он, по его собственному указанию, видел евре-
ев и слышал детский крик, находится в 180 саженях от виноградника
Церетели по линии садзаглихевской дороги. Церетели прошел это рас-
стояние медленно, заглядывая по сторонам, ища в лесу скотину и тем
не менее успел догнать евреев, уехавших раньше его выхода на поиски
скотины, ехавших скоро и без остановок. Оказывается, если верить по-
казанию Дмитрия Церетели, что евреи, похитив Сарру, нарочно под-
жидали на дороге Дмитрия Церетели, чтоб он только успел придти на
место, увидеть их, услышать детский крик и затем об этом засвиде-
тельствовать. Он и свидетельствует сначала, что видел семерых евре-
ев, потом — что не мог различить, сколько их было, за туманом, а, на-
конец — что видел трех. Верно одно, что если Церетели видел евреев
из своего виноградника, то он уже не мог их нагнать за 180 саженей
от него и пришел после продолжительных поисков за неизвестно куда
ушедшей скотиной.
Неправдоподобным является и показание другого свидетеля — Гри-
гория Григорова Модебадзе. Он видел Сарру на дороге между двумя
группами евреев. Сначала он показал, что расстояние между обеими
группами было в 40 сажен; здесь он расширил это расстояние до 60 са-
жен. Но и при таком расстоянии Сарра не могла попасть между двумя
группами в силу тех же соображений, которые я высказал о том, сколь-
ко времени нужно было для Сарры, Чтобы выйти с места выжигания
белил на садзаглихевскую дорогу. Если вторая группа ехала на расстоя
нии 60 сажен от первой группы, то и эта вторая группа должна была
проехать раньше, чем Сарра успела бы выйти на дорогу. Показания
Коджаии и Сино Церетели определяют расстояние между группами на
четверть часа времени. При таком расстоянии между группами, конеч-
но, возможным представляется, что Сарра, немедленно отправившая-
ся по тропинке на дорогу, встретилась со второй группой. Но все следы
и улики похищения относятся к первой группе; там и козел, и сумка,
и детские крики, а первая группа, если она ехала на четверть часа ранее
второй, была уже по крайней мере в двух вёрстах от Перевисей, и дет-
ский крик, слышанный Григорием Датиковым Модебадзе из первой
группы, на месте в 15–72 сажени от выхода на дорогу тропинки, давно
уже раздался и, следовательно, давно уже совершилось похищение. Та-
ким образом, та западня, в которую, по показанию Григория Григорова
Модебадзе, попала Сарра, оказавшаяся между двух еврейских групп,
становится в действительности безвыходной западней для обвинения.
Суживает обвинение эту западню, — Сарра не успевает попасть в нее;
расширяет, — первая группа давно миновала Григория Датикова Моде-
бадзе, козел уже проблеял, ребенок прокричал, похищение, стало быть,
200
совершилось, и на долю второй группы нет ни козла, ни ребенка, ни
детского крика. Таким образом, оказывается, что и показание Григория
Григорова Модебадзе есть чистейшая ложь.
Павел Цхададзе не видел Сарры на дороге, но он видел обе группы
евреев, и, по его соображениям, Сарра могла опередить вторую группу
на 10 сажен. К показаниям свидетелей о расстоянии надо относиться
осторожно. Я и отнесся осторожно, спросил Цхададзе, на чем он основы-
вает свой расчет? Оказалось, что тропу, по которой должна была прой-
ти Сарра, он определяет в 32 сажени. Определение неверное. По изме-
рению, сделанному судебным следователем, эта тропа никак не может
быть меньше 66 сажен. Таким образом, расчет Цхададзе должен быть
устранен, как вывод из неверного основания. Между тем, свидетель До-
туа Цхададзе свидетельствует, что Сарра не могла бы опередить вторую
группу евреев, и это показание действительно находит себе подтверж-
дение в соображениях расстояний, изображенных на плане, составлен-
ном хоть и не специалистом, но, тем не менее, и что всего важнее, на
основании точных измерений, произведенных судебным следователем.
До сих пор я признавал как бы бесспорным, что Сарра направилась
на садзаглихевскую дорогу. Представляется ли, однако, доказанным,
что Сарра пошла и вышла на эту дорогу? Кто видел ее на этой дороге?
Дмитрий Церетели и Григорий Григоров Модебадзе — свидетели недо-
стоверные, как я уже доказал. За исключением их, никто не видел Сар-
ры на дороге. Не видела ее Турфа Цхададзе; она, напротив, думала, что
Сарра пошла с сестрой в лес, и только видела потом, что Сарра вышла
на тропинку, но не видела, куда она направилась. Тропинка была всего
в 6 саженях от места выжигания белил, и Сарра, ничем не занятая, лег-
ко могла и без особой надобности и цели, ради одной прогулки, чтобы
не оставаться на одном месте, выйти на тропинку, по которой еще да-
леко было до дороги. Елизавета Цхададзе видела Сарру на этой тро-
пинке «лицом к садзаглихевской дороге». И этот оборот Сарры по на-
правлению к дороге не доказывает еще, что она направилась и вышла
на дорогу. Павел Цхададзе видел Сарру на тропе, видел, что она сдела-
ла несколько шагов по направлению к дороге, но он не видел, чтоб она
вышла на дорогу, между тем как он мог бы это видеть со своего места.
Сарра, и не направляясь к дороге, могла ходить по тропинке взад и впе-
ред, как ничем не занятый ребенок. Да и была ли надобность для Сарры
выходить на садзаглихевскую дорогу? Единственная надобность, кото-
рая могла представиться ей, — это возвратиться домой. По объяснению
Турфы Цхададзе, Май Модебадзе говорила своей сестре Сарре перед
уходом в лес, что им обеим оставаться у Цхададзе нельзя и что Сарре
надо идти домой. После ухода Май в лес за валежником Сарра действи-
201
тельно могла отправиться домой. Но по какой дороге она могла воз-
вратиться домой? Кроме садзаглихевской дороги, параллельно с ней,
к дому отца Сарры, по возвышению, на котором стоят дома Цхададзе
и Модебадзе, идет тропинка, соединяющая оба эти дома.
Эта тропинка пешеходная, идущая по плоскогорью, по которой не
нужно подниматься и опускаться, как по садзаглихевской дороге, и по
которой обыкновенно ходили между домами Цхададзе и Модебадзе.
По этой тропинке Сарра и пришла к Цхададзе, как это видели Коджаие
и Сино Церетели; по этой тропинке Май возвратилась домой, когда уз-
нала, что Сарра ушла; на эту тропинку прежде всего направились розы-
ски, когда исчезла Сарра. Естественнее всего, Сарра, отправляясь до-
мой, направилась по этой тропинке, а не по садзаглихевской дороге, где
путь был дальше, менее удобен, где нужно было спускаться под гору
и снова подниматься. Тем более не было для Сарры побуждения выхо-
дить на садзаглихевскую дорогу после того предупреждения, которое
сделала ей Турфа, сказавши, что евреи, проезжавшие по дороге, могут
ее увезти, подаривши ей платье. Что за странный каприз был бы у де-
вочки после всего этого предпочесть садзаглихевскую дорогу удобной
и привычной, более короткой и более ей знакомой тропинке.
Обратим, наконец, внимание на садзаглихевскую дорогу. Соответ-
ствует ли она условиям похищения среди дня живого ребенка, возмож-
ности того преступления, которое предполагает обвинительная власть?
Дорога эта идет с юга на север по долине или, лучше сказать, по лож-
бине, между двумя удлиненными холмами, ограничивающими ее с за-
пада и востока. На холмах, по обе стороны дороги, рассеяны в разных
расстояниях один от другого дома обитателей селения Перевиси. Дома
эти, перемежаясь с виноградниками и лесными кустарниками, служат
как бы обсервационными пунктами по отношению к дороге. С возвы-
шенности холмов все дороги, идущие через Перевиси на расстоянии
около 200 сажен, видны почти во всех своих пунктах. Днем в вино-
градниках, около домов, в кустарниках леса, то здесь, то там, работа-
ют жители Перевисей вблизи самой дороги. Проезжающие по дороге
видны. Пока проезжали 4 апреля евреи через селение Перевиси, их ви-
дели то Церетели, то Цхададзе, то Модебадзе, Цивилишвили, то Код-
жаие и другой Церетели. Их видели из домов, со дворов, из виноград-
ников. Со всех мест, на которых находились свидетели проезда евреев,
они свободно могли разговаривать с евреями; по опыту, произведенно-
му следователем, со всех этих мест слышен обыкновенный человече-
ский говор, происходящий на дороге. Жители одной стороны дороги
могут свободно разговаривать с жителями противоположной стороны.
Часть дороги видна с одного места, другая — с другого. Дорога вся на
202
виду и в наблюдении. При таких условиях было бы крайне рискован-
но и едва ли могло придти кому-либо в голову решиться на похищение
ребенка, который, понимая опасность, конечно, употребил бы все свои
детские усилия, чтобы закричать, позвать на помощь, и, конечно, жите-
ли Перевисей услышали бы такие крики отчаяния и ужаса, которые не
оставили бы возможности недоумевать, крики ли это козла или крики
ребенка, плачет ли ребенок и напрягает свой детский голос, чтобы при-
звать к себе на помощь.
Нет, я не вижу возможности похищения Сарры Модебадзе на садза-
глихевской дороге. Не видели этой возможности вначале и сами жите-
ли селения Перевиси. Все они видели проезжавших евреев, и, однако,
когда исчезла Сарра, подозрение на евреев пало не вдруг. Первое и са-
мое естественное предположение было, что девочка, уйдя домой, заблу-
дилась, так как был сильный туман. Все усилия родственников и зна-
комых направились к тому, чтоб искать девочку по сторонам дороги,
в лесу, в кустарниках, в полях. Никто не начинал речи о евреях. Будь
иначе, розыски в тот же день направились бы в Сачхеры, куда проеха-
ли евреи. Подозрение на евреев возникло только на другой день, ког-
да Сарры, несмотря на поиски, нигде не оказалось. Иосиф Модебадзе
говорит, что подозрение на евреев у него явилось только тогда, когда
Дмитрий Церетели рассказал ему о слышанном им детском крике. Ке-
келе Модебадзе говорит, что на другой день стали думать на евреев, так
как девочка нигде не находилась, «а кто же мог ее похитить, кроме ев-
реев?». Любопытно, что все свидетели, возымевшие решительное по-
дозрение на евреев, при расспросах их здесь старались свалить друг на
друга честь первоначального заявления такого подозрения. Так, Иосиф
Модебадзе говорит, что он заподозрил евреев со слов Дмитрия Цере-
тели. Церетели говорит, что он не имел разговора с Модебадзе о ев
реях. Цхададзе говорит, что Григорий Датиков Модебадзе, придя к ним
в дом, сказал: «Нечего искать ребенка, — евреи похитили». Григорий
Модебадзе утверждает, что был такой разговор, но что подозрения воз-
будила Турфа. Одним словом, подозрение утвердилось на следующем
умозаключении: евреи проезжали, девочка пропала, следовательно, ев-
реи ее похитили.
Я не стану смеяться над этими простыми людьми, лишенными ум-
ственного света, над детской наивностью их выводов, над их суевери-
ем, не тронутым критикой здравого рассуждения. Какое права имею
я глумиться над шаткостью и легкостью их умозаключений, когда и те-
перь, после долгого предварительного и судебного следствия, вам пре-
подносят обвинение, построенное на тех же умозаключениях и лишь
пополненное с избытком баснями и сплетнями. Поучительно, одна-
203
ко, проследить, как возникшее в умах простых и суеверных людей по-
дозрение росло, развивалось, укреплялось и сложилось в грозное об-
винение. Вы увидите, что жизненность этого подозрения нашла себе
пищу и поддержку не в умах жителей Перевисей и Сачхер, а в доверии
к подозрению и действиях полицейской и следственной власти; что
родственники Сарры только пользовались искусно недоразумениями
и легковерием лиц, разъяснивших дело о ее смерти. Иосиф Модебад-
зе, нигде не находя своей пропавшей дочери, не видя объяснения ее
исчезновения, останавливается хотя и на шатком подозрении против
евреев, о чем он и делает заявление полицейскому приставу. Между
тем как пристав, не произведя ни розысков, ни дознания об обстоя
тельствах пропажи Сарры, передает заявление Модебадзе судебному
следователю.
Сарра была отыскана. С отысканием ее трупа и для Модебадзе, и для
всех других, по-видимому, стала ясна причина смерти Сарры: девочка
заблудилась и погибла несчастным образом. По крайней мере, ни стар-
шина, осматривавший труп Сарры, ни другие, бывшие при этом осмот
ре, не поддерживают подозрения против евреев и поступают с трупом
Сарры так, как это бывает при бесспорных случаях нечаянной несчаст-
ной смерти. Старшина приносит труп в дом Модебадзе, семейство Сар-
ры хоронит ее труп, не ожидая его осмотра следователем, не требуя это-
го освидетельствования и не заботясь о судьбе заявленного перед тем
подозрения, которое теперь для самого Модебадзе не представлялось
уже основательным и вероятным. Между тем, имея пред собой преж-
нее заявление Модебадзе, следователь приступает к вырытию и вскры-
тию трупа. Модебадзе не присутствует при вскрытии, не интересуется
им и даже некоторое время не знает о нем. Между следователем и вра-
чом происходит разногласие о причине смерти Сарры. Пользуясь не-
верными полицейскими сведениями, врач дал такое объяснение слу-
чаю смерти Сарры, которое не находит себе подтверждения в осмотре
места, где найден труп. Первое Недоумение, которое было бы нетрудно
разъяснить, отнесясь к делу без предвзятой мысли, первое разногласие,
которое могло быть примирено более соответственным обстоятель-
ствам дела объяснением причины смерти Сарры, дает Иосифу Моде-
бадзе случай поднять снова оставленное уже им подозрение, и тут на-
чинает он указывать свидетелей, слышавших детский крик, обращает
внимание на разорванное платье Сарры, заявляет о том, что под коле-
нами у нее замечены были порезы. Порезы необходимо было приду-
мать, чтобы придать солидность подозрению. Конечно, рассчитывалось
при этом, что труп погребен и что показание о порезах примут на веру.
Вторичный осмотр трупа, вырытого из земли, произведенный в при-
204
сутствии отца Сарры, убеждает, что никаких порезов на ногах Сарры
нет и не существовало.
Казалось бы, вторичное вскрытие трупа должно было повести
к разъяснению случая смерти Сарры и указать, с каким подозрением
и с какими достоверными заявлениями имеет дело следствие. Но оно,
напротив, проникается важностью подозрения и дает ему преувели-
ченную цену. Через несколько времени после первого вскрытия поли-
цейский пристав, осматривая место нахождения трупа Сарры, замеча-
ет давние следы двух лошадей, шедшие по направлению к месту трупа.
Пристав обращает на это внимание, и этого достаточно, чтобы его недо-
умение родственники Сарры обратили в пользу своего подозрения на
евреев. Скрывают действительное происхождение следов и объясняют,
что на них не обратили внимания в то время, когда нашли труп Сарры.
Странное и невероятное обвинение. Возможно ли, чтоб осматривавшие
труп на месте, — а таких было много, — могли упустить тогда еще све-
жие следы, указывавшие на привоз Сарры в то место, где она найдена?
Возможно ли, чтоб отец Сарры, имевший подозрение на евреев, оста-
вил без внимания эти следы, которые так поддерживали его подозре-
ние? Пристав не остановился на этих вопросах.
Он допустил, что следы существуют, но не были замечены. И сви-
детели, которые, как оказывается, знали о происхождении этих сле-
дов, умалчивают, а другие, пользуясь их молчанием, свидетельствуют
о встрече на сачхерской дороге двух евреев накануне нахождения трупа
Сарры и таким образом подготовляют разъяснение тому недоумению,
которое возбудилось в уме пристава.
Следствие получает новый толчок. Крик сперва слышали только на
садзаглихевской дороге. Этого недостаточно; следствие желало бы еще
новых свидетелей детского крика на дальнейшем пути евреев. И раз по-
чувствовали эту надобность, — целая группа свидетелей, более чем че-
рез месяц после пропажи Сарры, является внезапно и, молчавшая до
тех пор, свидетельствует о слышанных криках. Вообще, следя за пред-
варительным следствием, мы видели, что при каждом новом требова-
нии следствия тотчас же является и предложение, вполне удовлетвори-
тельное. Каждое недоразумение, каждое сомнение, которое является у
лиц, производящих дознание и следствие, каждая их иногда невольная
ошибка тотчас же обращаются в пользу заявленного подозрения; за них
хватаются как за искру и раздувают в пламя, освещающее дело совсем
не с той стороны, на которой была истина. Так сложилось настоящее
дело и настоящее обвинение.
Я поставил себе задачей доказать перед вами не только то, что са-
мое здание обвинения построено на шатком основании и должно раз-
205
рушиться при серьезном к нему прикосновении, но я хочу доказать, что
самые материалы этого здания, которое венчал теперь своим решитель-
ным словом прокурор, не имели и не имеют внутреннего достоинства
и прочности.
Я должен теперь вступить на путь детских стоков и криков, слы-
шанных несколькими свидетелями. Это какой-то мрачный переход
дантовского чистилища, где души некрещеных младенцев в томитель-
ном ожидании взывают о спасении. Это продолжительная вокальная
музыка, которая, однако, никак не складывается в концерт. Нет согла-
сия, нет и единообразия в этих звуках, подхваченных случайно свиде-
телями; разнообразны впечатления и заключения самих свидетелей.
То слышат они детский крик, то какое-то мычание, то крик козла, то
стон задыхающегося ребенка, то плач, то целую фразу о призыве к спа-
сению. Иным свидетелям послышался детский крик, но когда они уви-
дели козла, то заключили, что это был крик козла, и успокоились. Дру-
гие слышат крик, но когда выходят на этот крик, — слышанные звуки
умолкают. Слышат плач, идут на помощь, думают увидеть ребенка, но
видят евреев и, не обращая затем внимания на плач, уходят. Обменива-
ясь мыслями по поводу слышанного крика, соглашаются, что это крик
козла, но когда узнают, что евреями похищен ребенок, убеждаются, что
слышанный ими крик был не крик козла, а ребенка, и что евреи не про-
сто торопились ехать, а были испуганы.
Все эти самые разнообразные свидетельские впечатления без даль-
нейшего их разбора, без применения противоречий между ними, вы-
ставляются обвинением как улики, и, прибавлю, как главнейшая улика,
связывающая проезд евреев с исчезновением Сарры. Рассмотрю в от-
дельности каждое из свидетельских показаний.
Первым слышавшим крик является Григорий Датиков Модебадзе.
Он был в 72 саженях на дальнейшем пути евреев от соединения тропин-
ки с садзаглихевскою дорогой. На пространстве этих 72 саженей долж-
но было совершиться похищение Сарры. Модебадзе слышит «крики
как будто ребенка», звуки «вай ми дэда мишвил». «Вы утверждаете, —
спрашивает свидетеля прокурор, — что это действительно был крик ре-
бенка?» — «Непременно ребенка», — отвечает Г.Д. Модебадзе. «Какой
же крик, — любопытствует защита, — воспроизведите его». Послыша-
лось какое-то мычание, а потом крик а... а... а..., произносимый не осо-
бенно громко. Продолжая, свидетель говорит, что ему показалось, что
это был «крик ребенка». Значит, добавляет к этому отзыву прокурор,
вы убеждены, что это был крик ребенка. Дмитрий Церетели слышал,
что ребенок плакал, «как будто бы побили ребенка». Но я уже доказы-
вал, что этот свидетель не мог слышать никакого плача и крика на том
206
месте, на которое он указывает, так как он не мог догнать на этом месте
евреев. Нужно заметить, однако, что и этот свидетель, и Григорий Мо-
дебадзе выйдя на место, с которого им послышался крик, видят проез-
жающих евреев, но крика детского уже не слышат, видят, однако, козла,
успокаиваются и уходят, как бы ничего и не случилось. Не внушитель-
ны им были крики и стоны Сарры. Свидетельница Непарадзе — это та
самая старуха, которая сказала, что она слишком стара, так как ей более
сорока лет. Она тоже говорит, что слышала плач ребенка, а не козла, но
прибавляет, что она немного глуховата. И этой глуховатой свидетельни-
це приходится свидетельствовать о слышанных ею звуках, предатель-
ских звуках, долженствующих уличить подсудимых. Непарадзе слыша-
ла крик: ва... ва... ва... Ребенок, говорит она, плакал, один раз вскрикнул.
Расспрашивая эту свидетельницу, прокурор высказал, что она на пред-
варительном следствии показывала одно, здесь говорила другое, а те-
перь — третье. Прошу теперь, судьи, основать ваш обвинительный при-
говор на показании этой свидетельницы. Выступает перед нами Бесо
Гогатишвили. Он слышал детский стон; просим изобразить этот стон;
свидетель изображает какое-то мычание. Услышав детский крик, гово-
рит Гогатишвили, я увидел потом, что кричит козел, и успокоился. Да-
лее следует группа сачхерцев. Это не отдельные свидетели, случайно
соединенные, но именно цельная группа, соединенная узами — одни ку-
мовства, другие сожительства и, наконец, все единением умственного
мрака. Соломея Колмохелидзе услышала крик, «как будто дети душат-
ся». Это ее собственное характерное выражение. Спрашиваем, «как это
дети душатся, — объясните». Прикладывается рука ко рту, и Соломея
изображает, как душатся дети. Свидетельница, услышав крик, подума-
ла, что это крик ее внука, по крайней мере она так говорила на предвари-
тельном следствии, здесь же она это отвергла.
Обеспокоившись криками, она вышла, посмотрела, убедилась, что
ребенок невестки не кричит, и пошла к своему жильцу Надирадзе, ко-
торый успокоил ее тем, что едут евреи и везут козла, кричит козел, а не
ребенок. Кажется, оставалось одно — совершенно успокоиться, но Со-
ломея Колмохелидзе не успокоилась; в недоумении возвратилась она
домой, затворила дверь и, добравшись до постели, упала в обморок от
одного представления, как она объяснила, о том крике, который она
слышала. Когда на другой день она узнала о похищение евреями ребен-
ка, для нее все стало ясно, а через полтора месяца она заявила полиции
о слышанном ею крике. Следует затем жилец Соломеи Колмохелид-
зе, Максим Надирадзе, который также говорит, что явственно слышал
стон ребенка. Просим и его изобразить эти стонущие звуки; он точно
так же, по одному образцу с Соломеей Колмохелидзе, прикладывает
207
руку ко рту и воспроизводит их. «Вошла ко мне, — повествует он, — хо-
зяйка и сказала, что, кажется, слышала она крик ребенка»; но Максим
Надирадзе указывает ей на козла, которого в то время мимо него про-
везли евреи, что это козел кричит; на другой, однако, день, когда он ус-
лышал о пропаже Сарры, он сам понял, что слышанный им крик был
действительно крик ребенка. Натела Дурмашидзе стоит в своем саду,
видит проезжающих евреев; у них переметная сумка; в одной половине
сумки, говорит свидетельница, что-то ворчало или пищало, а в другой
был козел. Не было ли это, спрашиваем мы, ворчанье и пищание кур
или гусей, которых везли с собою евреи? Нет, говорит, эти звуки напо-
минали голос ребенка, но только все это «было далеко от меня, через
забор я не видела, так как далеко стояла от забора». Просим и эту сви-
детельницу изобразить слышанное ворчанье и пищание, и она издает
стонущее а... а... а... Какая, спрашиваем, была сумка? Небольшая, отве-
чает, она была завязана. «Я в то время поясняет свидетельница, — была
огорчена смертью своего сына». Натела Дурмашидзе была в саду не
одна, а с своей кумой Пепой Яламовой. С любопытством ждем показа-
ния Яламовой, но она не явилась, вывихнула себе ногу. Прочитывается
ее показание, данное на предварительном следствии. В нем узнаем сле-
дующее. «Когда евреи поравнялись с нами, — говорит свидетельница, —
в это время я услышала крики козленка. Перед этим я никакого детско-
го крика и звуков не слышала. Увидевши встревоженные лица евреев,
я подумала, что случилось что-то недоброе, и, не знаю почему, у меня по-
явилась мысль, что они везут похищенного ребенка, о чем я тут же и ска-
зала куме Нателе, а кума отвечала, что она ясно услыхала крик ребенка.
После того как мы узнали о похищении Сарры, я стала всем рассказы-
вать о виденном мной». Итак, рядом стоят в саду под вечер две кумы:
одна слышит ясно, что кричит ребенок, а другая слышит крик козлен-
ка, но думает, что евреи везут похищенного ребенка; обменялись кумы
своими впечатлениями и порешили на том, что евреи действительно
провезли никого другого, как ребенка; а когда на другой день они услы-
шали о пропаже Сарры, то для них стало ясно, как день, что ее-то и вез-
ли евреи. Наталья Тушишвили видела то, что никто другой не видел.
Она видела, что еврей сидел на лошади по-дамски. Недоставало только,
чтобы еврей был в длинном костюме амазонки и складками юбки при-
крывал драгоценную, но и опасную ношу, бывшую в сумке. Тушишвили
слышала звуки, эти звуки отличались от крика козла.
Дав терпеливо ответы на вопросы председателя и прокурора, свиде-
тельница во время вопросов со стороны защиты утомляется, жалуется
на болезненность и ссылается на свое показание, данное на предвари-
тельном следствии; подкрепленная внушительным словом председате-
208
ля, который объясняет свидетельнице, что она отвечает суду, а не защи-
те, Тушишвили удовлетворяет наше любопытство о том, какие звуки
слышала она из сумки. «Звук был глухой, — говорит она; — если бы
меня повесить, то я не в состоянии была бы изобразить этого звука.
Если бы было громче, — продолжает она, — то я бы могла выразить,
впрочем, времени не было, чтобы заметить все в подробности». Так мы
и не узнали слышанных свидетельницей звуков. Следует синьора Ке-
сария Чарквани. Слышала, говорит крик: ай, ай, как будто рот был чем-
то заложен у ребенка. Потом она закрывает рукой свой рот, совершен-
но так же, как делали это Соломея Колмохелидзе и Максим Надирадзе,
и издает совершенно такой же звук. «Звук этот подходил к звуку 7 или
8-летнего ребенка», — утверждает свидетельница. Удивительная слу-
ховая способность определять посредством звука лета! Пробуем про-
верить эту способность и спрашиваем, могла ли бы она отличить голос
30-летнего от 25-летнего человека. Свидетельница в ответ бросает на
меня недовольный взгляд. Мог ли быть похож слышанный вами звук,
даю я вопрос более простой, на голос, например, 9-летнего ребенка?
Нет, отвечает свидетельница. А на голос 6-летнего? Тоже, говорит, нет,
и как раз ошиблась, потому что Сарре Модебадзе было только 6 лет.
«Евреи были испуганы, когда поравнялись со мной». Смотрю на свиде-
тельницу и, кроме приятности, не вижу в ней ничего, что могло бы ис-
пугать евреев, увидевших ее...
Председатель: Я бы попросил не касаться личностей.
Присяжный поверенный Александров: Спрашиваю затем, почему она
заключает об испуге евреев. «Потому, — говорит, — что они торопи-
лись», — вот вам и объяснение испуга евреев. «Подумала, — продолжа-
ет свидетельница, — что у еврея в сумке дитя», — но она подумала это
на другой день, когда узнала о пропаже Сарры.
Господа судьи! Полтора дня мы слышали всех этих свидетелей, из-
учали звуки, ими слышанные. Мы были в душной атмосфере тяжко-
го уголовного преступления; мы видели перед собой эти арестантские
халаты, эти лица, изможденные одиннадцатимесячным тюремным за-
ключением; над ними грозной тучей нависло обвинение, оно готово
было разразиться каторгой. Не до шуток и смеха было. Но когда чрез
несколько дней настоящий процесс станет минувшим делом, когда
к нему можно будет подойти с безмятежностью постороннего наблюда-
теля, когда можно будет спокойно взглянуть на эту страницу процесса,
занявшую у вас полтора дня, что-то странное предстанет воображению
наблюдателя. Предстанет взору какой-то комический дивертисмент,
как будто для развлечения, для успокоения нервов вдвинутый в страш-
ную уголовную драму; какой-то юмористический листок среди стра-
209
ниц уголовного дела о кровавом преступлении. И под этим юмористи-
ческим листком вас приглашают подписать приговор, присуждающий
несколько человек к каторге.
Обратимся теперь к другим свидетелям, которые тоже могли бы
слышать детские крики и стоны, но которые их не слышали. Самсон
Гогечиладзе говорит, что детских криков не слышал, хотя и был близко
около евреев, прошел с ними несколько шагов и слышал лишь, что ко-
зел блеял. Правда, обратил он внимание на какое-то движение в еврей-
ской сумке. Он полюбопытствовал узнать, что двигается в сумке. Ему
отвечали, а может быть, и не отвечали, что в сумке гуси. Да ведь они
подохнут, предупреждает он; пусть подохнут, отвечают ему. Очевидно,
любопытство Гогечиладзе не интересовались удовлетворить, отвечали
как попало. Двигалось ли что-либо в сумке или не двигалось, важно то,
что если бы то было движение ребенка, желающего высвободиться из
сумки, Гогечиладзе не успокоился бы на объяснении, что в сумке гуси.
Илихо Комушадзе тоже встретил евреев, но не мог заметить, что было
у них в сумке; с козлом евреи ничего не делали, его за ухо не трепали,
хворостиной не били, детских криков свидетель не слыхал. Давид Ана-
сашвили — свидетель случая покупки евреями гуся на дворе Нателя
Капуршвили. Один из евреев вошел во двор; началась торговля; хозяй-
ка просит за гуся 1 руб. 20 коп., еврей дает только 40 копеек. Товарищи
его торопят домой, советуют дать за гуся 80 копеек; и, наконец, гусь ку-
плен. Анасашвили и Капуршвили видят других евреев, остановивших-
ся в ожидании покупки их товарищем гуся, видят у них козла, слышат,
что козел постоянно кричит, но детских криков и стонов не слышат.
Евреи торопятся, но тем не менее ждут, пока товарищ окончит покупку
гуся. И это в то время, когда, по мысли обвинения, евреи везли Сарру,
когда каждую минуту они рисковали быть открытыми, изобличенны-
ми в тяжком преступлении, когда ежеминутно можно было опасаться
предательского для них крика и стона заключенного в сумку ребенка.
Есть ли смысл в спокойном торге из-за гуся в то время, когда все мыс-
ли должны быть заняты сокрытием коварно похищенного ребенка? Ев-
реи въезжают в Сачхеры; их встречает Бичия Душиашвили, старшина,
представитель полицейской власти; он разговаривает с евреями, но ни-
каких детских криков из их сумок не слышит. Обратите, господа, вни-
мание на план местечка Сачхеры и заметьте ту дорогу, по которой ехали
домой евреи; вы увидите, что они ехали по самой людной улице Сачхер.
Это преступники-то, везущие с собою опасную ношу! Князь Абашидзе,
полицейский пристав, объяснил, что путь, по которому ехали евреи по
Сачхерам» наиболее отдален от еврейского квартала и что они могли,
если бы пожелали, проехать совсем другой дорогой, которая даже не
210
была дорогой, более длинной, там, где не было домов, где, следователь-
но, стоны и крики ребенка никто бы не услыхал. Удивительное пренеб
режение к опасности, в которой евреи не могли не находиться, которую
они не могли не сознавать, если верить прокурору, что они везли похи-
щенную Сарру.
В каком положении могла находиться Сарра Модебадзе, когда ее
везли в сумке? Была ли она герметически закупорена? Тогда она за-
дохнулась бы очень скоро, и криков из сумки никаких не могло быть.
Было ли ей просторно в сумке? Но тогда она старалась бы высвобо-
диться, кричала бы, рвалась наружу; ведь находясь в таком опасном по-
ложении, Сарра, которой было 6 лет и которая не могла не сознавать
его, напрягла бы все свои, хотя бы детские, усилия, кричала, звала на
помощь, рвалась из сумки, прогрызла бы ее, наконец, и дала бы о себе
знать более ярким способом, чем звуки, которые можно было принять
и за голос ребенка, и за блеяние козла. Очевидным представляется, что
в сумке у евреев был и кричал не ребенок, а козел. Молодое животное,
в полной неизвестности за предстоящую ему будущность, в тоске, мо-
жет быть, о покинутых полях своей родины, стесненное в своих движе-
ниях, предпочитавшее побегать, пощипать траву, скучавшее, очевидно,
непривычным для него положением пассажира, выражало свое огорче-
ние в жалобных криках, пискливом блеянии и тому подобных звуках.
Развлекали себя на его счет и спутники его; то хворостиной его ударят,
то ухо закрутят. Все делалось начистоту, по душе, и никто не ждал гроз-
ного обвинения. Были с евреями индейки, куры и гуси, и эти не ощу-
щали надобности оставаться безгласными. Вот правдивое соображение
о происхождении тех звуков, которые стали вдруг звуками и стонами
ребенка, как только разнеслась весть о похищении Сарры.
Покончим с комической страницей дела; впереди предстоит что-то,
по-видимому, серьезное: это событие в доме предводителя дворянства
князя Церетели. Что-то необычайное слышится, напоминающее как
будто событие из первых веков христианства. Еврей, только что поки-
нувший своих единомышленников, бежит в ближайший дом, дом пред-
водителя дворянства, и громким криком заявляет, что пришел открыть
сердечную тайну, говорить о замученном христианском ребенке. Так
и ждешь какого-то великого события, воочию совершающегося обра-
щения еврея в последователя Христа. Пред этим евреем не разверзлись
небеса, он не слышал голоса: «Савле, что гониши! », — но он только
что окончил пасхальную трапезу со своими друзьями, он знает за ними
преступление, возмутившее его совесть, отвратившее его от прежних
убеждений; пред ним открыло свет истины, и он идет обличать вели-
кое преступление своих единоверцев. Еврей потонул в человеке, и этот
211
человек с желанием порвать со своим прошедшим, с желанием, может
быть, полного обновления, приходит исполнить великий нравствен-
ный долг. Прибегает Еликашвили и садится на землю. Несколько раз
неистово кричит он: «Подайте мне предводителя дворянства!» Предво-
дителя нет. У Еликашвили любопытствуют, на что ему предводитель?
Сидя на земле все в том же положении, продолжает кричать Еликашви-
ли, кричит так, что на крик сбегаются люди с разных сторон, кричит без
всякой надобности, кричит, когда с ним говорят обыкновенным голо-
сом, и все кричит: подайте мне предводителя, я хочу открыть сердеч-
ную тайну!
Пьян был Еликашвили, закрадывается во мне подозрение, по все-
му видно, что пьян. Спрашиваю свидетелей. Нет, говорят, мы стояли
близко, никакого винного запаха не было слышно. Что же, может быть,
у свидетелей обоняние не особенно сильно, из этого еще не следует,
чтобы М. Еликашвили не был пьян. Мы его прогоняли, говорят свиде-
тели, хотели удалить со двора. Зачем вы прогоняли, спрашиваю, чело-
века, который пришел по серьезному делу охотно разговаривает с вами,
хочет открыть сердечную тайну? Предводителя нет, положим, но Ели-
кашвили вам беспокойства не причиняет? Напротив, он должен был
возбуждать ваше внимание, любопытство, вы могли ждать от него рас-
сказа о важном событии. Зачем же было гнать со двора? На этот вопрос
удовлетворительного ответа не получаю. Справляюсь у местного стар-
шины, имея в виду, что в день происшествия праздновалась пасха, что
Еликашвили был на праздничном обеде и что весьма возможно неко-
торое с его стороны послеобеденное возбуждение. Бичия Душиашви-
ли, свидетель, вызванный обвинением, говорит: «Да, М. Еликашвили
человек, вообще непьющий, но изредка, раза два-три я видел его пья-
ным. В день пасхи он напился. Он обедал в этот день в еврейском доме,
поблизости двора предводителя дворянства, затеял там драку, гнался
с деревянным подносом за одним евреем; позвали проходившего мимо
старшину, тот вступился, связал Еликашвили, но через несколько ми-
нут он развязался и, ругаясь, побежал в дом предводителя». Вот объяс-
нение события с Еликашвили, и если он действительно даже говорил
о замученном ребенке, то и в этом нет ничего удивительного, так как
еще накануне все сачхерцы знали о пропаже Сарры и о том, что ее по-
хищение приписывается евреям.
Выхожу со двора предводителя дворянства и встречаю Иосифа
Якобишвили, — это свидетель своеобразный, с показанием в виде дви-
жущейся панорамы. Иосиф Якобишвили, бывший дьячок, бросил ти-
хое и сладкогласное псалмопение, и судьба, не то смеясь над ним, не то
серьезно указуя ему новый путь служения, выдвинула его в роль, ко-
212
торая требует не только голоса, но и такта, добросовестности, правды,
в особенности правды. Он вдруг совершенно неожиданно становится
свидетелем двух фактов, важных для обвинения. Идет Якобишвили по
улице Сачхер, куда он прибыл по своим делам, идет и остановился. По-
чему, спрашивают его, вы остановились? Так себе, говорит. Думаю, что
могло случиться. Бывает, что часы идут и остановятся, а потом опять
идут. Остановившись, Якобишвили видит, что мальчик лет одиннад-
цати подбежал к еврею на улице и спрашивает: а что, замученного на-
шими ребенка отвезли в ту же ночь или нет? и получает за это от ев-
рея подзатыльник и название осла. Якобишвили не понял собственно
смысла слов мальчика; он пошел своей дорогой. Но эти слова, значения
которых он не понял, остались в его памяти, и он припомнил их, когда,
через две-три недели, он услыхал спор по поводу обвинения, взведен-
ного на евреев.
Странным, однако, представляется то, что евреи, похитившие Сар-
ру, так неосторожно обращались с предметом своего преступления, что
даже малые ребята знали о нем и болтали на улице. Но слова еврей-
ского мальчика не единственное приобретение на пользу дела со сторо-
ны Якобишвили. Было еще другое, о чем он свидетельствует. Было это
6 апреля. Идет он, рассказывает Якобишвили, и на этот раз не останав-
ливается. Видит он, что десятский ходит по домам евреев, стучит и со-
зывает их на сход; а Якобишвили все идет и идет так что, надо полагать,
десятский очень скоропостижно заходил в дома, делал вызовы, да и са-
мые дома были расположены как раз по пути Якобишвили. Стучит де-
сятский в одном доме и, конечно, постучав, остановился, а Якобишви-
ли все продолжает идти. На стук выходит женщина. Десятский просит
ее вызвать сына. Между тем Якобишвили все идет. Женщина отвечает:
«Зачем вам моего сына? Он на сход не пойдет, он в замучении ребен-
ка с вами не участвовал, незачем ему быть на сходе». Якобишвили, не
забывайте, все идет да идет. Что же такое его показание, как не движу-
щаяся панорама? Я припоминаю рассказ, как один сановник, призвав
к себе художника, предложил ему написать картину баталии, продол-
жавшейся четыре дня. Войска выступали, двигалась артиллерия, раз-
вертывалась и скакала кавалерия, колонны переменяли места, шел бой,
победа склонялась то в ту, то в другую сторону, и, наконец, на четвер-
тый день на месте битвы остались только трупы и стаи воронов. «Вам
угодно, чтоб я написал несколько картин?», — спросил художник. «За-
чем несколько, напишите все это на одной картине». Художник отка-
зался. Якобишвили — этот бы изобразил все на одной картине. Выслу-
шав рассказ Якобишвили, спрашиваем десятского, не собирал ли он
6 апреля сход. Он отвечает, что не мог собирать сход, потому что это
213
был день еврейской пасхи, и в этот день, как день большого праздни-
ка, сходов не собирают. Модебадзе возражает, что Нато Цициашвили
не десятский. Спрашиваем об этом старшину Душиашвили. Бичия Ду-
шиашвили подтверждает, что схода 6 апреля не было. Нато Цициашви-
ли действительно десятский, но схода собирать не мог, потому что этот
день в сходе надобности не было.
Расстанемся с Якобишвили. Мне предстоит говорить по поводу об-
винения Моши Цициашвили. Я должен вам открыться по душе. Если
61-летний И. Хундиашвили возбуждает во мне серьезные мысли, если
я, смотря на него, не мог отрешиться от мысли, что 61 год жизни Хунди-
ашвили был первым годом его тюремного заключения; если я смотрю
на него и думаю, что нет условий, которые бы застраховали от тюрьмы,
что, собственно говоря, места столь и не столь отдаленные есть толь-
ко понятие относительное, что, в сущности, они близки каждому из
нас и что близость их зависит от обстоятельств, которыми располагает
наша воля, — если Хундиашвили возбуждает во мне серьезные мысли,
то мои симпатии посвящены Моше Цициашвили.
Я его люблю, как любит мать своего несчастного сына; Моша —
это мой Иосиф, которого все продают, к кому он братски обращается.
И действительно, Моша замечательно несчастлив, ничто ему не удает-
ся. Захотел Моша погадать о будущем. Он знал уже, что против него со-
бирается грозное обвинение, а тут как нарочно подвернулся маг и вол-
шебник Комушидзе, который по пульсу узнавал судьбу человека. Моше
хочется немножко приподнять завесу будущего, узнать, чем кончится
его дело, которое его так беспокоит. Конечно, Моша преступает этим
закон Моисеев, запрещающий обращаться к магам и волшебникам. Но
если бы не было закона, не было бы и преступлений. С другой стороны,
царь Саул был и посерьезнее Моши, да и тот обращался к аендорской
волшебнице, вызывая через нее тень Самуила. Моша тени Самуила не
тревожил; он желал только предложить свой пульс, чтобы Комушидзе
посредством его решил вопрос, сильно занимавший Мошу.
Председатель: Я бы попросил не говорить лишнего и не касаться ве-
щей, которые к делу не идут.
Присяжный поверенный Александров: Я принужден касаться этого
предмета только потому, что гаданье ставится в улику М. Цициашвили
в обвинительном акте, и я по необходимости должен считать эту ули-
ку существенной, ибо обвинительный акт есть собрание существенных
улик. Я думаю, что из покушения Моши на гаданье можно вывести за-
ключение не о его виновности по делу, а только о его нервной нетерпе-
ливости. Моша действительно нетерпелив, он не может спокойно вы-
жидать течение событий. Он обращается к одному свидетелю по делу
214
и просит его ни о чем другом, как только сказать правду на следствии.
Моша уже знает, что этот свидетель указан как встретивший его будто
бы в ночь на 6 апреля невдалеке от Дорбаидзе. Покажите правду, гово-
рит он этому свидетелю, скажите, что вы меня не встречали, потому что
вы ведь действительно меня не встречали. И эти наивные и невинные
слова, где нет никакого намека на подговор сказать неправду, и эти об-
ращения Моши к свидетелю ставятся ему в улику, и улика эта, как су-
щественная, заносится в обвинительный акт. Нетерпеливый Моша то
и дело говорит о своем деле, но и тут неудача. Он говорит, и как нароч-
но удается ему построить такое выражение, которое можно объяснить
и так, и иначе. Свидетель Юркевич и прокурор понимают это выраже-
ние в одном смысле, защита имеет основание понимать его в другом.
Моша, говорит Юркевич, выразился так: «Если не будем хлопотать по
нашему делу, если будем сидеть сложа руки, то докажется или окажет-
ся наша вина». Тут два смысла, и все зависит от того, над каким сло-
вом сделать повышение голоса. «Докажется» наша вина, — понятно,
что дело идет о действительно совершенном преступлении, повысьте
голос над словом «наша», смысл будет другой: взвалят на нас и окажет-
ся наша вина.
Я полагаю, что Моша употребил это выражение именно во втором
смысле, потому что если бы он имел в виду первый смысл, то не стал
бы так громко говорить, чтобы Юркевич мог слышать его слова. Что
же связывает Мощу с настоящим обвинением? Его встретили, он ехал
накануне дня, когда найден труп Сарры, по сачхерской дороге, вблизи
коей оказался труп. Но в действительности труп от этой дороги лежал
далеко. Можно остановиться в недоумении над вопросом: зачем нужно
было привозить труп так далеко, когда его можно было бросить в дру-
гом, ближайшем месте. Свидетели говорят: мы видели, что ехали два
еврея; Мошу узнали. Моша был единственный еврей, которого свиде-
тели знали. Окликнули они Мошу, назвали его по имени, но встретив-
шиеся всадники не отвечали. Почему не отвечали? Не отвечали потому,
что между ними не было М. Цициашвили, или не хотели ответить, хо-
тели скрыться — неизвестно. Возле трупа оказались следы двух лоша-
дей. Если видели Мошу вдвоем с другим всадником и если затем ока-
зываются возле трупа следы двух лошадей, то кто же, заключают, как
не Моша привез труп? Но я полагаю, что Моши не было при встре-
че с двумя свидетелями, если даже они встретили каких-либо всадни-
ков. Моша Цициашвили вечером был вместе с другими, он просил по-
ставить на ночь караул около еврейских домов, так как евреи боялись,
что ребенок, ввиду сделанного против них обвинения, может быть к ко-
му-нибудь подброшен. Такая просьба, которая только случайно оста-
215
лась без удовлетворения, не указывает на предстоящую необходимость
для Моши вывозить из Сачхер труп ребенка. Затем ночь на 6 апреля
была лунная, та ночь еврейской пасхи, которая, в отличие от нашей,
празднуется в полнолуние. В светлую ночь выезжать из селения с тру-
пом Сарры Модебадзе было бы рискованно. Предположить такую не-
осторожность со стороны Моши трудно. Да и зачем было увозить труп
так далеко, когда его можно было всюду спрятать, хотя бы в одном из
еврейских домов или огородов. Но как же объяснить следы двух лоша-
дей около трупа? Относительно следов лошадей я не стану исключи-
тельно основываться на свидетельстве Филимона Микадзе не потому,
что не верю этому свидетелю; нет, личное мое впечатление было в поль-
зу того показания, которое он дал. Не знаю, какое впечатление он про-
извел на вас, г. г. судьи, это зависит от вкуса и взгляда; на меня его по-
казание произвело впечатление правды, но я не могу не признать, что
свидетельство Микадзе несколько запоздалое. Правда, я не согласен
с тем, что свидетельское показание Микадзе, данное здесь, находится
в противоречии с показанием его на предварительном следствии, — это
не совсем справедливо.
Здесь Микадзе показал более того, что показал он на предвари-
тельном следствии; на предварительном следствии он далеко не пока-
зал всей правды; но то, что он показал тогда, не исключает того, что
он более откровенно показал здесь. На предварительном следствии он
говорил, например, что не видел следов наносного песка на трупе. Но
ведь на предварительном следствии вопрос был о том, действительно
ли Сарра Модебадзе утонула или нет? Такого количества песка, чтоб
можно предположить утопление, на трупе не было. Здесь Микадзе
утверждает, что были следы песка, но какие? Крайне незначительные
следы, которые могли быть оставлены мышами или другими зверями,
которые бегали по трупу. Наконец, эти следы песка, как и замеченные
следы сырости, могли остаться от дождя, под которым труп оставал-
ся у забора; частицы песка могли быть занесены на труп ветром. Та-
ким образом, в теперешнем показании Микадзе я не вижу противоре-
чия с тем показанием, которое он дал на предварительном следствии.
Как совершенно новое, Микадзе, между прочим, рассказал здесь умол-
чанное им прежде о происхождении конных следов возле трупа Сар-
ры. Я принял за правило оперировать только теми доказательствами,
которые считает достоверными сам обвинитель. Я не стану опираться
на показание Микадзе, которое, как данное поздно, может быть заподо-
зрено обвинением, но для меня важно это показание в том отношении,
что оно дает мне мысль объяснить хотя бы только предположительно,
как возможное, происхождение следов возле трупа. Микадзе говорит,
216
что родственники Сарры, узнав о разыскании трупа, на двух лошадях
отправились к месту нахождения его, с дороги свернули по направле-
нию к трупу и тем же путем вернулись назад. Действительно, весьма
возможно, что при первом известии о разыскании Сарры в трех вер-
стах от дома ее отца, семейные Сарры на лошадях поспешили к трупу
и следы лошадей возле трупа оставлены были ими. В справедливости
этого моего предположения убеждает меня не показание Микадзе, ко-
торое только наводит меня на эту мысль, а другое соображение, име-
ющее для меня по крайней мере, всю силу убедительности. Труп Сар-
ры Модебадзе найден уже после того, как подозрение было заявлено
против евреев. Вы знаете г.г. судьи, что родственники Сарры ничего не
пропускали, чтобы обличить вину евреев. Вы помните, что, по их сло-
вам, у Сарры оказались даже порезы под коленами, в действительности
никогда не существовавшие, как это бесспорно доказано. Без сомнения,
эти люди, которые для своих целей находили возможным изобретать
порезы у Сарры, видя следы двух лошадей около места нахождения
трупа, следы свежие, происхождения которых они, однако, не знали, не
простили бы их евреям, не упустили бы в свое время обратить на них
внимание. Тогда же бы они указали на эти предательские следы, как на
доказательство того, что ребенок не сам пришел к стене виноградника,
но что его привезли неизвестные люди на двух лошадях и подбросили.
Но об этих следах ничего не было говорено, никто не возбудил вопроса
и подозрения, а людей, осматривавших труп и местность в самое первое
время по разыскании трупа, было много. Конечно, они останавливались
на вопросе, как попала девочка к забору виноградника, конечно, в су-
ждениях, в предположениях о характере случая не было недостатка. Ко-
нечно, было обращено внимание и на положение трупа, и на местность,
где труп находился, конечно, вспоминали о евреях, которых до того по-
дозревали, и среди естественных рассуждений обо всех этих предметах
никто не заметил возле самого трупа свежие следы двух лошадей и ни-
кто не указал на эти следы. Этого нельзя допустить. Нет, происхождение
этих следов понимали и не могли не смотреть на них как на улику, как на
указание, что труп Сарры привезен и подброшен.
Следами воспользовались после, когда пристав, не зная действи-
тельного происхождения этих следов, обратил на них внимание. Когда
эти следы стали приводить в связь с привозом трупа Сарры, тогда ока-
залось, что никому не пришло в голову обратить внимание на следы.
«Мы, дескать, люди простые, не доглядели». А вот порезы под колена-
ми доглядели.
Я покончил с разбором улик, которые выставляют обвинительный
акт и обвинительная речь. Я мог бы, как совершенно справедливо заме-
217
тил прокурор, задачу мою ограничить только тем, чтобы опровергнуть
выставленные улики. Я не следователь, я не прокурор, не лицо, произ-
водящее дознание, я не обязан искать объяснения, как, отчего последо-
вала смерть Сарры, я могу оставаться в полном на этот счет недоумении
и, тем не менее, просить для обвиняемых оправдательного приговора.
Но в настоящем деле есть достаточно данных, которые дают возмож-
ность разъяснить случай смерти Сарры Модебадзе. Пусть эти объяс-
нения будут только предположением; важно, что можно допустить это
предположение и что оно не только не противоречит данным дела, но
даже ими подтверждается, что предположение это, во всяком случае,
более состоятельно, чем предположение о похищении евреями Сарры
для какой-то неведомой цели. Я объясняю случай смерти Сарры таким
образом. Сарра, очевидно, пошла с места выжигания белил домой. Это
заключение я основываю на том разговоре, который был у нее с сестрой
ее Маей и о котором свидетельствует Турфа Цхададзе. Турфа Цхададзе
говорит, что, уходя за валежником, Мая сказала сестре: «Уходи домой,
нам обеим здесь оставаться нечего». По всей вероятности, после этого
девочка решила отправиться домой, и действительно, не прощаясь ни
с кем, — да, очевидно, этого и не находила нужным, — ушла незамечен-
ной. Когда вернулась Мая и Сарры не было, все подумали, что девочка
пошла домой. Пойти домой она могла по верхней тропинке, идущей по
плоскогорью. На этой тропинке видели ее С. Церетели и Коджае, ког-
да она шла к Цхададзе; вернуться ей домой по той же тропинке было
совершенно естественно. Зачем ей было для возвращения домой спу-
скаться на садзаглихевскую дорогу? Там предстоял ей подгорный сток,
который был для нее тяжел, а затем горный подъем у дома отца. Мы
имеем показания многих свидетелей о том, что во время, совпадающее
со временем исчезновения Сарры после проезда евреев, густой туман
пал на ту местность, где находилось селение Перевеси. Я признаю лжи-
вым свидетельство Д. Церетели; но в этом свидетельстве, из которого
так много черпает обвинение, я возьму только одно указание, по моему
мнению, совершенно свободное от подозрения в лжесвидетельстве, по-
тому что это указание в целом строе показаний Д. Церетели представ-
ляется незначительным. Д. Церетели говорит, что после проезда евреев
пал такой густой туман, что он, боясь, чтобы не заблудилась скотина
в лесу, отправился ее отыскивать и загонять.
Конечно, скотина — животное неразумное, она с человеком срав-
нена быть не может; но если мы сравним эту скотину с 6-летней де-
вочкой, то не можем не придти к заключению, что если скотина, кото-
рая руководится инстинктом, могла в тумане заблудиться, если этот
туман относительно скотины мог возбудить опасения Д. Церетели, то
218
нет ничего удивительного, что Сарра, направившись по тропинке и до-
стигши того места, где эта тропинка разветвляется и впадает с одной
стороны направо в дорбаидзевскую дорогу, а с другой — налево ведет
к дому Модебадзе, что в тумане, который препятствовал видеть перед
собой в нескольких шагах, Сарра попала на правую ветвь тропинки,
тогда как она должна была идти налево. Попав на дорбаидзевскую до-
рогу, по которой она и пошла сначала, думая, что она идет к дому отца,
а потом, вероятно, догадавшись, что она ошиблась и заблудилась, шла
до какого-либо жилья, где бы она могла узнать дорогу домой и вер-
нуться. Очевидно, Сарра шла по дорбаидзевской дороге до тех пор,
пока не дошла до места, с которого она могла увидать каменную сте-
ну. Увидевши эту стену и думая, вероятно, что это след жилья, она по-
шла по направлению к стене. Заметив, однако, что жилья нет, не дога-
дываясь, как попасть в деревню, конечно, утомленная и истощенная
продолжительной ходьбой, в испуге, Сарра уселась около стены на
покатости, где она потом и была найдена. Конечно, она кричала, пла-
кала. Но крика Сарры, говорят, никто не слыхал, а между тем по про-
изведенному опыту, с места, на котором нашли Сарру, звуки чело-
веческого голоса слышны в деревне Дорбаидзе. Но произведенный
опыт не может опровергнуть то предположение, что Сарра Модебад-
зе кричала и крик ее, однако, не был услышан. Иное дело напрягать
внимание, слушать, когда предупрежден о том, что следует слушать,
как это было при производстве опыта, и другое дело, когда человек
не предупрежден, не обращает внимания, не прислушивается, когда
кричащий находится в поле, а тот, кто мог бы услышать крик, сидит,
запершись в доме. Слышать голос взрослого — одно, а совсем дру-
гое услышать крик ослабевшего 6-летнего ребенка. Наступила тяже-
лая ночь. Сарра не знала, куда деваться, куда идти. Ей предстояло
одно — остаться на этом месте у стены. На этом месте она уснула.
Ее так и нашли. Если верить показанию Ф. Микадзе, — а не верить
ему, по крайней мере, в этом отношении, нет основания, — Сарра най-
дена в полусидячем положении, согнувши несколько ноги, опираясь
спиной на покатость. Отчего Сарра умерла? От истощения, от утом-
ления, от дождя, от ночного холода, наступившего за этим дождем.
Ведь для того, чтобы умереть от ночного холода 6-летнему ребен-
ку, который был одет в рубище, босой, промокший от дождя, исто-
щенный ходьбой, голодный, не нужно температуры ниже 0 — Сарра
могла умереть от холода даже при 3 или 4 градусах выше ноля. Мы,
взрослые люди, с трудом переносим в комнате температуру 10–12°,
что же удивительного, что ребенок мог умереть, пробывши долго под
холодным дождем.
219
Случай с Саррой не что иное, как несчастье. У нас, к сожалению,
нередки такие случаи с детьми, за которыми родители по бедности
средств, а иногда и по небрежности, не имеют внимательного при-
смотра. Случаи эти не возбуждают ни в ком подозрения, объясняют-
ся очень просто, как объяснили вначале и случай с Саррой Модебадзе.
Когда труп ее нашли, причина смерти была для всех ясна, и ни в ком —
ни в родных, ни в старшине, ни в посторонних свидетелях — не возбу-
дилось никаких подозрений относительно причины смерти. Старшина,
который, конечно, знал, как следует поступать в случаях сомнительной
смерти, без колебания согласился на просьбу И. Модебадзе отдать до-
мой тело дочери, и умершая была похоронена родителями без заявле-
ний каких-либо подозрений.
На теле Сарры Модебадзе нашлись, однако, некоторые подозри-
тельные поранения. Наружные знаки на трупе — обстоятельство очень
важное. Иосиф Модебадзе и его семейство поняли, что вся сущность
их подозрений на евреев держится на замеченных наружных знаках на
трупе. Но так как этих наружных знаков было мало, так как этим знакам
не без основания приписывалось посмертно; происхождение, то нужно
было указать что-либо более серьезное, и вот после того как труп был
освидетельствован и зарыт на вечный покой, является со стороны род-
ственников Сарры заявление, что у нее были порезы под коленками.
Ввиду этого заявления труп был снова вырыт, было произведено вто-
ричное освидетельствование местным медицинским авторитетом, про-
изведено оно было в присутствии отца, которому показаны были под-
коленки его дочери, для того, чтобы он смог убедиться собственными
глазами, что порезов нет. Тем не менее, все семейство Модебадзе заяв-
ляет и здесь, что были порезы. Тщетно прокурор старается через рас-
спросы объяснить чем-нибудь это очевидно ложное свидетельство; он
спрашивает у свидетелей, не были ли это пятна на теле, не приняли ли
свидетели пятен на трупе за порезы? Нет, с каждым ответом утвержда-
ют они более и более существование порезов и добавляют: это были
глубокие порезы. После этого прокурор уже более вопросов не дела-
ет. Вы, господин председатель, вновь передопрашиваете этих свидете-
лей о порезах, вы стараетесь найти какое-либо объяснение очевидно
ложному показанию, вы ищете возможности объяснить их слова ошиб-
кой. Нет, — новые утверждения, и теперь уже не о порезах, а о глубо-
ких ранах. Теперь остановимся на знаках на руках. Знаки на руках, по
моему мнению, объясняются весьма легко, как объяснили их врач Вер-
но и доктор Гульбинский. Они говорят, что полевые мыши или другие
какие-нибудь грызущие животные могли обгрызть эти мягкие части.
Раны не были вырезанными, а были выгрызенными; они затрагивали
220
только кожу и не проникали ни в мышцы, ни в сухожилия. По мне-
нию врача Верно, который действительно может быть признан свиде-
телем-очевидцем, раны были посмертными и притом рваными. Гово-
рят, свидетельство врача Верно не заслуживает внимания, мнение его
неверно и не имеет значения. Это не совсем так.
Если в свидетельстве врача Верно и не соблюдены все условия, ко-
торые требуются для актов этого рода, то, во всяком случае, в нем содер-
жатся факты, которые подтверждены и Ахумовым, помощником миро-
вого судьи, присутствовавшим при вскрытии трупа Сарры и вопреки
мнению врача Верно подозревавшим в случае смерти Сарры следы пре-
ступления. Ахумов говорит, что описание ран, как оно сделано врачом
Верно, — верно, но что он разошелся с врачом только относительно вре-
мени происхождения этих ран. Это разномыслие было в виду высшей
гражданской медицинской власти на Кавказе и признано по отноше-
нию ран, в чем согласны и Верно, и Ахумов, — что раны, по всей веро-
ятности, посмертные и что если даже допустить прижизненное проис-
хождение этих ран, то извлеченное из них количество крови могло быть
только самое незначительное. Если стать на почву обвинения, то про-
исхождение ран и количество крови имеет серьезное значение. Весьма
важно и другое мнение общего присутствия управления медицинской
частью на Кавказе, которое допускает возможность объяснить смерть
Сарры действием не только утопления, удушения, но других причин,
за исключением одного — смерти от потери крови. Вскрытие действи-
тельно обнаружило переполнение кровью внутренних органов. Итак,
раны на руках, если бы вопреки мнению врачей и принять их прижиз-
ненное происхождение, не дали и не могли дать много той драгоцен-
ной крови, которая, по-видимому, должна бы составлять существенную
цель похищения Сарры. Это соображение дает мне повод, господа су-
дьи, привести вам один аргумент, которым я и закончу разбор фактиче-
ской стороны дела. Это было уже давно, века три тому назад; в одной из
местностей России судили какую-то старуху по обвинению в том, что
она ведьма, портит людей, разные беды накликает на местность. Мно-
жество улик, множество свидетелей было собрано против старухи, но
она энергически защищалась. Это не басня, господа судьи, У нас из-
вестны процессы о ведьмах, они существовали и в Западной Европе,
хотя теперь сделались явлением невозможным. Изнемогая под тяже-
стью улик, старуха, однако, так энергически защищалась, что произво-
дила впечатление. Судьи колебались и медлили с приговором. Тогда из
публики, — обычаи в то время были проще, и публике не воспрещалось
высказывать свои мнения, — тогда из публики один мудрый старец, не-
терпеливый видеть торжество правосудия, для того чтобы подавить ее
221
силой бесспорного доказательства, говорит судьям: «Да что вы на нее
смотрите? Если она ведьма, у нее должен быть хвост, потому что ведь-
ма всегда с хвостом, и скрыть этого хвоста она никак не может». Иссле-
довали — хвоста не оказалось; старуха ушла оправданной к великому
огорчению старца, побитого его же аргументом. Я не имею авторите-
та старца, тем более мудрого, но мне кажется, я могу воспользовать-
ся и для настоящего дела мыслью старца. Ведь оба дела — и настоя-
щее, и о ведьмах — по характеру своему довольно близки между собой.
Я спрашиваю, если, обращая внимание на эти раны, хотят доказать, что
они были ранами прижизненными, что они были произведены для из-
влечения из ребенка крови с известной целью, то дайте характеристи-
ческие признаки этого.
Укажите те характеристические признаки, которые бы показыва-
ли, что этот ребенок похищен евреями с целью добывания крови. В са-
мом деле, ведь эти признаки составляют цельный кодекс, по которому
обыкновенно люди, поддерживающие обвинение против евреев, при-
знают и доказывают, что ребенок похищен евреями и похищен для из-
вестной цели. Где же следы катанья в бочке, где следы полукруглого до-
лота для выдалбливания желоба для стока крови? Где обрезание ногтей
и сосков на груди? А обрезание ногтей — предварительное следствие
тщательно исследовало, и этого обрезания не оказалось. Где же знаки
и синяки от тугих перевязок? Где знаки, которые показывали, что кожа
как будто истерта? И этого нет. Нет хвоста, нет ведьмы. Этим послед-
ним, надеюсь, весьма сильным, а в особенности самым соответствен-
ным свойству настоящего обвинения, аргументом я оканчиваю разбор
фактической стороны дела.
Мне остается говорить о внутренней стороне преступления, при-
писываемого обвиняемым, о побуждениях и целях похищения Сар-
ры Модебадзе. Цель побуждения всегда играет существенную или, по
крайней мере, важную роль не только в определении свойства престу-
пления, внутренней виновности преступника, но и в системе доказа-
тельств и улик при совершении лицом деяния. Не всегда, конечно, эта
цель и побуждение могут быть доказаны, с точностью определены, но,
по крайней мере, они должны предполагаться, как возможные и веро-
ятные. Если деяние бесцельно, если оно не может быть объяснено, хотя
бы предположительно, никаким возможным побуждением, тогда воз-
никает основательное сомнение или в действительности существова-
ния этого деяния, или во вменяемости его, как деяния бесцельного, без-
мотивного, а, следовательно, едва ли и здравомысленного.
Цель похищения и задержания Сарры Модебадзе, говорит проку-
рор, следствием не обнаружена. Полно, так ли? Цель не была обнару-
222
живаема, она, и то не всегда, не была называема, не была доказываема,
но обнаруживать ее и не было надобности, ибо для обвинителей она
всегда была ясна. Когда, сопоставив исчезновение Сарры с проездом
евреев, заявляли подозрение в похищении ребенка на евреев, в чем ле-
жала основа этого подозрения — в проезжавшем или в еврее? Конечно,
в еврее. Ни грузин, ни армянин, ни вообще христианин не был бы запо-
дозрен в похищении ребенка при тех обстоятельствах, при которых ис-
чезла Сарра, потому что такое похищение показалось бы бесцельным.
Подозрение, а затем и следствие направились бы на другие нити рас-
крытия истины. Что до еврея, то цель похищения казалась ясна, и по-
буждение несомненно. Цель похищения следствием не вполне обнару-
жена, говорит прокурор. А разве следствие старалось обнаружить эту
цель? Разве им было предпринято что-либо в этом направлении? Если
когда-либо для настоящего следствия цель была не ясна, если она воз-
буждала сомнение и недоумение, требовавшие разъяснения, то следу-
ет сознаться, что это сомнение, эта неясность убеждений следователя
и прокурора не оставили никаких видимых следов в актах следствия.
Цель похищения не обнаружена, говорит прокурор, а между тем два
раза в том же обвинительном акте он датирует разные обстоятельства
кануном еврейской пасхи. Что за своеобразная дата? Если простолю-
дины означают иногда время праздниками и постами, то это имеет свои
причины, неприложимые к просвещенному составителю обвинитель-
ного акта. К чему в русском обвинительном акте еврейский календарь,
если с ним не связываются, как в настоящем случае, указания на цель
преступления, на его смысл и значение? Еврейская пасха не говорит,
она кивает на цель похищения Сарры Модебадзе, и этот кивок вразу-
мителен не менее слов. Нет, уж нечего шила в мешке таить. Надо поста-
вить прямо вопрос об употреблении евреями христианской крови для
религиозных и мистических целей. Не пугайтесь, господа судьи. Я не
ставлю моей задачей подробный разбор этого вопроса с его историче-
ской, литературной и религиозной сторон. С одной стороны, этого не
дозволяют мне размеры и характер судебных прений, с другой — мои
суждения по этому вопросу, как не специалиста в еврейской истории
и литературе, не могли бы быть самостоятельные и, как не основанные
на непосредственном изучении источников, не могли бы, конечно, вне-
сти ничего нового в обширные работы, составившие богатую литера-
туру вопроса. Не сомневаясь затем, что в ваших суждениях по настоя-
щему делу вы постараетесь и сами устранить влияние возбуждаемого
мною вопроса, я хочу только изложением немногих соображений пред-
ставить некоторый противовес тому подозрению, на которое наводит
невольно обвинение по настоящему делу, — подозрению, которое вы не
223
в состоянии будете забыть или вычеркнуть из ваших мыслей и которое
опасно в том отношении, что оно помимо вашего желания может ока-
зать неотвратимое влияние на оценку внешних фактов дела, улик и до-
казательств виновности.
Вам, без сомнения, известна по крайней мере ближайшая часть ли-
тературы, относящейся к возбуждаемому мною вопросу. В 1876 году
в русской литературе появилось сочинение Лютостанского. Родив-
шийся евреем, бывший раввином, променявший одежды раввина на
сутану католического ксендза, сутану на рясу православного иеромо-
наха и эту последнюю на сюртук мирянина, Лютостанский составил
длинный, не хочу сказать, доказательный акт против евреев, погрешив
в нем разом и против добросовестности честного человека, и писателя,
ибо не указал главного источника своего сочинения — записки дирек-
тора департамента иностранных исповеданий Скрипицына, составлен-
ной в 1844 году и в прошедшем году обнародованной в газете «Граж-
данин», — записки, относительно которой сочинение Лютостанского
в значительной своей части представляет лишь перепутанную и извра-
щенную перепечатку; погрешив и против серьезности и беспристраст-
ности литературного исследователя, ибо в своей тенденциозной рек
ламе Лютостанский представляется неведающим такого серьезного
сочинения по разбираемому Лютостанским вопросу, появившегося еще
в 1861 году, каким представляется сочинение профессора Хвольсона,
глубоко ученого гебраиста, всю свою долгую ученую жизнь посвятив-
шего еврейской литературе и истории, человека, принявшего христи-
анство по искреннему убеждению, человека честной жизни и безупреч-
ной нравственности, ветерана-профессора двух высших — светского
и духовного учебных заведений.
Глубоко и серьезно, как истый добросовестный ученый, пользуясь
всей обширной литературой вопроса, разбирает Хвольсон в своем со-
чинении вопрос об употреблении евреями христианской крови, под-
вергая его всестороннему обсуждению, разбирает шаг за шагом все
доводы своих противников и основывает свои опровержения на не-
посредственном знакомстве с самыми отдаленными историческими
и литературными источниками. Этим сочинением Хвольсона, с кото-
рым следовало бы почаще справляться нашим обвинителям и которое
я стыжусь назвать противовесом сочинению Лютостанского, — до того
они несоизмеримы между собой по своему характеру, — я прошу позво-
ления воспользоваться, чтобы представить мои соображения по зани-
мающему нас вопросу.
Древние христиане никогда не обвиняли евреев в употреблении
христианской крови. Напротив, христиане первых веков сами были
224
обвиняемы в употреблении крови, так что древние апологеты христи-
анства, как Тертуллиан, Августин и другие, были вынуждены оправ-
дывать христиан во взводимом на них обвинении. Замолкнувшее
с победой христианства обвинение против них возобновилось уже со
стороны христиан против евреев не раньше двенадцатого века и полу-
чило более значительное распространение лишь в тринадцатом веке.
С тех пор и до конца шестнадцатого века кровавой полосой проходит
в истории преследование евреев по разным случаям обвинения в умерт-
влении христианских детей с целью получения крови для разных ре-
лигиозных, мистических и медицинских целей. Периодом особенной
жизненности таких обвинений был период крайнего умственного за-
стоя и невежества, суеверия и религиозного фанатизма. Детоубийство
в средние века встречалось очень часто; чтоб избавиться от наказания
за преступление, детоубийцы первые распространяли молву, что най-
денное убитое дитя есть дело рук ненавистных евреев. С другой сто-
роны, средние века были по преимуществу веками выдумывания бла-
гочестивых обманов, чудес и убеждения людей посредством суеверия.
Всякая местность нуждалась в чудотворных образах, местной святы-
не, местных чудотворных мощах или вообще в каких-либо средствах
внушения благоговения. Мертвое дитя, убийство которого можно было
взвести на евреев, являлось удобным случаем иметь своего местного
мученика веры, свою местную святыню, привлекавшую своих и чужих
и становившуюся доходной статьей не только для клерикальных уста-
новлений, но и для целой местности, куда привлекалась масса народа,
спешившего доверчиво выразить свое благоговение провозглашенному
мученику. Тысячи безвинно казненных, сожженных и замученных ев-
реев и еще большие тысячи изгоняемых и преследуемых были плодом
средневекового суеверия, невежества и фанатизма. Но уже до рефор-
мации были пастыри церкви, имевшие вес и значение в христианстве
и не страшившиеся подозрения со стороны ученой и неученой толпы,
а после реформации и многие миряне, которые ревностно заступались
за евреев и смело ополчались на нелепое обвинение.
Многие папы, как Григорий IX, Климент VI, Сикст IV и другие, по-
сле тщательного рассмотрения оснований, на которые опирается мне-
ние, будто евреи употребляют человеческую кровь и что ради этого они
будто бы способны на убийство христианских детей, признавали и воз-
вещали торжественно, что нет никаких доказательств, достаточно яс-
ных и верных, чтобы признать справедливым существующее против
евреев предубеждение и объявить их виновными в подобных преступ
лениях. Под влиянием оппозиции, шедшей из недр самого христиан-
ства, под влиянием реформации, успехов цивилизации и рационали-
225
стической критики, рушилось средневековое обвинение против евреев,
и с половины семнадцатого века Западная Европа не знает уже процес-
сов по обвинению евреев в употреблении христианской крови. Даже
простые слухи о случаях добывания евреями мученической христиан-
ской крови исчезли, и в этом отношении обвинители евреев за полто-
ра века могли сослаться только на один случай, и то последний, ничем
не подтвержденный и имевший место в 1823 году в Баварии. С тех пор
такие обвинения против евреев остались только в Польше, в наших за-
падных губерниях и на Востоке — в Турции, Сирии и здесь на Кавказе.
Но и в России в 1817 году было сделано заявление против взводимо-
го на евреев обвинения. Под давлением этого заявления, под влиянием
тех простых соображений, что убийство и употребление крови воспре-
щены коренными догматами ветхозаветной религии и талмудических
учений, обвинение против евреев должно было ограничиться, сузиться
до той формы и пределов, в которых оно могло бы еще влачить между
легковерными людьми свое жалкое в последних позорных издыханиях
существование. Теперь уже и ярый обвинитель еврейства, пожелавший
выдать себя за сохранителя христианских детей от изуверного неистов-
ства, покусившийся, негодными, впрочем, средствами, возвести сред-
невековую невежественную басню на степень историко-богословского
исследования, Лютостанский говорил: «Обычай употребления крови,
не составляя вовсе религиозной принадлежности целого еврейства, со-
ставляет религиозную особенность невежественных фанатических тал-
мудистов-сектантов». «Обряд этот, — говорит Скрипицын в своей за-
писке, — не только не принадлежит всем вообще евреям, но даже без
всякого сомнения весьма немногим известен. Он существует только
в секте хасидов, но и тут он составляет большую тайну, может быть не
всем им известен и, по крайней мере, конечно, не всеми хасидами и не
всегда исполняется. Польша и западные губернии наши, служащие со
времен средних веков убежищем закоренелого и невежественного жи-
довства, представляют и по ныне самое большое число примеров подоб-
ного изуверства, особенно губерния Витебская, где секта хасидов зна-
чительно распространилась». По поводу мнения Скрипицына я, прежде
всего, должен заметить, что покойному директору департамента ино-
странных исповеданий, ведающего делами евреев, подобало бы знать,
что секта хасидов появилась между евреями лишь около половины про-
шедшего столетия и распространилась постепенно в Литве, Польше
и Галиции, а обвинение евреев в употреблении христианской крови воз-
никло и жило в Западной Европе уже с двенадцатого века.
Далее, если Польша и наши западные губернии служат убежищем
невежественного жидовства, как выражается Скрипицын, и представ-
226
ляют большую часть примеров изуверского умерщвления христиан-
ских детей, то не следует забывать и того, что эти же местности населены
и другими племенами: русским, польским, литовским, которые в низ-
ких своих социальных слоях не представляют также высокой степени
образования и культуры и которые наравне с евреями ждут просвеще-
ния от интеллигентных своих единоплеменников. Если невежествен-
ная масса еврейства способна, по мнению Скрипицына, представлять
пример невежественного изуверства, то другая, не менее невежествен-
ная масса населения способна верить таким примерам со сказочным ха-
рактером и в своей наивной вере давать суеверные толкования событи-
ям, возбуждать подозрения и обвинения, которые отвергают здравый
смысл и просвещенный взгляд, как невежественные и неоправдывае-
мые критически проверенной действительностью.
«В убийстве христианских детей, — говорит Лютостанский, — об-
виняет евреев не один народный голос: они неоднократно обвинялись
в том и перед судом. В большинстве таких случаев собственного их со-
знания не было, несмотря ни на какие улики; но были, однако же, и та-
кие примеры, что евреи сознавались сами, обличали своих родителей
и родственников и потом, сознав свои религиозные заблуждения, при-
нимали крещение». Что касается до ссылки на обвинительный народ-
ный голос, то не мешает помнить, что этим голосом надобно пользо-
ваться с разбором, отличая в нем истинно народное, разумное, плод
здравого смысла и понимания, от чужого, навеянного, предрассудочно-
го и суеверного. Иначе с голоса народного пришлось бы усвоить мно-
го суеверий и несообразностей. Что касается до указаний на судебные
производства, то, прежде всего я хотел бы обратить внимание на сле-
дующее. Страшным, кровавым заревом костров со многими тысячами
погибших на них освещена история процессов о ведьмах, колдунах, ча-
родеях, волшебниках, сознавшихся и уличенных в чародействе, в сно-
шениях с нечистой силой, в порче людей сверхъестественными сред-
ствами, в чернокнижестве и других мистических преступлениях. Куда
девались теперь эти преступления? Они угасли вместе с кострами, ос-
вещавшими их, вместе с судами, их судившими. А были ведь то суды
святой инквизиции, творившие суд во имя и славу божию, мнившие
своими приговорами службу приносить богу. Судебные приговоры не
возвели суеверия на степень истины; они только доказали, что суеверие
порождало и питало эти самые приговоры.
Я не могу входить в разбор всех случаев судебных приговоров, при-
водимых в доказательство употребления евреями христианской крови.
Но к чести русского судопроизводства, даже и дореформенного, следу-
ет сказать, что наши обвинители могут указать только единственный
227
случай обвинительного приговора, в котором, впрочем, вопрос об упот
реблении крови устранен.
Прочие случаи подозрения против евреев или не выходили из сфе-
ры сплетен, не доходя до суда, а нередко, будучи даже категорически
опровергнуты, или оканчивались оправдательными приговорами. Зна-
менитое велижское дело, на которое любят ссылаться в доказательство
против евреев, окончилось тем, чем оно и должно было окончиться по
всей справедливости. Государственный совет признал, что показания
доносчиц, заключая в себе многие противоречия и несообразности без
всяких положительных улик или несомненных доводов, не могут быть
приняты судебным доказательством против евреев и составляют ничем
не подтвержденные изветы, за которые доносчицы подвергнуты нака-
занию. Не менее знаменитое саратовское дело ждет своего исследова-
теля, который подверг бы его весьма поучительному всестороннему
исследованию с точки зрения исторической, историко-богословской,
судебно-медицинской. Не пускаясь в такое исследование, я не могу не
заметить, что саратовское дело рассматривалось в порядке старого су-
допроизводства, признанного несовершенным и недостаточным для
достижения правильного судебного убеждения. Саратовское дело, рас-
смотренное теперешним порядком, — порядком перекрестного допроса
и состязания сторон, может быть, разъяснило бы то недоумение и тот
вопрос, который ставят обвинители евреев. Откуда, говорят они, эти
одинаковым образом и умышленно искаженные трупы маленьких де-
тей? Почему находят их там только, где есть евреи? Почему это всегда
дети христиан? И, наконец, почему случаи эти всегда бывали исклю-
чительно во время или около пасхи? Как объяснить, что могло побу-
дить кого бы то ни было к бессмысленному зверскому поступку, если
это не какая-либо таинственная кабалистическая или религиозно-изу-
верская цель? Отчего, переспрошу я в свою очередь, происходит то, что
доносчики и уличители евреев, являясь в таком качестве доброволь-
но, заявляя искреннее желание открыть истину, показывая иногда даже
раскаяние в своем соучастии в уличаемом ими преступлении, дают на
следствии то и дело разноречивые, а иногда и прямо противоречивые
показания? Отчего масса подробностей в их показаниях оказывается
очевидной и категорически опровергаемой ложью? Откуда в их разъ-
яснениях, наряду по крайней мере с вероятным и возможным, являет-
ся масса невероятного и недопустимого, очевидно выдуманного и лож-
ного? Отчего обыкновенно только после многих передопросов и очных
ставок, после многих усилий и разъяснений, сглаживания противоре-
чий и устранения очевидных несообразностей оказывается возмож-
ность остановиться на чем-нибудь существенном? Отчего эти доно-
228
счики и уличители — всегда люди, которым терять нечего, люди самой
нехорошей репутации? Отчего эти многочисленные, беспрестанно ме-
няемые оговоры то утверждаемые, то отрицаемые и объясняемые или
запамятованием, или ошибкой? Эти вопросы напрашиваются сами со-
бой при чтении дел велижского и саратовского. Если те и другие вопро-
сы поставить одни против других, то разгадку найти нетрудно. Были
выгоды в обвинении евреев в средние века, есть они и в наши дни.
Ребенка убивает и увечит тот, кто делает потом донос. При изуве-
чивании держатся обыкновенно тех классических внешних призна-
ков, понятие о которых держится в рассказах народных. Доноситель,
по-видимому, сам себя предает правосудию, но это только по-видимо-
му. В сущности, себе он отводит весьма скромную долю участия; он,
обыкновенно случайный свидетель преступления, под влиянием угроз
и страха, согласился вынести и скрыть труп, а потом под тем же влияни-
ем не решался некоторое время донести о преступлении, но теперь под
влиянием угрызения совести решается все открыть правосудию и вы-
яснить дело. Раз он попал в роль разъяснителя дела, — его цель достиг-
нута и карьера сделана. Теперь он — сила, человек великого значения.
От его слова теперь зависит судьба многих. Теперь его бессовестный
в глаза брошенный оговор может заставить дрожать человека сильного,
считавшего его до сих пор ничтожеством. Теперь этот человек будет ра-
болепно смотреть ему в глаза, заискивать в нем, ублажать, довольство-
вать. Сам доноситель в остроге. Но что для него острог? Кому — тюрь-
ма, а ему — родной дом. Он, пожалуй, и жизнь-то увидел с тех пор, как
попал в тюрьму в качестве доносителя по важному делу. И смотритель
тюрьмы относится к нему с почтением: не простой ведь воришка — ге-
нерал от преступления. И следователь его ценит как человека, нужно-
го для дела, которое воспламенило следователя своей грандиозностью.
А в перспективе за собственное умеренно себе отмежеванное участие
в преступлении — смягченное наказание, ввиду заслуг, оказанных по
раскрытию преступления, как это и случилось по саратовскому делу.
Вот, господа судьи, истинная, тяжелая разгадка недоумения, возбуж
даемого трупами классически изувеченных детей. Смею вас уверить,
эта разгадка взята прямо из опыта и ее справедливость поймет всякий,
кому, подобно мне, была возможность долго изучать преступление, до-
носы и оговоры по живым лицам и воочию видеть примеры этих доно-
сов и оговоров при порядках старого судопроизводства.
Простите, господа судьи, я, быть может, злоупотребляю внимани-
ем вашим. Но, ввиду того высокого общественного значения, которое
должен иметь настоящий процесс, первый гласный процесс по обвине-
нию такого свойства, я желал бы исполнить долг мой не только как за-
229
щитника, но и как гражданина, ибо нет сомнения, что на нас, как обще-
ственных деятелях, лежит обязанность служить не только интересам
защищаемых нами, но и вносить свою лепту, если к тому представляет-
ся возможность, по вопросам общественного интереса. Я, впрочем, не
буду многословен и хочу сказать только несколько слов о состоятель-
ности других доказательств обвинения против евреев в употреблении
христианской крови.
Люди, хорошо знакомые с еврейской литературой, даже те из них,
которые враждебно относились к иудейству, пересматривали всевоз-
можные еврейские книги, взвешивали самые ничтожные изречения
в них, с целью обличения евреев, и все-таки не нашли ни малейшего на-
мека на то, что евреям дозволяется употребление крови для какой-ни-
будь религиозной или врачебной цели.
Показания свидетелей, на которые опираются, опровергаются мно-
жеством крещеных же евреев, называющих обвинение в употреблении
христианской крови клеветой и наглой выдумкой. К числу последних
принадлежат лица, занимавшие по принятии святого крещения высо-
кие посты в иерархии римско-католической церкви, и люди с высоким
научным образованием. Это говорю не я; это говорит профессор Хволь-
сон; это говорит в своей рецензии на книгу Лютостанского русский
протоиерей Протопопов, который, конечно, не может быть заподозрен
в угодливости еврейству. На какие же, однако, литературные и ученые
авторитеты опирается в своем обвинении Лютостанский? Монах Нео-
фит, Серафимович и его воспроизводитель Цикульский, унтер-офицер
Савицкий, Федоров, крещеный еврей Грудинский, Мошка из Медзер-
жинца, работница Настасья, солдатка Терентьева, Максимова. Вот, ка-
жется, все его авторитеты. Относительно монаха Неофита трудно ре-
шить, говорит Хвольсон, был ли он в самом деле крещеный раввин или
назвался крещеным раввином и монахом для того, чтобы придать более
веса своему произведению. Серафимович находился в сумасшедшем
доме, составил басню о своем чудесном исцелении и, найдя себе, благо-
даря этой басне, гостеприимный уголок в стенах монастырской обите-
ли, написал сочинение против евреев, ссылаясь на Талмуд, столь мало
ему известный, по удостоверению Хвольсона, что он дает его трактатам
вымышленные заглавия и цитирует параграфы, тогда как Талмуд вовсе
не делится на параграфы. С беззастенчивой развязностью Серафимо-
вич уверяет, что одни литовские евреи употребляют ежегодно 120 што-
фов крови и что он сам, будучи еще раввином, заколол одно христи-
анское дитя ударом в бок, откуда вытекла осьмушка крови, белой, как
молоко. Если с этими 120 штофами ежегодной надобности крови сопо-
ставить показание одной свидетельницы по саратовскому делу, гово-
230
рившей, что за бутылку крови было прислано евреям шесть миллионов
из Волынской губернии, вы поймете, во сколько должно обходиться
литовским евреям удовлетворение одной из их религиозных потребно-
стей. Говорить ли о других авторитетах Лютостанского? Вот его соб-
ственная аттестация о них. Федоров уличен был в неправильных по-
казаниях, когда вздумал пускаться в подробные объяснения. Многие
из показаний Грудинского оказались неправильными. В этих же видах,
есть основание полагать, не было принято властями и предложение Са-
вицкого, который брался обнаружить все относительно употребления
евреями крови. Максимова, аттестует ее Лютостанский, была безнрав-
ственная женщина, верная слуга за деньги и вино; Терентьева — сом-
нительной репутации, готовая на все, как и Максимова, за те же деньги
и водку. Не много прибавляют к этим авторитетам и разные свидетель-
ские заявления тех принявших христианство евреев, которые меняли
свою религию не вследствие искреннего убеждения в правоте христи-
анства, а ради избавления от предстоявшего наказания, тех или других
выгод или просто потому, что им все едино было оставаться негодяями
и бездельниками как в еврействе, так и в христианстве, в которых ровно
ничего не потеряло еврейство и не приобрело христианство.
И на таких авторитетах хотят утвердить существование кровавого
дела. Такие авторитеты противопоставляются людям науки и религии.
Мало того, по таким авторитетам хотят устанавливать догматы. Ког-
да рассуждавшие об умерщвлении евреями детей встретились с весьма
естественным вопросом, отчего евреи, умерщвляя ребенка и оставляя
на нем очевидные знаки своего изуверства, вроде обрезания, кровото-
чивых ран и прочее, не скрывают подобных трупов, к чему они имеют
все средства, будучи солидарны между собой, а, напротив, как будто
нарочно выставляют их напоказ в таких местах, где их тотчас же на-
ходят, то один из авторитетов, Мошка из Медзержинца, объяснил, что
это противно их вере и что по требованию религии убитого младенца
нужно выкинуть или пустить на воду, а не зарывать, а Настасья присо-
вокупила, говорит Лютостанский, что еврейка — хозяйка ее сказала ей,
что если бы предать труп земле, то все евреи погибли бы. Если Мошку
и Настасью считать хранителями догматов, хотя бы и сектантских, то
можно составить такую догматику перед которой, пожалуй, сконфузят-
ся и самые беззастенчивые обвинители еврейства. Средневековое суе-
верное предубеждение, порожденное и поддерживавшееся варварством
и невежеством, стоившее многих жертв и страданий для еврейского
племени, покончило в Западной Европе свое существование при свете
истины просвещения, цивилизации и гласности. Оно живет еще, оно,
надеемся, доживет свой век у нас. Оно держится в тайниках того же
231
породившего его невежества и добродушного легковерия, доступного
всему фантастическому, странному, необычайному; оно поддержива-
ется корыстным обманом, оно питается непроверенными слухами, не
знающими и не хотящими знать своих оснований; оно существует еще,
благодаря архивной и канцелярной тайне судебных разбирательств
прежнего времени, благодаря тому, что еще мало света внесено во все те
обвинения, которые возникли в разное время против евреев в употреб
лении ими христианской крови; оно повторяется от времени до време-
ни теми, кто не хочет знать критики, поверки и для кого создать обви-
нение — значит уже доказать его, для кого всякий спор и борьба против
их гнусных замыслов и мнений есть дело нечистое, недобросовестное,
позорящее репутацию честного человека, навлекающее на него подоз
рение в наемной продажности. Суеверие живет, благодаря только глу-
пости и наглому обману, но оно должно перестать жить.
Тяжелое время пришлось пережить девяти несчастным подсуди-
мым, отцам и детям, вместе перенесшим долгие месяцы тюремно-
го заключения, тяжкого обвинения, непосильного спора за свою не-
винность, борьбы за право оставаться тем, чем они родились. Тяжело
пережитое несчастье, но оно, не сомневаемся, будет искупительной
жертвой, полных благих последствий. Несколько дней, и дело, кото-
рое прошло перед вами в живых лицах, станет достоянием всей чи-
тающей России. Много поучительного представит оно русскому об-
щественному мнению. Встанут в своих арестантских халатах эти
страдальцы тюрьмы, выдвинется эта тень 60-летнего старика, вместе
с сыном разделяющего тяжкое несчастие, запечатлеются в памяти эти
изуверные последователи легально свободной и нелегально презира-
емой религии.
Пройдут и люди свободы, судом не опороченные, прокурором не за-
подозренные, к следствию не привлеченные, — люди христианства, ре-
лигии мира и любви; откроет шествие отец, принесший сюда на суд тяж-
кое горе о погибели своего ребенка, но отец, который из погибели этого
ребенка задумал извлечь приличную выгоду и, смотря на 6-летнее дитя,
как на подспорье в хозяйстве, оценил его в 1000 рублей. Увидят эту ста-
руху-бабку, со вздохами прижимающую к груди рубище своей погиб-
шей внучки и без вздоха, без сожаления, без сострадания к чужой судь-
бе говорящей наглую ложь о виденных будто бы ею порезах на ногах
трупа. Пройдут и мать, и сестра умершей, повторяющие без совести ту
же ложь, лишь бы помочь своему отцу и мужу получить желаемую вы-
году ценой осуждения людей, в невинности которых они сами не имеют
повода сомневаться. Пройдет и серия самых достоверных лжесвидете-
лей, готовых помочь своему собрату обобрать несчастного при счаст-
232
ливой удаче и которые по несчастию оказались очень глупы, чтобы не
обнаружить лживости своих показаний. Увидит русское обществен-
ное мнение, к каким последствиям приводит легкомысленное отноше-
ние к басням, питающим племенную рознь и презрение к религии, ког-
да-то первенствовавшей и давшей соки самому христианству. Заставит
это дело и нашу печать пересмотреть те основания, на которых зиждет-
ся обвинение евреев в употреблении христианской крови. Ретроспек-
тивным светом озарит настоящее первое гласное дело по обвинению
такого свойства и прежние судебные негласные процессы. Оно зажмет
бессовестные рты многим, которые в прежних оправданиях видели под-
купы и происки евреев. Оно объяснит, отчего лучшие представители
еврейства не оставались глухи и немы по поводу тяжких обвинений.
Оно напомнит русским людям о справедливости, одной справедливо-
сти, которая только и нужна, чтобы такие печальные дела не повторя-
лись. Скажет настоящее дело свое поучительное слово и нашим обще-
ственным деятелям, держащим в своей власти нашу честь и свободу.
Оно скажет русским следователям, что не увлекаться им следует суеве
рием, а господствовать над ним, не поддаваться вполне лжесвидетель-
ству и ложному оговору, а критически относиться к фактам и воспри-
нимать их после тщательной всесторонней поверки, для которой даны
им законами все средства. Оно скажет русским прокурорам, что до-
роги и любезны они обществу не только как охранители общества от
преступных посягательств, но и в особенности как охранители его от
неосновательных подозрений и ложных обвинений. Оно скажет и сле-
дователям, и прокурорам, что для правильности судебного убеждения
нужен тяжелый труд изыскания реальной правды, а не полет воображе-
ния художественно правдивого драматурга. Оно, не сомневаемся, при-
влечет внимание и высшего представителя прокуратуры в здешнем крае
в сторону тех, благодаря заведомому лжесвидетельству которых созда-
лось настоящее дело, и укажет более твердую и вполне надежную почву
для выполнения тяжелого долга обвинения.
Я окончил, мне не очень нужно просить вас, господа судьи. То, что
составляет конечную цель защиты, вы дадите нам не в силу нашей
просьбы, а в силу вашего убеждения и справедливости. С полным спо-
койствием за участь защищаемых мною, непоколебимый никакими
опасениями, я вручаю судьбу их вашей мудрости и правосудию. И да
будет настоящее дело последним делом такого свойства в летописях
русского процесса.
***
По настоящему делу судом был вынесен оправдательный приго-
вор.
233
Карабчевский Николай Платонович
(1851–1925)
234
рабчевского убедительные, уверенные и горячие. Карабчевский всегда
детально изучал материалы предварительного следствия, был активен
на судебном следствии, хорошо использовал в целях защиты добытые
доказательства. Умел показать суду ошибки и промахи противника.
В процессе всегда был находчив. Его речи легко воспринимаются, до-
ходчивы, отличаются большой убедительностью.
Помимо адвокатской деятельности, Карабчевский занимался ли-
тературной работой. Его перу принадлежит ряд литературных произ-
ведений — прозаических и поэтических, опубликованных в сборнике
«Поднятая завеса». Воспоминания и статьи по юридическим вопро-
сам опубликованы в его книге «Около правосудия». Н.П. Карабчев-
ский также известен как редактор выходившего в свое время журнала
«Юрист». Умер за границей в эмиграции1.
Отношение Карабчевского к профессии адвоката выражено в его
словах: «...Современному судебному оратору, желающему стоять на
высоте своей задачи, нужно обладать такими разносторонними каче-
ствами ума и дарования, которые позволили бы ему с одинаковой лег-
костью овладеть всеми сторонами защищаемого им дела. В нем он дает
публично отчет целому обществу и судейской совести, причем, по од-
носторонности ли своего дарования, по отсутствию ли достаточных
знаний и подготовки, он не вправе отступить ни перед психологиче-
ским, ни перед бытовым, ни перед политическим или историческим его
освещением»2.
235
ем Ладугиным, дворником того дома, где она занимала квартиру; связи
этой она не прекратила и тогда, когда возобновила совместную жизнь
с мужем, но Кашин, от которого она не скрывала своих отношений к Ла-
дугину, никаких упреков ей по этому поводу не делал. Привлеченный
к следствию в качестве обвиняемого, Кашин признал себя виновным
в убийстве жены своей в состоянии раздражения и объяснил, что покой-
ная не пожелала исполнить своей супружеской обязанности и в ответ
на его требование стала гнать его вон, заявляя, что пойдет к Ладугину;
тогда он, Кашин, рассердившись на нее, схватил лежавший на туалете
нож и нанес ей несколько ран, а затем, видя, что она не движется, оделся
и ушел объявить о случившемся. На судебном следствии было допро-
шено двадцать человек свидетелей, более или менее близко знавших до-
машнюю жизнь и обстановку семейной жизни супругов Кашиных. От-
носительно Николая Кашина все свидетели удостоверили, что это был
добрый и по натуре мягкий человек, безукоризненно честный, воспи-
танный в духе прежних, строгих нравов среднего купечества.
236
знавших его, он — натура пассивная, мягкая, дряблая, почти безволь-
ная... Он всегда и всем уступал. Жена его била по щекам когда хотела.
Как же это случилось? Он и сам не понимает, ничего сообразить даже
не может. Проследим его отношения к жене — может быть, сообразим
за него мы. Семнадцатилетним юношей он впервые обратил внимание
на свою будущую подругу жизни, на Валентину Павловну Чеснокову.
В районе Сытного рынка, на глазах его обывателей и торговцев, разы-
грался весь его любовный роман, завершившийся столь печальной дра-
мой. Отец его, старозаветный лабазник Сытного рынка, вел жизнь
строгую, аккуратную. Сына своего, первенца, он очень любил и с четыр
надцати лет, дав ему лишь первоначальное образование, приставил
к делу. Дело было нелегкое и невеселое. С раннего утра до самого вече-
ра толочься в лабазе, таскать мешки и не выходить из мучной пыли. Зи-
мой мерзнуть, летом не знать ни воздуха, ни развлечения. Праздники
только и есть, что первые дни Рождества и Пасхи, — даже и по воскре-
сеньям велась торговля. И вот, на этом фоне механического однообра-
зия, как раз в пору первого пробуждения юношеской возмужалости,
мелькает вдруг что-то очень яркое, заманчивое, почти загадочное: Ва-
лентина Павловна Чеснокова! Что-то вроде очаровательного видения,
предлагаемого самим демоном искусителем. Она тоже из района Сыт-
ного рынка — дом (богатый дом) Чесноковых тут же, но как это не по-
хоже на то, что он видит всегда у себя дома. Там строгий, хотя и любя-
щий отец, богобоязненная мать, сестры, краснеющие от одного взгляда
на мужчин. Его самого берегут как красную девушку, одного никуда не
отпускают. Девица же Чеснокова (и из той же, как и он, среды) — сама
бравада, сама смелость, сама эмансипация! Такая уж ей счастливая
доля выпала... Отца у нее нет, мать слабая и нерешительная женщина,
предающаяся пьянству, старший брат — какой-то «дипломат», умыв-
ший руки и ни в чем ей не препятствующий. Девушка красивая, старше
самого Кашина, смелая и энергичная, она кружит ему голову. По сло-
вам матери Кашина, она «завлекла ее сына». Она устраивала для него
пирушки, приезжала за ним, увозила его кататься и т. д. Дворник Мази-
лов, двоюродный брат Валентины Чесноковой, давал им в своей двор-
ницкой приют для интимных свиданий. Место не слишком поэтичное...
Но пусть каждый вспомнит свою молодость — и не будет взыскателен
к приюту первой любви. А для Николая Кашина это была действитель-
но первая любовь. Что это была для него любовь, он доказал всем по-
следующим. Не то было для девицы Чесноковой. Кашин не был ее пер-
вым «предметом». Она знала мужчин и ранее. Разврат подкрался к ней
как-то мрачно, едва ли даже не преступно. Здесь мелькнуло на это та-
инственное указание. Сама она пала жертвой соблазна, но разврат лег-
237
ко овладел ее чувственной и грубой натурой. Еще девушкой она люби-
ла уже выпить. Девушкой же, до знакомства с Кашиным, она сменила
несколько любовников. Здесь называли имена... Связь с Кашиным за-
тянулась. Он прильнул к ней. Спустя три месяца после начала этой
связи она забеременела. Он не только не отшатнулся, не попытался
уйти, как сделали бы многие на его месте, но еще более привязался
к ней. Разрешаться от бремени она отправилась на Сиверскую, он наве-
щал ее постоянно, как только урывал минуту. Родился ребенок, он ра-
довался этому и тут же порешил, что непременно женится на ней и уза-
конит ребенка. Родители его, словно чуя беду, были против этого брака,
но он настаивал, и старики из любви к детищу скрепя сердце благосло-
вили его. В браке у них родился и второй ребенок. Рождение этих двух
ребят, которых он страстно полюбил и любит и теперь, — важнейший
момент в его семейной жизни. Он мог быть важным для обоих супру-
гов. Если и были какие грехи у девицы Чесноковой, если и была ей
свойственна привитая дурным воспитанием распущенность, все же,
если бы натура была сама по себе хорошая, один факт счастливого ма-
теринства смахнул бы с нее всю эту грязь, все наносное прошлое. Слу-
чилось иначе: дело пошло еще хуже; пьянство и грубость усилились,
и чувственность перешла в какую-то разнузданную похоть. Уже на вто-
ром году супружества Кашин стал подозревать неверность жены. Быв-
шая его кухарка Ольга Козлова предлагала и уличить Валентину Пав-
ловну. Она называла ее любовником дворника ее же дома — Василия
Ладугина и предлагала Кашину притворно уехать и затем вернуться
и накрыть любовников. Кашин предпочел, рассорившись с женой, во-
все уехать из дому и переселиться к отцу в Любань, но вероломной за-
сады не устроил. Если бы он мог выдержать до конца эту разлуку, мо-
жет быть, это и было бы наилучшее в его положении. Но положение
было не так просто, чтобы из него найти легкий выход. Раньше всего
и наперекор всему он все еще продолжал страстно любить эту женщи-
ну, а рядом с этим оставались еще дети. Дети, любимые им нежно...
Дети эти оставались на попечении развратной и пьяной матери и лю-
бовника-дворника, который в его отсутствие разыгрывал хозяина и но-
чевал в ее квартире. По отзыву прислуги, пока Николай Кашиц нахо-
дился в Любани, с Валентиной Катиной Василий Ладугин жил «как
муж с женой». Если бы уже тут, как-нибудь вернувшись невзначай, за-
стал их вместе Кашин и убил одну или обоих, вы бы уже давно его
оправдали. И та «ревность», которую «понимает» господин товарищ
прокурора, была бы проявлена. Но тогда Бог еще берег его. Он не заста-
вил их вместе и душил в себе ревность как умел. И, в конце концов,
взвешивая слова строго, не одна животная наивность, не ревность
238
оскорбленного самца привела его к печальной развязке. Он проявил
достаточно терпимости и человечности в своих отношениях к жене.
Еще девице Чесноковой он простил многое, чего обыкновенно не про-
щают. Предложением Козловой убедиться в неверности жены, накрыв
любовников, настоящий ревнивец воспользовался бы сполна. Но он
только уходил, надеясь навсегда порвать отношения с женой и в этом
устоять. В марте текущего года он переезжает из Любани в Петербург.
Навещает жену, детей. Жена его принимает радушно, ласково, просит
забыть о прошлом, обещает исправиться, зажить порядочной и трезвой
жизнью. Она к нему льнет; не отказывает в супружеских ласках. Он
снова размякает, сдается и переезжает к ней... С дворником Ладугиным
он имеет «объяснение». Тот отнекивается от связи с его женой и, во вся-
ком случае, обещает даже «гнать ее из дворницкой», если бы та вздума-
ла к нему прийти. Начинается вновь совместная жизнь. Но проходит
день, другой, и снова возвращается старое, прежняя острая боль хвата-
ет несчастного за «сердце». По удостоверению свидетелей, покойная
Кашина уже так втянулась в свою пьяную и развратную жизнь, что не
в силах была изменить ее. С утра она напивается, дети остаются весь
день на руках случайной няньки, она же шатается по квартире без дела,
шумит, ругается, иногда убегает куда-то. Прислуга подозревает, что
в дворницкую. Подчас она еще дразнит мужа: «А я к Ваське пойду!» Он
отвечает ей: «Вот дура», за что с ее же стороны следуют пощечины и ру-
гательства. Она увлекает его пьянствовать вместе, и он начинает попи-
вать. Вот почва, на которой из-за пустого уже предлога разыгралось
убийство — убийство дрянным ножом, едва ли даже пригодным для
смертоносных целей... Но когда назревает нравственная необходимость
кровавой расправы, все готово послужить для этой цели! Отчего же он
убил, и отчего душа его, вынырнув из кровавой катастрофы, чуть ли не
ликовала, чуть не ощущала себя обновленной?.. Он убил жену, т. е. жен-
щину, связанную с ним навеки браком. Я не стану говорить вам ни о ре-
лигиозном, ни о бытовом, ни о нравственном значении брачного союза.
Со всех точек зрения возможен спор, возможно сомнение. Только для
очень верующих и очень чистых сердцем брак может представляться до
конца таинством. С точки зрения общественной мыслимо теоретиче-
ское отрицание брака и семьи, как ячеек чистейшего эгоизма и антисо-
циального обособления всяческих интимных интересов, противных
всеобщему альтруизму. Можно, как это сделал великий писатель, усом-
ниться в преобладании нравственного элемента в самой основе брачно-
го сожития и его физиологических осложнений. Но невозможно отри-
цать могущество одной стороны брачного сопряжения — стороны
психологической. Под старость, говорят, супруги усваивают одинако-
239
вый почерк (хотя бы и учились у разных каллиграфов), становятся
даже наружно похожими друг на друга. Каковы же должны быть разме-
ры внутренней духовной ассимиляции личностей, связанных подоб-
ным неразрывным союзом? Сглаживаются все резкие контрасты ха-
рактеров, точно спаиваются два живых существа. Разрубите по
прошествии некоторого времени такой союз — получатся уже не две
прежние особи, а две половины чего-то целого. Такова психологиче-
ская основа брака, и процесс этот совершается роковым образом. Бес-
сознательно, мучительно и больно по большей части протекает он, но
от него не избавлено ни одно брачное сопряжение. Уступки, вольные
или невольные, идут прогрессируя, уступки без конца на почве привя-
занности и самоотречения. И это терпимо, раз нет посягательства на са-
мую основу духовной личности человека. Все можно стерпеть и все
можно вынести во имя любви, во имя семейного мира и благополучия:
и несносный характер, и воинственные наклонности, и всякие немощи
и недостатки. Но инстинктивно не может добровольно вынести чело-
век одного: нравственного принижения своей духовной личности
и бесповоротного ее падения. Ведь, к этому свелась супружеская жизнь
Кашиных. Мягкость, уступчивость мужа не помогали. Наоборот, они
все ближе и ближе придвигали его к нравственной пропасти. Он уже
стал попивать вместе с женой, дети были заброшены. Еще немного —
и он, пожалуй, делился бы охотно женой с первым встречным, не толь-
ко с Василием Ладугиным... Он бы стал все выносить. Мрачная, непро-
глядная клоака, получившаяся из семейной жизни благодаря порокам
жены, уже готова была окончательно засосать и поглотить его. Но тут
случилось внешнее событие, давшее ему новый душевный толчок. Умер
любимый отец, предостерегавший его от этого супружества. Кашин по-
чувствовал себя еще более одиноким и жалким, еще более пришиблен-
ным и раздавленным. В вечер накануне убийства он плакал, а жена,
пьяная, плясала. Ночью случилось столкновение с женой, новая пья-
ная ее бравада: «Я к Ваське пойду» — и он не выдержал, «не стерпел
больше»: он зарезал ее дрянным столовым ножом, который тут же
и сломился. Господин товарищ прокурора отрицает здесь наличие
«умоисступления», подлежащего оценке психиатров-экспертов, — я го-
тов с ним согласиться. Тут было не исступление ума, не логическое за-
блуждение больного мозга, тут было нечто большее. Гораздо большее!
И никакие эксперты, кроме вас, нам не помогут. Тут было исступление
самой основы души — человеческой души, нравственно беспощадно
приниженной, растоптанной, истерзанной! Она должна была или по-
гибнуть навсегда, или воспрянуть хотя бы ценой преступления! Она
отсекла в лице убитой от самой себя все, что ее срамило, топтало в грязь,
240
ежеминутно и ежесекундно влекло к нравственной погибели. И совер-
шил этот подвиг ничтожный, слабовольный, бесхарактерный Кашин,
совершил бессознательно. Так начертано было на скрижалях беспо-
щадной и за все отмщающей судьбы. Он явился только слепым ее ору-
дием. Я повторяю снова: преступление Кашина выше, глубже, значи-
тельнее его самого. Он готов сам развести над ним руками и воскликнуть:
«Неужели его сделал я!» Недоумение его будет искренно. Если вы об-
рушите на него наказание, его понесет вот этот робкий, раздавленный
судьбой Кашин, а не тот грозный убийца с исступленной душой, кото-
рая, не спрашивая его самого, сделала свое грозное дело. Дело это не ис-
правишь, покойную не вернешь! Перед нами печальный акт, совершен-
ный человеком в состоянии того нравственного невменения, перед
которым бесполезно и бессильно людское правосудие. И не страшитесь
безнаказанности для Кашина-убийцы!.. Ему предстоит еще вернуться
к детям, которым он никогда не посмеет сказать, что сталось с их мате-
рью... Дайте ему к ним вернуться. Среди искренней радости свидания
для них, осиротевших, он понесет свое наказание.
***
Присяжные вынесли Кашину оправдательный вердикт. Этот ответ
присяжных вызвал бурные аплодисменты и крики одобрения публики,
переполнившей зал заседания. Председательствующий распорядился
задержать виновников беспорядка.
1
[Электронный ресурс]. URL: http://knigolubu.ru/russian_classic/karabchevskiy_
np/delo_o_krushenii_parohoda_vladimir.6789
241
надеясь, что «Колумбия» будет сворачивать в противоположную сто-
рону, вновь свернул влево. Однако, «Колумбия» продолжала следовать
своим ходом и лишь за несколько секунд до столкновения свернула
вместо влево — вправо. Вскоре она носовой частью врезалась в правый
бок передней части «Владимира». От полученных повреждений «Вла-
димир» затонул. Обвинительным заключением действия Криуна были
признаны явно неосторожными. Он был признан виновным в том, что,
заметив приближение парохода «Колумбия», не принял надлежащих
мер к предотвращению столкновения: не замедлил хода, не застопо-
рил машин и не дал задний ход, когда катастрофа была уже очевидной.
Кроме этого, Криун обвинялся в бездействии после столкновения. Ему
вменялось в вину то, что, после того как «Владимир» получил от столк
новения повреждения и пробоины, он не принял никаких мер к устра-
нению повреждений и обеспечению на корабле необходимого порядка.
На корабле, как указывалось в обвинительном заключении, даже среди
команды царила паника, хаос, смятение.
Защитник (Н.П. Карабчевский защищал Криуна) подробно разби-
рает все пункты обвинения Криуна. В защитительной речи также под-
робно анализируются выводы экспертиз, которых было проведено не-
сколько. Дело слушалось в Одесском окружном суде в ноябре 1894 года.
242
нии; бездна, жадно поглотившая в короткий миг, между утром и ночью,
столько человеческих жертв, останется навсегда неизменно холодной
и мрачной. Но ведь не этой потрясающей, но, к сожалению, безмолвной
картины ждет от вас в настоящую минуту вся Россия, не к ней направле-
ны теперь усилия вашего судейского разума и вашей судейской совести.
Нам нужна картина, не стесненная никакими условными рамками, пол-
ная бытового, правдивого содержания и правосудного освещения.
Прежде всего обратимся к материалу, которым располагаем. Это дан-
ные того продолжительного, если можно так выразиться, тягучего су-
дебного следствия, которое длилось больше месяца. Материал этот, как
ни тщательно мы его изучали, нередко не давал и не мог нам дать ответа
на многие интересовавшие нас вопросы. Уже одно обстоятельство, что
затонувший «Владимир» не мог быть поднят, породило в деле огром-
ный пробел. Вопрос о размерах и местонахождении пробоины до конца
процесса остался спорным. Между экспертами на этот счет соглашения
не последовало. А между тем, рассуждая о том, можно ли было про-
стым брезентом залепить пробоину, прежде всего нужно было бы знать,
какова эта пробоина и как глубоко было ее местонахождение. Другой
спорный вопрос — были ли закрыты иллюминаторы до конца — остал-
ся вопросом, хотя при извлечении «Владимира» мог бы быть беспово-
ротно разрешен. Но это дефекты следствия невольные, есть и другого
свойства. С неслыханной в нашей судебной летописи быстротой было
произведено предварительное следствие. Начатое 28 июня, оно в ка-
кой-нибудь неполный месяц было уже закончено. В числе принципи-
альных основ нашего судопроизводства быстрота есть, несомненно, хо-
рошее качество. Но она — не самое главное и не самое важное, особенно
в деле, где было столько впечатлений, столько неулегшихся приподня-
тых настроений, с которыми и до сих пор, чтобы ни говорили, прихо-
дится считаться. Время покровительствует истине. Суд Линча, конечно,
самый скорый, расправа на месте преступления имеет своих сторонни-
ков. Признаюсь откровенно, я не поклонник таких порядков. Исти-
на — должна быть истиной, и ее нужно добыть, сколько бы на это ни
пришлось потратить времени. И в нашем деле принципу «скорости»
принесено в жертву слишком многое. Укажу на примеры. Старший ме-
ханик Зданкевич, непосредственный начальник машинной команды,
о поведении которой здесь было столько разговоров, не допрошен во-
все. Что делалось в машине, как прибывала вода, не проверено его пока-
заниями, а между тем он, несомненно, должен был иметь об этом самые
точные сведения. Возьму затем на выдержку несколько кричащих эпи-
зодов, произведших в свое время впечатление. Явившись сюда на суд,
свидетельница Кац нам заявила, как это объяснил в своей речи проку-
243
рор, что в ту минуту, когда она искала спасения в лодке, кто-то из ма-
тросов «Владимира» «с мясом» (это «с мясом» жирно подчеркнул про-
курор) вырвал у нее клок волос, а сыну ее расцарапал лицо. Ужасные
нравы, достойные дикарей центральной Африки или кисти жестокого
Майн Рида. Что же оказывается на деле. Г-жа Кац, допрошенная у су-
дебного следователя, вся еще находившаяся под впечатлением события,
ни единым словом даже не заикнулась о совершенном над нею насилии.
Следователь не удостоверяет, чтобы она была с повязкою на голове, а,
несомненно; если бы у нее действительно были вырваны «с мясом» во-
лосы, это могло бы быть удостоверено и медицинским свидетельством,
и осмотром судебного следователя. Г-жа Эрнест, бывшая также у шлюп-
ки, в которую попала г-жа Кац с сыном, прямо-таки опровергла это об-
стоятельство. Но обвинительная власть, не смущаясь такими просты-
ми до очевидности соображениями, настаивала в своей речи: «с мясом
вырвали волосы!» Все показание г-жи Кац оказывается, таким образом,
рассчитанным на грубый эффект, которого бы не было, если бы не явля-
лась возможность ссылки на спешность производства предварительно-
го следствия. Возьмем другой эпизод: господа Дырдовский и Слежин-
ский, обвиняющие Фельдмана в беспричинной грубости после того, как
они им же были извлечены из воды и таким образом спасены от смерти.
И рядом с этим прочтенные здесь показания Шевалье и товарища про-
курора тифлисского суда Шмидта, которые еще раньше попали в ту же
шлюпку и которые со своей стороны достаточно не нахвалятся энергией
того же Фельдмана. Факт настолько характерный, что следствию не ме-
шало бы всех до одного, бывших в шлюпке Фельдмана, допросить, что-
бы бесповоротно решить: чего же достоин, наконец, Фельдман, порица-
ния или похвал! Еще сенсационный эпизод, удостоверенный Дюраном
со слов княгини Бебутовой, о Дейчмане, том 17-летнем мальчике, кото-
рый так устрашил большого мужчину, г-на Дырдовского, лязгом свое-
го топора. По словам г-на Дюрана, этого Дейчмана в качестве какого-то
сказочного изверга княгиня Бебутова самолично признала на «Колум-
бии». Показание дано, впечатление вами получено. На деле же оказыва-
ется, что этот изверг, вместе с другими остававшимися на «Владимире»
несчастными, попал в воду, полуживым доставлен на «Синеус», и ни-
когда его злодейская нога не ступала даже на ««Колумбию». Да мало ли
и других истерического свойства эпизодов всплывало в этом злополуч-
ном деле. Вспомните г-жу Зданкевич, которая, галлюцинируя, уверяла,
что ее избили на «Колумбии». Все эти примеры должны убедить вас,
как бесцеремонно спекулировали здесь случайным кряком красок, рас-
четом на мимолетное впечатление и на обман зрения. Особенно яркий
пример пагубной поспешности следствия представляет собой тот отдел
244
обвинения, который касается вопроса о необеспечении Криуном помо-
щи к спасению пассажиров, о его нераспорядительности, растерянности
и т. п. Смело утверждаю, что этот едва ли не самый существенный отдел
обвинения вовсе не обследован на предварительном следствии. Не упо-
миная о вполне согласном показании немногих лиц команды «Влади-
мира», уцелевших до конца на пароходе, единогласно свидетельствую-
щих о том, что команда капитана раздавалась беспрерывно и что все, что
только было сделано доброго и полезного в эту критическую минуту,
исходило от него, такие свидетели, как Дырдовский, Бебутова, Дюран
и Далевский, отрицают всякую его деятельность, уверяют, что никаких
его распоряжений не слыхали и они даже не знают, где он находился.
А находился он все время на виду у всех, безотлучно на исковерканном
«Колумбией» капитанском мостике. Чем же объяснить такое противо-
речие. В этом случае опять придется сделать укор предварительному
следствию. Раз предъявляется столь «тяжкое в нравственном отноше-
нии обвинение, не беда продлить следствие и допросить всех до одного
спасшихся пассажиров из бывших на «Владимире»; теперь же мы и не
знаем, где их искать. Тогда и вопрос уяснился бы сам собой. Капитана
не видели только те, кто не хотел его видеть, — горсть пассажиров 1-го
класса, все время державшихся в стороне около курительной рубки 1-го
класса. Это были своего рода аристократы в несчастьи. Все остальное
население парохода настоящим муравьиным царством кишело вокруг
площадки капитана, надвигаясь все ближе и ближе к носу. Здесь оно не
оставалось праздным — по приказанию капитана рубили и носили дере-
вянные части парохода, таскали доски из нар 3-го класса, жгли ракеты
и фальшфейра, звонили в колокол, в голос одним ревущим общим сто-
ном звали «Колумбию»: «подойди, пароход!». И вот из этих лиц, из пас-
сажиров 3-го класса, на глазах которых был неотступно капитан, не до-
просили ни одного. Мы получили на это указания лишь из случайных
источников, каковы свидетели Челеби, Тарапанов и немногие другие,
вызванные даже не нами.
Чтобы покончить с этим, скажу еще: Криун был привлечен впервые
в качестве обвиняемого едва ли не в самый день заключения предва-
рительного следствия. Даже экспертиза была произведена в его отсут-
ствие. Ни одно следственное действие не указывает нам на то, чтобы ему
было предоставлено время дополнить следствие. Спешили очень.
Ввиду такой отрывочной эскизности следствия нельзя удивляться
и тому, что все настоящее дело в качестве «судебного дела» предстало
перед нами, господа судьи, в узкой раме, далеко ему не свойственной.
Привлечены Криун и Пеше в качестве каких-то ответственных редак-
торов катастрофы с забвением основного юридического положения, что
245
в делах уголовных каждый отвечает только за самого себя, за свои лич-
ные действия и упущения. Несообразность такого положения тем бо-
лее ясна, что обвинения предъявлены по ст. ст. 1466 и 1468 Уложения
о наказаниях. Статьи эти угрожают не только уголовным наказанием,
но и чисто духовным, религиозным возмездием — церковным покая-
нием. Если наказание за чужие деяния может почитаться лишь весьма
нежелательной юридической натяжкой, так или иначе, однако же, до-
пустимой, то приглашение замаливать чужие грехи представлялось бы
уже кощунственным абсурдом. Так, относительно Пеше — по столкно-
вению — возможно ли обвинение, когда он мирно спал, ровно ничего не
видел, управлял пароходом Риццо, и именно это управление было на-
чалом и концом всей гибельной катастоофы. Или по отношению Криу-
на — возможно ли обвинение в непринятии всех мер предосторожно-
сти по спасанию пассажиров, когда команда парохода изменила ему,
при первой опасности бежала, и он лишен был всех средств, которыми
располагает капитан. Прокурор, делая здесь ссылки на статьи торгово-
го устава, торжественно вопрошал экспертов-моряков, известно ли им,
что капитан торгового судна вправе наказывать своих матросов удара-
ми хлыста от 5 и даже до 12. Этим можно создать команду и организо-
вать в ней дисциплину. Военные моряки очень удивились такому преи-
муществу коммерческих капитанов; даже на военной службе телесные
наказания практикуются только над оштрафованными по суду матро-
сами. Г-н прокурор, предлагающий столь энергичные для нашего вре-
мени меры, впал, однако же, в серьезное юридическое недоразумение.
В торговом уставе, законодательном памятнике 1832 года, есть действи-
тельно статьи, упоминающие и о «наказании на теле» матросов. Нель-
зя забывать, однако, что после 1832 года мы, слава богу, имели отмену
крепостного права, отмену телесных наказаний и что применение ка-
питаном рекомендуемых наказаний при наличности законодательно-
го акта более поздней формации (Устав о наказаниях, налагаемых ми-
ровыми судьями) явилось бы лишь грубым самоуправством. Но такие
деяния, как бегство судовой команды, неисполнение ею своих прямых
обязанностей во время аварий и морских бедствий, весьма подробно
предусмотрены тем же уложением о наказаниях, по которому судится
Криун. Не от него, а от самого прокурора зависело постановить надле-
жащее обвинение против всех действительно виновных лиц, а таковых,
начиная со знаменитого Суркова, было множество. В первый раз я слы-
шу, чтобы за дезертиров и перебежчиков к виселице приговаривали их
начальников, честно оставшихся в бою и до конца исполнявших свой
долг. Я не знаю более соблазнительной в нравственном отношении кар-
тины. Все беглецы и дезертиры, начиная с Суркова, боцмана и матросов
246
«Владимира», присутствовали здесь в качестве мирных и любопытных
свидетелей, убеждавшихся в том, что и впредь в подобном экстренном
случае они бежать вправе, сколько им угодно, а перед прокурором от-
ветит за них капитан. Не думаю, чтобы такое положение способствова-
ло поднятию уровня нравственности судовой команды и укреплению
в ней сознания долга и личной ответственности. Рекомендуя взамен
того капитанам пароходов наказывать матросов ударами розог, проку-
рор, к сожалению, не поясняет нам, где и когда должны были произво-
дить эту операцию командиры пассажирских пароходов и должны ли
были они при этом щадить, по крайней мере, чувствительность нерв-
ных дам. Конечно, не этими мерами, если бы они были даже возможны,
можно парализовать и создать сколько-нибудь сносную судовую коман-
ду. Создание такой команды, без сомнения, лежало на прямой и непо-
средственной обязанности хозяина предприятия — русского обще-
ства пароходства и торговли. И это было возможно. Что бы сказали мы
о железной дороге, которая вместо того, чтобы иметь постоянную дис-
циплинированную бригаду кондукторов, нанимала бы уличный сброд
для каждого предстоящего поезда. А ведь именно нечто подобное прак-
тиковалось на судах русского общества. По линии крымско-кавказской,
где заходят в 18 портов, это сопровождалось еще уходом части команды
в каждом из портов. О какой же подготовке команды капитаном, об об-
учении ее дисциплине могла быть речь. Но я не верю, чтобы при жела-
нии нельзя было создать иного положения вещей. У русского общества
целый флот, больше 70 пароходов; ему совершенно необходим постоян-
ный контингент обученной команды. Оно могло организовать это дело
привлечением людей и лучшим распределением вознаграждения, учре-
ждением пенсий. Моряк, знающий, что он на всю жизнь будет обеспе-
чен и в случае болезни, и в случае несчастья, будет дорожить местом, це-
нить своего хозяина, у него с ним установится невольно и нравственная
связь. А как же на капитана, на одно лицо, взваливать всю ответствен-
ность за дезорганизацию, коренящуюся в самом порядке вещей, в самом
направлении дела. Этот капитан такой же необеспеченный труженик,
как и его команда. Не в его силах, не в его возможности создать то, что
может быть дано только общей переорганизацией положения служащих
в русском обществе пароходства и торговли. Думаю, что винить Криу-
на за качества команды, которые притом всеобщи, не представляется ни
малейшего основания. То же нужно сказать и о снабжении пароходов.
Ссылаются на утвержденный якобы Высочайше устав русского обще-
ства пароходства и торговли, статьями которого нормируются отноше-
ния капитанов к управлению и главной конторе общества. Это — оче-
видное недоразумение. В деле имеются два устава: один, действительно
247
Высочайше утвержденный и для всех обязательный наравне с законом,
но в нем ни единым словом не упоминается ни о капитанах, ни о вто-
ростепенных служащих вообще. В нем говорится об акционерах, об
управлении, о хозяевах предприятия. Мы знаем, что существует такое
центральное учреждение, как главная контора, есть разные инспектора
и, между прочим, инспектор по морской части. Другой устав о служащих
на пароходах, на статьи которого было угодно делать ссылки г-ну проку-
рору, есть не более, как инструкция, отпечатанная правлением общества,
на ней имеется пометка цензуры: «Одесса, 6 июня 1888 г.». Высочайше
же утвержденные уставы и законоположения цензуре не подлежат. Нам
не известно даже, приведена ли эта инструкция в действие или это толь-
ко проект. Во всяком случае, переносить свои обязанности по снабжению
пароходов путем договорным на капитанов русского общества пароход-
ства и торговли не вправе. Да и чем мог бы доказать капитан, что то или
другое требование им было своевременно заявлено и отклонено конто-
рой. О таком приспособлении значительной ценности, как пластырь, на-
пример, и говорить нечего. Инициатива введения на судах общества по-
добного спасательного приспособления не могла исходить ни от Криуна,
ни от какого-либо другого капитана. Попроси такой пластырь Криун для
своего «Владимира», ему бы ответили кратко: «Зачем ему быть на «Вла-
димире», когда его не имеется на «Олеге», «Игоре», «Пушкине». Свои
пассажирские пароходы русское общество пароходства и торговли счита-
ет десятками, раз было бы решено запастись пластырем, такой пластырь
должен был бы появиться на всех пассажирских пароходах одновремен-
но. Нет, господа судьи, взваливать на плечи Криуна ответственность за
недостаток снабжения пароходов — значило бы произвольно делать за-
мену одного лица другим. Закон не знает такого переноса чисто граждан-
ских обязанностей, усвоенных Высочайше утвержденным уставом цен-
тральному управлению русского общества пароходства и торговли.
Говоря о побочных помехах, загромождающих наш процесс, я не
могу обойти молчанием еще одной процессуальной его особенности.
Обилие «сторон» в процессе необычайно. Это сделало то, что нет поч-
ти свидетеля, который не был бы материально заинтересован в исходе
дела. Это положение — довольно опасное для чистой идеи правосудия.
Вопреки обычному течению уголовных дел, в качестве гражданских ис-
тцов свидетели оставались в зале заседания, поддавались впечатлени-
ям, их не представлялось возможности изолировать. Масса жертв вы-
звала эту особенность, с которой, естественно, приходится мириться.
Игнорировать же вовсе это обстоятельство в интересах осторожности
невозможно. Значение гражданского истца в процессе, как потерпевше-
го от преступления лица, понятно само по себе. Чтобы мы ни говорили
248
об уголовном правосудии, как акте общественного возмездия или как
о Фемиде с завязанными глазами, преследующей лишь отвлеченную
идею права, потерпевший от преступления со своими живыми, насущ-
ными интересами — все же всегда первое лицо в процессе. Оно невольно
чувствуется за представителем общественной власти. Но процессуаль-
ная его роль не всегда одинакова. Есть потерпевшие от преступления,
интересы которых я назвал бы святыми. Такой потерпевшей в настоя-
щем процессе является г-жа Зигомала. Это та нервная, истерически ры-
давшая здесь мать, которая во время катастрофы потеряла своего един-
ственного сына. Она не обвиняет ни кого в отдельности и вместе с тем
обвиняет всех. Она твердила и будет вечно твердить одно: «Отдайте мне
моего несчастного сына!» Другого она ничего не ищет и не может ис-
кать. Эта «плакучая ива» нашего процесса, в мутные волны которого
она будет вечно глядеть своими воспаленными глазами... Ее показания
страшны для обвиняемых, но вместе с тем не опасны. Она всех винит
равно: Криуна, Пеше и команду «Синеуса». Ей нужен сын, но возвра-
тить его мы ей не в состоянии. Показание этой свидетельницы никогда
не забудется нами: но в основу судебного приговора оно не ляжет. Эта
свидетельница знает и помнит, может знать и помнить только одно: сын
ее погиб! Пройдем же мимо этого показания с той глубокой, но молча-
ливой скорбью, которой оно заслуживает.
Другой нормальный тип гражданского истца — тип прямодушный.
Такова гражданская истица Усенкова и некоторые другие. Она отстаи
вает свои интересы, но желает получить только с того, кто окажется
действительно виновным. Прежде всего она ищет виноватого, а не... бо-
гатого.
Наконец, в нашем процессе есть еще третий тип потерпевшего, и этот
в большинстве, он имеет здесь довольно много выразителей и предста-
вителей. Я затруднился бы характеристикой его и подысканием соот-
ветствующего наименования. Но название подыскано в лагере тех же
представителей его. Они сами себя называют «добрыми санитарами».
Пусть будет так, хотя санитарные носилки иных из них напоминали
нам скорее какую-то походную мелочную лавочку, в которой все есть,
вплоть до солонины и самого лучшего сорта табаку. Но и это не важ-
но (Это место речи Н.П. Карабчевского нельзя признать удачным. Не
ясен и смысл самой иронии оратора. Об этом, в частности, указывалось
и при разборе речей Карабчевского его современниками. См., напри-
мер, Л.Д. Ляховецкий. Характеристика известных русских судебных
ораторов, СПб., 1897. стр. 132. (сост., Ред.). Важно другое.
Нормальный тип уголовного состязательного процесса — открытое
состязание двух борющихся сторон, причем у обеих подняты забрала.
249
Прокурор и потерпевший — одна сторона, подсудимый и защитник —
другая. Один нападает и наносит удары, другой их отражает. Настоя-
щий процесс представляет явление несколько иное. Борьба напомина-
ет несколько толчею, как бы общую свалку разносторонних интересов,
стремящуюся уклониться от общепринятых условий и правил откро-
венной борьбы. Здесь судьям, решающим исход борьбы, приходится
смотреть в оба. Сразу даже не поймешь, кто на кого, со всем этим ра-
зобраться нужно. За спиной Криуна миллионы русского общества па-
роходства и торговли. К ним настойчиво и жадно пробираются настоя-
щей гурьбой. Напрасно вы станете скромно сторониться; хотят пройти
к ним именно по вашей спине. Вы, без сомнения, поверите, господа су-
дьи, искренности нашего заявления, что до миллионов русского обще-
ства пароходства и торговли нам ровно никакого дела нет. Отдайте их
все гражданским истцам, если они докажут на то свое право, — нас это
ни мало не тревожит. Ни явно, ни тайно мы не призваны выступать в на-
стоящем процессе защитниками чьих-либо материальных интересов.
Мы защищаем Криуна и никого более. Думается нам, что откровенная
определенность деятельности каждой стороны в процессе обязательна.
Нельзя же, в самом деле, во имя интересов иска явно обвинять Криу-
на, только Криуна и... во всем оправдывать Пеше и даже защищать его.
Таким путем несоразмерно распределяются и искусственно тасуются
силы обвинения и защиты. Два дня мы слушали здесь исключитель-
но грозные нападки по адресу Криуна... Другой обвиняемый — Пеше —
оказался у истцов на положении особом, привилегированном. Едва ли
это сообразно со справедливостью. Во всяком случае, положение полу-
чается искусственное, ненормальное. Мы бы не желали сами очутиться
в подобном положении. Здесь в одной из речей по поводу иного, впро-
чем, совершенно положения вспоминалась и приводилась историче-
ская справка о «левшах» и о «дубинке» Петра Великого. Техника идет
вперед и от времени Петра ушла, конечно, далеко, но нравственные на-
чала от века неизменны. Признаемся, выступая в этом сложном, труд-
ном и спорном процессе, мы бы страшились только одного: оказаться
нравственным «левшой». Надеюсь, что, выступая защитником Криуна,
нам удастся избежать этого.
После этих предварительных соображений, казавшихся нам необхо-
димыми, приступим к разбору обвинения, предъявленного к Криуну.
Чтобы признать по этому пункту виновным Криуна, суду предстоит
указать в своем приговоре, какие именно постановления закона или
обязательные технические правила мореплавания им нарушены. Обви-
нение утверждает, что эти нарушения заключаются в несоблюдении им
правил и предосторожностей, предусмотренных ст. ст. 15 и 18 Между-
250
народного положения об управлении паровыми судами. Да не покажет-
ся вам это парадоксом: это первое обвинение для настоящего моряка,
пожалуй, тяжелее второго. Там пойдет речь об административных и об-
щечеловеческих его талантах и способностях, здесь — задета специаль-
но морская его честь. Все специалисты немного односторонни, но
в этой односторонности их сила. Чтобы быть уверенным, что в лице об-
виняемого вы имеете дело с настоящим моряком, а не моряком только
по названию, представлю вам краткую его биографию. Штурман по
специальному образованию, служа в Черноморском флоте, он сделал
много кампаний. Плавал за границей, доходил до Японии и Китая и из-
бороздил Черное море вдоль и поперек. Скромный труженик, без по-
кровителей и протекций, он обязан лично своему усердию и исполни-
тельности переводом из штурманов лейтенантом во флот. Это всегда
считалось почетным отличием. В общей сложности в военном флоте он
прослужил более 25 лет. Уже капитан-лейтенантом он перешел на
службу в русское общество пароходства и торговли. И здесь не сразу он
занял видное место капитана пассажирского парохода. Никакая бабуш-
ка ему не ворожила. Некоторое время он плавал помощником, наконец,
его сделали капитаном. В течение восьми лет в командовании его пере-
бывало до 16 пароходов буксирных, товарных, пассажирских, и, слава
богу, не приключалось никаких аварий. Поэтому, говоря о нем, как о ка-
питане, я вправе утверждать, что это был дельный, образованный
и опытный моряк. В чем же он погрешил как моряк в данном случае
и погрешил ли действительно? Суд привлекал к себе на помощь моря-
ков-экспертов. Верное само по себе соображение прокурора о том, что
для суда необязательно заключение экспертов и что с тем или иным их
заключением суд вправе не согласиться, нуждается, однако, и в поясне-
нии: Для суда, решающего дело не по теории формальных доказа-
тельств, не существует, разумеется, предустановленных доказательств.
Тем не менее, он должен считаться со всей совокупностью доказа-
тельств, имеющихся по делу. Суд вправе не доверять тому или иному
свидетелю, не соглашаться с тем или другим экспертом, но при этом
обязан высказать в своем приговоре соображения, которые приводят
его к такому недоверию, Это бесспорно. Вот почему я нахожу совер-
шенно неудобным и несоответственным процессуальным задачам тот
способ пользования таким важным доказательством, как экспертиза,
который здесь практиковался. Не только не задавались серьезной зада-
чей критиковать мнение экспертов, не давали себе даже труда хотя бы
пересказать заключение экспертов «своими словами». Это послужило
бы, по крайней мере, порукой, что заключение правильно, понятно. От-
делывались общими фразами, летучими вылазками по адресу того или
251
другого эксперта или, что еще хуже, тонкими «намеками на то, чего не
ведает никто», стараясь одним махом устранить всю экспертизу, сде-
лать так, как будто ее вовсе в деле не бывало. Один из представителей
гражданского иска, имея в виду, что итальянские эксперты отделились
от русских и остались при отдельном мнении, назвал всю экспертизу
«национальной» или «патриотической». Такое разделение по нацио-
нальностям действительно имело место. Но это явление случайное.
Господа итальянские эксперты, приглашенные защитой и г-ном Пеше,
вопреки всем свидетельствам и данным следствия, доверяют исключи-
тельно только объяснениям господ Пеше и Риццо. Оставаясь на этой
почве, они и приходят к выводу о виновности Криуна и полной невино-
вности Пеше. До известной степени оно понятно. С самого начала они
доверились Пеше и не могут отступиться от того положения, что ка-
ждое сказанное им слово — сама истина. В течение долгого процесса мы
имели, однако же, многократные случаи убедиться в противном. Их
экспертиза — талантливый и даже весьма ценный научный трактат, но,
к сожалению, он отправляется от неверных фактических данных. По
вопросу о столкновении он исходит из положения, что Риццо со своего
левого борта видел красный огонь «Владимира», и лишь затем уже на
весьма малое и притом неопределенное время увидел зеленый огонь.
Между тем это не так; в действительности Риццо ни на одну секунду не
видел красного огня «Владимира», а зеленый видел и притом со своего
правого борта не менее 5–7 минут. Минуя господ итальянцев, русская
экспертиза раскололась затем на две неравные части. Русские моряки
огромным своим большинством с адмиралом Калогерасом во главе
пришли к единогласному заключению, что действия Криуна по управ-
лению пароходом безусловно правильны от начала до конца. Намеки
на то, что это будто бы «товарищеская экспертиза», взявшаяся во что
бы то ни стало обелить Криуна, едва ли заслуживают какого-либо вни-
мания. Прежде всего эти лица отнюдь не «товарищи» Криуну; они сто-
ят гораздо выше его и по своему положению, и по служебной иерархии.
Затем из числа этих экспертов четверо вызваны судом не только не по
настоянию защиты, а, напротив, по требованию прокурора. Стало быть,
говорить о «дружестве» и «товариществе» — неуместно. Защищать
в лице Криуна «честь» военного флота экспертам также не предстояло
надобности. Криун давно в отставке, и каковы бы ни были дефекты его
капитанского ценза, это ни малым образом не могло отразиться на
Нравственных интересах военных моряков; в качестве такового Криун
никогда самостоятельным командиром военного судна не состоял.
Итак, заключение этой группы экспертов стоит вне всяких подозрений.
По существу своему оно, представляется в высшей степени ценным,
252
так как оно логически последовательно следит за каждым шагом, за
каждым действием Криуна и приходит к выводу, что, находясь в поло-
жении командира «Владимира» в злополучную ночь столкновения, ни-
кто из моряков не поступил бы иначе. Особняком стоит эксперт Ирец-
кий. Сущность его заключения сводится к следующему, грубо неправ
Риццо, положивший право на борт, это движение вызвало всю ката-
строфу; но попутно он не одобряет и Криуна, изыскивая моменты, в ко-
торые, по его мнению, тот должен был и застопорить машину, и даже
дать задний ход. Для нас важно пока то, что и этот эксперт, которого уж
совсем невозможно заподозрить в мироволении Криуну, приходит,
в сущности, к тому же самому выводу. Он также находит, что основным,
так сказать, решающим моментом столкновения является поворот
Риццо направо, когда был виден зеленый огонь «Владимира». Этот по-
ворот вместе с другими экспертами он признает безумным и ужасным
по своим последствиям. Господа итальянские эксперты, не отрицая не-
которой рискованности маневра, но признавая его как бы вынужден-
ным предыдущими неправильными маневрами «Владимира», весьма
непрозрачно дают нам при этом понять и свою отправную точку зре-
ния. «Бей в правый борт — и никогда в ответе не будешь!» — как бы гру-
бо, согласно простонародному морскому выражению, резюмируют они
сущность положения, изложенного будто бы в ст. 15 Правил. И у нас
среди моряков известно выражение: «разбить судно на законном осно-
вании». Вот здесь, собственно, господа судьи, и должна наступить наша
работа, работа юристов. Действительно ли это «законные основания»
и правильно ли большинство грубых практиков-моряков толкуют, по-
ложение ст. 15? Думаю, что только совместная работа экспертов-моря-
ков и нас, юристов, может привести вас к желаемому результату. Толко-
вание и понимание закона для юриста обязательно и не всегда доступно
моряку. Разнообразное, а иногда и своеобразное пользование ст. 15
Правил служит лучшим тому доказательствам. Представитель интере-
сов русского общества пароходства и торговли имел уже случай раз-
вить в своей речи те взгляды, которые существуют по этому предмету.
Ссылками на труды почтенного английского моряка Томаса Грея он
имел возможность прибегнуть к тому способу толкования закона, кото-
рый называется «историческим», для данного вопроса представляю-
щимся наиболее ценным и пригодным. Но и простое логическое толко-
вание приводит к тем же результатам. Стоит только внимательно
прочесть краткий текст ст. 15 и ее примечаний, чтобы невольно задать-
ся вопросом: да устанавливает ли на самом деле эта статья тот безус-
ловный принцип «праводержания», к «которому так льнет морская
практика и который нашими противниками, господами представителя-
253
ми гражданского иска, сводится даже к простейшей формуле извозчи-
чьего правила: «знай свою правую руку и ты, моряк!» Так ли это? Ис-
тинный юрист должен всеми своими силами стремиться
к восстановлению закона во всей его полноте и целесообразности. Чи-
тая ст. 15, не упускайте из виду ни одной ее запятой, ни единого оборо-
та фразы, ни единого выражения, и весьма скоро вы поймете ее внут
ренний смысл. Только такое толкование возможно для юриста
и обязательно для всех.
Что должны обозначать собой все многократные повторения и ого-
ворки статьи, устанавливающей поворот вправо при встрече судов, что
значат эти многократные повторения: «только», «единственный слу-
чай» и т. п., которыми испещрена ст. 15? Не можем же мы предполо-
жить несовершенство в редакции закона, — это закон формации новой,
вполне современной нам. Петровские артикулы и более ранние законы
действительно грешили редакцией, трудно бывало добраться до смыс-
ла, но правила, возымевшие силу лишь с 1880 года, вправе избежать
подобного упрека и подобного подозрения. Я утверждаю это смело: за-
кон безупречен по своей редакции. В постоянных повторениях им того
положения, что поворот направо применяется лишь в точно опреде-
ленных случаях, нельзя усматривать ни случайности, ни бесцельных
повторений. Законодатель сознательно борется с вредной и опасной
рутиной, ведущей к беспрестанным столкновениям.
По указанию капитана Коломба, из 86 случаев столкновения судов
54 случая происходят от злоупотреблений в применении правил ст. 15,
которая, по мнению самоучек и так называемых моряков-практиков,
предписывает будто бы во всех случаях поворачивать вправе.
Это грубое и непростительное заблуждение, по счастью отвергнуто
здесь и большинством экспертов. В этом уже большая победа защиты
Криуна. Мы отстояли возможность и законность расхождения бортов
зелеными огнями, а стало быть, и правыми бортами.
Теперь, господа судьи, установим факты. На «Колумбии» были ли
бортовые огни? Их не было. Невозможно даже допустить, чтобы Криун
и его команда условились показывать иначе, чем было в действитель-
ности. На «Владимире» было много пассажиров, и каждый мог явить-
ся случайным свидетелем, видевшим огни. Иное дело на «Колумбии»,
там все были своя семья. Капитан мирно почивал, вахта велась небреж-
но, и отсутствие фонарей на 5–10 минут в то время как их спросонок
оправлял старый фонарщик Руссо, — явление возможное. Их именно
и кинулись оправлять, когда заслышали свистки с «Владимира», и это
было за несколько минут до столкновения. Но в интересах Криуна не
важно даже, чтобы этих цветных огней не было; вовсе, напротив, было
254
бы лучше, если бы с точностью могло быть доказано, что они были. Тог-
да само собой упразднились бы некоторые старые вопросы: мог ли дви-
гаться Криун, ориентируясь по одному белому огню, который наблю-
дал в течение 20 минут и т. п., и, стало быть, бесспорность соблюдения
им всех предписанных законом правил была бы очевидна.
Если проверить курсы, по которым, бесспорно, двигались оба суд-
на, будет ясно одно: «Владимир» все время видел «Колумбию» спра-
ва, и в свою очередь «Колумбия» ни на секунду не могла видеть крас-
ного огня «Владимира». А если это так, — все повороты влево Криуна
правильны безусловно и к столкновению не вели. Стоило Риццо толь-
ко продолжать свой курс, и пароходы разошлись бы правыми бортами
в, расстоянии 150–200 саженей. Разверните другие циркуляции обоих
пароходов, комбинируя их по расчету времени, когда Риццо говорил
«право на борт», — как остроумно предложил нам это эксперт Ирец-
кий, — и вы убедитесь, что до этого злосчастного поворота ни малей-
шей опасности столкновения судам еще не угрожало. За какие-нибудь
минуты две до столкновения Криун еще видел мачты в растворе труб
и вправо от нее свет топового огня. Суда разошлись бы правыми борта-
ми, как этого вполне законно ожидал Криун. Теперь взглянем, чем же
оправдывается злополучный поворот «право на борт» «Колумбии». Ни
Риццо, ни Пеше не отрицают, что в общей сложности ими обоими был
видим один зеленый огонь «Владимира» в течение не менее 5–7 ми-
нут. Это бесспорно установлено. Чего же Риццо ждал все это время?
По его словам, он ждал исправления встречным судном, как он здесь
выражался, своего «фальшивого маневра». Сообразим, однако. При
встречной скорости обоих пароходов, в час — 20 миль, и законного пре-
дела видимости отличительных огней в 2 мили, на эти 2 мили проходит
6 минут. Как же он вправе был ждать 7 минут, когда сам здравый смысл
не дает более 6 минут, до истечения которых всякий маневр, имеющий
в виду «встречу», должен быть полностью исполнен? На это ловит-
ся сам Риццо. Его «право на борт» было, очевидно, не сознательным
и своевременным, как он утверждает, маневром, а лишь отчаянным ре-
шением застигнутого врасплох, быть может, только что выскочивше-
го на площадку вахтенного. Недаром Пеше, разбуженный свистком,
схватился за штурвал, как бы желая остановить маневр безумца. Но
было уже поздно. Оставалось только дать задний ход. Я думаю, госпо-
да судьи, с этим «право на борт» можно покончить. Все нам доказывает
бесповоротно, что в нем узел и развязка столкновения. Но если это так,
то в чем же, собственно, можно винить Криуна? Говорят, он не испол-
нил требования ст. 18 правил, не застопорил машины, не дал заднего
хода. Но когда? Когда «Колумбия» своим правым бортом была справа
255
от «Владимира» и притом в расстоянии 200–300 саженей, еще никакой
опасности не было. Пароходы расходились. Опасность явилась толь-
ко тогда, когда после знаменитого «право на борт» появился впервые
красный огонь на «Колумбии» и его увидели на «Владимире». Но тог-
да уже было поздно. Это было за 30–40 секунд до столкновения. Боль-
шинство экспертов одобряют Криуна за то, что в эту последнюю мину-
ту, не уменьшая хода, он скомандовал «лево на борт». Уменьши он ход,
не сворачивая влево, «Колумбия» могла бы пополам перерезать «Вла-
димира», и последствия столкновения были бы еще ужаснее.
Теперь, чтобы покончить с этим обвинением, позвольте только в двух
словах сделать характеристику Риццо как моряка. Об особой морской
его опытности говорить не приходится, ему всего 26 лет. Что же касает-
ся его теоретических идей по части мореплавания, то он успел их выло-
жить пред нами. Их немного: 1-я, «всегда направо», — все прочее не есть
морской маневр, и еще 2-я «стоп машина», только тогда, когда увидишь
камень или мель! Если принять при этом во внимание, что первое время
огонь «Владимира» он принимал за береговой, то вы согласитесь, что ба-
гаж его познаний не велик. Пеше нам обещал представить аттестат Риц-
цо на шкипера дальнего плавания, но так и не представил. Мы вынужде-
ны выдать ему взамен наш собственный аттестат.
Если эту характеристику сопоставить с его действиями, будет ясно,
кто «резал нос», будет также ясно, кто и кого разбил по всем морским
правилам злополучного «праводержания».
Перехожу к оценке фактов, приводимых моими противниками в до-
казательство преступной бездеятельности Криуна. Здесь было провоз-
глашено: «Капитан не должен теряться, кто растерялся, тот не капи-
тан!» Положение, по-видимому, бесспорное, а между тем оно звучало
фразой. Поясню мою мысль примерно из области, нам близкой. Устав
уголовного судопроизводства знает такое положение: прокурор не дол-
жен увлекаться, он не должен ни преувеличивать значения обвинения,
ни сгущать краски в оценке фактов и улик. Но в какой мере. Разумеет-
ся, не в пределах того живого и страстного проявления человеческой
натуры, которое более или менее свойственно всем, без которого невоз-
можно себе даже представить человека. Некоторые из господ экспертов
на вопросы, обращенные к ним по этому поводу, заявили, капитан — не
машина, и, в пределах того тягостного и исключительного положения,
в котором находился капитан Криун, он со своей стороны сделал все
возможное. Думаю, что это и есть та точка зрения, с которой только
и возможна оценка его деятельности после катастрофы.
Здесь выражались сомнения, царила ли паника на пароходе «Влади-
мир» после столкновения, велики ли были ее размеры и как долго она
256
продолжалась. Всякие теоретические соображения по этому предме-
ту были бы бесцельны. Надо испытать самому весь этот ужас, надо ви-
деть своими глазами что-нибудь похожее, чтобы судить об этом. Разве
мы можем дать себе хотя приблизительный отчет в том, что бы произо-
шло, если бы сейчас в этой тесной, переполненной зале мы услышали
крик отчаяния: «Горим, пожар!» Кто бы и во всяком случае многие ли
из нас взяли бы на себя капитанскую роль: ни на секунду не потерять-
ся. По счастью, не выходя из рамок этого же дела, мы можем провести
параллель. Ранее, нежели судить о том, что должно было твориться на
«Владимире», взглянем на то, что произошло на «Колумбии» тотчас по-
сле столкновения. Вспомните при этом, что этот грузовой пароход был
с избытком, по численности команды, снабжен всеми необходимыми
спасательными средствами. Там, кроме четырех больших и хорошо снаб-
женных шлюпок, был еще спасательный плот, могущий держать на воде
одновременно всю команду. Что же происходит на «Колумбии»? Удар,
по отзыву итальянской команды, был почувствован даже не особенно
сильно; спящих разбудил не столько треск удара, сколько голос капита-
на. Голос этот в первую же секунду уже отчаянно кричал: «Мы гибнем,
дети! Ищите спасения в шлюпках!» По отзыву некоторых пассажиров
«Владимира», в первую же минуту перескочивших на «Колумбию», на
палубе ее царил мрак и невообразимый хаос. Матросы оторопелые, ис-
пуганные, бесцельно бегали по палубе, не отвечая на вопросы; каждый
из них взывал к своей мадонне и громко молился богу. Двое итальянцев,
обезумев от страха, перескочили на «Владимир». Сам Пеше, этот старый
«морской волк», неодетый, в туфлях, с непокрытой головой, метался из
стороны в сторону и торопил своих бравых «деток»: спасайтесь, спасай-
тесь! Ни о чем ином, в такую минуту он и не думал, хотя, конечно, будь
он хладнокровен, его опытность подсказала бы ему, что носовой удар сам
по себе редко гибелен для судна, во всяком случае, всегда и, безусловно,
менее гибелен, нежели боковой удар, нанесенный «Владимиру». Лишь
спустя минут 10–15, когда были осмотрены все трюмы и безопасность
«Колумбии» стала очевидной, на ней мало-помалу успокоились.
Теперь перешагнем опять на «Владимир». По единогласному свиде-
тельству большинства пассажиров удар раздался сильный, некоторых
выбросило из коек, потом еще раздался треск, как будто ломало креп-
кий лед. Все вскочили в ужасе. Не считая команды, все 200 пассажиров,
теснясь по лестницам и трапам, разом ринулись на палубу. В машин-
ном отделении уже хлестала сбившая с ног машинную команду вода,
и электричество погасло. Предоставляю вам судить, господа судьи,
об этой минуте ужаса, заставившего всех затаить на секунду дыхание.
О ней едва ли могут дать нам хотя бы приблизительное понятие все де-
257
коративные успехи сценического воспроизведения сказочного момен-
та из оперы «Руслан и Людмила»;
Что же делал и где находился в эту минуту Криун? Катастрофа заста-
ла его на капитанском мостике, том самом мостике, в который врезался
и снес его до половины бушприт парохода «Колумбия». Он нашелся еще
крикнуть помощнику Матвееву: «берегитесь!» — раздался удар, мостик
дрогнул, в щепки разбило его правую сторону, но капитан остался на
левой, и не далее как через секунду мы слышим уже его первую коман-
ду: «стоп машина!» Распоряжение это, устранившее возможность взры-
ва котлов, было отдано каким-то благодетельным инстинктом, и это до-
казывает, что на разрушенной наполовину площадке бодрствовало еще
чье-то присутствие духа, чего в эту первую минуту могло и не быть. Где
же растерянность в этот первый, самый страшный и роковой момент?
В это время, сцепившись, как два врага, «Колумбия» и «Владимир» еще
не выпускали друг друга и продолжали катиться по инерции в какой-то
общей бесформенной свалке. Раньше чем отделиться «Колумбии» от
«Владимира», прошло значительное время, минут 5–6 не менее. Некото-
рым пассажирам, даже с детьми и багажом, удалось перебраться на борт
соседнего парохода. Что мог предпринять Криун в эти первые секун-
ды, пока еще ««Колумбия» терлась о его пароход и, отступая, на своем
пути сносила все, что оставалось на правом борту: шлюпки, трап, даже
шлюпбалки, вырывая их с корнем. Разумеется, ни об осмотре, ни о за-
делке пробоины тогда не могло быть еще и речи, так как повреждения не
были кончены; удары, хотя и более слабые, продолжали еще наноситься.
«Задержите пароход», — крикнул он в эту минуту, оставаясь все еще на
своей вышке, откуда было видно ясно, что «Колумбия» пятится и сей-
час отойдет прочь. По этой команде на «Колумбию» перескочил Матве-
ев и кое-кто из матросов, в числе других Собченко и Жиганюк. Было ли
законно и было ли целесообразно подобное распоряжение, носило ли
оно на себе характер полицейской меры или это был естественный при-
зыв на помощь со стороны погибающего? Судите, как хотите, для дела
это безразлично. Видя ясно, куда пришелся удар, Криун не мог не сооб-
разить, что повреждения «Колумбии» по сравнению с повреждениями
«Владимира» будут ничтожны и во всяком случае не опасны. Распоря-
жение, стало быть, было целесообразно. Результаты, как увидим ниже,
не по его уже вине оказались сравнительно ничтожными. Однако все же
спаслось несколько десятков людей благодаря тому, что на итальянский
пароход перескочили Матвеев и в особенности Собченко и Жиганюк,
без энергичного вмешательства которых, быть может, ни одна итальян-
ская шлюпка к «Владимиру» не подошла бы. Начавшееся на «Колум-
бии» ради собственного спасения от воображаемой опасности спуска-
258
ние шлюпок, как доказало это судебное следствие, тотчас же замерло,
как только команда «Колумбии» уверилась в своей безопасности. Под-
робный анализ эпизода спуска шлюпки Матвеевым при помощи Соб-
ченко и главным образом Жиганюка, шлюпки, которая, несомненно, по-
явилась у «Владимира» первой, первая же затем была у места крушения,
подобрала Фельдмана и спасла еще до 20 человек пассажиров, обратил
на себя ваше особое судейское внимание. Мы столкнулись в этом слу-
чае с лживостью г. Пеше, лживостью, которая могла повести правосудие
к весьма серьезным недоразумениям. Утверждалось, что русские матро-
сы и г-н Матвеев лжецы, что они не только не спускали шлюпки, но и не
могли ее спустить без помощи итальянцев, ибо ввиду больших размеров
шлюпки вывалить ее за борт нельзя иначе, как при дружном усилии 10–
12 человек, а грести только двум, как на этом стояли Жиганюк и Соб-
ченко, и вовсе невозможно. Мы не знали, кому верить. Только случай-
ное обстоятельство разоблачило всю неправду, которую так настойчиво
поддерживали и проводили Пеше и Риццо. Во время осмотра парохо-
да «Колумбия», когда предложено было Жиганюку и Собченко и еще
троим из команды «Владимира», работавшим тогда вместе с ними, спу-
стить большую шлюпку, Пеше насмешливо покрикивал presto! presto!
(живей! живей!). Он продолжал выражать уверенность, что эта большая
шлюпка не могла быть ими спущена. Торжество его оказалось, однако,
непродолжительным. В 5–6 минут, ко всеобщему удивлению, работа
была исполнена: шлюпка оказалась на воде. Никто не подозревал об ис-
тинно богатырской силе, которую мог пустить в ход Жиганюк. Бывшие
при этом свидетели, итальянские матросы, не выдержали и крикнули:
«Браво, матросы!», а г-н Пеше перестал кричать: presto! Ну о том, как
вдвоем те же Жиганюк и Собченко ловко взялись за весла и разогнали
тяжелую шлюпку — не стану вам и напоминать.
Если, таким образом, вспомнить систему защиты, принятую г-ном
Пеше, и ту дисциплину, которая здесь так единодушно и наглядно про-
явилась в свидетельских показаниях итальянской команды и благо-
даря которым вся фактическая сторона дела предстала в ложном ос-
вещении, не трудно понять, что не перескочи на «Колумбию» горсть
русских пассажиров, не раздайся вовремя голос капитана: «Задержи-
те пароход!», пароход удалился бы тихим задним ходом и незаметно
скрылся бы в ночной темноте. Ведь слышали же мы (вопреки следам
поранений обоих пароходов) единогласное утверждение итальянцев
(чтобы оправдать только своевременность распоряжения о даче задне-
го хода), что удар был совсем легонький, едва услышанный, почти неза-
меченный и что всю команду поднял на ноги исключительно только го-
лос капитана. Раз так, «Колумбии» было бы естественно удалиться, ибо
259
она только «слегка» толкнула какой-то пароход, не причинив ему ника-
кого особенного вреда. Итак, распоряжение Криуна задержать «Колум-
бию» было и находчиво и целесообразно. Не будь его, мы не знаем, где
и в настоящую минуту была бы «Колумбия» со своим капитаном Пеше.
Морская практика, к сожалению, знакома с подобными явлениями, хотя
морской закон и обычай строго предписывают уцелевшему пароходу
оказывать помощь погибающему. И Криун мог не только по нравствен-
ным основаниям рассчитывать на содействие и помощь «Колумбии»,
по силе закона он вправе был требовать этого. Третьим распоряжением
капитана было: следить за пребыванием воды в Машине и грот-трюме,
куда она, очевидно, попадала из самостоятельной пробоины или вслед-
ствие повреждения от удара непроницаемой переборки. Тогда же было
приказано Фельдману осмотреть пробоину. Фельдман удостоверил,
что она была около 1 1/2 аршина шириной и уходила в подводную часть.
Здесь были высказаны предположения, что осмотр пробоины был сде-
лан Фельдманом неудовлетворительно, и пребывание воды в машине
измерялось хотя бы простой деревянной рейкой.
Подобное измерение представлялось совершенно излишним, так как
размеры машинных частей и постановки их были хорошо известны и ма-
шинисту Ларину, и самому капитану. Такие донесения, как: вода дохо-
дит до нижних плит, до цилиндров, до верхних плит и т. п., были вполне
равносильны донесениям о совершенно точном измерении, ибо вполне
точно известно, на сколько футов от дна парохода размещены плиты, ци-
линдры и тому подобные части машины. В грот-трюме же, по донесению
Ларина, вода все время шла в уровень с водой в машинном отделении,
что не предзнаменовало уже ничего доброго, так как свидетельствова-
ло ясно о повреждении непроницаемой перегородки. Об угрожающем
состоянии прибыли воды в этот момент мы можем судить еще по одно-
му признаку. Этот показатель, пожалуй, точнее всякого механического
прибора. Это г-н Сурков. Вы помните, что, приняв от капитана команду
о спуске шлюпок, он заглянул попутно в машину и грот-трюм, забыл мо-
ментально о шлюпках и всецело устремился в тузик, на котором тотчас
же благополучно отбыл на «Колумбию». По этому признаку мы можем
судить уже безошибочно, какая угрожала «Владимиру» опасность.
Здесь уместно будет сказать о том, что даже некоторая неисправ-
ность тузика (не нашли в суматохе чопа, не сразу вставили уключины,
не освободили из-под баков все весла и т. п.), на котором спасал свою
драгоценную жизнь старший, то есть именно ответственный за состоя-
ние шлюпок, помощник, ставится в вину все тому же злополучному ка-
питану Криуну. Признаемся, такой обвинительный довод мы признаем
лишенным уже всякой логической последовательности. Это то же, что
260
обвинять военачальника за то, что лошадь, на которой скрылся дезер-
тир-беглец, не была заседлана по всем правилам кавалерийской службы.
Весьма важно зато обвинение в незаделке пробоин. Но если об этом
мог быть поднят вопрос, то, разумеется, лишь тогда, когда «Колумбия»
отделилась от «Владимира»; ранее это было бы физически невозмож-
но. Таким образом, вы должны уступить нам, так сказать, подарить
Криуну, господа судьи, хотя бы первые 10 минут, когда о заделке про-
боины еще не могло быть серьезной речи. Если бы имелся налицо не-
обходимый пластырь, заранее готовый, как необходимое спасательное
приспособление он, разумеется, был бы пущен в ход. Для этого не тре-
бовалось бы особой сообразительности и догадливости. Но его не было
и не имеется ни на одном из пароходов русского общества пароходства
и торговли. Эксперт Ирецкий, оговорившись, впрочем, что его заклю-
чение есть плод чисто теоретических соображений и комбинаций, по-
лагал, что при помощи самодельного брезента можно было заделать
пробоину. Взяв в руки клочок бумаги, он даже весьма наглядно пока-
зал нам, как брезент следовало бы сперва сложить вдвое или вчетверо,
навязать шкерты, пропустить для балласта дымогарную трубу и затем
подвести в виде пластыря, чтобы затем начать выкачивать воду. На все
это, по его мнению, потребовалось бы минут 10–15. Даже господа ита-
льянские эксперты, слышавшие его заключение, запротестовали. Они
определили на это от 25 до 30 минут, оговорившись при этом, что бре-
зент мог не сразу всосаться в пробоину и что, таким образом, в этом
скорее бы заключилось лишь исследование ее, нежели сколько-нибудь
основательная заделка самой пробоины. Остальные русские эксперты
определяли, время от 30 минут до 1 часа и более, причем некоторые на-
ходили, что эта идиллическая картина пользования случайным брезен-
том взамен пластыря, которую нарисовал нам эксперт Ирецкий, с точ-
ки зрения практической, — абсурд. Далее в разногласии идти, кажется,
трудно. Сидя здесь в мягком кресле, нетрудно, конечно, осуществлять
самые смелые теоретические комбинации на самодельной бумажной
модели. Не то на практике, да еще в минуту общей паники и упадка
духа. Впрочем, надо отдать справедливость эксперту Ирецкому. Ему
невозможно отказать в искренности. Он не отказал пояснить здесь,
что на практике с ним, слава богу, никаких аварий и. приключений не
случалось. Ни пластыря, ни брезента подводить ему не приходилось.
Все это он знает только по теории. Случались неприятности с рыбац-
кими сетями, которые однажды запутались в винт его миноноски, но
он нашелся, приказав «бравому матросику» нырнуть, чтобы распутать
их. Но согласитесь, господа судьи, что эта авария (то есть, собствен-
но, авария для мирных и ни в чем не повинных рыбацких сетей) в па-
261
раллель с крушением «Владимира» идти не может. Притом у него под
рукой был «бравый матросик», который под опасением ослушания на-
чальства, с риском размозжить себе голову, нырнул под винт; ни на что
подобное нельзя рассчитывать на коммерческом пароходе; там матрос
вправе ответить: «А ну-ка, сам нырни!»
Что касается до откачивания воды, то надо припомнить, что через
5–6 минут топки уже были залиты и, стало быть, действовать паровы-
ми помпами было невозможно.
Лишенное практического значения заключение Ирецкого о заделке
пробоины нашло себе даже в речах умеренное применение. Один толь-
ко оратор воспользовался им, чтобы применить теорию к практике. Он
рассказал нам не быль и не сказку о том, как какой-то капитан, удос
тоенный за то овацией, заделал по рецепту эксперта Ирецкого пробои
ну и благополучно прибыл в порт. Но ведь это был рассказ во вкусе
Жюля Верна. Как известно, на основании точного приложения теоре-
тических данных этот автор путешествовал и на луну.
Гораздо более цены имеют некоторые указания эксперта Баркарева
по тому же предмету. В Константинопольском проливе среди бела дня,
на его глазах, пошел ко дну французский пароход, получивший пробои
ну, которую невозможно было заделать в течение 25 минут. В другом
случае другое судно, очутившись в таком же положении, предпочло
скорее разбиться и выброситься на берег, нежели затевать заделку про-
боины. Все бывшие на рейде признали такое решение командира бла-
горазумным. Где же было затевать эту сложную и гадательную опера-
цию Криуну, когда у него была другая верная надежда — «Колумбия».
На вопрос прокурора, обращенный к одному из экспертов: чего же ждал
Криун для спасения пассажиров, эксперт Падалка, не обинуясь, отве-
чал: «ждал «Колумбии». Он был вправе, он должен был ее ждать. В ожи-
дании этой помощи он мог воспользоваться только шлюпками. И вот
команда: «шлюпки на воду!» раздается опять-таки с капитанского мо-
стика. Криун, видевший Суркова, своего старшего помощника, знал что
им «принята» эта команда, так как тот ответил «есть!», что по морской
терминологии значит «будет исполнено!» Второму своему помощнику,
Фельдману, он приказал готовить трап и подвести к нему пассажиров,
причем приказал: «женщин и детей вперед!», и от Фельдмана на оба ка-
питанских оклика раздалось: «есть? есть!» Затем мы знаем, что случи-
лось. После того, как Сурков бежал, никому не сказавшись, с лучшими
матросами на «Колумбию», не сдав никому надзор за двумя другими
шлюпками, поднялся невообразимый хаос, который унять было уже не-
возможно. Часть команды и пассажиров, каковы Черномордик, поручик
Вурдиков, чиновник Поповский, Загордан и многие другие, ринулись
262
в шлюпки, оттесняя женщин и детей. Пошла настоящая свалка: мешали
друг другу, лезли через головы и плечи других, так что, например, сви-
детель Далевский, стоявший поодаль, не решался даже приблизиться,
основательно рассуждая, что лучше погибнуть вовсе, нежели спастись
искалеченным или искалечив других. Не все, к сожалению, рассуждали
так, и большинство представляло собой озверелую толпу, жившую од-
ной только мыслью, одним инстинктом самосохранения. Шлюпки отва-
лили, не попадая вовсе к трапу. Две лучшие и самые большие шлюпки
были разбиты «Колумбией». Затем ни одна шлюпка более к «Владими-
ру» не вернулась. Напрасно и толпа, и капитан до хрипоты кричали им
вслед: «шлюпки назад!» Чтобы покончить с вопросом о шлюпках, отве-
чу на те упреки, которые посылались по адресу Криуна.
Уверяли, что шлюпки спускались долго, между прочим, оттого, что
были прикрашены к стойкам, тали будто бы тоже были закрашены
и т. п. Если сообразить вес шлюпок и прохождение тали внутри блоков,
все эти соображения покажутся просто наивными. Можно закрасить
шкерты, наружные части блоков и стоек, но закрасить смоляные тали
или внутреннюю часть блока даже на заказ нельзя. Для сколько-нибудь
сведущего лица ясно, что эти измышления о закрашении шлюпок, пре-
пятствовавшем якобы спуску, — плод фантазии таких достоверных, но
наивных свидетелей, как Черномордик и Дырдовский. Первый, обезу-
мевший от страха, желая попасть в первую же шлюпку, свалился в воду,
откуда его подняли на шлюпку. Едва ли он отдавал себе вообще какое-
либо представление об окружающем. Он помнит только, что кто-то три
раза ударил его по шее. О краске он заявлял нам так: я домохозяин,
и, стало быть, понимаю, что такое краска... Краска была! Где была?
В этом он даже отчета себе не дает. Другой свидетель, потрогавший
тали, передает нам: «были закрашены, я ощущал прилипание к рукам».
Об этом характерном ощущении прилипания к рукам свидетельство-
вал нам только один интендантский чиновник г-н Дырдовский. Мы ви-
дели шлюпки на «Колумбии», видели, что такое тали (толстый смоля-
ной канат), судите сами, господа судьи, можно ли их закрасить. Думаю,
об этом довольно. С этой легендой можно так же легко покончить, как
уже давно покончено со штормовыми свечами, мешками с ворсом и пр.
Все это, — блуждающие болотные огоньки, которым суждено умереть
своей смертью, погаснув без чада.
Шлюпки действительно спускались довольно долго благодаря об-
щей панике, общей свалке, но вовсе не благодаря их закрашиванию или
царившей якобы тьме на пароходе. Иллюминации, когда погасло элек-
тричество, конечно, не было, но фонарей 10–15 достаточно освещали
пароход. Притом беспрерывно горели фальшфейра, жгли парусину, об-
263
литую керосином, и т. п. На кромешную тьму ни в каютах, ни на палубе
во всяком случае никто не жаловался. Наружные же огни, как призы-
вы к помощи, давали беспрерывно знать о себе. Вспомните единоглас-
ное показание всех свидетелей, наблюдавших погружение «Владими-
ра». Только по огням и знали, что он все еще борется со смертью. Все
время на нем вспыхивали огни; это было прерывистое дыхание боль-
ного в агонии, оно угасло только вместе с ним. Звонил также все время
колокол, призывавший «Колумбию», но и из этого ровно ничего не вы-
шло. Звон оказался звоном погребальным. Когда подумаешь при этом,
что на подход «Колумбии» вплотную нужны были всего каких-нибудь
5–7 минут и что их не нашлось у Пеше, невольно содрогаешься. Живо
встает в моем воображении образ этой словно окаменевшей молодой
девушки, вперившей свой задумчивый взгляд на освещенную «Колум-
бию» и не проронившей ни одного слова. Я говорю о Шестаковой, и не-
вольно начинает щемить сердце. С нею рядом был ее отец и несколько
других спокойных и хладнокровных пассажиров. Я бы назвал их ари-
стократами несчастья, аристократами в лучшем значении слова. Они
оставались на корме, все более и более погружавшейся в воду, чувство-
вали приближение рокового момента, но оставались спокойными. Кув-
шинов закурил папиросу, он находил, что умереть когда-нибудь надо
и что лучше — «это умереть спокойно». Была ли это эстетическая бра-
вада человека, желавшего «красиво умереть», или действительное
спокойствие философа, видевшего близость спасения, для нас без-
различно; спокойствие было. Отец успокаивал дочь, а вместе и всех
окружающих: «Полно, мы не погибнем, мы не можем погибнуть... так
близко «Колумбия», она подойдет!» Увы, она не подошла!..
Здесь возникал вопрос, для чего, с какой целью, собственно, капитан
Криун все время оставался на площадке. В этом хотели видеть признак
его бездеятельности, не говоря о подозрениях более низменного свой-
ства. Прежде всего надо заметить, что сама катастрофа застигла его на
этой площадке. Первую секунду он на ней, так сказать, замер невольно,
а затем уже оставался сознательно, так как площадка приходилась бли-
же всего к баку, где всего более было народа. Именно вокруг этой пло-
щадки кишел тот третьеклассный простолюдин, который, заменяя со-
бою охотно матроса, беспрекословно исполнял все работы. Со стороны
обвинения, по-видимому, намеренно было обойдено молчанием одно
весьма важное обстоятельство. После ухода шлюпок все распоряжения
Криуна сосредоточились на том, чтобы собрать возможно большее ко-
личество пловучих предметов. Рубились двери, люки, нары, из отделе-
ния третьего класса сносились койки. Это была работа нелегкая, требо-
вавшая и указаний и усилий. Все это делалось, как удостоверили нам
264
третьеклассные пассажиры Тиль, Эрнест, Грото де Буко, Соханский
и другие, по указаниям Криуна. Говорили, зачем он не сбежал с пло-
щадки, не стоял у шлюпок, трапа и т. п. Но такие требовательные, такие
непримиримые господа, как Дырдовский и Далевский, в придачу с кня-
гиней Бебутовой, пожалуй, обвиняли бы его тогда, в другом более тяж-
ком преступлении, распустив сгоряча молву, что капитан хотел сесть
в шлюпку первым. Под влиянием того экстаза, в состоянии которого
эти свидетели давали свои показания, всего можно ждать. Ведь утверж-
дал же Дырдовский в своем показании, данном на предварительном
следствии, будто «Владимир» так и пошел ко дну со шлюпкой на борту,
которую будто бы не было никакой физической возможности спустить
на воду. От этой басни он должен был здесь отказаться, так как выясни-
лось, что то был лишь борт разбитой шлюпки. Уверял тот же Дырдов-
ский, что он вместе с другими пассажирами усаживал в шлюпку «детей
и женщин»; мы, однако, знаем, сколько их попало в шлюпку. Воисти-
ну трагично положение Криуна перед судом таких господ. Фельдман
бегал и суетился, — это худо. Криун стоял — худо тоже! Когда Криун
узнал, что вся команда разбежалась, когда увидел, что помощь не при-
ходит, роль его как капитана оказалась трагически неблагодарной. Но
у него оставалась еще одна задача, одна обязанность. Для функции ко-
мандира все суживался круг, волны уже набегали и захлестывали кор-
му, для всех надвигалась смерть, он как солдат решил, по крайней мере,
не покидать своего поста. И в этом личной мужестве никто отказать
ему не вправе. В последнюю, минуту он думал только о других. На ме-
сте крушения, это удостоверяет нам единогласно и команда «Синеу-
са», и команда «Колумбии», образовался целый плавучий остров. Его
создал Криун. Вы можете сделать простой арифметический подсчет
спасенных и убедитесь, что 50–60 человек спаслись исключительно
только благодаря этой разумной мере. Не говоря уже о таких искусных
пловцах, как Тиль, который устроился с некоторым комфортом и даже
захватил с собой вещи, плавая сперва на люке, потом на двери, масса
вовсе не умевших плавать спаслась. Спаслись женщины: г-жи Эрнест,
Залевская, Шевалье, Зигомала и много других. Ряд свидетелей, запаль-
чиво изобличавших здесь Криуна в нераспорядительности, забывают,
что даже та доска, на которой они спасли свою собственную жизнь;
дана им в руки Криуном. Им это не приходит в голову.
Да, господа судьи, если Криуну придется замаливать грех смерти,
приписываемый ему обвинением, то он, во всяком случае, может уте-
шить себя мыслью, что 50 человек, несомненно, уцелело только благо-
даря его распорядительности. Вспомните показание немногих, бывших
около него в эту последнюю минуту. Момент общей гибели надвигал-
265
ся, он мог бы считать, что роль его как капитана кончена. Но ранее чем
раздался его последний возглас: «спасайся, кто может!», который осво-
бождал бы его уже от всяких дальнейших обязательств, он еще раз дает
команду: «все на бак, берите вещи и бросайтесь!» И кто его послушал —
спасся. Оставшиеся на корме, хотя и бывшие в поясах, Кувшинов, Шес
таковы и другие погибли. Я дорожу этим моментом, он несомненен. По-
следними видят его и не издали, как Дырдовский, а вблизи, Хамарито,
Фельдман и Сопоцько. Они уже кидались в воду, а он все еще чернелся
зловещим силуэтом на своей изломанной и исковерканной вышке, куда
кинулся было свидетель Хамарито, но, увидев как там неудобно и опасно
находиться, бросился назад. И его еще корят этой площадкой! Он до кон-
ца пережил весь неслыханный ужас картины, видел все ее детали, слы-
шал все стоны, все вопли! Чего же еще требовать от капитана. Ведь не
он покинул «Владимира» — «Владимир» сам ушел из-под его ног. Как
полководец, он был разбит и потерпел поражение, мы можем судить
его и вкось и вкривь, благо задним числом так легко ставить себя на чу-
жое место, но как солдат, как воин, он мужественно исполнил свой долг,
и этого не отнимет никто у него никаким приговором.
Два слова еще. Невольно напрашивается сравнение. Как строго су-
дили Криуна иные и как легко прощали Пеше. А между тем вдумай-
тесь только. В то время как Криуну в вину ставят то, что он не проявил
какой-то особенной, гениальной находчивости и распорядительности
в минуту ежесекундно грозившей ему гибели, Пеше был в полной безо
пасности на своей «Колумбии». Ему даже соображать не нужно было.
Ему стоило только повернуть рычаг телеграфного аппарата, а если он
сам не хотел этого сделать, стоило только не мешать это сделать Сурко-
ву, и «Колумбия» вплотную подошла бы к «Владимиру».
Вы видите, нужно не только закрывать глаза, нужно зажмурить со-
весть, чтобы не видеть разницы в образе действий обоих капитанов.
Я кончаю. Криун отсутствует. Вы должны простить ему это. С того
момента, когда его вытащили бесчувственного из воды, с искалеченны-
ми ногами и до сегодняшнего дня, протекло четыре месяца. Для него это
была одна сплошная нравственная пытка. Его отсутствие во время пре-
ний избавило его, по крайней мере, от тех ударов, которые носили на себе
все характерные черты ударов, которые наносятся лежачему. Я не прошу
у вас ни милости, ни снисхождения для него. Я твердо верю, что русское
общество своим чутким сердцем давно уже поняло, что в лице Криуна
оно имеет дело с гораздо более несчастным, нежели виновным человеком.
***
Криун был приговорен к четырем месяцам тюремного заключения
и церковному покаянию, а впоследствии от наказания освобожден.
266
Кони Анатолий Федорович
(1844–1927)
267
Приемы и задачи обвинения1
(1911 г.)
1
Эта статья первоначально была опубликована в 1911 году в журнале «Рус-
ская старина» (№ 11 — ноябрь) под названием «Из заметок и воспоминаний су-
дебного деятеля». В первом томе собрания работ «На жизненном пути» А.Ф. Кони
разделил статью на два самостоятельных очерка — «Приемы и задачи обвине-
ния» и «Из прошлого петербургской прокуратуры». В этом виде оба очерка печа-
тались до 1924 года, когда вышли вновь объединение отдельным изданием под за-
главием «Приемы и задачи обвинения (из воспоминаний судебного деятеля)» (Пг.,
1924). Под таким же названием работа опубликована в т. 4 (М., 1967) восьмитом-
ного собрания сочинений А.Ф. Кони [Электронный ресурс]. URL: http://zadocs.ru/
filosofiya/7929/index.html?page=44
268
слышать мнение, разделяемое многими, что это дело таланта: можно
знать язык и не уметь владеть им. Но это неверно. Под знанием язы-
ка надо разуметь не богатство Гарпагона или Скупого рыцаря, объятое
«сном силы и покоя» на дне запертых сундуков, а свободно и широко
тратимые, обильные и даже неисчерпаемые средства. «Когда мы прони-
клись идеею, когда ум хорошо овладел своею мыслью, — говорит Воль-
тер, — она выходит из головы вполне вооруженною подходящими выра-
жениями, облеченными в подходящие слова, как Минерва, вышедшая
вся вооруженная из головы Юпитера». В записках братьев Гонкур при-
водятся знаменательные слова Теофиля Готье: «Я бросаю мои фразы на
воздух, как кошек, и уверен, что они упадут на ноги... Это очень просто,
если знать законы своего языка». У нас в последнее время происходит
какая-то ожесточенная порча языка, и трогательный завет Тургенева
о бережливом отношении к родному языку забывается до очевидности:
в язык вносятся новые слова, противоречащие его духу, оскорбляющие
слух и вкус и притом по большей части вовсе ненужные, ибо в сокро-
вищнице нашего языка уже есть слова для выражения того, чему дер-
зостно думают служить эти новшества. Рядом с этим протискиваются
в наш язык иностранные слова взамен русских, и наконец, употребля-
ются такие соединения слов, которые, по образному выражению Гонку-
ра, «hurlent desetrouver ensemble»1. Неточностью слога страдают речи
большинства судебных ораторов. У нас постоянно говорят, например,
внешняя форма и даже — horribile dictu2 — для проформы. При привыч-
ной небрежности речи нечего и ждать правильного расположения слов,
а между тем это было бы невозможно, если бы оценивался вес каждо-
го слова во взаимоотношении с другими. Недавно в газетах было на-
печатано объявление: «актеры-собаки» вместо «собаки-актеры». Стоит
переставить слова в народном выражении кровь с молоком и сказать
молоко с кровью, чтобы увидеть значение отдельного слова, поставлен-
ного на свое место. Наконец, сказал я, нужно не л г а т ь. Человек лжет
в жизни вообще часто, а в нашей русской жизни и очень часто, трояким
образом: он говорит не то, что думает, — это ложь по отношению к дру-
гим; он думает не то, что чувствует, — это ложь самому себе, и, наконец,
он впадает в ложь, так сказать, в квадрате: говорит не то, что думает,
а думает не то, что чувствует. Присутствие каждого из этих видов лжи
почти всегда чувствуется слушателями и отнимает у публичной речи
ее силу и убедительность. Поэтому искренность по отношению к чув-
ству и к делаемому выводу или утверждаемому положению должна со-
Страшно сказать.
2
269
ставлять необходимую принадлежность хорошей, т. е. претендующей
на влияние, речи. Изустное слово всегда плодотворнее письменного:
оно живит слушающего и говорящего. Но этой животворной силы оно
лишается, когда оратор сам не верит тому, что говорит, и, утверждая,
втайне сомневается или старается призвать себе на помощь вместо зре-
лой мысли громкие слова, лишенные в данном случае внутреннего со-
держания. Слушатель почти всегда в этих случаях невольно чувствует
то, что говорит Фауст: «Wo Begriffe fehlen, da stellt ein Wort zur rechten
Zeit sicht ein»1. Вот почему лучше ничего не сказать, чем сказать ничего.
«Поэтому, господа, — заключил я нашу беседу, — не гонитесь за красно-
речием. Тот, кому дан дар слова, ощутит ere, быть может, внезапно, нео-
жиданно для себя и без всяких приготовлений. Его нельзя приобрести,
как нельзя испытать вдохновение, когда душа на него не способна. Но
старайтесь говорить хорошо, любите и изучайте величайшую святыню
вашего народа — его язык. Пусть не мысль ваша ищет слова и в этих
поисках теряет и утомляет слушателей, пусть, напротив, слова покор-
но и услужливо предстоят перед вашею мыслью в полном ее распоря-
жении. Выступайте во всеоружии знания того, что относится к вашей
специальности и на служение чему вы призваны, а затем — не лгите, т. е.
будьте искренни, и вы будете хорошо говорить, или, как гласит фран-
цузская судебная поговорка: «Vous aures I’oreille du tribunal»2.
Теперь, после долгого житейского опыта, я прибавил бы к этим сло-
вам еще и указание на то, что ораторские приемы совсем неодинако-
вы для всех вообще публичных речей и что, например, судебному ора-
тору и оратору политическому приходится действовать совершенно
различно. Речи политического характера не могут служить образцами
для судебного оратора, ибо политическое красноречие совсем не то, что
красноречие судебное. Уместные и умные цитаты, хорошо продуман-
ные примеры, тонкие и остроумные сравнения, стрелы иронии и даже
подъем на высоту общечеловеческих начал далеко не всегда достигают
своей цели на суде. В сновании судебного красноречия лежит необхо-
димость доказывать и убеждать, т. е., иными словами, необходимость
склонять слушателей присоединиться к своему мнению. Но политиче-
ский оратор немного достигнет, убеждая и доказывая. У него та же за-
дача, как у служителя искусства, хотя и в других формах. Он должен,
по выражению Жорж Санд, «montrer et emouvoir»3, т. е. осветить из-
вестное явление всею силою своего слова и, умея уловить создающееся
1
Где присутствуют понятия, там заменяют их вовремя подвернувшиеся слова.
2
Вы будете пользоваться доверием суда (франц.).
3
Показывать и волновать.
270
у большинства отношение к этому явлению, придать этому отношению
действующее на чувство выражение. Число, количество, пространство
и время, играющие такую роль в критической оценке улик и доказа-
тельств при разборе уголовного дела, — только бесплодно отягощают
речь политического оратора. Речь последнего должна представлять не
мозаику, не тщательно и во всех подробностях выписанную картинку,
а резкие общие контуры и рембрандтовскую светотень. Ей надлежит
связывать воедино чувства, возбуждаемые ярким образом, и давать им
воплощение в легком по усвоению, полновесном по содержанию сло-
ве. <...>
Первым по времени трудом на русском языке, предназначенным для
судебных ораторов, явилось «Руководство к судебной защите» знаме-
нитого Миттермайера (...) Исходя из мысли об учреждении в универ-
ситетах особых кафедр «для преподавания руководства к словесным
прениям», Миттермайер предлагает вниманию лиц, посвящающих себя
уголовной защите, свой труд, чрезвычайно кропотливый, в значитель-
ной мере чисто теоретический и весьма несвободный от приемов кан-
целярского производства, несмотря на то, что у автора везде предпола-
гается защита перед судом присяжных заседателей. Масса параграфов
(сто тридцать шесть), разделяющихся на пункты А, В, С, распадающи-
еся в свою очередь На отделы, обозначенные греческими буквами, про-
изводит при первом взгляде впечатление широкого захвата и глубокой
мысли, а в действительности содержит в себе элементарные правила
обмена мыслей, изложенные притом в самых общих выражениях. Сре-
ди этих правил попадаются, впрочем, и практические советы, поража-
ющие своею наивностью. Такова, например, рекомендация защитнику
не утаивать от подсудимого (sic!) грозящего ему наказания, как буд-
то обвиняемый и защитник находятся в отношениях больного к врачу,
причем последний во избежание осложнения недуга своего пациента
иногда скрывает от него его опасное состояние. Условиями судебного
красноречия Миттермайер ставит наличность основательных доказа-
тельств, ясный способ изложения и очевидную добросовестность «в со-
единении с тем достоинством выражений, которое наиболее прилично
случаю». Поэтому он советует говорить защитительную речь по зара-
нее заготовленной записке, избегая: А) выражений плоских, Б) напы-
щенных, В) устарелых, Г) иностранных и Д) вообще всяких излишних
нововведений, обращая при этом внимание на: а) ударение, б) расста-
новки, в) различные тоны речи и г) телодвижения. Едва ли нужно го-
ворить, что в таком определении красноречия оно, употребляя выраже-
ние Тургенева, «и не ночевало». Доказательства могут оказаться весьма
основательными (например, alibi, поличное, собственное признание),
271
ясная мысль может быть облечена в «приличные случаю» выражения
и не покушаться извращать истину — и тем не менее от речи будет веять
скукой. Нужна яркая форма, в которой сверкает пламень мысли и ис-
кренность чувства. Наиболее живой отдел труда Миттермайера — это
говорящий об отношении защитника к доказательствам, но и он гораз-
до ниже по содержанию, чем прекрасные, но, к сожалению, составля-
ющие библиографическую редкость книга нашего почтенного крими-
налиста Жиряева «Теория улик» или богатое опытом и до сих пор не
устаревшее сочинение Уильза «Теория косвенных улик».
С тех пор в оценках речей русских судебных ораторов, в заметках
самих ораторов и в наставлениях начинающим адвокатам в различ-
ных специальных брошюрах появлялись указания на приемы и методы
того или другого оратора или на его собственные взгляды на свою про-
фессию. Но несмотря на ценность отдельных этюдов, все это или от-
рывочно или главным образом сведено к оценке и выяснению свойств
таланта и личных приемов определенной личности. Лишь в самое по-
следнее время появилось прекрасное систематическое по судебно-
му красноречию сочинение П.С. Пороховщикова «Искусство речи на
суде» (1910 г.).
На первом плане я, конечно, считал нужным ставить изучение дела
во всех его частях, вдумываясь в видоизменение показаний одних и тех
же лиц при дознании и следствии и знакомясь особенно тщательно
с вещественными доказательствами. Последняя — скучная и кропотли-
вая работа, казавшаяся порою бесплодною, приносила, однако, во мно-
гих случаях чрезвычайно полезные результаты, имевшие решительное
влияние на исход дела. Вещественные доказательства не только пред-
ставляют собою орудия и средства, следы и плоды преступления, но
вдумчивое сопоставление их между собою дает иногда возможность
проследить постепенную подготовку преступления и даже самое за-
рождение мысли о нем. В целях правосудия это весьма важно, ибо не
только дает опору обвинению, но создает законную возможность отка-
за от него. В деле Янсен и Акар, обвинявшихся во ввозе в Россию фаль-
шивых кредитных билетов, мне удалось выработать крайне вескую
улику, сопоставляя между собой номера кредитных билетов, распо-
ложенных в двух партиях, направленных в отдаленные один от друго-
го города; в дело о диффамации в печати семиречинского губернато-
ра Аристова, по коему состоялся обвинительный приговор в судебной
палате, — разбором официальной переписки о маленьком народце «та-
ранчах», приобщенной, между прочим, к делу, удалось установить, что
г-н семиречинский губернатор вполне заслужил то, что он называл
диффамацией, и имеет удовольствие отказаться в сенате от обвинения.
272
Я уже не говорю о том, до какой степени разбор приобщенных к делам
переписок, заметок, дневников и других рукописей обвиняемых или
потерпевших дает возможность ознакомить суд с их личностью иногда
их же собственными словами. Могут сослаться в этом отношении на
характеристики скопца Солодовникова и ростовщика Седкова в моей
книге «Судебные речи». Как председатель суда, я бывал не раз свидете-
лем прискорбных сюрпризов, которые создавались для сторон во время
судебного заседания, вследствие незнакомства их с тем, что содержится
в не просмотренных ими пакетах и свертках, лежащих на столе веще-
ственных доказательств.
Отсутствие тщательного изучения дела не только грозит такими
сюрпризами, но побуждает обвинителя прибегать иногда к приемам,
о нравственном значении которых не может быть двух мнений.
Я помню одного известного адвоката, талантливого и знающего, —
в частной жизни, как говорят, доброго и готового на дружеские услу-
ги, — но неразборчивого ни в свойстве дел, ни в свойстве приемов, вно-
симых им в судебное состязание. По громкому, волновавшему общество
делу о подлоге огромной важности он принял на себя обязанности
гражданского истца и, придя ко мне вечером накануне заседания, про-
сил дать ему прочесть дело, находившееся у меня, как у будущего об-
винителя. «Какой том?» — спросил я его. «А разве их много?» — в свою
очередь спросил он. «Четырнадцать, да семь томов приложений и во-
семь связок вещественных доказательств». — «Ах, черт их возьми!.. где
же мне все это разбирать... Но я изучил обвинительный акт: мастерски
написан!». — «Так как мы имеем во многом общую задачу в деле, то ска-
жите, как вы смотрите на эпизод с NN?» — «А в чем он состоит?» — «Да
ведь ему исключительно посвящена целая глава обвинительного акта,
который вы изучили...». — «По правде говоря, я его только перелистал,
но у меня будут свои доказательства». В судебном заседании, длившем-
ся целую неделю, он молчал все время судебного следствия и лишь при
заключении его потребовал, чтобы было прочтено письмо одного из
умерших свидетелей, находящееся в таком-то томе, на такой-то стра-
нице, в котором пишущий почти что сознается в содействии к отправ-
лению на тот свет других свидетелей, опасных для богатого и влиятель-
ного подсудимого. Это заявление произвело большое впечатление на
присяжных и на публику, так как среди последней был пущен ни на чем
не основанный слух, что неудобные для подсудимых свидетели «устра-
нены из дела навсегда», а присяжные находились под впечатлением
происшедшей у них на глазах смерти одного — очень волновавшего-
ся — свидетеля, последовавшей от разрыва сердца. В месте, указанном
поверенным гражданского истца, оказалась чистая страница. Он указал
273
другой том производства, которого, как мне, из его же слов, было из-
вестно, даже не видал,– и там оказалась какая-то незначительная бума-
га, а на гневный вопрос председателя, после того, как я и защитники за-
явили, что такого письма ни в деле, ни в вещественных доказательствах
нет, объяснил, что том и страница были у него записаны на бумажке, но
ее у него «кто-то стащил», причем снова повторил содержание вымыш-
ленного письма. Таковы были его «свои доказательства»!
Изучение и знание дела во всех его подробностях было, по край-
ней мере в начале семидесятых годов, необходимо и для проведения
в жизнь возможно широким образом и в неприкосновенности основ-
ных начал деятельности реформированного суда — устности, гласности
и непосредственности. Я помню заседание по одному очень сложному
и серьезному делу, длившееся шесть дней в 1872 году. В деле была масса
протоколов осмотров и обысков, показаний неявившихся свидетелей
и множество документов, весьма нужных для судебного состязания. По
закону каждая из сторон могла требовать их прочтения, томительного
и подчас трудно уловимого. Мы с К.К. Арсеньевым, стоявшим во гла-
ве зашиты по делу, молчаливым соглашением решили почти ничего не
читать на суде и провести весь процесс на строгом начале устности. По-
этому во всех нужных случаях каждый из нас с согласия противника
просил разрешения ссылаться на письменный материал, говоря при-
сяжным: «Господа, в таком-то документе, протоколе или показании
есть такое-то место, выражение, отметка, цифра; прошу удержать их
в памяти; если я ошибся, мой противник меня поправит». Таким обра-
зом мы провели все заседание, не прочитав присяжным ничего, но рас-
сказали очень многое. Конечно, это требовало, кроме знания подробно-
стей дела, большого напряжения памяти и взаимного уважения сторон.
Но первая в то время у К.К. Арсеньева и у меня была очень сильна,
а взаимное уважение само собою вытекало из одинакового понимания
нами задач правосудия.
Ознакомясь с делом, я приступил прежде всего к мысленной построй-
ке защиты, выдвигая перед собою резко и определительно все возника-
ющие и могущие возникнуть по делу сомнения и решал поддерживать
обвинение лишь в тех случаях, когда эти сомнения бывали путем на-
пряженного раздумья разрушены и на развалинах их возникало твердое
убеждение в виновности. Когда эта работа была окончена, я посвящал
вечер накануне заседания исключительно мысли о предстоящем деле,
стараясь представить себе, как именно было совершено преступление
и в какой обстановке. После того, как я пришел к убеждению в виновно-
сти путем логических, житейских и психологических соображений, я на-
чинал мыслить образами. Они иногда возникали передо мною с такой
274
силой, что я как бы присутствовал невидимым свидетелем при самом
совершении преступления, и это без моего желания, как мне кажется, от-
ражалось на убедительности моей речи, обращенной к присяжным. Мне
особенно вспоминается в этом отношении дело банщика Емельянова,
утопившего в речке Ждановке для того, чтобы сойтись с прежней любов-
ницей, свою тихую, молчаливую и наскучившую жену. Придя к твердо-
му убеждению в его виновности (в чем он и сам после суда сознался), не-
смотря на то, что полиция нашла, что здесь было самоубийство, я в ночь
перед заседанием, обдумывая свои доводы и ходя, по тогдашней своей
привычке, по трем комнатам моей квартиры, из которых лишь две край-
ние были освещены, с такой ясностью видел, входя в среднюю темную
комнату, лежащую в воде ничком, с распущенными волосами несчаст-
ную Лукерью Емельянову, что мне, наконец, стало жутко.
Речей своих я никогда не писал. Раза два пробовал я набросать вступ
ление, но убедился, что судебное следствие дает такие житейские кра-
ски и так перемещает иногда центр тяжести изложения, что даже не-
сколько слов вступления, заготовленного заранее, оказываются вовсе
не той увертюрой, выражаясь музыкальным языком, с которой должна
бы начинаться речь. Поэтому в отношении к началу и заключению речи
я держался поговорки: «Как Бог на душу положит». Самую сущность
речи я никогда не писал и даже не излагал в виде конспекта, отмечая
лишь для памяти отдельные мысли и соображения, приходившие мне
в голову во время судебного следствия, и набрасывая схему речи перед
самым ее произнесением отдельными словами или условными знака-
ми, значения которых, должен сознаться, через два-три месяца уже сам
не помнил и не понимал. Я всегда чувствовал, что заранее написанная
речь должна стеснять оратора, связывать свободу распоряжения мате-
риалом и смущать мыслью, что что-то им забыто или пропущено. Про-
фессор Тимофеев в своих статьях об ораторском искусстве ошибается,
говоря, что Спасович и я всегда писали свои речи. Это верно лишь отно-
сительно Спасовича, который, действительно, подготовлял свои речи
на письме, чем довольно коварно пользовались некоторые его против-
ники, ограничиваясь кратким изложением оснований обвинения и вы-
двигая свою тяжелую артиллерию уже после того, как Спасович сказал
свою речь, причем его возражения, конечно, относительно бывали сла-
бы. Писал свои речи и Н.В. Муравьев — крупным, раздельным почер-
ком, очень искусно и почти незаметно читая наиболее выдающиеся ме-
ста из них. Обвиняя под моим председательством братьев Висленевых
и Кутузова, он после речей защиты просил перерыва на два часа и за-
перся в моем служебном кабинете, чтобы писать свое возражение. Не
надо забывать, что не только там, где личность подсудимого и свидете-
275
лей изучается по предварительному следствию, но даже и в тех случаях,
когда обвинитель наблюдал за следствием и присутствовал при допро-
сах у следователя, судебное заседание может готовить для него большие
неожиданности. Нужно ли говорить о тех изменениях, которые претер-
певает первоначально сложившееся обвинение и самая сущность дела
во время судебного следствия? Старые свидетели забывают зачастую
то, о чем показывали у следователя, или совершенно изменяют свои
показания под влиянием принятой присяги; их показания, выходя из
горнила перекрестного допроса, иногда длящегося несколько часов,
совершенно другими, приобретают резкие оттенки, о которых прежде
и помину не было; новые свидетели, впервые являющиеся на суд, при-
носят новую окраску обстоятельствам дела и выясняют данные, совер-
шенно изменяющие картину события, его обстановки, его последствий.
Кроме того, прокурор, не присутствовавший на предварительном след-
ствии, видит подсудимого иногда впервые — и перед ним предстает со-
всем не тот человек, которого он рисовал себе, готовясь к обвинению
или занимаясь писанием обвинительной речи. «В губернском городе
судился учитель пения за покушение на убийство жены, — рассказы-
вает из своего опыта П.С. Пороховщиков. — Это был мелкий деспот,
жестоко издевавшийся над любящей, трудящейся, безупречной супру-
гой и матерью; насколько жалким представлялся он в своем себялю-
бии и самомнении, настолько привлекательна была она своей просто-
той, искренностью. Муж стрелял в нее сзади, сделал четыре выстрела
и всадил ей одну пулю в спину, другую в живот. Обвинитель заранее
рассчитывал на то негодование, которое рассказ этой мученицы произ-
ведет на присяжных. Когда ее вызвали к допросу и спросили, что она
может показать, она сказала: я виновата перед мужем, муж виноват пе-
редо мной, — я его простила и ничего показывать не желаю. Я вино-
вата — и я простила! Обвинитель ожидал другого, ничего подобного
он не предполагал, но надо сказать, что сколько бы он ни думал, как
бы ни искал он сильных и новых эффектов, такого эффекта он никог-
да бы не нашел». Еще большие изменения может вносить экспертиза.
Вновь вызванные сведущие люди могут иногда дать такое объяснение
судебно-медицинской стороне дела, внести такое неожиданное освеще-
ние смысла тех или других явлений или признаков, что из-под заго-
товленной заранее речи будут вынуты все сваи, на которых держалась
постройка. Каждый старый судебный деятель, конечно, многократно
бывал свидетелем такой «перемены декораций». Если бы действитель-
но существовала необходимость в предварительном письменном изло-
жении речи, то возражения обыкновенно бывали бы бесцветны и крат-
ки. Между тем в судебной практике встречаются возражения, которые
276
сильнее, ярче, действительнее первых речей. Несомненно, что судеб-
ный оратор не должен являться в суд с пустыми руками. Изучение
дела во всех подробностях, размышление над некоторыми возникаю-
щими в нем вопросами, характерные выражения, попадающиеся в по-
казаниях и письменных вещественных доказательствах, числовые дан-
ные, специальные названия и т. п. должны оставить свой след не только
в памяти оратора, но и в его письменных заметках. Вполне естествен-
но, если он по сложным делам набросает себе план речи или ее схему —
своего рода vademecum1 в лесу разнородных обстоятельств дела. Но от
этого еще далеко до изготовления речи в окончательной форме. Прие-
ма неписания речей держался и известный московский прокурор Гром-
ницкий, говорящий в своих воспоминаниях о писаных речах, что они
«гладки и стройны, но бледны, безжизненны и не производят должного
впечатления; это блеск, но не свет и тепло; это красивый букет искус-
ственных цветов, но с запахом бумаги и клея». Мой опыт подтвержда-
ет этот взгляд. Из отзывов компетентных ценителей и из отношения
ко мне присяжных заседателей — отношения, не выражаемого внеш-
ним образом, но чувствуемого, я убедился, что мои возражения иногда
нескольким защитникам сразу, сказанные без всякой предварительной
подготовки и обыкновенно, по просьбе моей, немедленно по окончании
речей моих противников, производили наибольшее впечатление.
Еще до вступления в ряды прокуратуры я интересовался судебными
прениями и читал речи выдающихся западных судебных ораторов, пре-
имущественно французских, но должен сознаться, что мало вынес из
них поучительного. Их приемы не подходят к природе русского чело-
века, которой чужда приподнятая фразеология и полемический задор
(...) Этим объясняется частный неуспех тех, иногда весьма способных,
ораторов, которые говорят по нескольку часов, подвергая присяж-
ных заседателей своеобразному измору, причем измор этот приводит
зачастую к неожиданным результатам или к знакам нетерпения, сму-
щающим говорящего. Речь обвинителя должна быть сжата и направ-
лена на то, чтобы приковывать внимание слушателей, но не утомлять
их. Судебный оратор должен избегать того, что еще Аристофан в сво-
их «Облаках» называл «словесным поносом», замечая, что «у челове-
ка с коротким умом язык обыкновенно бывает слишком долгий». Мне
вспоминается адвокат при одном из больших провинциальных судов
на Волге, который любил начинать свои речи ab ovo2. По делу о тре-
1
Буквально: «иди со мной»; неизменный спутник, краткий справочник.
Здесь — путеводитель, конспект.
Буквально: «от яйца»; иносказательно: «от Адама»; с самого начала.
2
277
тьей краже перед усталыми от предшествовавших дел присяжными он,
пользуясь апатичным невмешательством председателя, посвятил пер-
вый час своей речи на историю возникновения права собственности
и на развитие этого понятия с древнейших времен в связи с развити-
ем культуры. «Теперь перехожу к обстоятельствам настоящего дела», —
заключил он свой обзор и дрожащею от усталости рукою стал нали-
вать себе стакан воды. Присяжные заседатели состояли, как нарочно,
из купцов и мелких торговцев. Начинало смеркаться, наступало вре-
мя закрывать лавки и подсчитывать выручку, и, вероятно, у многих из
них мысль невольно обращалась к тому, что делает теперь «хозяйка»
и как управился оставленный вместо себя «молодец». Когда наступи-
ла минута общего молчания перед переходом оратора от Египта, Рима
и средних веков к «обстоятельствам дела», старшина присяжных с се-
дою бородою и иконописной наружностью поднял давно уже опущен-
ную голову, обвел страдальческим взглядом суд и оратора и, тяжело
вздохнув, довольно громко, с явным унынием в голосе произнес: «Эхе-
хе-хе-эхе!» — и снова опустил голову. «Я кончил!» — упавшим голосом
сказал оратор исторического исследования. Увы! непонимание опас-
ности такого измора существует, как видно, и до настоящего времени,
и еще недавно в одном из судов Украины товарищ прокурора, как удо-
стоверено протоколом судебного заседания, сказал: «Я чувствую, что
суд недоволен моей речью и делает разного рода жестикуляции; я про-
шу отдыха и воды — я устал». Можете себе представить, как должны
были устать и судьи, и сколько воды, сверх выпитой товарищем проку-
рора, оказалось в его речи.
По поводу «жестикуляций», так уязвивших бедного словоохотли-
вого обвинителя, я должен заметить, что всегда считал вполне неумест-
ным всякие жесты и говорил свои речи, опираясь обеими руками на
поставленную стоймя книгу судебных уставов, купленную в 1864 году,
тотчас по выходе ее в свет, и прошедшую со мною весь мой сорокалет-
ний судебный путь. Не думаю, чтобы резкие жесты и модуляции голо-
са были по душе русским присяжным заседателям, которые, по моим
наблюдениям, ценят спокойствие и простоту в «повадке» обвините-
ля. Я не мог разделить восхищения некоторых почтительных цените-
лей перед красноречивым судебным ритором, который в историческом
процессе первейшей важности и значения, характеризуя одного из
подсудимых с чисто русской фамилией, возопил: «Нет! нет! Он не рус-
ский!» — и, швырнув перед собою трагическим жестом длинный каран-
даш, в деланном бессилии опустился в кресло. Таким приемам место на
театральных подмостках. Обвинителю, как и проповеднику, не следует
забывать совета великого Петра в его Духовном регламенте: «Не на-
278
добно шататься вельми, будто веслом гребет; не надобно руками спле-
скивать, в боки упираться, смеяться, да ненадобно и рыдать: вся бо сия
лишняя и неблагообразна суть, и слушателей возмущает».
Во время моего прокурорства не существовало сборников судебных
речей, по которым можно было бы подготовиться к технике речи. При-
ходилось полагаться на собственные силы. Уже впоследствии, через
много лет по оставлении прокуратуры, я стал знакомиться с русским
духовным красноречием и нашел в нем блестящие примеры богатства
языка и глубины мысли. Несомненно, что первое место в этом отноше-
нии принадлежит митрополиту московскому Филарету, хотя его про-
поведи и не согревают сердца, как некоторые чудесные слова архиепи-
скопа Иннокентия, например, «Слово в Великий Пятак», и не блещут
широтою взгляда митрополита Макария. Ум, гораздо более, чем серд-
це, слышится в словах Филарета, которые, подобно осеннему солнцу,
светят, но не греют. Но в них нет зато ни полемического задора Амвро-
сия и Никанора, ни узкой «злопыхательной» нетерпимости некоторых
из современных проповедников. У Филарета поражает чистота и стро-
гость языка и отсутствие причастий и деепричастий и частого употреб
ления слова который, причем у него в высшей степени проявляется то,
что французы называют «la sobriete de la parole»1, и доведено до вирту-
озности устранение всего излишнего. Он сам определяет значение жи-
вого слова, говоря, что оно может быть изострено как меч — и тогда оно
будет ранить и убивать, и может быть измягчено как елей — и тогда оно
будет врачевать. Его проповеди исполнены красивых и сжатых образов
и богаты афоризмами. (...)
2
[Электронный ресурс]. URL: https://law.wikireading.ru/55184
279
дов средств, если бы... не поспешил умереть вовремя. Обвинительная
власть не может, однако, примириться со столь неожиданным обнища-
нием. Она полагает, что это обнищание действительно совершилось,
но не при жизни покойного, а после его смерти, в ущерб его наследни-
кам — и совершилось очень быстро и очень ловко. Она простирает свое
любопытствующее недоверие так далеко, что решается считать вино-
вником этого превращения солидных средств в 28 руб. человека, кото-
рый, по его собственным словам, будучи другом умершего, «никогда не
сходил с пути чести и добра».
Для того, чтобы представить вам те соображения, которые при-
водят к такому заключению, необходимо независимо от разбора дей-
ствий подсудимого взглянуть на личность покойного, на его отношение
к окружающей среде. Быть может, мы найдем в той и другом точку опо-
ры, чтобы судить о том, какую роль и в каких размерах играл при нем
подсудимый, чтобы узнать, насколько эта роль делает подсудимого не-
уязвимым для несправедливых, по его мнению, подозрений. Обыкно-
венно отсутствие потерпевшего оставляет большой пробел в деле, ко-
торый нечем наполнить. Но настоящее дело представляет счастливое
исключение. Благодаря ряду показаний близко стоявших к покойному
лиц, благодаря его громадному дневнику, веденному с чрезвычайною
подробностью изо дня в день в течение 20 лет, благодаря, наконец, след-
ственному делу Особой комиссии 1824 года его образ восстает пред
нами, как живой, и со страниц тщательно Переплетенных томов днев-
ника говорит о себе и о своих сношениях с людьми так, как, вероятно,
покойный не стал бы говорить пред нами, если бы явился сюда лично.
Я позволю себе поэтому остановиться на личности покойного и поста-
раюсь почерпнуть из дела лишь такие ее черты, о которых ввиду их оче-
видной и чувствуемой несомненности у нас споров с защитою быть не
может. Мой уважаемый противник с полным беспристрастием добывал
вместе со мною на судебном следствии сведения об умершем и, вероят-
но, сойдется со мною в представлении о том, Что такое был этот умер-
ший. А затем мы пойдем каждый своею дорогою, а вы уже решите, кто
пошел верным путем, а кто забрел, куда не следовало.
Судьба одиноко скончавшегося первостатейного вильманстранд-
ского купца Николая Назаровича Солодовникова была, господа при-
сяжные, судьба трагическая. Ее трагизм начался отроческими стонами
и воплями физической боли и продолжался как последствие того, что
вызвало эти стоны и вопли, всю жизнь Солодовникова. Этот трагизм
неслышно вплетался в его отношения ко всему окружающему, при-
соединяя к телесному увечью чувство постоянной скорби, недоверия
к людям и стыда... Сиротство застало молодого Солодовникова в не-
280
мецком училище св. Петра, куда он поступил, как видно из его учеб-
ного аттестата, с хорошею домашнею подготовкою и знанием языков.
Из средних классов училища он был взят братом, взят и – оскоплен.
Старый и влиятельный скопец-миллионер хотел спасти его душу, убив
раз навсегда его плоть. Мы знаем из следственного дела, что оскопле-
ние Солодовникова совершилось после одного яз «радений», и когда
облитый кровью и обезображенный мальчик был отведен в отдален-
ную комнату, где его стали потом «залечивать» домашними средства-
ми, собравшиеся у Михаила Солодовникова запели свои «распевы»,
конечно, радуясь, что стая «белых голубей» увеличилась еще одним
голубком, молодую жизнь которого они только что; заклевали... Когда
мальчик оправился, он очутился в полной власти брата, борьба с ко-
торым была невозможна: ему было всего 14 лет. Потянулась подна-
чальная, унылая жизнь, воспоминания о которой попадаются нередко
в дневниках. Но, когда он пришел в возраст, познакомился с жизнью
и понял, что насильственно и бесчеловечно лишен многих ее радостей,
отвращение и ненависть к брату и окружавшим его скопцам просну-
лись в нем, и он без средств, тайком убежал из дому и не хотел вер-
нуться, несмотря ни на угрозы, ни на ласковые зазывания. Брат не-
годовал, пробовал вернуть беглеца через полицию и заставить жить
у себя, хотел лишить его наследства, но внезапно скончался... Нико-
лай Солодовников сделался обладателем большого состояния. Разме-
ры его в точности неизвестны. Свидетели определяют его в сумме от
3 до 6 млн ассигнациями; Любавин, который близко знал денежные
дела покойного и в интересах которого, как друга подсудимого — не
преувеличивать состояния Солодовникова, а также биржевой маклер
Безценный, знавший покойного с малолетства, говорят о 5 млн. На
этой сумме, полагаю, можно и остановиться. Она не вся состояла из
денег. В нее, по рассказам Солодовникова своему племяннику, входи-
ли дом на Конногвардейском бульваре, проданный впоследствии кня-
зю Кочубею за 260 тыс. руб., два корабля, товары.
Николай Солодовников был оскоплен, но не был скопцом по поняти-
ям И привычкам. Он был чужд угрюмому скопидомству своих собратий
по увечью и их ограниченному взгляду на «мирскую прелесть». В нем,
первоначально, были признаки так называемой широкой русской нату-
ры, в нем развивались художественные вкусы. Вступив властителем
в жилище старого скопца, он удалил из него всех приспешников своего
брата, щедро наградив двух его приказчиков, — Тименькова и Фролова,
которым подарил миллион. Затем пошла жизнь в довольстве и несколь-
ко шумная. Явились дорогие лошади, изящная обстановка, Солодовни-
ков пристрастился к театру, к музыке — и стал стремиться к дружеским
281
отношениям с артистами, собирая их у себя, помогая им в нужде. Его вы-
сокая, тучная фигура, с моложавым, безбородым, обрюзгшим лицом —
мы имеем в деле его фотографический портрет — стала обычною принад-
лежностью первых рядов кресел в бенефисы — и веселый хохот, песни
и шутки стали, далеко за полночь, оглашать непривычные стены старого
скопческого «корабля»... Он скоро прекратил активную торговую дея-
тельность и, потеряв на сале около миллиона ассигнациями, ликвидиро-
вал свои дела. У него все-таки осталось довольно — и недаром он в пяти-
десятых годах показывал Куликову мозоли на пальцах от стрижки
купонов, а в половине шестидесятых, уже после потери за торговым до-
мом Подсосова сыновей до 500 тыс. руб., заявлял доктору Гессе, что сты-
дится получать выигрыши по билетам внутренних пятипроцентных за-
ймов. Быть может, в этом была известная доля преувеличения, но, во
всяком случае, документально удостоверено, что после постройки церк-
ви на Валааме, стоившей, как сообщает настоятель обители, до 50 тыс.
руб., у Солодовникова было одних пятипроцентных банковых билетов
на 169 тыс. руб., не считая ни наличных денег, хранившихся на текущем
счету у Любавина в размере до 30 тыс., ни билетов внутреннего займа,
которых должно было быть не мало, чтобы его могли смущать падавшие
на них выигрыши. Поэтому, рискуя значительно уменьшить размер его
состояния, мы можем, без всякой боязни преувеличить, признать, что
в половине шестидесятых годов у Солодовникова не могло быть менее
200–250 тыс. руб. капитала, не считая дачи, городского дома, и вещей,
между которыми была, например, икона, стоимостью до 15 тыс. руб. Едва
ли он мог проживать и половину доходов, получаемых с этого капитала.
Дело в том, что с начала шестидесятых годов Солодовников был уже не
тот, каким знал его театральный мир Петербурга. Хлебосольный меце-
нат, тароватый театрал и помощник в нужде, заседатель надворного суда,
отдававший свое жалованье бедным чиновникам и на улучшение пищи
арестантам, — к этому времени, мало-помалу, обратился в замкнутого
в себе, нелюдимого и подозрительного скупца. Дневник, идущий с нача-
ла пятидесятых годов, веденный с точностью торговой книги, дает воз-
можность проследить, как постепенно совершилась эта перемена. С пер-
вых же его страниц мы видим, что роль покровителя искусств и друга
артистов перестает удовлетворять Солодовникова. Ему надоел этот веч-
ный шум и эта дружба, из-за которой проглядывает эксплуатация. От ба-
зара житейской суеты его мечты обращаются к такой семейной жизни.
В них сказывается жажда любящего сердца. «Молитва одинокого, — чи-
таем мы в дневнике, — просьба и требование, молитва семьянина — бла-
годарность!» «Добрый взгляд от доброй женской души, — говорится
в другом месте, — это получше, чем хорошо сыграть свою роль, — да толь-
282
ко оно редко». Но печальное сознание своего непоправимого физическо-
го убожества стоит рядом с этими мечтами и умерщвляет их в зародыше.
Хотя Сусленников и повествует здесь весьма неправдоподобно о пред-
ложении Солодовникова жениться на близкой ему женщине, хотя
в дневнике и встречаются два имени с прибавлением загадочных эпите-
тов и ласкательных названий, но, по-видимому, Солодовников становил-
ся лишь жертвою корыстолюбивого кокетства и расплачивался за свои
«бескрылые желанья» дорогими подарками и безвозвратными ссудами.
С 1854 года в дневнике все чаще и чаще встречаются злобные выходки
против людей, которые «только и норовят поживиться, так и глядят тебе
в карман — лгунишки бесстыдные». «Приходил сегодня поздравить и уз-
нать о здоровье, — пишет он об одном из недавних приятелей, — знаю
я, какое тебе здоровье нужно, хитрая рожа: нельзя ли опять взять? Пому-
чил его, предложил чаю, а в разговоре будто ничего не понимаю...» Он,
очевидно, ищет, чем бы наполнить пустоту и унылость своей жизни: при-
стращается к лошадям, ездит на бега — и через год распродает всю свою
конюшню; заводит дорогих и редких голубей, строит им голубятню, вос-
торгается их шумящим полетом — и сразу, прекращает эту забаву, этот
наследственный отголосок привычек молодых купеческих парней...
Нужно найти берег, к которому можно бы пристать, нужно в чем-нибудь
найти себе прочную, не зависящую от людей, отраду... И вот, по страни-
цам дневника можно проследить, как загорается и постепенно разгорает-
ся у Солодовникова — религиозное чувство. Руководимый, по-видимо-
му, Куликовым, он начинает тщательно исполнять обряды церкви; читает
жития святых, восхищается святою простотою жизни старца Саровской
пустыни Серафима, делает выписки из «подражаний Христу» и начина-
ет странствовать по монастырям. Особенно его привлекает далекий Ва-
лаам. Там — величавая природа, в связи со строгим монастырским уста-
вом обители, руководимой деятельным игуменом Дамаскиным, так
успокаивают и смиряют его душу, что он решается прожить при мона-
стыре целый год и строит на выдающемся в озеро утесе церковь. И в днев-
нике за это время отчет о пестрых и болезненных впечатлениях город-
ской жизни сменяется примирительными и умиленными страницами.
Но случилось, однако, одно обстоятельство, которое изменило все ду-
шевное настроение Солодовникова. Он собирался на короткий срок
в Петербург и зашел помолиться в свою церковь, где, по словам дневника,
«залюбовался отделкою, от души и с умилением молился — и в церкви,
и, на паперти, благодаря бога за все оказанные ему милости, так что по-
шел домой совершенно довольный и счастливый...» Дома его встретил
отец Дамаскин и, после пожелания счастливого пути и скорейшего воз-
вращения, дал ему прочесть бумагу, где излагались предположения, что
283
можно сделать и устроить в монастыре, если он, Солодовников, пожерт-
вует еще миллион. Игумен Дамаскин, человек замечательный по своей
энергии и строгой жизни, возродивший обитель и упрочивший ее славу,
вероятно, принял решимость Солодовникова жить при обители за беспо-
воротный разрыв с миром и потому желал средства его положить в осно-
ву новых церковных и хозяйственных улучшений. Но предложение это,
в связи с каким-то неловким и обидным намеком на скопчество Соло-
довникова, попало на больное место и вдруг, сразу, пробудило в нем всю
его утихшую на время недоверчивость и подозрительность. Он «чуть не
выронил бумагу из рук, но пересилил себя и был, на этот раз, иезуитом».
Уехав затем из монастыря навсегда, он записывает в дневник на парохо-
де: «Хорошо было мое положение!.. Ну, денек! Долго буду его помнить,
да едва можно и забыть... Так вы мною гнушаетесь, я проклятый ско-
пец — и допускали меня не ради грешной души моей, а вот он — миллион
вам мой нужен!» Все спокойствие духа покинуло его, и вместо молитвен-
ных воззваний дневник в течение нескольких дней наполняется выраже-
ниями негодования и даже бранью. Разрыв был полный. Он подтвержда-
ется сообщением игумена Дамаскина судебному следователю уже после
смерти Солодовникова. «Вскоре по освящении церкви, — пишет настоя-
тель, — Солодовников перестал посещать монастырь, и хотя монастырь,
исполненный к нему чувством признательности, несколько раз впослед-
ствии и обращался к нему с письменными приветствиями, но Солодов-
ников никогда не отвечал и не принимал никого из монастырских бра-
тии». Этот несчастный эпизод глубоко повлиял на Солодовникова: по
приезде в Петербург он ведет очень замкнутую жизнь, значительную
часть года проводит на даче, огороженной высоким глухим забором,
и, прервав почти все знакомства, доживает свой век в полном одиноче-
стве, ворча на прислугу, сокращая расходы до невозможности и пугая де-
тей, забиравшихся в сад с дозволения садовника, своим мрачным видом
и криком... Дневник обращается в скучную запись однообразных прояв-
лений ежедневной бесцветной жизни; скупость и даже скаредность
сквозят на каждой странице и совсем вытесняют прежние проблески
проницательного ума и искреннего чувства.
Охладев к прежним стремлениям, Солодовников заперся ото всех,
кроме Куликова и Гессе, и нужны бывали Их настояния, чтобы этот че-
ловек, начавший дрожать над каждою копейкою и державший един-
ственное родное лицо, племянника, вдали от себя и в черном теле, хоть
немного улучшил бы свою ежедневную пищу, к которой полагалось бу-
тылка квасу — на два дня. Сторонясь ото всех, тщательно оберегая ма-
ленький железный сундучок, запертый в комоде, Солодовников умер
так же неожиданно, как и его брат. Горькая судьба его, постепенно раз-
284
бившая все, чем он думал скрасить свою изуродованную жизнь, и посе-
лившая, на старости, мрак и холод в его когда-то доброй и доверчивой
душе — и после смерти его не смягчилась над ним! Он долго проле-
жал в том же положении, в каком умер, повернувшись лицом к сте-
не, — и лишь когда окончено было опустошение, предпринятое вокруг
него, подсудимый перевернул его на спину и сложил ему застывшие
руки крестом. Не было над ним ни слез, ни горького молчания родной
души. Не воцарилась вокруг него торжественная тишина, таинственно
внушаемая смертью... Вокруг него курили, дымя не его «мужицкими»,
а «барскими» сигарами господина Любавина, и когда, благодаря невни-
манию дворников, обмывавших его труп, он ударился головой об пол,
ему было с насмешкою сказано: «Что? Теперь не видишь, а летом все
замечал и ругался»...
Я упомянул об опустошении, которое совершалось вокруг мертво-
го Солодовникова. Мне представляется несомненным, что оно произо-
шло. Те средства, которые имел Солодовников в средине шестидесятых
годов и которые причиняли его рукам мозоли, а его душе стыд по отно-
шению к выигрышам, могли только возрасти, но никак не иссякнуть.
Стоит припомнить образ его жизни в последние годы, его скупость, его
скаредность, по выражению одного из свидетелей. Всякий скупец стра-
дает, своего рода ослеплением. Он меряет одним масштабом и свет зо-
лото, и свои дни. Ему обыкновенно кажется, что по мере того, как рас-
тет это золото, растет и количество дней, отсчитанных судьбою. То же
было, как видно, и с Солодовниковым. Он сберегал, оберегал и копил
деньги, отказывая себе даже в хорошей пище и свежем квасе. В его замк
нутой жизни и не могло быть никаких особых затрат. Поэтому его ка-
питал, во всяком случае, не мог уменьшиться. Это очевидно и не требу-
ет дальнейших доказательств. Между тем, этого капитала не оказалось
ни налицо, ни на хранении при производстве описей судебных приста-
вов, начатых чрез четыре дня после смерти обладателя, имущество ко-
торого было опечатано полицией лишь через десять часов после обна-
ружения его кончины. Отчего так поздно — вопреки закону и обычаю?,
Оттого, что полиции дано было знать не тотчас, а лишь через 8 часов по
смерти, так как находившийся при умершем Сусленников запретил са-
довнику, дворникам и слуге это делать раньше, внушив им вообще мол-
чать о случившемся.
Кто же этот Сусленников, который, лишь съездив в город и привезя
приятеля, разрешает уведомить полицию? Я друг покойного, — заявля-
ет он сам о себе, — и друг стародавний, с 1843 года. Без меня, говорит
он, Солодовников не мог ни есть, ни пить, меня одного любил он, нико-
го не любивший, меня встречал с радостью, мне доверял вполне и без-
285
условно. Хотелось бы верить этому: хорошая и прочная дружба в наше
время — вещь редкая! Но звание друга как-то противоречит поведению
Сусленникова тотчас после того, как многолетние добрые отношения
порваны смертью. Брошенное на произвол прислуги тело, суетливая
беготня по дому и вся обстановка обмывания как-то не вяжутся с есте-
ственным огорчением верного и любимого друга, который, имея, по
собственным словам, мягкие руки, ежедневно натирал разными мазями
то самое тело, над которым, в присутствии этого друга и дуривших по-
сетителей, глумились стукнувшие его головою об пол дворники... А где
есть противоречие, там законное место сомнению. Под влиянием этого
сомнения вспоминается нам многое, выслушанное здесь, на суде.
Где, в самом деле, указания на необходимые свойства дружбы в от-
ношениях Солодовникова к Сусленникову, где уважение, доверие, забо-
та о друге? Солодовников, по словам подсудимого, будто бы предлагал
ему за деньги жениться на своей «содержанке», считал его — в разгово-
ре Куликовым и Гессе — человеком, готовым на все и спокойным его за-
душить, и, выражая нежелание оставлять его у себя ночевать, применял
к нему названия, из которых «разбойник» еще было не худшим. Таково
уважение к нему Солодовникова. Посмотрим на заботу о нем, на лю-
бовь к нему. Сам Сусленников заявляет здесь, что покойный друг его
обращался с ним тиранически, радовался расстройству его дел и дер-
жал его на семи рублях в месяц жалованья, возлагая на него самые раз-
нообразные поручения. Доктору Гессе последний, ругая подсудимого,
говорил, что собирается прогнать его и что отпустит его «без штанов,
как крысу»... Покойный был болен долго, мог и должен был, хотя бы по
временам, ожидать смерти, а между тем мы не находим ни малейшего
следа завещательных распоряжений в пользу осиротелого друга... Тако-
ва забота о Сусленникове.
Взглянем на доверие. Хотя то, что мы знаем о степени уважения Со-
лодовникова к подсудимому, могло бы служить и для оценки степени до-
верия к нему, но нельзя, однако, обойти фактов, указываемых им здесь.
Итак, прежде всего — поездка в Москву для вручения таинственному
старцу таинственного пакета с деньгами, зашитого собственноручно Со-
лодовниковым в карман Сусленникова. По рассказу подсудимого, это
произошло во время производства, в Моршанском уезде, дела об извест-
ном скопце Плотицыне, так что приходится заключить, что или Солодов-
ников боялся своего привлечения к скопческому делу, Или же оказывал
тамбовским скопцам, находившимся, вследствие ареста их главы и по-
кровителя, в удрученном положении, материальную помощь. Но ни того,
ни другого быть не могло. Из следственного дела видно, что показания
Солодовникова о насильственном оскоплении его в отрочестве братом
286
вполне подтвердилось и что не только всякое производство о нем было
прекращено, но что император Николай, в справедливом участии к судь-
бе несчастного, повелел не чинить ему никаких препятствий в пользова-
нии теми правами, которых заведомые скопцы, по закону, лишены. И вы
знаете, что в начале пятидесятых годов Солодовников служил в выбор-
ной должности заседателя надворного суда. Следовательно, ему лично
нечего было бояться, когда над виновниками его увечья, над скопцами,
разразилась судейская буря. По этой же самой причине, не имея с ними
ничего общего, он не мог и принимать какого-либо материального уча-
стия в их судьбе — и когда же? в последние годы своей более чем расчет-
ливой жизни... Весь этот рассказ несомненно вымышлен.
Затем нам могут указать, что доверие выразилось в поручениях окон-
чить дело у мирового судьи и продать бриллианты из иконы св. Николая
Чудотворца. Но доверие по делу с обиженною кухаркою было вынуж-
денное: не дворника же или садовника посылать в заседание? Да и это до-
верие было, если верить словам самого Сусленникова, им обмануто. Он
утаил, что кухарка просила всего 100 руб. «бесчестья» и что ей в иске от-
казано, а ограничился глухим указанием, что «покончил» дело, оставив,
Солодовникова в уверенности, что на это окончание дела пошли данные
ему 10 тыс. руб. серебром. Он здесь говорит, что Солодовников их мол-
чаливо дал ему в награду, не спросив об условиях примирения. Но это-
му противоречит его же собственный рассказ о том, что, узнав, накануне
смерти, об удержанных Сусленниковым деньгах, Солодовников радост-
но и на коленях благодарил бога, не допустившего его умереть должни-
ком своего друга. И если мы поверим трогательной картине, изображаю-
щей умиравшего от водяной в груди и в ногах стоящим на коленях, то тем
самым мы признаем, что он считал 10 тыс. руб. ушедшими на окончание
дела, а не в карман Сусленникова, т. е. что он был обманут. А если не по-
верим этой картине, то в интересах самого подсудимого лучше всего это
доказательство доверия оставить без рассмотрения.
Что же касается драгоценной иконы, из которой были вынуты брил-
лианты, то рассказ о поручении Солодовникова вынуть их и продать,
причем скупой, «тиранический» старик даже и не спросил о результа-
те своего поручения, разлетается как дым ввиду позднейшего рассказа
того же Сусленникова о том же поручении, сделанном уже наследником
умершего, Василием Солодовниковым, три месяца спустя. Оба расска-
за противоречат один другому и служат очень зыбким основанием к за-
ключению о доверии. Одно из них вытекает, однако, несомненно, если
только не отвергнуть оба, как лживые, — это то, что в каждом из этих
случаев подсудимый не отдал вырученных денег доверителям и после
смерти каждого окончательно присвоил их себе.
287
Итак, вот в каком виде представляется дружба Солодовникова с под-
судимым. Ее размер и свойства дают возможность оценить истинное до-
стоинство повествований Сусленникова об источнике его обогащения.
Мы знаем, что до смерти Солодовникова он был в весьма незавидном
материальном положении. Комната в Петербурге и 7 руб. жалованья
в месяц, с обязанностью ездить на дачу — вот все, что имел он. Неда-
ром Солодовников грозился, что он уйдет от него, как и пришел, «без
штанов»... Когда началось дело о расхищении имущества, следственная
власть долго медлила привлечением Сусленникова. Эта медленность,
могшая иметь, по-видимому, неблагоприятные для правосудия послед-
ствия, оказалась, однако, весьма полезною. Сусленников, успокоившись
за свою судьбу, никем не тревожимый, уверенный, что дело будет преда-
но «воле божией», ободрился, встрепенулся и начал свои обороты, так
что когда произвели у него, через семь месяцев по смерти Солодовнико-
ва, обыск, то он оказался богатым человеком.
Вы слышали, что у него нашли на 40 тыс. руб. векселей, счеты, ука-
зывающие на обладание пятипроцентными банковыми билетами на
35 тыс. руб., а в наличности 950 руб. и на 7 тыс. тех же пятипроцентных
билетов. Векселя выданы ему, и обороты с пятипроцентными билета-
ми произведены уже после смерти Солодовникова. Он заявляет нам,
что состояние его составилось из 10 тыс. руб., утаенных в 1868 году при
окончании дела с обиженною кухаркою, и из 15 тыс. руб., данных Со-
лодовниковым накануне смерти в благодарность за службу и дружбу.
К этим деньгам, согласно его последним объяснениям, надо прибавить
еще около 3800 руб., вырученных за кольцо покойного и за бриллиан-
ты с образа. Итого 28 800 руб. Посмотрим на это объяснение сначала
с цифровой стороны. Сусленников до смерти Солодовникова ничего не
имел, кроме 10 тыс. Через семь месяцев после этой смерти у него око-
ло 83 тыс. Откуда же взялось свыше 54 тыс. руб.? Этого он объяснить
не может. Предположим, что часть этой суммы, даже половина ее, от-
дана под векселя — все-таки откуда же взялись лишних 27 тыс.? При-
том значительная часть векселей писана ранее, чем счеты на продажу
пятипроцентных билетов, а с начала следствия, с первого допроса об-
виняемого еще в качестве свидетеля, прошло семь месяцев, и в это вре-
мя, на всякий случай, наличность можно было поместить в верные руки
безопасно и для постороннего взора — бесследно. Наконец, были же
в этот промежуток и расходы» По словам подсудимого, он истратил на
содержание дачи и дома 3 тыс. руб. и с осени прошлого года повел, по
показанию свидетеля Мосолова, жизнь на широкую ногу, стал ездить
в Москву в спальном вагоне первого класса и т. д. Таким образом, циф-
ры плохо вяжутся с рассказом о щедрости Солодовникова: они ее да-
288
леко превышают... Посмотрим на способ происхождения этих средств
согласно тому же рассказу. Вы уже знаете, господа присяжные, покой-
ного Солодовникова и, конечно, так же как и я, сомневаетесь в такой
несогласной с его характером щедрости. В самом деле, как мало похо-
жа на покойного подобная щедрость! Считать и учитывать каждую ко-
пейку, во всем себе отказывать — и забыть про 10 тыс., мучаясь в то же
время при мысли, что можно наградить друга лишь 15, а не 25 тыс., как
бы следовало; жить для себя, думать исключительно о себе — и остав-
лять на расходы по смерти всего 28 руб.; всю жизнь быть аккуратным
и деловитым, а вместо завещания с торжественным признанием услуг
ближайшего человека — сунуть ему деньги тайком, без свидетелей этой
щедрости... это все совершенно неправдоподобно! И притом, разве Со-
лодовников мог знать, что в ту же ночь умрет внезапно, один, беспо-
мощно, чтобы лишить себя этой денежной наличности, которую име-
ет? И почему же Сусленников не поспешил рассказать о своем счастии
окружающим, как предупредительно рассказывал о том впоследствии
Мосолову и другим, мало знакомым лицам. Наконец, выходит, что по-
койный отдал Сусленникову всю свою наличность, а отдал он будто бы
15 тыс. руб. Но друг и советник подсудимого Любавин настойчиво за-
являл здесь, что Солодовников получил свои 30 тыс., бывшие на теку-
щем счету, еще в мае. С мая Солодовников никуда не выезжал, виделся
лишь с доктором, которого, по словам подсудимого, не любил и которо-
му ничего не оставил. В августе он умер. Ужели он прожил в три с по-
ловиною месяца 15 тыс. руб.? Ужели он, жизнь которого мы знаем, про-
живал до 50 тыс. руб. в год?
Затем последнее замечание по этому вопросу. Сусленников обла-
годетельствован, его служба оценена, но благодетель, поблагодарив
«Яшу» за то, что тот утаил 10 тыс. и тем «успокоил» его последние ми-
нуты, замолк навеки... Чего же суетится так этот облагодетельствован-
ный, бросает покойного без призора, рыщет по городу и ведет себя сам
и позволяет другим вести себя около усопшего без всякого уважения
к месту и событию? Что такое таскает он под полою, сторонясь от док-
тора Гессе? Что такое засовывает он себе под пиджак, не замечая следя-
щего за ним из другой комнаты Колосова? Почему он бегает из спальни
умершего к себе наверх? Чего он ищет в комоде и ящиках, отпирая их
разными ключами? Где, если не скорбь друга, то благодарность, толь-
ко что одаренного; где, если не благодарность, то простое приличие
поведения самого развитого из домочадцев покойного!? Он отрицает
свои похождения в утро обнаружения смерти Солодовникова, но перед
нами точные, ясные и совершенно определенные показания Колосова,
дворников и садовника, которому, посланному впоследствии известить
289
полицию, он подарил искусственную челюсть умершего, проданную за
25 руб. Показания эти подкрепляются словами Гессе и пустотою в де-
нежных хранилищах Солодовникова. Где записные и расходные книги
хозяина, который «все замечал и за все бранился», веденные подобно
дневнику, из года в год, в величайшем порядке? Они исчезли бесслед-
но, а вместо них явилась какая-то расписка Любавина на 7 тыс., против
которой он «не хотел спорить», несмотря на то, что текущий счет Со-
лодовникова был исчерпан еще в мае. Поэтому я верю показаниям этих
свидетелей, верю и тому, что подсудимый жаловался Колосову, что его
трясет лихорадка... Это была, вероятно, лихорадка стяжания.
Но — скажут нам — вы забываете, что Сусленников явился к док-
тору Гессе и заявил, что ему дали знать в город о смерти Солодовнико-
ва. Это я имею в виду, но имею в виду и то, что он знал, что Гессе дежур-
ный по больнице и отлучиться не может, о чем сам, накануне, бывши на
даче, заявил Сусленникову и больному. Поэтому приезд Гессе на дачу,
где уже снова был подсудимый, привезший и Любавина, был неожи-
данностью; этому приезду надо, конечно, приписывать снятие запреще-
ния уведомлять полицию и посылку туда садовника Алимпиева.
Подсудимый, думается мне, сам сознавал, что отсутствия правдопо-
добного объяснения происхождения его капитала и отрицания раскры-
тых следствием фактов — мало. Поэтому он расширяет свои оборони-
тельные работы и делает вылазки против свидетелей. Надо доказать,
что похищать было нечего, ибо средства Солодовникова ушли на ка-
кое-то таинственное назначение — и вот является повествование о за-
гадочном московском старце. Но мы уже видели, что этот рассказ есть
плохо обдуманный вымысел. Надо доказать, что свидетелям верить
нельзя — и является рассказ о краже кольца покойного Колосовым,
о пропавшей у него жилетке, в кармане которой было «достаточно», де-
лаются намеки на небескорыстное отношение Куликова и Гессе к сво-
ему куму. Но если перстень был действительно украден Колосовым,
то зачем же Сусленников дал за него 50 руб. и сам его перепродал за
1600 руб., а не отобрал просто, да еще пригрозив, не отдал наследнику?
Простое объяснение Колосова разбивает и историю о зашитых в жи-
летке капиталах. В ней было 70 руб., накопленных от жалованья. О по-
тере их он и плакался прачке. Если он такой нечистый на руку человек,
то зачем же Любавин, по просьбе Сусленникова, предлагал ему у себя
во всякое время место? Правда, Любавин потом не дал места, но это
произошло после показания Колосова у следователя, причем он обна-
ружил не всегда удобную привычку любопытствовать и болтать о ре-
зультатах своего любопытства. Признавая вполне понятным ожидание,
что богатый и одинокий старик оставил что-нибудь своим крестникам,
290
и, не видя в этом ожидании никакого подрыва правдивости показаний
Куликова и Гессе, обращаюсь, наконец, к иконе св. Николая Чудотвор-
ца. Проданные Иванову бриллианты подарил капельмейстер Лядов,
говорил сначала Сусленников, 15 апреля. За что? Надо спросить Лядо-
ва... Но Лядов умер 1 апреля. Ссылка на мертвого редко бывает успеш-
на и никогда не возбуждает полного доверия. А тут еще оказывается,
что ювелиру Иванову продано около 42 1/2 каратов, а по экспертизе
Гау — из иконы вынуты именно от 40 до 45 каратов. Тогда дается другое
объяснение. Бриллианты вынуты по приказанию Солодовникова, пред
его смертью, но не отданы, в ожидании переезда в город. Но оказывает-
ся, что бриллианты заменены стразами почему-то не все и что это сде-
лано в ноябре. А Солодовников умер в августе. И вот является третье
объяснение: бриллианты просил вынуть наследник, Василий Солодов-
ников, нуждавшийся в деньгах до ввода во владение наследством и по-
лагавший, что монахам в Валааме, куда предназначался образ, все рав-
но, будут ли в нем бриллианты или стразы. Подсудимый не мог дать
денег — и продал бриллианты, но денег не отдал. Почему не мор дать
наследнику денег? Ведь он только что получил от покойника 15 тыс.
и долг был бы обеспечен охраненным имуществом, домом, дачею... По-
чему, наконец, не отдал вырученных денег? И это объяснение, сшитое
белыми нитками, является здесь лишь впервые — и, главное, опирает-
ся на мертвого, ибо Василий Солодовников тоже умер... Вообще, что за
странное отношение у подсудимого ко вверяемым ему деньгам! Он все
ждет удобного случая, чтобы отдать их, — и все никак не соберется, по-
куда смерть, наступающая или наступившая, не избавит его от этой го-
рестной обязанности. И 10 тыс., предназначавшиеся будто бы кухарке,
и вырученное из хищнических рук кольцо, и деньги за бриллианты —
все это не отдано своевременно тому, кому следовало по праву...
Однако довольно. Дело это, по моему мнению, должно быть ясно
вам, господа присяжные, и его незачем далее разъяснять. Я обвиняю
Сусленникова в том, что, воспользовавшись смертью Солодовнико-
ва, он похитил, насколько мог, его имущество, — на большую сумму, во
всяком случае, во много раз превышающую 300 руб., о которых говорит
карательный закон.
Подсудимый говорит, что одним из оснований любви. К нему Со-
лодовникова было то, что у него мягкие руки, удобные и приятные для
растирания. Быть может, ваш приговор докажет, что у него руки не
только мягкие, но и длинные...
***
По данному делу Сусленникову был вынесен обвинительный при-
говор.
291
Плевако Федор Никифорович
(1842–1908)
292
Речи обоих адвокатов по этому делу представляют несомненный
интерес. Произнесены они двумя талантливыми адвокатами. Они поу-
чительны в том смысле, что показывают методы защиты двух крупных
юристов по делу с острой коллизией между подсудимыми, показывают
кропотливую работу по сбору и представлению по делу всех возмож-
ных доказательств, оправдывающих их подсудимых.
Речь в защиту Бартенева (по делу об убийстве артистки Веснов-
ской) — блестящий образец русского судебного красноречия, отлича-
ется исключительной психологической глубиной, тонким анализом
душевного состояния убитой и подсудимого. Указанная речь безупреч-
на по своему стилю, отличается высокой художественностью. Анализ
психологического состояния молодой преуспевающей артистки и под-
судимого дан исключительно глубоко и талантливо. Эта речь приобре-
ла известность далеко за пределами России.
Большой интерес представляет речь в защиту люторических кре-
стьян. Речь не лишена определенной политической окраски.
В.В. Вересаев так вспоминает о выступлениях Плевако: «Главная его
сила заключалась в интонациях, в подлинной, прямо колдовской зарази
тельности чувства, которыми он умел зажечь слушателя. Поэтому речи
его на бумаге и в отдаленной мере не передают их потрясающей силы.
Судили священника, совершившего тяжкое преступление, в котором
он полностью изобличался, не отрицал вины и подсудимый. После гро-
мовой речи прокурора выступил Плевако. Он медленно поднялся, блед-
ный, взволнованный. Речь его состояла всего из нескольких фраз... «Гос
пода, присяжные заседатели! Дело ясное. Прокурор во всем совершенно
прав — все эти преступления подсудимый совершил и в них сознался.
О чем тут спорить? Но я обращаю ваше внимание вот на что. Перед вами
сидит человек, который ТРИДЦАТЬ ЛЕТ отпускал на исповеди все
ваши грехи. Теперь он ждет от вас: отпустите ли вы ему его грех?». И сел.
Рассказывая о другом случае, Вересаев пишет: «Прокуроры знали
силу Плевако. Старушка украла жестяной чайник, стоимостью дешев-
ле 50 копеек. Она была потомственная почетная гражданка и, как лицо
привилегированного сословия, подлежала суду присяжных. По наряду
ли или так, по прихоти, защитником старушки выступил Плевако. Про-
курор решил заранее парализовать влияние защитительной речи Пле-
вако и сам высказал все, что можно было сказать в защиту старушки:
бедная старушка, горькая нужда, кража незначительная, подсудимая
вызывает не негодование, а только жалость. Но собственность священ-
на. Все наше гражданское благоустройство держится на собственно-
сти, если мы позволим людям потрясать ее, то страна погибнет. Под-
нялся Плевако. — Много бед, много испытаний пришлось перенести
293
России за ее больше чем тысячелетнее существование. Печенеги терза-
ли ее, половцы, татары и поляки. Двунадесять языков обрушились на
нее, взяли Москву. Все вытерпела, все преодолела Россия, только креп-
ла и росла от испытаний. Но теперь, теперь... Старушка украла старый
чайник, стоимостью в 30 копеек. Этого Россия уж, конечно, не выдер-
жит, от этого она погибнет безвозвратно» (В.В. Вересаев. Соч., т. IV. М.,
1948. С. 446–447).
Дело Бартенева1
Краткое содержание дела: по обвинению в умышленном убийстве
артистки Марии Висновской суду был предан А.М. Бартенев.
По обвинительному акту дело состояло в следующем.
В шестом часу утра 19 июня 1890 г. в квартиру Лихачева явился его
товарищ Бартенев и, сбросив с себя шинель, сказал «Вот мои погоны».
Не успел Лихачев выразить свое удивление по поводу этого раннего
визита и загадочных слов, как Бартенев сказал: «Я застрелил Маню», —
и затем пояснил, что убил известную артистку Марию Висновскую.
Лихачев, желая проверить это заявление, разбудил своих товарищей
Капниста и Ельца. Последние, узнав на квартире Висновской, что она
с вечера ушла из дому и не возвращалась, отправились с данным им
Бартеневым ключом на Новгородскую улицу, в дом № 14. Квартира
№ 1, куда они вошли в сопровождении дворника и околоточного над-
зирателя, состояла из узкого, совершенно темного коридора и малень-
кой, сверху донизу задрапированной комнаты. В комнате у правой сте-
ны от входа, между дверьми и задрапированным окном, стоял большой,
низкий турецкий диван, и на нем лежала в одном белье, с полуоткры-
тыми глазами и вытянутыми конечностями Мария Висновская. Поза
ее была спокойная, голова немного поникла вниз, ноги были вытянуты
и несколько раздвинуты. На трупе (в области половых органов) лежа-
ли одна на другой две визитных карточки Александра Бартенева, а на
них и рядом с ними в складках белья — три вишни. На карточках рукой
Висновской написано следующее: 1) «Палицину. Приятель мой — бла-
годарю за благородную дружбу нескольких лет... посылаю последний
привет и прошу выдать все деньги, которые мне еще следует из теа-
тра за «Статую» 200 рублей в кассу и пенсию, прошу, умоляю». 2) «Че-
ловек этот поступил справедливо, убивая меня... последнее прощание
любимой, святой матери и Александру... Жаль мне жизни и театра...
1
[Электронный ресурс]. URL: http://www.litportal.ru/genre211/author15546/
read/page/1/book114994.html
294
Мать бедная, несчастная, не прошу прощения, так как умираю не по
собственной воле. Мать — мы еще увидимся там, вверху. Чувствую это
в последний момент. Не играть любовью!». Возле трупа найден шелко-
вый платок с меткой «А.Б.», портерная бутылку с небольшим количе-
ством черной жидкости; у ног покойницы лежала гусарская сабля.
Бывшая на трупе рубашка и надетый поверх ее батистовый белый
пеньюар оказались целыми, на теле же покойницы, в области сердца,
замечено было темное пятно, а посередине его круглая, с обожженны-
ми краями рана, из которой сочилась темная жидкая кровь. Принад-
лежности женского туалета лежали тут же поблизости, между диваном
и окном, а также на полу. Кроме того, в комнате и на выступе печи лежа-
ли в беспорядке: перчатки, булавки, пробки, огарки свечей, недопитые
бутылки с шампанским и портером, стеклянная банка с надписью «яд».
Другая стеклянная, но пустая банка была найдена под трупом на ди-
ване. На полу и за диваном нашли множество мелко исписанных каран-
дашом клочков твердой бумаги.
Бартенев на допросе признал себя виновным в умышленном лише-
нии жизни Марии Висновской выстрелом из револьвера и дал более
подробное объяснение этого факта, заключавшееся в следующем. В фев-
рале 1890 года кто-то из знакомых Бартенева представил его Висновской
в кассе Варшавского драматического театра. Миловидная наружность из-
вестной на всех сценах артистки произвела на Бартенева сильное впечат-
ление. Через некоторое время он сделал Висновской визит, но, чувствуя
некоторую робость в ее присутствии, бывал у своей новой знакомой ред-
ко и ограничивался лишь посылкой букетов и изредка утренними посе-
щениями. Позднее Бартенев стал бывать у Висновской чаще и, наконец,
сделал ей формальное предложение вступить с ним в брак. Это предло-
жение зависело от согласия на этот брак родителей Бартенева, с которы-
ми он во время отпуска должен был переговорить.
Съездив в деревню, Бартенев с родителями, однако, не говорил об
этом, ибо наперед знал, что получит отказ. Висновской же он сказал,
что с родителями говорил, но так как их согласия не добился, то ему
остается только покончить с собой.
Висновская тем временем не изменяла ни образа жизни, то есть
по-прежнему была окружена многочисленными поклонниками, ни сво-
их отношений к Бартеневу. Надежда на взаимность то увеличивалась,
то уменьшалась. Бартенев все чаще стал посещать Висновскую, еже-
дневно посылал ей на дом и на сцену мелкие подарки и букеты и та-
ким образом поддерживались между ним и Висновской хорошие от-
ношения. Эти отношения простого знакомства круто переменились
26 марта 1890 года. Вечером этого дня, после ужина в квартире Виснов-
295
ской последняя отдалась впервые Бартеневу. Счастье Бартенева, одна-
ко, не было полным. Большой сценический успех, красивая наружность
и сильно развитое кокетство Висновской привлекали к ней мужчин, и их
посещения вызывали в Бартеневе чувство ревности. Под влиянием этого
чувства и горя, что он не может жениться на Висновской, Бартенев часто
говорил ей о своем намерении лишить себя жизни. Висновская же, охот-
но говорившая о кончине и окружавшая себя эмблемами смерти, поддер-
живала этот разговор и показывала банку, в которой, по ее словам, был
яд, и маленький, с белой ручкой револьвер. Во время одного из таких
разговоров Висновская спросила Бартенева: хватило ли бы у него муже-
ства убить ее и затем лишить себя жизни? В другой раз она взяла с него
обещание, что он известит ее об окончательном решении покончить с со-
бой и даст ей возможность увидеть его и проститься с ним.
Мрачные мысли, однако, быстро сменялись шумными пирушка-
ми в загородных ресторанах и любовными свиданиями. Рядом с ними
шли, однако, взаимные неудовольствия и легкие размолвки. Как-то
в мае Висновская заявила Бартеневу, что его ночные посещения ком-
прометируют ее, и просила его, если он желает встречаться с ней наеди-
не, приискать квартиру в глухой части города. 16 июня 1890 г. комната,
нанятая Бартеневым в доме под № 14 по Новгородской улице, была от-
делана и в тот же день Бартенев предложил Висновской взять ключ от
этой квартиры. «Теперь поздно», — ответила Висновская и, не объясняя
значения слова «поздно», утром следующего дня, то есть 17 июня, уе-
хала на целый день на дачу к матери. Мучимый ревностью и объясняя
отъезд Висновской и слово «поздно» желанием прервать с ним отно-
шения, Бартенев написал Висновской полное упреков письмо, которое
оканчивалось заявлением, что он лишит себя жизни. Одновремен-
но с письмом он отослал ей все полученные от нее письма, перчатки,
шляпку и другие мелкие вещи, взятые им на память. Отослав письма
и вещи, Бартенев поехал к своим знакомым Михаловским и вернул-
ся около полуночи домой. Полчаса спустя горничная Висновской пе-
редала ему записку своей барыни, прибавив, что Висновская ждет его
в карете. Несколько минут спустя Бартенев и Висновская уехали. На
пути и в квартире на Новгородской улице происходили объяснения,
кончившиеся тем, что Висновская назначила Бартеневу свидание в той
же квартире на другой день в шесть часов. Это свидание, как говори-
ла Висновская, должно было быть последним, потому что уже оконча-
тельно был решен ее отъезд через несколько дней за границу, сначала
в Галицию, а затем в Англию и Америку.
На другой день в седьмом часу ожидавший Висновскую Бартенев
открыл ей двери помещения на Новгородской улице. Войдя в комнату,
296
Висновская положила на диван два свертка и, раздевшись, вынула из
одного из них пеньюар, а из другого — большой заряженный, принад-
лежавший Бартеневу и хранившийся у Висновской, револьвер. На во-
прос Бартенева, зачем она принесла револьвер, Висновская ответила,
что он ей больше не нужен и что она возвращает его владельцу. В на-
чале свидания оба находились под впечатлением размолвок последних
дней; потом разговор стал нежнее, Бартенев говорил о любви, о том,
что он не переживет ее отъезда, и вскоре прежние отношения возобно-
вились. Приблизительно в десять часов вечера Висновской захотелось
есть. Поужинав, Висновская легла на диван. Часа два спустя, Виснове-
кая спросила Бартенева, который час. Оказалось, что полночь минова-
ла. «Пора мне домой», — сказала Висновская и собиралась одеваться,
но, по просьбе Бартенева, легла опять и задумалась. «Какая тишина, —
сказала она через некоторое время, — мы точно в могиле».
Потом, помолчав, прибавила: «Пора мне ехать, но как-то не хочется
уходить, я чувствую, что не выйду отсюда». Бартенев на это ничего не
ответил и разговор прекратился. «Разве ты меня любишь? — возобно-
вила Висновская разговор, — если бы ты меня любил, то не грозил бы
мне своей смертью, а убил бы меня». Бартенев возражал, что он себя
может лишить жизни, но убить ее у него не хватит сил. Вслед за этим
он прикладывал револьвер с взведенным курком к себе. «Нет, это будет
жестоко, убить себя на моих глазах, что же я тогда буду делать», — ска-
зала Висновская и, вынув из кармана своего платья две банки — одну
с опием, а другую с добытым Бартеневым: по ее просьбе, хлорофор-
мом, предложила принять вместе яду, и затем, когда она будет в забы-
тьи, убить ее из револьвера и покончить затем с собой. Бартенев согла-
сился. После этого они оба начали писать записки. Висновская писала
долго, рвала записки и опять начинала писать. Окончив свои записки
раньше Висновской, Бартенев начал ее торопить. После этого Виснов-
ская приняла опий вместе с портером. Бартенев тоже выпил немнож-
ко отравленного портера. Затем Висновская легла на диван и, помочив
два носовых платка хлороформом, положила их себе на лицо. Через не-
которое время Бартенев присел на край дивана, обнял левой рукой на-
ходившуюся в забытьи Висновскую и, приложив бывший у него в пра-
вой руке револьвер к обнаженной груди ее, спустил курок. Когда это
случилось, Бартенев с точностью определить не мог; он допускает, од-
нако, что выстрел последовал в три или после трех часов утра. Совер-
шив убийство, Бартенев около пяти часов утра запер квартиру и, забрав
с собой револьвер, уехал домой.
Объяснение обвиняемого о лишении им жизни Висновской, по ее
просьбе и согласно желанию убитой, говорит обвинительный акт, опро-
297
вергается вполне как показаниями родственников и друзей потерпев-
шей, так и содержанием восстановленных из найденных на месте престу-
пления разорванных на мелкие куски записок покойной. Текст записок
гласит следующее: 1) «Человек этот угрожал мне своей смертью — я при-
шла. Живой не даст мне уйти». 2) «Итак, последний мой час настал: чело-
век этот не выпустит меня живой. Боже, не оставь меня! Последняя моя
мысль — мать и искусство. Смерть эта не по моей воле». 3) «Ловушка?
Мне предстоит умереть. Человек этот является правосудием!!! Боюсь...
Дрожу! Последняя мысль моя матери и искусству. Боже, спаси меня, по-
моги... Вовлекли меня... это была ловушка. Висновская». По поводу со-
держания последних трех записок Бартенев ничего не смог ответить.
Он подробно описал все обстоятельства их пребывания в одной
комнате перед убийством. «Я так был убежден, что отец никогда бы
мне не разрешил жениться на Висновской, а поэтому и написал в за-
писке фразу: «Вы не хотели моего счастья». Висновская долго писала
записки, писала с расстановками, не спеша обдумывая. Напишет что-
то и остановится, думает, глядя на дверь; опять напишет два-три сло-
ва и снова размышляет. Написав записки, она рвала их, бросала, куда
попало, и снова принималась писать; опять рвала и снова продолжа-
ла писать. Я кончил писать гораздо раньше. Комната освещалась од-
ной свечкой, когда мы начали писать, я хотел зажечь другую свечу, но
она сказала: «Не нужно!». Сколько было написано ею записок, не знаю;
помню только, что осталось их две; я спросил ее, что она написала; она
ответила: одну матери, а другую в дирекцию театров; о разорванных за-
писках я ее не спрашивал. Она захотела прочесть мои записки и разо-
рвала ту, которую я написал в резкой форме Палицыну, сказав, что если
ее оставить, то Палицын ничего не сделает для матери, как она его о том
просит в своей записке. Затем опять начался разговор о нашей люб-
ви, о безысходности положения, о том, что нам остается умереть, и тут
я прибавил, что «уж если так, то надо это сделать поскорее!». Она ре-
шила сначала принять опий, чтобы привести себя в бессознательное со-
стояние, а я должен был сначала ее застрелить, а потом уж себя. Она
насыпала в стакан с портером опия, и стала пить глотками эту смесь.
Остаток, долив портером, выпил я. Она легла на диван и просила поло-
жить ей на колени две записки, ею написанные. Я это исполнил. Затем
она намочила свой и мой платки хлороформом и наложила их себе на
лицо. Помню, что она попросила дать ей еще опия; я подал, но она не
приняла, так как у нее появилась рвота. Она просила убить ее, во имя
нашей любви, настойчиво повторяя: «Если ты меня любишь, убей».
Я сидел возле нее с револьвером в правой руке и взведенным еще рань-
ше курком. Я, кажется, обнял ее за шею левой рукой, а она все время
298
лепетала, чтобы я ее убил, если люблю. Помнится, что я прильнул к ее
губам; она по-французски сказала: «Прощай, я тебя люблю»; я прижал-
ся к ней и держал револьвер так, что палец у меня находился на спуске;
я чувствовал подергиванья во всем теле; палец как-то сам собой нажал
спуск и последовал выстрел. Я не желаю этим сказать, что выстрелил
случайно, неумышленно; напротив того, я все это делал именно для
того, чтобы выстрелить, но только я хочу объяснить, что то мгновенье,
когда произошел выстрел, опередило несколько мое желание спустить
курок. Голова у меня была, как в тумане. После выстрела мной овладел
ужас, и в первый момент у меня не только не появилось мысли застре-
лить тут же себя, но у меня никаких мыслей не было или, вернее, они
все перепутались в моей голове, и я не знал, что делать.
Мне помнится слабо, что я схватил сифон с сельтерской водой и стал
ее лить на голову Висновской; для чего я это делал, не знаю; я не давал
себе отчета в бесполезности этой меры. Который был час в это время,
не знаю: может быть три часа, может быть, больше. Долго ли я оставал-
ся после выстрела и что я делал, не могу дать себе отчета. На меня на-
шло какое-то отупение, я машинально надел шинель и фуражку и поехал
в полк. Не помню, запер ли я дверь или нет. Содержание трех разорван-
ных записок меня удивляет; я не думал принуждать ее к смерти, я толь-
ко говорил, что не могу жить без нее. Если бы она хотела, она легко мог-
ла бы меня успокоить, так как вообще она могла делать со мной все, что
ей было угодно. Стоило ей только сказать мне слово, что ничего этого не
нужно, что она хочет еще жить, я был бы далек от мысли об убийстве, я
бы и сам, пожалуй, воздержался от мысли о самоубийстве. Но Виснов-
ская даже не намекнула на желание пользоваться жизнью, и, напротив
того, своими разговорами поддерживала наше общее желание расстать-
ся с жизнью во имя нашей любви». На вопрос о том, почему же Бартенев
не убил себя, он ответил, что его душевное состояние было таково, что он
об этом совсем не думал. По делу допрошено 67 свидетелей. Показания
одних из них подтверждали намерение Бартенева лишить Висновскую
жизни. Другие же указывали на такой характер их отношений, какой яв-
ствовал из показаний Бартенева. Бартенев был предан суду по обвине-
нию в умышленном убийстве. Защищал его Ф.Н. Плевако.
299
ет объем ее, ограничивая ее доводы теми, которые по данным дела могут
влиять лишь на меру и степень заслуженной подсудимым кары.
Формулируя с достаточной точностью признаки, по которым судья
распознает между безнравственными поступками такие, которые вле-
кут за собой уголовную кару, указывая на роды и виды наказаний, со-
провождающих то или другое преступление, закон не исчерпал всех
случаев, которые влияют на понижение назначенного наказания, но
предоставил судьям значительную долю усмотрения при смягчении
его. Все, что в жизни подсудимого, в его характере, в его прирожден-
ных достоинствах и недостатках, наконец, в обстановке совершенного
им преступления возбуждает сожаление, снисходительное сострадание
в честном человеческом сердце, все это имеет право принять во внима-
ние и судья, отправляющий правосудие. Отсюда следует, что изучение
условий, которые влияют на меру наказания, ожидаемого подсуди-
мым, должно совпасть с воспроизведением тех фактических подробно-
стей дела, в которых заключаются яркие признаки наличности данных,
уполномочивающих меня говорить о пощаде и снисхождении к мое-
му клиенту. Останавливаясь на них, я воспользуюсь планом обвини-
теля: сначала изучу прошлое подсудимого и его жертвы до их первой
встречи и затем уже, проследив печальную драму, начавшуюся их зна-
комством, подойду к ужасной минуте преступления. Вся разница будет
заключаться в том, что я введу в дело факты, пройденные молчанием
со стороны обвинителя, а эти факты дадут место иным выводам, бо-
лее мягким, чем те, к которым пришел он; но метод, обнаруживающий
в своем применении присутствие человечности и сострадания, наде-
юсь, имеет право конкурировать с тем, которому он противополагает-
ся. Итак, к делу. Обвинитель познакомил вас с личностью Марии Вис-
новской. Он не отрицает, даже подчеркивает темные пятна в ее жизни
и поступках, ставя, впрочем, их рядом с высотой ее умственных сил,
выразившейся в думах и мыслях, занесенных ею в свой дневник. Со
своей стороны, присматриваясь к личности покойной, я не вижу необ-
ходимости ни идеализировать ее внутренних сил, ни унижать ее житей-
ские поступки. Судя по тому, чего она достигла на сцене, мы знаем, что
она не была обижена судьбой: завидной красоте гармонировал талант,
эта искра божия в душе, не затушенная, а развитая трудолюбием и лю-
бовью к образованию в молодой девушке.
Но было бы ошибкой о высоте умозрений заключать по выпискам из
ее дневника. Те мысли, которые приписал ей обвинитель, были цитата-
ми, занесенными ею для памяти из умных книг, попадавших ей под руку.
Трудно себе представить, чтобы полные отчаяния пессимистические из-
речения скептика античного мира о блаженстве неродившихся и о сча-
300
стии рано умерших были «законченными принципами» ее в то время
почти еще детской головки, а не просто поразившими ее слух «страш-
ными, но красиво сказанными словами» умного человека. Все в свое
время... Для отвращения от жизни еще не наставало срока, а жизнь с ее
обстановкой пока работала над формировкой иных характерных черт
в личности покойной. Время, когда Висновская записывала указанные
цитаты, застает ее уже на сцене одного из театров. Молодой талант уже
замечен, выделен из толпы лицедеев из-за куска хлеба. Талант, вопло-
щенный в обольстительные формы молодой красоты, замечен трижды —
артистка делается любимицей. Тут-то бы, кажется, быть довольной, как
никогда, своим положением, тут-то бы, кажется, не вспомнить ни одно-
го из тех пессимистических изречений, которые ей пришли на ум, а она
в них находит, точно несчастный в грустных музыкальных мелодиях, от-
голосок своему душевному настроению. Разгадка этого — в фактах, зане-
сенных ею в свои книжки. Очаровавшая ее своей эстетической карьерой,
сцена разочаровывает ее реализмом будничной жизни артиста. В окру-
жающей ее театральной публике она встретила то, что приходится на-
блюдать везде и всюду: большинство поклонников, не умеющих уважать
женщин в артистке и отделять интересы ее, как художника, от интересов
женского и общечеловеческого достоинства. Любуясь ею, как артисткой,
хотели быть близкими к ней, как к женщине. Служа эстетическому за-
просу публики на сцене, она не обретала покоя и после того, как опус
кался занавес театра. Любитель, располагавший, благодаря средствам,
возможностью всегда занимать лучшее место в театре, требовал той же
доступности от артистки и вне театра, когда артистка оставалась только
женщиной. И не всегда хватало у ней средств на борьбу с этими услови-
ями артистической жизни. Вы помните те страницы ее дневника, где она
жалуется на неотвязчивые искательства одних, на дерзкую самоуверен-
ность других, на оскорблявшее девическое достоинство преследование
третьих... Молодое сердце хочет любить, верить в то, что и ей на долю бу-
дет дана отрадная встреча, под впечатлением этого она подчас с довери-
ем выслушивает ласковое слово, полуробкое признание, а через несколь-
ко дней уже клянет человека, оказавшегося, как и все, искателем либо
сильных ощущений, либо быстрых и решительных побед в мире будуа-
ров и таинственных парков...
Так живет она, то удовлетворенная артистическим успехом, то оскор-
бляемая грубостью поклонников, то обольщенная любовью, то разоча-
рованная пошлостью, прикрытой любовными речами. Все это отзыва-
ется в ее записках, все это мало-помалу, не формируя из нее глубоко
убежденной пессимистки, однако, обращает ее воззрение к смерти и не-
бытию. Она любит говорить о них, любит этого рода образы, и раз, —
301
это было по какой-то странной мистической случайности, — записала
в свою книгу и картину своей будущей смерти. Она хотела бы, записала
она десять лет тому назад, умереть в комнате, обтянутой розовой мате-
рией, таинственно освещенной лампой, среди цветов и музыки... Позд-
нее жизнь исполнила ее мечтательное желание, хотя суровые условия
немного пародировали обстановку, где Висновская покончила счеты
с жизнью, пародировали ее, начиная с более темных колеров материи...
но об этом после. Книга книгой, а жизнь жизнью. Висновская продол-
жает играть на сцене, продолжает завоевывать положение, отвлекаю-
щее ее помыслы от смерти. Прочно завоеванная репутация талантли-
вой артистки в ее руках. Ею занята пресса, она желанная работница на
лучшей сцене. Однако социальное положение не удовлетворяет всех
целей жизни. У нее остается внутренний мир женского сердца, а ему
нанесены в прошлом тяжелые раны, которых не исцелило время и не
утолили успехи. Висновская никогда не уходила в сцену всем суще-
ством своим. Женские семейные инстинкты не умирали в ней. Мечты
ранней девичьей поры об избраннике не оставляли ее в более зрелую
пору. На это нам намекают ее разговоры о женихах, ищущих ее руки.
А если это верно и верно с тем вместе мое мнение о ней, то мы можем
смело заглянуть в ее внутренний мир, в эту следующую пору ее жизни,
и отгадать мечты и чувства, какие она тогда переживала.
Прошлое, ее чем-то жестоко оскорбившее, носилось перед ней, как
темное пятно, которое помешает счастью, если бы оно выпало на ее
долю. Она умеет любить и может полюбить, она сумела бы наградить
своего избранника не только нежностями любящего сердца, но и пре-
лестью талантливого женского ума. Но человек, который ей отдаст
себя, который соединит свой путь с ее путем, должен будет принести
страшную жертву — он должен будет примириться с тем, что ее про-
шлое омрачено, что сзади его, там где-то ведомый или неведомый ему,
живет человек, надругавшийся над его женой, смертельно оскорбив-
ший ее, замаравший ее когда-то непорочное имя. Сумеет ли избранный
простить? Как перенесет он часы признания, которыми ей придется от-
равить первые же дни их счастья? И если он все простит ей, — дей-
ствительно ли он примирится с пережитым, и оно, вопреки его словам,
и, может быть, даже клятвам, не будет носиться перед ним, отравляя
дни их семейного мира?
Может быть, не раз, не два, слушая ее полные любви и ласки речи,
он будет сравнивать их с теми, что расточала она другому, отдаваясь
ему, как жертва, и сложное чувство ревности и оскорбленного самолю-
бия исказит его черты... Такие думы заставляли ее считать неисполни-
мым ее право на светлый семейный очаг, унижали ее в ее собственных
302
глазах. Под влиянием этого внутреннего протеста она, что казалось
другим кокетством и только кокетством, так охотно окружала себя
поклонниками, так часто выслушивала их действительные и мнимые
предложения руки и сердца.
Самоуважение заставляло ее верить в то, что она может быть честно
любима, жажда семейного очага побуждала отвечать на внимание вни-
манием, а ошибки прошлого обусловливали неуверенность во взаим-
ности, заискивание перед всеми, кто был, видимо, неравнодушен к ней.
Приходилось, кажется, идти далее. Эти, обещавшие в будущем титул
мужа, но встречавшие, точно сговорившись, на пути своем разные пре-
пятствия, были мужчинами, были нетерпеливы в своей страсти. Чтобы
не терять избранника, не потерять надежды на счастливый исход, она,
по ошибкам прошлого изучившая обычную натуру мужчины, сама идет
навстречу их желаниям, идет и, как показал опыт, ошибается, запуты-
вается и все ниже и ниже падает в своих собственных глазах.
Это не могло не отозваться на нервах, на характере Висновской.
А к этому прибавьте те изводящие душу условия, среди которых про-
ходит жизнь артистки театрального искусства. Знаю, что меня назовут
за это ретроградом, не умеющим прозреть чистого идеала сквозь тума-
ны действительности, но действительность только и может объяснить
многое туманное и неразгаданное в личности покойной и в роковой
развязке ее встречи с подсудимым.
Как артистка, она не могла относиться с суровой недоступностью
к массе поклонников и ухаживателей и незаметно развила в себе каче-
ство, так неизбежное при подобном антураже, она переродилась в ко-
кетку, в ту опасную кокетку, обращение которой с ухаживателями мог-
ло одновременно кружить головы многим, лишая их самообладания
и умения отличать в ее отношениях любезность от взаимности. Тем-
ным пятном лежит на ее личности этот бьющий в глаза всем ее наблю-
дательным и серьезным знакомым дефект, но он отчасти вызван отри-
цательными сторонами сценической профессии. В противоположность
поэту, художнику звука, кисти и резца, артист не может ограничиться
узким кругом ценителей стоящих на высоте культуры, не может успо-
коиться, на мнении немногих при полном молчании безучастной и чу-
ждой художнику толпы; артист работает перед зрителем всех ступе-
ней развития, в театр открыт доступ всем и каждому, и самый характер
искусства делает его заманчивым для зрителей любого умственного
и нравственного развития.
Тогда как поэт и художник работают в тиши, замкнутые в своем ра-
бочем уединении, и отдают себя на суд уже тогда, когда настроение це-
нителей может повлиять на будущую, а не на совершившуюся уже ра-
303
боту, артист сцены творит свое дело на глазах всех, под шум одобрения
или неодобрения и, что всего тяжелее, под шум одобрения, где голоса
толпы могучее и звучнее, чем голоса ценителей, где от этого шума тол-
пы зависит материальный успех дела и положение артиста. Поневоле
артист иначе относится к зрителю, чем его родичи по духу, поневоле
артистка снисходительнее к смелым посетителям театра, видя в них за-
чинщиков оценки ее таланта, могущих или одобрить или нагнать уны-
ние на нее в момент художественной работы.
Но и это еще не все. Художники — не актеры, они могут работать
в часы свободного подъема духа. Они могут отойти от стола, полотна
и инструмента, если душа их смущена или утомлена житейскими скор-
бями, не гармонирующими с задуманным делом. Они могут передох-
нуть и приступить снова к труду в любую минуту дня и ночи. Актер —
не то: ни в выборе пьесы, ни в часах отдыха и труда он не властен; когда
взвился занавес театральный, он должен быть тем, чем велит быть ему
роль, как бы ни были противоположно настроены струны его души...
Нет ни отсрочки, ни выбора. Любая природная мощь, любая нервно
счастливая организация расшатаются. Молодая женщина, как Виснов-
ская, игравшая чуть не ежедневно, утомленная и трудом, и своим внут
ренним разладом, не могла выдержать долго; она должна была в годы,
когда с ней встретился Бартенев, быть уже разбитой натурой. Такой она
и была. То не знающая отдыха работница, то ловкая кокетка, очаровы-
вающая одновременно нескольких, то мечтательница о семейном оча-
ге, то рабыня чужих страстей, то вдохновенная артистка, то стремяща-
яся сделать из своего искусства блестящую авантюру с целью добиться
прочного материального положения... В это время с ней в фойе театра
знакомится Бартенев. Знакомство это не могло произвести на нее глу-
бокого впечатления. Бартенев, как вы сами видите, не из тех, которым
суждены победы над представительницами прекрасного пола. Малень-
кий с обыкновенной, некрасивой внешностью, с несмелыми манера-
ми — что он ей? Другое дело она: красивая, блестящая артистка. Его
к ней повлечет, ее к нему едва ли.
Он делает ей визит, он повторяет его... То же делают многие. Виснов-
ская, как опытный вождь, вербующий армию, записывает его в ряды
своей партии и только поэтому открывает ему двери своего дома, не
чувствуя ни повода, ни побуждений отличать его визиты от других или
ждать их с нетерпением молодости и любви.
А он бывает все чаще и чаще... засиживается, робко теряется при
ее взгляде, теряет и тот ум, что ему дан. Куртизанка, падшая женщи-
на стала бы смеяться над этой любовной сентиментальностью и пошла
бы либо навстречу ей, если бы это входило в ее планы, либо прогнала
304
бы вздыхателя, мешающего ей жить, как ей хочется. Но Висновская не
куртизанка, не падшая женщина. Она понимает чувство Бартенева, ува-
жает его в нем. Она не может отвечать на него; служительница прекрас-
ного искусства, она не может и в области привязанностей остановить-
ся на чем-либо внешне не эстетическом; но глубина его привязанности
и не оскорблявшее ее даже намеком на что-либо грязное чувство моло-
дого человека льстит ей. Она его терпит и на его робкие речи отвечает
бессодержательными и привычными фразами кокетства, благо они во-
шли уже в характер, и довольна тем, что эти фразы утешают гусара, сво-
дят его с ума, греют его, может быть, не привыкшего к таким речам. Она
не ошиблась, Бартенев ездил к ней не с целью мимолетного успеха, он
предложил ей руку... Этим предложением она была польщена: гордость
и самолюбие ее нашли в нем — рядом со скорбными чувствами, что она
не дождалась лучшей, завиднейшей доли — и удовлетворение: ее ценят,
ее уважают, считают за счастье соединить ее руку со своей... И пото-
му-то это предложение так облегчило ее тяжелое состояние духа. В это
время уже стало замечаться ухудшение ее отношений к печати и к об-
ществу. Ей уже начали приходить в голову мысли о том, что рано или
поздно молодость должна неминуемо пройти, а талант, как бы он велик
ни был, вместе с молодостью может иссякнуть. В такое время, в такие
тяжелые минуты горьких испытаний, раздражения и сильного физи-
ческого и нравственного утомления всякое хорошее известие прини-
мается охотнее. Это и понятно. Ведь человек, который видит перед со-
бой смерть, хватается за указанный ему луч надежды, как за прочный
якорь спасения. Точно так же Висновская, не чувствуя любви к Барте-
неву, приняла его предложение с благодарностью, в этом предложении
она видела надежду на спасение. А Бартенев был серьезно намерен же-
ниться. Правда, он не говорил отцу о своем намерении, хотя и обещал
Висновской сделать это, но это еще нисколько не говорит против него.
Отец его строг, и он боялся его. Очень естественно, что, находясь в Вар-
шаве, он находился под влиянием Висновской, но как только он вышел
из-под этого влияния, как только выехал в отпуск к отцу, так тотчас
же, по мере удаления от Варшавы, его начал все более и более охваты-
вать страх перед грозным отцом. Ничего нет невероятного в том, что
отец Бартенева никогда не дал бы согласия сыну жениться на актрисе.
Наверное, и среди нас многие пришли бы в смущение, если бы сын ко-
го-либо из нас сказал, что он намерен вступить в брак с актрисой. Из-
вестно, что браков с актрисами избегают даже многие страстные люби-
тели искусства. Бартенев знал это и понимал прекрасно.
Он не забывал при этом, что между ним и Висновской существу-
ет племенная и религиозная рознь, которая должна послужить одним
305
из главных препятствий для того, чтобы получить от отца разрешение
на брак. Вот почему по приезде к отцу он ничего не говорил ему о сво-
ем намерении. Вместе с тем он ей писал, что отец не дает своего согла-
сия на брак. На первый взгляд такой поступок может показаться стран-
ным, но в сущности странного в нем нет ничего. Он просто не решился
сказать ей правду, потому что был влюблен в нее до безумия. У него не
хватило духу признаться ей в своей уверенности, что отец не дал бы ни
за что своего согласия и что просить этого разрешения он не решался:
все равно это был бы напрасный труд. Ему казалось, что если он будет
откровенен, если скажет всю правду, то она подумает, что он считает
ее не заслуживающей быть его женой и что самое предложение он де-
лал ей с задней мыслью, — словом, что и он такой же, как и все осталь-
ные. Прежде всего, он боялся этой правдой оскорбить ее, боялся, чтобы
она не отшатнулась от него и не удалила его от себя. Возвратившись от
отца, он не прекращает своих визитов к ней; он не перестает верить в ее
нравственную чистоту, считает ее святой, ставит ни во что слухи, кото-
рые втаптывают ее в грязь, и даже обижается на товарищей, если они
позволяют себе намеки на ее доступность. Он считает ее совершенно
неповинной в тех толках, которые распространяются о ней в обществе,
и всю вину сваливает на окружающих ее. Он любит ее и убежден, что
всю грязь, которой пачкают ее репутацию, он оставляет окружающим,
а ее чистая, незапятнанная натура остается на долю ему. Он приготовил
ее к мысли о том, что брак невозможен; но при этом он старался поста-
вить себя так, чтобы она могла смотреть на него не как на любовника,
а как на мужа, который не имел возможности дать фактическим отно-
шениям природы освящение религии не потому, что он этого не хочет,
но потому, что чужая воля мешает ему.
Если он хотел и требовал, чтобы она отдалась ему и принадлежа-
ла ему, то исключительно, как человеку, который питает к ней горя-
чую любовь. Да простит меня подсудимый, но я не верю, чтобы он имел
успех у женщин. Нам не известно до сих пор, чтобы у него в жизни был
какой-либо роман, а если, может быть, и был, то, вероятно, он мог по-
хвастать успехом только у женщин низшего разряда. Я думаю поэтому,
что роман с Висновской был первый серьезный роман в его жизни, где
он впервые увидал или, может быть, ему показалось, что им заинтере-
совалась умная и красивая женщина. Естественно, что он дорожил ее
вниманием к нему, ценил его высоко и был этим вниманием горд пе-
ред другими. Ему казалось, что их взаимная любовь не только не будет
компрометировать ее, но, наоборот, принесет ей даже пользу: из ее пе-
редней исчезнут люди, для которых безразлично, отвечает она им вза-
имностью или нет.
306
Он стремился к тому, чтобы устранить этих людей и освободить ее
них. Все это были лица, привыкшие к одним легким победам и пони-
мающие только быструю капитуляцию. Бартенев был среди них иной
человек, он признавал только одно — сдаться. Таково было отношение
Бартенева к Висновской. Охваченный отуманивавшей его страстью, он
млел, унижался перед ней; он забыл, что мужчина, встречаясь с женщи-
ной, должен быть верен себе, быть представителем силы, ума и спокой-
ствия, умеряя нетерпение, сдерживая воображение, помогая слабости
женщины. А он лишился критики и только рабски шел за ее действи-
тельной и кажущейся волей, губя себя и ее этой порывистостью испол-
нения. Висновская более, чем кто-либо другой, не годна была к роли
руководителя, нуждалась, наоборот, в контролирующей заботе о себе.
Ее сценическими эффектами воспитанная фантазия развила в ней при-
вычку переносить в действительную жизнь театральные формы: блеск,
бьющий в глаз наряд, трагические позы — она не оставляла и дома.
Оттуда же перенесла она в частную жизнь свою любовь к разговорам
о смерти. Ведь на сцене это так хорошо выходит, так обаятельно дей-
ствует на зрителя, так интересна бывает артистка, когда в роли Офе-
лии или Дездемоны, в цветах или вся в белом появляется она перед
зрителем, за несколько минут до своей смерти. А затем, утонувшая или
убитая, она по окончании пьесы под шум залы, вновь выходит и при-
нимает лавры и рукоплескания. Вот эту-то эффектную, театральную
смерть — не страшную, красивую любила Висновская и пугала ею сво-
его обожателя, драпируясь в знакомые фразы. А Бартенев именно это-
го-то и не понимал. Она была для него идеалом, и каждое слово ее он
принимал на веру, принимал серьезно, не обсуждая и проникаясь глу-
боким уважением. Мало-помалу она приучает его, и он проникается ее
идеями, он сам начинает думать и говорить о смерти и запасается яда-
ми и револьвером. Но он делает это не для эффекта, не для рисовки,
а серьезно. Он делается в ее руках полнейшим автоматом; он повину-
ется ей слепо. Она велит достать и принести яд — он исполняет. Она
требует револьвер — он приносит. Я убежден, что две помеченные сви-
детелями сцены с револьвером были плодом этого диссонанса в отно-
шениях к орудиям смерти Висновской и Бартенева. Она играла — он
жил. Разом приложил револьвер к своему виску и ждал команды, но
Висновская, довольная эффектом, удержала его, иначе он бы покон-
чил с собой. Довольно было одного слова: «Что будет со мной, когда
у меня, в квартире одинокой женщины, найдут самоубийцу». Другой
раз револьвер был приложен уже к ее виску. Случай этот знает Мишу-
га. Легко убедиться, что это было не нападение Бартенева на Виснов-
скую. Если бы это было так, то крик неожиданности и испуга привлек
307
бы к ней сидевшего в соседней комнате Мишугу; но мы знаем, что она
вышла к последнему с пистолетом в руках, и только некоторая блед-
ность ее говорила о том, что она взволнована.
Можно себе представить эту сцену так: в разговоре о смерти, в со-
тый раз повторяя свою любимую тему, Висновская сказала ему: «Если
любишь, убей меня и докажи любовь». Раб ее слов сейчас же поднял на
нее револьвер. Эта решимость взволновала ее, но так как она была вы-
звана ее приказом, а не была неожиданной выходкой, то Висновская
и не кричала, и не звала на помощь.
На этом кончим историю их отношений до 26 марта. Перейдем к это-
му дню, так как, по словам Бартенева, с этого дня их отношения суще-
ственно изменились. Так ли это? Есть серьезные данные, свидетельству-
ющие, что мы можем верить Бартеневу и в этом: 26 марта 1890 г. между
Бартеневым и Висновской происходит обмен колец. Бартенев говорит,
что в этот день она принадлежала ему. Свидетели нам говорят, что с это-
го дня их отношения стали нежнее и лучше. Свидетельница Штенгель
слышала разговор на «ты», и это «ты» имеет важное значение. Уже из
одного чувства стыдливости женщина никогда не скажет мужчине «ты»
при посторонних. Она начинает говорить так только наедине с ним, но
это становится привычкой и если при посторонних нечаянно прорвет-
ся это неосторожное «ты», то оно имеет многознаменательное значе-
ние, Правда, среди артистов принято говорить друг другу «ты», но ведь
Висновская сказала это слово не товарищу по сцене, не артисту, а Бар-
теневу. Однако есть предположение и противоположного свойства: го-
ворят, что до самого дня убийства Бартенев был чужим Висновской. По-
этому объяснение Бартенева нуждается еще в подкрепляющих данных;
оно нуждается в них и потому еще, что установка взгляда на этот мо-
мент важна для понимания момента самого преступления. Висновская,
по моему мнению, могла незаметно приучить себя к Бартеневу. Ведь
он один относился к ней с уважением, которого не было у других; он
так долго страдал; он, по словам его, ей сказанным, не по своей воле не
может быть ее мужем: он не на словах, а на деле готов был расстаться
с жизнью, если она не будет его подругой. Это дало место состраданию,
жалости к нему, а эти чувства часто с успехом заменяют то, которое она
не могла воспитать в себе. Различие этих чувств от любви — некоторая
снисходительность к предмету сожаления в противоположность ува-
жению, какое внушает тот, кто вселил любовь. А к этому нас и приво-
дит свидетельство Залесского, умевшего со всей тонкостью художника
подметить очень важные черты в отношениях Висновской и Бартене-
ва в период с 26 марта по день преступления: раз он заметил, что ска-
занная ему Висновской дата отъезда ее за границу совпала с датой, со-
308
общенной ему Бартеневым. Это навело его на мысль, что у Бартенева
и Висновской — общие интересы, общие планы на жизнь. Другой раз,
когда, по случаю какого-то литературного праздника, Залесский пред-
ложил и Висновской участие в обеде, она, по его словам, робко и сму-
щенно, как-то нежно и заискивающе спросила его: «А можно со мной
быть и моему гусарику»..., что убедило его, Залесского, что он ей не чу-
жой, не посторонний, а уже свой, близкий человек.
Приняв за доказанное, что отношения Висновской и Бартенева
с 26 марта и позднее стали близкими, я теперь перейду к изучению той
наклонной плоскости, по которой несчастные Висновская и Бартенев
шли к своей развязке.
Для Бартенева, полагавшего, что с момента близости отношений нач-
нутся для него золотые дни спокойствия, наступили, напротив, дни но-
вых и новых волнений. Чем-то холодным, нерадующим веяло от этой
близости. Игра на сцене уносила все силы Висновской; домой она прихо-
дила утомленная, недовольная действительным и кажущимся нераспо-
ложением прессы, действительными и мнимыми издевательствами над
ее романом со стороны закулисного мирка. В такие минуты Висновская,
если даже она была близка к Бартеневу, не могла успокоить его теплотой
отношений. Вечно задумчивая, вечно смотрящая куда-то мимо интере-
са момента, она нехотя отвечала на его ласки. Подымалась буря сомне-
ния, недоверия, буря тем ужаснее, что она имела объективное основание.
Тогда, теряя равновесие, Бартенев искал успокоение в вине и вечерин-
ках с имевшими вход в квартиру Висновской, находя в этом обществе
попеременно то пищу для своей ревнивой любознательности, то ласка-
ющие его темы разговоров. А Висновской, связавшей себя не любя, за-
путавшейся в противоречиях слов и чувств, теперь настояло придумать
средства отдалять и смягчать тяжелые минуты случившегося романа.
К этому моменту, вероятно, относится ее мысль о приготовлении особой
квартиры, которая успокоит Бартенева, а вместе даст повод сократить
его тяжелые визиты в ее дом, тяжелые — раз близости отношений, допу-
щенных Висновской, не соответствовало с ее стороны желание их.
Я сказал вам, что Висновская была разбитой натурой. Полагаю,
что это аксиома настоящего процесса. У таких натур нет цельности ни
в поступках, ни тем более — в проектах и мечтах. Поставляемые цели
и предпринимаемые ими средства, помимо неблагоприятных обстоя-
тельств, разбиваются о собственное взаимное противоречие.
Случилось то же и тут. Она сошлась, видя в этом исход одним неу-
дачам, и в то же время недовольна и наличным фактом, поэтому ищет
средства против него в уединенной квартире. Но в то же время недо-
вольная и всей суммой этих мер и тяготясь ими вообще, она мечтает
309
о поездке в Америку, как средстве выйти победоносно из настоящего
гнета. Но и об этой поездке у ней двоятся мечты: судя по свидетельству
Залесского, можно думать, что в часть этого плана был посвящен Бар-
тенев, собиравшийся в заграничный отпуск и мечтавший о службе при
посольстве; но рядом сформировался и другой план — поездкой покон-
чить с Бартеневым и, разорвав с ним, вернуться в Варшаву уже через
год, когда уляжется история и отвыкнут от нее прошлогодние поклон-
ники вместе с Бартеневым.
По всей вероятности, Бартенев кое-что узнал про второй план в тот
день, в который он прислал ей письмо и вещи, оставленные ею у него на
память (портреты, зонтик), вместе с ее записками.
Разрывая с Висновской всерьез или самообольщаясь в решительно-
сти своего поступка, оскорбленный тем, что, значит, над ним смеялись,
когда посылали его приискивать квартиру, отвлекая его доверчивую
натуру вымышленным опасением огласки связи в постоянной кварти-
ре покойной, Бартенев писал, что он покончит с собой. Угроза и обста-
новка ее, выразившаяся в отсылке всего, чем дорожил он, испугала Вис-
новскую. Мысль о том, что человек этот покончит из-за нее, что она
увлекла его так далеко и вдохнула в него такую пагубную страсть, пора-
зила ее. Она в полночь нанимает карету и едет к нему, чтобы не брать на
душу чужой жизни. Он жив, он выходит к ней, и она, сажая его в свой
экипаж, на этот раз словами, сказанными искренне взволнованным го-
лосом, рассеивает его сомнение и едет с ним посмотреть квартиру, куда
она, сегодня усталая, завтра непременно приедет, и они заживут, украд-
кой, общей жизнью.
От ревности не оставалось ничего... Завтра, если сегодняшнее обе-
щание не скажется обманом, опять вспыхнет сомнение, но до завтра он
по-своему счастлив и горд.
Завтра пришло, и наступил условный час. Висновская не обманула
его, а напротив, явилась с явным намерением исполнить его желания
и посещать эту квартиру. Она захватила с собой даже принадлежности
спального наряда (пеньюар). На ласки Бартенева она отвечала лаской.
Время проходило среди веселых разговоров и лакомого ужина. Соседи
не слыхали ни ссоры, ни спора, ни крика о помощи. Ничего не давало
повода вспыхнуть приступу ревнивого сомнения; напротив, делалось
все, что вырывает это сомнение. Если же, тем не менее, это свидание за-
кончилось убийством, которое, как грозный и неоспоримый факт, сто-
ит перед нами и требует своей опенки, то нужно понять его.
Ревность к Палицыну или из-за Палицына — вот первое предполо-
жение. Оно не выдерживает критики. Если бы Висновская интересо-
валась генералом и предпочитала его Бартеневу, она не запуталась бы
310
в своей истории: рассчитывая на силу и положение его, она не нужда-
лась бы заискивать и в Бартеневе.
Если бы Бартенев ревновал генерала Палицына и ненавидел его за
ухаживание за Висновской, смерть могла грозить генералу, а не Вис-
новской, особенно в минуты, когда она доказывала свое равнодушие
к генералу, если он и на самом деле ею интересовался.
Ревнивец может убить отталкивающую его женщину, это правда; но
в том-то и дело, что она только что полнее и, по-видимому, безогляднее
отдалась ему. Вчера она, чего не делала раньше, приехала к нему в ка-
зармы, ночью, подписывая, таким образом, приговор о себе, как гласной
подруге Бартенева; сегодня она у него в квартире... Все это разгоняло,
а не надвигало тучи сомнений у подсудимого.
Отсутствию мотива с его стороны соответствуют и внешние данные:
яд и орудия убийства везет тот, кому они нужны для задуманной цели.
Но мы не имеем ни одного сносного доказательства, что их принес Бар-
тенев. Наоборот, прислуга Висновской видела, что револьвер был за-
вернутым в сверток при уходе Висновской из дому; она уже узнала яды,
найденные в комнате убийства, как бывшие в руках Висновской. По-
пытка противопоставить свидетелей противоположного — не серьез-
на. Если портниха, к которой заезжала Висновская, ехав к месту своей
смерти, не видала у нее при входе и выходе из магазина свертка с ре-
вольвером, то не надо забывать, что сверток, не нужный для разговоров
с портнихой, мог быть оставлен у извозчика, с которым ехала к Барте-
неву покойная. Но зачем ядам и револьверу быть у Висновской и за-
чем ей везти их в общую квартиру? Конечно, не для убийства Бартене-
ва и не для самоубийства; у нее была иная причина и иной возможный
мотив. Вы знаете, что и Висновская, и Бартенев давно играли в смерть,
прежде чем один из них нашел настоящую. Смертью они испытывали
и пугали друг друга. Но Висновская еще не хотела настоящей, заправ-
ской смерти, и, когда поддавшийся ее настроению Бартенев хотел по-
кончить с собой, она оставила его револьвер у себя, как бы уничтожая
одну из вероятностей его расчета с жизнью. Накануне, когда он вновь
заговорил на тему, ею же в нем развитую, она остановила его, обещая
утехами жизни успокоить его.
Со своей стороны, отдавшийся ей до самозабвения Бартенев, при-
нимавший ее меланхолическую игру в смерть за твердую решимость,
тревожился за нее, особенно когда, подчиняясь ее воле, он сам же до-
стал ей ядов. Вот, порешив посетить таинственную квартиру и тем при-
вязать Бартенева к жизни, Висновская представила себе сцену, которая
должна выбросить у Бартенева мысль о смерти и обеспечить ее от при-
нятия на душу греха за чужую жизнь. Она несла ему его револьвер с це-
311
лью возвратить его и выразить уверенность, что теперь он будет жить,
ибо причины, наводящие на самоубийство, устранены. «Но ведь и он
будет требовать от меня доказательств, что я нашла в союзе с ним ин-
терес к жизни и изгнала мечты о смерти. Вот я отдам ему мои яды, как
доказательство, что наши невзгоды миновали».
Свидание участников драмы шло обычным путем бытовых сцен.
Они весело разговаривали, и она позволяла ему ласкать себя. Небога-
тая внутренними силами натура Бартенева вся ушла в самоуслаждение.
Ему казалось, что теперь нет никакого интереса, о котором можно бы
было думать и говорить, кроме взаимного обладания. В сотый раз пе-
реговаривал он ей избитые любовные темы и не понимал, как может ей
приходить на ум что-либо постороннее и чуждое интересам данной ми-
нуты. Но не то переживала Висновская. Не нося в сердце ничего к Бар-
теневу или только снисходительное сожаление, переходившее в при-
вычку к нему, как к своему человеку, нервно разбитая впечатлениями
прошлой ночи и излишествами настоящей, увлекаемая образами своей
фантазии в массу тяжелых ощущений не настоящими или грядущими,
а возможными только в будущем осложнениями своей жизни, Виснов-
ская незаметно дала иное настроение их свиданию.
Если она и порешила было помириться с положением тайной под-
руги Бартенева и связать с ним свою судьбу, то, думалось ей, не пове-
дет ли это к новым и новым несчастиям: сегодня он по-своему счастлив,
верит ей и верит в свою решимость рано или поздно дать ей свое имя
и положение, но пройдет несколько времени, привыкнет он к своему
новому положению, безвольный и слабый, он не найдет сил противоре-
чить отцу и не выйдет из того ложного положения, в которое ее сегод-
ня ставит. А там, успокоившись, он, может быть, иными глазами посмо-
трит на ее прошлые ошибки, иначе отнесется к ним и, как все, упреками
и угрозами отравит ее жизнь...
А между тем, что же она делает? Гласно — ведь недолго же на самом
деле продержится тайна их связи — разорвав со своими друзьями по
сцене и профессии, гласно предпочтя чужого своим, она приобретает
массу недругов и недоброжелателей. Сцена уходит от нее.
Уехать? Куда? В Америку? Но ведь не так легко добыть славу на
чужбине, не имея ни достаточных средств, ни достаточной подготовки.
Уехать с ним? Но он будет только обузой для нее, да и не на что ему ехать.
Не все из того, что она переживала, она ему сказала. На словах, по
вечной привычке ласкать словом своего поклонника, она выдвигала
другую тему. Она говорила о том, что жизнь ее полна страданий, ибо
то, что дается другим легко, ей достается путем страшных жертв. «Вот
я собираюсь далеко. Не думаешь ли, что мне это так и дается? — Нет,
312
мою свободу мне уступают дорогой ценой. Тот, кто меня отпускает, тре-
бует, чтобы я две недели прогостила у него в деревне».
Зачем она это говорила и искренно ли жаловалась на то, о чем го-
ворила — ее дело. Не хочу догадываться о цели этих слов, но могу себе
представить след, который они оставили во впечатлительном к слову
Висновской Бартеневе.
И вот оба неудачника, оба изломанные жизнью или ошибками вос-
питания, они начинают поддаваться влиянию любимой темы своих
прошлых свиданий, один другого опьяняя мечтами вслух о могиль-
ном покое, о прекращении земных страданий и бесцельности жизни,
о мрачном будущем их общей судьбы.
Не забудьте, что все это говорится в чаду винных паров и в утомле-
нии эксцессами чувственных отношений.
Игра в смерть перешла в грозную действительность. Они готовятся
к смерти, они пишут записки, кончая расчетом с жизнью. Мое дело до-
казать, что эти записки не результат насилия одного над другим, а след-
ствие обоюдного сознания, что с жизнью надо покончить. Но прежде
всего не забудем, что в желудке покойной найден опиум и констатиро-
ваны следы употребления хлороформа.
Можно насильно застрелить, удушить или утопить, но насильно от-
равить, не вызывая у жертвы крика протеста, попыток борьбы — нель-
зя. Отрава — убийство тайное: ее дают обманом жертве, если она не
хочет добровольной смерти. Вы знаете, что ни призыва на помощь со
стороны Висновской, ни следов борьбы за жизнь с ее стороны не кон-
статировано.
Записки, оставленные покойной и восстановленные из лоскутов,
найденных в комнате, где произошло убийство, и сравнение их с запис
ками, писанными Бартеневым, доказывают не насилие, а сговор Барте-
нева и Висновской к обоюдной смерти.
Вопреки мнению экспертов, я думаю, что оставшаяся целой записка
писана позднее разорванных, что, следовательно, уничтожение послед-
них — дело рук покойной.
Единственное соображение экспертизы основано на том факте, не-
сомненно верном, что записка целая писана хорошо очинённым каран-
дашом, а уничтоженная — в порядке, указанном в акте осмотра — ка-
рандашом, постепенно исписывавшимся.
Но, имея с собой перочинный нож или ножи для ужина, Бартенев
и Висновская могли начать писать исписанным карандашом и почи-
нить его, когда он отказался далее служить им.
Моя собственная экспертиза, думается мне, вернее: она основана на
изучении текста. За исключением записки к Палицыну о деньгах. Про-
313
чие записки Висновской писаны к одному и тому же лицу и об одном
и том же. Все они начинаются словами «человек этот» или заключают
эту фразу в тексте. Во всех прощание с матерью и искусством и отсут-
ствие какого-либо специального содержания, различающего их одну
от другой и указывающего на особые цели каждой записки. Это одна
и та же записка в неудачных редакциях, уничтоженная ради последней,
удовлетворившей пишущую. Ясно, что чего-то добивалась покойная от
себя, чем-то была озабочена, не находя долго подходящего выражения
для предложенной цели.
Цель эту нам раскрыла одна подробность, здесь обнаруженная на
суде. Покойную, говорят нам, не предали земле с последними обряда-
ми церкви. Это глубоко печалит ее неутешную мать. Позволю себе до-
гадку: покойная любила мать и даже в минуты смерти, приготовленной,
по недостатку данных, неподдающимися удовлетворительному анали-
зу припадками обоюдного разочарования жизнью, помнила о ней. Ее
записки к Палицыну — посильная забота о материальных нуждах ста-
рушки, ее другие записки — попытка обставить свою смерть такими
подробностями, чтобы истинная форма ее не обнаружилась и не дала
повода заподозрить самоубийство или согласие на расчет с жизнью.
Тогда ее похоронят, и ей по смерти и пережившей ее матери не будет
тяжело.
Вот, добиваясь удовлетворительной редакции своего последнего
слова, редакции, замаскировывающей ее согласие на смерть, рвала Вис-
новская неудачные записки, пока не остановилась на последней.
Что во время писания этих записок над ней не стоял человек, жела-
ющий только ее смерти, а рядом с ней сводил счеты своей жизни, это
ясно из слов его записок. Подобно ей, он писал к родным и друзьям, по-
добно ей, и он просил о последнем долге христианском, умоляя не ви-
деть в нем самоубийцы и убийцы и высказывая упрек тем, кто не хотел
его счастья.
Что над ней стоял не убийца, который уйдет, как только покончит
с ней, а подобный ей неудачник, долженствующий тут же рядом с ней
умереть, она не сомневалась. Во всех ее записках и помину нет об име-
ни или фамилии Бартенева. Она называет его просто «этот человек»,
предполагая, что нет надобности указывать убийцу, ибо он будет тут
же, рядом с ней покоиться, не признавая жизни без нее.
Что эти Бартеневские записки — не измышление с целью спасти
себя, что разорванные записки Висновской разорваны не им с той же
целью — это ясно. Желай Бартенев уничтожить вредные для него за-
писки, то раз у него не хватило духа около трупа когда-то для него ин-
тересной женщины заниматься выбором документа, наиболее подходя-
314
щего к его цели самозащиты, неужели не сообразил бы он, что, вместо
того, чтобы неудобные записки рвать в клочки и тут же кидать, у него
в распоряжении лучшее средство: взять их с собой и бросить, разорвав
в клочки, на улице. Ведь Варшава велика, и не станут же подбирать все
бумажные клочки, валяющиеся на улицах города.
Говорят, что Бартеневские записки вымышлены, ибо одна из них —
к отцу — упрекает последнего в том, в чем он даже и не виноват. Барте-
нев ведь с отцом о браке не говорил, отказа не получал, а следователь-
но, и упрекать отца ему не приходилось.
Правда, сын не говорил отцу о браке, потому что не мог рассчиты-
вать на его согласие. Вероятно, во всем складе отношений отца к сыну,
может быть, в его суровости или неуступчивости лежала причина бояз-
ни сына говорить с отцом на такую тему, и вот в последнем письме сын
бросал отцу упрек за тот образ отношений, который делал невозмож-
ным со стороны сына даже попытку к просьбе о браке по его личной
склонности, а не по одобрению отца.
Отчего же он, покончив с Висновской, сам остался жив? Да: это тя-
желое обстоятельство в деле, лишающее подсудимого того сострада-
ния, в каком мы не отказываем памяти несчастных убийц из-за любви,
когда они тут же произносят над собой смертный приговор. Обвине-
ние в трусости напрашивается на язык. Но едва ли это так. Живя среди
сверстников, подобно ему избравших своей профессией военное дело,
дыша воздухом, в котором нет места боязни смерти, где готовность
в необходимые минуты жертвовать своей жизнью — долг, с которым не
спорят, Бартенев не мог быть трусом.
Иначе объясняю себе я то, что он остался живым. Бартенев весь
ушел в Висновскую. Она была его жизнью, его волей, его законом. Вели
она, он пожертвует жизнью, лишь бы она своими хорошими и ласкаю-
щими глазами смотрела на него в минуту его самопожертвования. Но
она велела ему убить ее прежде, чем убить себя. Он исполнил страш-
ный приказ. Но едва этот дорогой для него образ закрылся, едва пе-
чать смерти навсегда сомкнула ее глаза, в которые он так любил гля-
деть и догадываться о желаниях, их одушевляющих, чтобы поспешить
исполнить их, он потерялся: хозяина его души не стало, не было больше
той живой силы, которая по своему произволу могла толкать его на до-
брое и на злое, на отчаянный подвиг и на робкое молчание.
Что было потом, мы не знаем того. Сколько продолжался столбняк
ужаса, когда он увидел, что он сделал, определить трудно. Но только не
заботой о своем спасении был занят несчастный Бартенев. Не ненави-
стью, а какой-то нежностью звучали его слова, когда он сказал товари-
щу: «Я убил Маню».
315
Дальнейшее общеизвестно. Бартенев заявил о своем преступлении
без всякой попытки избежать кары. Его показание, прочитанное здесь,
дано без всяких советов или убеждения со стороны власти. Его он под-
твердил и здесь, на суде. Можно относиться к тому или другому его
объяснению, но нельзя уличить его даже в малейшей неправде расска-
за. Он — преступник, но он не призвал лжи на помощь к себе. Престу-
пление его велико. О невменении зла в вину он не помышляет. Но было
бы жестоко думать о том, как бы тяжелее и суровее применить к нему
карающее слово закона. Было бы ошибкой думать, что в суровости за-
дачи карающего правосудия и суровостью судья приближается к наме-
рениям законодателя. Нет, слово закона напоминает угрозы матери де-
тям. Пока нет вины, она обещает жесткие меры непокорному сыну, но
едва настанет необходимость наказания, любовь материнского сердца
ищет всякого повода смягчить необходимую меру казни.
Еще не было примера, чтобы судье дозволялось, не удовлетворяясь
указанными карами, просить об увеличении наказания. Но если осо-
бые обстоятельства дела возбуждают чувство сожаления к подсудимо-
му, если обстановка преступления указывает на плетеницу зла и несча-
стия в ошибках, приведших подсудимого к преступлению, то возможно
смягчение наказания.
В данных настоящего дела много этих смягчающих мотивов. Мно-
гие из них имеют за себя не только фактические, но даже и юридиче-
ские основания. Если не точная буква закона, то либо цели его, либо
мнения сведущих в праве людей, либо опыт чужих законодательств
и подмеченная неполнота нашего права говорят о возможности ме-
нее сурового приговора. Мой товарищ по защите представит в кратком
очерке доводы в этом направлении. Я, как вы слышали, ограничился
данными бытовой стороны дела, я говорил о тех пережитых Бартене-
вым моментах, которые разделяют вину преступления между ним и его
жертвой. О, если бы мертвые могли подавать голос по делам их касаю-
щимся, я отдал бы дело Бартенева на суд Висновской. Впрочем, остав-
ленные ею записки отчасти свидетельствуют об ее взгляде на роковую
развязку. «Человек этот, убивая меня, поступает справедливо, он пра-
восудие», — писала она. Я не хочу видеть в этих словах голос правдивой
нравственной оценки занимающего нас события: Висновская не дорос-
ла до роли учителя морали.
Но я хочу убедить вас собственными словами покойной, что она
считала себя глубоко виновной перед Бартеневым, а это сознание — ос-
нование между многими другими к пощаде подсудимого, так как убий-
цы не исключены из категории лиц, относительно которых допустимо
снисхождение.
316
Вот и все, что я мог сказать за Бартенева. Обвинитель согласится
со мной, что я был прав, сказав, что между нами нет непримиримых
противоречий. Он требует справедливого приговора, — я напоминаю
и ходатайствую о сочетании в нем правды с милосердием, долга судьи
с прекрасными обязанностями чловеколюбия.
***
Бартенев был разжалован в рядовые.
1
[Электронный ресурс]. URL: http://forlawyer.com.ua/index.php?newsid=861
317
29 коп. Исполнительный лист был передан приставу для взыскания.
Однако, когда пристав приехал для производства описи, крестьяне его
не допустили к ее производству и заявили, что управляющий вновь их
обманул, так как по этому листу ими деньги уже уплачены. Через не-
сколько дней пристав вновь вернулся для производства взыскания, од-
нако на этот раз уже в сопровождении солдат. Навстречу ему вышли
женщины села Люторич, которые отказались добровольно исполнить
решение о взыскании и просили не приводить его в действие до тех пор,
пока не возвратятся мужчины, которые все вместе пошли в имение гра-
фа просить его о справедливости.
Пристав не пожелал ожидать возвращения мужчин и приступил
к делу. Видя безуспешность просьб, толпа крестьян, не допуская при-
става к деревне и доведенная до отчаяния, набросилась на волостного
старшину и стала оттаскивать его в сторону, нанося ему при этом по-
бои. Когда на помощь старшине бросились солдаты, крестьяне схвати-
ли и их и не отпускали до тех пор, пока пристав не вынужден был отка-
заться от производства на этот раз описи.
Через день в село прибыла уже рота солдат, под наблюдением кото-
рой все формальности по описи имущества были произведены.
В связи с тем, что дело это получило широкую огласку, возможно-
сти расправиться с крестьянами за неповиновение без суда были упу-
щены, и крестьяне были преданы суду. За ходом процесса следила вся
Россия. Под давлением передового общественного мнения суд вынуж-
ден был вынести крестьянам сравнительно мягкий приговор. Трое кре-
стьян были присуждены к тюремному заключению, один — к штрафу,
а в случае несостоятельности — к аресту, остальные — оправданы.
Дело слушалось 17 декабря 1880 г. в московской судебной пала-
те с участием сословных представителей. Защищал всех подсудимых
Ф.Н. Плевако.
318
усадеб», где противоестественный союз именитого русского боярина
с остзейским мажордомом из года в год, капля по капле, обессиливал
свободу русского мужика и, обессилив, овладел ею в свою пользу.
Всякая чуткая душа, всякая пробужденная совесть слышит, требует
его от меня, если я обойду его. И я призываю вас благосклонно выслу-
шать мое слово в этом направлении.
Не думайте, что я уклонюсь в сторону от целей правильно понятой
защиты; не бойтесь, что увлекусь публицистическим интересом пред-
ложенного вашему суду дела, перейду пределы судебного диспута.
Чувство меры удержит меня. Оно внушает мне, что 34 подсуди-
мых, — да и не 34, а один человек, — могут требовать, чтобы я не делал
из их спины той площадки, на которой просторно можно разгуливать
и декламировать темы из области общественных вопросов, оставив
на произвол судьбы то, что должно всецело овладеть моими сила-
ми, — заботу о будущности подсудимых, заботу о том, чтобы отклонить
или умалить удары, направленные на головы этих несчастных грозой
карающего закона.
И я глубоко убежден, — и вы мое убеждение разделите, — что в на-
стоящем деле история возникновения событий 3 и 5 мая имеет глубо-
кие корни в прошлом; что бытовой очерк дела осветит его в настоящем
свете, выведет наружу действительные, но в глубине скрывшиеся при-
чины, мощные, неотвратимые, наличность которых меняет точку зре-
ния и на событие, и на доказательства, и на объяснения его.
Ведь можно счесть за твердо установленное положение, что кре-
стьяне, заявившие 22 апреля, 3 и 5 мая, что они к описи не допустят,
постоянно говорили, что они ничего не должны и никакого судебного
решения о взыскании не знают.
Раз у них было такое убеждение, раз, по их словам, к ним, как снег
на голову, свалился исполнительный лист, вручаемый им приставом, то
для доказательства этого положения мы должны изучить отношения
крестьян ко взыскателям — к немцу-управляющему и к графу Бобрин-
скому. Только там вскроются нам факты, которые убедят нас, что кре-
стьяне могли себя считать не в долгу; там увидим данные, убеждающие
нас, что крестьяне не могли знать ни договоров, ни решений, против
них постановляемых, что они могли не верить сообщенному им приста-
вом сведению о взыскании и думать, что их протест есть протест прав-
ды против вопиющего неправосудия.
Изучим бытовые факты дела.
В Епифани почти половина земель — вотчина графа Бобринского.
Особенность этого имения, не встречающая себе соперничества в гу-
бернии, это — ничтожный надел, нищенский, как его обзывают в ли-
319
тературе, «кошачий» — по меткому выражению голодающего остроу-
мия.
Крестьяне не могут жить наделом: работа на стороне и на полях по-
мещика для них неизбежна, к ней они тяготеют, не как вольно догова-
ривающиеся, а как невольно принуждаемые, — а в этом идея и смысл
системы, практикуемой управляющим графских имений.
Конечно, наделы в имениях графа согласны с буквой закона; тре-
бовать от него большего во имя идеального права нельзя. Для тех лю-
дей, которые не знают долга выше предписанного законом, которые не
чуют, что закон — это минимум правды, над которой высится иной иде-
ал, иной долг, внятный только нравственному чувству, — для тех людей
факт данного надела — факт безупречный, полная мера обязанностей
графа к крестьянам, чуждая всякого захвата и вреда.
И мы не станем осуждать de jure графа Бобринского. Мы уясним
пока, что же вышло из этой полуголодной свободы.
Родилась необходимость вечно одолжаться у помещика землей для
обработки, вечно искать у него заработка, ссужаться семенами для об-
семенения полей. Постоянные долги, благодаря приемам управления,
росли и затягивали крестьян: кредитор властвовал над должником
и закабалял его работой на себя, работой за неплатеж из года в год на-
коплявшейся неустойки.
В этом положении, где кредитор властвовал, а должник задыхался,
уже не было и помину о добровольном соглашении. Чудовищные кон-
тракты и решения доказывают, что управление не соглашалось, а пред-
писывало условия; вечно кабальные мужики тоже не соглашались,
а молча надевали петлю, чем и завершались и вступали в силу свобод-
ные гражданские сделки крестьян с их бывшим владельцем.
Не хочется думать, чтобы текст договоров, нами оглашенных на
следствии, измышлялся в кабинете графа, а не в конторе немца Фи-
шера. Зная графа Бобринского, как москвича, предводителя здешне-
го дворянства, тщетно защищал я мысль, что эти неустойки от 50 до
100 процентов на сумму долга, просроченного семь дней, эти условия
на землю, отбирающие ее назад с семенами, урожаем и работой, если
среди обыденного за это время безденежья не уплатит долга крестья-
нин-арендатор и прочее и прочее, — неведомы ему, чужды ему и без со-
гласия его придуманы бессердечным управляющим.
Десять лет, из года в год, идут они — одинаковые, разорительные,
бесчеловечные условия, и граф не знает их!..
Нет, защитить эту мысль — задача выше моих сил. Нельзя десять
лет не знать, что за малейшую неисправность одного подвергнут штра-
фу в мою пользу целую общину, нельзя не видеть, что в книги экономии
320
ежегодно вносятся тысячи рублей неустоек, собранные из нищенских
копеек, взысканные с крестьянства, — нельзя, нельзя...
Тут вина не кончается человеком, пишущим договоры и требующим
по ним, каким является всегда Фишер. Нет, чувство, различающее до-
бро и зло, ясно и вразумительно судит о тех, кто мог, но не хотел поло-
жить конец подобному злу.
Я не фразы говорю. Каждое слово мое документально основано.
Редкая готовность епифанского съезда мировых судей, выдавшего
мне сведения о деятельности мирового судьи Голикова, присуждав-
шего с 1866 по 1877 год Фишеру и экономии графа Бобринского дол-
ги и неустойки, — дала мне возможность представить вам опись дел —
свыше 350.
Из этой описи вы видите, что количество дел в год достигало 54. По-
годно и по суммам мы получаем такие итоги: в 1866 году Фишер предъ-
являет всего 2 дела — на 150 рублей; на следующий год — уже 7 дел,
и взыскано долгу и неустойки 1542 рубля; в 1869 году — 5 дел и 103 руб
ля; в 1870 году разыгрывается аппетит Фишера, и он учиняет 51 дело
и получает 9937 рублей; в 1871 — 54 дела и 13 032 рубля; в 1872 — 28 дел
и 7858 рублей взыскания. В 1873 году настало затишье — рука бьющего
устала и учинила только 5 дел и только 1309 рублей взыскано.
Но мир был недолог. Со следующим годом вспыхнуло новое гоне-
ние: 20 дел и 6588 рублей в 1874 году; 12 090 рублей и 56 дел в 1875;
в 1876 году — 50 дел и 14 942 рубля; в 1877 году — 38 дел и 11 026 руб
лей.
Я прошу вас перелистать предъявленный документ. Иски неусто-
ек по 30 процентов, по 50 процентов, по 100 процентов за долг мель-
кают перед глазами. Неустойки в 300 и 500 рублей — целыми десят-
ками. А прочтите договор: полная неустойка за неуплату малой доли
долга. Прочтите дело № 143 за 1870 год — ищут долг и неустойку, кре-
стьяне несут деньги судье. Деньги приняты, получены, а на неустой-
ку в 50 процентов все-таки взят исполнительный лист. Прочтите дело
№ 158 — ужасный, отвратительный договор: в случае просрочки —
изба, корова, лошадь и все, что сыщется в избе, поступает в неустойку.
Присуждаются иски по удостоверениям волостного правления. При-
суждено по удостоверению, данному волостным правлением!
Но довольно! Надо много терпения, чтобы читать эти ростовщиче-
ские фантазии, которым давал значение и силу судья, живущий в наше
время и творящий суд по уставам 20 ноября.
Стыдно за время, в которое живут и действуют подобные люди!
Пересмотрите, судьи, сами этот документ. Дайте значение этим про-
грессивно увеличивающимся неустойкам, от 100 до 500 рублей. При-
321
мите во внимание красноречивый факт, что неустойки взыскиваются,
а новые долги все образуются. Значит, тяжело житье крестьян в име-
ниях, вверенных графом Бобринским немцу Фишеру. Значит, захлест-
нула их мертвая петля, если они видят, как с них тянут неустойку, ко-
торой позавидует любой закладчик, а они платят, должают и все-таки
опять берут.
Представьте же себе эту печальную экономическую историю.
Не трудно увидеть, что постоянное нарастание неустоек сбило с тол-
ку крестьян. Не трудно понять, до чего они дошли, когда, по свидетель-
ству Писарева, приняли условия на обработку полей целой деревней за
присужденную неустойку. Не трудно понять, как росли эти неустойки
неведомо для деревни, как в волостном правлении в 1877 году под № 17
вынесен приговор, уполномочивающий двух мужиков и впредь подпи-
сывать всякие условия о неустойках. Думаю я, что в Люторичах жизнь
после реформы была во стократ тяжелее дореформенного рабства. До
19 февраля управляющий берег мужика, как берег всякую хозяйскую
вещь, внесенную в инвентарь. Эгоистический расчет имел личиною че-
ловеколюбие.
Но настал день воли, подорвались эгоистические основания беречь
своего раба, и личина сброшена. Из мужика выбиралось все, что мож-
но выбрать. А не вынесет, умрет — что за дело. На пустое место найдет-
ся новый полуголодный, — лишь бы десница Фишера не уставала жать,
где не сеяла.
Сбился с толку люторический мужик в этом омуте счетов и сборов,
и не мудрено, что заспорил.
Впрочем, спору его против исполнительного листа, подкрепленного
заемными письмами, судебное следствие дало такие веские аргументы,
что всякому сомнению в добросовестном убеждении, что долг уплачен,
нет места.
Между заемными письмами есть одно в 1000 рублей, сроком по все-
цело с процентами: искали всю сумму. А вот на следствии мы предъя-
вили две расписки: из них видно, что признаваемый Фишером за его
кассира Карнеев принял в уплату по этому заемному письму, до подачи
еще иска, свыше 500 рублей. Фишер искал вновь полную 1000 рублей.
Взыскание во второй раз именуется тяжким и гнусным поступком в на-
шем Уложении.
С беззастенчивостью, достойной удивления, немец-управляющий
объяснил здесь, что эти расписки ошибочны, а поэтому он записал
уплату, полученную Карнеевым. В 1876 году. Мало ли какие коммента-
рии к русской записке приплетет его немецкое остроумие. Кто дал ему
право своевольно игнорировать расписку, данную в уплату? Я отрицаю
322
этот комментарий, лишенный смысла, и смело, чтобы он слышал, гово-
рю здесь: Фишер искал вторые деньги; он совершал противозаконное
деяние против люторических крестьян.
Раз есть эти расписки, случайно уцелевшие у нас, раз Фишер, имея
их, искал долг вполне, то есть скрыл уплату, публично искал не долж-
ного, — получают вес хотя частью доказанные показания обвиняемых,
что они долг весь уплатили, и лишаются веры слова Фишера, что ему
были должны все искомое. Он обличен в неправде, ему верить нельзя.
Ложность долга доказывается и таинственностью иска. Решение заоч-
ное. Крестьян на суде не было. Отзыва не подано. Старшина не мог объ-
яснить, оповещали ли крестьян о поданном иске, оповещалась ли им
копия решения. Между тем, если крестьяне решились сопротивляться
описи, убежденные в правоте, то не естественным ли предположением
было бы то, что они боролись бы с иском и в форме более законной, на
суде, предъявили бы там платежные расписки. Но этого не было, ибо
о деле от них таили, а суд ввели в заблуждение распиской одного из
крестьян, кажется, старшины...
Но не только мужик-простак, но и юрист найдет основание дока-
зать, что долг в 5200 рублей по трем заемным письмам был погашен.
Вы знаете, что Фишер здесь сознался, что многие договоры, а в том
числе и долг по заемным письмам, хотя были написаны на его имя, но
были долгами самому владельцу. Он сознался, что его заемные письма
на 5200 рублей и долг Бобринского в 5600 рублей, об отработке которо-
го натурой составлен договор в 1878 году, — одно и то же.
В 1878 году составлен договор. Долг в 5200 рублей уже фигуриру-
ет в цифре 6600 рублей и раскладывается на шесть лет работ. Значит,
в это время крестьяне, подписавшиеся здесь в получении денег, а на са-
мом деле их не получившие, вступили в новый договор, взамен прежне-
го долга. Это сделал и Фишер. Значит, заемные письма были уплачены
путем novatio obligationus замены одного долга другим.
Вдруг вздумалось Фишеру, — и он оплаченные заемные письма
предъявил ко взысканию. По ним едут взыскивать. Не мужик, а всякий
юрист завопил бы, что его грабят, совершают преступление. А если его
к тому же и на суд не вызывали, он подумает, что здесь мистификация,
повторение рогожской истории со староверческой кассой.
Фишер ссылается, что последующий договор уничтожен. Но бла-
говолите прочесть, когда он уничтожен. Сомнительно, чтобы с унич-
тожением без оговорки восстановлялась сила им погашенных обяза-
тельств, а еще менее доказано, чтобы крестьяне знали об уничтожении
этого условия, а потому понятно, что они роптали и волновались, видя,
что с них берут не должное.
323
Сомнительность долга и его более чем сомнительная нравственная
подкладка — ясны.
Посмотрите теперь, что же действительно сделали крестьяне дерев-
ни Люторич в борьбе с неправдой.
Первый день преступления — 22 апреля.
Сходу объявлено о взыскании. Сход говорит, что долга нет и пото-
му к описи допускать не следует. Никакого сопротивления не сдела-
но. Пристав уехал по заявлению Фишера. Тут, очевидно, преступле-
ния нет.
Частное лицо, получившее повестку о неправильном взыскании,
имеет право думать само собой о незаконности иска и соображать,
нельзя ли опротестовать опись.
Деревенская община — юридическое лицо. Она думает на сходке,
и, по условиям юридического лица, она иначе не может думать, как
вслух и речами. Сильные голоса того и другого на сходке — это рельеф-
ные мысли думающей юридической личности; здесь пользование сво-
им правом, здесь нет преступления.
Если же 22 апреля не было преступления, а было полное законное
пользование своими правами, была сходка крестьянского мира, об-
суждавшего свои дела, то те или другие мнения, высказанные здесь,
те или другие громче и внятнее выраженные мысли не могли сделать-
ся преступными оттого только, что за 22 апреля последовали майские
дни.
Суду вашему подлежат только эти последние, к изучению которых
мы и переходим.
3 мая, по заявлению Фишера, прибыл вновь к описи имущества
судебный пристав. Но он был уже не один. Его сопровождала поли-
ция в количестве, внушающем уважение. Исправник, становой шли
рядом, человек двадцать десятских, человек десять урядников, — сло-
вом сказать, тут были представители полиции старой и новейшей
формации.
Но мужики не вышли к ним навстречу. Где они? Всем миром, за
исключением старых да малых, они до свету ушли в сельцо Бобрики,
к графу, просить его о милости, о неразорении.
Детски наивные, простоватые, они надеялись слезами умилости-
вить взыскателя.
Напрасное мечтание!
Им обещана одна милость: им сказано, что, благодаря своему поло-
жению и влиянию, к ним пришлют подарок... в тысячу солдат.
И сдержано было джентльменское слово: не долго, всего два дня
прошло, как деревня Люторич дождалась барского пожалования!
324
Пока на пороге графского дома люторовцы ждали, когда примет их
барин, к судебному приставу вышли одни бабы, да старые и малые му-
жики, оставшиеся в деревне.
Начались просьбы — понятно, о чем: они просили подождать, пока
придут сами мужья и братья, придут с милостью да с барским ласко-
вым словом.
На просьбы их нет ответа: пристав идет без хозяев в дома начать
опись.
Вдали показался скачущий всадник, — то посол от крестьян; при-
слали его сказать, что надо подождать с описью, пока они придут, а они
сами — замешкались: барин еще спит и не выходит к ним выслушать их
просьбу...
Тщетно, пристав идет делать свое дело.
В толпе начинается шум: одни плачут, другие просят. Все сливается
в музыку скорби и ропота.
Но пристав, по словам его, лично к себе не видел ни одного оскор-
бления, ни одной брани.
Если же среди шумящего люда и раздавались бранные слова, то не
судите за это строго: бранное слово — это междометие народного языка,
без него не обходится не только ссора, но и веселые, задушевные речи.
Я думаю, что и первые любовные ласки деревенского парня со своей
возлюбленной не обойдутся без крепкого словца.
Ваше внимание должно остановиться на утверждаемом здесь факте
оскорбления старшины.
Прошу вас припомнить, что старшина — сельчанин той же деревни.
Он одновременно и некоторая власть, а вместе и свой человек, родня,
сосед обвиняемых. Как старшина, он мог принять за всех повестку, быть
представителем юридического лица — деревни. В его показаниях есть
места, из которых видно, что он, и никто, кроме него, повинен в том, что
повестка о вызове в суд была принята, а крестьяне не знали ни о суде,
ни о решении. Он один настаивал на том, что крестьяне должны: но
вместе с тем в его доме, в ожидании возврата крестьян из села Бобрик,
не в меру другим, опись не производилась.
Не мудрено, что крестьяне смотрели на него, как на ренегата, про-
давшего и разорившего их, и боялись, что своими, в качестве предста-
вителя деревни, действиями он свяжет их и здесь, опять приняв по-
вестку, сделает для них обязательными и непоправимыми все действия
пристава.
Крестьяне мешали ему быть их представителем, когда они сами хо-
тят вступить в спор со взыскателем. Вот смысл удерживания, хватания
его за руки и т. п.
325
Обвинение было направлено к тому, чтобы признать старшину вла-
стью, совместно с приставом приводившей в исполнение судебное ре-
шение и в этой должности получившей оскорбление.
Я допрашивал, были ли приглашены старшина и староста приста-
вом и исправником? Ответы даны отрицательные и уклончивые. Если
же старшина или староста явились не по призыву, а случайно по своей
воле и на них не было возложено никакой доли в исполнение решения,
то вопрос меняется.
Представьте себе, что пристав суда взял с собой для исполнения ре-
шения десять курьеров. Оскорбление одного из них во время исполне-
ния решения — преступное сопротивление.
Но если он взял девять, а десятый, мимо проходя, увидал товари-
щей, зашел самовольно, вступил в дело, начал хозяйничать и был бы
оскорблен — здесь сопротивлению места нет: он не орудие исполнения,
он не связан с приставом путем призыва или распоряжения в одно це-
лое, в организм власти, приводящей решение в исполнение.
А старшина был в такой роли — случайно находившегося на месте
человека, а не власти. Крестьяне, не знавшие ни пристава, ни полиции
боялись одного, — что старшина продаст их, и не пускали его представ-
лять деревню.
Замечательно, что и 5 мая, когда вошли войска, ни войско, ни при-
став, ни полиция оскорблены не были, но крестьяне держали за руки
кандидата на сельского старосту — одного из подсудимых, прося его не
быть представителем деревни.
Мне могут возразить, что старшина и староста и без приглашения
судебного пристава имели официальное значение при приведении ре-
шения в исполнение, что они были нужны для указания имущества
должников и решения вопроса о том, не скрыто ли что-нибудь.
Глубокая ошибка! Исполнялось решение гражданского суда, а по
Уставу Гражданского судопроизводства при таком исполнении дело
взыскателя указывать имущество: за властью посылается, когда двери
заперты, сундуки замкнуты, а розыски скрытого вне селения не входят
в обязанность ни пристава, ни полиции.
Итак, я думаю, что оскорбление старшины здесь не имело места
в смысле сопротивления власти, исполняющей решение суда.
Перейду к другому преступному деянию — к склонению крестьян
села Люторич не допускать пристава до описи. Дело это приписывает-
ся нескольким подсудимым, громче всех об этом говорившим на дере-
венских сходах.
Согласитесь со мной, что мы должны считать только тогда возмож-
ным удостоверить существование факта, доказываемого не абсолютно
326
верными доказательствами, когда природа факта не допускает или об-
стоятельства устранили лучшие и абсолютные доказательства. Но ког-
да они, абсолютные доказательства, существовали, но их обошли и вы-
двинули только вероятные, тогда вера в факт падает.
Между тем в деревне Люторич до 700 жителей: они все отказались
допустить опись: они все, судя по ныне мною представленному приго-
вору, считают себя беззаконно разоренными Фишером. Вот кого или из
числа которых и следовало бы спросить: кто вас подготовлял не допу-
скать к описи?
Они могли сказать, нуждались ли они в подстрекательстве или на-
болела у них эта мысль сама собой. А их не спросили, и на мимолетных
плохо вяжущихся между собой впечатлениях урядников и полиции по-
строили тяжелое обвинение.
Не верьте ему, господа судьи!
Но подстрекатели были. Я нашел их и с головой выдаю вашему пра-
восудию: они — подстрекатели, они — зачинщики, они — причина всех
причин...
Бедность безысходная, бедность — создание Фишера, одобряемое
его владыкой, бесправие, беззастенчивая эксплуатация, всех и все до-
ведшая до разорения, — вот они, подстрекатели!
Одновременно, потому что одинаково невыносимо всем станови-
лось, вспыхнуло негодование люторовцев против бесцеремонного по-
пирания божеских и человеческих законов, и начали думать они, как
им отстоять себя.
И за эту драму сидят теперь они перед вами.
Вы скажете, что это невероятно... Войдите в зверинец, когда на-
станет час бросать пищу оголодавшим зверям: войдите в детскую, где
проснувшиеся дети не видят няни. Там — одновременное рычание,
здесь — одновременный плач. Поищите между ними подстрекателя.
И он найдется не в отдельном звере, не в старшем или младшем ре-
бенке, а найдете его в голоде или страхе, охватившем всех одновре-
менно...
Я дал вам массу материала, я вручил вам бездну условий а решений,
достаточных свести с ума и спутать в расчетах разоренную деревню.
Вы прочтете — и физиономия подстрекателя сама восстанет в ва-
шем воображении. Сведем итоги.
22 апреля в селе Люторичах не было никакого преступления.
Сход, рассуждавший об иске и описи, пользовался своим правом ду-
мать о делах. В этот день они не могли знать, что появится пристав
3 мая, а следовательно, и думать о форме сопротивления, о насилии
над старшиной.
327
3 мая — день, подлежащий разбору с точки зрения Уложения. Ос
корбление старшины не имеет связи с обвинением в сопротивлении.
Его присутствие, случайное, не связанное в единстве действий с при-
ставом, ставит оскорбление, ему нанесенное, в самостоятельный про-
ступок, не подлежащий вашему суду в пределах нынешнего обвинения.
На скамье подсудимых нет подстрекателей: подстрекательство —
в прошлом отношении Фишера и графа Бобринского к крестьянам
и в массе документов, нами оглашенных.
Но защита, господа судьи, не должна самоуверенно ограничить свое
слово отрицанием вины. Она должна смирить себя и предположить,
что ей не удастся перелить в вашу душу ее убеждения о невинности
подсудимых. Она должна, на случай признания фактов совершивши-
мися и преступными, указать на такие данные, которые в глазах вся-
кого судьи, у которого сердце бьется по-человечески и не зачерствела
душа в пошлостях жизни, ведут к снисхождению и даже к чрезвычай-
ному невменению при наличности вины.
Наш закон знает такие обстоятельства. Начертав в статье 134 Уло-
жения причины смягчения кары, он не остановился на этом... Законо-
датель знает, что есть случаи, когда интересы высшей справедливости
устраняют применение закона. Законодатель знает, что есть случаи,
когда мерить мерой закона, значит — смеяться над законом и совер-
шать публично акт беззакония.
А обстоятельства именно таковы. Люторические крестьяне попа-
ли в такой омут, где обыкновенные меры были бы ужасны и бесчело-
вечны.
Не тысяча солдат, осадивших деревню и грозивших ей оружием
и силой, ужасали их. Не страшен им был и сам начальник губернии, раз-
бивший бивуак в четырех верстах от деревни. Нечего было, в свою оче-
редь, бояться и ему войти в деревню обездоленных крестьян. Страшно
и ужасно было долгое прошлое люторических мужиков, перепутавшее
их взгляды и, кажется, сбившее их с толку.
Десятки лет сосал их силы управляющий, десятки лет с сатанинской
хитростью опутывал их сетью условий, договоров и неустоек. С торной
дороги свободы 19 февраля они зашли в болото... Лешего не было, но
хитрый и злой, их всасывал в тину кабалы и неволи Фишер.
В этом тумане потерялось все: вера в возможность просвета жиз-
ни, чутье правды и неправды, вера в закон и заступничество перед
ним.
Оставалось еще одно чувство — чувство надежды, что беззако-
ние, достигшее чудовищных пределов, может быть опротестовано,
отдалено.
328
Мы, когда с нас взыскивают недолжное, волнуемся, теряем само-
обладание; волнуемся, теряя или малую долю наших достатков, или
что-либо наживное, поправимое.
Но у мужика редок рубль и дорого ему достается. С отнятым кров-
ным рублем у него уходят нередко счастье и будущность семьи начина-
ется вечное рабство, вечная зависимость перед мироедами и богачами.
Раз разбитое хозяйство умирает, — и батрак осужден на всю жизнь ис-
кать, как благодеяния, работы у сильных и лобзать руку, дающую ему
грош за труд, доставляющий другому выгоды на сотни рублей, лобзать,
как руку благодетеля, и плакать, и просить нового благодеяния, нового
кабального труда за крохи хлеба и жалкие лохмотья.
Среди обстоятельств, подобных настоящему, мутился разум целых
народов. Как не спутаться забитому уму нашего крестьянина?!
Вы лучше меня знаете это и не забудьте дать ему место при поста-
новке приговора.
Время вам ставить его.
Верю я, глубоко верю, что сегодняшний день в летописях русско-
го правосудия не будет днем, за который покраснеет общество, разби-
тое в своей надежде на господство правды в русском суде. Верю я, что
вы скажете сегодня: «Молчи, закон, настало время благодати!». Верю
я, что те экономические лишения, те нравственные мучения, в которых
протекли долгие годы жизни люторических крестьян, сегодня достигли
своего предела... Они уйдут отсюда с приобретенным убеждением, что
правда есть и действует.
Вы не вынесете жестокого решения, вы не увлечетесь мнением: Не
беда, что потерпит мужик. Знать, ведущее нас Провидение указало; да
он и привык...
Ведь сквозь зримый миру смех незримые миру слезы водили рукой
поэта-сатирика, когда он пел эту скорбную песню.
Нет, вы не осудите их. Мученики терпения, страстотерпцы труда
беспросветного найдут себе защиту под сенью суда и закона.
Вы пощадите их.
О, судьи, их тупые глаза умеют плакать и горько плакать; их загоре-
лые груди вмещают в себе страдальческие сердца; их несвязные речи хо-
тят, но не умеют ясно выражать своих просьб о правде, о милости.
Люди они, человеки!.. Судите же по-человечески!..
***
Булах была осуждена к ссылке в Сибирь. Гражданский иск был пе-
редан на рассмотрение гражданского суда в общем порядке.
329
Спасович Владимир Данилович
(1829–1906)
330
совича, где он полемизирует с медицинскими экспертами. Оратор
хорошо вооружен специальными медицинскими познаниями. Для
того чтобы на высоком уровне вести ученую полемику с эксперта-
ми, он изучил большое количество работ, посвященных специаль-
ным вопросам. В этой полемике он чувствует себя достаточно под-
готовленным для того, чтобы разобраться в огромном количестве
доказательственного материала, собранного по делу. Несмотря на то,
что в отдельных местах речь страдает длиннотами, она является об-
разцом глубокого и обстоятельного анализа судебных доказательств.
Речь эта имеет большой теоретический и практический интерес. Она
свидетельствует об исключительно умелом оперировании косвенны-
ми доказательствами.
Психологически сильной является речь, произнесенная им в за-
щиту старшего фейерверкера Дементьева, преданного военному суду
за неповиновение офицеру. После тщательного разбора всех обстоя
тельств дела Спасович, обращаясь к судьям, дает сильную психоло-
гическую концовку: «Заслуженному фейерверкеру, георгиевскому ка-
валеру, — говорит он, — ...приходится труднее в мирное время перед
офицером своей же армии, нежели перед выстрелами, турок…».
Давая характеристику В.Д. Спасовичу, А.Ф. Кони писал:. «В числе
многих и многие годы я восхищался его оригинальным, непокорным
словам, которые он вбивал, как гвозди, в точно соответствующие им
понятия, любовался его горячими жестами и чудесной архитектурой
речи, неотразимая логика которых соперничала с глубокой их психо-
логией и указаниями долгого, основанного на опыте, житейского раз-
думья».
Современники отмечают, что, начиная речь, Спасович вначале
как бы разочаровывал слушателей. Первые фразы он всегда произ-
носил с большим внутренним напряжением. Оратор вначале заикал-
ся, слова были непокорны, фразы рождались тяжело, резали слух, но
проходили первые минуты, и он овладевал аудиторией, произносил
речь уверенно, твердо, убедительно. Замеченные дефекты сглажива-
лись богатством мыслей, которые щедро подаются ярким, образным
языком. Отдав адвокатской деятельности 40 лет своей жизни, Спасо-
вич сочетал эту работу с литературной и научной деятельностью. Де-
сять томов его сочинений посвящены самым разнообразным отраслям
знаний. Тут и исследования, посвященные вопросам права, и литера-
турно-критические и публицистические статьи. Литературные труды
В.Д. Спасовича свидетельствуют о большом таланте и многогранно-
сти его интересов.
331
Дело Дементьева1
Обстоятельства дела подробно освещены в речи адвоката.
1
[Электронный ресурс]. URL: http://hatituli.ru/?p=388
332
мого факта нельзя руководствоваться этими соображениями; до уста-
новления факта для суда не существует офицера и нижнего чина, а су-
ществуют только Дагаев и Дементьев.
Приступая к установлению факта, защита не может держаться того
порядка, которого держалась обвинительная власть, которая начала
с конца. Все дело развивалось весьма логически с первого шага; с пер-
вого шага события, логически развивавшиеся, довели до последнего ре-
зультата.
Следует начать с начала, с Даниловой и ее собаки. На улице Малой
Дворянской есть большой дом, занимаемый внизу простонародьем;
бельэтаж занимает Данилова и другие жильцы, затем в мезонине жи-
вет Дементьев с женой и дочерью. У Даниловой есть собака, большая
и злая. Из приговора мирового судьи видно, что она бросалась на де-
тей и пугала их. 5 апреля настоящего года эта собака ужаснейшим об-
разом испугала малолетнюю дочь Дементьева, которую отец страстно
любит, ради которой он променял свою свободу на военную дисципли-
ну. Девочка шла с лестницы по поручению родителей; собака напала
на нее, стала хватать ее за пятки. Малолетка испугалась, закусила губу
в кровь и с криком бросилась бежать. На крик дочери отец выбежал
в чем был, в рубашке, в панталонах, в сапогах, не было только сюртука.
Он простой человек, он нижний чин, ему часто случалось ходить таким
образом и на дворе, и в лавочку. А тут рассуждать некогда, собака мог-
ла быть бешеная. Собаку втаскивают в квартиру, он идет за ней, входит
в переднюю и заявляет: «Как вам не стыдно держать такую собаку».
Чтобы он сказал что-нибудь оскорбительное, из дела не видно; Дани-
лова на это не жаловалась. Все неприличие заключалось в том, что он
вошел без сюртука, в рубашке и с палкой; Данилова говорит, что он уда-
рил собаку, он говорит, что собака сама на него лаяла и бросилась. На-
счет неприличия существуют понятия весьма различные. К человеку
своего круга относишься иначе, чем к человеку низшего круга. Если че-
ловек своего круга войдет в гостиную без сюртука, на него можно оби-
деться. Но Дементьев, хотя и кандидат, нижний чин, он знал свое ме-
сто в доме вдовы надворного советника и не пошел дальше передней.
Данилова оскорбилась тем, что простой человек вошел в ее переднюю
без сюртука, и это неудовольствие увеличилось от того, что из-за него
ее пригласили к мировому судье. С дамами пожилыми, воспитанны-
ми в старых понятиях, чрезвычайно трудно бывает рассуждать об об-
стоятельствах, касающихся их лично. Дама, может быть, очень благо-
родная, очень сердобольная, но ей трудно втолковать, что право, что не
право, трудно заставить ее стать на объективную точку зрения по лич-
ному вопросу, трудно дать почувствовать, что то, что не больно ей, дру-
333
гим может быть больно. В семействе Даниловой сложились, вероятно,
такого рода представления: собака нас не кусает, на нас не лает; неверо-
ятно, чтобы она могла кусаться и пугать кого-нибудь. Собака невинна,
а люди, которые возводят все это на нее, кляузники. Данилова нико-
го не зовет к мировому судье, почему же ее зовут? Это кровная обида.
По всей вероятности, тут и образовалось такое представление, что не
жильцы — жертвы собаки, а сама владелица ее — жертва людской зло-
бы, она, надворная советница, страдает от какого-то нижнего чина, от
солдата!
Все эти соображения, конечно, были переданы Дагаеву, когда он
пришел 7 числа с тещей, служанкой и женой. Жена передавала, что они
страдают от нахала, жильца мезонина. По всей вероятности, тут яви-
лись внушения такого рода: «Ведь это солдат, ведь вы офицер, покажи-
те, что вы офицер, проявите свою власть, призовите, распеките солдата,
ему нужно дать острастку». Нужно известного рода мужество, извест-
ного рода твердость характера, чтобы противостоять этим внушениям,
когда внушают люди весьма близкие, весьма любимые. Должно явить-
ся сильное желание показаться героем. Вот почему Дагаев, не рассуж-
дая, поверив вполне тому, что ему передавали, приказал позвать к себе
солдата. Это была с его стороны чрезвычайно важная ошибка, которая
положила основание всему делу. Он не имел ни малейшего права звать
к себе кандидата. Скорее между Дементьевым и Даниловой был спор
гражданский, который должен был разрешить мировой судья. Всякий
офицер может требовать от нижнего чина почтения не только для себя,
но и для своего семейства, когда солдат знает, что это семейство офице-
ра, и образом своих действий относительно этого семейства сознатель-
но оскорбляет офицера. Но Дементьев даже не знал о существовании
Даниловой до 5 апреля; что в семье были офицеры, он узнал только
7 числа, когда его стали звать к офицеру. При таких обстоятельствах за-
являть превосходство своего офицерского звания над человеком, кото-
рый связан по рукам и по ногам военной дисциплиной, звать его по это-
му частному делу в квартиру Даниловой было действием совершенно
неправильным. Дементьев не пошел, и вследствие этого его обвиняют
по статье 113 за неисполнение приказания начальника. Применить эту
статью к человеку в положении Дементьева, на взгляд защиты, чрез-
вычайно трудно. Было ли здесь приказание начальника? Нет, потому
что Дагаев не командовал в той команде, в которой состоял подсуди-
мый. По статье 110 оскорбление нижним чином всякого офицера при-
равнивается к оскорблению начальника. Но это дело совершенно друго-
го рода, оно основано на других соображениях. В законе есть целый ряд
преступлений: неповиновение, неисполнение требований и т. п. Кто бы
334
ни был нижний чин и кто бы ни был офицер, если нижний чин оскорбил
его, то он наказывается как оскорбивший начальника. Но статья 113 го-
ворит только о неповиновении начальнику, о неисполнении приказания
подчиненным. Давать ей более широкое толкование значило бы ставить
всех солдат в такую страшную зависимость от всех офицеров, которая
едва ли согласна с пользами и требованиями дисциплины. Затем самое
слово приказание очень неопределенно в законе.
При сравнении этой статьи закона с подобными же статьями в дру-
гих законодательствах оказывается, что в прусском, например, упо-
треблен термин «служебное приказание», и это весьма понятно. Точ-
но так же и у нас нельзя понимать это слово в неограниченном смысле,
подразумевать под ним всякое приказание. В самом законе есть поста-
новление, что если нижний чин совершит по требованию начальника
деяние явно преступное, то он все-таки отвечает. Следовательно, из об-
щего понятия о приказании исключаются приказания явно преступ-
ные. То же самое можно сказать и о приказаниях явно безнравствен-
ных, как если бы, например, офицер приказал солдату привести к себе
его жену или дочь. Вообще, законность или незаконность приказания
имеют гораздо более значения, чем предполагает представитель об-
винительной власти. По прусскому кодексу, который считается луч-
шим, нижний чин, получивший незаконное приказание, может сделать
представление начальнику, он должен исполнить приказание, но име-
ет право жаловаться, и, во всяком случае, эта незаконность приказания
значительно ослабляет и смягчает его вину. Поэтому никак нельзя под-
водить действие Дементьева, то, что он не отправился в квартиру Да-
ниловой, под неповиновение. Если же суд, вопреки доводам защиты,
признает подсудимого виновным в неповиновении, то он должен будет
в весьма значительной степени смягчить размер ответственности Де-
ментьева, потому что приказание было незаконное, и если бы оно было
исполнено, бог знает, в каком положении был бы теперь подсудимый.
Его зовут в дом, где против него вооружены и где нет ни одной души,
которая могла бы свидетельствовать за него. Если на улице его чуть не
зарубили, то то же могло произойти и в квартире. На улице, по край-
ней мере, нашлись свидетели, которые подтверждают, что и того и это-
го не было. Дементьев боялся столкновения с офицером, он предвидел
сцену, в которой ему, человеку почти равному, который к пасхе, может
быть, получит производство в офицеры, грозит, что его могут съездить
по физиономии, он боялся этого и потому не пошел.
С двух часов квартира Дементьева была почти постоянно в осаде
до шестого часу, когда произошла катастрофа. В продолжение трех ча-
сов Дагаев, решившись вызвать Дементьева и распечь, употребляет все
335
меры, чтобы поставить на своем, причем каждая неудачная попытка
увеличивает его раздражение, усиливает его гнев.
Напомнив показание самого Дагаева о посылке сначала кухарки, за-
тем двух городовых, наконец, дворника, принесшего ответ, что «если
офицеру угодно выйти, то я готов с ним объясниться», ответ, вследствие
которого, по словам Дагаева, у него явилась мысль жаловаться по на-
чальству на солдата, почему он и вышел из квартиры Даниловой.
Чтобы жаловаться начальнику, нужно знать, кто этот начальник;
Дагаев этого не знал; ему известно было только, что Дементьев канди-
дат; для того чтобы узнать, кому жаловаться, он послал дворника за до-
мовой книгой; но дворник еще не возвращался, когда Дагаев вышел из
квартиры Даниловой. Значит, офицер пошел совсем не для того, чтобы
жаловаться начальнику Дементьева. Это можно доказать и другим пу-
тем. По словам самого Дагаева, прошло пять-шесть минут между тем
временем, как он сошел, и тем временем, как вышел Дементьев; по по-
казанию Даниловой, прошло четверть часа между его уходом и возвра-
щением. Если принять, что все последующее совершилось чрезвычай-
но быстро, почти мгновенно, то следует предположить, что не менее
двенадцати минут прошло между тем временем, когда Дагаев вышел от
Даниловой, и тем временем, когда совершилась катастрофа. Что же он
делал это время? Шел к начальнику Дементьева? Начальник Демен-
тьева живет в крепости, и за это время можно было бы дойти почти до
Троицкого моста. Итак, он не шел, он поджидал Дементьева, который,
как ему было известно, часто выходит из дому. Можно себе предста-
вить, насколько разгорячало это ожидание его гнев. Наконец, Демен-
тьев вышел, катастрофа произошла. В этой катастрофе есть множе-
ство существенных вопросов, которых не выяснило следствие, как,
например, вопрос о шинели, о ссадине на подбородке Дементьева, об
оторвании его уса. Дементьев не помнит, когда он потерял этот ус, так
быстро шли события. Но как ни быстро они шли, их можно разделить
на два момента: один — до обнажения сабли офицером и другой — по-
сле обнажения. До обнажения сабли происходил только крупный раз-
говор у подъезда на улице. Увидев офицера, Дементьев делает ему под
козырек; при этом движении, так как шинель его была в накидку, Да-
гаев не мог не увидеть нашивок, которые находятся у него на рукаве
и которые должны бы были установить некоторое отличие между Де-
ментьевым и простым нижним чином; он не мог не увидеть георги-
евского креста, который так уважается всеми военными людьми. Но
Дагаев говорит, что орденов не было. Откуда же взялись ордена, ле-
жавшие на земле, которые видели в первую минуту схватки два свиде-
теля: мальчик Лопатин и Круглов? Не могли же они быть подброше-
336
ны до события, когда не известно было, чем оно разрешится; не могли
они быть подброшены и после, потому что в то время, когда катастро-
фа еще не была кончена, в коридор вошли люди и видели эти ордена,
лежащими.
Начинается разговор; по мнению представителя обвинительной вла-
сти, вопрос относительно этого разговора может быть разрешен только
безусловным принятием одного из двух показаний: показания офицера
или подсудимого. Но защита полагает, что в этом деле весьма важно по-
казание свидетеля, в котором не сомневается сам прокурор, мальчика
Лопатина. Мальчик рассказал вещи весьма ценные: о шинели, о воло-
сах и пр. Это все такие обстоятельства, которые приходилось слышать
в первый раз. Из показаний мальчика видно, что офицеру не было нане-
сено оскорбления солдатом. Но если даже не дать веры показанию маль-
чика, то из простого сопоставления двух рассказов — рассказа офицера
и рассказа солдата, — для всякого непредупрежденного человека станет
ясно, что правда находится не на стороне Дагаева.
Если принимать за достоверное показание офицерское только по-
тому, что оно офицерское, независимо от всяких других причин, то за-
щищать Дементьева невозможно. Но странно, что это офицерское по-
казание находится в несомненном, решительном противоречии с тремя
генеральскими отзывами, которые заслуживают внимание. Есть люди,
о которых, не зная, как они поступили в данном случае, можно сказать,
наверное: «Я знаю этого человека, он честен, он не мог украсть». То же
самое можно сказать относительно Дементьева: если по отзывам одно-
го из генералов, Осипова, он характера тихого, смирного, если по отзы-
ву генерала Платова он строго исполняет свои служебные обязанности,
если по отзыву генерала Фриде это такой человек, в котором военная
дисциплина въелась до мозга костей, то решительно невероятно, как та-
кой человек мог совершить то, что ему приписывают. Это идет вразрез
со всем его прошедшим. Дементьев, сходя, держит руку под козырек;
сам офицер признает это, он говорит только, что он то поднимал руку,
то дерзко опускал. Если он решился явно грубить, то ему незачем было
держать руку под козырек. Прокурор ставит в вину подсудимому, что
после первого столкновения он бежал в дом, а не на улицу, где легче мог
укрыться. Но Дементьев не знал, что его будут рубить, он знал толь-
ко, что с ним грубо обращаются, что офицер его может ударить в лицо,
и потому движение его назад весьма характерно; оно может быть объяс-
нено только стыдливостью, нежеланием, чтобы люди видели, как с ним
обращается офицер. Ввиду всех этих соображений защита считает со-
вершенно доказанным, что рассказ солдата верен и что оскорбления
словами офицера со стороны Дементьева не было.
337
Затем является обнажение сабли. Тут, в этой сцене в коридоре, есть
два вопроса довольно загадочные: первый вопрос о шинели; была ли
она застегнута или нет, и когда она была сброшена; второй — о ссадине
на подбородке и об отсутствии правого уса. От сабли раны имеют фор-
му линейную, а эта ссадина имеет вид кругловатый, следовательно, она
произошла не от сабли; точно так же не саблей мог быть отрезан ус, она
слишком тупа для этого. Чтобы вырвать ус, нужно было выдернуть его
рукою. Чтобы объяснить факт исчезновения этого уса, нужно обратить-
ся к тому порядку, в котором были нанесены раны, и по ним проследить
ход событий. Первая рана, которую Дементьев получил еще на лестни-
це, была рана на правом глазу, пересекающая верхнее веко правого гла-
за, идущая через висок и теряющаяся в волосах. Если допустить, что
эта рана была нанесена в то время, когда офицер с солдатом стояли ли-
цом к лицу, то значит, офицер держал свою правую руку наискосок, так
что конец шпаги задел сначала веко правого глаза и, разрезав кожу, про-
шел через висок. Другая рана на макушке головы, следующая к левому
уху; это опять рана, которая должна была быть нанесена наискосок от
половины головы и затем скользнула по голове. Затем есть две ссадины
на внутренней поверхности левого предплечья у конца локтевой кости.
По этим ссадинам можно заключить, что Дементьев защищал себя лок-
тем, а не руками, как показывали свидетели. Вот порядок ран по расска-
зам свидетелей и даже по рассказу самого Дагаева.
Спрашивается, к какому же моменту следует отнести срывание по-
гон, самый важный, самый существенный вопрос в деле. По словам
Дагаева, он вынул шпагу еще на улице и на улице ударил Дементье-
ва в спину. Удар по плечу в шинели мог быть не почувствован солда-
том, но, вероятно, этот удар и согнул шпагу. Затем, говорит Дагаев, ког-
да они уже были в коридоре, «я хотел нанести, а может быть, и нанес
удар солдату, когда он вцепился в мои погоны и оторвал их». 3начит, по
показанию самого Дагаева, срывание погон произошло после того, как
он стегнул Дементьева шпагой по глазу, и эта шпага произвела тот ру-
бец, который проходил до волос. Если принять в соображение показа-
ние мальчика, который видел, как офицер сталкивал солдата с лестни-
цы, то легко представить, что офицер сначала сбросил шинель и левой
рукой схватился за ус, а правой нанес удар, после чего, по его словам,
солдат вцепился в его погоны. Можно ли допустить нечто подобное со
стороны Дементьева?
Такой сильный удар по глазу, рассекающий веко, удар, от которо-
го не могло не заболеть яблоко глаза, должен был на 30, на 40 секунд
совершенно лишить человека способности относиться сознательно
к тому, что происходит вокруг него; у него движения могли быть толь-
338
ко рефлекторные. Обыкновенно между получаемым впечатлением
и движением человека становится целая область размышлений, сооб-
ражений, привычек, то, что составляет характер человека. Но здесь это-
го быть не могло, здесь был такой беспромежуточный переход от уда-
ра к рефлексу, что если бы в ту минуту, как Дементьев получил этот
удар, он раздробил офицеру голову, ударил его в лицо, он должен бы
был быть признан сделавшим это в бессознательном состоянии. Про-
курор доказывал, что суд не вправе признать бессознательности, пото-
му что не было экспертизы. Экспертиза нужна только для определения
болезненного состояния; но, кроме болезни, есть еще целая громадная
область того, что называется аффектами, сильными душевными вол-
нениями, вызванными внезапным событием. Всякому известно, какое
сильное впечатление производит испуг на организм не только людей,
но — и животных. Известно, что делается с медведем, когда он чего-ни-
будь испугается. Для такого рода явлений нет экспертов. Следователь-
но, есть основание допустить у Дементьева после полученного им удара
такое бессознательное состояние, при котором ему не может быть вме-
нено в вину, что бы он ни сделал.
Но если даже допустить, что он не лишился сознания, защита не по-
нимает, почему прокурор отрицает, что было состояние необходимой
обороны. При всей строгости воинского устава, ограничивающего не-
обходимую оборону, он все-таки допускает ее в отношении начальни-
ка, если действия этого начальника угрожают подчиненному явной
опасностью. А тут разве не было явной опасности? Ведь смертью могло
угрожать нападение на человека безоружного, которому наносят уда-
ры в голову, а бежать некуда. Он хотел бежать к себе в квартиру, но его
стащили вниз, мало того оторвали ус. Опасность была неминуемая, не-
отвратимая.
Но, несмотря на такую возможность защищать подсудимого на ос-
новании состояния необходимой обороны, защита не прибегла к ней
вследствие глубокого убеждения, что не Дементьев сорвал погоны
с офицера. В каком бы положении человек ни был, у него не может
быть двух идей в одно и то же время.
Очевидно, что в ту минуту, когда Дементьеву нанесли удар по глазу,
в нем прежде всего должно было заговорить чувство самосохранения
и не было места другим размышлениям. Между тем предполагают, что
в ту минуту, как Дементьев получил удар, за которым грозили последо-
вать другие, он совершил в уме следующий ряд силлогизмов: «Офицер
меня обидел, надо отомстить офицеру. Как ему отомстить почувстви-
тельнее? Что у полка знамя, то у офицера эполет, погоны — символ че-
сти. Сорвать погон самое чувствительное оскорбление; дай-ка я сорву
339
с него погоны, а потом подумаю, как спастись, если до того времени
меня не зарубит мой противник, который может искрошить меня, как
кочан капусты». Вот какие соображения должны бы были быть у него,
если бы он решился сорвать погоны и привел в исполнение свое наме-
рение. Но это психологическая невозможность. Если бы элемент мес
ти примешивался к чувству самосохранения, то он попытался бы уда-
рить по той руке, которая наносила удары, вырвать шпагу, нанести удар
в лицо, сделать, одним словом, что-нибудь, чтобы защититься. Между
тем ничего этого не было. Мало того, есть еще другие обстоятельства,
которые наводят на мысль, что обвинять Дементьева в срывании пого-
нов с Дагаева невозможно. Одно из таких важных обстоятельств — это
тот погон, с которым Дементьев пошел к начальству. Если бы Демен-
тьев проделал в сознательном состоянии то, что ему приписывают, со-
рвал погоны, чтобы отомстить, то это движение должно было оставить
след в его сознании и первым его делом, когда ему подсовывали этот
погон, было бы отбросить его, чтобы не установить никакой связи меж-
ду собой и этим погоном. Он же, напротив, берет его самым наивным
образом и заявляет, что вот по этому погону можно узнать офицера,
и в участке только узнает, что его обвиняют в срывании погонов.
Но спрашивается, кто же сорвал эти погоны? Кто-нибудь должен
же был их сорвать. Если не Дементьев, то необходимо предположить,
что Дагаев. Защита могла бы не касаться этого предположения, с нее
довольно, если суд будет внутренне убежден, что Дементьев не мог со-
вершить этого срывания; но чтобы досказать свою мысль до конца, она
должна сознаться, что выйти из дилеммы нельзя иначе, как предполо-
жив, что погоны сорваны офицером. Для этого нет необходимости де-
лать обводного предположения, которое было высказано прокурором,
что офицер, видя, что увлекся, понимая, что ему грозит большая ответ-
ственность, хотел подготовить средство к защите, хотя защита не может
согласиться с опровержением, представленным на это предположение
прокурором, а именно, что Дагаев был в состоянии сильного гнева, при
котором невозможен такой холодный расчет.
Нужно отличать гнев как аффект от гнева как страсти. Гнев, кото-
рый разжигался в течение трех последовательных часов, был уже не
аффектом, а страстью, под влиянием которой человек может действо-
вать с полным сознанием последствий. Но, во всяком случае, нет надоб-
ности в этом предположении, возможно и другое. Очень может быть,
что Дагаев не был в таком хладнокровном состоянии, когда влетел со
шпагой в руке в коридор. Он, кажется, из тифлисских дворян, он уро-
женец юга, где люди раздражаются скорее, чувствуют живее, чем люди
северного климата, более сдержанные, более флегматичные. Очень мо-
340
жет быть, что такой человек, придя в ярость, теряет сознание, готов сам
себя бить, способен сам себя ранить. Он мог сорвать один погон, когда
сбрасывал шинель, другой после и забыть об этом. Против этого приво-
дят то, что он сейчас же заявил о срывании погона. Но в том-то и дело,
что первый человек, которого он увидел после этого события, была Да-
нилова, и ей он ничего об этом не сказал. Он заявил о срывании у него
погонов в первый раз в участке, через четверть часа или двадцать минут
после того, как виделся с Даниловой. Этого времени было совершен-
но достаточно, чтобы пораздумать, сообразить; не зная, как он потерял
погоны, он мог прийти к заключению, что, вероятно, их сорвал солдат,
и занес об этом обстоятельстве в протокол, видя в нем средство защиты
себя. Самое показание Дагаева подтверждает мысль, что он мог сорвать
погоны с себя и не заметить этого. В этом показании Дагаев отрицает
такие факты, которые были совершены при многочисленной публике.
Так он говорит, что не бил на улице Дементьева, когда люди видели,
что он бил; говорит, что не вынимал шпаги, когда люди видели, что он
вынимал ее. Поэтому можно утверждать, что он был в таком же разго-
ряченном состоянии, как Дементьев, хотя стал в него по доброй воле,
и что он мог действительно многого не помнить.
Подводя итоги всему сказанному, я не могу прийти к другому за-
ключению, как то, что Дементьев невиновен, и прошу его оправдать,
оправдать вполне еще и потому, что это событие особого рода, это та-
кая палка, которая действительно должна кого-нибудь поразить. Его
она поражает несправедливо. Она должна обратиться на кого-нибудь
другого. Я полагаю, что к военной дисциплине совершенно применимо
то, что говорили средневековые мыслители о справедливости: justitia
regnorum fundamentum основа царства есть правосудие. Я полагаю, что
правосудие есть основание всякого устройства, будет ли то политиче-
ское общество, будет ли то строй военный.
Дисциплина, если брать это слово в этимологическом значении,
есть выправка, обучение начальников их правам, подчиненных — их
обязанностям. Дисциплина нарушается одинаково, когда подчиненные
бунтуют и волнуются, и совершенно в равной степени, когда началь-
ник совершает то, что ему не подобает, когда человеку заслуженному
приходится труднее в мирное время перед офицером своей же армии,
нежели под выстрелами турок, когда георгиевскому кавалеру, который
изъят по закону от телесного наказания, наносят оскорбление по липу,
отрывают ус, когда лицо его покрывается бесславными рубцами. Я вас
прошу о правосудии.
***
Дементьев был признан невиновным в приписываемых ему деяниях.
341
Дело Островлевой и Худина1
Краткое описание дела: обстоятельства настоящего дела изложены
в защитительной речи. Речь защитника представляет интерес в связи
с тем, что в ней очень четко доказывается невменяемость обвиняемой.
1
[Электронный ресурс]. URL: http://hatituli.ru/?p=399
342
по одну сторону от входа, найдена пролетка Елисеева, а по другую —
армяк, дуга и извозчичья шляпа. При обыске, произведенном поздно
ночью в собственной квартире Островлевой в Разъезжей, в коридоре
и в кухне отысканы уздечка, шлея и вожжи, похищенные у Савина. Все
похищенное оценено в 375 рублей. У Островлевой найдены из выру-
ченных ею от продажи лошади 35 рублей только 23 рубля. Островлева
была тотчас же арестована, ее работник Антон Худин отыскан только
3 сентября за городом.
Так было начато следствие. Само преступление восстанавливается
следующим образом по показаниям Савина и обвиняемых.
Был теплый августовский вечер в начале одиннадцатого часа. Ули-
цы были освещены газом. На углу Большой Конюшенной и Невского
стоял извозчик Савин, поджидавший седоков, дюжий человек, но ту-
пой и неразвитый, что весьма наглядно уяснилось при следствии. По-
дошли к нему два седока, мужчина был в пиджаке и фуражке, женщина
в темном платье, повязанная платком. Савина подрядили они свезти их
к Троицкому мосту за 20 копеек. Еще продолжалось сообщение по кон-
ке от этого моста до Старой Деревни. Был ли переполнен вагон конки
или по иной причине ездоки, переменив намерение, подрядили Сави-
на в Старую Деревню за 1 рубль, а, доехав до Старой Деревни, хотели
нанять в Лахту чухонца. Во время езды мужчина спрашивал Сави-
на, сколько ему лет, имеет ли он жену и детей. Заезжали ли по дороге
в трактиры и напивались ли — не известно: Худин говорит да, Савин —
нет, трактирщики не узнают ни одного из них, но где же трактирщи-
кам помнить заходивший к ним в заведения разный люд назад тому две
или три недели. В Старой Деревне не оказалось чухонца. Савина стали
рядить на Лахту, торгуясь с ним и давая 2 рубля; наконец, условились
за 2 руб. 75 коп. с обратным путем на Невский. Требовал ли извозчик
уплатить тут же часть денег? Вероятно. На пути в Лахту, близ моста,
на повороте, Савин получил от мужчины сильный удар по затылку, от
которого шляпа слетела, а он сам с дрожек соскочил. Предшествовала
ли удару ссора из-за того, что Савин отказывался ехать, а его понужда-
ли — не известно. По словам Худина, удар нанесен кошелем с медны-
ми деньгами, бывшим у него в руке. Следствие не только не разъясни-
ло, был ли такой кошель у Худина, но даже не позаботилось спросить
о нем Худина; впрочем, удостоверено медицинским освидетельствова-
нием, что обе раны, и на затылке, и у глаза, нанесены заостренным тя-
желым орудием; обе раны зияли, имели ровные края, одинаковую дли-
ну (1/2 вершка), обе гноились и проникали, одна до мускулов, другая до
надкостной плевы. Вероятно обе нанесены почти с одинаковой силой
и одним и тем же орудием. Обе раны легкие, но так как ими пораже-
343
на голова, то раны могли сделаться опасными. По словам Савина, удар
был неожиданный, его ослепило; он передавал другим, что у него точно
искры появились в глазах. Искренность его показания несомненна, он
и не заинтересован в деле, так как все похищенное возвращено, а раны
зажили бесследно, но наблюдатель он плохой по крайней своей нераз-
витости и мог наблюдать спокойно только то, что происходило до на-
несения ему удара.
Получив удар, он был ослеплен, сильно струсил и, по словам его хо-
зяина, все члены у него опустились, после чего он счел за благо прики-
нуться умершим и, вероятно, притаил дух, зажмурив глаза. Прибавим,
что было совершенно темно; при таких условиях наблюдения очевид-
но, что показание Савина может быть принимаемо крайне осторожно
и критически. И, по словам Савина, участие обоих седоков в нападе-
нии на него было неодинаковое. На него кинулся мужчина и схватил-
ся с ним, между тем как женщина сидела в экипаже, пока ее спутник
не крикнул на нее: «Что же ты смотришь?». На этот зов она, однако,
подбежала к Савину, схватила его за волосы и помогла повалить его на
землю; Савин приписывает ей еще ужасные слова: «Бей его насмерть»,
причем они били его по чему попало. Не опорочивая показания Сави-
на, я полагаю, что с глазами залитыми кровью и зажмуренными, испу-
ганный, за свою жизнь опасающийся, он едва ли мог различить, кем
произнесены слова: «Бей его насмерть». Притом, показания его о со-
вместно наносимых обоими седоками побоях не подтверждаются. На
нем всего две раны, а сверх их никаких повреждений и даже царапин.
Очень может быть, что он думал о том, что настал ему час смертный
и что в таком положении ему пришли в голову слова, которые вовсе
не были произнесены. Если бы эти люди были намерены его убить, то
они бы раздробили ему череп орудием, которое было у них в руках.
С момента, когда Савин притворился убитым, мужчина возится око-
ло него один, распоясывает его, снимает армяк, оттаскивает его за ногу
в сторону от дороги, к канавке. Произнося слово «издох», этот мужчи-
на сам нарядился извозчиком и ускакал, усадив в пролетку женщину.
Когда они исчезли, Савин кое-как добрел до Лахты, где переночевал,
потом пошел в полицейский участок в Лесном, наконец, после осмо-
тра его ран в полиции, его усадили на конку и отправили к его хозяи-
ну Елисееву. Я полагаю, что ускакавшие считали его умершим; Худин
объяснил, что он раздел Савина, чтобы нельзя было узнать, какого он
звания человек; следовательно, Худин предполагал, что Савин не вста-
нет и никому о том, что он извозчик, не расскажет. Было ли у ускакав-
ших намерение бросить похищенное с лошадью и пролеткой в Алек-
сандровском парке? Это вопрос столь же темный, как и тот, зачем они
344
ехали на Лахту, где не доказано, чтобы Худин имел каких-либо зна-
комых, а Островлева их вовсе не имела. Куда вернулась Островлева:
в Разъезжую или в Свечной? Вероятно, в Разъезжую, где и переноче-
вала, но несомненно, что в седьмом часу утра она была уже в Свечном,
где в отсутствие Худина она встретила возвращавшегося с ночного из-
воза Михаила Андреева, сказала ему, что от конюшни, где стояли в то
время пролетка и похищенная лошадь, ключ затерян, и помогла ему
распрячь лошадь и вымыть дрожки.
Потом пошла продавать лошадь на Конную, потом ездила покупать
шампанское, груши и сласти для Марии Читау, но едва возвратилась
с этой довольно странной при тогдашних ее условиях поездки, как была
позвана в полицейский участок, где она созналась тотчас же не только
в продаже лошади, в чем была уличаема покупщиками, но и в поездке
с Худиным на Лахту.
Я постарался выжать весь сок из самого дела, исчерпать все по делу
точно известное. Этого материала хватит ли на разрешение первого
уголовного вопроса: совершилось ли событие преступления? Да, со-
вершилось нападение в известный день и час на извозчика Савина дву-
мя лицами с нанесением ему ран, сопровождаемое похищением у него
вещей: действие, очевидно, преступное и притом тяжко преступное, но
при всей несложности и простоте вменяемых обвиняемым действий,
вы, господа присяжные, должны подумать, как вы их будете опреде-
лять, с тем, чтобы потом их подвести, как того требует обвинение, под
понятие разбоя. Для понятия разбоя, по нашему закону, необходимо,
чтобы нападение на личность было переходной ступенью и средством
для нападения на имущество. Если эта корыстная цель не направля-
ла ударов на лицо, если нападение не было ради грабежа, тогда деяния
раздваиваются и образуют отдельные два преступления: нанесение ран,
оказавшихся легкими, а может быть, и покушение на убийство, если
признано, что было намерение убить потерпевшего, и затем кража или
грабеж. Савин ничего не знает о намерениях седоков, он только умо-
заключает, что так как на него напали без всякой причины, то, должно
быть, намеревались его убить с тем, чтобы затем ограбить, что, конечно,
сводится к разбою. Сами обвиняемые либо сочиняли при следствии,
либо сочиняют теперь. Островлева утверждала на следствии, что она
была невольной зрительницей драки, кончившейся падением замерт-
во Савина, после чего была увезена в пролетке, но участия в происше-
ствии не принимала. Теперь она говорит, что она с Худиным даже и не
ездила. Худин рассказывает про какую-то девку, с которой ехал, про
трактиры, про драку, про бегство с намерением бросить похищенное,
но кончившееся тем, что он сказал себе: «Все равно», и воспользовался
345
похищенным. На юридическом языке его объяснение сводится на на-
несение легких ран в аффекте и на пришедший после известного про-
межутка времени умысел присвоить чужое без намерения грабить или
обокрасть.
Измените малую толику в обстановке дела, например, допустите,
что доказана цель, зачем Худину нужно было ехать на Лахту, тогда объ-
яснение приобрело бы высокую степень правдоподобия и тогда вы бы
не затруднились признать нанесение ран в аффекте и затем грабеж или,
может быть, присвоение чужой собственности. Если, хотя в одном из
седоков вы признаете намерение ранить или убить, чтобы похитить, вы
дадите утвердительный ответ по первому вопросу, но этот ответ, если
и решит участь главного действующего лица, Худина, то нисколько не
решит участи Островлевой. Вслед за первым вопросом, о событии пре-
ступления, безотносительно к виновникам должен быть поставлен вто-
рой: было ли преступление деянием каждого из них, а, следователь-
но, было ли оно деянием Островлевой. Вы необходимо должны будете
вникнуть в то: оба ли участвовали и в одинаковой ли степени? Какова
была доподлинно та связь, которая соединяла их в одном и том же пре-
ступном деле?
Проследим этот трудный вопрос в границах известного. Островлева
была, несомненно, с Худиным заодно, когда водила лошадь на Конную
площадь, даже когда не допускала Андреева в конюшню, где хранилось
поличное: лошадь и пролетка. Раньше укрывательства и отчуждения
краденого имело место похищение, но в нем, по удостоверению само-
го потерпевшего Савина, участвовал один только Худин. До похище-
ния вещей имело место нападение на Савина. Если даже допустить, что
женщина хватала Савина за волосы, то это не доказывает, чтобы она
была главное лицо, чтобы она с ним действовала по предварительно-
му уговору и соглашению. Когда несколько лиц действуют по соглаше-
нию, то различаются голова, которая дело задумала и подняла на него
других или так называемый подстрекатель и рука, которая исполняла
дело. Наказание для тех и других одно, но под условием, что они сгово-
рились; если же они не сговорились, то каждый отвечает только за ту
часть общей работы, которую он сам совершил. В настоящем деле есть
обстоятельство маленькое, но веское, обнаруживающее, что женщина
не была подстрекательницей Худина и даже, что сомнительно, было
ли между ними соглашение; это слова, влагаемые Худину в уста Сави-
ным: «Что же ты смотришь?». Этого зова женщина послушалась, зна-
чит, одолеть Савина помогла.
Значит, этот зов, может быть, толкнул ее внезапно на задуманное им
преступление. Если вы само деяние, как разбой, отнесете на Худина, то
346
относительно Островлевой будете поставлены в недоумение: участво-
вала ли она в разбое или только в нападении на личность Савина. Прав-
да, этот человек только работник, только слуга, а она барыня и хозяйка,
которая не давала спуску рабочим, а иногда лупила их кнутом, но это
такая барыня, которая и полы мыла, и кушать рабочим готовила, и по
трактирам ходила, и которую работник, если верить Савину, «тыкал»
(«Что же ты смотришь?»). Притом, этот работник человек смышленый,
здоровый и такой, который при известной сметке мог управлять сумас-
шедшей, зная как на нее влиять. Итак, даже этот вопрос не разрешает-
ся ясно, но второй вопрос: было ли событие деянием Островлевой, не-
сравненно легче решается, нежели третий; может ли быть вменено ее
деяние в вину, то есть, может ли быть возложена на нее полновесная за
это деяние ответственность. Закон уголовный не представляет вам пра-
ва судить так называемых когда-то «людей божих», иными словами,
тронутых, помешанных. Статья 95 Уложения гласит: «Не вменяется
в вину преступление или проступок, учиненные безумным или сумас-
шедшим, когда нет сомнения, что безумный или сумасшедший по со-
стоянию своему в то время не мог иметь понятия о противозаконности,
о самом свойстве своего деяния». Эта статья немного устарела; вот ка-
кими чертами изображаются причины невменяемости в теории и в но-
вых законодательных проектах: невменяемо деяние, учиненное лицом,
которое по недостатку умственных способностей или по болезненному
расстройству душевной деятельности или по бессознательному состо-
янию не могло во время учинения деяния понимать свойство и значе-
ние совершаемого или руководить своими поступками. По отношению
к Островлевой выдвигается на первый план психологический вопрос
о ее душевном здоровье вообще и в особенности о ее состоянии в ночь
с 29 на 30 августа. Для этого вызывались свидетели, выслушана ред-
кая по своей вескости и по своему авторитету экспертиза. Моя зада-
ча скромная: собрать и сопоставить данные следствия и заключения
экспертов; из этих данных и этой экспертизы следует, что Островлева,
хотя, может быть, не безопасный, но находящийся в состоянии невме-
няемости человек, что ей предстоит не наказание, а лечение, не тюрьма,
а больница для умственно расстроенных, как покушавшемуся на само-
убийство субъекту.
Вступая в эту область, в которой только изредка приходится стран-
ствовать юристу, я считаю необходимым предпослать разбору душев-
ной организации Островлевой несколько предварительных замеча-
ний.
Давно оставлено понятие о том, что человек состоит из двух от-
дельных частей — «души» и тела. Болезни «души» обусловлены недо-
347
статками и болезнями той части тела, которая служит органом созна-
ния и мышления, то есть мозга, а так как мозг есть средоточие нервной
системы, то хотя не всякое нервное или мозговое страдание есть ду-
шевная болезнь, но все душевные болезни суть вместе с тем болезни
нервные и мозговые, так что в область психиатрии входят и падучая
болезнь, и истерия, и отравление себя человеком вследствие злоупо-
требления спиртными напитками или так называемый алкоголизм.
Суд не может не воспользоваться при возбужденных вопросах о вме-
няемости содействием психиатров, которые одни способны опреде-
лить болезнь мозговую и ее отражение на всех отправлениях челове-
ка психических. Вопрос с первого раза кажется как будто бы прост:
здоров ли субъект душевно или он душевно болен. На деле решение
его может быть весьма затруднительно, потому что деяние установи-
ла логика, аналитический разум, а все логические построения расхо-
дятся с действительной жизнью; где ум проводит черты и грани, там
существуют только едва заметные переходы от света к тени, едва уло-
вимые переливы красок без всяких точных очертаний. Вы не можете
отметить час и день, когда человек, приходя в возраст, должен быть
признан дееспособным. Вы не отметите, когда именно больной выз-
доровел, где кончается чудачество и где начинается психоз, где психо-
патическое состояние превращается в определенную форму сумасше-
ствия. Мы унаследовали от родителей, мы всосали в себя с молоком
кормилицы и воспитанием всю цивилизацию нашего племени и века,
но вместе с тем и все зародыши, все предрасположения к болезням фи-
зическим и психическим. Эти зародыши могут в нас развиваться и за-
разить весь наш душевный организм, но это делается не вдруг. Надле-
жало бы отметить несколько состояний, несколько ступеней: полное
здоровье, полное сумасшествие и промежуточное психопатическое со-
стояние, еще не определившееся в типических формах известной бо-
лезни. Некоторые законодательства, вследствие того, и устанавливали
состояние полной вменяемости, полной невменяемости и ослаблен-
ной или уменьшенной вменяемости с понижением наказания на одну,
две или три степени. Новейшие кодексы идут, однако по противопо-
ложному направлению, равно как и наше Уложение. Они разрешают
вопрос, по моему мнению, резко и грубо: либо лицо способно самоо-
пределяться, либо не способно. Юристы, например, Таганцев, утвер-
ждают, что логически можно признать одно из двух: или наличность
или отсутствие этой способности.
Этим сторонникам строгой логики можно бы возразить: ваши по-
строения логичны, но в то же время неестественны; ваша теория мо-
жет стеснить и экспертов и судей, поставить их в положение неудоб-
348
ное. Пред вами может стоять человек, на котором крупными чертами
написано, что он тронутый. Еще несколько шагов и тускло мерцающий,
еле дымящийся огонек сознания потухнет. Что он больной, это твердят
на своем греко-латинском языке люди опытные, причем, признавая за
ним психопатическое состояние, они обличают перед вами все уродли-
вости устройства, все неправильности душевных отправлений. Не их
дело признавать невменяемость — это вопрос юридический, решаемый
только вами, господа присяжные заседатели, и судьями. Эксперты вы-
ражаются осторожно, потому что больной не совсем еще лишен созна-
ния, вяжет одну идею с другой, что-то чувствует и действует с некото-
рой целесообразностью. Эксперты говорят, что этот человек больной,
а безответственен ли он, то вы решите сами; мы бы его, не колеблясь,
отнесли к людям, обладающим уменьшенной вменяемостью. Так от-
ветил, по крайней мере, эксперт Чечотт, когда я ему поставил прямо
этот вопрос. Тогда трудный вопрос ложится на вас, господа, камнем;
у вас вышибают из-под ног правильное третье и вас принуждают ре-
шать по одному из двух предположений: либо этот человек совершенно
здоров и отвечает за свои дела, как и всякий другой здоровый; либо он
помешанный, для которого не существует ни суд, ни закон. Вы стане-
те в тупик, а в уголовном деле, как вам, вероятно, разъяснит председа-
тель, сомнение истолковывается в смысле наиболее человеколюбивом,
в пользу подсудимого. К такому решению предрасположили вас и экс-
перты, которые, раскрыв все уродства этой ненормальной организации,
объяснили, что она бесповоротно обречена на постепенное вырождение
и гибель. Я не сомневаюсь, что вы неизбежно придете к этому именно
заключению.
Юлия Островлева родилась в Туле в 1855 году, в момент события ей
было 25 лет. Известно, какое громадное значение имеет в психиатрии
наследственность. Отец ее страдал невралгией и напивался часто. Мать
и бабка по матери были нервные, вспыльчивые, истерические женщи-
ны. В две недели после рождения от приливов крови к голове у Юлии
образовался ряд абсцессов. В семь лет она страдала галлюцинациями
зрения, ей представлялись ходящими по комнатам и роющимися в ко-
модах несуществующие женщины. На шестом году она сама, почти
шутя и играя, выучилась читать.
В 1867 году отец умер, мать переселилась в С.-Петербург и отдала
дочь в Мариинскую гимназию. Здесь развитие девочки было быстрое,
многообещающее. Она обладала живым воображением, способностью
воспроизводить образы, подражать и передразнивать, усваивать чи-
таемое памятью, но сообразительность ее была слабая и к математике
она была совсем неспособна. С 14 лет развитие ее начинает останавли-
349
ваться, а в 16 лет оно совсем остановилось, когда Юлия покинула гим-
назию, выйдя из второго класса, вследствие неудавшегося экзамена.
Впоследствии она перестала читать даже любимые до того ею книги,
вроде романов Дюма или Габорио, намять ее ослабела, в умственной
функции заметен регресс. Причина того обнаружена на суде и заклю-
чается в ее гидроцефализме, в дурном окостенении ее рахитического
черепа, в неправильном строении этого черепа, со впадиною в темени,
с горловидной выпуклостью затылка в два вершка и с соответствую-
щей глубокой впадиной между костями верхнезатылочной и заднете-
менной.
Невралгическое сложение и дурное строение черепа еще не сумас-
шествие, к ним присоединяется новая ненормальность: извращенное
половое чувство, влечение к одним только женщинам, так называемая
лесбийская любовь. Оно, в данном случае, не было следствием злоу-
потребления и разврата, но как нечто прирожденное и обнаруживаю-
щееся, с самых ранних лет. С восьми лет она влюблялась в знакомых
матери и ее жиличек. На 15 году одно ее влечение не превратилось
в любовь потому только, что объект был не эстетичен и грубоват. На
16 году жизни, том самом, в котором она покинула гимназию и ста-
ла менструировать неправильно с маточной коликой, выделяя мень-
шее против обыкновенного количество крови, наступило сближение
Островлевой с первым лицом, по отношению к которому она, по ее сло-
вам, испытала настоящую любовь. Это была какая-то полька, которая
уже перестала иметь любовников. Связь эта продолжалась много лет,
несмотря на частые отъезды польки за границу. При освидетельствова-
нии Островлевой обнаружено было, правда, одно обстоятельство, о ко-
тором не знали ее родные, которое было совершенной тайной для ее ма-
тери, что Островлева рожала. Ребенок ее, как говорили при следствии,
жив и находится где-то на воспитании. По слышанным от нее расска-
зам, она отдалась одному мужчине, которому была чем-то обязана, от-
далась без увлечения, без физического удовольствия. Едва ли по отно-
шению к этому ребенку она питает какое-нибудь чувство, похожее на
материнское.
Любовь к мужчине была в ее жизни скоропреходящим эпизодом,
между тем за женщинами она ухаживала постоянно, заводя эти зна-
комства и храня их в величайшем секрете. Ее родные и знакомые
утверждают, что Островлева имела отвращение к мужчинам. Эксперт,
доктор Смольский, смягчая это выражение, склоняется к допущению
полного равнодушия к мужчинам. Это равнодушие устраняет возмож-
ность предположения ее любовных отношений к ее работникам, в том
числе к Худину, к мужикам, на которых Островлева, крутая барыня,
350
проявляла свою власть, которых иногда лупила кнутом и называла
обыкновенно «хамами». Догадки, в которые пускалось обвинение, ос-
нованные на том, что у Островлевой оказалась фотографическая кар-
точка Худина, и которые доходили до того, что Худин предполагает-
ся отцом ее ребенка, просто фантазии, ни на чем не основанные. Отец
ребенка был «кавалером», по словам Марии Читау, купеческий сын,
по словам Шегловой, вообще человек хорошо образованный, по сло-
вам обеих; рождение ребенка относится, по свидетельским показани-
ям, к 1878 году, то есть к тому же году, когда Худин нанялся служить
у Островлевой. Фотографическая карточка найдена не в альбоме,
а где-то в хламе, в ящике с платьями; были карточки и других лиц из
прислуги. Замечу, что предположение о связи с Худиным, способное
сильнее загрязнить Островлеву, нисколько не подкрепляет обвине-
ния, а ослабляет его по отношению к Островлевой, потому что влюб
ленная сумасшедшая не перестанет быть сумасшедшей, но ставится
на вид причина, вследствие которой она могла быть слепым орудием
в руках своего любовника. Вследствие равнодушия к мужчинам и вле-
чения к женщинам, которые Островлева, однако, скрывала, жизнь ее
выходила двойственная: одна — для родных и знакомых, другая — для
того света, в который она прониала для своих любовных похождений.
Рассмотрим эту двуличную жизнь этого странного существа, которое
не симулировало ничего и не обманывало, но стыдилось, однако, рас-
сказывать родным о том, куда ее увлекал извращенный половой ин-
стинкт.
Наружно и перед родными Островлева была казак в юбке, лицо, по
ошибке родившееся женщиной, но наделенное с избытком всеми муж-
скими свойствами, доведенными до крайности, до удальства, задора
и ухарства. И голова у нее большая стриженая, и черты лица мужские,
и голос в минуты возбуждения звучит металлически, как труба. Она
своенравна, упряма, смела до дерзости, самонадеянна, дика.
Она любит до страсти наряжаться мужчиной, то в пиджак и брюки
купчиком-приказчиком, то в извозчичий армяк, любит мистификации,
любит отвозить домой знакомых и свести их куда-нибудь, особенно
когда они ее не узнают. Возрастающее преобладание мужского в ха-
рактере заслоняло совершающееся огрубение и отупление умственное,
пренебрежение к тонкому ловкому труду и обращение к самому грубо-
му, физическому, требующему только силы мускулов и выносливости:
к стирке, мытью полов, лошадей и т. п. Труд всегда почетен, труд при-
том свободен, надо предоставить, по возможности, всякому заниматься
тем, чем он любит заниматься. Родные рассуждали так: оставила гим-
назию — нехорошо; заниматься чем-нибудь — хотя бы подрядами на
351
сметание снега — ладно. Подряд не пошел. Островлева взялась за извоз,
за 500 рублей, занятые у Карпова; по словам родных, она вложила в из-
воз всю свою душу — и то похвально. Такова одна, всем видимая сторо-
на жизнедеятельности Островлевой.
Была и другая — таинственная. Под предлогом того, что она любит
«дурачиться» и «куралесить», Островлева бывает в публичных до-
мах, избегая порядочных удовольствий, балов, театров, она заводит
знакомства с женщинами полусвета, с содержанками. Помимо нее,
раскрылись следы событий, хранимые в секрете, например, рождение
ребенка, случившееся вне дома и скрытое от матери-акушерки. Ее от-
ношения к множеству женщин, мелькающие тенями, были совсем за-
гадочны, не будь клинических наблюдений над Островлевой в заве-
дениях для душевнобольных. Она обожала избираемые ею предметы
страсти, неразборчивая в словах, она становилась с ними конфузли-
ва и стыдлива и нередко доходила по отношению к ним до сцен бо-
лезненной патологической ревности, требующих вмешательства на-
чальства. Но прирожденное неправильное направление похоти не
есть еще сумасшествие. Противоестественное удовлетворение поло-
вой похоти весьма распространено. Посему, не останавливаясь до-
лее на этой ненормальности, иду дальше и указываю еще на одну не-
правильность, довольно редкую в женщинах того же состояния, как
и она, а именно, на ее наклонность к алкоголизму. Во многих случа-
ях пьянство является пороком наследственным. У Островлевой этот
порок мог быть унаследован от отца. Она стала употреблять крепкие
напитки по выходе из гимназии, предпочитала вину и водке лике-
ры и коньяк. Пьяной ее не видали, но она признавалась, что напива-
лась, когда ее тоска брала, чтобы забыться, например, после отреза-
ния языка у лошади.
Таким образом, в этом ненормальном существе есть два органиче-
ских недостатка, невольные, прирожденные и некоторые, может быть,
наследственные: наклонность к пьянству, располагающему к душевно-
му заболеванию. Машина, как видите, была плохая и испорченная, ког-
да машина плоха, то она не может хорошо действовать. Прирожденное
уродство и проистекающее от него уродливое состояние проявлялись
в Островлевой на каждом шагу, и притом усиливаясь. Все акты ее жиз-
ни психической запечатлены были страданием.
Начнем с мышления. В ее развитии поражает односторонность
и соответствующая ей ограниченность. Умственный застой и как буд-
то лень наступили после юркого и многообещавшего детства. Жи-
вость воображения оставила свой след только в наклонности к грубой
шутке, сопровождаемой наклонностью к смешливости, беспричин-
352
ному и неумолкающему хохоту. Правда, Мария Читау 2 находила,
«что Островлеву слушать, все равно что Щедрина читать», и удивля-
лась ее «чисто русскому уму», но в этом отношении я скорее пове-
рю ее матери, Читау 1, которая считала Островлеву веселой, но глу-
поватой девушкой. В уме ее полное отсутствие сообразительности,
слабость рассудка, подмечены при наблюдениях клинических и неле-
пые идеи, насильственно навязывающиеся представления, например,
когда в приюте у доктора Чижа она воображала, что может сделаться
беременной вследствие того, что выкупалась в ванне, в которой ку-
пались и мужчины. И в приюте, и в больнице на нее находила мания
преследования. Она считала себя униженной и напрасно оскорблен-
ной, когда родные принесли ей раз коробочку с конфетами, повязан-
ную не ленточкой, а веревкой. Одной из таких двух идей достаточно
бы для признания субъекта маниаком, если бы эта идея устойчиво за-
села в голову, но у Островлевой вследствие необычайной подвижно-
сти мышления эти навязчивые или ложные идеи проходили, не обра-
зуя устойчивых составов.
В ее способности чувствования были большие различия. Наблюде-
ниями подмечены два такие состояния: первое — обыкновенное, весьма
далекое, однако, от нормального, и второе — необыкновенное, подраз-
деляющееся на угнетенное и возбужденное. Необыкновенное состоя-
ние находилось в близкой, хотя и не безусловной, связи с неправиль-
ной и запаздывающей менструацией. Даже в обыкновенном быту она
отличалась слабостью.
Большая слабость сосудодвигательного снаряда производила то,
что, несмотря на свое анемическое малокровное сложение, она в один
миг менялась в цвете лица, переходя от мертвенной бледности до темно-
розовой окраски. Она была причудлива во вкусах, в детстве пожирала
уголь и сальные свечи, боялась темноты, имела многие идиосинкразии,
без повода смеялась и плакала, то привязывалась к людям и предметам,
то отталкивала их без причины. С неимоверной быстротой сменялись
в ней душевные акты и переходы от мрачного настроения к веселому
и наоборот. В возбужденном, необыкновенном состоянии она страда-
ла частыми истерическими припадками (иногда по два раза в неделю),
сопровождаемыми спазмами в горле. Бывали сильные порывы аффек-
та: глаза горели, она топала ногами, била кулаком по столу, вырывала
у себя волосы, кричала, узнав о случившемся с лошадью: «Лучше бы
меня убили». В больнице она раздражалась против больных, била их,
когда они дотрагивались до ее вещей, рвала книжки, лазила по мебели,
кричала громко, требуя вина. Аффект превращался иногда в неистов-
ство и доходил до богохульства, до попыток срывать иконы, чтобы бро-
353
сать их за окно. Два раза в приюте неистовство кончилось моментом
полного бреда, причем зрачки расширялись, кожа была горяча, созна-
ние отсутствовало. По всей вероятности, в одном из таких припадков
неистовства с бредом она покушалась в доме предварительного заклю-
чения на самоубийство; по свидетельству заведующего тюрьмою, Сен-
чевского, она в один день в течение не более 40 минут времени повеси-
лась на рукомойнике, так что ее привели потом в чувство растиранием,
затем пыталась удавиться тесемкой, на которой носила крестик на
шее, наконец, пробовала кинуться через перила с высоты третьего эта-
жа тюремной лестницы вниз на площадку. Самоубийство не есть неиз-
бежный признак сумасшествия, но из показания эксперта профессора
Мержеевского вы узнали, господа присяжные, что, по статистическим
сведениям, третья часть самоубийств совершается в приступах душев-
ных болезней, а две трети приходятся на все остальные причины: пьян-
ство, материальные потери, горе и обиды, страх наказания, несчастная
любовь. Если принять в соображение странную и неестественную на-
пряженность стремления к самоубийству (три покушения в один час),
то сама эта напряженность наводит на предположение о бреде, о стра-
сти все разрушать, начиная с самой себя. Конечно, в этот час Остров-
лева была в состоянии полной невменяемости, но едва ли подлежит
сомнению, что причины, вызывавшие приступы неистовства, обнару-
живали свое неизбежное влияние и на образ действий Островлевой,
даже в обыкновенном спокойном ее состоянии.
Что касается до проявлений силы воли, то Островлева никому
не подчинялась, была своенравна и упряма, обращалась с людьми
и с животными то нежно, то жестоко, но без всякой последователь-
ности, толку и причины. Добро и зло, ласка и гнев изливались вне-
запно и неожиданно, не как рассудком руководимые действия, а как
необъяснимые и даже бессознательные импульсы, вырастающие на
почве совсем уродливого психопатического сложения. Беспричин-
ность поступков, отсутствие мотивов, такова самая характерная осо-
бенность ее поведения. Здесь мы наталкиваемся на коренной, разде-
ляющий юристов и физиологов вопрос о свободе человеческой воли,
вопрос, которого я не могу не коснуться, и коснусь, чтобы устранить
все недоразумения.
Разлад между юристами и естественниками по этому вопросу суще-
ствует более на словах, нежели на деле. По старой памяти, по привыч-
кам мышления, деяние представляется обыкновенно юристу не как ре-
зультат мотивов, но как произведение свободной воли, которая будто
бы определяет человека к действию, сама, будучи неопределима и вы-
бирая мотивы, подставляет тот или другой из них. Если бы эта теория
354
была верна, то в действиях человека не надо бы и доискиваться мотива,
так как главное было бы не мотив, а та свобода воли, которая подстав-
ляет любой мотив без всякого к тому основания и причины. Если бы
эта теория была верна, то все свободные действия нормального чело-
века должны рассматриваться как беспричинные. Такой вывод ежеми-
нутно опровергается опытом. Во всяком уголовном деле и присяжные,
и судьи доискиваются прежде всего цели преступника, то есть моти-
ва действия, и успокаиваются вполне только тогда, когда они эту цель
ощупали. Им всегда тяжело присуждать кого-нибудь по одной догадке,
что у обвиняемого своя цель была, но от суда скрыта. Когда мы знаем
человека добрым или злым, то мы с математической точностью можем
предсказать, что в данном случае он поступит неизбежно, неизменно
и роковым образом, невольно, хотя и сознательно так, а не иначе. Если
разобрать все пружины, которые заставляют человека действовать, то
их окажется немного, а именно только три и не более: либо страсть,
либо ум или иначе расчет, либо, наконец, удовольствие, ощущаемое че-
ловеком без отношения к нему самому при созерцании нравственной
красоты или добра, удовольствие, которое называют еще иначе, а имен-
но, иногда нравственным чувством, иногда совестью.
Если человека одолеет буря страсти, если она, насилуя его ум, за-
ставит его составить плохой расчет, тем хуже для человека; в нем зву-
чало в момент действия нравственное чувство, подсказывавшее ему,
что надо было делать. Во всяком случае, выбор мотива совершился не-
избежно в пользу сильнейшего из мотивов, сильнейшего, разумеется,
индивидуально, оказывающегося самым могущественным по особен-
ностям характера действующего лица. Если в борьбе одолел преступ-
ный мотив, то, хотя решение вышло непроизвольное, человек вполне
ответствует за дело потому, что он поступил сознательно. Он должен
пострадать за недостаток нравственного чувства, которого он не выра-
ботал, впрочем, в течение всей своей жизни предыдущей. Вы его осу-
дите, потому что вы бы не могли поступить так, как он, а по необходи-
мости поступили бы лучше и честнее. Вы по этой мерке судите и себя
и всех других нормальных людей, похожих на вас, но если вы сталкива-
етесь с непохожими, ненормальными, сумасшедшими, действующими
без достаточной причины, без рассудка, без сознаваемых мотивов, то
ваша мерка оказывается уже непригодной для оценки поступка. Я вас
попрошу проследить с этой точки зрения за Островлевой. Уродливость
ее организации и та степень вырождения, до которого она дошла, за-
ставляют сомневаться, находится ли она когда-либо, даже когда она
спокойна, в состоянии вменяемости. Сверх того, если вникнуть в образ
ее действий в ночь с 29 на 30 августа 1881 г., то нельзя не признать, что
355
он носит на себе признаки полной непоследовательности, полного не-
понимания ни опасности действия, ни его последствий.
Никакого интереса Островлева не могла иметь в разбое. Ее денеж-
ные дела не были запутаны, никаких взысканий на нее не поступало,
если бы взыскание поступило, то она могла, во всяком случае, полу-
чить средства тотчас же без затруднения от знакомых. Самая сумма,
которую бы можно выручить продажей наскоро похищенных вещей,
была бы столь незначительна, что не могла бы поправить положения
Островлевой, если бы оно и было дурное. Итак, цель действия пред-
ставляется в виде черного пятна.
Островлева утверждает, что болезнь подруги навела на нее 29 авгу-
ста неодолимую тоску, от каковой тоски спасаясь, она выпила целый
графин ликера и впала в полусознательное состояние (заметим, что
29 августа было днем только что окончившейся менструации).
Встретив Худина, отпросившегося на Лахту, Островлева предложи-
ла себя в спутницы, чтобы ехать, куда глаза глядят, чтобы рассеяться.
Островлева была весьма откровенна с судебным следователем и вра-
чами и относительно поездки, и относительно продажи лошади, и от-
носительно самых интимных подробностей ее жизни домашней, но
о происходившем между Старой Деревней и Лахтой она не объясняет-
ся никак, она упорно обходит этот предмет. Очень вероятно, что и эта
сцена сохраняется в ее представлениях и памяти в виде черного пятна,
что она почти ничего не помнит, потому что была под двойным давле-
нием: под давлением испытанной тоски и опьянения от выпитого ли-
кера. Не знаю, имел ли Худин намерение грабить, когда отправлялся
на Лахту, но он знал, что едет с ним женщина не в здравом уме, он мог
при этом иметь свой расчет. Нормальная женщина не поехала бы но-
чью на Лахту, не стала бы простой зрительницей совершающегося пе-
ред ней разбоя, а тем более участницей, бежала бы от Худина, дала бы
знать в полицию. С сумасшедшей и пьяной легче было справиться. Ху-
дин ее посадил в пролетку, обещаясь лошадей и пролетку бросить, свез
ее на Разъезжую. На другой день, отправившись в Свечной, она с ужа-
сом увидела, что пролетка и лошадь там, а вдобавок Худин отнес сбрую
и вожжи в ее квартиру. Тогда она решилась сбыть поличное, она сбыва-
ла его торопливо и сознавала грозившую опасность от преследования.
Но при этих заботах ни малейшей осторожности; кажется, делается все,
что только можно, чтобы ее тотчас накрыли и уличили. Притом, все
настроение ее в этот день, 30 августа, какое-то удивительно странное
и вместо тревожного, каким ему следовало бы быть, радостно торже-
ственное. Она весела до безумия и смешлива, устраивает пирушки нео-
быкновенных размеров, покупает шампанского, дюшес, сластей, пишет
356
смехотворную записку и приезжает со всеми покупками домой, устра-
ивает угощение в тот почти момент, когда является полиция, и требует
ее в участок. После смущения при виде Савина в участке она впадает
опять в равнодушие и во время обыска в ее квартире, когда к ней при-
стают родные с вопросами, либо отмалчивается, либо грызет семечки.
Спрашивается, как вы должны поступить с этой странной и не в своем
уме находящейся женщиной?
Здорового человека вы бы осудили, потому что, прежде чем он со-
вершил злое дело, он его обдумывал; страсть, ум, совесть боролись,
страсть одолела разум и наложила молчание на протестующую со-
весть.
Хотя решение последовало в другую сторону, роковым образом, фа-
тально, но человек сознавал свой долг, а следовательно, и свою ответ-
ственность. Но в Островлевой мы имеем дело с разумом столь слабым,
что его посещают ложные идеи. Все волнения, чувства порывисты и не-
обузданны. Ежеминутно внезапное побуждение, рождаясь в области
бессознательного и минуя всякий контроль рассудка и нравственно-
го чувства, воплощается в дело, не оставляя в душе никакого воспоми-
нания о процессе, закончившемся решимостью, о борьбе мотивов, об
ответственности. Добираясь да корня зла в деянии, до причин недея
тельности рассудка, до слабости нравственного чувства, вы немину-
емо наталкиваетесь не на личную вину и даже не на воспитание, а на
уродливый от природы физический организм, расстроенные нервы,
превратные от самой природы половые инстинкты. От природы это су-
щество обречено на бред, на безумные выходки, на бешенство, жерт-
вой которого делается прежде всего оно само, посягая на свою жизнь.
Иного исхода и не будет. Какая польза государству, что эта осужден-
ная зарежется или повесится. Не она первая, не она последняя, много
осуждаемо было и осуждается сумасшедших. Это явления печальные,
точно упреки нашей цивилизации. Вы не решитесь это печальное явле-
ние допустить. Над этой женщиной тяготеет проклятие природы, ее не
должна касаться казнь государственная.
***
Островлева и Худин были судом оправданы. Однако после вторич-
ного рассмотрения дела по протесту прокурора приговор в отношении
Островлевой был оставлен в силе, Худин же был признан виновным
в совершении данного преступления и осужден.
357
Урусов Александр Иванович
(1843–1900)
358
старался пробудить негодование передовой интеллигенции против это-
го позорного явления. Охотно проводил процессы в защиту лиц, при-
влекавшихся к уголовной ответственности за религиозные убеждения.
Тонкий психолог, он всегда был способен на меткую и острую харак-
теристику тому или иному лицу, проходящему по делу. Литературный
стиль его речей был всегда образцовым, отличался убедительностью,
простотой изложения, последовательностью и ясностью.
Дело Мироновича1
Краткое содержание дела изложено в речи адвоката.
1
[Электронный ресурс]. URL: http://hatituli.ru/?p=510
359
ради чего он убил Сарру Беккер? Он убил ее не с обдуманным зара-
нее намерением, а в запальчивости и раздражении, вследствие неудав-
шейся попытки воспользоваться невинностью, попытки, оставленной,
вследствие ее сопротивления, но не сопровождавшейся, по-видимому,
никакими реальными последствиями и в которой он на суде не обвиня-
ется. Если бы он не убил ее, он обвинялся бы в покушении на изнасило-
вание, соединенное с растлением, и она бы против него свидетельство-
вала на суде, и он был бы осужден. Чтобы этого не было, он ее убил. Он
убил ее в порыве бешенства и страха, боясь быть застигнутым на месте
преступления. Итак, хотя и изнасилования нет, хотя в судебно-меди-
цинском смысле покушение на растление не может быть ничем доказа-
но, но, тем не менее, обстоятельства дела приводят к непоколебимому
заключению, что в основе дела лежит чувственность Мироновича, а не
какой-нибудь другой мотив к убийству Сарры Беккер. Такой мотив
не может прежде всего не возбудить недоумения: возможно ли, чтобы
Миронович, которому за 50 лет, настолько прельстился 13-летней де-
вочкой? Врожденный нам оптимизм отвечает: нет, такое преступление
немыслимо. Оно противно человеческой природе! Посмотрим, так ли
это? Конечно, если нет мотива, так о чем же и говорить; но полагаться
на судебно-медицинскую экспертизу, что она раскроет мотивы, кажет-
ся мне совершенно неосновательным; исследование мотива преступле-
ния лежит в области явлений более сложных, чем те, которыми зани-
мается медицина.
Итак, установим сначала с совершенной ясностью, документально,
доказано ли по делу, что Миронович стремился к обладанию Саррою?
Я докажу вам, что он стремился к этой цели путем систематического
развращения ребенка. Вспомните сначала показание Р. Чесновой, сви-
детельницы, к которой защита относится с особым доверием. Сарра,
по ее словам, девочка умная и скромная, говорит ей: «Хозяин все рас-
сказывает о своих любовницах, он с нового года хочет отпустить отца,
а меня оставить, но я тысячи рублей не возьму. Лучше мне видеть мал-
хомовеса (дьявола), чем его разбойника». Странно, не правда, ли, от-
куда такая ненависть? Ведь Миронович платит ей жалованье, хвалит,
угощает, дарит — казалось бы, нежная детская душа, отзывчивая к ла-
ске, должна бы страшно привязаться? Поищем причину ненависти. Вот
скорняк Лихачев, человек простой. Он передает следующее (я прочту
по моим заметкам): однажды, когда Ильи Беккера не было дома, Миро-
нович нежно гладил Сарру по голове. Лихачев спросил: господин Ми-
ронович, к чему это вы малолетнюю девочку так ласкаете? Может быть,
она пригодится, отвечал Миронович. Это были его подлинные слова.
Мне это показалось странным, прибавляет Лихачев, и я сказал Беккеру,
360
что Миронович ласкается к его дочери. Заметьте, господа присяжные
заседатели, что Лихачева, вовсе не привыкшего задаваться утонченным
анализом, удивляет обращение Мироновича с ребенком. Значит, в этом
обращении сказывается нечто действительно нехорошее. Но вот явля-
ется поразительное показание Натальи Бочковой, прочитанное здесь
на суде: «За неделю до убийства Сарра была у нее, жаловалась: хозяин
ей проходу не дает, пристает с худыми словами, не дает причесаться,
одеться: сейчас подойдет, отнимает волосы, говоря «хочу баловаться».
Миронович помадится перед зеркалом, шутит: хочу понравиться хозя-
ину. Вы сами здесь хозяин, отвечает Сарра, вы можете понравиться од-
ному только шуту, а не мне. Отвечала она дерзко потому, что была сер-
дита на него за худые слова. Но скупой для других Миронович делал ей
подарки: золотые серьги дал, обещал за что-то браслет». Если бы мож-
но было одну минуту сомневаться в этом показании, вы бы нашли ему
полное подтверждение в показании на суде под присягой свидетель-
ницы Михайловой. Вы помните эту бесхитростную женщину, кухар-
ку Бочковой. В платочке, подперев щеку рукою, она простодушно под-
твердила эти нечистые подробности; я дорожу текстуальностью этого
показания, вот как оно у меня записано: «Соня обижалась на хозяина:
не дает одеться, причесаться, за косу хватает, и, рассказывая это, Соня
плакала». «Пустые» слова — по варианту предварительного следствия
«похабные» — говорил, а она ему: зачем вы говорите их мне. Вам есть,
кому их говорить. Говорите тем, кто ходит по панелям. Ревновал же ее
к мужчинам; раз она попросила папироску для Лихачева: «Верно ты
пощупать ему дала, а теперь за него просишь». Бедная девочка, переда-
вая эти цинические подробности, горько плакала. Ослабить эти показа-
ния защита думает ответом Чесновой, что ей Сарра Беккер таких вещей
не говорила, так как Сарра была девочка стыдливая и скромная. Из это-
го еще не следует, чтобы Сарра не говорила другим о тайных причинах
своей ненависти к Мироновичу. Хранить в душе тайну, никому не пове-
дать ее, вовсе не в детском характере.
А может быть, Чеснова сдержаннее других потому, что Миронович
на предварительном следствии возбудил против нее подозрение в убий-
стве Сарры и доказывал, что она — та самая женщина в платке, которую
Ипатов видел сидящею на лестнице с Саррой вечером 27 августа в деся-
том часу; последнее, впрочем, весьма вероятно. Но идем далее. Вы слы-
шали здесь показание свидетельницы Соболевой. И на предваритель-
ном, и на судебном следствиях Соболева показывала об отношениях
Мироновича к Сарре. Следователю она говорила, что Сарра жалова-
лась ей, будто хозяин «хочет сделать из нее свою любовницу», и что она
отвечала: «Хозяин шутит. Ты девочка хорошенькая, ребенок ты и слов
361
таких говорить не должна». Здесь, на суде, Соболева показала боль-
ше: о поездке будто бы на горы на масленице, о том, как в трактире (не
в трактире ли Срамотко?) Миронович после угощения Сарры стака-
ном чая с ромом приступил к таким ласкам, подробности которых сви-
детельница отказалась передать: «Не кричи, дурочка, я пошутил...». Ко-
нечно, Мироновичу против этой свидетельницы ничего не оставалось,
как обвинить ее в шантаже. Это сказать легко, но только я не понимаю,
что же это такое за шантаж: Соболева дала показание следователю, пре-
жде чем ходила просить жену Мироновича, чтобы ее не вызывали в суд,
а после известной сцены, когда на нее бросились Срамотко и компания
с криками: в участок ее, протокол! она на суд, в прошлое заседание, не
явилась. В чем же могло заключаться предполагаемое соглашение с же-
ною Мироновича? В неявке на суд — это самое большее. Нельзя же пред-
полагать, чтобы Соболева заявила о ложности своего показания следо-
вателю. Но не явись она на суд, ее показание было бы прочитано, а если
бы нельзя было его прочесть, то заседание могло быть из-за неявки от-
ложено, но дело-то в том, что никто и не говорит, чтобы Соболева проси-
ла у Миронович денег. Какой разговор у нее был с глазу на глаз с женой
Мироновича — не известно. Но, допуская даже худшее, что свидетель-
ница явилась с известною целью, разве из этого следует, что показание
ее неверно? Нимало. Оно утверждается свидетелями Бочковой, Михай-
ловой и другими. Возьмите теперь нового свидетеля, Араратова; восточ-
ный акцент свидетеля мог возбудить неуместную на суде веселость, но
показание его доказывает, что он, как честный человек, по собственно-
му почину вызвался показать на суде все, что ему известно. Он весьма
живо передал нам, как Срамотко рассказывал в трактире, что Мироно-
вич не убить хотел Сарру, а обладать ею. Выразил он это грубым, про-
столюдным выражением, зато совершенно ясно. Срамотко, конечно, от-
рицает это показание, но он и сам проговорился. На предварительном
следствии у него сорвалось, что «Сарра была легкого поведения»; здесь
он добавил: «глупенькая, не строгая». Но все прочие свидетели сказали
нам: она была не по летам умна, скромная, хорошая девочка. Так не Сра-
мотко же нам верить! Но он — друг Мироновича, ежедневный посети-
тель кассы во время освобождения его; и мы видим, что этот лживый от-
зыв его о Сарре подсказан ему самим Мироновичем. Здесь приведу вам
факт, с первого взгляда не крупный, но очень серьезного значения: одна
яз любовниц Мироновича, Мария Филиппова, показала на суде, что го-
ворили ей о Сарре: девочка неравнодушна к мужчинам, а по другому ва-
рианту — «падка до мужчин».
Вы помните, что по показаниям дворников дома № 57, дворников
Мироновича, Чесновой, Анастасии Федоровой, Громцева, Круглова
362
и вообще всех Сарра была совершенный ребенок, никогда не разгова-
ривала с взрослыми мужчинами на дворе, играла только с маленькими
детьми. Если же Миронович считал возможным говорить своим близ-
ким, что она неравнодушна к мужчинам, то отсюда нужно заключить,
что он успел ее развратить настолько, что она терпела его ласки. Отец
ее, Беккер, действительно однажды увидел, как, незадолго до 27 августа
Миронович, лежа на трех стульях (мягкой мебели еще не было) в кла-
довой, целовал Сарру в лицо. Беккеру и в голову не могло прийти, что-
бы за этими ласками скрывался другой умысел. Он побранил Сарру,
но только после ее смерти вспомнил о них и о словах Мироновича. На-
конец, брату своему, которому Миронович запрещал ходить ночевать
в кассу, Сарра жаловалась, что хозяин «балуется», и не называла его
иначе, как «дьявол». Но тогда никто не обращал на это внимания.
Если теперь представляется вполне доказанным, что отношения
Мироновича к Сарре проникнуты были грубо чувственным характе-
ром, то рядом с этим не следует терять из виду и черты, метко подчерк
нутые прокурором: мало того, Сарра постоянным своим присутстви-
ем раздражала старческую похотливость Мироновича, она и в другом
отношении была для него выгодным приобретением; соединяя прият-
ное с полезным, Миронович своих любовниц заставлял на себя рабо-
тать: Федорова шила, Филиппова стирала белье. Сарре предназнача-
лась роль приказчицы. А между тем приближался срок возвращения
Беккера из Сестрорецка, и Сарра собиралась уехать туда навсегда.
Терять времени было нечего. 26 августа, в пятницу, была доставлена
в кассу мягкая мебель. Сначала, как показывает дворник Кириллов,
мебель расставлена была по всем комнатам кассы, потом, по приказа-
нии) Мироновича, вся снесена в маленькую полутемную комнату, где
через два дня найдена была убитая Сарра. Там — заметьте это обстоя-
тельство — Кириллов поставил три мягких стула на диван, как ставят
мебель в складе. Беккера не было дома, он 26 августа уехал; между тем
28-го оказалось, что мягкие стулья были сняты с сиденья дивана и по-
ставлены так, что образовывали вместе с диваном одно широкое ложе.
Вы видели это на рисунке. Кресла же поставлены были так, что прегра-
ждали выход в дверь, ведущую к ватерклозету. Таким образом устроена
была какая-то западня. Никто из дворников так мебели не расставлял.
Сделать это мог только тот, кому это нужно было. Два дня, во время ко-
торых Беккер был в Сестрорецке, представлялись удобными для того,
что было задумано, и в эти два дня, 26 и 27-го, на ночь дворник ноче-
вать не приходил, и девочка оставалась одна с имуществом на сумму
до 30 тысяч рублей. Установив существовавшие мотивы чувственного
влечения к Сарре и приготовления к тому, чтобы овладеть ею, я могу,
363
не останавливаясь далее на особенностях темперамента Мироновича,
ответить на фразу о невероятности его чувственных побуждений. Ука-
жем на факты. Они говорят так громко, что не заглушить их никакой
экспертизе. Но, собственно говоря, в этом факте влечения к субъектам
очень молодым, незрелым сказывается не особенность одного только
Мироновича и в ней нет невероятного.
Не забывайте, что Сарра Беккер была подросток, в ней, как вы ви-
дели из акта вскрытия, уже складывалась девушка. Вот почему я по-
лагаю, что в настоящем деле, не исходя от обобщений, а путем фактов,
бесспорно установлено, что Миронович имел известные виды на Сарру.
Перехожу к событию преступления и к алиби Мироновича. Все, кто
видел Сарру в этот вечер, замечают ее задумчивость, ее грустное на-
строение. «Ах, Лизанька, — говорит она Р. Чесновой, — хотя я играю,
но мне скучно». Тринадцатилетний мальчик Громцев, тот самый, кото-
рый показал, что Сарра была девочка хорошая, умная, добрая, с деть-
ми играла хорошо и никого из них не обижала, сказал нам, что часов
в семь вечера, когда дети играли на дворе, она сидела на лестнице за-
думавшись. Другой мальчик, Круглов, видел ее до девяти часов вече-
ра. Она молча постояла, слушая его разговор с Брандтом, «она скучная
была» и в девять часов ушла в кассу. Наконец, Анастасия Федорова,
с чуткостью наблюдения, которую вы, конечно, оценили, заметила, что
в этот вечер, в начале девятого часа, Сарра, всегда веселая и живая,
была «очень скучна» и, видимо, старалась не смотреть на Миронови-
ча. Что же значила эта грусть — не предчувствие ли близкой мучениче-
ской кончины? Не думайте, господа присяжные заседатели, что я хочу
играть на ваших нервах, нет, мне нужно только спокойное рассужде-
ние. Если Сарра была необычайно грустна, задумчива в вечер 27 авгу-
ста, если взгляд ее стыдливо избегал останавливаться на Мироновиче,
то весьма вероятно, что он, окончив все нужные приготовления, не счи-
тал нужным особенно стесняться и что беззащитная девочка уже под-
верглась нечистым ласкам, которыми он исподволь развратил ее. Но
мы уже подошли к моменту преступления, которое, несомненно, со-
вершено между десятым и одиннадцатым часом. Последний, кто видел
Сарру в живых, был Ипатов. Из бани он пришел домой «в конце девя-
того или в начале десятого — примерно», в исходе десятого видел Сар-
ру сидящею с женщиной в шерстяном платке на голове — не в шляпке,
заметьте это; они сидели как хорошие знакомые и ясно, что в это время,
в исходе десятого, касса еще не была заперта и в ней сидел Миронович,
во-первых, потому, что по субботам касса запиралась вообще поздно,
и, во-вторых, потому, что раз касса была заперта, Сарра из нее не вы-
ходила и в кассу никого не впускала. Эта черта осторожности, воспи-
364
танная не только на врожденных инстинктах, но и на приобретенных
навыках, подтверждается решительно всеми свидетелями и даже Ми-
роновичем; как же мог бы он иначе доверить такое значительное иму-
щество ребенку! Да стоит вспомнить опять свидетельницу А. Федоро-
ву: ее, знакомую Сарры, после одиннадцати часов Сарра не впустила
в кассу, несмотря на все ее просьбы. Касса заперта, сказала она через
запертую дверь, приходите завтра. Несколько минут после Ипатова
прошли Алексеев и Повозков, но уже никого на лестнице не видели,
а в начале одиннадцатого вернулся Севастьянов, и все было тихо, как
в могиле. Дело было сделано, окончено.
Где же, спрашивается, был в это время, от начала десятого до начала
одиннадцатого часа, Миронович?
«Я вышел из кассы ровно в девять часов и более в нее не возвращал-
ся», — вот что твердил подсудимый, вот основания его алиби. Мейкул-
ло видел его выходящим на Невский в девятом часу. Портной Гершович,
приятель его Короткое, артельщик Тарасов видели его после девяти ча-
сов, когда заперт был магазин Дателя. Миронович прошел дома два-
три по Невскому, но тотчас же вернулся и, поговорив с Гершовичем
о пиджаке — подробность чрезвычайно важная, исключающая всякую
возможность ошибки, — вошел во двор, а когда опять ушел — никто не
видел. Показания этих свидетелей имеют в деле решающее значение.
Они уничтожают окончательно алиби Мироновича, опровергают его
объяснение, что он не возвращался в кассу, опровергают и показание
Марии Федоровой, которую никто не видел ни в доме Мироновича, ни
в доме № 57, ни в конке, ни в булочной. Домой к себе подсудимый вер-
нулся в половине одиннадцатого, по показанию свидетельницы Ната-
льи Ивановой; одиннадцатый час выходит и по показаниям Васильева
и Кириллова; последний только что подал самовар барину и вышел за
ворота, как уже заметил запирающиеся трактиры, что бывает после, но
никогда не прежде одиннадцати часов. Итак, где же был Миронович
между началом десятого часа и концом одиннадцатого? Если он вышел
ровно в девять из дома № 57, как мог он употребить более полутора ча-
сов времени на пространство, которое по специальной экспертизе и по
всем данным, установленным на суде, требует не более двадцати пяти
минут maximum? Почему он так боится этого времени — этих полутора
часов, почему скрывает, что вошел в кассу, почему упорно отрицает по-
казание Гершовича, Короткова и Тарасова? Почему? А потому, что они
знали, что именно в это время он совершил убийство, знали, что в на-
чале одиннадцатого часа звонила в кассу Семенова, знали, что он отдал
ей вещи — купил ее молчание и сбыл ей поличное. А мы знаем навер-
ное, что в половине двенадцатого Семенова уже была в Финляндской
365
гостинице, откуда бежала, потому что вещи, которые она передала Без-
аку, были добыты ценою преступления. Миронович, господа присяж-
ные, прослужил не даром в полиции с 1859 до 1872 года, следовательно,
лет семь до введения судебной реформы, в эпоху господства формаль-
ных доказательств. Какие же лучшие классические доказательства?
Алиби, поличное, собственное сознание. И вот Миронович устраивает
себе алиби, сбывает поличное, создает сознание Семеновой. И действу-
ет он, как старый опытный сыщик, частью по соображению, частью по
инстинкту. Конечно, он делает при этом и промахи, ну да с кем же этого
не случается. Но для старого формального суда защита его во всех от-
ношениях подстроена превосходно. Его система, несмотря на некото-
рые мелкие недостатки, и на новом суде является в высшей степени за-
мечательной. Здесь, господа присяжные, я должен сделать небольшое
отступление. Дело Мироновича совпало с усилением нападок на новый
суд. Оно взволновало общество, оно вызвало неимоверную массу тол-
ков. Кто только не издевался над судебным следователем за утрату во-
лос, значение которых для дела ничем не установлено. Оказалось, что,
кроме следователей, все превосходно знают, как нужно было произве-
сти следствие и как раскрыть истину. Люди, имеющие самое смутное
представление о сложности следственного производства, сыпали упре-
ками, наставлениями, указаниями.
Конечно, во всем этом есть хорошие стороны: отчего не дать волю
критике, отчего не признать, что следствие, вверенное сначала малоо-
пытному молодому человеку, сделало немало промахов, которые потом
было трудно исправить. Но ведь справедливая, толковая критика долж-
на же отметить и положительную сторону проведенного следствия, а не
обрушиваться только на одни недостатки. Посмотрите, какой громад-
ный труд представляют собой эти шесть томов производства. Сколько
работы, честной, трудной работы, господа, потрачено судом, присяж-
ными заседателями, сторонами на это дело. Не забывайте, что матери-
альные средства, которыми располагает следственная власть, крайне
ограниченны. Не забывайте, что в этом ужасном и редком деле след-
ственной власти пришлось бороться с таким противником, как Миро-
нович, на стороне которого была, во-первых, профессиональная много-
летняя опытность и – свободные деньги. Первое дало ему возможность
построить искусную систему защиты, второе — заручиться друзьями
среди тех же агентов сыскного отделения, которым поручено было до-
знание по его делу. Всякий, кто хотя немного знаком с уголовным судо-
производством, знает, что судебный следователь не имеет физической
возможности проследить лично все следственные действия. Собирание
сведений, данных, деталей дела повсюду, во всем мире, поручается по-
366
лиции, тайным ее агентам. Прошу вас, господа присяжные, не видеть
в моих словах никакого публицистического задора. Я знаю, что жи-
тейская необходимость заставляет прибегать к услугам сыщиков, но
я знаю также, что люди эти, вращаясь постоянно между преступника-
ми, часто подвергаются уголовному контагию, к которому некоторые
из них, может быть, и предрасположены. Есть, конечно, хорошие сыщи-
ки, есть и дурные: последние представляют очень большую опасность
для общества. В других странах на предварительное следствие тратят-
ся массы денег, у нас же, если требуется, например, фотография, то сле-
дователь стесняется производить расходы, как бы еще не пришлось из
своих приплатить. Там существует специальная судебная полиция, там
судебный сыщик сложен в особый тип, нередко вызывающий сочув-
ствие. Действуя исключительно под контролем судебной власти, тай-
ный агент является могущественным средством борьбы с преступною
силою. У нас же судебный следователь и прокуратура, хотя и пользу-
ются по необходимости услугами сыскного отделения, но это другое
ведомство и там свои порядки, свое начальство. Представьте же себе,
что Миронович, сам бывший сыщик и весьма крупный деятель по этой
части, Миронович, человек с капиталом, тотчас же сходится на друже-
ской ноге с агентом Боневичем. Вы видели здесь этого свидетеля и, ко-
нечно, помните его характеристическое показание. С 1878 года он зна-
ком с Мироновичем, значит — старые знакомые. 4 сентября он отвозил
Мироновича в тюрьму и дорогой, как показал Боневич на суде, у них
завязывается разговор: Боневич поверяет Мироновичу свое предполо-
жение о женщине. Я же думаю, что это предположение скорее идет от
Мироновича, который знает, что отдал свои вещи женщине, но не знает,
кто она. Разговор идет самый интимный, настолько, что, по словам Бо-
невича, подсудимый на увещание его сознаться обругал агента самым
нецензурным словом.
Но это нисколько не нарушило их добрых отношений. Они расста-
лись все-таки по-дружески, и Миронович сказал: «Ищите, я награжу
вас по-царски». И что же? 6 сентября, два дня спустя, Миронович заяв-
ляет подозрение на женщину, указывает даже на Чеснову. Поиски Се-
меновой, сожительницы полицейского офицера, попавшейся в четырех
кражах, по которым розыски чинили четыре агента, не могли представ-
лять особенных трудностей. Как и кем была разыскана Семенова —
осталось тайной, но что именно Боневич, а не никто другой, ездил за
ее вещами в Озеры и делал там обыск, что четыре неизвестных в сопро-
вождении жандарма ходили из дома в дом в селении Озеры, что Боне-
вич ночи дежурил в сыскном отделении при Семеновой — это факты
положительные и никем не оспоренные. Также несомненно, что Боне-
367
вич часто посещал Мироновича во время его освобождения, сиживал
у него, по показанию Дмитриева, подолгу и, по собственному показа-
нию, купил у него пальто, платье и шубку — все это факты, не нужда-
ющиеся в комментариях, но это скандальные факты. Вот почему пред-
ставляется в высшей степени вероятным, что связь Семеновой с делом,
редакция ее роли, подготовка и репетиция мнимого сознания совер-
шались при деятельном участии тайных сил, под руководством само-
го Мироновича. Вот о чем забыли порицатели следственной власти. На
первых же порах пришлось ей столкнуться с необычайными затрудне-
ниями: кроме опытности, ума и денег, которыми располагал Мироно-
вич, следователь натолкнулся еще на тайное противодействие там, где
он всего менее мог ожидать его: в среде низших агентов, производив-
ших дознание. Спрашивается, если исчезает вещественное доказатель-
ство перед глазами следователя, если тайны следствия разглашают-
ся, разве можно винить здесь одного следователя? Конечно, защищать
следствие не мое дело, но я нахожу, что оно и не нуждается в защите: ре-
зультаты налицо. Несмотря на все трудности, следствие, после громад-
ных усилий и многих ошибок, обнаружило виновного и разоблачило
мнимое признание Семеновой, как мистификацию. Указав вам, господа
присяжные, на специальные трудности следствия, я прошу вас вспом-
нить о трех обстоятельствах: об алиби Мироновича, о ложном следе,
который он пытается создать расписками Грязнова, и мимоходом о по-
ведении Мироновича утром 28 августа: он и в это утро не принима-
ет дворника в кассу, он мечется и, не посмотрев на труп, утверждает:
«Здесь нет изнасилования; ее можно было купить за 6 рублей». А когда
тело маленькой мученицы уносят в анатомический театр, у него выры-
вается восклицание «стерва». Однако в ряду сильнейших улик против
него, по мнению многих юристов, являются расписки и векселя Гряз-
нова. Достать десять квитанций из стола и разложить их на виду на ди-
ване, унести или истребить остальные, один вексель положить, другой
унести, и притом где положить — в комнате, куда нет хода из кассы, —
это, конечно, не могло прийти в голову ни Семеновой, ни вообще кому
бы то ни было, кроме Мироновича. Он знал, что Грязнов — темная лич-
ность, судившаяся впоследствии по делу так называемой черной банды,
он знал, что Грязнов скрылся, что его ищут, что он обвиняется в грабе-
же. После убийства Сарры, задумав маскировать дело картиной грабе-
жа, Миронович, естественно, хватается за мысль — направить подозре-
ния на Грязнова.
И заметьте, что если бы Грязнов не был в то время под замком, он
мог бы иметь пренеприятные разговоры с судебным следователем. Ко-
нечно, хитрость была бы обнаружена, и Грязнов оправдался бы, но его
368
дурная репутация, его вещи, заложенные в кассе, забытые бумаги —
все это создало бы ему немалые затруднения. Вот почему Миронович
и восклицает: «Теперь ясно, что убил Грязнов», — и вызывается разы-
скать его. Но первая хитрость не удается. Проходит месяц. В кандида-
ты на убийцу намечен Аладинский — за 5 тысяч (заметьте, ту же цифру
мы найдем и у Семеновой, и на векселе Янцыса). Но и с Аладинским
неудача. Наконец, отыскивается Семенова — и успех превышает вся-
кие ожидания. Больная, увлекающаяся до безумия натура, даровитая
и очень несчастная, Семенова была создана нарочно для той роли, на
которую ее готовили. Заметьте одну черту, указанную наблюдавшим ее
психиатром, доктором Дмитриевым: у нее хорошая память. Вам чита-
лись ее показания, письма, стихи: везде преобладает память и фанта-
зия. Заметьте и другую черту: свидетели, знавшие ее давно, говорят об
ее необыкновенной лживости. Она лгала постоянно, это было ее твор-
чество. В действительности ей было есть нечего, а по ее рассказам,
ее отцом был индийский царь. Может быть, она и сама тому верила.
Я прошу вас только сравнить мнимое сознание Семеновой со всем, что
вы слышали и видели на суде, и вы, конечно, согласитесь со мною, что
судебный следователь вправе был отнестись недоверчиво к ее расска-
зу. Да, ее учили хорошо, со времени возвращения в Петербург до созна-
ния, с 9 по 28 сентября. Ее водили в кассу: это установлено бесспорно.
В газетах она могла прочесть мельчайшие подробности, а все-таки там,
где ей приходится угадывать истину, она провирается, и как только со-
чиняет — выходит вздор. Накануне сознания она разыгрывала у Неми-
рова сцены: «Хочу быть актрисой», она и теперь продолжает играть ту
же роль. С какого конца ни возьмешь, несообразности и противоречия
так и бросаются в глаза. По ее рассказу, Сарра бежит за ней на улицу,
зовет ее: «Приходите на другой день в 12 часов», а мы знаем, что Сар-
ра никогда не выходила из кассы, когда была одна, никогда не бегала
за незнакомыми. Или же: Сарра смотрит в скважину двери... Куда же
она смотрит, когда на лестнице темно? «Я хорошо помню, что ключ она
вложила в замок». Неправда, ключ у Сарры оказался в кармане. Оста-
вив лампу в кухне, Семенова будто бы идет впотьмах в кассу и там вы-
нимает из витрины вещи. Но эти вещи лежат так далеко, что достать
их невозможно. При этом у нее два пальца укушены, а в витрине крови
нет. Достает она вещи ложкой, но вещи оказываются все в порядке; вы-
ходит какая-то игра в бирюльки. Лампу она будто бы не гасит: между
тем лампа оказалась погашенной и наполовину полной керосином. Но
это все мелочи в сравнении с другими несообразностями. Что вы ска-
жете об убийце, слабой женщине, которая бог знает зачем несет на ру-
ках свою жертву через кухню в последнюю комнату и там кладет ее не
369
на пол, а на кресло? А кровавые подробности? По словам Семеновой,
кровь была и в коридоре, и на полотенце, которым она вытерла руки,
и гирю она (зачем?) кладет после убийства в маленький саквояж, и на
пальто, которое она продала Минкину, была кровь, и в умывальниках
в гостиницах Финляндской и Кейзера. И что же? Нигде, нигде реши-
тельно ни малейшего следа этой крови не оказывается.
Мало этого, свидетельницы Силли и Лундберг дали нам ценные ука-
зания: в обеих гостиницах помои оставлены были в лоханке и в ночной
вазе. Разве это мыслимо? Разве так поступают убийцы? Возьмите, на-
конец, мелкие подробности, с которыми она описывает убийство; здесь
она в своей сфере: воображение работает, проверка трудна. Такая изу-
мительная детальность может быть или память на действительные фак-
ты или же память на заученные факты. Убийца, здоровый или больной,
находится всегда в состоянии крайнего возбуждения. Он случайно за-
помнит ненужную подробность, но всего запомнить он не в состоянии.
По словам же Семеновой, она растерялась так, что не воспользовалась
следами преступления, и что же мы видим? Она не только перечисляет
до малейших деталей все похищенные предметы, точно по описи, она
все комнаты описывает, она чертит план, причем — курьезная подроб-
ность — заносит на него даже комнату около кассы, в которую не захо-
дила, но «по соображению». Она рисует, наконец, позу убитой в кресле!
И этому верят! И следователь виноват, что он не поверил! Помилосерд-
ствуйте во имя здравого смысла! Ведь это уже слишком, господа при-
сяжные заседатели! Такие грубые мистификации могут увлекать толпу,
должны увлекать ее, привыкшую верить всему чудесному, необычайно-
му, но как же они могут действовать на людей, «прилагающих всю силу
своего разумения» к распознанию истины на суде! И представьте же
себе, господа присяжные заседатели, в каком бы положении очутились
те, которые поверили бы на слово сегодняшнему роману сумасшедшей
женщины? 1 октября она говорит: «Я убила, Миронович не виноват»,
25 января: «Я не убила, Миронович виноват», 15 февраля: «Я подтвер-
ждаю свое первое показание», 18 апреля, прочитав все дело и проник-
шись его ужасом, она опять пишет: «Нет, я не убила, убил Миронович».
11 мая, 23 мая она повторяет свое отречение. Повторяет его и на первом
суде. После всего этого она является перед вами и снова принимает на
себя вину. Я понимаю чувство, которое должна возбуждать эта ужас-
ная комедия: сегодня Семенова говорит одно, но что скажет она завтра?
Нет, господа присяжные, легенда о Семеновой, будто бы совершившей
убийство, продержится недолго. Теперь, господа присяжные, я прошу
вас сравнить сознание Семеновой с ее отречением, с рассказом о том,
как она явилась в кассу 27 августа вечером, как слышала голоса, как
370
вышел человек, давал ей вещи и прочее. Рассказ этот совпадает со все-
ми данными, доказанными на суде. Он похож на кусок разбитого кам-
ня, который приходится в пустое место. Попробуйте вложить в обсто-
ятельства дела ее сознание — кусок слишком велик, он не входит, он не
может войти! Но, как бы то ни было, Семенова является новою, силь-
нейшею уликою против Мироновича. Прокурор очень верно заметил,
что он молчит, о ней не смеет говорить, но, подобно его алиби, векселям
Грязнова, витрине, неприсылке дворников и отношениям к Сарре, лож-
ное сознание Семеновой уличает подсудимого.
Остается мне сказать несколько слов об экспертах. Вы знаете, что
экспертиза профессора Сорокина на предыдущем разборе дела, возбу-
дила ожесточенную полемику. Я должен сказать, что для обвинения
Мироновича я не считал и не считаю необходимым следовать за всеми
гипотезами профессора Сорокина.
Картина, подробности убийства останутся тайной, но факт убийства,
сопровождавшие его обстоятельства и улики против Мироновича —
налицо. Вы выслушали здесь целые лекции по вопросам о направлении
трещин, о сотрясении мозга, об изнасиловании, о параллелограмме сил.
Спрашивается: имеются ли в деле судебно-медицинские данные, дока-
зывающие, что такое-то повреждение мог произвести только Мироно-
вич, а такое-то Семенова? Конечно, нет. Мы движемся ощупью в обла-
сти догадок и гипотез. Следовательно, вопрос о виновности лежит вне
области судебно-медицинской компетенции. В прошлое заседание, го-
ворят, увлекся профессор Сорокин, а теперь, мне кажется, увлекаются
в противоположном направлении. Как происходила борьба Миронови-
ча с Саррою, мы не знаем. Как, в каком положении он нанес ей удар по
голове, мы не знаем этих подробностей, убийство не может быть об-
наружено рядом других доказательств. Я с почтением отношусь к уче-
ному авторитету профессора Эргардта; я могу только сожалеть, что на
вопрос: что означают эти многочисленные ссадины на левой стороне
тела, какое значение имеют эти сине-багровые, надорванные уши, эти
посиневшие от сжатия сильною рукою пальцы, профессор Эргардт от-
вечает, что все это мелочи и значения не имеют! Как не имеют значе-
ния? Для судьи, для юриста эти мелочи могут служить указанием на
следы сильной мужской руки... А доктор Штольц? Он очень подробно
и с большою эрудицией описал нам, как действует тот, кто, по его вы-
ражению, «берется насиловать», и доказал, что на кресле это будто бы
невозможно; но, не вступая с ученым экспертом в споры и признавая
свою некомпетентность, как же не заметить, что для уличения Мироно-
вича есть в деле совершенно иные данные? Мы, юристы, должны с по-
чтением выслушивать экспертов-медиков, но если они незаметно для
371
себя берутся за разрешение вопроса о виновности, то нам приходится
остановиться и сказать им: извините, господа, мы дальше идти за вами
не можем. Если бы эксперты пришли к заключению, что Семенова мог-
ла убить Сарру, то возможности вообще мы оспаривать не беремся. Но
мы говорим: обстоятельства дела, безусловно, доказывают противное,
а если бы признание Семеновой было бы невозможным, то Миронович,
конечно, и не пользовался бы им для своей защиты.
Оканчивая свои объяснения, которые мне придется возобновить
для возражения защите, я прошу вас, господа присяжные, не припи-
сывать некоторое внешнее оживление моей речи чувству раздражения
против подсудимого. Его личность, его прошлое для меня имеют значе-
ние лишь настолько, насколько они прямо относятся к делу. Я старался
избегать всяких нападок на его профессию, бывшую и настоящую, во-
обще старался отбросить в сторону всякую публицистику и тенденци-
озность. Скажу более: я убедился, что, вопреки общему правилу, дур-
ная репутация Мироновича сослужила ему отличную службу — у очень
многих честных людей явилась мысль, что осудили его будто бы за то,
что он взяточник и ростовщик, а не за то, что он совершил. Такое пред-
положение, конечно, оскорбляет чувство справедливости, а потому чем
темнее явилась бы личность Мироновича, тем выгоднее это было бы
для него, как подсудимого. Но темные краски и облик злодея вовсе не
нужны для его осуждения. Конечно, он никогда и не подумал бы со-
вершать убийство, а неожиданное стечение обстоятельств привело его
к этому преступлению.
Но раз случилось несчастье, что же ему оставалось делать? Не про-
падать же даром. Он и стал защищаться, и защищается, и надеется, что
в навеянном полумраке сомнения ему удастся отделаться, уйти. Игра
у него сильная, козырей много: он может и выиграть. Но с другой сто-
роны общество чувствует всю опасность безнаказанного преступления.
Наше дело представить вам добытые выводы, а вы рассудите.
***
По данному делу был вынесен оправдательный приговор.
372
СУДЕБНОЕ КРАСНОРЕЧИЕ
ХХ–XXI веков
373
Дело А.И. Котова1
(О смерти «фактического» супруга)
1
[Электронный ресурс]. URL: http://ex.kabobo.ru/docs/202000/index-2059-1.
html?page=11
374
кона, а также разъяснения, содержащиеся в постановлении Пленума
Верховного Суда РСФСР от 26 сентября 1973 г. № 9 «О судебном ре-
шении», не учтены судом с должным вниманием, что не могло не ска-
заться на важнейшем процессуальном документе, являющем собой
итог рассмотрения дела по существу в суде первой инстанции. Вот по-
чему критические доводы, выдвинутые в кассационной жалобе мое-
го доверителя, свидетельствуют об ошибочности решения народного
суда и должны повлечь его отмену и направление дела на новое рас-
смотрение.
Позвольте прежде всего изложить те юридические факты, уста-
новить которые просил Алексей Иванович Котов и на коих основы-
вается его притязание на признание права на часть паенакопления
в дачно-строительном кооперативе, оформленного на имя Анны Сте-
пановны Петровой, бывшей более 30 лет самым близким ему челове-
ком, делившей с ним радости и горести семейной жизни, проживав-
шей с ним под одним кровом, однако без регистрации брака в органах
загса.
Во-первых, Котов утверждал, что его брак с Марией Николаев-
ной Котовой, в который супруги вступили в 1939 году, был прекращен
спустя три года, в 1942 году; когда их семья распалась, супруги стали
проживать отдельно, не поддерживая между собой никаких отноше-
ний, и только сейчас в связи с рассмотрением данного гражданского
дела эти давно минувшие дни вновь всплыли в их памяти. В настоя-
щее время, через 35 лет, обстоятельства, столь отдаленные во времени,
подлежат оценке и учету с той точки зрения, имеет ли факт прекраще-
ния брака между супругами Котовыми в 1942 году юридическое зна-
чение, может ли он быть установлен судом, а также нашел ли он свое
подтверждение в результате исследования судом доказательств, выдви-
нутых в пользу его признания.
Поскольку фактические брачные отношения с Петровой возник-
ли у моего доверителя после прекращения ранее зарегистрированно-
го брака, факт его прекращения, несомненно, является юридическим:
только при установлении, что брак с Котовой был фактически расторг
нут без оформления развода в органах загса, может быть признан дока-
занным и второй юридический факт — факт состояния Котова с Пет
ровой в фактических брачных отношениях до дня ее смерти. Наконец,
третье исковое требование моего клиента заключалось в признании за
ним как за пережившим супругом Петровой права на часть паенакопле-
ния в дачно-строительном кооперативе, оформленного на ее имя.
Если обратиться к решению народного суда, то можно усмотреть,
что в описательной его части воспроизведены все три притязания, за
375
защитой которых обратился в суд мой доверитель, в мотивировочной
части говорится только о двух из них — о факте состояния его с Петро-
вой в фактических брачных отношениях и его претензиях как наслед-
ника, а резолютивная часть содержит только краткое указание об от-
казе Котову в иске о признании права на наследственное имущество.
Совершенно очевидно, что такое изложение решения не соответствует
требованиям ст. ст. 192, 194 и 197 ГПК РСФСР.
Однако дело не только в этом, но и в ошибочном подходе к анализу
исследованных доказательств и определению круга тех обстоятельств,
которые суд должен был установить либо отвергнуть, убедительно мо-
тивировав свое суждение по указанным вопросам. Я полагаю, что та-
ким требованиям вынесенное по делу решение не отвечает, в чем мож-
но убедиться, проанализировав его выводы в отношении всех трех
требований моего доверителя.
Народный суд, указав в описательной части решения на иск Ко-
това в части установления факта прекращения его брака с Котовой
в 1942 году, почему-то не высказал своего суждения по данному вопро-
су: из решения нельзя усмотреть, считает ли суд этот факт подтвердив-
шимся либо объяснения истца были опровергнуты в ходе судебного
разбирательства.
Между тем суд допросил свидетелей Голова и Захарову, подтвер-
дивших прекращение семейных отношений Котовых в 1942 году, вы-
слушал объяснения ответчика Петрова, который этот факт не оспа-
ривал и никаких доказательств в его опровержение не выдвигал,
запросил интернат для престарелых, где находится Котова, и из пись-
ма его директора мог убедиться, что Котова о своем муже с 1942 года
ничего не знает, и... никакой оценки всем перечисленным доказатель-
ствам не дал, Между тем в соответствии со ст. 20 КЗоБСО РСФСР,
действовавшей в 1942 году в редакции от 10 мая 1937 г. и подлежащей
применению в данном случае, суд может устанавливать факт прекра-
щения брака в то время с указанием момента его прекращения, если
развод не был зарегистрирован в органах загса. Следовательно, у суда
были и фактические и правовые основания для разрешения вопроса
об установлении факта прекращения брака между супругами Котовы-
ми в 1942 году.
Однако, упомянув об указанной части исковых требований моего
клиента, суд не высказал своего мнения по поводу доказанности это-
го обстоятельства, но записал в решении, что как у Котова, так и Пет
ровой имелось «два нерасторгнутых брака». Если первый из браков —
это брак супругов Котовых, который действительно не был расторгнут
в органах загса но фактически был прекращен, как видно из всех указан-
376
ных материалов дела, то что имеет в виду суд под вторым «нерасторг
нутым» браком?
Здесь необходимо перейти к анализу доводов судебного решения
в отношении второй части исковых требований Котова — установления
факта состояния его в фактических брачных отношениях с Петровой
с 1942 года по 1976 год. В мотивировочной части решения суд указы-
вает, что установлению данного факта препятствует, с одной стороны,
наличие «двух нерасторгнутых браков» и возникновение указанных
отношений только с 1945 года — с другой. Вопрос о моменте, с како-
го фактически сложились семейные отношения между Алексеем Ива-
новичем Котовым и Анной Степановной Петровой, я освещу позднее,
а сейчас позвольте перейти к анализу доводов, содержащихся в реше-
нии о двух браках, в которых, по мнению суда, находились в 1942 году
Котов и Петрова, что исключает возможность установления факта со-
стояния их в фактических брачных отношениях.
О первом браке — браке супругов Котовых — я уже говорил. Те-
перь следует остановиться на «втором браке». Как видно из решения,
суд при этом имеет в виду брак между А.С. Петровой и ее первым му-
жем П.А. Петровым, зарегистрированный задолго до войны, который,
по мнению суда, существовал до 14 марта 1947 г., когда в органах заг-
са была зарегистрирована смерть Петрова. Если такой вывод суда ве-
рен, то факт состояния Котова и Петровой в фактических брачных от-
ношениях с 1942 года не может быть установлен в судебном порядке,
так как это означало бы по существу признание законной силы за дву-
мя браками А.С. Петровой: ее брака с П.А. Петровым, смерть которого
была зарегистрирована только в 1947 году, и фактических брачных от-
ношений с Котовым с 1942 года, что противоречит принципу монога-
мии. Обратимся, однако, к анализу тех соображений, по которым суд
сделал вывод о состоянии А.С. Петровой в нерасторгнутом браке до
1947 года.
К такому заключению суд пришел на том основании, что до
1947 года в органах загса смерть П.А. Петрова не была зарегистриро-
вана. А поскольку супруги Петровы состояли в браке, суд посчитал,
что этот брак был прекращен только с установлением факта смерти
П.А. Петрова в судебном порядке в 1947 году с последующей регистра-
цией его смерти в книгах загса, при этом в решении содержится ссыл-
ка на ст. 17 КЗоБСО РСФСР 1926 года. Представляется, однако, что
такой вывод сделан судом вопреки материалам дела, а также в проти-
воречии с законом. Народный суд, ссылаясь на установление факта
смерти Петрова П.А. в 1947 году, упустил из виду весьма важные об-
стоятельства. Согласно справке райвоенкомата от 28 января 1942 г.
377
выплата по аттестату мужа Петровой А.С. была прекращена в связи
с тем, что он был убит в январе того же года. Очевидно, что гибель
Петрова на фронте означала прекращение его брака с Петровой, как
это вытекает из ст. 17 КЗоБСО РСФСР. Такому выводу не противо-
речит то обстоятельство, что смерть Петрова была зарегистрирована
только в 1947 году, когда его вдове потребовалось узаконить свое пра-
во на пай в дачно-строительном кооперативе и оформить свое член-
ство в нем. Именно в этих целях. Анна Степановна Петрова обраща-
лась в суд в 1947 году, по решению которого смерть П.А. Петрова была
зарегистрирована в органах загса. Поскольку, однако, Петров погиб
в январе 1942 года, именно с этого времени, а не с момента регистра-
ции его смерти в установленном законом порядке брак между супруга-
ми Петровыми должен считаться прекращенным. Ошибочное понима-
ние судом указанных обстоятельств привело к неправильному выводу,
будто бы до регистрации смерти первого мужа его вдова не могла всту-
пить в другой брак.
Анна Степановна, получив извещение о гибели мужа на фрон-
те, вправе была зарегистрировать новый брак в органах загса либо
вступить в фактические брачные отношения, которые законодатель-
ство того времени приравнивало к зарегистрированному браку (ст. 11
КЗоБСО РСФСР 1926 года). Следовательно, как первый брак А.И. Ко-
това, фактически прекращенный в 1942 году, так и брак А.С. Петровой
с ее первым мужем, погибшим на фронте в январе 1942 года, очевидно,
не могли явиться юридическим препятствием для установления фак-
та состояния их в фактических брачных отношениях с этого же года
и вплоть до смерти Петровой в 1976 году.
Перехожу к анализу решения суда в той его части, в которой изло-
жены выводы о времени возникновения семейных отношений между
Котовым и Петровой. И вот что обращает на себя внимание в первую
очередь. Поскольку с изданием Указа Президиума Верховного Сове-
та СССР от 8 июля 1944 г. закон признавал юридические последствия
только за браком, зарегистрированным в органах загса, фактические
брачные отношения, сложившиеся после указанной даты, не имеют ни-
какого правового значения, а потому и не могут устанавливаться судом.
Как видно из решения, суд признал доказанным, что такие отношения
между Котовым и Петровой сложились только с 1945 года. Не гово-
ря уже о весьма неудачном термине («сожительство»), каким эти отно-
шения названы в решении, следует подчеркнуть, что для мотивировки
своего вывода о времени их возникновения суд счел необходимым оце-
нить доказательства, исследованные в ходе рассмотрения дела. Но тем
самым суд по существу подорвал свое собственное утверждение о том,
378
будто бы установлению таких отношений препятствовали два «нерас-
торгнутых» брака, по поводу которых я уже высказал свои соображе-
ния. Если подобное «препятствие» действительно существует, то вре-
мя возникновения семейных отношений вообще не имеет какого-либо
значения. А если эти отношения сложились только с 1945 года, то они
не могут быть установлены судом, а потому ссылка на какие-то «пре-
пятствия», очевидно, лишена смысла.
Чем же суд обосновал свой вывод о времени возникновения фак-
тических брачных отношений между Алексеем Ивановичем Котовым
и Анной Степановной Петровой? В решении содержится ссылка на по-
казания ряда свидетелей со стороны ответчика, которые до 1945 года
Котова «не знали» и в квартире Петровой «не видели». Что же касает-
ся показаний свидетелей, вызванных моим доверителем, то суд им «не
доверяет» либо оценивает их «критически». Вряд ли было бы умест-
ным в суде кассационной инстанции приводить доводы, по которым
показаниям одной группы свидетелей следует отдать предпочтение
перед другой. Вы, товарищи судьи, свидетелей не видите, с данными
ими показаниями знакомитесь только по протоколам, а потому оце-
нить их не можете. Но вы имеете полную возможность проверить, пра-
вильно ли подошел к их оценке народный суд. Не говоря уже о том, что
подробные показания ряда свидетелей, знавших семью Котова и Пет
ровой с 1942–43 годов и присутствовавших на их «серебряной» свадь-
бе, не получили в решении суда, по существу, никакой оценки, следу-
ет отметить одно немаловажное обстоятельство. По инициативе суда
было истребовано и приобщено уголовное дело по обвинению Котова,
рассмотренное 30 лет назад в Литовской ССР, в материалах которого
имеются данные, касающиеся спорного по делу вопроса о времени воз-
никновения семейных отношений между Алексеем Ивановичем и Ан-
ной Степановной.
Я имею в виду прежде всего показания самой А.С. Петровой на до-
просах 19 января и 21 февраля 1948 г. (л. д. 64 и 197 т. 1), в которых она
называет себя женой А.И. Котова с декабря 1943 года и определяет их
отношения как незарегистрированный брак, а также акт описи иму-
щества от 17 января 1948 г., составленный с участием дворника Лопа-
тиной. В акте, предъявленном в судебном заседании свидетелю Лопа-
тиной (ставшей уже почтенной пенсионеркой и подтвердившей свою
подпись, а также содержащиеся в нем сведения), сказано, что Котов
состоит с Петровой в незарегистрированном браке и проживает в ее
квартире с 1943 года (л. д. 61 т. 1). Все эти материалы приобщенного
уголовного дела были исследованы судом, что подтверждается запи-
сями в протоколе судебного заседания, и следовало ожидать их надле-
379
жащей оценки в решении, поскольку они свидетельствуют о правиль-
ности объяснений Котова о возникновении его семейных отношений
с Петровой до издания Указа Президиума Верховного Совета СССР от
8 июля 1944 г., а также дают объективный критерий для оценки объяс-
нений ответчика Петрова Е.П. и его свидетелей, которые, как я уже ука-
зывал, «не видели» и «не знали» Котова до 1945 года. При этом должно
было быть объяснено известное разноречие в отношении начала семей-
ной жизни между Котовым, назвавшим в качестве такой точки отсчета
1942 год, и Петровой, которая отнесла этот момент к концу 1943 года,
возможно, потому, что ее первый муж погиб на фронте в 1942 году. Как
это ни удивительно, в решении суда показаниям А.С. Петровой, дан-
ным при расследовании дела Котова в 1948 году, а также другим ма-
териалам уголовного дела не дано никакой оценки, более того — о них
даже не упомянуто. Совершенно очевидно, что тем самым были на-
рушены требования ст. 197 ГПК РСФСР, предписывающей суду дать
оценку всем исследованным доказательствам и привести доводы, по ко-
торым отдельные из них отвергнуты. При таких обстоятельствах, когда
суд оставляет без внимания фактические данные, свидетельствующие
о начале семейных отношений между Котовым и Петровой до издания
Указа Президиума Верховного Совета СССР от 8 июля 1944 г., вывод
суда в решении, что эти отношения сложились только в 1945 году, нахо-
дится в очевидном противоречии с фактическими и доказательствен-
ными материалами дела.
Заканчивая изложение своих доводов, я прихожу к заключению, что
вынесенное по делу решение не может быть признано законным и обос
нованным, а потому подлежит отмене с передачей дела на новое рас-
смотрение.
***
Судебная коллегия по гражданским делам Московского городского
суда решение народного суда отменила и дело направила на новое рас-
смотрение.
При новом рассмотрении дела народный суд признал установлен-
ным факт прекращения брака между супругами Котовыми в 1942 году
и факт состояния А.И. Котова с А.С. Петровой в фактических брачных
отношениях с 1943 года по день смерти последней, 21 февраля 1976 г.,
а также признал за Котовым как наследником право на часть паенакоп
ления в дачно-строительном кооперативе после смерти жены.
Суд кассационной инстанции оставил это решение без изменения,
а кассационную жалобу Е.П. Петрова без удовлетворения.
380
Гельфанд Леонид Аронович
(1928–2012)
1
[Электронный ресурс]. URL: http://www.advpalataro.ru/publications/index.
php?ID=5179&PHPSESSID=
381
и, попросив сидящих на скамейке граждан вызвать машину «скорой
помощи», упал на землю.
Приехавший через 10 минут врач «скорой помощи» зафиксиро-
вал его смерть. Умершим оказался студент техникума Александр За-
харов.
Спустя несколько минут из этого же подъезда вышел студент Таган-
рогского института Сергей Баянов, который тут же, при задержании,
признал, что удары ножом Захарову А.И. нанес он...
Есть ли основания сомневаться в том, что Захарову А.И. были нане-
сены ножом раны, одна из которых оказалась смертельной?
Очевидно, нет.
Признает ли Баянов С.А., что он, а не кто-либо другой причинил эти
раны ножом, после чего через несколько минут последовала смерть За-
харова А.И.? Да, признает.
По мнению обвинения, все чрезвычайно просто, ясно, логич-
но. Ведь факты говорят сами за себя: «В процессе возникшей ссо-
ры между ними, — говорил прокурор, — Баянов С.А. с целью убий-
ства нанес Захарову А.И. два ножевых ранения, в результате чего он
скончался».
Так и записано в постановлении о привлечении Баянова С.А. в ка-
честве обвиняемого и в обвинительном заключении. Следствие не
раскрыло понятия «ссора», не указало, из-за чего она возникла, в чем
выражалась, какими были конкретные действия Захарова А.И. и Бая-
нова С.А. в ходе этой «ссоры» в период времени с 20.00 до 22.00, что по-
будило Баянова С.А. ударить ножом Захарова А.И. и т. д.
В постановлении о привлечении в качестве обвиняемого и в обви-
нительном заключении подробнейшим образом описываются действия
Захарова А.И. и Баянова С.А. до 20 часов, т.е. до появления их в кварти-
ре Захарова А.И. Излагаются события, которые не имеют существенно-
го значения, но совершенно не описан ход событий с 20 часов до 22.00,
когда они были в квартире и когда было причинено смертельное ране-
ние Захарову А.И. Прокурор в своей речи также вскользь осветил этот
промежуток времени, а он главный, основной, определяющий мотивы
действий Баянова С.А. и их правовую оценку.
В течение трех дней тщательно исследовались все доказательства,
представленные обвинением. Участники процесса — защита и проку-
рор — старались в меру своих сил помочь суду.
В результате не осталось в деле ни одного темного места. Все, мак-
симально все, что можно было сделать в процессе судебного следствия,
сделано. Вскрыты все те недостатки, ошибки, упущения, которые были
допущены в ходе предварительного следствия.
382
Доказательств виновности Баянова С.А. нет. Наоборот, добыты, по
моему глубокому убеждению, четкие, ясные доказательства невиновно-
сти подсудимого в совершении тяжкого преступления, т. к. он защищал
свою честь, достоинство, жизнь. Баянов С.А. находился в состоянии не-
обходимой обороны, без превышения её пределов, что исключает уго-
ловную ответственность.
Дело не в первый раз рассматривается судом. Выносились судебные
решения, которыми Баянов С.А. признавался виновным, с различного
рода оговорками в умышленном убийстве, вплоть до убийства при пре-
вышении пределов необходимой обороны.
Эти решения были опротестованы зам. председателя Верховного
суда России в порядке судебного надзора, отменены президиумом Рос
товского областного суда, и, в конечном итоге, дело принято к произ-
водству областным судом по первой инстанции.
За три дня мы как бы прошли весь путь развития обвинения про-
тив Баянова С.А. в умышленном убийстве, обвинения незаслуженного
и несправедливого.
Защита видит свою задачу в том, чтобы с максимально возможной
полнотой выяснить и восстановить всю картину, все обстоятельства
дела, осветить его со всех сторон и тем самым содействовать вынесе-
нию законного приговора.
20 апреля 200...г. группа студентов Таганрогского института, в ко-
торую входил и Баянов С.А., приехала в Ростов для участия в соревно-
ваниях по спортивному ориентированию. День был жаркий, темпера-
тура в тени +26. После окончания соревнований Баянов С.А. вместе со
своими товарищами зашел в пивной бар. Все купили по кружке пива.
К ним спустя несколько минут подошел Захаров А.И., который слышал
разговор о том, что Баянов С.А. собирается уехать домой в Таганрог,
а остальные намеревались пойти на стадион, где проводился футболь-
ный матч Российского первенства.
Захаров А.И. изъявил желание познакомиться с ними. Завязался
разговор, выяснилось, кто где учится, чем занимается. Захаров подроб-
но рассказывал о себе, жаловался, что ему трудно учиться, так как он
давно закончил школу.
Свидетели Тюхин С.С., Лозовский A.M., Корсухин Л.П. поясни-
ли в суде, что, уходя на стадион, они были убеждены в том, что Бая-
нов С.И. уехал в Таганрог, так как футболом он не увлекался, и пойти
на футбольную встречу отказался.
Дальнейшее развитие событий известно только из показаний Баяно-
ва С.А., другого источника информации нет. Во многом его рассказ под-
тверждается вещественными доказательствами и ничем не опровергается.
383
«Когда мои товарищи ушли на футбол, — пояснил Баянов С.А., —
Захаров А.И. стал меня уговаривать не спешить домой в Таганрог
и, обещая познакомить с ребятами, пригласил к себе в гости до-
мой».
Захаров произвел на Баянова и его товарищей благоприятное
впечатление, и он принял приглашение, рассчитывая в дальнейшем,
приезжая в Ростов из Таганрога, останавливаться у нового знако-
мого.
По дороге Захаров купил бутылку вина. Проживал он в трехкомнат-
ной квартире на седьмом этаже. Зайдя в помещение, они расположи-
лись на кухне и стали готовить для себя ужин. Так как было очень жар-
ко, Захаров предложил Баянову снять рубашку, а затем и брюки.
Поскольку в квартире они были одни, Баянов, не подозревая об ис-
тинных намерениях хозяина, согласился. Возник разговор о современ-
ной музыке, затем по предложению Захарова они перешли в другую
комнату, где он вдруг неожиданно спросил у Баянова, как тот относит-
ся к мужеложству. Несмотря на возмущение Баянова и резко отрица-
тельный ответ, Захаров принес из другой комнаты черный бюстгалтер,
женские туфли и платье темно-бордового цвета, приказав Баянову на-
деть эти вещи на себя.
Мать погибшего — Захарова B.C. — рассказала, что жена сына, поки-
нув его 12 апреля 200...г., не забрала свои вещи, т. к. считала ссору несе-
рьезной и рассматривала свой уход как временный.
Из показаний жены — Захаровой С.П. — видно, что она оставила
в квартире в шифоньере свое платье темно-бордового цвета. Это платье
было обнаружено на кухне после гибели ее мужа. Важно отметить, что
свидетель рассказал об этом после допроса Баянова С.А., подтвердив
тем самым рассказ подсудимого о действиях Захарова А.И., т. к. Бая
нов С.А. не мог знать, что в шифоньере находится платье такого цвета,
если бы Захаров не принес его на кухню.
Баянов намеревался незамедлительно уйти, покинуть квартиру, но
Захаров успокоил его, заявив, что он просто пошутил, и попросил прой-
ти в комнату, где стоял магнитофон. Поскольку Захарова не было не-
сколько минут, Баянов вышел в прихожую, окончательно решив уйти
и уехать в Таганрог.
Захаров, по утверждению подсудимого, стоял в прихожей с ножом
в руке. Входная дверь была Захаровым закрыта на ключ, который затем
нашли у него в кармане.
Он, потребовав, чтобы Баянов согласился совершить с ним гомосек-
суальный акт, ударил его по лицу два раза, приставив нож к горлу так,
что подсудимый ощутил прикосновение металла.
384
Баянов схватил лезвие ножа правой рукой, но Захаров, выдернув
нож, разрезав ему ладонь, заявил при этом, что подсудимый «никуда
от него не денется».
Из показаний Баянова С.А. в суде усматривается, что он говорил о те-
лесном повреждении на своей руке следователю, но на это не обратили
внимания. Следствие полагало, что такое повреждение Баянов С.А. мог
получить и при падении во время задержания. Как видно из акта судеб-
но-медицинской экспертизы, проведенной в судебном заседании по хо-
датайству защиты, на ладони правой руки подсудимого имеется шрам —
след от режущего предмета. Точно давность повреждения установить
трудно, но эксперт не исключил возможность причинения повреждения
при обстоятельствах и в срок, указанный Баяновым.
Из показаний следователя Ткачика В.Г., расследовавшего дело, вид-
но, что он в деталях не помнит существа разговора с Баяновым С.А.
на допросах, т. к. прошло уже много времени, но помнит, что подсуди-
мый ему показывал ладонь правой руки, на которой было телесное по-
вреждение в виде неглубокой раны, образовавшейся в результате по-
реза. Заключение эксперта и показания следователя подтверждают
доводы Баянова С.А.
Захаров, угрожая расправой, потащил Баянова к раскладушке, пот
ребовав, чтобы он сел на кровать, а сам лег, заявив, что должен совер-
шить при любых условиях «половой» акт. Подсудимый сопротивлял-
ся, но Захаров тянул его к себе, удерживая другой рукой. До этого он
положил кухонный нож на тумбочку, которая стояла рядом с раскла-
душкой.
Свидетель Захарова С.П. признала, что это её нож, и он всегда нахо-
дился на кухне.
Баянов С.А., оказывая сопротивление, крикнул Захарову А.И., что
тот от него живого никогда не добьется согласия, и, когда Захаров, зая
вив, что его ничего не остановит, потянулся за ножом, подсудимый,
на какую-то секунду опередив его, схватил нож и ударил им Захаро-
ва. Они тотчас же вскочили с кровати, и Захаров, повернувшись к Бая-
нову, пошел к нему. Не зная, куда пришелся удар, и полагая, что Заха-
ров расправится с ним, Баянов нанес ему второй удар. Между первым
и вторым ударами прошло 5–6 секунд.
В суде было установлено, что Захаров А.И. обладал большой физи-
ческой силой и был значительно сильнее Баянова С.А. По словам сви-
детеля Захаровой B.C., он длительное время занимался в секции кара-
тистов, участвовал в соревнованиях, имел спортивный разряд.
Согласно заключению судебно-медицинской экспертизы, распо-
ложение и направление раневых каналов двух телесных повреждений,
385
причиненных ударами ножом Захарову, соответствует тому положению,
в котором находились подсудимый и Захаров, по рассказу подсудимого
в момент нанесения ударов, что также подтверждает показания Баянова.
После причиненного Захарову смертельного ранения в область серд-
ца он сорвал входную дверь в квартиру, сам спустился с седьмого этажа
вниз, о чем свидетельствуют капли крови на всех этажах, что служит еще
одним доказательством его значительной физической силы.
Из показаний свидетелей Корякина, Близнюк, Легковой и Легко-
ставовой видно, что сразу же после задержания на их вопрос, почему
Баянов ударил парня ножом, Баянов ответил, что Захаров хотел его из-
насиловать и первым бросился на него с ножом.
Какие же доводы в обоснование обвинения представлены прокуро-
ром?
Прокурор утверждает, что Захаров не был гомосексуалистом, т. к.
свидетели Максимов и Кашлов показали, что по своему психическому
состоянию он был нормальным и здоровым человеком. Кроме того, его
жена пояснила, что странностей в поведении мужа в обычной обста-
новке и в интимных отношениях не было.
Позволительно спросить, а какие странности в поведении Захарова
могли быть? Прокурор их так и не назвал.
Гомосексуалисты в огромном большинстве — совершенно нормаль-
ные в психическом отношении люди, они ничем не отличаются от
остальных. Среди них были известные исторические личности: Юлий
Цезарь, Сократ, Микеланджело, Шекспир, Мольер, Чайковский и мно-
гие другие. Гомосексуалисты проявляют очень большую склонность
к музыке. Вполне естественно, что Захаров не обнаруживал каких-ли-
бо отклонений психического характера.
То, что его жена, если она сказала правду, «не замечала странностей
в поведении мужа... в интимной жизни», легко объяснимо: большинство
молодых активных гомосексуалистов являются бисексуалами, т. е. со-
вершают половые акты с мужчинами, наряду с обычной половой жиз-
нью. Таковым был и Захаров, судя по его действиям и образу жизни.
Кроме того, нельзя, как это делает прокурор, оценивать доказатель-
ства от противного: не видели, не замечали, — значит, не было. Такая
оценка — ничем не прикрытая презумпция виновности, чуждая наше-
му праву.
«Поскольку в протоколе осмотра места происшествия не указано,
что в квартире были женские вещи: бюстгальтер, туфли и платье, кото-
рые приносил, по утверждению подсудимого, Захаров, — следователь-
но, этих вещей не было вообще», — утверждает прокурор. С этим до-
водом невозможно согласиться, т. к. он противоречит материалам дела.
386
Осмотр места происшествия проводился довольно поверхностно.
Квартира состоит из трех комнат, а осматривалась практически
одна. Телесные повреждения были причинены Захарову не в той ком-
нате, куда он приносил эти вещи. Кстати, даже на снимках комнат квар-
тиры видны стоящие в прихожей женские туфли, а о том, что было пла-
тье бордового цвета, показала свидетель Захарова B.C. Размер женской
обуви 39–40, что совпадает с размером ноги подсудимого.
«Баянов неоднократно менял свои показания, препятствовал уста-
новлению истины, — утверждал прокурор, — верить ему нельзя». Так
ли это? Имеются ли противоречия в показаниях подсудимого на пред-
варительном следствии? Да, имеются. В чем их сущность?
Баянов на первом допросе 21 апреля 200...г. в 3 часа утра, через не-
сколько часов после задержания, будучи потрясенным случившимся,
отказался от того, что им был нанесен первый удар ножом, но в даль-
нейшем, в этот же день, признал, что он нанес оба удара, т. е. фактически
ухудшил этим свое положение, т. к. не мог знать тогда, какая правовая
оценка будет дана его действиям. Обстоятельства, при которых прои-
зошли события, он излагал одинаково на всех допросах. Это было един-
ственное расхождение в его показаниях. Баянов «не препятствовал
установлению истины», как утверждает обвинение, а помог её устано-
вить. Его доводы подтверждаются многочисленными другими доказа-
тельствами, на которые я сослался, и, главное, они ничем не опровер-
гаются, ничем не опорочены. Если Баянов руководствовался другими
мотивами, то прокурор должен был указать, какими. Мотивы престу-
пления также нужно обвинению доказать, а не замалчивать их и не об-
ходить с помощью туманных рассуждений.
Недоказанная виновность — есть доказанная невиновность.
Словам прокурора я постарался противопоставить факты, доказа-
тельства и закон, ибо они куда важнее слов.
Однако недостаточно убедиться в том, что подсудимый рассказал
правдиво об обстоятельствах, при которых он нанес удары ножом За-
харову. Необходимо доказать еще, что он находился в состоянии необ-
ходимой обороны без превышения ее пределов.
Согласно ст. 37 УК РФ, не является преступлением действие, хотя
и подпадающее под признаки деяния, предусмотренного уголовным за-
коном, но совершенное в состоянии необходимой обороны, т. е. при защи-
те интересов государства, общественных интересов, личности или прав
обороняющегося или другого лица от общественно опасного посягатель-
ства, путем причинения посягающему вреда, если при этом не было до-
пущено превышение пределов необходимой обороны, выражающегося
в явном несоответствии защиты характеру и опасности посягательства.
387
Наука уголовного права выработала условия правомерности оборо-
ны, подразделив их на условия, относящиеся к посягательству, и усло-
вия, относящиеся к защите от него.
Посягательство должно быть общественно опасным.
Захаров, угрожая убийством, пытался совершить насильственный
гомосексуальный акт. За эти действия он подлежал бы уголовной от-
ветственности. Гомосексуализм испокон веков считался в народе пре-
ступлением, хотя отношение официальное к нему было в разные вре-
мена различным. Еще Бог в 3 книге Библии говорил Моисею: «Ты не
должен спать с мальчиками — это гнусность». В эпоху расцвета Рим-
ской империи к этому относились терпимо. Историк Светоний утверж-
дал: «Цезарь — муж всех знатных римлянок и жена всех знатных рим-
лян». В настоящее время свобода гомосексуализма приравнивается
к нормам социальной свободы.
Мужеложство же, совершенное с применением физического наси-
лия, под угрозой убийства, во все времена относилось к категории наи-
более мерзких и особо опасных преступлений.
Необходимым условием правомерности обороны является налич-
ность посягательства и его действенность.
Все действия Захарова, о которых шла ранее речь, свидетельство-
вали о его реальном намерении совершить насильственный акт (при-
нес женские вещи, разговаривал о гомосексуализме, угрожал и пы-
тался ударить ножом, избивал, подавляя сопротивление физически
и морально, и т. д.). Важно отметить, что право на оборону Баянов осу-
ществил в момент наиболее активных преступных действий Захаро-
ва, которые были в реальной действительности, в конкретном месте —
квартире, куда обманным путем он был «приглашен», и совершались
конкретным лицом.
Возможно, подсудимый превысил пределы необходимой обороны?
Глубоко убежден, что нет.
Необходимо учесть реальную обстановку, в которой оказался Ба-
янов: замкнутое пространство — квартира, помощи ждать не от кого,
значительно более сильный в физическом отношении Захаров, гнус-
ные, активные домогательства с его стороны, сопряженные с избиени-
ем, с нанесением телесных повреждений и с применением ножа, угро-
зой убийства, чтобы психологически воздействовать на подсудимого.
Эти угрозы Баянов воспринял как реальные и считал, что Захаров его
убьет, если он будет сопротивляться, кричать о помощи.
В свою очередь, Захаров был настолько уверен в своем физиче-
ском превосходстве, что не ожидал возможного активного сопротивле-
ния со стороны Баянова, положив рядом с кроватью на тумбочку ку-
388
хонный нож. Все решила секунда, когда Баянов сумел раньше схватить
нож и нанести удар. Все пережитое подсудимым в этот вечер в квар-
тире, вся боль за растоптанное человеческое достоинство, за издева-
тельства нравственного и физического характера, реальная боязнь за
свою жизнь, безвыходность положения, — все вылилось в одном уда-
ре ножом, который закончил жизнь Захарова. Я утверждаю, что в дей-
ствиях Баянова нет не только явного несоответствия, но и просто не-
соответствия между причиненным и вредом, который реально угрожал
ему самому. В настоящее время достаточно только угрозы убийством,
чтобы при указанных обстоятельствах прибегнуть к необходимой обо-
роне с теми последствиями, которые наступили. При посягательстве,
сопряженном с насилием, опасным для жизни, либо с непосредствен-
ной угрозой такового насилия не может быть превышения пределов
необходимой обороны по определению. Защита от посягательства, не
сопряженного с насилием, опасным для жизни и угрозой такого на-
силия, является правомерной, если не было допущено превышение
пределов необходимой обороны (ст. 37 УК РФ в редакции Закона от
12.03.2002 г.). Федеральным законом от 21 ноября 2003 года еще более
расширены права граждан на необходимую самооборону.
Необходимо еще отметить, что Баянов, осуществляя свое право на
необходимую оборону, находился в состоянии сильного душевного
волнения. Он не мог хладнокровно рассчитать направление и силу уда-
ра. Безусловно, что у него не было умысла лишить жизни Захарова. То,
что удар ножом пришелся в сердце, — определенная случайность, ибо
цель Баянова заключалась в том, чтобы пресечь преступление. Можно
утверждать, что для него безразлично было, куда придется удар.
Альберт Моль в своей монографии «Половые извращения» пишет,
что активным гомосексуалистам больше всего нравятся «молодые, све-
жие, белые лица с розовыми щеками, голубыми блестящими глаза-
ми, в их чертах должно сквозить нечто чувственное, они должны быть
стройны, ловки».
Баянов обладает всеми этими внешними признаками и еще к тому
же блондин с голубыми глазами.
Не удивительно, что Захаров именно его наметил себе в жертву из
группы. Тот же автор пишет, что большинство гомосексуалистов очень
склонны ко лжи, обнаруживают пристрастие к женским туалетам, за-
ставляя потерпевших их надевать, и зачастую для достижения своей
цели не останавливаются даже перед совершением преступлений,
вплоть до убийства.
В значительной мере действия Захарова укладываются в эту схему,
что еще раз подтверждает рассказ подсудимого. Заканчивая изложение
389
своих соображений по обвинению, коснусь в нескольких словах граж-
данского иска. Мать покойного просит взыскать значительную сумму.
Иск основывается на ответственности причинения вреда. Но это может
быть только при наличии вины в его действиях.
Более того, вред, причиненный в состоянии необходимой обороны,
вообще не подлежит возмещению.
Нормы закона о необходимой обороне четки и ясны, однако не всег-
да правильно применяются. Примером является и настоящее обвинение
Баянова в умышленном убийстве. Дело, которое могло стать хрестома-
тийным примером состояния необходимой обороны для учебника уго-
ловного права, вот уже который раз рассматривается судом. Я не соби-
раюсь обвинять судей в равнодушии и предвзятости, понимая, какой
тяжкий груз на них давил — гибель молодого, полного сил человека.
Можно понять горе потерпевшей Захаровой B.C., которая потеряла
сына при таких трагических обстоятельствах. Она испытала тяжкие стра-
дания. Для нее он был, естественно, лучшим и самым близким человеком.
Нельзя без боли слушать ее рассказ, с каким трудом и самопожерт-
вованием она смогла его воспитать, вырастить, поставить на ноги. Но
во всех ее объяснениях одни эмоции: боль невосполнимой для мате-
ри потери, чувство негодования и скорби. Смерть даже виновного сына
ей трудно и невозможно кому-то простить. Это не должно повлиять на
суд, который обязан руководствоваться законом и только законом.
В силу своей социально-правовой природы, характера, направлен-
ности, действия, совершаемые в состоянии необходимой обороны, яв-
ляются общественно полезными, одобряются общечеловеческой мора-
лью и входят в арсенал средств борьбы с преступностью.
Я убежден, что приговором суд подтвердит право граждан и кон-
кретно право Баянова на активную гражданскую позицию.
Оправдательный приговор будет иметь важное воспитательное зна-
чение, к сожалению, часто недооцениваемое, он укрепит веру в спра-
ведливость, веру гражданина, в то, что его честь, достоинство, здоровье,
жизнь находятся под надежной защитой государства.
Подлинное правосудие немыслимо без оправдательных приговоров,
ибо суд принимает решение, исходя из материалов судебного следствия,
которое не обязательно должно совпадать с убеждением прокурора.
Защита просит оправдать Баянова С.А. за отсутствием в его дей-
ствиях состава преступления.
***
Приговором судебной коллегии по уголовным делам Ростовского
областного суда Баянов С.А. был оправдан по предъявленному обвине-
нию и освобожден из-под стражи.
390
Гершанова Г.Е.
Адвокат Московской городской коллегии адвокатов
1
[Электронный ресурс]. URL: http://ex.kabobo.ru/docs/202000/index-2059-1.
html?page=2
391
СССР от 20 мая 1974 года. Ни в теории, ни на практике этот вопрос не
нашел четкого разрешения.
Прекращая производство по делу, Судебная коллегия областного
суда сослалась на то, что И.М. Лихов является руководителем струк-
турного подразделения института, в его подчинении находятся другие
работники, а поэтому в соответствии с п. 3 Перечня № 1 Приложения
№ 1 к Положению о порядке рассмотрения трудовых споров его заяв-
ление о восстановлении на работе должно рассматриваться не судом,
а вышестоящим в порядке подчиненности органом.
Из материалов дела видно, что И.М. Лихов являлся руководителем
лаборатории научно-исследовательского института, входящего в со-
став научно-производственного объединения.
В соответствии с п. 1 Положения о научно-производственном объ-
единении, утвержденного постановлением Совета Министров СССР
от 30 декабря 1975 г., научно-производственное объединение являет-
ся единым научно-производственным и хозяйственным комплексом,
в состав которого входят научно-исследовательские, конструкторские,
проектно-конструкторские и технологические организации, заводы
(фабрики), пусконаладочные, шефмонтажные и другие структурные
единицы в зависимости от задач, поставленных перед объединением.
Структурные единицы, входящие в состав научно-производственного
объединения, не являются юридическими лицами, и на них не распро-
страняется действие Общего положения о научно-исследовательских,
конструкторских и технологических организациях и Положения о со-
циалистическом государственном производственном предприятии.
Пунктом же 3 Перечня № 1 Приложения № 1 к Положению о по-
рядке рассмотрения трудовых споров предусмотрено рассмотрение
трудовых споров по вопросам увольнения вышестоящими в порядке
подчиненности органами следующих должностных лиц: начальников
(заведующих, управляющих) отделов, служб, участков, производств
и т. д., имеющих в своем подчинении работников, начальников других
структурных подразделений предприятий, а также организаций, поль-
зующихся правами социалистического государственного производ-
ственного предприятия.
Поскольку ВНИИ, руководителем лаборатории которого являл-
ся Лихоп, не пользуется правами социалистического государствен-
ного производственного предприятия как структурная единица на-
учно-производственного объединения, то не имеется оснований для
того, чтобы распространять на данный спор действие п. 3 Перечня
№ 1. Следовательно, И.М. Лихов не может быть лишен права на об-
ращение в суд.
392
То обстоятельство, что ВНИИ, где работал Лихов, является голов-
ной организацией объединения, не имеет правового значения, посколь-
ку Перечень не подлежит расширительному толкованию. Поэтому
дело по иску И.М. Лихова о восстановлении на работе подведомствен-
но суду, а определение о прекращении производства по делу должно
быть признано неправильным.
Все изложенное дает мне основание просить Судебную коллегию
отменить определение Московского областного суда и дело передать
в суд для рассмотрения по существу.
***
Определением Судебной коллегии по гражданским делам Верховно-
го Суда РСФСР определение Московского областного суда было отме-
нено и дело передано для рассмотрения по существу в тот же суд.
Декснис В.П.
Адвокат Коллегии адвокатов Литовской ССР
1
[Электронный ресурс]. URL: http://ex.kabobo.ru/docs/202000/index-2059-1.
html?page=5
393
Штараса и Исоцкене, интересы которых я представляю, а также произ-
водственные помещения и гаражи истца возникли как общая долевая
собственность, которая на основании ст. 129 ГК Литовской ССР подле-
жит прекращению путем выкупа у ответчиков принадлежащих им га-
ражей.
Утверждение истца о возникновении общей долевой собственно-
сти является необоснованным. Общая долевая собственность государ-
ства и граждан или кооперативных либо общественных организаций
и граждан возникает при наследовании государством, либо коопера-
тивной, или общественной организацией части имущества, принадле-
жащего гражданину на праве личной собственности, при конфиска-
ции части такого имущества, а равно при передаче гражданином своей
доли в дар государству или какой-нибудь социалистической органи-
зации.
В перечисленных случаях возникшее право общей долевой соб-
ственности государства и граждан или кооперативных либо обще-
ственных организаций и граждан подлежит прекращению в течение од-
ного года со дня его возникновения, поскольку для социалистической
и личной собственности установлен различный правовой режим.
Право собственности истца на его гаражи и производственные по-
мещения и право собственности ответчиков на их гаражи возникло по
совершенно иным основаниям.
Райисполком Октябрьского района Вильнюса своим решением от
30 июня 1965 г. разрешил И. Штарасу, В. Штарасу и С. Рамялене по-
строить гаражи во дворе дома по пр. Ленина, 54б. 14 октября 1965 г. ука-
занное решение было дополнено райисполкомом: ответчице А. Исоц-
кене также разрешено построить гараж.
В то время в указанных решениях о строительстве личных гаражей
граждан не оговаривался отвод для этой цели земельного участка пло-
щадью 20 кв. метров. Исполкомы начали выделять гражданам земель-
ные участки под строительство гаражей только после выхода в свет
постановления Совета Министров Литовской ССР от 2 июня 1972 г.
№ 195 «Об упорядочении строительства гаражей и платных стоянок
для автомобилей индивидуальных владельцев».
Едва ответчики приступили к строительству гаражей, как Вильнюс-
ский горисполком 3 июня 1966 г. принимает решение № 351 об отводе
истцу-Литовскому республиканскому совету по управлению курорта-
ми профсоюзов – прилегающего к его административному зданию зе-
мельного участка для строительства .производственных помещений
и гаражей. В приложении к решению указывается, что истцу, выделяет-
ся участок, обозначенный на проекте литерами АБЦД, а также подъезд
394
к помещениям и гаражам с ул. Пятраса Цвирки, д. 43. Но этим решени-
ем прежние решения райисполкома Вильнюса — от 30 июня и 14 октяб
ря 1965 г. не были отменены.
Подъезд к гаражам ответчиков остается с пр. Ленина, 54б, т. е. за
пределами территории, отведенной истцу. Таким образом, указанные
решения разграничили земельные участки, находившиеся в пользова-
нии истца, с одной стороны, и ответчиков — с другой.
Стремясь возможно быстрее осуществить строительство сво-
их производственных помещений и четырех гаражей. Истец в октяб
ре 1966 года обратился к ответчикам с письменным предложением
о строительстве гаражей и для них, но при условии, что ответчики опла-
тят ему сметную стоимость строительства. Сметная стоимость одного
бокса — 528,75 руб. Ответчики приняли предложение истца, и каждый
из них внес в кассу истца по 528,75 руб.
Возникает вопрос: чем было вызвано предложение истца о строи-
тельстве гаражей для ответчиков? Из имеющегося в деле снимка произ-
водственных помещений и гаражей видно, что часть производственных
помещений истца расположена в трехэтажном здании над четырьмя его
гаражами и четырьмя гаражами ответчиков. Эти гаражи соединяются
торцовыми стенами, а подъезд к ним оборудован с разных сторон: к га-
ражам ответчиков — с пр. Ленина, а к гаражам истца — с ул. Пятраса
Цвирки.
Истец мог строить свои производственные помещения над свои-
ми гаражами, но располагать их над гаражами ответчиков без их со-
гласия он не имел права. Вот почему Литовский республиканский
совет по управлению курортами профсоюзов проявил инициативу
и добился согласия ответчиков на расширение своих производствен-
ных помещений. В результате эти помещения оказались над их га-
ражами. Только после получения согласия ответчиков проект строи
тельства производственных помещений и гаражей был утвержден
Вильнюсским горисполкомом (см. письмо управления строитель-
ства я архитектуры Вильнюсского горисполкома от 3 марта 1975 г.
№ 1076).
Имущество истца — производственные помещения и четыре гаража
и имущество ответчиков — четыре гаража хотя они в настоящее вре-
мя и располагаются под одной крышей, но возникли не на основании
ст. 129 ГК Литовской ССР. Поэтому право общей долевой собственно-
сти в данном случае отсутствует и, следовательно, не может быть по
этим основаниям прекращено.
Тот факт, что И. Штарас, Д. Исоцкене и другие ответчики владеют
гаражами на праве личной собственности, подтверждается рядом об-
395
стоятельств. Так, В. Штарас и С. Рамялене, выехавшие на постоянное
жительство за пределы Литовской ССР, продали свои гаражи С. Кряуч-
гонасу и С. Сауленасу. Истец обжаловал эти договоры в Вильнюсский
горисполком. В деле имеется письмо горисполкома от 17 мая 1973 г.
№ 1132, в котором, в частности, сказано, что горисполком не возражает
против договора купли-продажи гаража, заключенного 3 января 1972 г.
между В. Штарасом и С. Кряучюнасом, поскольку В. Штарас владеет
гаражом на праве личной собственности в соответствии с решением ис-
полкома от 3 июня 1966 г. № 35г.
Литовский республиканский совет по управлению курортами проф
союзов почти десять лет не считал себя совладельцем гаражей. В пись-
мах, адресованных ответчикам и датированных 12 апреля, 20 и 26 сен-
тября 1973 г. и 17 декабря 1974 г., он заявлял о своем желании выкупить
принадлежащие им гаражи, если они когда-нибудь будут продавать их.
Это подтверждает, что истец никогда не считал себя совладельцем, так
как во взаимоотношениях с ответчиками не руководствовался требо-
ваниями ст. 125 ГК Литовской ССР. Как известно, указанная статья
предоставляет субъектам общей долевой собственности право пре
имущественной покупки продаваемой доли; если договор купли-про-
дажи заключен в нарушение указанного требования, совладелец вправе
оспаривать такую сделку в судебном порядке.
Поскольку имущество (гаражи) ответчиков И. Штараса н А. Исоц-
кене, интересы которых я представляю, возникло на основании реше-
ний райисполкома Вильнюса, в соответствии с которыми эти гаражи
были построены, то и право их личной собственности не может быть
прекращено на основаниях ст. 129 ГК Литовской ССР.
Истец построил над гаражами ответчиков свои производственные
помещения по собственной инициативе, но с согласия ответчиков, ко-
торое не может расцениваться как согласие на создание общей соб-
ственности, так как договоры о совместной деятельности между граж-
данами и социалистическими организациями не допускаются (ст. 472
ГК Литовской ССР).
И, наконец, истец в соответствии с полученным согласием ответчи-
ков улучшил свои производственные помещения. Их согласие не долж-
но быть истолковано так, чтобы стало возможно обратить его во вред
им самим. Такое толкование противоречило бы принципам нашего со-
циалистического общества.
К гаражам ответчиков имеется отдельный подъезд, огороженный
забором. Поэтому не создается никаких помех ни для производствен-
ной, ни для служебной деятельности истца. Гаражи ответчиков изоли-
рованы от других помещений, находящихся в ведении истца. Поэтому
396
я считаю, что если бы даже здесь и могло быть признано наличие права
общей долевой собственности, то оно могло бы быть прекращено путем
раздела имущества в натуре.
Верховный Суд Литовской ССР еще в 1965 году указал, что право
общей долевой собственности государственных и общественных орга-
низаций и граждан может быть прекращено путем такого раздела по-
мещений в натуре, в результате которого у каждого из бывших совла-
дельцев остается отдельное изолированное помещение (см. Бюллетень
Верховного Суда Литовской ССР № 4).
Уважаемые товарищи судьи! По изложенным соображениям я при-
хожу к выводу, что гаражи моих доверителей И. Штараса и А. Исоцке-
не не составляют общей долевой собственности с помещениями истца.
Поэтому прошу предъявленный к ним иск отклонить как не основан-
ный на законе.
***
Решением народного суда иск был удовлетворен. Судебная колле-
гия по гражданским делам Верховного Суда Литовской ССР, рассмот
рев дело по кассационным жалобам ответчиков, решение суда отмени-
ла и дело направила на новое рассмотрение.
При повторном рассмотрении дела в иске было отказано. Это реше-
ние Верховный Суд Литовской ССР оставил без изменения.
1
[Электронный ресурс]. URL: https://www.livelib.ru/book/1000762434-moe-
delo-zaschischat-zapiski-advokata-oleg-derviz
397
В своей книге «Мое дело — защищать. Записки адвоката», изданной
в 2013 году и рассчитанной на широкий круг читателей, О.В. Дервиз
рассказывает о своей жизни, пути в адвокатуру, делится с читателем
мыслями о работе адвоката и, шире, о насущных проблемах правосу-
дия. Книга рассчитана на широкий круг читателей1.
Дело Васильевой2
(О причинении тяжких телесных повреждений,
повлекших смерть)
1
Подробнее см. на livelib.ru: URL: https://www.livelib.ru/book/1000762434-
moe-delo-zaschischat-zapiski-advokata-oleg-derviz
2
[Электронный ресурс]. URL: http://www.studfiles.ru/preview/3580182/page:31/
398
Зоя Васильева — молодая тридцатилетняя женщина — была броше-
на мужем и год тому назад приехала с трехлетним сыном в дом к отцу.
Она поступила на работу санитаркой в больницу, помогала мачехе ве-
сти хозяйство, воспитывала сына. Свой заработок Зоя вкладывала в об-
щий семейный бюджет.
Мачеха хорошо относилась к ней, жалела ее. Все было бы нормаль-
но в их жизни, если бы не отношение отца. Он был недоволен пребыва-
нием дочери в его доме, считал ее нахлебницей. Часто он упрекал Зою
в том, что она не сумела «удержать» мужа. Не радовался Волков и вну-
ку, никогда не ласкал его, был с ним хмур и неприветлив.
Волков злоупотреблял спиртным, часто являлся домой пьяный
и затевал скандалы с женой и дочерью. Он придирался к любому пус
тяку, требовал полного подчинения себе как «хозяину».
Вы хорошо знаете, товарищи судьи, какое огромное социальное зло
алкоголизм. Большинство уголовных дел, которые вы здесь рассматри-
ваете, так или иначе возникли на почве пьянства. Многие разводы, вы-
селения из-за невозможного поведения в квартирах, прогулы и другие
нарушения трудовой дисциплины на работе, мелкое хулиганство — вот
что порождает алкоголь.
Из скольких семей ушло счастье, сколько детей лишились отцов,
сколько людей потеряли человеческий облик из-за неумеренного упот
ребления спиртного.
Я берусь утверждать, что и сегодняшнее дело возникло на той же
ядовитой почве, только подсудимая и потерпевший поменялись мес
тами. Именно поведение покойного Волкова создало ненормаль-
ную обстановку в семье, породило то психологическое напряжение,
в состоянии которого ежедневно находились Васильева и ее маче-
ха. Они жили в постоянном страхе, ожидании того, что должно слу-
читься что-то непоправимое. Часто бывало, что, желая оградить себя
от пьяных выходок Волкова, женщины с ребенком уходили из дома,
ночевали у соседей. Им было хорошо известно, что лучше не попа-
даться Волкову под горячую руку. Не раз и не два им приходилось
стыдливо скрывать от сослуживцев и соседей полученные синяки.
А ведь иногда дело доходило и до более серьезных вещей — Волков
брался за топор и лопату… Женщины терпели — все-таки Волков —
муж, все-таки отец. Но в них росло чувство отчаяния, а это чувство
опасное — оно не всегда бессильно, иногда оно заставляет браться за
оружие!
Трагедия, происшедшая 11 февраля, была подготовлена поведением
Волкова в течение длительного времени. Если бы он вел себя по-дру-
гому, вероятно, реакция Васильевой была бы не такой острой. Она боя-
399
лась отца, знала, что от него можно ждать чего угодно, была психологи-
чески подготовлена к насилию. Насилие породило насилие!
Вечером в этот день Волков пришел домой в состоянии сильно-
го опьянения. Он затеял скандал с женой и дочерью, занимавшими-
ся на кухне хозяйственными делами. Он высказал недовольство тем,
что жена готовила корм для скотины, а на него не обращала внимания.
Криком и руганью он сам взвинчивал себя, стал бросать на пол разные
предметы. Жена сказала Волкову, что он пьян, мешает им занимать-
ся делом, пусть идет в комнату и ложится. Ах, он, хозяин, мешает, ну,
тогда держись… Волков схватил с плиты ведерный бидон с кипятком.
К счастью, жене удалось отскочить, и на ее лицо и руки попали только
брызги кипятка. От боли она закричала. Бидон остался в руках у Вол-
кова.
Васильева не знала, осталась ли еще вода в бидоне, не знала, войдет
ли на кухню привлеченный шумом и криком ее маленький сын. Она
видела бидон в руках отца, она слышала крик ошпаренной мачехи, она
знала, что отец может продолжать буйствовать. Ее охватил страх за
своих близких, за себя. Она должна была защищаться, защищать дру-
гих. Она, по ее собственным словам, не помнила себя.
Вот в каком состоянии находилась Васильева, когда схватила стояв-
шую у плиты кочергу и нанесла ей отцу два удара по голове.
По существу, товарищи судьи, все рассказанное мною сейчас о со-
бытиях, приведших Васильеву к совершению преступления, не отри-
цает и представитель государственного обвинения. Вы помните, что,
обосновывая свою просьбу об определении подсудимой минимального
наказания по части второй ст. 108-й УК РСФСР — пять лет лишения
свободы, говоря о смягчающих ответственность обстоятельствах, про-
курор ссылается на эти же факты.
Обвинение считает, говорил вам прокурор, что своим поведением
покойный Волков убил в дочери естественное чувство любви и лишил-
ся ее уважения. Но эти чувства, полагает обвинитель, вытеснила не-
нависть, которая только ждала удобного момента, чтобы открыто про-
явиться, которая, по его образному выражению, «шла рука об руку
с местью».
Из этого делается вывод, что Васильева подняла руку на отца с ра-
достью, что представился случай. Не было якобы реальной угрозы жиз-
ни и здоровью подсудимой, ее близким, поскольку Волков сразу вы-
плеснул весь кипяток и стал после этого вполне безопасен. Его не бить
надо было, а успокаивать, уговаривать.
Во всяком случае, утверждает обвинитель, если еще можно как-то
объяснить нанесение первого удара кочергой, то уж во втором не было
400
никакой необходимости. Именно этот второй удар свидетельствует об
умысле Васильевой.
Я уверен, товарищи судьи, что говорить так — значит не понимать
психологического состояния подсудимой в момент нанесения ударов,
более того, значит не понимать психологического механизма внезапно-
го возникновения сильного душевного волнения, вызванного насили-
ем или тяжким оскорблением со стороны потерпевшего.
Да, вопрос о возникновении такого состояния, именуемого меди-
цинской наукой физиологическим аффектом, один из сложнейших
в теории и практике уголовного права, здесь возможны ошибки. И я по-
лагаю, что прокурор призывает вас совершить ошибку, закрыть глаза на
явные признаки аффективного состояния Васильевой.
Обвинение утверждает, что Волков сразу выплеснул весь кипяток
и не представлял поэтому больше опасности для находившихся на кух-
не женщин. Этим обосновывается вывод, что Васильева действовала из
мести, что необходимости в защите не было. С этим невозможно согла-
ситься. Я допускаю, что, испугавшись содеянного им, испугавшись кри-
ка жены, покойный прекратил бы буйство. Сейчас трудно ответить на
этот вопрос. Но могло быть и по-другому, он вполне мог продолжать
свои действия, как неоднократно это делал во время пьяных дебошей.
Для этого были все возможности — на кухне находилось много предме-
тов, подходящих вполне для учинения расправы над женщинами. В ру-
ках у него был горячий бидон — тоже достаточно грозное оружие, а то,
что он уже успел сделать, давало основания считать, что пьяному буй-
ству нет предела. Именно так думала Васильева, и ее нельзя не понять.
Не могла она в то время знать, что в бидоне не осталось больше кипятка.
Перед вами, товарищи судьи, столкнулись две точки зрения на со-
бытия 11 февраля, две оценки их. От того, какую из этих оценок вы
признаете правильной, зависит юридическая квалификация совершен-
ного Васильевой преступления. Если вы согласитесь с обвинением, что
Васильева действовала умышленно, значит, предложенная органами
предварительного следствия квалификация содеянного по части вто-
рой ст. 108-й УК РСФСР правильна.
Я же убежден в истинности своей точки зрения и прошу вас согла-
ситься с ней. Я считаю, что поведение Волкова на протяжении всех по-
следних месяцев, его издевательства и насилия над домочадцами подго-
товили психику Зои Васильевой к происшедшему вечером 11-го февраля
взрыву. Испытанные ею в тот день страх, гнев и возмущение действиями
отца вызвали сильнейший психологический «разряд» — аффект.
Нельзя, как это делает обвинение, искусственно разрывать дей-
ствия, следовавшие одно за другим практически мгновенно; нель-
401
зя объяснять нанесение первого удара страхом и волнением, а второй
объявлять умышленным. Находясь в состоянии сильного душевного
волнения, человек не может точно соразмерить свои поступки с объ-
ективной необходимостью. Именно поэтому наш закон выделяет пре-
ступления, совершенные в состоянии аффекта, и предусматривает за
них значительно более мягкие наказания, чем за совершенные умыш-
ленно. Содеянное Васильевой подлежит квалификации по ст. 110-й
УК РСФСР, устанавливающей ответственность за нанесение тяжко-
го телесного повреждения в состоянии сильного душевного волнения,
внезапно возникшего и вызванного насилием или оскорблением со сто-
роны потерпевшего.
Наш уголовный закон, товарищи судьи, будучи выражением социа-
листического гуманизма, требует от вас учета всех смягчающих обстоя
тельств. В этом деле я вижу целый ряд таких обстоятельств.
Статья 38-я УК РСФСР предусматривает в качестве одного из наи-
более существенных смягчающих ответственность виновного обстоя-
тельств совершение преступления при защите от общественно опас-
ного посягательства, хотя и с превышением пределов необходимой
обороны. Нет сомнения, что в данном случае налицо это смягчающее
обстоятельство. Действия Волкова были общественно опасны, защи-
щаться было необходимо.
Огромное значение для определения степени общественной опасно-
сти лица, совершившего преступление, имеет его поведение во время
следствия и суда, его отношение к содеянному. Изворачивается чело-
век, лжет, пытается уйти от наказания — одно, раскаивается, правдиво
обо всем рассказывает — совсем другое. Это всегда учитывается судом.
Я хочу обратить внимание на предельную искренность моей подза-
щитной, ее чистосердечное раскаяние и готовность понести наказание
за совершенное преступление. Вы, конечно, помните, что мачеха Васи-
льевой, желая спасти ее от ответственности, показала на первом допро-
се неправду. Она рассказала, что муж ее в пьяном виде упал на пли-
ту и разбил голову об ее угол. Васильева не пыталась воспользоваться
этой ложью — она с самого начала говорила только правду, не пыталась
ничего скрыть. Подсудимая тяжело переживает случившееся, глубоко
подавлена совершенным ею преступлением. Ей очень жалко отца, но на
вопрос, могла бы она вновь поступить так же, если бы все повторилось,
она откровенно отвечает, что, вероятно, могла бы. Такая правдивость
подкупает. Остается только пожелать, чтобы жизнь не ставила больше
мою подзащитную в такое тяжелое положение.
Вы тщательно исследовали сегодня, товарищи судьи, жизненный
путь Васильевой. Мало было в нем радостных событий, жизнь не бало-
402
вала ее. Она выросла в трудных условиях военных и первых послево-
енных лет, не получила достаточного образования, обманулась в муже,
не видела сочувствия со стороны единственного близкого человека —
отца. Но она не озлобилась, осталась простой и скромной женщиной,
о которой никто не мог сказать ни одного худого слова. Васильева ни-
когда в жизни не преступала закон. В характеристик из больницы отме-
чается, что работала Васильева исключительно добросовестно, ровно
и ласково относилась к больным. Соседи говорят о ней как о тружени-
це, приветливой и спокойной женщине, хорошей матери. Какое потря-
сение должна была испытать она, как должна была бояться отца, чтобы
осмелиться поднять на него руку!
Есть в событиях этого дела еще одно обстоятельство, о котором
я не имею права умолчать. Тягостное, неправдоподобное, но, увы,
имевшее место. Я имею в виду отношение медицинских работников
станции «скорой помощи» к выполнению своего профессионально-
го долга.
Вечером 11 февраля к Волкову вызвали «скорую помощь». Приез-
жала машина, врач осмотрел раненого. Да, он был пьян, да, он ругал
медиков и мешал им исследовать повреждения, утверждая, что ничего
с ним особенного не случилось. Все это так…, но проглядеть проникаю-
щую рану костей черепа врач не имел права. Не имел права оставлять
без помощи тяжело раненного человека, не имел права предлагать ему
самому явиться утром на осмотр. Врач ввел в заблуждение родственни-
ков Волкова, создав у них впечатление, что потерпевший действитель-
но никаких опасных повреждений не получил.
Судебно-медицинская экспертиза, отвечая на вопрос о шансах на
жизнь Волкова при условии оказания ему своевременной помощи, от-
ветила, что, хотя благополучный исход при травмах такого типа гаран-
тировать нельзя, были все основания надеяться на выздоровление по-
терпевшего.
Таким образом, ответственность за трагический исход ложится
в определенной степени и на представителя самой гуманной в мире
профессии! Я считаю, что необходимо вынести частное определение по
этому вопросу, мимо этого пройти нельзя.
Заканчивая свою речь, я хочу выразить уверенность в справедли-
вости того приговора, который вы вынесете моей подзащитной. Она
должна быть на свободе, она должна заботиться о своем малолетнем
сыне, воспитывать его. Мера ее вины не столь значительна, чтобы была
необходимость направлять ее в исправительную колонию. Я прошу
вас, товарищи судьи, определить Васильевой по ст. 110-й УК РСФСР
наказание, не связанное с лишением свободы.
403
Дело о подмене скрипки
(из записок адвоката О.В. Дервиза)1
1
Вестник Адвокатской палаты Санкт-Петербурга. 2008. № 2. С. 85–99.
404
ных местах, а головка грифа была прямоугольной формы. Коваль так-
же утверждала, что на возвращенной ей Лизенглассом скрипке играть
нельзя — она в нерабочем состоянии. Дознаватель пригласил к себе Ли-
зенгласса и стал разбираться. Лизенгласс не отрицал того, что брал
скрипку, но подчеркивал, что об этом его, как профессионала, настой-
чиво просила Коваль. Он показывал ее коллегам и скрипичному масте-
ру из Консерватории, все они признали скрипку вполне заурядной, не-
мецкой работы ХIХ века, для профессионала непригодной. После этого
он вернул взятую скрипку Коваль во вполне исправном состоянии. Вы-
слушав Лизенгласса, дознаватель вручил ему скрипку и сказал: «Играй-
те». Скрипка оказалась исправной. Кроме того, участник домашнего
концерта и очевидец передачи скрипки, знакомый Коваль и матери Ли-
зенгласса, Степанов подтвердил, что тогда была та же самая скрипка.
В возбуждении уголовного дела было отказано ввиду отсутствия собы-
тия преступления. Коваль обжаловала это решение, и следствие было
возобновлено, но вскоре снова дело прекратили из-за отсутствия дока-
зательств подмены злополучной скрипки. Тогда Коваль обратилась
в КГБ. Она писала, что ее скрипка — национального масштаба культур-
ная ценность работы чуть ли не самого Страдивари — подменена и вы-
везена нелегально за границу, государству нанесен невосполнимый
ущерб. Как раз в это время в музыкальных кругах циркулировали слу-
хи (видимо, не совсем беспочвенные) о том, что собирающиеся эмигри-
ровать музыканты с помощью различных ухищрений незаконно вы-
возят из страны ценные инструменты. (Здесь не место обсуждать
вопрос, почему, уезжая из страны, человек не имел права взять с собой
свою собственность.) Естественно, этими слухами заинтересовались
в КГБ, и донос Коваль пришелся очень ко времени. К тому же, как вы-
яснилось позже, родной брат Коваль по работе был связан с КГБ и, ви-
димо, попросил их помочь. Дело вновь было возбуждено, и машина
следствия завертелась. На этот раз его направляла очень могуществен-
ная рука... Все люди, которые видели скрипку у Лизенгласса, в один го-
лос утверждали, что это был тот же самый инструмент, который демон-
стрирует им следователь. Обвинение строилось на том, что Лизенгласс
где-то приобрел эту скрипку, показывал ее свидетелям и отдал Коваль,
а ту, принадлежащую ей, продал или надежно спрятал. Абсолютно ни-
каких доказательств этой версии не было, но следствие это не смущало.
Важнейшим свидетелем по делу был Степанов, по профессии настрой-
щик роялей, то есть человек совсем не посторонний в мире музыки. Он
видел скрипку у Коваль и описал ее в своих показаниях. Следователь,
видя убийственность ЭТИХ показаний для обвинения, так записала их
в протокол, что трудно было понять смысл сказанного Степановым.
405
Именно в то время, когда следствие по делу Лизенгласса и его матери
шло к печальному для них финалу, ко мне обратился старый друг на-
шей семьи Евгений Александрович Мравинский с просьбой взять на
себя защиту его оркестранта. Причин отказываться у меня не было,
и я активно включился в процесс. Ознакомившись с материалами дела,
я сразу увидел, что оно шито белыми нитками. Было подано ходатай-
ство о проведении целого ряда следственных действий, которые неиз-
бежно должны были разрушить обвинение. С этим ходатайством я до-
шел до самого прокурора Ленинграда, который вроде бы согласился
с некоторыми из моих доводов и дал указание провести повторную экс-
пертизу. Выполнить-то это указание следователь выполнил, но экспер-
та подобрал «ручного», добросовестно отработавшего «заказ» след-
ствия. После этого никакие мои усилия не могли помешать передаче
дела в суд. Судебные заседания по делу проходили в одном из район-
ных судов Ленинграда, в довольно большом зале, до отказа набитом
публикой — в основном, нашими «болельщиками» из числа музыкан-
тов. Судьи: крупный и вальяжный мужчина — председательствующий,
народные заседатели — две тетеньки бальзаковского возраста из
совслужащих. Безликая и почти безгласная женщина-прокурор и мы
с коллегой, одним из самых известных в городе адвокатов, защищав-
шим мать Лизенгласса. На скамье подсудимых «мошенники»: малень-
кий, щуплый Лизенгласс и его мать, старушка за 70. Несколько в сторо-
не, но тоже на первой скамейке расположилась «потерпевшая» Коваль,
импозантная дама не первой молодости в кримпленовом костюме. На
судейском столе тома дела и пресловутая скрипка в футляре — веще-
ственное доказательство. С самого начала процесса стало ясно, что суд
не будет правым и справедливым. Судья взял на себя функции проку-
рора и все две недели, в течение которых шли заседания, исправно их
исполнял. Все, что мог делать судья для торжества обвинения, дела-
лось: снимались вопросы адвокатов, отклонялись ходатайства защиты,
показания свидетелей диктовались секретарю для записи в самой не-
благоприятной для подсудимых форме. Судья, в частности, не дал мне
возможности спросить Коваль, почему в своем первом заявлении в ми-
лицию она не упоминала о наиболее бросающихся в глаза особенно-
стях своей скрипки. О наиболее ярких проявлениях судейской предвзя-
тости я еще расскажу. Свидетель Степанов в суде описал все события
в тот вечер, когда Лизенгласс играл в доме Коваль, и уверенно заявил,
что виденная им тогда скрипка ничем не отличается от той, которую
ему показывают сейчас. Стало ясно — Коваль лжет. Судью это не устра-
ивало, и он всячески старался запутать свидетеля. Степанов — старый
человек — очень волновался и один раз перепутал в показаниях право
406
и лево в словесном описании скрипки. Это обстоятельство, само по
себе для существа дела никакого значения не имевшее, позволило суду
вообще отмахнуться от показаний Степанова. Я уж не говорю о том, что
его показания были искажены в протоколе судебного заседания, замечу
лишь, что замечания защиты на протокол по этому вопросу были от-
клонены судьей, как «недостоверные». Одно из наших ходатайств суд
все же удовлетворил: была назначена дополнительная экспертиза
скрипки в составе пяти человек, но состав комиссии был впечатляю-
щим — помимо участвовавшего в следствии товароведа, в нее были
включены люди, либо имеющие отдаленное отношение к исследуемым
проблемам, например баянист, либо легко управляемые. Нам удалось
отстоять только одну из предложенных защитой авторитетных канди-
датур. Забегая вперед, скажу, что этот единственный специалист отка-
зался подписать неблагоприятный для подсудимых акт экспертизы
и дал свое отдельное заключение, в котором утверждал, что описанная
Коваль скрипка — фантазия, что на таком инструменте, даже если бы
его кто-то сделал в качестве курьеза, нормально играть было бы невоз-
можно. Естественно, от этого мнения суд просто отмахнулся. Но это
еще, как говорится, цветочки, интереснее было со свидетелями обвине-
ния. Коваль привела в суд нескольких родственников и знакомых, ко-
торые в один голос подтверждали, что видели у нее в прошлом скрипку
с необычными эфами и даже другого цвета, совершенно не похожую на
ту, которую ей вернул Лизенгласс. Показания их совпадали почти сло-
во в слово, что наглядно демонстрировало любому непредвзятому на-
блюдателю их заученность. Суд благосклонно внимал этим свидете-
лям, как вдруг... Близкая приятельница Коваль заявила суду, что ее
замучила совесть, на следствии она по просьбе подруги показала не-
правду про якобы известные ей особенности скрипки. На самом деле
она никогда скрипку не рассматривала и ничего об ее особенностях не
знает. Она продемонстрировала суду написанную для нее Коваль шпар-
галку с записью того, что надо говорить в суде. Свидетельница объяс-
нила дачу ложных показаний на следствии тем, что Коваль убедила ее
помочь разоблачить подменившего скрипку жулика, а сделать это без
рассказа о необычных признаках инструмента невозможно. Свидетель-
ница поведала суду, что уже после визита к следователю она вспомнила
о случае, когда Коваль обвинила ее саму (подругу!) в краже браслета,
который вскоре нашелся. По ее мнению, Коваль вообще по характеру
очень подозрительный человек.
Эти показания вызвали эффект разорвавшейся бомбы. Судья очень
болезненно отреагировал на них и предпринял много усилий, что-
бы заставить свидетельницу признать, что она на следствии говорила
407
правду, а здесь, в суде, лжет, что кто-то подговорил ее дать показания
в пользу Лизенгласса. Тщетно! Более того, ее сын, также вызванный
в качестве свидетеля, косвенно подтвердил показания матери. Но все
это никак не повлияло на суд, нашедший прекрасный выход из положе-
ния: вместе с приговором было вынесено определение о привлечении
этой свидетельницы к уголовной ответственности за дачу ложных по-
казаний. Каких показаний — думаю, читатель легко догадается: конеч-
но же, тех, которые она дала в суде. Для того чтобы это решение не вы-
глядело бы уж совсем одиозным, ее показания в протоколе судебного
заседания были записаны без многих важных деталей. Не могу не ска-
зать, что для этой свидетельницы все кончилось хорошо: видимо, чтобы
не ворошить скользкое дело Лизенгласса, следствие о даче ею ложных
показаний сразу же было прекращено, ее даже ни разу никуда не вызы-
вали. Другой характерный эпизод: Коваль четко называла дату домаш-
него концерта, после которого она дала скрипку Лизенглассу. Сама по
себе эта дата никакого значения не имела, так как подсудимый не отри-
цал факта получения скрипки. Однако эта дата приобрела колоссаль-
ное значение для проверки правдивости свидетелей обвинения. Мы
знали, что Коваль ошибается в этой дате, поскольку в названный ею
вечер Лизенгласс был занят на концерте в Филармонии и быть у нее
не мог. Как я уже говорил, приглашенные Коваль свидетели «все пели
с ее голоса» и называли ту же дату, что и она. Если бы мы сразу показа-
ли суду, что в указанный ими день этого не могло быть, они могли пере-
строиться, объяснить ошибку плохой памятью и тем свести на нет нашу
попытку разоблачить обман. Поэтому я избрал способ допроса свидете-
лей, который называю «методом завлечения». Выясняются детали ин-
тересующего меня события, вплоть до мельчайших, свидетелю предла-
гается назвать причину, по которой он так хорошо запомнил эти детали
в частности, дату. Свидетель, гордый своей сообразительностью, объяс-
няет, что он точно запомнил день недели (в нашем случае воскресенье),
потому что именно в этот день он ездил за город кататься на лыжах,
и победоносно смотрит на адвоката, мол, съел! Тогда задается еще во-
прос: «Не перепутали ли Вы дату, ведь кататься на лыжах можно было
и в другое воскресенье?» Окончательно уверовав в тупость адвоката,
задающего такие самоубийственные вопросы, свидетель добивает его
окончательно: «В ту зиму это был мой единственный выезд на лыжах,
и я прекрасно помню, что домашний концерт у Коваль состоялся имен-
но в тот день». Смущенный адвокат понимает, что проиграл, и прекра-
щает допрос. Такая же картина и с другими свидетелями, только собы-
тие происходило не в день лыжной прогулки, а придумывают что-то
другое, например именины любимой тетушки, дату которых перепу-
408
тать невозможно. Видно, что эти свидетели серьезно готовились к до-
просу защитой и загодя придумали объяснение своей феноменальной
памяти на даты. Закрепив таким образом категорическое утверждение
свидетелями неверной даты события, адвокат встает и скромно просит
суд приобщить к делу справку Филармонии о том, что в этот день Ли-
зенгласс был занят в вечернем концерте. Что тут началось! Судья объ-
являет перерыв до следующего дня, посылает в Филармонию саму Ко-
валь (!!!) и народных заседателей, чтобы проверить список участников
концерта в интересующий нас день. Проверка подтверждает: Лизен-
гласс не мог быть у Коваль в то воскресенье. Казалось бы, лжесвиде-
тельство очевидно, факт сговора Коваль с ее свидетелями налицо... но
судья оправляется от шока, и процесс с явно обвинительным уклоном
продолжает катиться дальше. Впоследствии, в приговоре, нет ни слова
об уличенных в обмане свидетелях, только дата события — получения
Лизенглассом у Коваль скрипки — называется не определенно, а с до-
бавлением слова «приблизительно». Одним из краеугольных камней
обвинения был основанный на заключении экспертизы тезис о том, что
возвращенная Лизенглассом скрипка для игры непригодна (читатель
помнит, что при первом дознании Лизенгласс играл на ней, но об этом
постарались забыть). Скрипка — вещественное доказательство, — как
и положено, все время процесса хранилась в суде. Лизенгласс много раз
обращался к суду с просьбой дать ему ее в руки, чтобы продемонстри-
ровать возможность играть на ней, но судья неизменно отказывал, ссы-
лаясь на то, что если эксперты так говорят, значит, ясно, что играть на
ней невозможно. Разрешили ее подержать только одному из экспертов,
который с важным видом стал объяснять всем собравшимся, что скрип-
ка в нерабочем состоянии.
Именно в этот момент неожиданно из первого ряда публики под-
нялась женщина (она, как и эксперт, была скрипачкой оркестра Мари-
инского театра) и со словами: «дай-ка ее сюда!» властным движением
забрала у растерявшегося эксперта скрипку. Судья не успел опомнить-
ся, как она, лишь бросив взгляд на гриф скрипки, торжествующе ска-
зала: «Ничего удивительного, тут переставлены струны, кто это по-
старался? Надо поставить их на место, и все будет в порядке». В зале
поднялся шум, судья с перекошенным лицом начал стучать кулаком
по столу и угрожать смелой женщине тюрьмой «за хулиганство в зале
суда». Она же повернулась к эксперту и вернула ему скрипку, сказав
при этом: «Как тебе не стыдно!». Много подобных эпизодов можно
было бы вспомнить, но, наверное, достаточно и описанных. Надо ска-
зать, что нас всех интересовал вопрос: откуда Коваль взяла свое опи-
сание скрипки? Неужели у нее такая богатая фантазия? Долго нико-
409
му ничего не приходило в голову, но однажды — процесс уже подходил
к концу — жена сказала мне: «Знаешь, по-моему, в романе Виноградова
«Осуждение Паганини» что-то было о скрипках необычной формы».
Достаю с полки эту читанную в незапамятные времена книгу, листаю
и... нахожу описание экспериментов Паганини с разного рода необыч-
ными скрипками, в том числе и с дополнительными эфами. В своей за-
щитительной речи я это использовал, дал суду и книгу для ознакомле-
ния, но все было бесполезно. …
Суд признал Лизенгласса виновным и приговорил к четырем годам
лишения свободы, он был арестован в зале суда. Его мать тоже осуди-
ли, правда, условно. Почти три года он провел в тюрьме, колонии и на
«стройках народного хозяйства» до условно-досрочного освобождения.
Скрипач, которому для поддержания формы необходимо ежедневно по
нескольку часов играть, был отлучен от инструмента на долгие три года...
Хочется рассказать еще об одном, связанном с делом Лизенгласса,
эпизоде, ярко иллюстрирующем способность наших органов прятать
концы в воду. По приговору суда с осужденных в пользу Коваль была
взыскана денежная компенсация — определенная экспертами стоимость
ее «подмененной» скрипки, кстати, весьма незначительная, что вызвало
ее неудовольствие. Она-то ведь рассчитывала получить крупную сумму.
Та же скрипка, которая фигурировала в суде, была конфискована в поль-
зу государства, и в соответствии с существующим порядком ее после
вступления приговора в законную силу должны были передать на реа-
лизацию в комиссионный магазин. Я хотел выкупить эту скрипку, что-
бы впоследствии при обжаловании приговора в порядке надзора иметь
в руках важное вещественное доказательство невиновности Лизенглас-
са. Заведующая канцелярией и многие другие технические работники
суда с большим сочувствие относились к подсудимым и искренне воз-
мущались творимым по отношению к ним произволом. Поэтому мне не
стоило большого труда договориться, чтобы мне сообщили, когда и куда
будет сдана эта скрипка. Однажды мне позвонили из суда и сказали, что
судебный исполнитель повез скрипку в Апраксин двор — там находится
известный в городе комиссионный магазин музыкальных инструментов.
Я через полчаса приехал туда и узнал, что скрипка сразу после оформле-
ния была продана какому-то мужчине, который как будто ждал ее. Ду-
маю, комментарии здесь не требуются…
Мне осталось только сказать, что я с жалобами на приговор по делу
Лизенгласса прошел все существовавшие судебные и прокурорские ин-
станции, и все тщетно. Работой своей по этому делу я мог быть дово-
лен, а результатом — нет. К сожалению, так бывает в нашей профессии,
только далеко не все это понимают.
410
Елизарова Н.В.
Адвокат Московской городской коллегии адвокатов
1
[Электронный ресурс]. URL: http://ex.kabobo.ru/docs/202000/index-2059-1.
html?page=7
411
иску о признании права на жилую площадь. Оно уже рассматривалось
в народном и городском судах. Дело приобрело известную сложность
вследствие множества фактов и обстоятельств, обосновывающих
предъявленные иски, а также противоречивости подлежащих оценке
доказательств.
В течение двух дней состав суда исследовал материалы дела: до-
прашивал стороны и свидетелей, изучал документы, представленные
в подтверждение исковых требований и возражений. Судебное разби-
рательство закончено, и я как представитель истца могу утверждать
правильность, законность и обоснованность принципиальной позиции
ЖСК «Старт».
В апреле 1976 года умер член кооператива Соков. На его одноком-
натную квартиру стала претендовать бывшая жена Сокова, которая
просила принять ее в члены ЖСК по тем мотивам, что проживала вме-
сте с Соковым, была членом его семьи и является наследницей умер-
шего и поэтому приобрела право на жилую площадь. В июле 1976 года
общим собранием членов кооператива ей было отказано в этом. Так
возник настоящий судебный спор.
Действительно, п. 24 Примерного устава ЖСК, утвержденно-
го Советом Министров РСФСР 2 октября 1965 г., определяется пре-
имущественное право на вступление в ЖСК и право на пользование
кооперативной жилой площадью членов семьи умершего пайщика
и наследников по закону или по завещанию, пользовавшихся помеще-
нием при его жизни. Но именно эти обстоятельства не были доказаны
Соковой на общем собрании членов кооператива и не подтвердились
в судебном заседании.
Судебная коллегия по гражданским делам Московского городско-
го суда, отменяя первоначальное решение, вынесенное в пользу Со-
ковой, в определении от 26 октября 1976 г. обратила внимание на-
родного суда на неправильное применение закона, в частности ст. 306
ГК РСФСР: суд первой инстанции применил закон, не подлежащий
применению.
Очень важным является и другое обстоятельство, вытекающее из
определения Судебной коллегий: материалы дела противоречат выво-
ду суда о том, что Сокова являлась членом семьи умершего. Однако ни-
каких новых фактов или новых доказательств, подтверждающих обо-
снованность требований по встречному иску, при новом рассмотрении
дела представлено не было.
Обратимся к закону, определяющему понятие, члена семьи нани-
мателя. В статье 301 ГК РСФСР, подлежащей применению к жилищ-
но-кооперативным отношениям по аналогии, указано: «К членам семьи
412
нанимателя относятся супруг нанимателя, дети и родители. Другие
родственники, а также нетрудоспособные иждивенцы могут быть при-
знаны членами семьи нанимателя, если они проживают совместно с на-
нимателем и ведут с ним общее хозяйство».
Очевидно, что этот перечень лиц, указанных в законе, является ис-
черпывающим и другого юридического понятия членов семьи, кроме
указанного в ст. 301 ГК РСФСР, наше праве не знает. Поэтому трудно
согласиться с доводами ответчицы, разрушившей семью при жизни Со-
кова, по собственной инициативе расторгнувшей брак, прекратившей
всякие отношения с бывшим мужем.
К настоящему делу приобщено дело о расторжении брака Соковых.
Оно содержит важные для понимания истинных целей настоящего су-
дебного спора Соковой материалы, раскрывающие ее действительные
взаимоотношения с умершим членом кооператива, объясняющие не-
последовательную оценку очевидных фактов в зависимости от меняю-
щихся обстоятельств жизни.
В исковом заявлении о расторжении брака, подписанном Соковой,
ею указаны мотивы прекращения семейных отношений: систематиче-
ские скандалы, драки, пьянство, оскорбления человеческого достоин-
ства. В заявлении говорится и о том, что супруги совместной жизнью
не живут и находятся в разных комнатах. Аналогичные показания Со-
ковой отражены в протоколе судебного заседания. По-видимому, от-
ветчик не оспаривал мотивы расторжения брака, и суд пришел к выво-
ду, что семью восстановить невозможно. Решением народного суда от
8 апреля 1969 г. брак был расторгнут. В 1970 году расторжение брака за-
регистрировано в органах записи актов гражданского состояния. С это-
го времени Сокова не являлась супругой члена кооператива, умершего
в 1976 году.
Граждане судьи! Обращаю ваше внимание на следующее; изложен-
ные факты установлены вступившим в законную силу судебным ре-
шением и сегодня суд должен исходить из того, что эти факты имели
место в действительности. Они не могут быть опровергнуты в данном
судебном заседании с помощью показаний свидетелей или каких-ли-
бо других доказательств, как не могут быть приняты во внимание
объяснения Соковой, что ее иск о расторжении брака — это «порыв
души», или «желание попугать супруга», или стремление вообще ис-
пользовать «воспитательные» меры воздействия. Именно Сокова рас-
торгла брак.
С таких позиций было бы излишним анализировать в этой части
показания свидетелей по делу, поскольку опровержение фактов, уста-
новленных вступившим в законную силу решением суда, не допускает-
413
ся (ст. 208 ГПК РСФСР). Позвольте, однако, отметить, что в судебном
заседании со стороны Соковой и ее свидетелей явно обнаруживалась
подмена юридического понятия «супруга» фактом состояния в факти-
ческих брачных отношениях. Это никого не должно ввести в заблужде-
ние, поскольку в ст. 6 КоБС РСФСР указывается, что законом «призна-
ется брак, заключенный только в органах записи актов гражданского
состояния». Фактические супружеские отношения лиц не порождают
никаких юридических последствий. Следовательно, Сокова не может
быть признана членом семьи нанимателя как супруга, поскольку не со-
стояла с умершим в зарегистрированном браке.
Однако ст. 301 ГК РСФСР к лицам, которые могут быть призна-
ны членами семьи, относит также нетрудоспособных иждивенцев, если
они проживают совместно с нанимателем и ведут с ним общее хозяй-
ство.
Иждивенцем может быть признано нетрудоспособное лицо, для
которого заработок умершего являлся единственным или основным
источником существования.
По запросу суда получена и приобщена к делу справка органов со-
циального обеспечения, указывающая, что Сокова получает пенсию по
старости в размере 91 руб. в месяц. Кроме того. Сокова не отрицает, что
все эти годы она работала и ее заработок составлял 100 руб. Общий до-
ход Соковой был не меньше дохода бывшего мужа.
При изложенных обстоятельствах сомнительным представляется
факт иждивения Соковой и тем более факт ведения общего хозяйства
с умершим членом кооператива.
Сокова не может быть признана иждивенцем умершего, поскольку
получала пенсию и работала.
В постановлении Пленума Верховного Суда РСФСР от 28 янва-
ря 1970 г. указано, что преимущественное право на вступление в ЖСК
и сохранение права на пользование жилым помещением имеют наслед-
ники, пользовавшиеся помещением при жизни наследодателя.
По запросу суда получено и приобщено к делу завещание, состав-
ленное Е.И. Соковым в 1971 году в пользу дочери Сокова на паенако-
пления в ЖСК «Старт».
Ответчица в подтверждение своих требований представила заявле-
ние дочери, адресованное в суд, об отказе от наследства.
Это заявление не может быть принято во внимание по ряду причин.
Прежде всего такие заявления адресуются не в суд, а в нотариальную
контору. Кроме того, существуют определенные сроки и круг лиц, в от-
ношении которых может быть совершен отказ от наследства (ст. 550
ГК РСФСР).
414
Заявление датировано 11 декабря 1976 г., т. е. пропущен срок, уста-
новленный законом. Кроме того, 3.И. Сокова не является наследницей
ни по закону, ни по завещанию и в пользу ее не может быть совершен
отказ от наследства.
3.И. Сокова не является наследницей умершего и не имеет преиму-
щественного права на вступление в ЖСК.
В Примерном уставе ЖСК указано, что в члены кооператива прини-
маются лица, нуждающиеся в улучшении жилищных условий. 3.И. Со-
кова не нуждается в улучшении жилищных условий, она обеспечена
жилой площадью.
По-видимому, чтобы усилить свою позицию, после пересмотра
дела в кассационной инстанции Сокова расширяет круг свидетелей.
К участию в деле привлечены родные и друзья ответчицы, посторон-
ние и заинтересованные лица, проживающие в ЖСК «Старт» и пере-
ехавшие с другого конца города, что-то знающие об обстоятельствах
дела, и даже те, для которых источником информации была сама Со-
кова. Показания этих свидетелей противоречивы, в этом мы убеди-
лись в течение двух дней судебного разбирательства. С определенной
долей уверенности можно сказать, что всех их объединяло стремле-
ние помочь Соковой получить квартиру в ЖСК «Старт», но свиде-
тель обязан говорить суду только правду и только то, что ему извест-
но по делу.
Показания свидетелей касаются последних лет жизни Сокова,
а именно 1975–1976 гг. Можно допустить, что ответчица о этот пери-
од часто приезжала к Сокову, привозила к нему внучку, тем более что
в 1976 году стало ясно, что Соков неизлечимо болен. Но эти факты не
подтверждают обоснованности встречного иска.
Мы располагаем письменными доказательствами, бесспорными
и объективными, чтобы сделать заключение об отсутствии у 3.И. Соко-
вой преимущественного права на вступление в члены ЖСК.
Я прошу удовлетворить требования ЖСК «Старт» о выселении
3.И. Соковой и отказать ей во встречном иске о признании права на жи-
лую площадь.
***
Решением народного суда иск ЖСК «Старт» о выселении был удов-
летворен, во встречном иске отказано.
Судебная коллегия по гражданским делам Московского городского
суда оставила решение без изменения.
415
Забела В.А.
Адвокат Коллегии адвокатов Литовской ССР
Дело В. Пятраускене1
(О недействительности договора дарения)
1
[Электронный ресурс]. URL: http://ex.kabobo.ru/docs/202000/index-2059-1.
html?page=4
416
С исковым заявлением в народный суд обратилась школа-интернат,
в которой учится Виолетта Пятраускайте. Поскольку школа-интернат
в данном случае не может выступать в суде как законный представи-
тель Виолетты Пятраускайте, народный суд привлек к участию в про-
цессе в качестве истца по данному делу приемного отца Виолетты —
А. Пятраускаса.
Последний, а также адвокат, представлявший его интересы, приня-
ли участие в процессе, однако рассмотрение дела тогда было отложено.
При вторичном рассмотрении дела истец и его представитель участия
в процессе не принимали.
Из имеющихся в деле данных видно, что судебная повестка ист-
цу лично не была вручена. Следовательно, суду не было известно, ин-
формированы ли истец и его представитель о дате рассмотрения дела,
а также о причинах их неявки в судебное заседание. При таких обстоя-
тельствах народный суд, руководствуясь ст. 181 ГПК Литовской ССР,
должен был отложить рассмотрение дела. Народный суд не сделал это-
го и тем самым нарушил ст. 33 ГПК Литовской ССР о том, что предста-
вителями несовершеннолетних в возрасте до 15 лет в суде могут быть
их родители, усыновители и опекуны.
В исковом заявлении содержалась также просьба вызвать в судеб-
ное заседание в качестве свидетелей трех человек, общавшихся с Веро-
никой Пятраускене. Эти люди могли осветить noao подлинные обстоя
тельства дела, рассказать о личности покойной, об образе ее жизни,
помочь разобраться в том, почему она подарила жилой дом малозна-
комой ответчице. Однако свидетели, о вызове которых ходатайствовал
истец, в суд не были вызваны. Таким образом, суд нарушил предусмо-
тренное ст. 31 ГПК право истца доказывать обоснованность своих ис-
ковых требований.
Общеизвестно, что правильное по существу решение суда не может
быть отменено по одним лишь формальным соображениям. В то же
время нарушение норм процессуального права является основанием
к отмене решения суда, если это нарушение привело или могло приве-
сти к неправильному разрешению дела. В данном случае налицо имен-
но это обстоятельство.
В деле не участвовал законный представитель Виолетты Пятраус
кайте, не были опрошены свидетели и, по существу, суд не предоставил
возможность, доказывать обоснованность предъявленного иска, а по-
тому и не располагал достаточными данными для правильного разре-
шения дела.
Товарищи члены Судебной коллегии! Только указанные процессу-
альные нарушения, допущенные народным судом при рассмотрении
417
данного дела, дают вам право на основании п. 4 ст. 336 ГПК Литовской
ССР отменить обжалованное решение.
Однако не только процессуальные нарушения дают основания гово-
рить о необоснованности принятого народным судом решения.
Народный суд оставил иск без удовлетворения по следующим мо-
тивам: 1) жалобы по вопросу признания договора дарения недействи-
тельным дважды рассматривались органами прокуратуры, которые не
нашли оснований к возбуждению гражданского дела; 2) из приобщен-
ных материалов расследования якобы видно, что дарительница Веро-
ника Пятраускене в момент заключения договора дарения была дее-
способна и договор не был заключен под влиянием заблуждения или
обмана.
Таким образом, одним из мотивов отказа в удовлетворении иска
судом явился отказ прокуратуры возбудить гражданское дело о при-
знании договора дарения недействительным. Народный суд расценил
отказ прокуратуры возбудить гражданское дело как неоспоримое до-
казательство, как факт, имеющий преюдициальное значение. Суд не
исследовал даже данные, на основании которых прокуратура отказала
в возбуждении гражданского дела. Он исходит из предположения, что
прокурор установил отсутствие оснований к возбуждению граждан-
ского дела, и из этого делает вывод и об отсутствии оснований к удов-
летворению иска.
С таким обоснованием решения народного суда согласиться нельзя.
В законе не установлено, что отказ прокурора в возбуждении граждан-
ского дела является доказательством в смысле ст. 57 ГПК Литовской
ССР, тем более имеющим преюдициальное значение.
В этом деле чрезвычайно важно выяснить, была ли покойная Пятраус
кене в момент заключения ею договора дарения дееспособна?
Народный суд указал, что Вероника Пятраускене в тот момент была
дееспособна. Его вывод основывается на письме психоневрологиче-
ской больницы, из которого явствует, что психоневрологическая боль-
ница не может ответить, с какого времени В. Пятраускене была больна
и являлась ли она дееспособной в исследуемый нами момент, посколь-
ку не располагает точными анамнестическими данными о болезни
В. Пятраускене.
У народного суда не было никаких оснований сделать из этого до-
кумента вывод о дееспособности покойной при заключении договора
дарения.
Следовательно, для определения степени расстройства психики Ве-
роники Пятраускене, ее психического состояния в момент заключения
договора дарения требуются дополнительные данные.
418
Народный суд обязан был потребовать от истца дополнительные
данные, необходимые для решения возникшего спора, или собрать их
по собственной инициативе.
Возникают вопросы, имеются ли в деле помимо цитированного до-
кумента еще какие-либо материалы, дающие основания для сомнения
в психической полноценности Вероники Пятраускене, была ли воз-
можность собрать дополнительные данные, которые позволили бы
психиатрам прийти к заключению о ее психическом состоянии в мо-
мент заключения договора дарения.
Во-первых, в деле имеется выписка из истории болезни, из которой
видно, что Вероника Пятраускене находилась на излечении в психо-
неврологической больнице. Тогда у нее было установлено атеросклеро-
тическое слабоумие. При таком заболевании она была неспособна со-
средоточить внимание, не знала возраста дочери. Этой болезнью она
страдала уже около двух лет, т. е. в период заключения оспариваемого
договора. Уже эти факты позволяют предполагать, что В. Пятраускене
была больна тяжелой болезнью и в момент заключения договора даре-
ния. Народный суд не дал оценки этим данным.
Во-вторых, имеется выписка из амбулаторной карточки Вероники
Пятраускене, из которой явствует, что за несколько месяцев до заклю-
чения договора она была направлена на консультацию к невропатологу
по поводу ослабления памяти. Такое заслуживающее внимания обстоя-
тельство также, несомненно, может быть учтено психиатрами.
В-третьих, из объяснений граждан, близко знавших покойную, вид-
но, что сомнения в ее психической полноценности возникали уже дав-
но: она была неспособна себя обслуживать, не находила дороги из мага-
зина домой, не узнавала соседей.
Полагаю, что эти анамнестические данные о состоянии здоровья
дарительницы, приведенные в объяснениях граждан, а также содер-
жащиеся в выписках из истории болезни и амбулаторной карточке,
явятся для экспертов-психиатров достаточным основанием для вы-
вода о ее психическом состоянии в момент заключения договора да-
рения.
При наличии в деле таких данных вывод народного суда о дее-
способности Вероники Пятраускене вызывает серьезные сомнения.
Для выяснения подлинных обстоятельств дела в данном случае тре-
бовались специальные медицинские познания. Суд на основании
ст. 87 ГПК Литовской ССР должен был назначить по делу судеб-
но-психиатрическую экспертизу для установления психического со-
стояния Вероники Пятраускене в период подписания ею договора
дарения.
419
Народный суд не сделал этого и, следовательно, не выполнил тре-
бований ст. 15 ГПК о полном и всестороннем выяснении действитель-
ных обстоятельств дела, вследствие чего принял необоснованное ре-
шение.
Изложив мотивы, по которым я считаю решение народного суда
и незаконным, и необоснованным, я мог бы на этом закончить свои объ-
яснения, однако считаю необходимым коснуться и возражения ответ-
чицы на иск. Она утверждает, что жилой дом был подарен ей с усло-
вием пожизненного содержания В. Пятраускене. Поскольку последняя
уже умерла, обязательства ответчицы на этом закончились, и договор
дарения не может быть аннулирован.
Если бы было доказано, что в действительности был заключен дого-
вор об отчуждении имущества с условием пожизненного содержания,
а в суде выяснилось бы, что он совершен с недееспособным граждани-
ном, то и в этом случае договор должен был бы быть признан судом не-
действительным.
В статье 50 ГК Литовской ССР указывается, что сделка, совершен-
ная гражданином, признанным недееспособным вследствие душевной
болезни или слабоумия, недействительна.
Следовательно, возражение ответчицы о том, что договор уже вы-
полнен и сейчас не может быть признан недействительным, необосно-
ванно.
Резюмируя сказанное, прошу кассационную жалобу удовлетворить,
обжалованное решение на основании пп. 1 и 4 ст. 336 ГПК Литовской
ССР отменить и дело направить в народный суд на новое рассмотре-
ние.
***
Определением Судебной коллегии по гражданским делам Верхов-
ного Суда Литовской ССР решение народного суда было отменено,
и дело направлено на новое рассмотрение.
При новом рассмотрении дела народный суд признал недействи-
тельным договор дарения дома, заключенный между В. Пятраускене
и П. Даунене. Право собственности на спорный дом было признано за
Виолеттой Пятраускайте как наследницей В. Пятраускене.
Это решение вступило в законную силу.
420
Игнатова С.В.
Адвокат Московской городской коллегии адвокатов
1
[Электронный ресурс]. URL: http://ex.kabobo.ru/docs/202000/index-2059-1.
html?page=2
421
Представляя интересы М.С. Колина, я не оспариваю утверждений
ответчика о том, что истец неоднократно (16, 20 и 21 июня 1976 г.) от-
казывался работать водителем самосвала. Однако, налагая на него дис-
циплинарные взыскания и применяя к нему крайнюю меру — увольне-
ние, администрация не проверила уважительность причин, по которым
истец отказывался от работы.
Представитель ответчика в судебном заседании утверждал, что до
увольнения истец не заявлял о своей болезни. Но это опровергается ма-
териалами дела. В нем есть протокол заседания администрации авто-
комбината и местного комитета профсоюза от 22 июня 1976 г., в кото-
ром записано выступление истца: «На самосвале работать не могу по
состоянию здоровья, поскольку физический труд мне запрещен врача-
ми. Прошу меня не увольнять».
В судебном заседании истец показал, что кроме вождения автомо-
биля он был вынужден выполнять работу, не обусловленную трудо-
вым договором (работать как грузчик, очищать кузов самосвала от
остатков грунта и бетона). Из выписки из истории болезни М.С. Ко-
лина видно, что ему произведена операция — резекция желудка, он не-
однократно лечился в больницах, в последний раз за месяц до уволь-
нения.
При таких обстоятельствах отказ истца от работы следует при-
знать уважительным. Пункт 224 Правил техники безопасности для
предприятий автомобильного транспорта, утвержденных Президиу-
мом ЦК профсоюза рабочих автомобильного транспорта и шоссейных
дорог 14 марта 1972 г., гласит, что если водитель при тех или иных ра-
ботах ставится в условия, опасные для жизни и здоровья, он обязан не-
медленно приостановить работу и сообщить об этом администрации,
что и сделал М.С. Колин.
В нарушение п. 182 подп. «д» и «е» Правил дорожного движения,
утвержденных приказом Министерства внутренних дел СССР от
25 августа 1972 г., администрация комбината не направила Колина на
повторное медицинское освидетельствование для определения воз-
можности использования его в качестве водителя самосвала. Лишь по
инициативе Московского городского суда он был вновь направлен на
водительскую врачебно-трудовую экспертизу, по заключению которой
ему противопоказана работа, связанная с физическим напряжением
и подъемом тяжестей.
Ответчик утверждает, что работа истца не была таковой, поскольку
согласно п. 67 Устава автомобильного транспорта «после выгрузки ав-
томобили и контейнеры должны быть очищены грузополучателем от
остатков груза».
422
Необходимо выяснить, действительно ли работа истца перед уволь-
нением была сопряжена с физическим напряжением и подъемом тяже-
стей, с очисткой кузова самосвала. Только после этого с учетом состоя-
ния здоровья истца можно решить, уважительны ли были причины его
отказа от работы.
Прежде чем перейти к анализу свидетельских показаний, хочу обра-
тить внимание суда на следующее обстоятельство.
Согласно п. 247 Правил техники безопасности для предприятий ав-
томобильного транспорта администрация грузоотправляющей (грузо-
получающей) организации обязана при погрузке и выгрузке обеспе-
чить соблюдение правил, норм и требований охраны труда и техники
безопасности, в том числе и выполнение п. 67 Устава автомобильного
транспорта. Для правильного разрешения дела важно установить, де-
лалось ли это.
Трудовой договор, как сказано в ст. 15 КЗоТ РСФСР, есть согла-
шение между трудящимся и предприятием, по которому трудящийся
обязуется выполнять работу по определенной специальности, квали-
фикации или должности, а предприятие — обеспечить условия труда,
предусмотренные законодательством о труде, коллективным догово-
ром и соглашением сторон.
Из показаний свидетелей видно, что в автокомбинате для работы
водителей самосвалов не были созданы надлежащие условия, они вы-
нужденно выполняли не обусловленные трудовым договором работы,
в частности очищали кузова от остатков груза. Грузополучатели же не
выполняли обязанностей в этой части. Так в работе водителей само-
свалов создавались дополнительные трудности, являвшиеся одной из
причин текучести кадров.
Свидетели показали:
Василенко: Грузополучатели не давали людей для очистки кузовов
машин, мы сами выполняли работу грузчиков.
Жгиров: Зимой смерзшийся песок приходится отбивать кувал-
дой; летом на 8-тонной машине остается по 1,5 т песка, очищаем ку-
зов сами.
Логинов: Очень тяжело очищать кузов от остатков грунта.
Представитель ответчика не отрицал также, что бетон при транс-
портировке застывает в кузове и шофер вынужден брать отбойный мо-
лоток и сбивать его.
Таким образом, показания свидетелей опровергают утверждения
ответчика о выполнении п. 67 Устава автомобильного транспорта и ус-
ловий трудового договора. Следовательно, М.С. Колину приходилось
выполнять работы, связанные с физическим напряжением и подъемом
423
тяжестей, хотя ему, по заключению медицинской комиссии, это проти-
вопоказано.
Неисполнение работником трудовых обязанностей по причинам,
от него не зависящим, например по состоянию здоровья или ввиду
неисполнения администрацией условий трудового договора, не мо-
жет быть основанием для увольнения, так как отсутствует вина ра-
ботника. Причины отказа М.С. Колина от работы бесспорно уважи-
тельные.
По утверждению ответчика, истцу предлагали якобы перейти рабо-
тать на автомобили других марок, но в обоснование этого не приведено
никаких доказательств.
Возражая против исковых требований, ответчик просит признать
правильным увольнение М.С. Колина, так как на день увольнения ад-
министрация располагала заключением водительской комиссии о при-
годности истца к работе без ограничений.
Однако, как известно, п. 3 ст. 33 КЗоТ РСФСР имеет в виду уважи-
тельность причин неисполнения работником своих трудовых обязан-
ностей.
Ответчик утверждает, что не был нарушен и установленный поря-
док увольнения М.С. Колина. Однако при его увольнении не соблюде-
ны требования ст. 35 КЗоТ РСФСР: согласно записи в протоколе № 14
(л. д. 33) санкция на увольнение дана на совместном заседании адми-
нистрации и местного комитета, т. е. в условиях, не исключающих воз-
можности принятия необъективного решения.
Все эти обстоятельства подтверждают, что М.С. Колин уволен нео-
боснованно и в нарушение установленного законом порядка.
В соответствии со ст. ст. 213 и 214 КЗоТ РСФСР прошу Москов-
ский городской суд восстановить М.С. Колина в должности водителя
автокомбината и взыскать в его пользу средний заработок за время вы-
нужденного прогула.
***
Решением Московского городского суда истец был восстановлен на
прежней работе и в его пользу взыскан средний заработок за три меся-
ца вынужденного прогула.
Судебная коллегия по гражданским делам Верховного Суда РСФСР
оставила это решение без изменения, а кассационную жалобу автоком-
бината без удовлетворения.
424
Израхович М.Л.
Адвокат Московской областной коллегии адвокатов
1
[Электронный ресурс]. URL: http://ex.kabobo.ru/docs/202000/index-2059-1.
html?page=3
425
30 мая — 5 июня 1973 г. и 6 марта 1974 года. Только при установлении
этого обстоятельства Вы можете удовлетворить иск.
Истица указывает, что с мая 1969 года и до ухода ответчика в Со-
ветскую Армию в ноябре 1970 года она регулярно встречалась с ним,
а с января 1970 года они проживали единой семьей.
Картузов, не отрицая близких отношений с Караевой в тот период,
говорит, что приезжал к Караевой в гости 2–3 раза в неделю и иногда
ночевал у нее, но зарплату Караевой не отдавал, привозил с собой «бу-
тылку» и иногда покупал конфеты или фрукты. Жил он и в то время
в заводском общежитии и Калининграде, где был прописан.
Соседи Караевой по квартире, свидетели Миронова и Михайлова,
в основном подтвердили объяснения Караевой. Они показали, что Кар-
тузов ночевал у Караевой ежедневно или почти ежедневно, Караева го-
товила и стирала белье обоих, оплачивала коммунальные услуги и уби-
рала места общего пользования за двоих, они вместе привезли кровать.
Свидетели показали также, что Караева при переезде назвала Картузо-
ва своим мужем.
С точки зрения правовой этот период, май 1969 года — ноябрь
1970 года, не имеет значения для разрешения спора, поскольку ребенок
Караевой был зачат в 1973 году и родился в 1974 году.
Караева утверждает, что после увольнения в запас Картузов прие-
хал к ней и они продолжали совместную жизнь до 29 декабря 1973 г.
30 декабря утром он ушел на работу и не вернулся к ней. 6 марта 1974 г.
она родила ребенка. Картузов не признавал ребенка своим, никакой по-
мощи на его содержание не оказывал и ребенка не видел. Это указано
в исковом заявлении.
В судебном заседании Караева изменила лишь дату окончания их
совместной жизни, назвав август 1973 года. Она показала, что, узнав
о ее беременности в августе или сентябре 1973 года. Картузов обрадо-
вался этому и просил ее оставить ребенка.
Картузов полностью отрицает их отношения в тот период. Он
утверждает, что после увольнения в запас поехал к матери в пос. Черки-
зово Пушкинского района Московской области, где прописался и жил,
поступил на работу слесарем в Калининграде. В декабре 1972 года по-
знакомился со своей настоящей женой и они стали встречаться, 12 де-
кабря 1973 г. подали заявление в загс и 7 марта 1974 г. зарегистрировали
брак. За весь этот период он приезжал к Караевой один раз — в декабре
1972 года, чтобы забрать свои письма и фотографии, но она не отдала
их. Больше он Караеву до суда не видел.
В подтверждение своих утверждений Караева ссылается на показа-
ния своих соседей по квартире Мироновой и Михайловой.
426
Эти свидетели в общем-то подтвердили показания Караевой,
но в оценке ими обстоятельств проживания Картузова в 1970 году
и в 1973 году имеется противоречие.
Миронова и Михайлова показали, что в 1973 году Картузов был, как
они его образно звали, «приходящим мужем», но в 1973 году Караева
за Картузова места общего пользования не убирала и за коммунальные
услуги за него не платила.
Никакого имущества, «совместно приобретенного», в этот период
не было, и ни Караева, ни указанные свидетели его не называют.
Никаких личных вещей Картузова в комнате Караевой нет.
Оценивая объяснения Караевой, нельзя забывать о ее заинтересо-
ванности в исходе дела.
Миронова и Михайлова четыре года живут с Караевой в одной квар-
тире, видят те трудности, с которыми сталкивается Караева, помогают
ей, т. е. между ними и Караевой сложились тесные, дружеские отноше-
ния. Поэтому естественно, что, давая показания в суде, они стремят-
ся помочь своей нуждающейся соседке. Этого нельзя не учитывать при
оценке их показаний.
Однако по делу установлен ряд обстоятельств, которые опроверга-
ют объяснения Караевой и соответственно показания свидетелей Ми-
роновой и Михайловой.
Б исковом заявлении Караева утверждает, что Картузов жил у нее
постоянно до 29 декабря 1973 г., утром 30 декабря ушел на работу и не
вернулся к ней.
В суде она заявила, что Картузов ушел от нее при тех же обстоятель-
ствах, но в августе 1973 года.
Причину изменения этих показаний истица объяснить не смогла.
Не могут быть признаны достоверными показания Мироновой
о проживании Картузова у Караевой летом 1973 года. Миронова пока-
зала, что летом она с внуком и больным мужем постоянно проживала
на даче. Значит, июнь, июль и август Миронова в квартире не прожива-
ла, а следовательно, и не могла знать, жил ли там Картузов.
Караева, Миронова и Михайлова утверждают, что Картузов утром
30 декабря 1973 г. или в августе, ушел на работу и не вернулся к Караевой.
Возникает вопрос, где же личные вещи Картузова, человек, который
живет в каком-либо месте, имеет там хотя бы смену белья, носки, брит-
ву, зубную щетку.
Караева, Миронова и Михайлова удостоверили, что никаких вещей
Картузова в комнате Караевой нет.
Позволю себе напомнить суду объяснения Караевой о том, что по-
сле его ухода в Советскую Армию в 1970 году его мать забрала у нее все
427
его личные вещи, а после увольнения в запас он вещи к Караевой не
привозил. Эти объяснения Караевой подтвердили Миронова и Михай-
лова. Поэтому следует признать, что отсутствие вещей Картузова у Ка-
раевой опровергает утверждение истицы и ее свидетелей о его постоян-
ном проживании у нее в тот период.
Объяснения Караевой, данные в судебном заседании, существенно
отличаются от ее объяснений, данных врачу-гинекологу при проведе-
нии экспертизы 20 июня 1974 г., правильность которых она подтверди-
ла в судебном заседании.
В заключении эксперта имеется ссылка на объяснения истицы и до-
кументы о том, что в июле и августе 1973 года Караева находилась на
излечении в глазной больнице, а в сентябре 1973 года уезжала в отпуск
на Кавказ по туристской путевке (л. д. 38). Значит, ни июль, ни август,
ни сентябрь 1973 года Караева не могла совместно проживать с Карту-
зовым и вести с ним общее хозяйство.
И, наконец, Караева не может назвать ни одного человека, кроме
Мироновой и Михайловой, который видел бы Караеву с Картузовым
вместе. Свидетели — Авдеева, ее подруга по работе, и родственница
Мария Караева — показали, что они были дома у истицы, но Картузова
там не видели.
Это также является одним из доказательств, опровергающих
утверждения Караевой о наличии у нее с Картузовым семейные отно-
шений в тот наиболее важный для дела период 1973 года.
Поэтому я считаю, что противоречивые объяснения истицы, равно как
и показания ее соседок, не могут служить достаточным основанием для
установления отцовства Картузова и взыскания с него алиментов.
Вместе с тем по делу установлен ряд обстоятельств жизни Кар-
тузова после увольнения в запас, которые объективно опровергают
утверждения Караевой, Мироновой и Михайловой о его совместном
проживании с Караевой.
После увольнения в запас Картузов прописался и поселился на пло-
щади своей матери в пос. Черкизово и поступил на работу в Калинин-
граде.
Свидетели Сорокин и Живоглазов показали, что они ежедневно
вместе ходили утром на работу и обычно вместе возвращались с рабо-
ты. Кроме того, они часто видели Картузова во дворе их дома и поэтому
категорически удостоверяют, что Картузов в 1973 году постоянно про-
живал в одном с ними доме в пос. Черкизово.
Свидетель Буханова жила с семьей Картузовых в одной квартире. Она
подтвердила, что из их квартиры ответчик каждое утро уходил на работу,
каждый вечер возвращался с работы в их квартиру и ночевал дома.
428
Представленными документами установлено также, что с 3 по
27 июня 1973 г. мать Картузова находилась в отпуске в Закарпатье
в доме отдыха «Водопад». Иван Картузов в это время проживал вдвоем
со своим 10-летним братом Владимиром.
На время отсутствия матери Владимира устроили в городской пи-
онерский лагерь. И, как показали свидетели Буханова и Быстрякова,
Иван Картузов ежедневно утром отводил мальчика: в лагерь, а вечером
приводил домой. Свидетель Быстрякова показала также, что во вре-
мя отпуска матери Картузова, по договоренности с ней, она готовила
братьям Картузовым, а покупал продукты, убирал квартиру и стирал
сам Иван. Это же подтвердила свидетельница Буханова.
Значит, в июне 1973 года Иван Картузов не мог проживать совмест-
но с Караевой на ее площади на Новослободской ул. в Москве. А если
вспомнить объяснения Караевой, данные эксперту-гинекологу и под-
твержденные документами, что в июле-августе 1973 года она находи-
лась на стационарном излечении в глазной больнице, а после этого уе-
хала в отпуск на Кавказ, то станет совершенно очевидным, что весь
период после зачатия ребенка — с 30 мая или 5 июня 1973 года. Карту-
зов не жил и не мог жить совместно с Караевой на ее площади и вести
с ней общее хозяйство.
Существенное значение для правильного разрешения спора имеет
и следующее обстоятельство.
Вскоре после увольнения в запас, в декабре 1972 года, Картузов по-
знакомился с Валентиной, своей настоящей женой, а через год, 12 де
кабря 1973 г., они подали заявление в загс и 7 марта 1974 г. их брак был
зарегистрирован, а в январе 1975 года у них родилась дочь Алла.
Валентина Картузова в тот период проживала в Калининграде, ра-
ботала там же на заводе и училась в вечернем техникуме, находящемся
в том же городе.
Как она показала на суде, с момента знакомства — с декабря 1972 года
она очень часто, почти ежедневно, встречалась с Картузовым. При этом
он обычно встречал ее у техникума после окончания занятий в 21 час,
и они шли гулять, в кино или к ней домой. Расставалась она с Картузовым
не ранее 11–12 часов ночи. Субботы и воскресенья они обычно проводили
вместе, а с мая 1973 года ездили на дачу родителей Валентины, где помога-
ли им обрабатывать участок и выполняли другие хозяйственные работы.
На дачу с ним часто ездил брат Ивана — 10-летний Владимир.
Показания Валентины Картузовой подтверждаются показаниями
других свидетелей.
Так, свидетель Афиногенова подтвердила почти ежедневные встре-
чи ответчика с его невестой после окончания занятий в техникуме.
429
Свидетели Коломина и Жанилова, соседи по даче, подтвердили, что
Валя и Картузов с братом приезжали на дачу ее родителей и работали
на участке каждую субботу и воскресенье с мая 1973 года.
Коломина, соседка родителей Вали по дому, показала также, что она
часто заходила к ней домой и видела у нее вечерами Ивана.
К этому можно добавить, что соседи Картузовых по пос. Черкизо-
во — Буханова, Быстрякова, Живоглазов, Сорокин — видели с лета
1973 года приезжавшую в гости Валентину Картузову, но никогда не
видели в их квартире или около дома Караеву.
Все эти бесспорно установленные по делу обстоятельства жизни
Картузова после его увольнения в запас, которые Карцева не оспарива-
ет, на мой взгляд, достаточно убедительно свидетельствуют о том, что
в тот период Картузов не жил и не мог жить с Караевой единой семьей
на ее площади.
При таких обстоятельствах следует прийти к выводу о недоказанно-
сти исковых требований.
Поэтому в иске В.П. Караевой прошу отказать.
***
Решением народного суда в иске В.П. Караевой было отказано.
Московский городской суд оставил это решение без изменения,
а кассационную жалобу В. П. Караевой без удовлетворения.
430
Дело З. Дааева1
(Обвинение сразу по четырем статьям УK РФ — 105 (убийство),
26 (похищение человека), 162 (разбой) и 163 (вымогательство))
1
[Электронный ресурс]. URL: http://www.bestlawyers.ru/php/news/newsnew.
phtml?id=379&idnew=5457&start=0
431
разговоры с Дааевым по поводу его претензий, причем каждый раз про-
воцируя его на разные заявления и необдуманные действия. И в ка-
кой-то мере эта уловка сработала. Ведь нетрудно представить состоя
ние человека, у которого украли машину и теперь над которым нагло
измываются. Вот и появились на пленке записи, которые были истол-
кованы следствием как доказательства его преступных деяний. И уже
не только пресловутого вымогательства, но и... похищения людей —
опять-таки сторожей Палихова и Раевского, которых Дааев всего-то
брал с собой на розыск украденной машины.
Иначе как грубой провокацией все это назвать нельзя, и совершен-
но невозможно принять добытые таким образом свидетельства в каче-
стве доказательств преступлений, якобы совершенных моим подзащит-
ным.
Общеизвестно: собирание доказательств должно происходить
в рамках уголовного процесса, а не за его пределами. Именно с уста-
новленным в законе порядком собирания доказательств законодатель
связывает целую систему гарантий их доброкачественности, а стало
быть, и установления истины по делу. Одновременно решается зада-
ча соблюдения в ходе расследования прав и законных интересов участ-
ников процесса. Отказавшись от выполнения требований закона, ор-
ганы следствия не смогли добыть истину, представили суду сведения,
которые не могут быть признаны доказательствами, и вместе с тем гру-
бо нарушили права как моего подзащитного, так и других участников
процесса. О том, что действительно делал, как поступал Дааев, что по-
служило причиной его конфликта со сторожами автостоянки, я уже го-
ворил. Попытка следствия придать этим событиям видимость вымо-
гательства и похищения людей обречена на провал. В первую очередь
потому, что закон не признает такого способа осуществления опера-
тивно-розыскных мероприятий, как провокация преступления. Про-
вокация, как свидетельствуют словари, — это «предательское поведе-
ние, подстрекательство кого-либо к таким действиям, которые могут
повлечь тяжкие для него последствия». Нет сомнения в том, что наши
правоохранительные органы вовсе не предназначены для провоциро-
вания преступлений, а напротив, обязаны устранять причины и усло-
вия, в которых они становятся возможными.
Но даже если бы указанные сведения были добыты приемлемым пу-
тем, они, на взгляд защиты, вовсе не свидетельствуют о виновности мо-
его подзащитного ни в вымогательстве, ни в похищении людей.
Вымогательство возможно лишь в отношении чужого имущества,
на которое посягающий не имеет ни действительного, ни предпола-
гаемого права. Но Дааев требовал вернуть собственный автомобиль,
432
странным образом исчезнувший с платной автостоянки. Правда, дей-
ствовал при этом чересчур резко и напористо, чему, повторю, способ-
ствовали и провокационные разговоры с ним сторожей. Но ведь факт
угона машины налицо: по этому поводу возбуждено уголовное дело.
Другой вопрос, что разграничение в таких обстоятельствах самоуправ-
ства от вымогательства достаточно сложно не только для практиков,
но и теоретиков права. Не случайно в квалификации действий Даае-
ва разошлись даже два заместителя Генерального прокурора РФ: один
прекратил дело о вымогательстве и похищении людей, полагая и то
и другое самоуправством, а второй отменил это постановление, без-
основательно утверждая, что Дааев вообще не имел права требовать
возврата своей автомашины. Но сегодня, думаю, у суда есть все осно-
вания разобраться в этой запутанной ситуации и дать ей верную пра-
вовую оценку.
Теперь о так называемом похищении сторожей. Ни в своем заяв-
лении в РОБОП, ни в первичных объяснениях и показаниях Пали-
хов и Раевский даже не упоминают о поездке с Дааевым на берег Мо-
сквы-реки. Почему? Да потому, что ни тогда, ни позже у них и мысли
не было о том, что, оказывается, их похищали. Эта мысль родилась ис-
ключительно в воспаленном воображении следователя. И не в силу ка-
ких-то фактов (таковых нет), а тогда, когда стало ясно, что по делу о вы-
могательстве Дааеву изменят меру пресечения на подписку о невыезде.
Суд ее действительно изменил, но Дааев пробыл на свободе лишь две
минуты, после чего ему и было предъявлено искусственно созданное
обвинение в похищении людей.
Его абсурдность подтверждается не только тем, как отнеслись к по-
ездке сами «похищенные». В деле нет никаких указаний на стремление
Дааева и его спутников захватить сторожей и принудить их к возмеще-
нию ущерба. А без умысла такие преступления не совершаются. С дру-
гой стороны, сторожа добровольно сели в машину и через час–полтора
в ней же вернулись на автостоянку. Значит, нет и объективной сторо-
ны предполагаемого преступления. Если же и это кого-то не убеждает,
напомню примечание к статье 126 УK РФ. Согласно ему от уголовной
ответственности освобождаются лица: а) при добровольном освобож-
дении похищенного; б) при отсутствии в их действиях иного соста-
ва преступления. Оба этих условия налицо, и, следовательно, нельзя
говорить не только о составе преступления в действиях моего подза-
щитного, но и о самом событии преступления в понимании статьи 126
УK РФ.
Как я уже говорил, именно по этим бесспорным, на наш взгляд, ос-
нованиям один из заместителей Генерального прокурора РФ уже пре-
433
кращал это надуманное дело. Смею думать, что и возобновление его
(через год!) другим заместителем Генерального не связано с сомнения-
ми на сей счет. Здесь сработали совсем иные мотивы. К этому времени
все того же Дааева заподозрили в новых злодеяниях: разбойном напа-
дении и убийстве Юлии Прониной. Но опять-таки доказательств его
вины не было, а из-под стражи отпускать никак не хотелось — вдруг
удастся «дожать», выбить признание? Вот и реанимировали дело о вы-
могательстве и похищении. Однако ни в том, ни в другом случае ничего
нового добыть не удалось.
О законном требовании Дааевым возмещения за украденную маши-
ну и характере выезда участников конфликта на берег Москвы-реки
здесь уже говорилось. Что же касается дела об убийстве, то следствие
предъявило моему подзащитному два доказательства его вины: опозна-
ние свидетелем Томиным и результаты биологической экспертизы. Оба
эти доказательства, по мнению защиты, не могут быть признаны допу-
стимыми и, следовательно, никак не могут быть положены в основу об-
винения.
Присутствующие, полагаю, хорошо знают, что такое опознание
и как оно должно проводиться. В частности, лицо, которое в последу-
ющем будет опознающим (в данном случае Томин), должно до предъ-
явления опознаваемого быть допрошено об обстоятельствах, при ко-
торых наблюдало его, а также о признаках, приметах опознаваемого.
Последний же предъявляется для опознания в группе похожих на
него лиц, которые не отличаются от него ни одеждой, ни стрижкой,
ни иными признаками, указывающими, что опознаваемый находится
под стражей.
Но что имело место при опознании Томиным моего подзащитно-
го? Допрошенный в суде свидетель Петраченков заявил, что опозна-
ваемый Дааев резко отличался от двух статистов: вся левая часть его
лица была разбита, «будто он столкнулся с тепловозом». Синяки, на-
рисованные статистам, и лицо этого человека, по мнению свидетеля,
отличались как небо и земля. К тому же, сообщил свидетель, при опо-
знании присутствовали два оперативника, хотя это не зафиксировано
в протоколе опознания, и нам остается только гадать об их роли при
проведении этого следственного действия. Наконец, сам свидетель
Томин прислал в адрес суда телеграмму, в которой заявил, что отка-
зывается от данных прежде показаний (в том числе и от опознания),
поскольку они были даны под принуждением со стороны следствия.
При таких обстоятельствах, считаю, суд не вправе использовать пока-
зания Томина и результаты опознания в качестве доказательств вины
моего подзащитного.
434
Недопустимыми должны быть признаны и результаты биологиче-
ской экспертизы № 1691 от 21 февраля 2000 года.
Во-первых, выводы эксперта даны в качестве вероятных, что уже
не может служить основанием для судебного решения (см. п. 14 По-
становления № 1 Пленума Верховного суда СССР от 16 марта 1971 г.).
А во-вторых, эти вероятные выводы опровергаются тремя последую-
щими экспертизами, в том числе комиссионной, которыми утвержда-
ется, что следов крови Прониной нет ни на куртке, ни на джинсах Да-
аева. С другой стороны, следствие так и не проверило утверждение
Дааева о том, что в день убийства Прониной он находился в спортклу-
бе гостиницы «Рэдиссон-Славянская». Известно, что все посетите-
ли гостиницы фиксируются видеокамерами при входе. Однако в деле
этой видеозаписи нет, хотя ее вроде бы изымали оперативные работ-
ники. Не проверены и показания отца Дааева о том, что Заур фотогра-
фировался в тот вечер со своими товарищами по спорту в спортзале
гостиницы.
Напомню, в конце концов и кунцевский межрайонный прокурор
убедился в непричастности Дааева к убийству Прониной и освободил
его из-под стражи. Два месяца мой подзащитный оставался на свободе
и при желании мог бы уехать и из Москвы, и из России. Но он этого не
сделал, так как не чувствует за собой никакой вины. И вот по вызову
является в отделение милиции, где его вновь берут под стражу, реани-
мировав старое дело о вымогательстве, «усиленное» абсурдным похи-
щением.
Да, на этот раз наши правоохранители все свалили до кучи, и полу-
чился прокурорский пирог, который мы сейчас кушаем — похищение,
вымогательство, убийство и разбой. А пирог-то ни с чем, господа об-
винители! Судебное следствие это бесспорно доказало. Основные до-
казательства либо беспочвенны, либо добыты незаконно, либо сфаль-
сифицированы. Новых же улик как не было, так и нет. И вот почему
я утверждаю, что в действиях Заура Дааева нет составов вменяемых
ему преступлений, и прошу суд оправдать его по всем статьям предъяв-
ленного ему обвинения.
***
Мосгорсуд согласился с доводами защитника и переквалифициро-
вал вмененные Дааеву преступления на единственное — самоуправ-
ство, за что приговорил его к трем годам лишения свободы. В связи
с применением акта амнистии Дааев был освобожден из-под стражи
в зале суда. В адрес прокурора и начальника ГУВД Москвы вынесе-
но частное определение в связи с грубейшими нарушениями законода-
тельства.
435
Клокова В.А.
Адвокат Московской городской коллегии адвокатов
1
[Электронный ресурс]. URL: http://ex.kabobo.ru/docs/202000/index-2059-1.
html?page=7
436
по жеребьевке, в целях выявления недоделок в квартирах и представ-
ления замечаний комиссии по принятию дома.
Мой доверитель сдал свои замечания по квартире председателю
правления ЖСК, что подтвердил в судебном заседании представитель
кооператива.
Таким образом, до заселения дома он являлся полноправным членом
ЖСК и готовился к переезду. Заселение началось в январе 1974 года,
по новоселье у Ивакина не состоялось, так как председатель правления
ЖСК объявил ему, что исполком не выдает ордер. Когда Ивакин обра-
тился в исполком, ему сказали, что ордер не может быть выдан потому,
что жилплощадь, на которой он ранее проживал, велика для остающих-
ся двух человек.
Товарищи судьи! Обозрев представленные документы, вы убедились,
что о размере прежней площади, где проживал с семьей мой доверитель,
и количестве лиц, остающихся там, исполкому было известно при утверж-
дении его в списке пайщиков 2КСК, никаких изменений не произошло
и при повторном представлении документов перед заселением дома.
Мой доверитель с женой и двумя детьми проживал и был прописан
в квартире родителей его жены в доме, принадлежащем местному Сове-
ту народных депутатов. Квартира состоит из двух изолированных ком-
нат размером 20 и 16 кв. м. В нее Ивакин вселился десять лет назад, тогда
в квартире проживали трое: жена моего доверителя — в комнате размером
16 кв. м и ее родители в комнате размером 20 кв. м, а их сын в 1963 году
в домовой книге был отмечен как выбывший в Советскую Армию.
С согласия родителей жены мой доверитель был прописан на их
площадь и стал проживать с женой в ее комнате. Потом родились дети.
Таким образом, мой доверитель фактически имел на семью из четырех
человек 16 кв. м жилой площади, т. е. менее 5 кв. м на человека, и имел
право на вступление в ЖСК как нуждающийся в улучшении жилищ-
ных условий согласно п. 6 Примерного устава ЖСК. Это не оспарива-
ет и ответчик.
Принятие в члены ЖСК в установленном порядке порождает граж-
данско-правовые последствия и прежде всего право на выделенную по
решению общего собрания пайщиков квартиру.
По делу доказано, что Ивакин имел право на вступление в члены
ЖСК как действительно нуждающийся в улучшении своих жилищных
условий согласно п. 6 Примерного устава ЖСК; был принят в члены
ЖСК с соблюдением п. 3 того же Устава; внес пай, как предусмотрено
п. 17 Устава, а также вступительный взнос, следовательно, нет закон-
ных препятствий к выдаче ему ордера на предназначенную по жере-
бьевке квартиру.
437
Считаю необходимым остановиться на возражениях представителя
исполкома, который ссылался на то, что остающаяся у родителей жены
Ивакина квартира велика для двух человек.
Это возражение неосновательно. Как видно из ч. 2 п. 6 Примерного
устава, за остающимися лицами сохраняется право пользования этой
площадью в размерах, установленных санитарными нормами. В дан-
ном случае родители жены моего доверителя остались проживать
в комнате размером 20 кв. м, что больше установленной нормы, а, сле-
довательно, комната 16 кв. м является излишней. Наличие же излиш-
ней площади в виде отдельной изолированной комнаты может повлечь
изменение договора жилищного найма в порядке, предусмотренном
ст. 316 ГК РСФСР. Если родители жены Ивакина вместо заселения из-
лишней комнаты в порядке самоуплотнения изъявят желание полу-
чить однокомнатную квартиру, то райисполком получит в свое распо-
ряжение эту двухкомнатную квартиру.
Таким образом, мотив, послуживший к отказу моему доверителю
в выдаче ордера на квартиру в ЖСК, без чего правление ЖСК не мо-
жет предоставить ему спорную квартиру в пользование, не основан на
законе или Примерном уставе ЖСК.
При таких обстоятельствах возражения исполкома районного Со-
вета народных депутатов против выдачи Ивакину ордера на квартиру
№ 168 в доме ЖСК № 3 следует признать необоснованными,
Ответчик по делу — ЖСК № 3 — не возражает против удовлетворе-
ния иска, но ссылается на отказ исполкома выдать ордер Ивакину на
эту квартиру.
После того как все обстоятельства выяснены с исчерпывающей пол-
нотой, необходимо дать им надлежащую правовую оценку. Как член
ЖСК № 3, выполнивший все обязанности, налагаемые на него Уставом
кооператива, «Ивакин имеет право на предоставление в пользование
кв. № 168, выделенной ему по решению общего собрания пайщиков.
Поэтому я прошу суд в соответствии с п. 17 постановления Пленума
Верховного Суда РСФСР от 28 января 1970 г. «О выполнении судами
РСФСР постановления Пленума Верховного Суда СССР от 25 фев-
раля 1967 г. «О некоторых вопросах применения законодательства
при рассмотрении судами дел по спорам между гражданами и жилищ-
но-строительными кооперативами» вынести решение о признании за
моим доверителем права на кв. 168 в доме ЖСК № 3.
***
Решением народного суда иск был удовлетворен.
По вступлении решения в законную силу АА. Ивакину был выдан
ордер на квартиру.
438
Коморский В.Е.
Адвокат Московской городской коллегии адвокатов,
заслуженный юрист РСФСР
1
[Электронный ресурс]. URL: http://ex.kabobo.ru/docs/202000/index-2059-1.
html?page=4
439
в их расходовании на закупку материалов и оплату своего труда. Эта
тетрадь находится в деле (л. д. 19–29).
Дача строилась шесть летних сезонов, и все это время Бобин пользо-
вался времянкой безвозмездно.
Наконец, в 1963 году надо было сдать строение в эксплуатацию, но
исполком потребовал сначала снести времянку и вынес по этому во-
просу решение, обязывающее Бобина снести времянку, несмотря на то,
что Бобин в договорных отношениях с исполкомом не состоял. Бобин
не сделал этого и обратился в прокуратуру. В своих заявлениях он стал
утверждать, что Бачериков якобы переуступил ему часть земельного
участка для постройки второго жилого дома и за это пользовался его
бесплатным трудом для постройки своего дома.
Прокурор признал такого рода соглашение незаконным и предъя-
вил иск о расторжении договора об отводе земельного участка и об изъ-
ятии дома в доход государства.
Пушкинский городской народный суд 13 апреля 1964 г. иск проку-
рора удовлетворил. Московский областной суд определением от 15 мая
1964 г. оставил это решение без изменения.
По протесту заместителя Генерального прокурора СССР Президи-
ум Московского областного суда 19 апреля 1965 г. отменил решение
народного суда и определение областного суда и передал дело на рас-
смотрение Судебной коллегии по гражданским делам Московского об-
ластного суда по первой инстанции.
Таково содержание дела, которое вам, товарищи судьи, предстоит
разрешить.
В настоящем заседании представитель прокуратуры г. Пушкино иск
поддерживает. Представитель исполкома Пушкинского городского Со-
вета народных депутатов присоединяется к требованию, предъявлен-
ному прокурором. Прокурор считает, что по делу доказана незаконная
переуступка земли за тот труд, который Бобин вложил в строительство
дачи Бачерикова.
Между тем по делу установлено следующее.
Бачериков и Бобин были близкими друзьями. Они знали друг друга
с детства. И в том, что Бачериков разрешил Бобину построить на участ-
ке времянку и жить в ней, пока строится дача, нельзя усмотреть прода-
жу земельного участка.
Установлено, что строительство дачи осуществлялось только на
средства Бачерикова. За труд по наблюдению за стройкой и за личный
труд Бобин получал денежное вознаграждение от Бачерикова. В тетра-
ди он расписывался как «бригадир столяров» (л. д. 19–29). За пользо-
вание же времянкой в течение шести сезонов Бобин ничего не платил.
440
Я уже говорил, что по решению исполкома времянка подлежала сно-
су, без чего строение Бачерикова не могло быть принято в эксплуатацию.
Бобин уклонился от сноса времянки и Бачерикову самому и за свой счет
пришлось исполнить решение исполкома и снести времянку.
Я полагаю, что материалами дела установлено отсутствие основа-
ний для удовлетворения иска прокурора, так как купли-продажи земли
в данном случае не было.
В отчетах Бобина о расходовании авансов, полученных от Баче-
рикова на закупку материалов, он всегда учитывал, что остаток идет
в счет заработка Бобина. Так, на л. д. 19 такой остаток указан в сумме
544 руб., на л. д. 27 остаток определен в сумме 800 руб., на л. д. 28 в ито-
ге указано: получено на строительство всего 6350 руб., а израсходовано
4944 руб., остаток в счет зарплаты Бобину — 1406 руб.
Можно ли после это утверждать, что Бобин оказывал Бачерикову
услуги безвозмездно?
Исполком вначале также не ставил вопроса о расторжении договора
с Бачериковым, а только требовал снести времянку, что было сделано.
Особенность настоящего дела состоит в том, что один из ответчи-
ков, а именно Бобин, иск прокурора признал как в народном суде, так
и сегодня, в заседании Судебной коллегии Московского областного
суда. Однако это признание, противоречащее объективным данным по
делу, не может иметь никакого значения.
Бобин, очевидно, так до конца и не понял, насколько ему не подхо-
дит роль «покупателя» земли, т. е., по сути дела, роль нарушителя за-
кона о национализации земли. Я имею в виду и ст. 199 Уголовного ко-
декса РСФСР, которая предусматривает уголовную ответственность за
куплю-продажу земельного участка.
Я думаю, что в данном случае, к счастью для обеих сторон, все
утверждения о купле-продаже земельного участка основаны на ка-
ком-то недоразумении.
Мой доверитель Бачериков, много лет проработавший на руково-
дящих должностях, а в настоящее время персональный пенсионер ре-
спубликанского значения, землю Бобину не продавал, а Бобин землю
у него не покупал.
Я глубоко убежден в том, что для применения ст. 14 Основ граждан-
ского законодательства Союза ССР и союзных республик и ст 48 или
ст. 49 Гражданского кодекса РСФСР нет никаких оснований.
А потому прошу Судебную коллегию по гражданским делам Мо-
сковского областного суда в иске прокурору г. Пушкино к Н.Е. Бачери-
кову о расторжении договора об отводе земельного участка и об изъя-
тии домовладения в доход государства отказать.
441
***
Решением Судебной коллегии по гражданским делам Московского
областного суда в иске прокурору г. Пушкино о расторжении договора
об отводе земельного участка и об изъятии домовладения в доход госу-
дарства было отказано.
Прокурор кассационный протест не принес.
Рассмотрев дело по кассационной жалобе Г.Е. Бобина, Судебная
коллегия по гражданским делам Верховного Суда РСФСР решение
суда оставила без изменения, а жалобу без удовлетворения.
1
[Электронный ресурс]. URL: http://president-sovet.ru/members/constitution/
read/40
442
нию Йошкар-олинского бизнесмена Голомидова, также закончившемся
оправданием; получившем широкую известность в 2003–2007 гг. «деле
врачей», по которому были привлечены к уголовной ответственности за
приготовление к убийству врачи-трансплантологи Московского центра
органного донорства и реаниматологи Городской клинической больни-
цы № 20 (дело после неоднократных судебных разбирательств закончи-
лось оправданием всех подсудимых) и др.
В настоящее время член Совета Адвокатской палаты Москвы.
Государственный советник юстиции 2 класса. Кандидат юридиче-
ских наук, доцент.
Дело Пилипенко1
(Об убийстве)
1
[Электронный ресурс]. URL: http://law.vl.ru/analit/show_m.php?id=170&pub_
name= %D0 %E5 %F7 %E8+ %EF %F0 %EE %EA %F3 %F0 %EE %F0 %F1 %EA %E8 %
E5.+ %C4 %E5 %EB %EE+ %CF %E8 %EB %E8 %EF %E5
443
дошли ближе, потрогали, а старушка уже и не дышит. Пошли к ближай-
шему телефону в «скорую» звонить. Но там полный афронт: «Сколько
бабушке лет? Ах, семьдесят восемь!? Мы к таким не выезжаем». Пошли
в милицию: «Бабушка, мол, умерла». В ответ опять: «А сколько лет ба-
бушке? Ах, семьдесят восемь? Так она же, небось, своей смертью умер-
ла. Милиция к таким не выезжает». Отправились обратно. Проходя по
мосту через речку Тузловку, Пилипенко бросил в сердцах: «Сколько
хлопот с ней. Бросить бы ее в Тузловку — и никакого беспокойства».
Придя снова домой и, попытавшись приподнять мертвое тело, они об-
наружили на подушке под головой Пиголкиной кровь — и вновь побе-
жали в милицию. В милиции их и слушать не хотели.
Кто знает, может и «захоронили» бы старушку в Тузловке, если бы
не случился в дежурке горотдела судебный медик Левшин — фанатик
своего дела и владелец инвалидного «Запорожца». Услышав о крови на
подушке, Левшин вызвался съездить, посмотреть и о результатах со-
общить дежурному. Приехав и наскоро осмотрев труп, Левшин обна-
ружил на голове трупа вдавленную рану, которая никак не могла быть
нанесена собственной рукой. Сообщил дежурному — и дело закрути-
лось. Первым (и единственным) подозреваемым стал Пилипенко. Как
же, ранее судимый (правда, за мелкую кражу, но какое это имеет значе-
ние — судимый же!), частенько и не всегда умеренно выпивающий груз-
чик продмага, последний, кто видел старушку живой — кому ж еще, как
не ему быть убийцей! Когда стало ясно, что доказательств вины Пили-
пенко фактически нет, тогда вдруг появился свидетель, находившийся
в Новочеркасской тюрьме в одной камере с Пилипенко, которому он,
якобы, признавался в совершенном убийстве».
444
релым или, допустим, доброту к животным. Скажем прямо — человек,
таким образом характеризующийся, вполне может оказаться убийцей.
Как, впрочем, может оказаться убийцей любой другой. Ведь корыст-
ные убийцы — это совсем не обязательно судимые за мелкое хищение
пьянствующие грузчики продмагов. Скорее, наоборот, для пьяницы не
очень характерно такое убийство — из желания ускорить получение не
слишком завидного наследства, которое довольно скоро и так могло бы
ему достаться.
Потому для нас не столь важно, что за человек перед нами — ге-
рой труда или лентяй, романтичный однолюб или развратник, пьяни-
ца или трезвенник, праведник или грешник. Для нас важно, прежде
всего, убивал ли он Пиголкину или нет? Так обратимся к доказатель-
ствам.
Доказательств, вроде бы, не так уж и мало: это
– протоколы осмотра места происшествия и изъятия вероятного
орудия убийства — молотка;
– заключение судебно-медицинской экспертизы трупа Пиголкиной;
– показания племянницы убитой Рудовой и соседки убитой Ки-
бальниковой;
– показания квартирантов убитой — Крутина, Левченко и Гайнова;
– показания сокамерника подсудимого — Будаева.
Рассмотрим, однако, эти доказательств попристальнее.
Протокол осмотра места происшествия зафиксировал обстановку
в доме Пиголкиной на момент появления там работников милиции, ме-
стонахождение и позу трупа. Но никаких данных, изобличающих Пи-
липенко, протокол не содержит. Те следы Пилипенко, которые и мог-
ли бы быть обнаружены в доме, легко были бы объяснимы: Пилипенко
там жил, Пилипенко вместе с Ларкиной был в доме, когда Пиголки-
на уже была мертва, подходил к кровати и касался трупа. Но нет — не
зафиксировано в протоколе никаких следов его там пребывания. Нет
в протоколе упоминаний и об обнаружении при осмотре орудия убий-
ства — да еще и со следами рук Пилипенко.
Из другого протокола, протокола изъятия молотка из ящика рабо-
чего стола следователя прокуратуры, известно, что предполагаемое
орудие убийства — молоток — все же был из дома Пиголкиной изъят,
отвезен в прокуратуру и хранился в ящике стола следователя без над-
лежащего оформления. Были ли на молотке следы рук и чьи — Пили-
пенко или кого-то другого, теперь неизвестно и уже узнать невозмож-
но. По крайней мере, никто из допрошенных по делу лиц не заявлял,
что видел этот молоток в руках у Пилипенко во время убийства или
непосредственно после него; следов его рук там никто не обнаружил и,
445
следовательно, факт изъятия этого молотка из оного ящика Пилипенко
ни в чем не изобличает.
В заключении судебно-медицинской экспертизы трупа Пиголкиной
есть ответ на вопрос: как и отчего наступила смерть, но нет ответа на во-
прос, кем она была убита?
Объясняя, как могла погибнуть Пиголкина, Пилипенко говорил
в суде, что она не отпускала его из дому, когда он 30 декабря уходил
праздновать Новогодье к Ларкиной; он вынужден был сильно оттол-
кнуть Пиголкину, старушка упала на кучу угля и, возможно, ударилась
головой о кусок угля. Может, так оно и было, но экспертиза не нашла на
голове трупа следов этого сильного удара — ни гематом, ни кровоподте-
ков не было. Смерть же наступила от того, что кто-то нанес ей удар по
голове «тупым твердым предметом с ограниченной поверхностью раз-
мером 4х4 сантиметра, возможно ударной частью представленного на
исследование молотка». Это был тот самый «молоток из ящика», о ко-
тором уже мною сказано достаточно. Итак, и заключение судебно-ме-
дицинской экспертизы не изобличает Пилипенко.
Показания Рудовой и Кибальниковой не в пример красноречивее.
И та и другая убеждены, что Пиголкину убил Пилипенко. Почему?
«А больше некому».
Кибальникова объясняет свою позицию просто: у Пиголкиной ког-
да-то жило несколько котов. А потом этот зоосад исчез куда-то. Куда
исчезли коты, убил ли их кто-нибудь или сами убежали от голодной
жизни, Кибальникова не знает. Она не видела, чтобы Пилипенко их
куда-нибудь нес, закапывал их бренные тела или, тем более убивал.
Не подтвердили особой ненависти Пилипенко к животным и жившие
в том же доме Крутин и компания. Правда, коты, если и были, то исчез-
ли еще до того, как Крутин, Левченко и Гайнов поселились в этом доме.
Может быть Кибальникова и права. Думается, что коты эти досажда-
ли квартирантам. Но вывод о том, что Пилипенко расправился с кота-
ми, ни на чем, кроме соседских предположений не основан. Тем более
не могут служить показания Кибальниковой доказательством того, что
Пилипенко убил Пиголкину.
Столь же «доказательны» и показания Рудовой. Эта племянница
Пиголкиной, судя по ее показаниям, считает себя наследницей убитой;
она кровно обижена завещанием, по которому дом доставался Пили-
пенко. Ее вывод о виновности Пилипенко основан на личных наблю-
дениях: она считает, что Пилипенко держал старушку впроголодь, из
чего, по ее мнению, следует, что Пилипенко с нетерпеньем ждал смер-
ти Пиголкиной. На мой вопрос: как часто она бывала в гостях у тети?
Рудова ответила честно и без затей: на праздники. Работник гориспол-
446
кома вряд ли под праздниками имеет в виду праздники религиозные.
И верно: Рудова уточнила, что навещала тетю на Новый Год, Восьмое
марта, Седьмое ноября и в день рождения. Маловато, чтобы составить
себе четкое представление о меню Пиголкиной. Тем более что, зная, по
ее словам, о бедственном положении своей голодающей тети, Рудова
ничего не сделала, чтоб ей помочь избавиться от якобы морившего ее
голодом «кормильца» или хотя бы элементарно подкормить ее, подбро-
сить продуктов. Ее показания, на мой взгляд, не Пилипенко изоблича-
ют в убийстве, а ее самою — в остром желании добиться аннулирования
завещания и завладеть домом Пиголкиной.
Ларкина подробно и довольно красочно описала нам, как Пили-
пенко пролежал у нее с температурой все праздники, и как потом она
вместе с Пилипенко обнаружила Пиголкину мертвой, и затем как они
вдвоем пытались вызвать сперва «скорую», а потом милицию. Ни сло-
ва об убийстве. Очень большой фантазией надо обладать, чтоб считать
ее показания доказательством вины Пилипенко! И даже фраза Пили-
пенко, которую вспомнила Ларкина: «Бросить бы ее в Тузловку!» ниче-
го не доказывает.
Во-первых, вряд ли убийца станет так сам себя изобличать; во-вто-
рых, Пилипенко не говорил Ларкиной, что в Тузловку следует бросить
живую Пиголкину, чтоб ее утопить. Он говорил о трупе, а не о живом
человеке и фраза эта также его не изобличает.
Ничего не добавляют к общей картине и показания Крутина, Лев-
ченко и Гайнова. Они подтвердили слова самого Пилипенко о том, что
отношения его с убитой не выходили за рамки того, что принято назы-
вать «нормальными»: никаких ссор они не упомнили, жалобы стару-
хи на питание были, но не на скудость его, а на однообразие, что, со-
гласитесь, довольно далеко от обвинений в попытках уморить голодом.
Да и каких разносолов следовало ждать от Пилипенко? Кода они уеха-
ли на праздники, Пилипенко еще оставался дома вместе с Пиголкиной.
Получается, что Пилипенко — последний, кого видели рядом с живой
еще Пиголкиной. Он мог убить ее. Но от «мог убить» до «убил» — дис-
танция огромного размера.
Остаются еще показания Будаева, с которым Пилипенко содержал-
ся в одной камере в Новочеркасской тюрьме. По словам Будаева, Пи-
липенко сам рассказал ему, как убил старушку утюгом, а потом уло-
жил труп на кровать. Почему-то Будаев особенно настаивал на утюге,
как орудии убийства. Это странно, так как об этом утюге умалчивают
все, даже в протоколе осмотра он не упоминается, судебно-медицин-
ская экспертиза орудием убийства назвала, как известно, другой пред-
мет и в судебном заседании эксперт убедительно объяснил, почему он
447
исключает возможность нанесения смертельного удара утюгом (как,
впрочем, и куском угля при падении). Показания Будаева не совпада-
ют не только с объяснениями Пилипенко, но и со всеми другими мате-
риалами дела, и потому не могут быть положены в основу обвинения.
Я уже не говорю о странностях появления Будаева в числе свидетелей.
Как ранее судимый и ожидавший этапа Будаев оказался в одной каме-
ре с подследственным Пилипенко? Почему еще не признанного вино-
вным Пилипенко привезли сюда в автозаке под конвоем чуть не взвода
автоматчиков, а уже осужденный за разбой и склонный к побегу Будаев
привезен в зал суда одиноким лейтенантом спецчасти тюрьмы на «Вол-
ге»? Осужденный в тюрьме — с поясом, шнурками на ботинках и часа-
ми на руке — это тоже что-то новое. Согласитесь, что все это не способ-
ствует выводу о достоверности показаний Будаева.
Сам Пилипенко почти признал себя виновным. Я говорю «почти»
потому, что заявив о своей виновности в убийстве, он нарисовал кар-
тину, явно не совпадающую с тем, что было на самом деле. Высота па-
дения и вес Пиголкиной были недостаточны для столь сильного уда-
ра — не ушиб с последующим кровоизлиянием (что более характерно
для ударов при падении) — вдавленная рана, грубо говоря, квадратное
отверстие в голове размерами и конфигурацией совпадающее с разме-
рами и конфигурацией того самого «молотка из ящика». Смертельный
удар был столь силен и целенаправлен, что не мог быть нанесен случай-
но либо по неосторожности. Так наверняка бьют только умышленно.
Наконец, судебные медики достаточно тщательно осмотрели труп пе-
ред вскрытием и утверждают, что никаких следов угля ни в ране, ни на
тканях вокруг нее не обнаружено.
Таким образом, собранные следствием в течение почти полутора лет
доказательства, как каждое из них в отдельности, так и взятые в их со-
вокупности не дают оснований для обвинения Пилипенко в убийстве
Пиголкиной. Он мог ее убить, но столь же достоверно будет заявле-
ние о том, что мог ее убить и любой другой житель этого города. Что-
бы осудить за убийство, мало сказать «мог убить», надо, основываясь
на железной цепи улик, утверждать: «убил». Но нет у нас железной
цепи улик, да и, по большому счету, улик нет вообще. Все возможно-
сти собирания новых доказательств напрочь утрачены — и безжалост-
ное время, и неопытность следователей, хранивших орудие убийства
в ящике стола, тому причина. Единственное, что я могу и обязан сде-
лать — отказаться от обвинения. Правосудие торжествует, когда карает
виновного, но еще большее торжество правосудия означает оправдание
невиновного. Я прошу вас Пилипенко по предъявленному обвинению
оправдать и из-под стражи его освободить в зале суда.
448
***
Ю.А. Костанов: «Дело Пилипенко для меня оказалось этапным.
Во-первых, по этому делу я впервые отказался от обвинения. Во-вторых,
ситуация, сложившаяся вокруг этого дела, научила меня принципиаль-
ности и независимости в отношениях с собственным начальством. По
окончании судебного следствия председательствующий объявил пере-
рыв для подготовки к прениям. Было это в четверг, прения назначены
на понедельник, а в пятницу я вернулся в Ростов. Зашел к начальнику
своего отдела — посоветоваться. Он направил меня в следственный от-
дел со словами: „Они (т. е. следственники) направляли дело в суд, мо-
жет быть, у них еще что-нибудь есть за душой”. Я пошел советоваться
туда. Начальник следственного отдела сделал удивленное лицо и ска-
зал, что ему нeкогда, а поступать в процессе гособвинитель должен по
закону. Вернувшись в понедельник в Новочеркасск, я и произнес в су-
дебных прениях публикуемую здесь речь.
По тем временам оправдательных приговоров суды почти не выно-
сили. Тем более оправдательный приговор в областном суде, да еще по
делу об убийстве, да еще по требованию прокурора! В случаях, подоб-
ных моему, дело могли направить на доследование (могли и осудить, но
доследование было все же вероятнее). Председательствующий от не
обычности ситуации объявил перерыв и стал звонить в облсуд замести-
телю председателя по уголовным делам, что, дескать, делать: обвинение
тяжкое, а доказательств нет. Тот спросил: „А что прокурор?” — „Проку-
рор отказался от обвинения” — „Ну так оправдывай, они сами знают,
что делают”.
Засим последовала защитительная речь адвоката с тем же требова-
нием, а затем и оправдательный приговор. Вот тут-то и началось. Уже
наутро во вторник моей скромной фигуре было посвящено оператив-
ное совещание при прокуроре области. Именно так — не делу, а мне,
вернее моей позиции по делу. На совещании „именинником” был не
следователь, а я. Воздали мне, что называется, „по полной”, тем более
что я и не думал раскаиваться. А на ближайшем партсобрании (по тем
временам едва ли не самая „страшная” инстанция) начальник след-
ственного отдела добавил: „Не было бы к Костанову претензий, если
бы это была принципиальная, выношенная позиция. На самом же деле
он сомневался — накануне прений приходил советоваться. Это мальчи-
шество, несерьезный подход к своему участию в деле”. С тех пор я взял
за правило — не ходить за советами к „старшим товарищам”. Ибо по-
нял: к начальству надо идти с уже готовым решением — готовым про-
ектом протеста или другого документа, подписание, утверждение или
согласование которого входит в компетенцию оного начальства (а если
449
принятие решения не выходит за рамки моих собственных полномо-
чий — и вовсе не ходить). Для этого предлагаемое решение должно
быть, разумеется, максимально обоснованным. Двоечники не украша-
ют окружающего их мира. Нехорошо, конечно, идти неподготовлен-
ным на экзамен, но результат этого — плохая оценка — не сравним
с результатом, который может последовать за неграмотным решением
прокурора по делу. Здесь речь идет уже не о плохой отметке. Здесь цена
ошибки — искалеченная судьба. Что касается судеб служебных, то ведь
несправедливое осуждение совершенно несоизмеримо со служебными
неприятностями. Со мной, в частности, после дела Пилипенко проку-
рор области не здоровался месяца два. И все. А Пилипенко, чья вина,
как, надеюсь, убедится читатель, была совершенно не доказана, ушел из
зала суда свободным».
Дело Е. Климовой1
(О жертве финансовых пирамид)
1
[Электронный ресурс]. URL: http://philolog.petrsu.ru/filolog/program/sni/
pyramid-last.htm
450
лионов рублей и вложил их в ИЧП «Властилина» на срок 2 меся-
ца. Через два месяца — 2 сентября — сумма должна была удвоить-
ся. В конце августа молодым супругам подвернулся дачный участок.
В расчете на выигрыш во «Властилине» заняли еще денег и купили
участок за шесть с половиной миллионов рублей. Но в начале сен-
тября «Властилина» рухнула. Не только выигрыша, но и вложен-
ных денег получить не удалось. Супруги продали участок, который
не успели даже почувствовать своим, вернули часть долгов (те день-
ги, которые и были заняты для покупки участка). Но оставался глав-
ный долг — те 8 миллионов, которые вложили в дело. Подошел срок
возврата, а отдавать было нечем. Начались малоприятные попытки
«выкрутиться», перезанимая и переодалживая. А, как известно, за-
нимаешь чужие и на время, а отдаешь свои и навсегда. Пришло время
возврата долгов.
Одним из кредиторов Кати была ее сослуживица — главный бухгал-
тер организации, в которой Катя работала. Когда Катя возвращала ей
часть долга (та потребовала возврата в долларах), то увидела, что у нее
в сейфе лежит большая пачка «зеленых». От безысходности появилась
мысль — украсть. Дурное дело не хитрое. Через два дня после того, как
она увидела деньги в сейфе главного бухгалтера, Климова, уходя с ра-
боты примерно в 18 часов, уже находясь в проходной, вспомнила о про-
дуктах, оставленных в холодильнике, стоящем в помещении отдела,
и вернулась. Направляясь к холодильнику и проходя мимо кабинета
главного бухгалтера, она увидела, что дверь в комнату, в которой нико-
го не было, приоткрыта. Климова вошла в кабинет, открыла ящик сто-
ла, где, как ей было известно, главбух прятала ключ от сейфа, достала
ключ, отперла сейф, взяла сверток с деньгами (потерпевшая уверяла,
что там было 7100 долларов США и 390 немецких марок), положила
его в сумку и, заперев сейф, вышла из кабинета. Затем, забрав из холо-
дильника продукты, ушла с предприятия.
На допросе у следователя (а она, естественно стала одной из основ-
ных подозреваемых, поскольку уходила из отдела последней) Кли-
мова призналась сразу и сразу же вернула деньги. Она заявляла, что
270 немецких марок из украденных ею денег продала неизвестному ей
лицу у обменного пункта за 567 000 рублей. Остальные, которых на са-
мом деле оказалось 6300 долларов США, запечатав в конверт, спрята-
ла. В суде брат Климовой показал, что 270 марок обменял на рубли он,
а не Катя.
Обвинялась Климова в краже в крупных размерах и в нарушениях
правил о валютных операциях (тогда статья 1627 УК РСФСР еще не
была отменена).
451
Речь адвоката Ю.А. Костанова:
Ваша честь! Уважаемые заседатели!
Екатерина Климова предстала перед Вами по обвинению в кра-
же семи с лишним тысяч долларов и почти четырехсот немецких ма-
рок, в дважды совершенном нарушении правил о валютных операциях.
Преступления эти закон признает весьма опасными и предусматрива-
ет за их совершение суровое наказание. Я попытаюсь доказать Вам, что
содеянное ею, в действительности, не столь опасно, как утверждает ав-
тор обвинительного заключения. Я попытаюсь убедить Вас в том, что
и наказание, которое Вы определите ей, не должно быть особенно су-
ровым.
Обстоятельства этого дела просты, они подробно изложены в пока-
заниях немногочисленных свидетелей, потерпевшей, да и самой Кати
Климовой. Обстоятельства эти должны быть столь свежи в Вашей па-
мяти, что повторять их нет никакой нужды, тем более, что у защиты
с обвинением здесь почти нет расхождений. Катя Климова доказатель-
ствами изобличена и виновной себя признала полностью. Впрочем,
слово «изобличена» здесь вряд ли подходит. Климова ни минуты не от-
пиралась. На первом же допросе у следователя, даже кажется не успев-
шего ей объяснить, в чем она подозревается, Катя тут же выложила всю
правду, ту самую правду, которая обременяла душу и не могла не вы-
литься в полном признании.
Я сказал, что у защиты с обвинением здесь почти нет расхождений.
Это «почти» относится, во-первых, к сумме, к размерам похищенно-
го. В обвинительном заключении утверждается, что Климова похити-
ла из сейфа Камышевой 7100 долларов и 390 марок. Эти цифры были
названы следователю самой потерпевшей. Климова же говорит, что де-
нег оказалось существенно меньше — 6200 долларов и 270 марок. Брат
Климовой, менявший марки на рубли в обменном пункте, подтвердил,
что их было 270. Больше никаких доказательств, позволяющих про-
лить свет на это обстоятельство, нет. В силу недвусмысленных указа-
ний закона, следующих из принципа презумпции невиновности, воз-
никшее противоречие должно быть разрешено в пользу Климовой. Но
не только это требование закона, позволяющее не выяснять, кто гово-
рит правду, а кто нет, диктует вывод о правдивости Кати Климовой.
Климова сама денег не пересчитывала. Сколько их было в пакете с дол-
ларами, она узнала уже у следователя, когда был составлен протокол
добровольной выдачи денег, в котором надо было указать сумму, и по-
тому деньги пересчитали. Долларов там оказалось 6200. Но в суде вы-
яснилось, что и потерпевшая величину своей пропажи уяснила не сра-
зу: свидетель Сарухин — племянник Камышевой — показал, что только
452
в последующие три дня они с Камышевой подсчитали и определили,
что пропало 7100 долларов и 390 марок. Там была пачка денег, из ко-
торой Камышева время от времени какую-то часть изымала, затем воз-
вращала обратно, но итоговой суммы не подбивала — пример тому воз-
врат денег Климовой в день пропажи: как Вы помните, Катя именно
в этот день вернула Камышевой 300 долларов, из которых 100 Камы-
шева вернула, посчитав купюру поддельной. Положив деньги на место,
Камышева заперла сейф, никаких подсчетов не произведя. Так что сум-
ма эта выведена что называется «на острие пера». Никто, однако, этих
подсчетов ни разу не перепроверял. Я вовсе не утверждаю, что Камы-
шева намеренно завысила пропавшую у нее сумму денег. Вряд ли она
таким образом хотела дополнительно заработать. Но, с другой стороны,
нет никаких оснований считать, что Климова часть суммы утаила, дабы
таким образом поправить свое материальное положение. Возможно ли
такое хладнокровное поведение после того, как она, никем не понужда-
емая к этому, призналась в содеянном, и вернула деньги? На квалифи-
кацию действий Климовой по этому эпизоду указанное обстоятельство
не влияет, да и для назначения наказания, по большому счету, не слиш-
ком важно — было там на сотню марок больше или меньше.
Во-вторых, я не могу согласиться с обвинением Климовой в совер-
шении с валютными ценностями двух сделок. Климова признала, что
она 14 ноября возвратила Камышевой часть долга, использовав в каче-
стве средства платежа доллары США. Признает это и Камышева — вто-
рой участник той же сделки. Что касается обмена 270 немецких марок
на рубли, то, как в судебном заседании показал брат Климовой — Кон-
стантин Свечков, он, увидев в руках у сестры немецкие марки, сам
предложил ей обменять марки на рубли, что и сделал в тот же день в об-
менном пункте напротив американского посольства. Если это правда,
то значит Катя Климова не продавала этих марок неизвестному челове-
ку и этот эпизод вменен ей необоснованно. Заявление Свечкова опро-
вергнуть невозможно, да и вряд ли он возводит поклеп на самого себя.
Показания же Климовой на предварительном следствии об этом эпи-
зоде объясняются просто: ей не хотелось втягивать в это дело брата,
а на фоне обвинения в хищении крупной суммы денег обвинение в ва-
лютных сделках, даже при отягчающих обстоятельствах, казалось ей
не столь страшным. Как бы то ни было, достаточных доказательств
для признания ее виновной в незаконном обмене 270 марок не добыто,
а версия, прозвучавшая в суде не опровергнута, да, пожалуй, и не может
быть опровергнута. А это значит, что эпизод этот из обвинения подле-
жит исключению, и действия Климовой в этой части должны быть пе-
реквалифицированы на часть 1 статьи 162 7 Уголовного кодекса.
453
В этом деле есть одно обстоятельство, отличающее его от других по-
добных. Катя Климова после всего случившегося осталась в той же ор-
ганизации и фактически в том же коллективе. Они с потерпевшей про-
должают оставаться сослуживицами, они сталкиваются друг с другом
на работе (хотя и реже, чем раньше), их окружают одни и те же люди.
Они знают в подробностях, что произошло и, тем не менее, их сочув-
ствие на стороне не Камышевой, а Кати Климовой.
Почему коллектив просит передать ему Климову на перевоспита-
ние, а сама потерпевшая просит не наказывать ее строго? Почему мо-
лодая, только что получившая высшее образование женщина, пошла на
это? Не этому же учили ее родители и школа и не этому наставляли
в институте. Что толкнуло ее за приоткрытую дверь кабинета Камыше-
вой в тот роковой вечер?
Не найдя ответа на эти вопросы нельзя вынести справедливого при-
говора, ибо справедливым приговор может быть только тогда, когда Вы
выясните не только то, что именно человек сделал, но и почему он это
сделал, какими побуждениями руководствовался.
Бывшее государственное предприятие — 22-й территориальный центр
междугородных связей и телевидения, где работают и подсудимая и по-
терпевшая, ныне входит в акционерное общество «Ростелеком». Акциони-
рование по-русски — процесс своеобразный. Предприятие, которое рань-
ше было всенародным, которое раньше принадлежало нам всем — в том
числе и нам с Вами — теперь выкуплено у трудового коллектива. Каж-
дый получил свою долю, и доли эти были различны. Если руководители
предприятия получили, как Вы слышали от потерпевшей, немалые сум-
мы, то рядовым членам коллектива достались копейки. Социальной спра-
ведливостью, разумеется, тут и не пахло. А уж о сторонних людях, вроде
нас с Вами — ведь собственность-то была всенародная — авторы этого эко-
номического чуда и вовсе забыли. Или, может быть, имелась в виду воз-
можность появления приватизированного суда? Это была приватизация
по принципу «одним бублик, другим — дырку от бублика». Понятно, что
«бублик» достался руководителям предприятия, начальству. Начальство
и теперь оказалось у руля, а рядовые члены коллектива — в проигрыше.
Эта несправедливость была понята всеми. Обида и неудовлетворен-
ность, неудовлетворенность и обида — вот действительные итоги этой
приватизации. Деньги, вообще-то, нужны всем, одним больше, другим
меньше. Чаще, увы, оказывается так, что достаются они вовсе не тем,
кто больше нуждается. Молодая семья Климовых, как и большинство
молодых семей, начинала «с нуля», нуждалась, конечно, в каких-то
суммах на обзаведение, на устройство своего семейного гнезда. Но, как
раз у них денег не было, деньги от приватизации, деньги, которые, ка-
454
залось, были общие, достались тем, у кого без того уже есть свой дом
и дом этот — полная чаша.
И вот на такого человека, обделенного и обиженного, обрушивает-
ся вся мощь средств массовой информации, рекламирующих разного
рода финансовые и инвестиционные фирмы, сулящие баснословные ба-
рыши и очень быстро. Вы помните это время — утром, едва отойдя ото
сна, Вы уже подвергались атаке: по радио и телевидению вас призыва-
ли внести деньги в банк «Чара»; выйдя на улицу, Вы не могли не уви-
деть на громадном плакате трех летящих бабочек — эмблему «МММ»,
Вы входили в троллейбус — и там встречали те же призывы: отдайте
деньги «МММ», «Чаре», «Властилине», «Селенге». В метро, в автобусе,
в трамвае, в магазине, столовой — всюду одни и те же призывы. Вы воз-
вращались вечером домой, но и дома невозможно было укрыться: Вам
на всех телевизионных каналах и программах объясняли, как выгодно
вложить деньги во «Властилину», которая сулила уже через две недели
вернуть вдвое больше вложенного. Соблазн был велик, а деньги были
так нужны... А слову печатному, слову, звучащему с телеэкрана, мы так
привыкли верить. А вокруг кое-кто уже успел и обогатиться. И, глав-
ное, деньги были так нужны и – никаких надежд заработать их быстро
и много... И более искушенные в жизни люди попались на эту удочку, да
что там удочку — в эти сети. Попались и Катя Климова с мужем. Они
одолжили у друзей восемь миллионов рублей и внесли их во «Власти-
лину» под обещания получить через два месяца ровно вдвое больше. Но
бесплатный сыр бывает известно где. И ловушка захлопнулась — им не
хватило всего нескольких дней; увы, «Чара» лопнула раньше, чем Кли-
мовы успели получить свою сверхприбыль. Положение стало теперь со-
вершенно безысходным. К прежнему безденежью прибавились немалые
долги без всяких надежд на возможность их возврата в обозримом буду-
щем. Возникло ощущение надвигающейся катастрофы — срок уплаты
надвигался, а денег не было, и взять их было негде.
В жизни почти каждого человека бывают минуты, когда нужда
подпирает и, кажется, уж нет никакого выхода. Когда от рокового по-
ступка могут защитить только нравственные устои, но представления
о долге перед окружающими, составляющие самую суть нравственно-
сти, покрываются туманом обиды на общество, загнавшее тебя в угол,
обобравшее тебя до нитки и щедро вознаградившее других, не более за-
служивающих этого, да еще может быть и за твой же счет...
Тут все сошлось — и безысходность ситуации, и обман со стороны
того самого общества, которое ханжески призывало к добродетели, —
обман если не совсем отключивший нравственный тормоз, то, по край-
ней мере, резко его ослабивший, — и соблазн: в виде открытой двери
455
в пустую комнату, беззащитного сейфа с деньгами и ключа в ящике.
На что она рассчитывала? На то, что в обезлюдевших после рабочего
дня комнатах никого нет, помещения бухгалтерии пусты, и никто не
увидит, как она взяла деньги? Но именно эта пустота, это отсутствие
во всем здании людей, кроме нее и охранника, предельно сужает круг
поиска: если в здании никого, кроме Климовой нет, то и деньги взять
больше некому. На нее первую падет (и пало) подозрение. Совсем не-
много усилий ума нужно было, чтоб понять. Но в том-то и дело, что не
рассуждала она в тот момент. Рассудочность как бы отключилась вовсе.
Она была в состоянии полного умопомрачения.
Это состояние скоро сменилось другим — не менее, если не более
мучительным. Я думаю, что не боязнь разоблачения была причиной ее
терзаний. Хладнокровный преступник, взвесив все «за» и «против», бы-
стро бы понял, что от первого подозрения до обвинительного пригово-
ра — дистанция огромного размера. Да и чем могло располагать след-
ствие? Показаниями вахтера о том, что Климова по окончании рабочего
дня возвращалась в бухгалтерию, когда там никого уже не было? Но
ведь если в здании было только два человека, и один из них взял день-
ги, то совсем необязательно этот один и есть Климова. Деньги надежно
спрятаны. Никакого осмотра места происшествия с изъятием отпечат-
ков (если они там и были) не производилось, и Климова это знала. В об-
щем, если бы она не хотела признаваться, то вынудить ее это сделать под
давлением улик следствие никак не могло. Нет, признание Климовой не
было вынужденным. Это было признание человека, отягощенного соде-
янным, жаждавшего покаяться, жаждавшего очиститься своим призна-
нием. Очиститься во что бы то ни стало, несмотря на угрозу неминуемо-
го наказания. За эти несколько дней Климова чуть не наизусть выучила
соответствующие ее деянию статьи Уголовного кодекса, идя к следова-
телю она прекрасно понимала, что ценой ее признания будет позор на-
казания, а может быть и лишение свободы, долгая разлука с близкими.
Но ничто уже не могло остановить ее. Она не могла жить дальше, неся
в себе свой грех. Она уже судила себя судом своей собственной совести,
и судила жестоко. И сегодня, когда ущерб возмещен, а виновница раска-
ялась, нужно ли ее наказывать реально?
Я прошу Вас об одном: какое бы наказание Вы ни сочли нужным на-
значить Климовой, назначьте его условно. Она Вас не подведет.
***
Признав Климову виновной в краже 6300 долларов и 270 марок,
а также в нарушении правил о валютных операциях по эпизоду исполь-
зования иностранной валюты в качестве средства платежа при возврате
долга, суд приговорил ее к лишению свободы условно.
456
Куприянов Алексей Анатольевич
Адвокат, руководитель юридической фирмы
«Адвокатская контора Алексея Куприянова» АПМО с 1994 года.
Адвокат в 3-м поколении.
1
[Электронный ресурс]. URL: http://www.kupriyanov.info/speeches/razboi
457
Ушла сразу, как только подзащитный туда приехал, оставив его в ком-
пании своих (не его!) подвыпивших приятелей — Кулакова и Щерба-
нова.
Те немедленно «доложили» жениху о ситуации и предложили разо-
браться и наказать «новенького». Жених не поверил, но его уговорили
поехать проверить.
Действительно, новый ухажер прибыл к дому невесты. Между ним
и женихом произошла легкая потасовка, после которой подзащитный
стал выяснять отношения с выбежавшей на шум невестой. А «новень-
кий» получил побои и от приятелей невесты. Избиение прекратил во-
дитель проезжавшего автомобиля, дело было в конце рабочего дня на
людной улице Москвы. Потерпевший уехал с ним и обратился к бли-
жайшему милиционеру — инспектору ГИБДД.
Пока подзащитный разговаривал с невестой, пьяные товарищи не-
весты сели в «Вольво» потерпевшего, прихватив его разбросанные по
земле вещи, и уехали. Сразу протрезвев, они поставили машину на бли-
жайшую стоянку, а вещи вместе с документами и ключами от авто под-
бросили на работу «невесте».
Следствие объединило всех троих в группу «разбойников». Причем
потерпевший требовал привлечения к делу и «невесты» в качестве на-
водчицы.
458
Сидит Сидоров, обидно ему до слез, что сидит «не за что». И ка-
ждому сокамернику Сидоров рассказывает, как одна сволочь его огово-
рила на 10 тысяч долларов, вспомнив о них через неделю после драки
(л. д. 26).
Тут для «братвы» все становится ясно, как день. И они говорят Си-
дорову: «Ты, брат, этого так не оставляй. Если не «замочишь» гада, ты
не мужик».
Конечно, Сидоров, не разбойник и не бандит. Это, думаю, тут всем
ясно. Поэтому он с ужасом, отказывается. А его и не торопят. Год ему
напоминают — он отказывается, другой ...
А потом «паханы» предлагают: «Тебе еще сидеть долго, а вот Ви-
тек освобождается. Он твоего фраера мигом „замочит” или покале-
чит, чтоб знал, падла, как оговаривать. А потом ты нам „отработаешь”,
когда выйдешь. Ну, если не согласишься, как знаешь ...». А с несоглас-
ными у братвы разговор короткий. Можно и до освобождения не до-
жить.
И вот одним нехитрым ударом организованная преступность полу-
чает двух новых бойцов: Витька и Бориса. А организованная милиция
еще один нераскрытый труп в сводке.
Именно от вас уважаемый суд, зависит, будет ли приведена в дей-
ствие эта машина уничтожения или меч слепой Фемиды лишь чиркнет
по судьбе моего подзащитного.
Правда, я слышал, что наш потерпевший в ближайшее время отъ-
езжает на постоянное место жительства на Запад. Банки ведь есть вез-
де, а после работы в Сбербанке адъютантом второго лица, наверняка,
есть и на что отъехать. Тогда понятно, почему он не боится расписанной
мной нехитрой комбинации. Там его, конечно, ни наш УБЭП, ни банди-
ты разыскивать не станут.
Ну, от беллетристики пора переходить к собственно юридическому
анализу дела.
Начнем, как положено, с критики вещественных доказательств.
Обращаю внимание суда, как скрупулезно, описываются веще-
ственные доказательства потерпевшим. Ничего не забыто. Ни туалет-
ная вода, ни ракетки, ни махровый халат. Тридцать позиций! Человек
ведь в бассейн собирался. А после бассейна сауна. Об этом по телевизо-
ру мы уже насмотрелись.
Обращает на себя внимание рубашка, залитая кровью. Правда, поя-
вилась она в деле через неделю после происшествия. Как попала кровь
на грудь, вообще не понятно, ведь фамилия у потерпевшего не Фили-
нов, не Гусев, а Веткин. Насколько я понимаю, лишь Вицин мог пово-
рачиваться затылком вперед, а ведь кровотечение из теменной области
459
было весьма умеренным (л. д. 156). Потерпевший ходил с этой ссади-
ной на затылке почти два часа до обращения в травмпункт.
Я утверждаю, что рубашка обработана кровью животного, предполо-
жительно свиньи (печень), с целью оказания на суд психологического
воздействия. И это всего лишь первое и далеко не главное звено хоро-
шо спланированного оговора. Да, будь это действительно кровь потер-
певшего, они бы с самого начала заявили бы ходатайство о проведении
простейшей судебно-биологической экспертизы. А они — практикую-
щие юристы — об этом даже не заикались. Уверен, что опытнейший суд
не поддастся на столь дешевую провокацию, но возьмет очевидный для
всех факт попытки обмана суда на заметку.
Теперь об оценке вещей, сделанной потерпевшим: она завышена
в среднем в три раза. Судите сами. Телефон «Nokia» — записана стои-
мость $2000, а по справке телефонной компании — $639. Соответствую
щая экспертиза опять не проводилась. Это второе, вполне доказанное,
звено оговора.
Отметим среди вещей, имевшихся при Веткине — 2 абонемента
в бассейн «Олимпийский» (л. обв. закл. 18). Наличие двух абонементов
говорит о том, что потерпевший регулярно парился с очередной «смен-
ной девочкой». Это важно в дальнейшем учесть при оценке морального
облика потерпевшего.
Посмотрим теперь на автомобиль «Вольво». Да, Сидоров в него не
садился, на нем не ездил и вообще его не касался. Но автомобиль важен
для защиты Сидорова, как третье звено в цепи оговора, возводимого
потерпевшим.
Цитирую Акт осмотра (л. д. 185): «Наружных повреждений нет.
Под грязью определить наличие царапин не представляется возмож-
ным».
А под грязью и не надо их искать. Подсудимые проехали на автомо-
биле не более 2-х километров. Если бы молдинг бампера действительно
был поврежден ими, грязь бы на месте повреждения не успела появить-
ся, а она была равномерно везде. Но следователь не утруждал себя та-
кими очевидными выводами, а услужливо поддакивал любым выдум-
кам Веткина.
В деле нет никаких объективных свидетельств того, что ма-
шина потерпевшего получила в результате происшествия вообще
какие-либо повреждения. Зато есть доказательства обратного — акт
осмотра.
В деле нет никаких доказательств того, что «Вольво» был в серьез-
ном ремонте. Но даже если бы и был, все равно — в деле нет никаких
доказательств причинной связи между таким ремонтом и деянием, со-
460
вершенным Кулаковым и Щербановым. После последнего осмотра
«Вольво» в автосервисе, произведенном до происшествия, автомобиль
прошел более тысячи километров, но все — и имевшие место мелкие,
и выдуманные крупные повреждения немотивированно записаны след-
ствием на счет подсудимых, проехавших за несколько минут в 600 раз
меньшее расстояние.
Ввиду вышеизложенного вся сумма заявленного ущерба автомо-
билю — это фальсификация, оговор. Но следствие не назначило ни-
какой экспертизы, а юристы-потерпевшие на этом не очень настаива-
ли. Думаю, что мои коллеги — адвокаты Кулакова и Щербанова, более
подробно проанализируют документы, вытребованные потерпевшими
в автосервисе, и легко покажут, что это «филькины грамоты», впрочем,
это наверняка и так уже ясно суду. Напомню, что следствием не доказан
сам факт повреждения автомобиля.
В деле имеется интересный документ, вернее, вовсе не документ,
а ксерокопия документа. Это Листок нетрудоспособности, якобы вы-
данный потерпевшему в травмпункте. Причем, заметьте: не в том
травмпункте, куда потерпевший обратился в первый день (там ему
в выдаче «бюллетеня» отказали), а в совершенно другом, расположен-
ном на другом конце Москвы.
Именно из-за этого документа подсудимые Щербанов и Кулаков
из грабителей в один миг превратились в разбойников, а Сидоров
стал таковым вообще из свидетелей перед самым окончанием след-
ствия.
Именно из-за этого якобы документа судебно-медицинская экс-
пертиза установила вместо «повреждений, не подлежащих квали-
фикации» — легкий вред здоровью. Но посмотрите, Ваша честь, этот
документ, оригинала которого даже нет в деле, но который при этом яв-
ляется основой обвинения, он же недействителен. В нем нет диагноза,
так как он «не закрыт». Кроме того, он выдан сразу на 5 дней и в нем нет
никаких указаний на связь нетрудоспособности с повреждением, полу-
ченным в драке.
Суд не может основывать приговор на недействительных докумен-
тах.
Суд не может основывать приговор на заключении судебно-меди-
цинской экспертизы, в основу выводов которой положены недействи-
тельные документы.
Суд не может основывать приговор на ксерокопиях основополага-
ющих документов. А вдруг это такая же фальсификация, как и зафик-
сированная той же экспертизой и заключением Главного нейрохирурга
госпиталя МВД симуляция потерпевшим сотрясения мозга?
461
Нет никаких указаний, кроме голословных утверждений потерпев-
шего, что ему накладывались швы. Швы обычно на такие малюсенькие
ссадины не накладываются.
Кстати, заключение экспертизы оформлено неправильно. На пер-
вой странице нет указания на организацию, проводившую экспертизу.
Только на последнем листе есть слепая печать этой организации с над-
писью «Бюро главной судебно-медицинской экспертизы», остальное
малоразборчиво. Ни лицензии, ни регистрации, никаких указаний на
достоверность того, что эта организация имеет специалистов, способ-
ных провести экспертизу.
Хорошо, что принимавший Веткина в больнице нейрохирург ока-
зался честным человеком и выгнал симулянта. Ведь надо иметь боль-
шую смелость, чтобы выписать симулянта, претендующего на се-
рьезный диагноз тяжкого недуга, через час (!) после госпитализации.
Надо быть уверенным на 100 процентов, что перед тобой симулянт,
иначе рискуешь головой. А не найдись такой врач, мы сегодня име-
ли бы более мотивированное обвинение в причинении тяжкого вреда
здоровью.
Но на самом деле не было и легкого вреда здоровью, не было нетру-
доспособности, не было кратковременно расстройства здоровья!
Я не говорю даже о недействительном Листке нетрудоспособности.
Посмотрим, чем занимался Веткин, находясь «на бюллетене»? А зани-
мался он своим автомобилем. Получал от милиции, гонял на сервис,
диагностировал, мыл, заряжал аккумулятор и проч. (см. л. д. 103, 104,
105, 106). А его отец впоследствии заявлял, что сын находится на лече-
нии, и эта, как показано выше, наглая ложь принята за основу даже про-
курором: см. пост. от 13 января 1999 г. (л. д. 41, абз. 2).
Об этом же говорят и выводы д. м. н. Полнухина А.В. и заслуженно-
го врача России Французова В.Н — двух выдающихся хирургов, судеб-
но-медицинских экспертов высшей категории, давших заключение по
данному вопросу (см. приобщенное к делу: комиссионное Консульта-
ционное заключение № 89/99.).
В указанном заключении, сделанном по медицинским материалам,
имеющимся в деле, в том числе по материалам проведенной СМЭ,
констатируется: при проведении СМЭ потерпевшему Веткину нару-
шен ряд пунктов руководящих «Правил судебно-медицинской экс-
пертизы тяжести вреда здоровью» (Прил. 2 к Приказу Минздрава РФ
от 10.02.96 г. № 407), в т. ч.: разд. 1 п. 6 и разд. 2 п. 50. Эксперты дела-
ют следующий окончательный вывод: «Такие повреждения не расце-
ниваются как вред здоровью и, следовательно, тяжесть их не опреде-
ляется».
462
Почему же потерпевший вел себя в первые дни так неосторожно?
Потому, что в то время он и отец оговаривать еще никого не собира-
лись. Свидетель А.И. Сидоров, дядя подзащитного, показывал, что
в день происшествия отец потерпевшего говорил милиционерам и всем
присутствующим, что если машину найдут, то он первым будет про-
сить, чтобы дело не возбуждали, а если не найдут, то он напишет жало-
бу, что они тут все продажные менты.
Машину и все вещи, вплоть до расчески пластиковой, нашли, но че-
рез пять дней в потерпевшем проснутся банкир, а в его отце професси-
ональный нотариус в третьем поколении. Где возмещение морального
ущерба? Где прибыль? В чем-то они правы. Без оговора они бы ничего
не получили.
Вот тут-то и появилась в протоколах «неучтенка». И не какая-ни-
будь тысчонка-другая рублей. Врать так врать!
Через 6 дней «заботливый папочка» вспомнил (л. д. 94), что у сына
пропали, кроме ранее подробно указанных и потерпевшим, и его от-
цом 3500 руб. и 100 долларов, еще такая мелочь, как 9500 (девять ты-
сяч пятьсот) долларов США. Ну, в самом деле, кто из москвичей ездит
в бассейн без 9500 «баксов»? Где тут сразу упомнишь такую сумму, ког-
да голова занята утратой «расчески пластиковой» (л. д. 7 об.). Ну, забы-
ли. Главное, потом через неделю вспомнили.
И ведь как все совпало. Почти в один день и рубашку в свиной крови
принесли, и про деньги, которых никогда не было, написали, и в боль-
ницу симулировать подались.
Да, что они суд и всех нас вообще за идиотов считают? За идиотов —
не за идиотов, а на следствии и в прокуратуре прошло, почему-то от-
лично «прокатило»!
Спросите, а сам-то адвокат куда глядел? Где ходатайства адвоката
Куприянова о назначении экспертиз вещественных доказательств, той
же рубашки, той же машины (придуманные доллары на экспертизу от-
дать не представляется возможным)? Почему до суда дотянул, а потом
вдруг «прозрел»? А потому, что адвокат Куприянов на следствии уча-
ствовал в совокупности два дня по два часа.
Сидоров 4 месяца был свидетелем, ведь он в руки ничего не брал, на
машине не уезжал, на него, кроме побоев (к ссадине на затылке он от-
ношения также не имел), в которых он принес повинную, объективно
и «повесить», казалось бы, было нечего. Я мог бы, конечно, раскрыть
все сегодняшние карты прокурору при ознакомлении с материалами
дела. Ну, получил бы отписку.
Думаю, что столь позднее предъявление обвинения Сидорову было
спланировано заранее, чтобы фактически исключить реализацию им
463
своего конституционного права на защиту. В деле есть интересный до-
кумент: протокол ознакомления обвиняемого Сидорова с заключением
судмедэкспертизы (л. д. 169). Но Сидоров этого документа не подписы-
вал и записей в нем не делал. Это очередная фальсификация. Ни я, ни
какой другой адвокат в этом следственном действии также не участво-
вали. Я вообще тогда еще не был приглашен.
Но это же вопиющее нарушение ст. ст. 185, 193 УК РФ — обви-
няемый был сознательно лишен права на защиту. Он, например, был
лишен возможности поставить дополнительные вопросы эксперту.
Почему мы должны сегодня ломать голову над вопросами, которые
за истечением времени невозможно разрешить? Это сделано созна
тельно!
П. 16 Постановление Пленума Верховного Суда РФ от 31 октяб
ря 1995 г. № 8 «О некоторых вопросах применения судами Конститу-
ции РФ при осуществлении правосудия» обращает «внимание судов
на необходимость выполнения конституционного положения о том,
что при осуществлении правосудия не допускается использование
доказательств, полученных с нарушением федерального закона (ч. 2
ст. 50 Конституции Российской Федерации), а также выполнения тре-
бований ч. 3 ст. 69 УПК РСФСР, в силу которой доказательства, по-
лученные с нарушением закона, не могут быть положены в основу об-
винения». В том же Постановлении Верховный суд разъясняет, «что
доказательства должны признаваться полученными с нарушением за-
кона, если при их собирании и закреплении были нарушены гаран-
тированные Конституцией Российской Федерации права человека
и гражданина (в данном случае право на защиту — Прим. адвоката)
или установленный уголовно-процессуальным законодательством по-
рядок их собирания и закрепления (в данном случае ст. ст. 185, 193
УПК РСФСР — Прим. адвоката)».
По этим основаниям суд не должен при квалификации деяния Си-
дорову (только Сидорова!) принимать во внимание заключение экс-
пертизы. Тем более что следствием доказано, что Сидоров к травме по-
терпевшего отношения не имеет. Об умысле будет сказано ниже, но
даже, если суд придет к выводу о признании легкого вреда здоровью,
а также, вопреки всему, усмотрит наличие сговора, то очевидно, что лег-
кий вред нанесен лишь ввиду эксцесса исполнителя — Кулажко, так как
ко времени нанесения травмы Щербаков и Сидоров добровольно пре-
кратили избиение.
Кроме того, утеряны первичные медицинские документы, на кото-
рых основывалась экспертиза. Утеряны, возможно, умышленно, глав-
ные первичные доказательства.
464
Кроме того, утеряны первичные медицинские документы, на кото-
рых основывалась экспертиза. Утеряны, возможно, умышленно, пер-
вичные доказательства.
Думаю, что если по групповому разбойному нападению все «разбой-
ники» уже до суда вновь оказались на свободе, то не следует думать, что
это адвокат такой молодец. Просто освобождение есть лучшая иллю-
страция того, что ни следователь, ни прокурор не верят в то, что сами
же написали и подписали. Они точно знают, что субъекты, находящи-
еся на скамье подсудимых, не опасны для общества, что ни настоящим
разбоем, ни предварительным сговором тут даже не пахнет. А потому,
как все нормальные люди, не захотели брать на душу тяжкий грех. Есть
же и у прокурора совесть!
В ходе расследования произошло еще одно вопиющее нарушение
процессуального законодательства. В процессе появилось и активно
действовало лицо, не предусмотренное Уголовно-процессуальным ко-
дексом, — законный представитель совершеннолетнего дееспособного
лица. В ст. 34 УПК РСФСР и ст. 64 Семейного кодекса РФ дается ис-
черпывающий перечень оснований признания лица законным предста-
вителем, не подлежащий расширению.
Закон запрещает следователю и прокурору по своему усмотрению
назначать «законного представителя» не только потерпевшим, полу-
чившим ссадину на затылке, но и любым другим совершеннолетним
дееспособным участникам процесса. Представитель потому и закон-
ный, что появляется в деле в обязательном порядке в случаях, пред-
усмотренных законом, а не по усмотрению следователя. Появление ро-
дителей в процессе предусмотрено только ст. 399 УПК и никакой иной
процессуальной нормой не регулируется.
Кроме того, согласно доктринальному толкованию процессуального
положения законных представителей данному проф. Академии МВД
РФ, засл. деят. науки, д. ю. н. Мильковским Г.М. (Комментарий УПК
РСФСР. М.: Юр. лит., 1995. С. 514), «Функции потерпевшего и закон-
ного представителя несовместимы». А в данном процессе одновремен-
но действует и законный представитель, и сам потерпевший: 02.12.98 г.
(л. д. 96) потерпевший расписывается в получении телефона и других
вещественных доказательств. Как же лицо, не способное защищать
свои права, то есть, по мнению следователя, чуть ли не недееспособное,
могло получить на хранение ценности?
Значит, сам следователь понимал, что Веткин вполне адекватен —
практически здоров. Следователем был назначен и допущен в процесс
законный представитель потерпевшего — его отец-нотариус (л. д. 37),
который практически занял место потерпевшего в процессе, исполняя
465
все его функции, даже тогда, когда сам потерпевший присутствовал
при следственных действиях. Защита настаивает на том, чтобы судом
не рассматривались и не учитывались в качестве доказательств доку-
менты, подписанные «законным представителем» и незаконно приоб-
щенные к делу, а все доказательства, полученные при участии незакон-
ного «законного представителя», а он участвовал во всех следственных
действиях, производимых с его сыном.
Все эти доказательства не имеют юридической силы!
Незаконное постановление следователя было отменено прокурором
по собственной инициативе при проверке лишь через полтора меся-
ца. При этом были даны обязательные для следователя указания, в том
числе о проведении нового осмотра автомобиля (л. д. 86).
Оно следователем было проигнорировано, но, несмотря на это, про-
куратура направляет дело в суд, не замечая этого важного процессуаль-
ного нарушения и тем самым закрепляя бездоказательные утверждения
следователя о воображаемых повреждениях «Вольво» потерпевшего
и его ремонте.
Я начал критику дела с оценки вещественных доказательств. Так
как их труднее всего фальсифицировать и легче всего натяжки следо-
вателя и выдумки потерпевшего и его «законного представителя» вы-
вести на чистую воду. С другими доказательствами признаков объек-
тивной стороны защите всегда работать сложнее.
Например, следователь вменяет Сидорову угрозу убийством. Угро-
за выражалась единственно одним словом «урою», которое следователь
почему-то посчитал синонимом слова «убью». Заметим, что в первых
показаниях, данных потерпевшим сразу после происшествия и потому
наиболее достоверных, фраза Сидорова звучала: «Я вас обоих урою»
(имелась в виду девушка — виновница конфликта на почве ревно-
сти), через месяц Веткин переиначивает свои показания, чтобы огово-
рить Сидорова и притянуть его к обвинению в разбое: Сидоров сказал:
«Я тебя урою. Давай ключи от машины».
К счастью, заключение НИИ Русского языка им. Виноградова, пред-
ставленное защитой, начисто отметает идею идентичности слов «урою»
и «убью», а вместе с тем лишается основания и вся «угроза убийством»
как важный элемент объективной стороны вменяемого Сидорову со-
става преступления. Тем более что у Сидорова не было ни оружия, ни
каких-либо иных предметов, способных испугать потерпевшего. В этой
надуманной следователем, под влиянием «законного представителя»,
«угрозе убийством» для суда должно быть важно другое.
Мы опять видим намеренные изменения показаний потерпевшего
во времени, очевидно, направленные на создание стройной картины
466
разбоя, там где она никак не должна была бы сложиться. Конечно, суд,
зная, что первые после происшествия показания всегда самые правди-
вые, не пойдет на поводу у следователя и даст объективную критиче-
скую оценку изменениям в показаниях Веткина.
Исследуя происшедшее избиение Веткина, то есть преступление,
участие в котором Сидоров не только не отрицает, но в котором он при-
нес повинную (явка с повинной оформлена своевременно — л. д. 21),
следователь неверно определяет последовательность действий подсу-
димых.
Описанная на л. обв. закл. 18 модель избиения не согласуется с по-
казаниями подсудимых, а основывается опять же лишь на показаниях
обвиняемого. Но главное модель следователя не подтверждается глав-
ным независимым свидетелем — водителем «Запорожца», сомнений
в достоверности которых нет никаких.
Свидетель Парфенов и на допросах и на опознании последователь-
но показывает: когда он подъехал к дерущимся, Веткина били двое: Ку-
лаков и Сидоров. После его окрика Сидоров добровольно отошел в сто-
рону, и избиение продолжил один Кулаков, единоличными действиями
которого и был травмирован потерпевший, получивший ссадину о же-
лобок крыши автомашины «Запорожец».
По показаниям свидетельницы Петровой, в это время Сидоров, уви-
дев невесту в окне, уже шел от дороги к ней, а затем стал выяснять с не-
вестой личные отношения. Ни на какие другие действия у Сидорова
времени не было. Таким образом, доказано, что ко времени появления
«Запорожца» Сидоров уже добровольно отказался от продолжения из-
биения и к травме потерпевшего, нанесенной Кулаковым и характери-
зуемой следствием как насилие, опасное для жизни и здоровья, ника-
кого отношения не имеет.
Заканчивая характеристику объективной стороны состава вменяе-
мого преступления, следует констатировать, что следствие не вменяет
Сидорову никаких личных действий по завладению каким-либо иму-
ществом потерпевшего. И действительно он сам ничего не похищал,
в машине не уезжал, ничего чужого и в руки-то не брал. Придуманным,
причем только через значительное время под воздействием «законно-
го представителя», показаниям потерпевшего, которые противоречат
его же первоначальным заявлениям и резко выпадают из общей карти-
ны, складывающейся по всем иным доказательствам, суд, конечно, даст
справедливую оценку. Это ложь.
Любопытная описка имеется в самом низу Обв. закл. л. 19 (да-
лее имеется ввиду Сидоров): «... после чего с похищенным, совмест-
но с соучастником, с места совершения преступления скрылся...».
467
Эта формула — точное повторение того, что написано в аналогичном
месте у Кулакова и Щербанова. Они действительно скрылись вдво-
ем и действительно с вещами потерпевшего. Но Сидорова с ними не
было. Он в это время ругался с невестой, а убежал не одновременно
с Кулаковым и Щербановым, а лишь значительно позже, когда подъ
ехала милиция. Эта очень характерная описка. Сидорова искусствен-
но «шьют» в подельщики к двум другим подсудимым, но сам-то сле-
дователь знает, что Сидоров ни при чем. Вот в спешке он сам невольно
это и признает.
Заканчивая характеристику объективной стороны состава, думаю,
можно сделать следующие выводы.
В отношении Сидорова не доказан ни один из вмененных ему при-
знаков разбоя: угрозы убийством не было, завладения имуществом
потерпевшего не было, нанесения повреждений, опасных для жизни
и здоровья потерпевшего, не было.
Вместе с тем имеются явные признаки фальсификации веществен-
ных доказательств и доказанная симуляция, что заставляет крити-
чески отнестись ко всем показаниям потерпевшего. Кроме того, до-
казательства, полученные в период действия в процессе «законного
представителя» потерпевшего, не отвечают требованиям законности,
и приговор не может на них основываться. А есть ли в деянии, совер-
шенном Окуньком, признаки нападения с целью похищения чужого
имущества?
Для этого совершенно необходимо изучить личность подсудимого.
Обычно адвокат должен обеспечить создание у суда положительного
образа подзащитного, если имеются необходимые основания, еще на
стадии следствия. Как сказано выше, такой возможности я был лишен
в связи с вышеизложенными нарушениями права Сидорова на защи-
ту. Восполняя образовавшийся пробел, обращу внимание суда на ис-
ключительно положительную характеристику, данную подзащитно-
му общественной организацией инвалидов, в которой он сотрудничает
(л. д. 214). Там многое уже сказано. Добавлю, что Борис, не отлынивая,
отслужил в армии, куда ушел «практически здоровым» и где это здо-
ровье, как теперь нередко случается, потерял — надорвал сердце и по-
лучил еще ряд малоприятных хронических диагнозов (см. эпикриз
стационара — военного госпиталя, приобщенный к делу в начале судеб-
ного заседания). В армии он также работал на строительстве, так как
ранее имел строительную рабочую специальность. См. приобщенную
характеристику командования — также исключительно положитель-
ную. Его должность была связана с материальной ответственностью —
Борису доверяли всегда и везде.
468
После армии Борис устроился работать по полученной до армии
строительной специальности и быстро вырос до прораба в известной
строительной организации, числящейся среди правофланговых в Се-
веро-Западном округе Москвы. Одновременно он поступил учиться
в вечерний институт. Борис — строитель в третьем поколении. У них
вся семья — московские строители. Кроме того, Борис после того, как
его участок делал ремонт в здании общероссийской общественно ор-
ганизации инвалидов «Аппарель», продолжает — уже по собственной
инициативе — активно помогать инвалидам. Без помощи таких моло-
дых людей инвалидам было бы совсем плохо. Их немного, но есть еще
отзывчивые к чужому горю люди. Борис — один из них.
Правда, и Ассоциация молодых инвалидов России помогает Бо-
рису. Борис один живет со своей прабабушкой, которая скоро пере-
шагнет столетний рубеж. До недавнего времени общее хозяйство вела
ее дочка. Но из-за болезни дочки все заботы по уходу за старушкой
легли на плечи Бориса. Сиделки помогают Борису ухаживать за ней,
а ему остается больше времени для помощи инвалидам. Зарабатыва-
ет Борис хорошо — строители в Москве вообще зарабатывают больше
других производственников. Но, конечно, не столько, сколько при-
сутствующие здесь банкиры. Поэтому и машина у него была не своя,
а купленная фирмой — старая «разгонная» машина, хотя и известной
марки. Прораб с массой мелких объектов и постоянной необходимо-
стью доставки малых количеств стройматериалов — тут не хватило
ведра краски, там куска линолеума — не может ездить на троллейбусе.
Сидоров управлял ею по доверенности. А доверяли ему материальные
ценности на миллионы рублей, и никогда ни одной копейки у него не
пропадало.
Ни наркоманом, ни пьяницей студент Сидоров не был. В день
и в момент происшествия был трезв. На свою беду приехал он в тот
день к своей невесте Петровой, которая отмечала на работе день рожде-
нья. Приехал после окончания своего рабочего дня, когда веселье уже
подходило к концу. Предполагал окончательно погасить размолвку, так
как незадолго до этого в их отношениях произошел разлад. Сидоров
был «официальным» женихом Светланы — именно так характеризует
его и Кулаков в своих самых первых объяснениях (л. д. 17).
Мог ли у трезвого, обеспеченного работой, квартирой и заработком
молодого человека возникнуть замысел совершить корыстное престу-
пление, у которого не было ни одного шанса на успех?
***
Хорошевский райсуд Москвы: оправдание по обвинению с переква-
лификацией и полной амнистией.
469
Дело о ДТП на Ленинградском1
Речь адвоката А. Куприянова опубликована в журнале «Российская
юстиция» (№ 1, январь 2004 г.) как образцовая речь защитника в уго-
ловном процессе о дорожно-транспортном происшествии со следую-
щей преамбулой:
Для дел о ДТП выбирайте деловой стиль
Адвокат Алексей Куприянов принял защиту Владимира Титова, об-
винявшегося в «нарушении Правил дорожного движения, повлекшем
причинение смерти человеку» (ч. 2 ст. 264 УК РФ), когда дело уже по-
ступило в суд. Согласитесь, не каждый адвокат решится взять подобное
дело в суде. Они не выигрышны для защиты: когда исход дела, казалось
бы, едва ли не на 100 % предопределен заключением экспертизы.
Ниже мы приводим наиболее важные выдержки из его защититель-
ной речи. Но сначала — традиционный «разбор полетов» экспертами
рубрики «Судебные речи», адвокатами, кандидатами юридических
наук, доцентами Анны Паничевой и Юрия Костанова.
Бытует мнение, что дела о нарушениях Правил дорожного движе-
ния, как правило, не слишком сложны. Здесь нет криминалистических
загадок и психологических хитросплетений.
Тем ценнее успешный опыт защиты по таким делам. Ведь, несмот
ря на оптимистичные заявления лоцманов судебной реформы, оправ-
дательные приговоры и сегодня так же редки, как и прежде, когда сло-
восочетание «правовое государство» воспринималось как происки
«проклятого империализма». Речь, предлагаемая вниманию читателей,
была произнесена по делу, которое, бесспорно, закончилось бы иначе,
если бы не умелая защита мэтра Куприянова.
Главным доказательством обвинения в рассматриваемом деле было
заключение экспертизы о технической возможности для водителя пре-
дотвратить наезд. Именно поэтому главное место в речи отведено анали-
зу заключения эксперта. Защитник, кажется, и не спорит с экспертами.
Он говорит, что «арифметика у экспертов правильная». Оказыва-
ется, однако, говорит защитник, что жизненные ситуации не исчерпы-
ваются четырьмя правилами арифметики: «арифметика» правильная,
а результат не верен, потому что не верны исходные данные. И здесь
адвокат проявляет недюжинное знание Правил дорожного движения
и практики автовождения (говорят, что А. Куприянов — сам опытный
водитель — бывший раллист), т. е. того, что обязан знать следователь,
назначая экспертизу, и обязан знать и понимать эксперт, который по
1
Российская юстиция. 2004. № 1.
470
закону вправе (и, конечно же, обязан) запросить у следователя допол-
нительные данные. При этом защитник делает, казалось бы, недопусти-
мую вещь — не соглашается с утверждениями подзащитного, фактиче-
ски изобличая его в даче «ложных» показаний. Но таков в этом случае
его долг — ибо этими показаниями подсудимый себя изобличал в том,
в чем, по мнению защитника, виноват не был. А в этом случае защитник
не связан позицией подзащитного.
Речь не украшена тем, что П. Сергеич называл «цветами красноречия»,
а все мы из речей по другим делам знаем, что Алексей Анатольевич это от-
лично умеет. Но, пожалуй, в данном случае это скорее достоинство, чем
недостаток. Специфика дела, необходимость противостоять заключению
экспертизы требуют именно такого делового стиля. Изощренное красно-
речие мешало бы слушателю — судье правильно воспринимать тезисы за-
щиты, могло бы создать вредный психологический настрой: знаю, мол,
вас, адвокатов, за красивыми словами прячется отсутствие мысли.
Конечно, «цветы красноречия» нужны для обеспечения определенно-
го эмоционального состояния слушателя, но они как ораторский прием
эффективны в более-менее массовой аудитории. В судебном зале, может
быть, и была публика, но не она адресат судебной речи. Защита ориенти-
рована на суд — судью, единолично рассматривающего дело.
Защитнику необходимо было преодолеть негативно окрашенное по
отношению к подсудимому эмоциональное состояние профессиональ-
ного юриста — судьи, вызванное тяжестью последствий: человек по-
гиб, причем, возможно, из-за «лихачества» подсудимого — известного
в прошлом автоспортсмена. Ведь именно это следовало из заключе-
ния специалистов! Здесь надо было противопоставить эмоциям логи-
ку, скрупулезный разбор профессиональных выводов и оценок. И надо
сказать, что защитнику это вполне удалось.
Есть в речи, как нам кажется, и определенные недочеты. Нам пред-
ставляются не очень уместными следующие рассуждения защиты
о субъективной возможности вовремя обнаружить опасность для движе-
ния: «Тут нельзя стричь всех «под одну гребенку». Один водитель в со-
стоянии обнаружить, а другой — не в состоянии». Вряд ли это суждение
верно, ибо любой водитель должен отвечать по своим психофизическим
данным установленным стандартным требованиям. Именно поэтому
и водительские права дают только тем, кто успешно прошел медкомис-
сию, и запрещается управление автомобилем в нетрезвом состоянии.
Но речь, безусловно, хороша, и оправдательный приговор тому под-
тверждение.
А. Паничева, Ю. Костанов,
эксперты рубрики «Судебные речи», адвокаты
471
Речь адвоката А.А. Куприянова:
Ваша честь!
Главной предпосылкой и единственной непосредственной причи-
ной ДТП стало противоправное поведение пешехода Коростылева.
Именно Коростылев нарушил сразу несколько пунктов ПДД — 1.5, 4.3,
4.5. Это важнейшее обстоятельство подтвердили эксперты по безопас-
ности движения Дианов и Хренов, выступавшие в судебном заседании.
Позволю себе еще раз проанализировать элементы состава преступ
ления и обратить внимание суда на все объективно существующие дан-
ные, которые, на мой взгляд, с правовой стороны не дают возможности
суду согласиться с по-человечески понятной позицией супруги погиб-
шего: «Раз мой муж погиб, значит, виноват водитель!». А фактов, ука-
зывающих на невиновность подсудимого или как минимум на недока-
занности его вины, немало. Титов обвиняется в том, что «следовал со
скоростью, которую выбрал без учета характера организации движе-
ния». Этот вывод следствия опровергается материалами дела.
Согласно Закону «О безопасности дорожного движения» «безопас-
ность дорожного движения — состояние данного процесса, отражающее
степень защищенности его участников от дорожно-транспортных про-
исшествий и их последствий». Защищенность пешехода Коростылева
в нашем случае была «на высоте», так как имеющийся подземный пе-
реход на 100 % защищает пешехода от ДТП. Поэтому выбор водителем
скорости на этом участке вообще не может иметь отношения к безопас-
ности пешехода в рассматриваемых условиях организации дорожного
движения. Пешехода там просто не должно было быть, и учитывать его
появление водитель не должен.
Автомобиль подсудимого двигался с общей скоростью потока. По
этому водитель без необходимости не имел права, двигаясь в левом
ряду, выбрать скорость меньшую, чем скорость потока в пределах раз-
решенного максимума. Такое снижение запрещено ч. 3 п. 10.5 ПДД, так
как подсудимый создал бы помехи движению остальных автомобилей.
Таким образом, можно утверждать, что скорость Титовым была избра-
на в полном соответствии с требованиями разд.10 ПДД.
Скажу и о контроле над движением автомобиля, которого, по мне-
нию обвинения, якобы у подсудимого не имело места. Очевидно, что
скорость 80 км/час для легкового автомобиля — это та скорость, ко-
торая вполне позволяет контролировать его движение, так как она
вдвое меньше допустимой для автомобиля этого типа. Этот факт под-
тверждается и тем, что после ДТП подсудимый смог экстренно остано-
виться в своем ряду без заноса, без столкновений с другими транспорт-
ными средствами.
472
В силу вышесказанного отпадает и включенный в обвинение при-
знак «заведомости». Титов обвиняется в том, что он «заведомо поста-
вил себя в условия, при которых не был в состоянии обеспечить безо-
пасность движения, в результате чего совершил наезд... ».
Стороной обвинения Титову вменяется неосторожная вина (ст. 26
УК РФ) в форме «легкомыслия» (ч. 2 ст. 26 УК РФ), а в преступной
«небрежности» (ч. 3 ст. 26 УК РФ) он не обвиняется.
Но для полноты картины есть смысл разобраться и в том, имела ли
место со стороны подсудимого преступная небрежность? Имело ли ме-
сто преступное бездействие?
Иначе говоря, нам надо ответить на вопрос: «Достаточно ли внима-
тельно Титов смотрел по сторонам?»
В Правилах нет указаний, что водитель обязан ожидать наруше-
ния правил другими участниками движения, в том числе пешеходами.
Именно поэтому в Правилах не записано: «водитель обязан обнару-
жить опасность».
Правила говорят только об опасностях, «которые он в состоянии
обнаружить» (п. 10.1 ПДД). Эта формулировка ПДД указывает право-
применителю на тот факт, что данная оценка («был в состоянии» — «не
был в состоянии») всегда весьма субъективная категория. Она прямо
привязана к личности водителя.
Тут нельзя стричь всех «под одну гребенку». Один водитель в состоя
нии обнаружить, а другой — не в состоянии.
Кто исследовал личность водителя Титова? Никто!
Но прежде чем исследовать субъективную возможность обнару-
жить пешехода, а без этого признать вину Титова нельзя, следует разо-
браться в объективной возможности его обнаружения.
Объективной невозможностью предотвратить ДТП — назовем ее
«геометрической» — является невозможность увидеть пешехода из-за
загораживающего пешехода препятствия (автомобиля, поворота и т. п.)
или наезд ввиду недостатка времени для экстренного торможения по-
сле того, как водитель обнаружил опасность.
Имеет право водитель следить за спидометром? Как показал в суде
эксперт Дианов, водитель даже обязан это делать — для контроля ско-
рости. Взгляд на спидометр с уяснением его показаний в темное время
суток занимает не менее секунды.
Имеет право водитель поглядеть в зеркало заднего вида? Имеет, —
говорит тот же эксперт, — еще минимум секунда долой! Но водитель
имеет право и в боковые зеркала посмотреть! Глянул водитель впе-
ред на свою полосу — никакой опасности. Ну, еще на соседнюю поло-
су посмотрел. Все едут дисциплинировано. А пешеходов тут быть не
473
должно, поэтому смотри себе назад: контролируй дорожную обста-
новку.
Что в деле опровергает версию защиты о том, что из периода време-
ни, рассчитанного в экспертизе следствия как время для торможения,
следует вычесть время, в течение которого Титов смотрел в зеркала?
Уберите из экспертизы следствия эти две-три «законные» секунды,
и она сильно «покачнется». Можно сказать, «рухнет».
Но она обрушится и без названных допущений. Собственно «ариф-
метика» у экспертов правильная, а вот исходные данные негодные.
На взгляд защиты, «цифровые» показания, данные самим подсуди-
мым на предварительном следствии и фактически уличающие его, не
могут в силу ч. 1 ст. 276 УПК РФ быть отнесены к допустимым дока-
зательствам.
В части содержащихся в них конкретных цифр все они были основа-
ны лишь на догадке подсудимого.
Подсудимый до ДТП не задумывался над этими цифрами, не запо-
минал их.
Подсудимый в своих показаниях на следствии и даже тут — в суде,
видимо, от волнения, — тут моя недоработка, — некоторые цифры при-
водил вовсе несуразные. Например, говорил о том, что ехал рядом с фу-
рой, ограничивавшей ему обзор справа, более 10 минут, чего в условиях
Москвы не могло быть даже технически.
Место столкновения в своих первых показаниях Титов перенес в де-
сять раз дальше от очевидного ориентира, чем было на самом деле. По-
этому нельзя учитывать как достоверные и остальные указанные им
цифры, которые человеку и зафиксировать, и запомнить гораздо труд-
нее. Как указано в письме Института психологии РАН (автор — про-
фессор, доктор психологических наук В. Барабанщиков), полученном
по запросу защиты и приобщенном судом к уголовному делу, человек
не в состоянии столь точно определить малые размеры и дистанции
в ходе быстротечного ДТП, как это якобы определили на предвари-
тельном следствии все свидетели и подсудимый.
Как я уже говорил в своем подробном выступлении в начале процес-
са, грош цена всем этим «точным» до полуметра цифрам.
Особенно это касается скорости автомобиля, шедшего впереди
машины свидетеля Орлова — большегрузной фуры с прицепом, или
установления положения относительно этой фуры автомобиля под-
судимого.
В судебном заседании свидетель Орлов опроверг свои показания,
данные на следствии. Погрешность всех цифр, которые называет Ор-
лов, оценивается самим свидетелем в 20–30 %.
474
В показаниях свидетеля Дарченко, находившегося рядом с потер-
певшим, для нас ценно только одно. Свидетель показывает, что до мо-
мента наезда он автомобиль подсудимого не наблюдал, хотя смотрел
в сторону потерпевшего.
Из этого можно сделать вывод — автомобиль был загорожен от него
фурой.
Представляется, что правомерен вывод: в судебном процессе уста-
новлено, что у обвинения не осталось ни одного доказательства реально-
го местонахождения автомобиля подсудимого до момента его останов-
ки. Нет достоверных доказательств правильности основного критерия
виновности Титова: скорости движения автомобиля подсудимого по от-
ношению к рядом идущему транспорту. Даже длина автопоезда, заго-
раживавшего Титову обзор, не ясна, а поэтому при экспертизе должна
была приниматься максимальной допустимой по ПДД.
Непроверенные объективным контролем данные без какой-либо
критической оценки и, главное, без указания погрешностей переда-
вались для «геометрических» расчетов эксперту. Эксперт эти данные
принял, ничуть не удивившись точности измерений, произведенных
свидетелями невооруженным глазом.
Считаю, что эксперт был обязан установить и учесть обычные в по-
добных условиях погрешности. Во всяком случае, сам факт того, что
эксперт не учитывал погрешностей, должен был быть экспертом огово-
рен в своих выводах.
Судебно-медицинская экспертиза установила сильнейшую степень
опьянения потерпевшего. Мог он при таком состоянии двигаться, как
принято в экспертизе, — равномерно прямолинейно? Однозначно нет!
А все расчеты экспертизы следствия построены на этой предпосылке,
которую опровергли в суде свидетели.
Данные о скоростях движения, переданные экспертам, опроверга-
ются и следующим. В письме ЦНИИАМ, приобщенном к делу сторо-
ной защиты, указано, что спидометр ВАЗ в рассматриваемом диапазо-
не скоростей может завышать реальную скорость до 8 км/час. Откуда
свидетель Орлов черпал знания о скорости своего автомобиля и соот-
ветственно фуры, ограничивавшей обзор Титову? Он знал ее из пока-
заний спидометра своих «Жигулей», но спидометр мог показывать на
8 км/ч больше, чем была реальная скорость автомобиля. Значит, экс-
перты просто обязаны были принять скорость автомобиля Орлова не
70, а 62 км/ч, что опять же оправдывает Титова.
В настоящее время прошло уже 12 месяцев после ДТП. А течение
времени, как указано в письме Института психологии РАН, резко сни-
жает достоверность показаний свидетелей. Поэтому доказательствен-
475
ное значение следственного эксперимента, если его проводить сегодня,
будет невелико. Сегодня, больше чем через год после ДТП, пытаться
«выжать» из свидетелей истинные данные о скоростях и местоположе-
нии участников движения — значит, обманывать самих себя.
Еще раз повторю, что пока мы говорим только об объективной («гео
метрической») невозможности обнаружения опасности — пешехода —
водителем Титовым.
Перейдем, наконец, к возможностям субъективным. Возможностям
именно для водителя Титова обнаружить опасность. Они не менее важ-
ны, чем относительно легко устанавливаемые — объективные.
Никакая новая экспертиза или эксперименты не помогут сторо-
не обвинения добыть неопровержимые доказательства того, что Титов
и субъективно мог обнаружить Коростылева. Правда, говоря о субъ-
ективном восприятии, следует оговориться, что личность Титова не
исследовалась, поэтому все нижесказанное относится к любому во-
дителю. Даже при «геометрической» возможности вовремя заметить
пешехода этому могут воспрепятствовать обстоятельства психологиче-
ского свойства.
А именно обстоятельства, влияющие на восприятие водителем до-
роги, на которые указывается в ответе профессора В. Барабанщикова
из Института психологии РАН, а именно снижающие возможность об-
наружить опасность.
Ни один из факторов, указанных психологом, следствием не учтен:
темное время происшествия (23 ч.): большинство водителей при ис-
кусственном освещении видят хуже («ночью все кошки серы»); ночное
время происшествия (с 22 ч. до 6 ч.): ночью, когда человеку природой
положено отдыхать, скорость и возможности восприятия снижаются;
темная одежда потерпевшего: дополняет трудности восприятия при ис-
кусственном освещении; наличие движущегося рядом с автомобилем
подсудимого со стороны движения потерпевшего массивного автомо-
биля КАМАЗ, который привлекает внимание водителя, резко снижая
возможность обнаружения более отдаленной и меньшей по размеру
опасности; нахождение в непосредственной близости от места ДТП
ярко освещенного рекламного щита, яркость освещения которого зна-
чительно превышала яркость уличного освещения в месте перехода по-
терпевшего и т.д.
Все это мы в зале суда своими глазами видели во время просмотра
подготовленных стороной защиты видеоматериалов. Помните, как там
все мелькало?
О рекламном щите, из-под которого вышел потерпевший, скажу
особо. Речь не идет о том, что подсудимый отвлекся от управления,
476
глядя на рекламу, и потому проглядел потерпевшего. Дело в другом.
Периферическое зрение человека передает в мозг информацию обо
всех объектах, попавших в поле зрения. Но информация о больших
ярких объектах передается и воспринимается быстрее и в более пол-
ном объеме. На ее фоне информация о маленьких и темных объектах
передается медленнее или вовсе воспринимается мозгом как «шум»,
помехи. Возможно, при отсутствии большого яркого щита информа-
ция о сером малом предмете — человеке, двигавшемся на фоне серой
же толпы на тротуаре, могла бы быть мозгом водителя воспринята
лучше.
Следствие даже не задумалось над тем, что «геометрию» необходи-
мо дополнять «психологией». Давно пора в подобных делах изучать
и личность водителя. Необходимо назначать соответствующие экспер-
тизы.
Если суд придет к выводу, что защита опровергала «геометриче-
скую» экспертизу следствия, то, понятно, в психологической экспер-
тизе нужды нет.
Резюмирую, что все обвинение зиждется только на косвенных дока-
зательствах, тенденциозно отобранных среди равноценных им оправ-
дывающих. Причем обвинительные доказательства весьма низкого до-
казательственного качества.
Взять хотя бы проанализированную выше противоречивую экспер-
тизу следствия, опровергнутую свидетелем стороны защиты — экспер-
том Хреновым.
Таким образом, защитой в судебном заседании опровергнуты все
доказательства обвинения без исключения. Как минимум следует при-
знать, что от доказательств вины остались одни «неустранимые сомне-
ния».
Защита считает, что четко доказано: подсудимый в сложившейся
дорожно-транспортной обстановке действовал правомерно.
Объективных же данных для проведения новой сколько-нибудь
доказательной автотехнической экспертизы, т. е. экспертизы, которая
могла бы иметь категорические выводы, нет. Этот важный факт под-
твердил в судебном заседании эксперт Дианов.
Известно, что автоспортсмены, к числу которых относится подсу-
димый, есть самые дисциплинированные водители. Они обладают осо-
быми навыками автоматического ориентирования в любой дорожной
обстановке, и если спортсмен прямо говорит, что не видел, значил и не
мог видеть. И никакие косвенные доказательства, а особенно из числа
тех сомнительных, которые фигурируют в деле, не могут опровергнуть
этого прямого утверждения подсудимого.
477
Это взгляд защиты. У суда, к нашему несчастью, может быть взгляд,
отличный от позиции защиты, поэтому считаю необходимым обратить
внимание суда на ряд обстоятельств, которые защита просит признать
в качестве смягчающих (ст. 61 УПК РФ).
1. Грубо противоправное поведение потерпевшего, явившееся пер-
вопричиной ДТП.
2. Исключительно положительная характеристика с места работы
подсудимого.
3. Многолетняя бескорыстная работа подсудимого с детьми в авто-
клубе.
Среди воспитанников подсудимого два чемпиона Европы по авто-
спорту в различных дисциплинах!
Не стоит забывать, что подсудимый сам вполне мог погибнуть. И не
только он. Потерпевший поставил на грань гибели всех окружающих.
На скоростях около 80 км/ч любое столкновение может иметь фаталь-
ный исход для всех участников.
Если суд все же придет к заключению о виновности подзащитного,
прошу не избирать в качестве наказания лишение свободы.
Коснусь гражданского иска на сумму 528 632 рублей. Я никогда не
советую своим подзащитным торговаться из-за денег, если они вино-
вны. Даже в сомнительных случаях не советую, какую бы «липу» не
представляли потерпевшие в обосновании своих требований. Вино-
ват — отвечай! Но сегодня следует констатировать, что из-за пьяного
потерпевшего, явившегося непосредственной причиной рассматривае-
мой аварии, случайно причастного водителя больше года «тягают» по
инстанциям, хотят «посадить», да при этом и обобрать. Попытку граж-
данского истца получить с подзащитного значительную сумму в ком-
пенсацию морального вреда в случае, когда виновник аварии — сам
потерпевший, а подсудимый вполне мог погибнуть, можно объяснить
только полной потерей моральной ориентации.
Ну, тогда уж, будьте добры, пусть все будет по «букве» процессуаль-
ного закона и Гражданского кодекса!
Представленные документы вызывают серьезные сомнения в своей
подлинности и в достоверности понесенных затрат.
На взгляд адвоката, представленные доказательства не отвечают
признакам допустимости, представляются подложными и не подтвер-
ждают расходов истицы на погребение.
Квитанция по форме БО-13 № 451001 от 12 апреля с. г. не имеет обя-
зательного реквизита — подписи приемщика, зато имеет мастичный
штамп, якобы свидетельствующий о приеме денежных средств, кото-
рый на квитанциях данного вида никогда не проставляется.
478
Квитанция к приходному кассовому ордеру № 1246 имеет место
в форме, не предназначенной для расчетов с населением, не имеет под-
писи главного бухгалтера и расшифровки подписи кассира, дата ис-
правлена с 12 на 14 апреля. Исправления в документах данного вида
не допускаются.
В ходе подготовки к судебному заседанию нами был произведен
опрос дежурного приемщика ОАО «ТБ и К» в помещении морга № 10
Больницы им. Боткина. Она не подтвердила принадлежность назван-
ных документов названной организации.
Кроме того, считаю правильным исключить из суммы, предъявлен-
ной к возмещению, ботинки мужские, так как в упомянутой выше кви-
танции уже имеет место обувь похоронная — «тапочки белые».
Представляется, что расходы на вторую и, особенно, столь дорогую
пару обуви не могут быть включены в число обоснованных расходов на
погребение, компенсируемых согласно ст. 1094 ГК РФ.
Основой для присуждения компенсации должен быть перечень
услуг на погребение, предусмотренный постановлением правитель-
ства Москвы от 20 ноября 2001 г. — 1045-ПП «О предоставлении га-
рантированного перечня услуг по погребению на безвозмездной ос-
нове».
Представлены к взысканию документы, якобы свидетельствующие
о расходах по транспортированию тела для погребения в Липецкую об-
ласть. В связи с отсутствием документов о захоронении Коростылева
в Липецкой области вызывает сомнение и сам факт такой транспорти-
ровки. Транспортировка на столь дальнее расстояние разрешена только
в металлических «цинковых» гробах, а в документах описан деревян-
ный. Полагаю, в обоснование заявленных сумм требуются документы
о захоронении на конкретном кладбище.
Вместе с тем, понимая необходимость предусмотренной законом
для владельцев средств повышенной опасности компенсации спра-
ведливых расходов на погребение, подсудимый, выступая в качестве
гражданского ответчика, готов без всяких оправдательных документов
немедленно выплатить истице сумму, равную 12 тыс. рублей, что зна-
чительно превышает сумму, предусмотренную распоряжением первого
заместителя мэра Москвы в правительстве Москвы от 13 марта 2002 г.
№ 106-РЗМ «О ценах и тарифах на услуги, входящие в гарантирован-
ный перечень по погребению на платной основе», и в 10 раз превыша-
ет сумму, предусмотренную письмом Минфина РФ от 8 января 1998 г.
№ 12-05-01/Д.
В процессуальном плане при отсутствии надлежащих доказательств
считал бы правильным при любом выводе суда о виновности подсуди-
479
мого оставить гражданский иск без рассмотрения и передать в порядке
ч. 2 ст. 309 УПК РФ в гражданское судопроизводство.
Подводя итоги, защита констатирует следующее.
По объективной стороне состава преступления, предусмотренно-
го ч. 2 ст. 264 УК РФ, у обвинения остался доказанным только один
его признак, а именно только тяжкие последствия. Остальные призна-
ки объективной стороны стороной защиты опровергнуты. Нарушение
подсудимым Правил дорожного движения и эксплуатации транспорт-
ных средств места не имело.
Если суд все же усмотрит признаки объективной стороны, то по
субъективной стороне состава у подсудимого отсутствует как неосто-
рожная вина в форме легкомыслия, в которой он обвиняется, так и не-
брежность, в которой он не обвиняется.
В целом же защита просит Титова оправдать в связи с отсутствием
в деянии состава преступления по основаниям, предусмотренным п. 2
ч. 1 ст. 24 УПК РФ, а гражданский иск оставить без рассмотрения.
***
Головинский районный суд г. Москвы принял во внимание доводы
защиты и оправдал Владимира Титова, признав его невиновным в на-
рушении Правил дорожного движения.
Дело А. Наумова
(О продаже мобильных телефонов)
480
–– контроля безопасности продукции для окружающей среды, жиз-
ни, здоровья и имущества;
Как было сказано ранее в моем ходатайстве о прекращении дела
и как видно из допросов подсудимого и свидетелей, мобильный теле-
фон — особый продукт. Он практически не может быть подделан или
фальсифицирован, он не может нанести вред здоровью, поскольку не
в состоянии быть включен в сеть связи без разрешения другого феде-
рального органа Госсвязьнадзора на конкретный аппарат.
Что касается потребителей, то во всех сертификатах на все мобиль-
ные телефоны написаны одни и те же слова, поэтому сделать выбор на
основе сертификата невозможно.
Таким образом, в случае с мобильными телефонами сертификация
очевидно вовсе не требуется. Но главное — подсудимый торговал имен-
но сертифицированными телефонами.
По поводу того, является ли мобильные телефон тем специальным
товаром, который описан в диспозиции статьи 171.1 УК РФ, я доста-
точно привел, на мой взгляд, неопровержимых доводов в своем ранее
уже заявленном ходатайстве о прекращении дела.
Сейчас я только подтверждаю все положения этого ходатайства
и прошу суд повторно рассмотреть их при вынесении приговора по на-
стоящему делу.
Добавлю, что в «Послании президента Российской Федерации Фе-
деральному собранию» (официальное опубликование, Изд. «Изве-
стия» УД П РФ, 2001 г., л. 22): «Нужно энергично наводить порядок
в сферах, где есть избыточное государственное вмешательство. … Пре-
жде всего в чрезмерной на сегодняшний день обязательной сертифика-
ции продукции, …, разрешениях, регистрациях, …, не предусмотренных
в законах, но настойчиво вводимых всякого рода инструкциями».
Кто же у нас главный орган наведения порядка? Конечно суд, кото-
рый во всех своих звеньях должен проводить эту весьма правильную
президентскую линию.
В обвинительном заключении в числе нормативных актов, на кото-
рых основано обвинение, я не нашел документа, доказывающего необ-
ходимость наклеивать защищенные марки на мобильные телефоны.
Если в судебном заседании обнаружится такой документ, то без до-
полнительного расследования не обойтись.
При этом, если суд, изыскав новые неопровержимые доказатель-
ства вины, которые защите пока неизвестны, придет к выводу, что мо-
бильные телефоны относятся к числу товаров, маркирование которых
защищенными марками обязательно, то следует отметить и следую-
щее.
481
Зачем вообще необходимы защищенные знаки соответствия? Чтобы
гарантировать достижения целей сертификации. Но, как видно из выше
сказанного мной и самого судебного следствия, эти цели во всех вменя-
емых случаях были достигнуты Наумовым в возможно полном объеме.
Все проданные им аппараты были отличного качества, соответство-
вали маркировке производителя, были, в конце концов, все сертифи-
цированы!
Таким образом, следует сделать вывод о том, что, хотя отдельные
признаки состава преступления могут быть усмотрены, но имеют ме-
сто и все основания для применения п. 2 ст. 14 УК РФ, которая гла-
сит, что «не является преступлением действие (бездействие), хотя фор-
мально и содержащее признаки какого-либо деяния, предусмотренного
настоящим Кодексом, но в силу малозначительности не представляю-
щее общественной опасности».
Уверен, что никакой общественной опасности — ни большой, ни ма-
ленькой –содеянное подсудимым не имеет!
О правомерности применения этой нормы УК говорит и тяжесть
санкции вменяемой статьи, никак не соответствующая содеянному. На-
помню, что никто не только не пострадал, но и не мог пострадать, а гос-
бюджет от получения причитающихся от продажи налогов даже выи-
грал.
Теперь, закончив с признаками объективной стороны состава, перей
дем к субъективной. Адвокат обязан отработать дело со всех сторон.
Кто наш субъект?
Молодой, инициативный, грамотный в техническом плане чело-
век — инженер.
Правда, вовсе не юрист. Где же ему разобраться в таком массиве за-
конов, дополнений, изменений, писем и проч., и проч.?
В одном из допросов говорится о том, что Постановление № 601
было Наумову знакомо. Знакомо, конечно, он этого и не отрицал.
Но как инженеру ему было понятно, что радиостанции, к которым
в силу действующего классификатора и здравого смысла, относятся
мобильные телефоны, не входят ни в понятие «аудио-видеопродук-
ция», ни в понятие «компьютеры», названные в 601-м постановлении,
тем более они не относятся и к алкогольной продукции.
Иначе говоря, не было у подсудимого умысла нарушать закон, ведь
даже орган сертификации РОСТЕСТ-Москва счел, что маркирование
мобильных телефонов защищенными марками, «не предусмотрено»
(л. д. 15).
Того же мнения были и юристы, к которым он обращался, и все дру-
гие продавцы на рынке.
482
Именно удостоверившись в своей правоте, Андрей и продолжил
торговлю (см. 2 эпизод).
Кстати, об эпизодах.
На мой взгляд, в силу прямого указания ст. 16 УК РФ вывод след-
ствия о наличии совокупности преступлений ошибочен.
Следствием зафиксировано три эпизода деяния, на их взгляд, преду
смотренного ч. 1 ст. 171 УК РФ, т. е. одной частью одной статьи, имев-
шие место 31 августа и 9 ноября 2001 года. То, что первое состоялось до
возбуждения уголовного дела, а второе после возбуждения в плане ма-
териально-правовом значения не имеет.
Очевидно, что все эпизоды вполне однородны и охватываются по-
нятием неоднократности, предусмотренным ст. 16 УК РФ. В этом слу-
чае всякие основания говорить о совокупности преступлений по ст. 17
УК РФ, по мнению защиты, отсутствуют.
А вот при оценке смягчающих наказание обстоятельств факт прода-
жи товаров после возбуждения уголовного дела показателен.
На взгляд защиты, имеют место обстоятельства, предусмотренные
ст. 61 п. «Д» совершение деяния в силу стечения тяжелых жизненных
обстоятельств».
Как видно из допроса обвиняемого и свидетелей, Наумов закупал
оптом телефоны на заемные деньги. Бизнес дело жесткое, иногда даже
жестокое, в России всегда опасное. Не отдав долг вовремя, Андрей мог
попасть в пожизненную кабалу, потерять бизнес, все, что создавалось
годами с таким трудом. И вот тут никто из «правоохранителей» ему бы
точно не помог. «Когда убьют — приходите, а пока оснований нет», —
дежурная шутка нашей милиции.
Имел место у Наумова и «мотив сострадания», указанный в том же
законе.
Если бизнес рухнет? Куда пойдут все его многочисленные сотруд-
ники со своими детьми? На улицу, побираться?
Как всякий настоящий руководитель, молодой, но уже вполне со-
стоявшийся гражданин нашей Родины, подсудимый Наумов, в пер-
вую очередь думал о подчиненных и только потом о своем благопо-
лучии.
Я прошу суд учесть вышесказанное о безработных сотрудниках
и, если дойдет, до решения вопроса о конфискации имущества.
Государство при конфискации не сильно обогатится, как видно из
материалов дела — 3 телефона из изъятого у Наумова уже украли. Не
будем показывать пальцем на свидетелей в погонах, так как «не пойман
не вор». Судьба конфискатов у нас так же, как правило, плачевна: раз-
воруют.
483
А вот сотрудники подсудимого, все сегодняшние свидетели, «по
миру» пойдут автоматически, прямо с завтрашнего дня.
Вторым смягчающим наказание обстоятельством прошу суд при-
знать в порядке ч. 2 ст. 61 УК РФ исключительно положительную ха-
рактеристику, данную подсудимому трудовым коллективом и приоб-
щенную к материалам дела.
Представляется, что обстоятельства отягчающие наказание полно-
стью отсутствуют.
Если суд все же признает Наумова виновным…, суд есть суд и пред-
сказание его вердикта дело для адвоката неблагодарное, я просил бы
суд применить при назначении наказания ст. 64 УК РФ и назначить
подсудимому более мягкое наказание, чем предусмотрено санкцией
вменяемой части статьи 171.1 УК РФ. Например, штраф.
Исключительность ситуации, в контексте ст. 64 УК РФ, в данном
случае определяется как совокупностью смягчающих обстоятельств,
так в основном и неопределенность правового положения предметов
преступления, разобраться с которым не в силах даже юристы.
Если суд вынесет обвинительный приговор, значит с правовым по-
ложением мобильных телефонов не смог разобраться даже я — опыт-
ный юрист, автор многих статей в «Российской юстиции», награж-
денный премией «Фемида» и правительственной наградой за участие
в правовой реформе.
Из мелочей, обращу внимание суда на то, что мобильного телефона
модели SONY — Z5, указанной в обвинительном заключении в приро-
де не существует.
Есть SONY-СMD — Z5; может быть это и мелочь, но в деле, где при-
знаком преступления является специально описанный предмет и его
сертификация, эта описка характеризует общий низкий уровень пред-
варительного расследования.
Более серьезно то, что в числе доказательств, на которых осно-
вано обвинительное заключение, имеет место Постановление Гос-
стандарта № 56, а л. д. 104, якобы относящийся к названному по-
становлению, представляет из себя выписку из совершенно другого
документа — Постановления Госстандарта № 5, что на взгляд защи-
ты недопустимо. Это прямая фальсификация доказательств обвине-
нием.
Важно, что оба эти документа не проходили регистрации в Мин
юсте, не были опубликованы порядком, установленным п. 8 Указа
Президента РФ от 23 мая 1996 г. № 763 «О порядке опубликования
и вступления в силу актов Президента Российской Федерации, Пра-
вительства Российской Федерации и нормативных правовых актов фе-
484
деральных органов исполнительной власти» (с изменениями от 16 мая
1997 г., 13 августа 1998 г.), и потому не могут порождать обязанности,
обязательные для граждан, в т. ч. для подсудимого.
Прошу суд моего подзащитного оправдать за отсутствием события
преступления (п. 1 ст. 5 УПК РСФСР) ввиду отсутствия у него в оборо-
те специального товара, описанного в диспозиции статьи 171.1 УК РФ,
или за отсутствием состава преступления п. 2 ст. 5 УПК РСФСР ввиду
отсутствия умысла на совершение вменяемого преступления.
Если суд будет склоняться к обвинительному вердикту, прошу
учесть все вышесказанное.
Дайте честному человеку возможность нормально работать и даль-
ше приносить пользу обществу.
***
Подзащитный оправдан Тушинским судом.
Дело Хатовой1
(Налоговое дело)
1
[Электронный ресурс]. URL: http://www.kupriyanov.info/speeches/2011-01-
06-13-59-22
485
Наследство открылось в дату смерти наследодателя. Наследница про-
живала (была зарегистрирована) в одной квартире с наследодателем, то
есть фактически владела ей (что подтвердил и свидетель — оперативный
сотрудник милиции Арбузов, допрошенный в суде), оплачивала кварти-
ру и даже налог на квартиру — налог на недвижимость. Иначе говоря, вне
всякого сомнения, подсудимая-наследница наследство приняла.
В нашем случае, подзащитная, проживая совместно с отцом-на-
следодателем в одной квартире и зарегистрированная там же, в силу
презумпции, установленной п. 2 ст. 1153 ГК, приняла наследство без
подачи заявления нотариусу. Это было ее законное право. Она не на-
рушила какого-либо закона. Хатова приняла наследство в момент
смерти отца. А нотариус, выдав свидетельство о праве на наследство
в 2007 году, этот бесспорный для нас и для нотариуса факт подтвердил,
т. к. иначе он обязан был бы отказать в выдаче свидетельства и потре-
бовать судебного решения. Нотариальное свидетельство от 11.12.2007,
как явствует из его текста, подтвердило возникновение права собствен-
ности Хатовой на спорную долю квартиры. То есть из самого нотари-
ального документа, выданного за неделю до госрегистрации этого пра-
ва, следует, что право возникло совсем не 18.12.2007, как это полагает
обвинение, а как минимум существовало 11.12.2007.
Важно отметить, что нотариус только подтверждает факт возник-
новения этого права. Сами нотариальные действия в силу своей специ
фики принципиально никогда (!) не оказывают влияния на наступле-
ние того или иного юридического факта. Они их только фиксируют.
Дата возникновения права собственности наследника при наследова-
нии (универсальном правопреемстве) всегда в силу закона совпадает
с датой открытия наследства. Об этом очень подробно сказано в хода-
тайстве защиты № 1.
Таким образом, право собственности на наследственное имущество,
безусловно, возникло у Хатовой именно 01.03.2000 г. и к моменту от-
чуждения имущества в виде 1/4 квартиры, произошедшего 25.12.2007 г.
оно находилось в собственности подсудимой более 3 лет.
Заметим, что Налоговый кодекс РФ связывает те или иные налого-
вые последствия именно с датой возникновения права собственности,
справедливо не считая дату регистрации названного права существен-
ным обстоятельством и даже ни в каком ином контексте не упоминая
о такой регистрации.
Соответственно подсудимая независимо от факта неподачи ею дек
ларации имеет право на налоговый вычет в полном размере выручки
(п. 1 ст. 220 НК РФ). Таким образом, вменяемое уклонение не имело
места, т. к. у подзащитной не было обязанности уплатить налог, и кроме
486
того, необходимое вредное последствие в виде непоступления денеж-
ных средств в соответствующий бюджет также отсутствует.
В Обвинительном заключении нет никаких умозаключений со ссыл-
ками на нормы права в обоснование того, что право собственности на
наследство якобы возникло у подзащитной лишь в указанную в Обви-
нительном заключении дату — 18.12.2007 г. (дата госрегистрации это-
го права). Право собственности всегда принципиально возникает ранее
даты его регистрации, кроме случаев установленных законом. В отно-
шении наследства таких исключений законодатель не утвердил.
Это же подтверждается и текстом самого обвинительного заключе-
ния.
Стоит заметить, что молодой сотрудник ИФНС, допрошенный су-
дом в качестве свидетеля — Даненков, сообщил, во-первых, что переда-
ча физического лица с учета в одной ИФНС на учет в другую ИФНС
в связи с изменением места жительства происходит автоматически по
данным регистрации милиции в силу п. 4 ст. 85 НК РФ, во-вторых, все
ИФНС в силу п. 4 ст. 85 НК РФ имеют данные по обороту недвижимо-
сти, зарегистрированной ФРС по Москве, и имеют возможность и обя-
занность привлечь каждое лицо, получившее доход в прошедшем году
к уплате НДФЛ в следующем году даже, если отчуждатель недвижимо-
сти не подал декларации. Направляли ли Хатовой из ИФНС предупре-
ждение о необходимости уплатить НДФЛ со сделки по отчуждению
последней квартиры, свидетель не знает.
Заметим, подсудимая заявила, что подобного документа из ИФНС
не получала. По существу конкретного дела свидетель ничего не сооб-
щил. Далее суд задал свидетелю вопрос, на взгляд защиты, более под-
ходящий для специалиста и оказалось, что свидетель убежден, что дата
возникновения права собственности у Хатовой совпадает с датой гос
регистрации этого права. При этом свидетель сообщил, что по образо-
ванию является инженером. В обоснование своих ошибочных сужде-
ний свидетель не смог сослаться на норму права, зато сообщил суду,
что в его личной практике случаев идентичных рассматриваемому не
было, поэтому он рассуждает тут в суде не по прецеденту или инструк-
ции, описывающей подобные случаи, а по собственному его — инжене-
ра разумению. Заметим, что в главе 23 НК «НДФЛ» слово регистрация
встречается всего 4 раза (1 раз — касается служебного загранпаспорта,
1 раз — фермерского хозяйства, 2 раза — индивидуального предпри-
нимателя). В контексте применимых норм НК слово регистрация че-
го-либо не встречается ни разу!
Допрошенная судом специалист-ревизор ОНП подполковник Пла-
тонова сообщила суду, что имеет только среднее экономическое (бух-
487
галтерское) образование, а так же высшее юридическое образование.
Все доводы экспертизы обвинения опровергнуты с подробной аргу-
ментацией допрошенным в суде специалистом, приглашенным сторо-
ной защиты, проф. Гришковцом А.А., профессором, доктором наук.
Защита обращает внимание суда на следующее. Среди комментато-
ров существует отрицательное мнение о самой возможности вменения
статьи 198 УК РФ в подобных случаях. Большинство ученых справед-
ливо полагают, что лица, привлекаемые к уголовной ответственности
по сходным фабулам должны оправдываться, поскольку подача или не-
подача декларации в данном случае никак не влияет на процесс изве-
щения налоговых органов о факте продажи недвижимости. Эти сведе-
ния они получают от ФРС в силу вышеназванного закона без участия
налогоплательщика в обязательном порядке и в автоматическом режи-
ме. Декларация же нужна только самому налогоплательщику для заяв-
ления о причитающихся ему вычетах.
В рассматриваемом сегодня судом случае подсудимую ввели в за-
блуждение в риэлторском агентстве, в котором она специально задава-
ла вопрос о необходимости совершения ею каких-либо действий в свя-
зи с продажей недвижимости и получила ответ, что ничего делать не
требуется.
Далее, как видно из материалов дела, она пыталась связаться с нало-
говыми органами по телефону, а налоговая инспекция была обязанная
давать справки по телефону, эту свою обязанность не выполнила. Не
привлекла ИМНС также подсудимую к административной ответствен-
ности за непредставление в срок декларации.
Какие же действия налоговые органы в кругу своих обязанностей
должны были совершить, получив в 2007 году сведения из ФРС? Они
были обязаны привлечь подсудимую к налогообложению в 2008 году,
направив ей соответствующий запрос. Этой обязанности посвящена
целая глава 14 Налогового кодекса РФ. Но этой обязанности ИФНС
не выполнила.
В совокупности все эти обстоятельства должны были подтвердить
подсудимой ее полностью соответствующее бездействию налоговых
органов мнение, сформированное допрошенными риэлторами. Во-пер-
вых, правильное об отсутствии у Хатовой объекта налогообложения
и, во-вторых, ошибочное об отсутствии обязанности подавать деклара-
цию.
Посмотрим далее, каким образом органы следствия получили ин-
формацию о якобы совершенном преступлении? Конечно, из базы дан-
ных. Сверили информационную базу сделок с базой поданных декла-
раций. Вот и вся оперативная работа.
488
Многие комментаторы полагают сомнительным при таких обстоя
тельствах осуждение лица, вовремя не подавшего декларацию именно
в ФНС. Ведь получается, что наличие или отсутствие преступления
зависит от качества и добросовестной работы государственной служ-
бы. Полагаю, это обстоятельство есть самостоятельное основание для
оправдания.
У подсудимой, вне всякого сомнения, не было умысла на совер-
шение вменяемого ей преступления потому, что она полагала после
консультации специалистов-риэлторов, что налог ей платить не сле-
дует.
Ровно об том же говорит и письмо ФНС, приобщенное защитой
к делу в предыдущем судебном заседании: «При решении вопроса о мо-
менте возникновения права собственности на имущество, переходящее
в порядке наследования, необходимо учитывать следующее. … Свиде-
тельство о праве на наследство по закону или по завещанию является
достаточным доказательством наличия и объема права на наследствен-
ное имущество. … Следовательно, право собственности на наследствен-
ное имущество возникает у наследника со дня открытия наследства
(дня смерти наследодателя) независимо от даты государственной ре-
гистрации этих прав».
Именно этим письмом и руководствовался риэлтор-консультант,
дававший разъяснения подзащитной, в которых он его должен был
упоминать, что не отрицает и подсудимая. Таким образом, подзащит-
ная только выполнила разъяснение ФНС РФ.
Как выяснилось в ходе исследования доказательств, обвинение
увидело трудность в толковании следующего абзаца вышеназванного
письма: «Реализация права на предусмотренный подпунктом 1 пун-
кта 1 статьи 220 НК РФ налоговый вычет ставится в зависимость от
подтверждающих документов (договора купли-продажи, свидетель-
ства о государственной регистрации права, платежных документов),
а не от правоустанавливающих обстоятельств, в частности от основа-
ния и момента возникновения права собственности на соответствую-
щее имущество налогоплательщика».
В контексте приведенных ранее цитат того же документа, не вызы-
вающих двойного толкования, рассматриваемый абзац говорит лишь
о том, что возникшее в силу закона право на налоговый вычет должно
реализовываться (оформляться) только в случае предоставления пол-
ного пакета документов, в который должно входить, конечно, и свиде-
тельство о государственной регистрации прав на недвижимость. Пра-
воустанавливающими же обстоятельствами в данном случае являются
смерть наследодателя, родственные отношения с последним подсуди-
489
мой и проживание дочери в квартире отца. Понятно, что налоговый ор-
ган не может и не должен подменять нотариат и ФРС, учитывая эти об-
стоятельства непосредственно.
Кроме того, лингвистическое толкование абзаца показывает, что
слова «в частности от основания и момента возникновения…» никак не
относится к периоду (части предложения) «а не от правоустанавливаю
щих обстоятельств», так как в нем отсутствует частица «НЕ». Конец
фразы относится либо к первой части рассматриваемого предложения,
предшествующей союзу «а», либо имеет самостоятельное значение пе-
речисления.
А именно, считали бы правильным следующее толкование: реа
лизация права зависит, во-первых, от подтверждающих докумен-
тов, во-вторых, не зависит от правоустанавливающих обстоятельств,
в-третьих, зависит от основания и момента возникновения права соб-
ственности.
Впрочем, при любом толкование значимость исследуемого абзаца
не может превысить значимость прямого указания того же письма дан-
ного тремя абзацами выше, потому что, повторю, в исследуемом абза-
це речь идет не о самом праве, что только и важно для уголовного дела,
а лишь о порядке реализации этого возникшего права.
Наличие подобного разъяснения, прямо противоречащего обвине-
нию, по мнению Верховного суда (Постановление Пленума от 28 де
кабря 2006 г. № 64 «О практике применения судами уголовного зако-
нодательства об ответственности за налоговые преступления» — п. п. 3
и 8), исключает умысел подзащитной, а соответственно и состав пре-
ступления по его субъективной стороне.
Прошу подзащитную оправдать по основаниям ст. 24 УПК РФ.
Кроме того, обращаю внимание суда на следующую юридическую
ошибку обвинения, важную для оценки социальной опасности лич-
ности подсудимой. Целью налогового преступления не может быть
«личное обогащение» (такая цель якобы была у подсудимой соглас-
но обвинению), поскольку неуплата налогов не увеличивает размер
собственного имущества субъекта. Уплата налога, в зависимости от
их размера, скорее предпосылка к разорению налогоплательщика. То
есть имущественной целью неплательщика может быть его нежелание
впасть в бедность (просто стать беднее) или обанкротиться. При этом
такое поведение криминология считает менее социально опасным, чем
основанное на мотивах наживы.
В случае обвинительного приговора, прошу применить санкцию
в виде штрафа, назначив его ниже нижнего предела в размере 30 тыс.
рублей с учетом данных о личности подсудимой…
490
При назначении наказания в виде лишения свободы, прошу приме-
нить условное осуждение и прямо указать в приговоре, что подсудимая
не ограничивается судом в праве выезда из Российской Федерации. При
отсутствии такого указания, в силу не основанной на законе, но повсе-
местно существующей практики, сложившейся в органах ФМС, услов-
ное осуждение приведет к отказу в выдаче подсудимой нового загранпас
порта (срок действия имеющегося истекает в 2010 году), что неизбежно
приведет к запрету на исполнение служебных обязанностей.
Гражданский иск в случае вынесения обвинительного приговора
прошу передать для рассмотрения в порядке гражданского судопро-
изводства, поскольку в исковом заявлении не рассмотрены право-
отношения, возникшие в связи с наследованием квартиры в период
действия закона о налоге «О налоге с имущества, переходящего в по-
рядке наследования или дарения», а также не учтена подлежащая в та-
ком случае возврату переплата подсудимой и третьими лицами — ее
сыновьями, не привлеченными к настоящему производству по граж-
данскому иску, налога на имущество в части четверти квартиры, яко-
бы в этом случае не находившейся ни в чьей собственности в течение
7 лет. Удовлетворение иска в полной сумме без учета переплат по на-
логу на недвижимость и привлечения к процессу третьих лиц полагаю
необоснованным.
***
Симоновский районный суд, рассмотрев уголовное дело № 1-493/09,
принял во внимание доводы защиты. Хатова была приговорена к лише-
нию свободы условно.
1
[Электронный ресурс]. URL: http://www.bestlawyers.ru/php/news/newsnew.
phtml?id=379&idnew=5456&start=0
491
дарить собственный дом?» в судебный журнал «Российская юстиция»
(1996. № 3).
Авторитет журнала решил дело в пользу ответчика, хотя судья во-
лынил это очевидное дело еще полтора года.
492
«договоренности» не участвовала, хотя вложения ее семьи значитель-
но больше?
Истец также старательно замалчивает факт получения им именно
в то время, когда он помогал отцу отремонтировать дом, права на мо-
сковскую квартиру отца, что, по мнению ответчиков, напрямую между
собой связано.
На наш взгляд, претензии, изложенные в исковом заявлении и по-
вторенные сегодня в процессе, совершенно безосновательны по следу-
ющим причинам.
Сыров Г.Е. на законном основании распорядился принадлежащим
ему и только ему правом — правом собственности на жилой дом. Как
видно из выступления в суде несмотря на преклонный возраст его де-
еспособность ни у кого не вызывает сомнений. Его собственность не
была обременена и согласие каких-либо третьих лиц на ее отчуждение
не требовалось.
Ответчик мог подарить дом не только своей дочери, что более, чем
естественно, но и Церкви, Детскому дому, наконец, государству.
Такие случаи не единичны и именно тогда, когда сын чем-либо не
устраивает — обижает родителей. А сын, который не только не подчи-
нился святой родительской воле, но и ухитрился подать на отца в суд,
по-видимому, вполне заслуживает лишения наследства.
Важно отметить и то, что как было сказано ранее, любое строитель-
ство со стороны Истца было в данном случае самовольным без соответ-
ствующего разрешения компетентных госорганов. Поэтому даже в том
случае, если бы все, что он считает своим, было бы построено в чистом
поле, и тогда права собственности на указанные строения у Истца не
возникло.
По поводу доказательственного значения проведенной судом экс-
пертизы я могу повторить только аргументы, изложенные в моей
статье «Можно ли подарить собственный дом?», опубликованной
в журнале «Российская юстиция» № 3, 1996 г. (Рубрика «Судебная
практика»).
На мой взгляд, то, что экспертиза проведена с грубейшими наруше-
ниями закона, совершенно некомпетентным лицом, явно тенденциоз-
но, и преследовала лишь цель угодить истцу, для решения вопроса роли
не играет и не дает никаких оснований считать Истца сособственником
спорного дома.
На основании вышеизложенного прошу в иске отказать.
***
Суд в иске отказал.
493
Липецкер М.С.
Адвокат Московской областной коллегии адвокатов.
Кандидат юридических наук
1
[Электронный ресурс]. URL: http://ex.kabobo.ru/docs/202000/index-2059-1.
html?page=5
494
снос или безвозмездное изъятие в собственность государства само-
вольно возведенных строений.
Установленные меры борьбы с самовольным строительством помо-
гут искоренить такие правонарушения. Но, к сожалению, иногда тре-
бования об изъятии домов как построенных самовольно предъявляют-
ся тогда, когда застройщик не мог своевременно оформить разрешение
на строительство не по своей вине, а по вине местных органов власти,
либо когда дом в целом был построен правильно, на законном основа-
нии, но застройщиком были допущены кое-какие мелкие, легко устра-
нимые нарушения и т. п.
Дело Зубова, которое вы сегодня рассматриваете, представляет со-
бой пример этого. Райисполком поставил вопрос об изъятии дома Зу-
бова без всяких оснований, только по клеветническому доносу одной
из его соседок — гр-ки Сурковой.
Требование райисполкома об изъятии принадлежащего Зубову
дома мотивировано тем, что Зубов:
1) купил у Кудрявцева старый дом без разрешения райисполкома;
2) купил его не для того, чтобы жить, а для того, чтобы снести его
и построить на том же месте новый дом;
3) построил новый дом самовольно, без надлежащего разрешения;
4) увеличил габариты нового дома по сравнению с габаритами ста-
рого дома, купленного у Кудрявцева, почти вдвое и, кроме того, постро-
ил мансарду площадью около 40 кв. метров, которой не было в старом
доме.
В ходе судебного разбирательства ни один из приведенных пунктов
не подтвердился.
В частности, довод о том, что Зубов купил старый дом у Кудряв-
цева якобы без разрешения райисполкома опровергнут представлен-
ной Зубовым нотариально заверенной копией решения райисполкома
от 11 апреля 1969 г., согласно которому Кудрявцеву разрешено продать
Зубову свой дом.
Не соответствует действительности и утверждение о том, что дого-
вор купли-продажи старого дома от 14 апреля 1969 г. был заключен Зу-
бовым фиктивно, с целью прикрыть незаконнос приобретение земель-
ного участка для строительства.
В основе этого утверждения лежит предположение, что Зубов с са-
мого начала, т. е. еще тогда, когда покупал старый дом у Кудрявцева, не
собирался жить в нем, а имел намерение снести его и построить на том
же месте новый дом. Но данное предположение ни на чем не основано.
Оно не подкреплено никакими доводами и не подтверждено никакими
доказательствами, а представляет собой беспочвенную догадку, кото-
495
рая не может иметь практического значения и не должна учитываться
судом.
В действительности же Зубов, покупая старый дом у Кудрявцева,
имел намерение жить в нем. Правда, он знал, что дом построен белее
25 лет назад и нуждается в ремонте. И со временем он собирался произ-
вести такой ремонт. Но у Зубова тогда еще не возникало мысли о сносе
старого дома и постройке на его месте нового.
Однако когда Зубов через четыре с лишним года собрался отремон-
тировать старый дом, пригласил для этого рабочих и приступил к ре-
монтным работам, дом неожиданно начал заваливаться. Его пришлось
разобрать. При этом выяснилось, что большая часть стен сгнила, изъе-
дена жучком и превратилась в труху. В таком же состоянии находились
и многие другие деревянные конструкции. В результате оказалось, что
вновь собрать старый дом невозможно. Поэтому Зубову пришлось при-
ступить к постройке нового дома.
Изложенное подтверждено многочисленными свидетелями, в том
числе рабочими Луневым и Ошаниным, которых Зубов нанял сначала
для ремонта старого дома, а затем для постройки нового, соседом По-
зументировым, с которым Зубов постоянно советовался по всем делам,
связанным с домом, и др. Все свидетели являются посторонними для
Зубова людьми и не заинтересованы в исходе дела. Их показания не
опровергнуты и не опорочены.
О том, что Зубов купил у Кудрявцева старый дом для проживания,
а не для сноса, свидетельствует и то, что после покупки Зубов прожил
в нем свыше четырех лет — с апреля 1969 года по июнь 1973 года. Если
бы Зубов купил дом для того, чтобы снести его и построить на том же
месте другой дом, то он, несомненно, приступил бы к этому не через че-
тыре года, а значительно раньше.
Не менее важно и то, что из приобщенного к делу списка строи
тельных материалов, приобретенных Зубовым, видно, что до лета
1973 года, т. е. до тех пор, пока старый дом не развалился, Зубов купил
только несколько кубометров леса и незначительное количество кир-
пича-половняка, нужных для ремонта дома, а в основном материалы
для строительства нового дома были заготовлены им в конце 1973 года
и в 1974 году.
Это также свидетельствует о том, что намерение построить новый
дом возникло у Зубова лишь после того, как выяснилось, что старый
дом невозможно восстановить.
Все сказанное исключает возможность признания фиктивным до-
говора на покупку старого дома, заключенного 14 апреля 1969 г. меж-
ду Кудрявцевым и Зубовым. Согласно ст. 53 ГК РСФСР сделка может
496
быть призвана притворной (т. е. фиктивной) только в случае, если она
совершена с целью прикрыть другую сделку, которая в действительно-
сти имелась в виду. Значит, для признания сделки притворной, необхо-
димо установить, что лицо, ее совершившее, сознательно преследовало
цель добиться результатов, вытекающих из прикрываемой сделки, т. е.
действовало умышленно.
В данном же случае в действиях Зубова не было никакого умысла.
В п. 6 постановления Пленума Верховного Суда РСФСР от 19 мар-
та 1975 года «О некоторых вопросах, возникающих в практике судов
при применении ст. 109 ГК РСФСР о безвозмездном изъятии само-
вольно построенного дома»» указано, что поскольку безвозмездное
изъятие дома на основании ст. 109 ГК РСФСР есть карательная статья
за правонарушение, постольку эта мера может быть применена «лишь
при доказанности вины лица, осуществившего самовольное строитель-
ство». Следовательно, если Зубову нельзя вменить в вину то, что он на
месте старого дома, купленного у Кудрявцева, построил новый дом, то
это не может служить основанием для безвозмездного изъятия у него
дома на основании ст. 109 ГК РСФСР.
В обоснование своего иска об изъятии дома Зубова райисполком со-
слался также на то, что он был возведен Зубовым самовольно, без раз-
решения местных органов власти.
Но в процессе рассмотрения дела в суде выяснилось, что 21 мая
1974 г. исполком сельского Совета народных депутатов вынес реше-
ние, в котором было записано, что в связи с тем, что старый дом Зубова
пришел в ветхость и стал непригоден для жилья, ему разрешается пе-
рестроить его в прежних габаритах; вопрос же об устройстве мансарды
согласовать с районным архитектором.
Следовательно, разрешение на постройку нового дома у Зубова
было.
Правда, в судебном заседании представители райисполкома пыта-
лись опорочить это решение исполкома сельского Совета народных де-
путатов на том основании, что оно якобы не имеет силы. При этом они
указали, что исполком сельского Совета народных депутатов непра-
вомочен выносить такое решение, ибо право санкционировать новое
строительство принадлежит только райисполкому, что решение испол-
кома сельского Совета народных депутатов от 21 мая 1974 г. вынесено
уже после того, как Зубов разобрал старый дом и приступил к построй-
ке нового, и что упомянутое ранее решение в настоящее время отмене-
но решением райисполкома от 9 июля 1976 г.
Однако все эти доводы совершенно необоснованны и не могут быть
приняты во внимание.
497
Ссылка представителей райисполкома на то, что исполком сель-
ского Совета народных депутатов не имел права давать разрешение на
постройку дома и что оно могло быть дано только самим райисполко-
мом, не основано на законе. В статье 4 «Правил застройки сельских
населенных пунктов РСФСР», утвержденных постановлением Сове-
та Министров РСФСР от 6 мая 1970 г. № 28, записано, что все виды
строительства и благоустройства в сельских населенных пунктах про-
изводятся с разрешения соответствующего исполкома сельского, по-
селкового и районного (в районных центрах) Совета народных депу-
татов. Следовательно, разрешение райисполкома необходимо только
для строительства в районных центрах, а для сельских населенных
пунктов достаточно разрешения исполкома сельского Совета народ-
ных депутатов.
Решение исполкома сельского Совета народных депутатов от 21 мая
1974 г. не может быть опорочено и по тому мотиву, что оно было вы-
несено-уже после того, как Зубов начал строить новый дом. Объясне-
ниями бывшего председателя сельского Совета народных Депутатов
Алехиной установлено, что Зубов обратился в сельский Совет за раз-
решением на перестройку дома еще летом 1973 года, сразу после того
как его старый дом развалился и возникла необходимость в строитель-
стве нового, т. е. своевременно. Но в тот момент Алехина была занята
и не могла оформить письменное разрешение.
Поэтому она предложила Зубову приступить к строительству на ос-
новании ее устного разрешения с тем, что соответствующее письмен-
ное решение будет вынесено позже. Следовательно, если и имела ме-
сто какая-то задержка в оформлении разрешения на строительство, то
не по вине Зубова, а по вине соответствующего должностного лица, за
действия которого Зубов не может нести ответственности.
Кроме того, нужно иметь в виду, что выдача надлежаще уполномо-
ченным органом разрешения на строительство, хотя бы и задним чис-
лом, исключает возможность признания его самовольным.
Не может иметь значения для дела и то, что разрешение на построй-
ку нового дома, выданное Зубову исполкомом сельского Совета народ-
ных депутатов 21 мая 1974 г., было отменено решением райисполкома
от 9 июля 1976 г.
Разрешение было отменено через два года после того, как 3убов за-
кончил постройку дома, и даже после того, как райисполком возбудил
в суде дело об изъятии этого дома. Когда Зубов строил дом, он не знал
и не мог предполагать, что имеющееся у него разрешение на строитель-
ство будет отменено.
Следовательно, это также не может быть поставлено ему в вину.
498
Из изложенного можно сделать вывод, что попытки представителей
райисполкома опорочить выданное Зубову разрешение на строитель-
ство нового дома являются несостоятельными.
Зубов построил дом не самовольно, а с разрешения управомоченно-
го на это местного органа власти.
В заключение я хочу остановиться на утверждении представителя
райисполкома о том, что Зубов якобы почти вдвое увеличил габариты
нового дома по сравнению с размерами старого дома, купленного у Ку-
дрявцева, и, кроме того, оборудовал в новом доме жилую мансарду, ко-
торой не было в старом доме.
И это утверждение беспочвенно.
Райисполком пытался уверить суд в том, что площадь старого дома
составляла всего 38 кв. метров, а Зубов построил дом площадью 68 кв.
метров.
То, что в новом доме Зубова имеется 68 кв. м полезной площади, не
вызывает никаких сомнений. Это указано в материалах Бюро техни-
ческой инвентаризации и подтверждено строительно-технической экс-
пертизой.
Что же касается размера старого дома, то официальных данных,
подтверждающих, что в старом доме было всего 38 кв. м, нет. В то вре-
мя (до 1969 года) техническая инвентаризация домовладений в сель-
ских местностях не проводилась, планы домов не составлялись, обмеры
не производились.
Исполком взял сведения о размерах старого дома из договора куп-
ли-продажи от 14 апреля 1969 г., заключенного между Кудрявцевым
и Зубовым. В п. 2 этого договора сказано, что Кудрявцев продал Зубо-
ву дом жилой площадью 38 кв. м. Но размеры старого дома, указанные
в договоре купли-продажи, нельзя сравнивать с 68 кв. метрами площади
нового дома, зафиксированными в современных инвентаризационных
документах. 68 кв. м — это полезная площадь, в состав которой входит
не только площадь жилых комнат, но и подсобные помещения (кухня,
коридоры, сени и пр.), а 38 кв. м жилой площади, указанные в догово-
ре купли-продажи, представляют собой только чистую площадь жилых
комнат, без подсобных помещений. Полезная и жилая площадь — несо-
поставимые величины.
Никаких сопоставимых данных о размерах старого и нового дома
райисполком суду не представил. Следовательно, он не доказал, что
Зубов незаконно превысил габариты нового дома по сравнению с габа-
ритами старого дома.
Зубов же представил достаточно убедительные доказательства, что
он не превысил габариты.
499
В частности, допрошенные в качестве свидетелей соседи Зубова По-
зументиров и Васильева показали, что новый дом, построенный Зубо-
вым, значительно выше и выглядит солиднее, чем старый дом Кудряв-
цева, но он поставлен на том же месте, что и старый. То же подтверждено
и в письменном заявлении в райисполком учительницы Пелагеи Васи-
льевны Кудрявцевой — дочери покойного продавца старого дома, все
детство и юность которой прошли в этом доме.
Свидетели Лунев и Ошанин, строившие для Зубова новый дом, по-
казали, что они клали фундамент дома не в заново вырытых траншеях,
а поверх старого фундамента, на котором стоял дом Кудрявцева. Эти
показания подтвердила и строительно-техническая экспертиза. Экс-
перты сообщили, что они в нескольких местах вскрыли фундамент но-
вого дома и повсюду под слоем нового кирпича обнаружили старую
кладку. А если новый дом поставлен на старом фундаменте, то размеры
дома не могли увеличиться.
Кроме того, эксперты обратили внимание на то, что при строитель-
стве нового дома использовались некоторые менее поврежденные брев-
на, слеги и другие строительные материалы, оставшиеся от старого
дома. Все они подошли для нового дома; их не пришлось наращивать.
Это также доказывает, чьи длина и ширина нового дома не превышали
длину и ширину старого и что, следовательно, габариты нового дома не
увеличены.
Что же касается ссылки райисполкома на то, что Зубов самовольно
оборудовал в новом доме жилую мансарду площадью около 40 кв. м., то
необходимо пояснить следующее: первоначально Зубов действительно
построил такую мансарду. Но в решении исполкома сельского Совета
народных депутатов от 21 мая 1974 г., которым Зубову было разрешено
построить новый дом, имелась оговорка, что вопрос об устройстве ман-
сарды должен быть согласован с районным архитектором.
А когда Зубов обратился к районному архитектору — это было
в феврале 1976 года, последний отказался санкционировать устройство
мансарды. Тогда Зубов демонтировал ее — разобрал внутренние пере-
городки, снял полы и потолки, забил окна и т. п. Сейчас — это обыкно-
венный чердак.
То, что мансарда уничтожена, не оспаривают и представители рай-
исполкома. Но они считают, что, поскольку Зубов раньше построил
мансарду, не получив на это разрешения, он совершил правонаруше-
ние, за которое должен быть наказан безвозмездным изъятием его
дома.
С такой постановкой вопроса нельзя согласиться. В п. 6 постановле-
ния Пленума Верховного Суда СССР от 25 февраля 1977 г. «О при-
500
менении законодательства при рассмотрении судами дел об изъятии
домов, построенных гражданами с нарушением действующих правил»
разъяснено, что «если допущенное существенное отступление от про-
екта либо грубое нарушение строительных норм и правил технически
устранимы и ответчик дал согласие привести строение в соответствие
с утвержденным проектом, суд вправе отложить разбирательство дела
и предоставить ответчику срок для приведения строения в надлежащее
состояние. При устранении допущенных нарушений иск об изъятии
строения удовлетворению не подлежит...».
Следовательно, согласно этому разъяснению изъятие дома на ос-
новании ст. 109 ГК РСФСР не может иметь места даже тогда, когда
собственник дома устранил допущенные нарушения уже после предъ-
явления к нему иска. Тем более недопустимо изъятие дома, если соб-
ственник добровольно устранил эти нарушения еще до возбуждения
дела в суде.
Таким образом, вина Зубова в самовольном строительстве не уста-
новлена. Все его действия, связанные с покупкой старого дома у Куд
рявцева, сносом этого дома и постройкой нового, совершены с ведома
и разрешения местных органов власти. Это полностью исключает воз-
можность удовлетворения иска райисполкома.
При рассмотрении настоящего дела необходимо учесть, что Зубов —
честный советский труженик. Он проработал свыше сорока лет в про-
мышленности, занимал ответственные посты, за отличную работу не-
однократно награждался орденами, медалями и почетными званиями.
Никаких порочащих его поступков он никогда не совершал, ни к какой
ответственности не привлекался. Сейчас он достиг преклонного воз-
раста и ушел на заслуженный отдых. За долгие годы трудовой жизни
Зубов не нажил никакого имущества, кроме дома, который является
предметом спора. Лишать его сейчас, на склоне лет, этого единственно-
го достояния было бы несправедливо.
Поэтому я прошу отказать в иске райисполкому.
***
Решением народного суда в иске райисполкома к С.И. Зубову о без-
возмездном изъятии дома было отказано.
Определением Судебной коллегии по гражданским делам Мо-
сковского областного суда кассационный протест прокурора района
и кассационная жалоба райисполкома были оставлены без удовлет-
ворения.
501
Любарская Г.В.
Адвокат Московской городской коллегии адвокатов
1
[Электронный ресурс]. URL: http://ex.kabobo.ru/docs/202000/index-2059-1.
html?page=7
502
ного районного Совета народных депутатов, в интересах которого про-
курором предъявлен иск; не привлечено к участию в деле Дорожно-экс-
плуатационное управление (ДЭУ) № 137, на жилой площади которого
Перадзе проживали до предоставления им ныне спорной квартиры.
Принимая к рассмотрению дело о признании ордера недействи-
тельным, о расторжении договора жилищного найма и о выселении
нанимателя, суд должен был иметь в виду последствия удовлетво-
рения такого иска, предусмотренные ст. 335 ГК РСФСР, а потому
в порядке досудебной подготовки привлечь к участию в деле орга-
низацию, в доме которой проживали ответчики до получения ныне
спорной квартиры.
И хотя в ходе судебного разбирательства было установлено, что до
получения двухкомнатной квартиры Перадзе проживал на жилой пло-
щади ДЭУ № 137 в с. Н. Высокое Адлерского района Сочи в качестве
нанимателя и никто из участников процесса не оспаривал законности
получения ответчиком этой площади, суд выселил Перадзе А.П. и его
мать без предоставления другого жилого помещения.
Очевидно, что решение суда в этой части противоречит ст. 335
ГК РСФСР. Отсутствие досудебной подготовки не могло не сказаться
на полноте исследования судом материалов дела, тем более что в ходе
судебного разбирательства он без какой-либо мотивировки отклонил
ходатайство моего доверителя об истребовании необходимых для раз-
решения дела документов.
Между тем, кроме копии ордера на спорную жилую площадь, в деле
нет других материалов, свидетельствующих о предоставлении райис-
полкомом Центрального района спорной квартиры Перадзе. В деле от-
сутствует даже копия решения райисполкома. О том, что такое решение
состоялось, можно судить лишь по данным ордера. Об этом же свиде-
тельствует и решение исполкома Сочинского городского Совета народ-
ных депутатов от 17 октября 1975 г. об отмене решения исполкома Цен-
трального районного Совета народных депутатов от 5 октября 1971 г., на
основании которого был выдан ордер. Перадзе же утверждал, что испол-
ком Сочинского городского Совета народных депутатов дважды выно-
сил решения, обязывающие исполком Центрального районного Совета
народных депутатов предоставить ему квартиру. При этом ответчик ссы-
лается и на то, что квартира была предоставлена ему по указанию испол-
кома Сочинского городского Совета народных депутатов и вне очереди,
как нужному для Сочи специалисту. Об этом свидетельствует представ-
ленная Перадзе суду переписка Министерства строительства по эксплуа
тации автомобильных дорог РСФСР с Министерством автомобильно-
го транспорта, исполкомом Сочинского городского Совета, Управления
503
Азово-Черноморских автодорог с исполкомом Сочинского городского
Совета народных депутатов, между этим управлением и Росавтостроем.
Однако суд уклонился от исследования представленных Перадзе
документов, не дав им в решении никакой оценки и отказав в истребо-
вании остальных.
Между тем с учетом особенностей настоящего дела выяснение всех
обстоятельств предоставления Перадзе как нужному для Сочи специа-
листу спорной квартиры имело чрезвычайно важное значение.
Из имеющихся в деле, а также дополнительно представленных ма-
териалов в суд кассационной инстанции видно, что решения исполко-
ма Сочинского городского Совета народных депутатов и исполкома
Центрального районного Совета народных депутатов были вынесены
по настоятельным просьбам нескольких министерств и ведомств, при-
чем спорная квартира была выделена с обязательством возврата испол-
кому равноценной жилой площади в строящемся доме. Это обязатель-
ство остается в силе и сегодня, что мог бы подтвердить представитель
ДЭУ № 137, если бы оно было привлечено к участию в деле.
Признав, что при выдаче ордера моему клиенту было допущено от-
ступление от установленного порядка, поскольку решению райиспол-
кома не предшествовало обсуждение этого вопроса представителя-
ми общественных организаций, суд не поставил даже вопроса, есть ли
вина моего доверителя в этом нарушении. Между тем судебной практи-
кой выработано твердое правило, что нарушение порядка предоставле-
ния квартиры исполкомом местного Совета народных депутатов, если
наниматель не имеет к этому нарушению никакого отношения, не мо-
жет служить основанием для выселения.
Уклонившись от исследования и обсуждения таких существенных
фактических данных, суд нарушил п. 2 постановления Пленума Верхов-
ного Суда СССР от 25 марта 1964 г. «О судебной практике по граждан-
ским жилищным делам» об обязательном учете всех конкретных обстоя-
тельств, связанных с предоставлением в пользование жилой площади.
Другим существенным процессуальным нарушением, допущенным
судом, является рассмотрение дела без участия матери Перадзе, кото-
рая жила вместе с сыном. Поэтому нельзя согласиться с выводом суда
о том, что Перадзе дал якобы неверные сведения о составе своей се-
мьи. На чем основано это утверждение, из решения понять трудно. Не
привлекая мать Перадзе к участию в деле, суд лишил ее возможности
представить доказательства о совместном проживании с сыном как на
прежней, так и на новой, ныне спорной жилой площади.
В результате обжалуемым решением суд разрешил вопрос об отсут-
ствии у матери Перадзе, не привлеченной к участию в деле, права на
504
спорную квартиру, что представляет собой существенное, нарушение
норм процессуального права (п. 4 ст. 308 ГПК РСФСР).
Неверным является также указание в решении суда, что мать Пе-
радзе имеет право на жилую площадь в квартире своего мужа в Грузин-
ской ССР. Делая такой вывод, суд не учел, что она более пяти лет назад
выехала из Грузинской ССР и проживала вместе с сыном в Сочи, сна-
чала в Адлерском, 9 затем в Центральном районах города.
При таких обстоятельствах вывод суда о том, что Перадзе якобы со-
общил неверные сведения о составе своей семьи при предоставлении
спорной квартиры нельзя признать правильным.
Наконец, следует остановиться на нарушении судом норм материаль-
ного права, допущенных при исчислении срока исковой давности.
Ордер на двухкомнатную квартиру был выдан Перадзе 8 октября
1971 года. Дело о признании его недействительным и о расторжении
договора найма жилого помещения возбуждено по иску прокурора
только 18 ноября 1975 года.
Как разъяснил Пленум Верховного Суда СССР в п. 18 постановле-
ния от 25 марта 1964 г. (в ред. от 27 июня 1975 г.), на требования о при-
знании недействительным ордера, выданного на занятие жилого поме-
щения, а также на требования о расторжении договора найма жилого
помещения, распространяется предусмотренный ст. 16 Основ граж-
данского законодательства Союза ССР и союзных республик (ст. 78
ГК РСФСР) общий трехгодичный срок исковой давности.
В соответствии со ст. 87 ГК РСФСР истечение срока исковой дав-
ности до предъявления иска является основанием к отказу в иске,
причем согласно ст. 83 ГК РСФСР течение срока исковой давности
начинается со дня возникновения права на иск, а право на иск возни-
кает со дня, когда лицо узнало или должно было узнать о нарушении
своего права.
Исполком Центрального Совета народных депутатов Сочи, выдавая
Перадзе ордер на двухкомнатную квартиру, не мог не знать обо всех
обстоятельствах предоставления жилой площади (отсутствие решения
жилищной комиссии, предоставление квартиры вне очереди и т. д.).
Поэтому время возникновения у исполкома права на иск о признании
недействительным выданного ордера, а следовательно, течение срока
исковой давности начинается для исполкома со дня выдачи Перадзе
ордера на эту Квартиру, т. е. с октября 1971 года.
Суд же при исчислении начала течения срока исковой давности до-
пустил ошибку. В решении указано: «...суд считает, что истцом (т. е.
прокурором) не пропущен срок исковой давности, так как о наруше-
нии своего права он узнал лишь в 1975 году».
505
Между тем прокурор Сочи предъявил иск в интересах исполкома
Центрального районного Совета народных депутатов.
В соответствии с ч. 2 ст. 33 ГПК РСФСР исполком Центрального
районного Совета народных депутатов должен участвовать в этом про-
цессе в качестве истца.
Независимо от того, кто обращается в суд — прокурор в порядке
ст. 41 ГПК РСФСР либо само лицо, чьи интересы нарушены, дело рас-
сматривается судом по правилам искового производства, а нормы ма-
териального права применяются к спорному правоотношению только
в пределах прав такого лица.
Это вытекает из ст. 83 ГК РСФСР, специально подчеркивающей,
что право на иск возникает со дня, когда лицо узнало или должно было
узнать о нарушении своего права.
Прокурор предъявил иск в защиту интересов исполкома Централь-
ного районного Совета народных депутатов, для которого срок исковой
давности уже истек. Очевидно, он истек и по требованиям, заявленным
прокурором. Всякое иное толкование закона об исчислении начала те-
чения срока исковой давности не со дня, когда лицо узнало о наруше-
нии своего права, а со дня, когда о нарушении этих чужих прав стало
известно органам, предъявившим иск в защиту интересов других лиц,
является неправильным.
В противном случае оказалось бы, что сторона, пропустившая срок
исковой давности без уважительных причин, не теряет права на удов-
летворение иска, если таковой заявляется прокурором в порядке ст. 41
ГК РСФСР. Однако законодатель не делает из общего правила о сроках
исковой давности никаких исключений.
Отсюда следует, что суд неправильно истолковал нормы, регули-
рующие институт исковой давности, и удовлетворил исковые требова-
ния прокурора, предъявленные через четыре года после возникновения
права на иск.
Все перечисленные нарушения норм материального и процессуаль-
ного права дают основание сделать вывод о незаконности и необосно-
ванности обжалуемого решения суда. Поэтому я прошу отменить его
и с учетом сложности дела принять его к производству краевого суда
по первой инстанции.
***
Определением Судебной коллегии по гражданским делам Крас-
нодарского краевого суда решение народного суда было отменено,
а дело принято к производству краевого суда в качестве суда первой
инстанции.
При новом рассмотрении дела в иске прокурору было отказано.
506
Могилянский Леонид Генрихович
Директор специализированного бюро «Адвокат»
Московской городской коллегии адвокатов
507
ную коллегию по гражданским делам Московского городского суда по
первой инстанции.
508
Как известно, с маркировкой связаны определенные права и обязан-
ности предприятий, вопросы качества, комплектации и т. п.
Представители завода утверждают, что все автомобили выпускают-
ся в экспортном исполнении. Однако мы утверждаем, что Приймаку
был продан автомобиль не экспортного исполнения как по качеству,
так и по маркировке.
Эксперт Ильиных считает, что при ответе на вопрос, изготовлен ли
этот автомобиль в экспортном исполнении, надо исходить как из мар-
кировки, которую требует ГОСТ, так и из дефектов автомобиля, а они
свидетельствуют о том, что автомобиль был не экспортного исполнения.
В соответствии с ГОСТ 10.15-69 к изделиям, идущим на экспорт,
предъявляются особые требования. Среди них проверка качества про-
дукции экспертной комиссией, назначаемой приказом директора заво-
да-изготовителя; технический контроль всех деталей, сборочных еди-
ниц, изделий и т. д.
Можно было бы сослаться еще на Положение о поставках товаров
народного потребления от 9 апреля 1969 г., согласно п. 41 которого Уни-
вермагу запрещено продавать в розничной сети немаркированную про-
дукцию даже надлежащего качества.
Возникают вопросы, возможно ли устранить обнаруженные произ-
водственные дефекты в гарантийных мастерских.
Почти все допрошенные в суде представители завода признали, что
около 20 серьезных дефектов — это дефекты производственного харак-
тера. Их можно устранить на заводе-изготовителе, Когда говорят об
устранении дефектов, то подразумевают оставление у Приймака того
же автомобиля. Но существуют еще Правила обмена, в которых пред-
усмотрена возможность замены автомобиля, если гарантийные ма-
стерские не в состоянии устранить обнаруженные дефекты. Приймак
и просит заменить автомобиль.
В комментарии к ст. 246 ГК РСФСР рассматривается вопрос о без-
возмездном устранении недостатков проданной вещи. Там указано:
«Это требование обычно заявляется в случаях, если при ремонте или
доставке недостающих частей качество вещи может быть восстановле-
но» (см. Комментарий к ГК РСФСР. 2-е изд. М., 1970. С. 359).
Но существенные дефекты автомобиля невозможно устранить так,
чтобы была обеспечена заданная техническая характеристика по проч-
ности, товарному виду, весу, как это и указал эксперт Кореневич.
Об автомобиле Приймака эксперты высказались так: «Если будет
произведен ремонт, эксплуатировать можно, но нельзя дать гарантию
безопасности» (Ильиных); «Автомобиль к дальнейшей эксплуатации
непригоден — нет гарантии его надежной работы» (Кореневич). Кроме
509
того, «ремонт сокращает срок службы автомобиля. Любой ремонт на-
рушает сопряжение деталей» (Ильиных).
Ленинградская научно-исследовательская лаборатория судебных
экспертиз разработала нормы утраты товарного вида при ремонте ав-
томобиля. При этом исходят из того, что любой нагрев металла ухуд-
шает его качество, сокращает срок службы, увеличивает возможность
коррозии, ухудшает эстетическое восприятие вещи и т. д.
Приймак покупал новый автомобиль, к тому же в экспортном ис-
полнении, а теперь ему говорят: давайте отремонтируем и дадим вам
вещь худшего качества. Уже пытались устранить дефекты автомобиля
в гарантийных мастерских, но там, как указывают эксперты, нет воз-
можности отремонтировать автомобиль Приймака.
Итак, следует прийти к выводу, что Приймаку продали автомо-
биль не экспортного исполнения и с дефектами, которые не могут быть
устранены в гарантийной мастерской.
Согласно ст. 245 ГК РСФСР «вещь, продаваемая торговой органи-
зацией, должна соответствовать государственному стандарту, техниче-
ским условиям...». Кроме того, согласно ст. 246 ГК РСФСР, регламенти-
рующей права покупателя в случае продажи ему вещи ненадлежащего
качества, при определенных условиях, предусмотренных в Правилах
обмена промышленных товаров, покупатель имеет право на замену
купленной им вещи.
В связи с тем, что для Приймака эти условия наступили, он вправе
требовать замены купленного автомобиля. Приймак с универмагом за-
ключил договор купли-продажи, но продавец передал ему автомобиль
ненадлежащего качества. Магазин и должен заменить его.
При этом в соответствии со ст. 171 ГК РСФСР исполнение данно-
го обязательства должно быть возложено на завод, который в данном
случае выступает как третье лицо, состоящее в договорных отношени-
ях с универмагом по поставке этих автомобилей. На основании ст. 223
ГК РСФСР ответственность магазина остается, если завод, на который
суд возложит исполнение данного решения по замене машины, не ис-
полнит его.
Итак, суд должен обязать универмаг заменить Приймаку неисправ-
ный автомобиль «Москвич-427» на исправный «Москвич-427 ИЭ»,
возложив исполнение этого решения на завод АЗЛК, а с универмага
(ответчика) взыскать все судебные расходы по делу.
***
Решением Московского городского суда универмагу «Березка»
было предложено заменить проданный автомобиль, а исполнение ре-
шения возложено на автозавод им. Ленинского комсомола.
510
Нахимова Елена Владимировна
Старший управляющий партнер адвокатского бюро «Нахимова
и Партнеры» Московской городской коллегии адвокатов
1
[Электронный ресурс]. URL: http://ex.kabobo.ru/docs/202000/index-2059-1.
html?page=9
511
Объяснение Зорина в этой части полностью подтвердил представи-
тель ответчика, который пояснил суду, что из уважения к Ивану Алек-
сандровичу, который много сил, энергии и времени отдавал коопера-
тиву в период строительства дома, правление ЖСК до июня 1978 года
не поднимало вопроса о судьбе квартиры № 501, которая все это время
пустовала.
8 июня 1978 г. Зорина исключили из членов ЖСК «Металлист»
и вскоре после этого ему вернули стоимость пая.
Тогда же кооператив из подлежащей возврату стоимости пая удер-
жал: расходы на содержание и эксплуатацию дома за период с марта
1977 года по 15 июня 1978 г. в размере 378 руб. 35 коп., проценты по ссу-
де Стройбанка за тот же период в размере 43 руб. 23 коп. и стоимость
амортизации квартиры — 104 руб. 75 коп., а всего 526 р. 32 к.
Считая, что указанная сумма удержана в нарушение п. 22 Пример-
ного устава ЖСК РСФСР, утвержденного постановлением Совета Ми-
нистров РСФСР от 2 октября 1965 г., И.А. Зорин обратился в народ-
ный суд.
Такова не отличающаяся особой сложностью фабула рассматривае-
мого вами спора.
Товарищи судьи! Представляется, что для того чтобы решить, за-
конны ли требования, заявленные моим доверителем, вам необходимо
ответить на следующие вопросы:
1) с какого момента возникают жилищно-правовые отношения
между кооперативом и его членами-пайщиками;
2) возникли ли указанные правоотношения между истцом и ответ-
чиком.
Как следует из возражений по заявленному иску, ответчик счита-
ет, что жилищно-правовые отношения между названными сторонами
возникают в момент вынесения общим собранием решения о принятии
лица в члены ЖСК.
Применительно к нашему случаю это означает, что жилищные право-
отношения между И.А. Зориным и ЖСК «Металлист» возникли 29 но-
ября 1973 года. Ответчик полагает, что с этого момента и до исключения
из членов кооператива И.А. Зорин должен нести все расходы, связанные
как с эксплуатацией квартиры, так и с эксплуатацией дома в целом.
Такова точка зрения ответчика и такова его правовая позиция, по-
ложенная им в основу возражений против заявленных исковых требо-
ваний.
Однако, если даже согласиться с изложенным, то суду следует при-
знать действия ответчика незаконными, произведенными в нарушение
законодательных актов, регулирующих деятельность ЖСК.
512
Так, согласно п. 4 постановления Совета Министров РСФСР от
11 марта 1976 г. № 171 «Об утверждении Перечня документов, по кото-
рым взыскание задолженности производится в бесспорном порядке на
основании исполнительных надписей органов, совершающих нотари-
альные действия» платежи по ссудам, а также проценты за пользование
ссудой при наличии обязательства взыскиваются с члена кооператива
на основании исполнительных надписей органов, совершающих нота-
риальные действия.
Обязательство, подписанное И.А. Зориным, представлено в суд от-
ветчиком и не оспаривается нами, однако правом исполнительной над-
писи кооператив не наделен.
Такой же порядок предусмотрен и для взыскания задолженности по
просроченным более двух месяцев платежам в счет покрытия расходов
на содержание и эксплуатацию дома (п. 20 постановления Совета Ми-
нистров РСФСР от 11 марта 1976 г. № 171).
Что касается стоимости износа квартиры — 104 р. 75 к., то указан-
ная сумма при наличии спора могла быть удержана с И.А. Зорина толь-
ко на основании судебного решения, ибо этот спор подведомствен суду
(п. 7 постановления № 6 Пленума Верховного Суда СССР от 16 июня
1978 г. «О применении судами законодательства при рассмотрении дел
по спорам между гражданами и жилищно-строительными кооперати-
вами»).
Однако представляется, что возражения ответчика против заявлен-
ных исковых требований противоречат закону по своей сути.
Считаю, что момент возникновения жилищных правоотношений
между кооперативом и его членом-пайщиком не может быть отождест-
влен с моментом принятия лица в члены ЖСК.
Товарищи судьи! Вы знаете, что затронутый вопрос является дис-
куссионным в юридической литературе, однако большинство циви-
листов придерживается той позиции, что право пользования коопе-
ративной квартирой возникает у члена-пайщика ЖСК при наличии:
1) членства в кооперативе; 2) решения общего собрания о выделении
конкретной квартиры; 3) ордера исполкома; 4) занятия квартиры.
Данной точки зрения придерживаются, в частности, И.С. Гуревнч
(«О жилищных правоотношениях в домах жилищно-строительных ко-
оперативов»), В.Ф. Чигир («Жилищное правоотношение»), Е.Н. Ген-
дзехадзе («Жилищно-строительные кооперативы в городе и селе»),
Б.С. Лесин («Право пользования жилой площадью в домах ЖСК»)
и др. Указанная позиция представляется правильной.
Как известно из материалов дела, И.А. Зорин не получал ордера на
спорную жилую площадь и в квартиру № 501 не вселялся. Это дает осно-
513
вание утверждать, что мой доверитель не стал пользователем кооператив-
ной жилой площади, т. е. жилищные правоотношения между ним и ЖСК
«Металлист» не возникли, а следовательно, на него не может быть возло-
жена обязанность нести расходы по эксплуатации квартиры и дома.
Изложенные соображения позволяют мне просить суд об удовлет-
ворении исковых требований моего доверителя о взыскании с ЖСК
«Металлист» 526 руб.
***
Народный суд удовлетворил иск И.А. Зорина.
Решение вступило в законную силу.
Дело Каулина1
(О доведении до самоубийства)
1
[Электронный ресурс]. URL: http://litlife.club/br/?b=222526&p=30
514
21 января между Алимовой и Каулиным в доме последнего прои-
зошла ссора из-за того, что Каулин накануне не пришел на свидание.
В процессе ссоры Алимова внезапно выбежала на кухню и выпила ук-
сусную эссенцию.
Через два дня Алимова скончалась в больницу.
Каулин был привлечен к ответственности за доведение Алимовой
до самоубийства.
Обвинение исходило из того, что Алимова в результате сожитель-
ства и двукратной беременности попала в зависимость от Каулина, а он
своей жестокостью, выразившейся в ложных обещаниях жениться, до-
вел ее до самоубийства.
515
Меньше чем через месяц после знакомства началось их сожитель-
ство.
Каковы же были взаимоотношения Каулина и Алимовой в период
их интимной связи и особенно в последнее время?
Я беру на себя смелость утверждать, что ничто в отношениях этих мо-
лодых людей, ничто в поведении Каулина не предвещало трагедии.
Да, я готов согласиться с тем, что Каулин после кратковременно-
го знакомства, не задумываясь над серьезностью своего отношения, не
проверяя глубины чувства, не отдавая себе отчета в значимости послед-
ствий такого шага, легкомысленно вступил в интимную связь с девуш-
кой. Но, простите, разве эта связь — односторонний акт? Разве все ска-
занное в равной мере не относится и к той, кого и невозможно и, быть
может, кощунственно, сейчас упрекать в чем-либо?
Уважая чувства матери, я обойду молчанием показания Алимо-
вой Антонины Петровны по поводу того, как начиналась интимная
близость Каулина и Алимовой, но я не могу не возразить прокуро-
ру, пытавшемуся изобразить Каулина эдаким опытным совратителем
и развратником, жуиром, запутавшим в своих тенетах наивную де-
вушку.
Ничто в прошлом Каулина об этом не свидетельствует. Напротив,
он утверждает, что Алимова первая женщина в его жизни, и никто
даже не попытался опровергнуть эти его показания. И вместе с тем
по возрасту Каулин моложе Алимовой, пусть всего лишь на один год,
да и жизненный опыт у Гали к моменту знакомства был богаче, если
только можно назвать «богатством» горькие ошибки и расплату за
них в местах лишения свободы... (впрочем, не будем порочить память
умершей), но согласитесь, товарищи судьи, что трудно при извест-
ных нам фактах увидеть в моменте первой близости в Гале — жертву,
а в Вадиме — совратителя.
Однако отношения Галины и Вадима не ограничились первой
встречей. Они познали и радость первых поцелуев, и горечь размолвок,
и счастье интимной близости, и трудность расставаний, они познали
и сладость надежд, и боль разочарований. Они не единственные, кто
прошел через все это в 18–20 лет! Быть может, правда, слишком просто,
презрев веления морали и нравственности, открыто начали, сожитель-
ство эти двое молодых людей. Но разве не свободна была Галя в выбо-
ре характера своих отношений с Вадимом, разве мы не убедились в том,
как легко и даже радостно пошла эта девушка навстречу своему и Ва-
дима влечению?
Но за первыми радостями вскоре же наступили печали, и вот печали
больше коснулись Алимовой — с этим нельзя не согласиться.
516
И возникшие трудности, и огорчения так характерны для подоб-
ных отношений, так типичны для обоюдных ошибок, что могут слу-
жить азбучными примерами возмездия за легкомыслие и неосмотри-
тельность.
Встречаясь почти ежедневно с Каулиным, бывая у него и ночуя
в его доме, поддерживая с ним фактические супружеские отноше-
ния, Алимова вскоре забеременела, и тогда, и, к сожалению, только
тогда, она впервые заговорила с Каулиным о замужестве, о юридиче-
ском оформлении их отношений. Разве может быть что-либо более
естественным и обычным? Но Каулин просит повременить с браком.
Правда, он обещает жениться, но назначает сравнительно отдавлен-
ный срок, срок, который не казался бы, впрочем, столь далеким, если
бы не было обстоятельств, не терпящих отлагательства, требования
же ускорить регистрацию вызывают обратную реакцию — Каулин во-
обще прекращает связь с Алимовой. Первоначально все это представ-
ляется Гале необычной подлостью, непорядочностью, обманом. Но
вскоре она соглашается с Вадимом и прерывает беременность. Она
готова ждать и надеяться, она не желает прекращать свои взаимоот-
ношения с Каулиным.
Прервав беременность, живя в это время в доме матери и некоторое
время не встречаясь с Вадимом, написав в техникум жалобу на «амо-
ральное» поведение Каулина, работая и имея самостоятельный зарабо-
ток, Алимова сама не пожелала порвать с человеком, о «непорядочно-
сти» которого она писала в жалобе. И вот она пишет новое заявление
директору техникума о том, что все недоразумения позади и у нее боль-
ше нет к Каулину претензий, идет домой к Каулину и говорит ему, что
он прощен ею и она хочет быть снова с ним, и вот уже на настоятельные
просьбы матери и брата порвать с Вадимом окончательно она говорит
им, что ей хорошо с ним, весело, что она его любит. Вы слышите, това-
рищи судьи, сама Алимова говорила, что ей хорошо с Вадимом, весело,
а вас пытаются убедить в обратном!
Ни одной жалобы от Гали на Вадима не слышал никто: ни подруга,
ни мать, ни брат, ни знакомый. Ни одного факта оскорблений, избие-
ния, издевательства, ни одного случая умышленного унижения досто-
инства, принуждения со стороны Вадима мы здесь не узнали.
Но ведь только такие обстоятельства предусмотрены законом как
необходимый элемент состава преступления, называемого доведением
до самоубийства.
Постановление Пленума Верховного Суда СССР по делу Е. гово-
рит, что нежелание продолжать сожительство не является тем действи-
ем, которое могло быть признано преступным. «Факт прекращения ин-
517
тимной связи не может рассматриваться как действие, подпадающее
под действие указанной статьи», — указывает Пленум.
Судебная практика твердо стоит на такой точке зрения и иной быть
не может, так как она бы противоречила закону.
Итак, мы убедились, что никакого жестокого обращения со сто-
роны Каулина с Алимовой не было, было лишь стремление оттянуть
брак.
И потому никто не слышал от Алимовой ни одной жалобы, а только
слова любви, только желание быть снова и снова с ним.
Да, уважаемые товарищи судьи, я готов согласиться, что любовь мо-
жет подчинить лучше и вернее любых приказов, привязать сильнее лю-
бых благ. Но не о такой зависимости говорит закон, и, чтобы разрешить
это дело, я вынужден вновь увлечь вас в трудный анализ нормы, пред-
усматривающей уголовную ответственность за доведение лица, нахо-
дящегося в материальной или иной зависимости, жестоким обращени-
ем или иным путем до самоубийства.
Это — закон, проникнутый высокой гуманистической идеей, содер-
жащий величайшую заботу о человеке, отражающий подлинный демо-
кратизм нашего строя. Социалистические отношения не совместимы
со злоупотреблениями материальной или иной зависимостью, особен-
но тогда, когда они представляют угрозу для жизни зависимого челове-
ка. Директор фабрики или завода, руководитель предприятия или уч-
реждения не вправе в нашей стране издеваться над теми, кто находится
в его подчинении.
Советский закон защищает слабого, он не разрешает родителям глу-
миться над детьми, закон осуждает жестоких и злоупотребляющих вла-
стью над детьми людей.
Социалистическое правосудие строго наказывает того, кто, пользу-
ясь властью, своей жестокостью и издевательствами доведет до само
убийства свою жертву.
Закон направлен на защиту трудящегося от самодура-начальника,
закон направлен на раскрепощение женщины в семье, закон защищает
всякого, кто как-либо, материально или служебно, зависит от другого
человека. Таков социальный смысл закона.
И чем глубже вы вникните в смысл предписаний закона, в его исто-
рический, классовый, социальный смысл, тем очевиднее вам станет, что
никакого отношения к рассматриваемому нами делу эта норма не име-
ет, ибо Алимова не находилась в какой-либо зависимости от Каулина
в смысле этой статьи.
В подтверждение правильности моих утверждений, а вновь позво-
лю себе сослаться на постановление Пленума Верховного Суда СССР
518
уже по другому делу. В нем говорится, что сам факт внебрачного сожи-
тельства не создает еще той зависимости между лицами, о которой го-
ворит закон. «Из дела видно, — указывается в постановлении, — что А.
не находилась ни в какой материальной или иной зависимости от М.,
она даже не жила с ним в одной квартире и имела самостоятельный за-
работок». Та же мысль выражена и в определении Судебной коллегии
по уголовным делам Верховного Суда СССР по делу В., где указано,
что зависимость может наступить только в результате брака, а не сожи-
тельства двух материально независимых друг от друга лиц. Судебная
коллегия обращает внимание на то, что приравнивать сожительство
к браку — значит, в корне извращать понятия семьи и брака, значит не-
верно оценивать глубокое значение юридического оформления семей-
ных отношений.
Поэтому я с полной уверенностью утверждаю, что Алимова не нахо-
дилась в зависимости от Каулина.
Итак, товарищи судьи, нет и следа от той картины, которая должна
была бы возникнуть перед вами в случае доведения до самоубийства,
нет ни зависимой жертвы, ни жестокого обидчика.
И теперь остается ответить на один лишь вопрос: если не было ни уз
зависимости, ни страданий от них, если не было жестоких обид и глу-
боких ран, откуда тогда возникло у молодой девушки такое близкое
к безумию решение уйти из жизни.
Ответ на этот вопрос менее всего находится во внешних обстоятель-
ствах ее жизни и тем более в действиях и поведении Каулина. Ответ вы
найдете в характере самой Алимовой.
Порывистая, безудержная натура Гали нам хорошо известна. Проч-
тите два ее заявления в техникум. Они противоположны по смыслу, но
тождественны по яростному темпераменту, по эмоциональному накалу,
я бы даже сказал, по какой-то исступленности.
Об этих же свойствах Галиного характера поведали вам и свидете-
ли. По утверждению людей, хорошо ее знавших, Галя при жизни была
девушкой чрезвычайно неуравновешенной, вспыльчивой, грубова-
той, нервной, легко возбудимой. Об этом даже сказано и в приобщен-
ной к делу характеристике, об этом же свидетельствовали и Савельева,
и Графова, и Иванова, и Каулины — сын и мать.
Нужно ли удивляться, что такой человек остро и мгновенно, но со-
вершенно неадекватно реагировал на малейшую обиду, на любой внеш-
ний раздражитель?
Конечно, нельзя забывать и того, что нервы этой, и без того неурав-
новешенной девушки были в тот период напряжены до предела. Жизнь
в доме матери была нелегка. Родные попрекали Галину внебрачной
519
связью, ее осуждали открыто и за глаза многие... «худая слава бегом бе-
жит»... свадьба снова откладывалась.
Что и говорить, ситуация не из приятных. Но так ли уж виноват в этой
обстановке Каулин, как это пытались изобразить? Давайте посмотрим
правде в глаза. Не будучи ханжами и лицемерами, мы должны признать,
что как ни глубоко и успешно развивается эмансипация женщины, в пси-
хологии и психике мужчины и женщины, как и в оценке их действий дру-
гими людьми, многое осталось нам в наследие от прошлого. Стремление
девушки к браку, ее боязнь остаться в «старых девах», сознание постыдно-
сти, позорности внебрачных связей и детей живы еще и в наш век.
И сейчас еще досужие кумушки, если и не решаются мазать дегтем
чьи-либо ворота, то уж не стесняются бросить камень в женщину-мать,
если в паспорте у нее нет лилового оттиска печати отдела записи актов
гражданского состояния. Да, уж эти кумушки!! Они и ребенка-то потом
не пощадят... впрочем, не об этом речь.
Так не естественно ли в этих условиях, что в то время, как Каулин со-
мневался и тянул, Алимова, стыдясь и негодуя, жаждала брака. И разве
не столь же знакомо нам стремление ее матери поскорее увидеть дочь
замужем, а его матери оттянуть время появления в доме невестки?
Но беда не приходит одна.
Незадолго до 21 января Каулин случайно узнает о судимости Али-
мовой за кражу. Он упрекает ее, она тяжело переживает упрек, но вско-
ре наступает примирение, примирение, не снимающее тяжести с души,
оставляющее в ней горький осадок... и, наконец, Алимова вновь была
беременна... 21 января Алимова приходит к Каулину и внезапно между
ними возникает ссора. Мы знаем теперь, что повод к ней был ничтожен,
но повышенная возбудимость Алимовой не дала ей возможности точно
и соразмерно реагировать на обиду. В одно мгновение, неожиданно даже
для нее самой, впервые молнией проносится в ее воспаленном воображе-
нии мысль о самоубийстве, и она бежит, не идет, а бегом бежит к полке,
где стоит уксус, торопясь, трясущимися от возбуждения руками хвата-
ет и открывает бутылку и, захлебываясь, обжигаясь, глотает эссенцию...
Необузданное и так легко ранимое сердце этой девушки переста-
ло биться через два дня, и только в эти два дня оно нашло успокоение
и новую надежду.
Быть может, впервые в жизни, на пороге смерти, она пишет элегиче-
ски спокойно. И кому? Тому, кто якобы бросил ее в лапы смерти! «Ва-
дик, — пишет она, — чувствую себя хорошо, болит только горло. Много
писать трудно. Галя. Встретимся, поговорим».
Им не пришлось больше встретиться. Жизнь Гали оборвалась траги-
чески и внезапно, но вины в этом Вадима Каулина нет.
520
Он не был жесток с ней.
Она не зависела от него.
Она убила себя под влиянием быстро и сильно нахлынувших на нее
чувств, и он скорбел о ней, плача навзрыд на ее могиле.
Сегодня вы слышите здесь в перерывах плач. Это плачет мать Вади-
ма. Она страшится за судьбу сына. Я надеюсь, что этот страх необосно-
ван. Сын ее должен быть оправдан, ибо он не совершил преступления,
и я прошу вас сказать об этом в вашем приговоре и освободить Каулина
из-под стражи здесь, в зале суда.
***
По жалобе адвоката, поддержанной им во второй инстанции, Ка-
лининским областным судом приговор народного суда был отменен
и дело прекращено за отсутствием в действиях Каулина состава пре-
ступления.
1
[Электронный ресурс]. URL: http://www.kommersant.ru/doc/178790
521
ки. В результате она подписывает документы и все свое имущество
отдает им. В тот момент, как она поставила подпись, ее участь была
предрешена.
Эти две женщины утверждают, что самочувствие Ивашовой было
таково, что срочно надо было ее госпитализировать. Но вместо того
чтобы вызывать «скорую помощь», чтобы оценить ее состояние, вы-
звать специалистов, они на «левой» машине доставляют старую жен-
щину в больницу. Они не везут ее в консультацию, а по блату, поль-
зуясь тем, что одна из сестер работала в поликлинике, получают
направление в больницу. Гинекологический осмотр был проведен
в машине!
Затем везут больную женщину — сердечницу в гинекологическое
отделение, где ей делают непонятно какие уколы, и она на второй день
умирает.
Я утверждаю, что их действия объективно способствовали ран-
ней смерти старушки. Я пока не имею оснований утверждать, что это
было умышленно. Я пока не имею оснований утверждать, что они
специально это сделали. Мы говорили о сердечном заболевании, а ее
возили на каком-то непонятном транспорте. Это граничит с убий-
ством!
Я не сомневаюсь, что займутся рано или поздно этим вопросом.
И нотариусом (имеется в виду нотариус Лариса Булгакова, оформляв-
шая документы) также. Мы утверждали и утверждаем, и это подтвер-
дили 10 экспертов, что Ивашова подписывала бумаги, не понимая, что
делает. Будучи психически больной, в старческом маразме, она могла
говорить, что ей хочется пить, показать, где болит, но принимать важ-
нейшие решения не могла.
Ваша честь!
Вы посмотрите, что они делают! (судья посмотрела на сестер. Те
нервно заерзали на скамейках). Надеюсь, вы вынесете правильное ре-
шение и удовлетворите наши исковые требования о признании обоих
документов недействительными».
***
Черемушкинский суд Москвы удовлетворил иск родственников по-
койной Валентины Ивашовой о признании незаконным переоформле-
ния ее квартиры в собственность сестер Элеоноры Гуваковой и Татья-
ны Дубовой.
522
Порецкая А.П.
Адвокат Московской областной коллегии адвокатов
1
[Электронный ресурс]. URL: http://ex.kabobo.ru/docs/202000/index-2059-1.
html?page=8
523
что по мировому соглашению от 15 июля 1971г., утвержденному судом,
Валина согласилась получить свою долю пая деньгами и тем самым от-
казалась от права пользования спорной жилой площадью; во-вторых,
он утверждает, что Валина не живет на спорной жилой площади свыше
шести месяцев и поэтому утратила право на нее.
Мировое соглашение от 15 июля 1971 г. истолковано Шерманом не-
правильно. По его мнению, оно предусматривает выплату Валиной де-
нежной компенсации за причитающуюся ей долю пая и это прекращает
право пользования кооперативной жилплощадью. Но подобное толко-
вание противоречит мировому соглашению, в котором ничего не сказа-
но о денежной компенсации или о денежных расчетах за пай, а также об
отказе Валиной от права пользования спорной жилой площадью и обя-
занности освободить ее.
В мировом соглашении записано, что за Валиной признается опре-
деленная доля в паенакоплении в ЖСК. Такая формулировка означа-
ет, что пай в ЖСК «Поиск-2», числящийся на счете Шермана, является
общим имуществом обоих бывших супругов, в котором Валина имеет
право на долю в размере 850 руб.
Пытаясь оспорить это, Шерман ссылается на то, что мировым со-
глашением предусмотрен только раздел пая. А это, по его мнению, оз-
начает, что Валина имеет право лишь на соответствующую денежную
компенсацию и не имеет права на пользование жилплощадью. Одна-
ко согласно п. 7 постановления Пленума Верховного Суда РСФСР от
28 января 1970 г. по просьбе супруга суд может признать за ним право
на определенную часть паенакопления, без раздела его на два самостоя
тельных пая. В этом случае пай остается общим имуществом обоих су-
пругов, за которыми сохраняется право пользования кооперативным
помещением.
Именно это, а не выплата денежной компенсации и выселение Ва-
линой из квартиры имелось в виду в мировом соглашении. Для этого
достаточно указать, что Шерман не платил и не предлагал Валиной
никакой денежной компенсации за ее долю пая, а Валина после за-
ключения мирового соглашения не только не требовала никаких де-
нег, но и пыталась даже оплачивать расходы по квартире. Кроме того,
она подавала заявление о принятии ее в члены кооператива на при-
знанную за ней долю пая, но заявление не было своевременно рассмот-
рено.
Все изложенное дает основание сделать вывод, что мировое согла-
шение сторон не может служить основанием для удовлетворения иска
Шермана о признании его бывшей жены утратившей право пользова-
ния спорной жилой площадью.
524
Не может служить основанием для этого и утверждение Шермана
о том, что Валина не проживала на этой жилой площади свыше шести
месяцев. Оно вообще не соответствует действительности. Показания-
ми свидетелей Адамовой, Белолобовой, Костилина и др. установлено,
что хотя Валина с апреля 1971 года постоянно не находилась в спор-
ной квартире, но очень часто посещала ее и нередко оставалась ноче-
вать, причем перерывы между посещениями не превышали двух-трех
недель.
Регулярно посещать спорную жилую площадь Валина прекрати-
ла лишь после того, как вывезла из нее свои вещи, т. е. с середины
апреля 1972 года. Но с этого момента до дня предъявления Шерма-
ном иска — до 11 июля 1972 г. прошло всего два с половиной месяца,
что явно недостаточно для признания ее утратившей право на жилую
площадь.
Вывоз Валиной своих вещей из спорной квартиры не может рас-
сматриваться как отказ от дальнейшего пользования этой жилой
площадью. Об отсутствии у Валиной намерения отказаться от пра-
ва пользования помещением свидетельствует хотя бы то, что она уже
после того, как вывезла вещи, обращалась в правление ЖСК с заяв-
лением о приеме в кооператив и о принятии от нее платежа за кварти-
ру. Действительной причиной вывоза вещей послужило то, что Шер-
ман в отсутствие Валиной самовольно пользовался ее имуществом,
в результате чего часть вещей оказалась испорченной. Это было
подтверждено показаниями свидетелей Адамовой, Белолобовой
и др.
При рассмотрении требования Шермана о признании Валиной
утратившей право на жилую площадь необходимо учесть и то, что
Шерман препятствовал Валиной пользоваться этой площадью: сме-
нил замок на входных дверях, отказался выдать ей ключ от нового
замка и т. п. Это подтверждено, в частности, показаниями несколь-
ких свидетелей, справками правления ЖСК и другими доказатель-
ствами.
Но если бы даже Валина действительно не проживала в спорной
квартире без уважительных причин свыше шести месяцев, все равно
нельзя было бы признать, что она утратила право на эту площадь.
Как известно, в п. 5 постановления Пленума Верховного Суда
СССР от 25 февраля 1967 г. указано, что к членам жилищно-строитель-
ного кооператива не применимо правило ст. 306 ГК РСФСР о сроках
сохранения жилой площади за лицами, временно выбывшими из жи-
лого помещения (только в течение шести месяцев). За членами ЖСК
кооперативные жилые помещения сохраняются в течение всего време-
525
ни их отсутствия, в том числе и свыше шести месяцев, независимо от
причин этого отсутствия.
Но можно ли распространить рассматриваемое правило не на чле-
нов кооперативов, а на их супругов или даже бывших супругов. Шер-
ман утверждает, что нельзя и по прошествии шести месяцев их от-
сутствия они могут быть признаны утратившими право пользования
кооперативной площадью. При этом он ссылается на п. 14 постановле-
ния Пленума Верховного Суда РСФСР от 28 января 1970 г., в кото-
ром сказано, что по иску пайщика ЖСК член его семьи может быть
признан судом утратившим право на жилую площадь в доме коопе-
ратива в связи с длительным непроживанием применительно к ст. 306
ГК РСФСР.
Полагаю, что эта статья относится только к тем членам семьи, ко-
торые не имеют никакой доли в паенакоплении, и не может быть рас-
пространена на супругов или бывших супругов члена кооператива,
которые участвовали во внесении пая и, следовательно, имеют в нем
долю. Лишать их права пользования помещением только за то, что
они отсутствовали какое-то время в месте своего постоянного жи-
тельства, так же неправильно и несправедливо, как и лишать по этой
причине самого члена кооператива права на закрепленную за ним
квартиру.
В п. 25 Примерного устава ЖСК сказано, что в случае расторжения
брака между членом кооператива и его супругом последний вправе тре-
бовать раздела пая и жилой площади и принятия его в члены коопера-
тива. Следовательно, такой супруг является потенциальным пайщиком
кооператива. Поэтому за ним должно быть признано такое же право на
сохранение жилой площади в случае длительного непроживания, какое
имеет член кооператива.
Все сказанное относится и к Валиной. Она была женой члена коопе-
ратива Шермана, ей принадлежит доля в кооперативном пае. Поэтому
ст. 306 ГК РСФСР на нее не распространяется.
Это значит, что иск Шермана о признании Валиной утратившей
право на жилплощадь должен быть отклонен как не основанный на за-
коне и не вытекающий из обстоятельств дела.
Встречный же иск Валиной о разделе жилой площади, закреплен-
ной в настоящее время за Шерманом, является обоснованным и подле-
жит удовлетворению.
Валина просит выделить ей и малолетнему сыну Андрею в пользо-
вание комнату площадью в 19,6 кв. м, значащуюся по поэтажному пла-
ну под № 2, и оставить за Шерманом комнату в 12,4 кв. м (по плану —
№ 1).
526
Требование Валиной основано на упомянутом п. 25 Примерного
устава ЖСК, а также на п. 5 постановления Пленума Верховного Суда
РСФСР от 28 января 1970 года.
Все условия, предусмотренные этими нормативными актами, нали-
цо. Валина поселилась на спорной жилой площади в качестве супру-
ги члена ЖСК Шермана. Пай за эту жилую площадь был внесен во
время брака между Шерманом и Валиной, в основном за счет их об-
щих средств. В настоящее время брак расторгнут. За Валиной призна-
на доля пая в сумме 850 руб. Площадь, которую Валина просит разде-
лить, состоит из двух комнат. То, что они смежные, не может служить
препятствием к разделу. В п. 5, подп. «в» постановления Пленума Вер-
ховного Суда РСФСР от 28 января 1970 г. сказано, что раздел жилой
площади между разведенными супругами может иметь место, если ка-
ждому из них может быть выделена отдельная комната, хотя бы и не
изолированная.
Не является препятствием к разделу и то, что стоимость комнаты,
которую Валина просит закрепить за ней, превышает долю пая, при-
надлежащую ей по мировому соглашению.
Согласно п. 5, подп. «г» постановления от 28 января 1970 г. в таком
случае разница может быть компенсирована другому супругу деньгами
или другим имуществом.
Валина согласна выплатить Шерману разницу между стоимостью
выделенной ей комнаты и принадлежащей ей долей пая в размере,
определенном правлением ЖСК «Поиск-2».
Из сказанного видно, что к удовлетворению встречного иска Ва-
линой нет никаких препятствий. Об этом я и прошу Судебную кол-
легию.
***
Решением Судебной коллегии по гражданским делам Московско-
го городского суда в иске Шерману было отказано, а встречный иск
М.И. Валиной удовлетворен.
Оно оставлено без изменения Судебной коллегией по гражданским
делам Верховного Суда РСФСР (см. Бюллетень Верховного Суда
РСФСР. 1975. № 2. С. 4).
527
Раппопорт Леонид
Адвокат Московской городской коллегии адвокатов,
общественный деятель
528
ного супруга, ущемляющие имущественные права другого, недействи-
тельны (Бюллетень Верховного Суда РСФСР. 1970. № 7. С. 10).
Товарищи судьи! При разрешении настоящего дела следует — отве-
тить на вопрос: доказано ли, что Кузенков распорядился автомашиной
«Волга» помимо воли теперь уже бывшей жены?
В ходе судебного разбирательства утверждалось, что этот иск был
предъявлен только для того, чтобы признать сделку недействительной,
что на самом деле семья сохранилась, а иск является искусственным
и нет оснований считать, что Кузенков оформил куплю-продажу этой
автомашины помимо воли своей жены.
Я должен сказать, что такого рода утверждения опровергаются ря-
дом доказательств. Свидетель Лихачева, работающая вместе с Ку-
зенковой, показала, что Кузенкова жаловалась ей на то, что муж не
хочет привезти ребенка с дачи, так как якобы сбил женщину, и дорож-
но-транспортное происшествие рассматривается в ГАИ (в это время со-
вершалась оспариваемая сделка). Свидетель Малькова говорила о том,
что у Кузенковой в семье ненормальные взаимоотношения, что муж
ушел из дома, Кузенкова жаловалась на него, плакала. Аналогичные по-
казания дал и свидетель Мрыль, который специально пришел из боль-
ницы, чтобы выполнить свой гражданский долг.
Можно искать какие-то противоречия в показаниях свидетелей,
сказать, что Мрыль, например, не называет точных дат, но эта-то не-
точность в первую очередь и свидетельствует о правдивости, потому
что если спустя шесть-восемь месяцев свидетель дает показания, точно
называя даты, то именно это даст основание усомниться в правдивости
показаний такого свидетеля.
Но, товарищи судьи, есть одно доказательство, которое не вправе
оспорить никто. В ст. 55 ГПК РСФСР указано, что факты, установлен-
ные вступившим в законную силу решением суда по одному граждан-
скому делу, не доказываются вновь при разбирательстве других граж-
данских дел, в которых участвуют те же лица.
Состоялось решение районного народного суда о расторжении бра-
ка от 27 сентября с. г., где написано, что семья Кузенковых фактически
распалась, сохранение семьи не создает нормальных условий для даль-
нейшей жизни и воспитания детей. Это установлено вступившим в за-
конную силу судебным решением.
Кроме того, я считаю, что ответчика Вамадзе нельзя считать добро-
совестным приобретателем.
Что такое добросовестный приобретатель? Это то лицо, которое не
знало и не должно было знать, что оно приобретает имущество от лица,
не правомочного совершать эти действия.
529
Так, А.А. Ярошенко (в книге «Личная собственность в гражданском
праве») указывает, что под понятием «не должен был знать» имеются
в виду случаи, когда участник гражданского оборота, приобретая вещь
у ненадлежащего отчуждателя, не был осведомлен об отсутствии у него
права на реализацию имущества, однако по обстоятельствам дела мог
и обязан был знать это».
Представляется правильной точка зрения Г.Н. Амфитеатрова, пола-
гающего, что слова «не должен был знать» выражают требование об от-
сутствии в действиях приобретателя не только грубой, но и простой не-
осторожности.
Товарищи судьи! Можно ли серьезно говорить о том, что ответчик
Вамадзе не знал, а вернее, даже не мог предположить, что моя довери-
тельница Кузенкова не осведомлена о тех действиях, которые соверша-
ет ее супруг.
Я думаю, что нет серьезных оснований верить ответчику хотя бы по-
тому, что все переговоры о купле-продаже автомобиля, как установле-
но в судебном заседании, велись вне дома ответчика Кузенкова.
Между тем ответчик Вамадзе знал (это он признал в суде), что Ку-
зенков женат. Ответчик Вамадзе знал адрес Кузенкова и телефон, одна-
ко ни разу в присутствии моей доверительницы в квартире Кузенковых
не был...
Товарищи судьи, в соответствии со ст. 34 ГПК РСФСР истец имеет
право, в частности, изменить основание иска.
Представляется, что истец вправе указать и дополнительные осно-
вания иска.
При рассмотрении этого дела были установлены также обманные
действия ответчика Вамадзе при совершении сделки по купле-прода-
же автомобиля.
Как пояснил в судебном заседании ответчик Кузенков, автомобиль
имел ряд улучшений, был оснащен многими дорогостоящими предме-
тами. Так, он имел внутренние замки зарубежного производства и про-
тивоугонное устройство, дополнительные противогуманные фары,
магнитофон, коврики и т. п.
Моя доверительница и Кузенков утверждали, что всего улучшений
и дополнительных предметов было на сумму около 1000 руб.
Ответчик Вамадзе не отрицал, что были дополнительные предметы
и улучшения, но на сумму не свыше 150 руб. Понятно, что их Кузенков
не мог подарить Вамадзе в благодарность за приобретение автомобиля.
Представитель комиссионного магазина пояснил, что в соответ-
ствии с правилами комиссионной торговли автомобилями через ко-
миссионный магазин нельзя оформлять ни продажу дополнительных
530
предметов, которыми оснащен автомобиль, ни улучшения. Поэтому
между Кузенковым и Вамадзе состоялось дополнительное соглашение
о их купле-продаже.
Однако Вамадзе обманул Кузенкова и со своим приятелем вме-
сто обусловленной суммы вручил ему «куклу», где было только около
100 руб.
Одним из серьезных доказательств совершения Вамадзе обманных
действий являются установленные в суде фактические данные о том,
что Вамадзе после оформления им купли автомобиля в комиссион-
ном магазине, увидев брата Кузенкова, у которого был портфель с «ку-
клой», и поняв, что обман раскрыт, пытался скрыться на приобретен-
ном автомобиле, проскочив три светофора с красным сигналом, а затем
бросил автомобиль и убежал.
Товарищи судьи! Вы не могли не обратить внимания на то, что Ва-
мадзе не мог объяснить этих своих действий. Он говорил, что, уви-
дев брата Кузенкова, испугался, но непонятно чего. Это подтверждает
правдивость утверждений Кузенкова и его брата о том, что Вамадзе ис-
пугался, так как его обман был разоблачен.
Статья 58 ГК РСФСР, указывая основания для признания сделки
недействительной, в частности при совершении сделки под влиянием
обмана, не ограничивает возможность признания такой сделки недей-
ствительной случаями, когда обманувший был привлечен к уголовной
ответственности за это. Оценивая при рассмотрении гражданских дел
утверждения и действия сторон, нельзя абстрагироваться и от данных
об их личности.
Как выяснилось в судебном заседании, ответчик Вамадзе почти не
работал, а когда работал, то заработок его не превышал 95 руб. в месяц.
Вместе с тем Вамадзе, приехав в Москву, намеревался купить толь-
ко «Волгу». Другая машина его не устраивала. Последние шесть меся-
цев Вамадзе снова не работал, заявив, что не мог работать из-за этого
дела, хотя и был занят по данному делу только два дня во время судеб-
ных заседаний...
Поскольку сделка по отчуждению автомобиля «Волга», являвшего-
ся общим совместно нажитым имуществом Кузенковых, была соверше-
на ответчиком Кузенковым без согласия его жены — моей доверитель-
ницы, вопреки ее воле и при заключении сделки между ответчиками
со стороны покупателя имели место обманные действия, прошу совер-
шенную сделку признать недействительной в соответствии со ст. ст. 48,
58 Гражданского кодекса РСФСР.
Я убежден, что такое решение будет соответствовать требованиям
закона.
531
***
Решением народного суда иск А.И. Кузенковой был удовлетворен,
договор купли-продажи автомашины «Волга» был признан недействи-
тельным.
Решение вступило в законную силу.
1
[Электронный ресурс]. URL: http://www.memo.ru/hr/referats/hatespch/rec_
rez.htm
532
старались уничтожить наших наибольших врагов — православных гоев.
Вот в чем заключалась их работа. Этим они заслужили вечную славу!».
Брановер предъявил редакции и автору статьи иск о защите чести и до-
стоинства, утверждая, что ни в одном из многочисленных изданий своей
книги ничего подобного не писал. 1 июля 1992 г. Дзержинский районный
суд г. Москвы иск удовлетворил, обязав «Наш современник» опублико-
вать опровержение. Интересы Г.Брановера на судебном процессе пред-
ставлял член Московской Хельсинкской группы, адвокат Генри Резник.
Основное внимание в своей речи защитник уделил обоснованию злона-
меренности ответчиков, осознававших, что распространяют ложь.
533
деяться, что не все сотрудники «Нашего современника» так относятся
к воспеванию геноцида. Во всяком случае, можно констатировать, что
оценки несуществующей цитаты Казинцевым (в статье) и представите-
лем редакции (в суде), диаметрально противоположны.
Диффамация бесспорна. Должны последовать предусмотренные за-
коном санкции. В соответствии со ст. 7 Гражданского кодекса России —
это обязанность опубликовать опровержение и компенсировать опоро-
ченному человеку моральный вред.
Ответчики против применения санкций возражают, мотивируя свою
позицию тем, что Казинцев саму книгу Брановера не читал, заимство-
вал цитату из газеты «Русская жизнь», издающейся в Сан-Франциско,
а сам факт дословной перепечатки будто бы освобождает редакцию
и автора и от опровержения распространенной лжи, и от возмещения
морального вреда. Правовое обоснование этой позиции менялось. На
протяжении всего процесса представитель редакции ссылался на ст. 57
Закона Российской Федерации «О средствах массовой информации»
и только в самом конце, уже перед судебными прениями, неожиданно
стал оперировать ст. 38 Закона СССР «О печати». Но ни союзное, ни
российское законодательство позиции ответчиков не опора.
Не существует обстоятельств, которые бы освобождали редакцию
средства массовой информации от обязанности опубликовать опровер-
жение недостоверной информации. На этот счет ст. 7 Гражданского
кодекса, ст. 43 Закона Российской Федерации «О средствах массовой
информации», руководящие разъяснения Пленума Верховного Суда
СССР содержат абсолютно четкие, не знающие никаких исключений
указания. Гражданско-правовые санкции делятся на две группы: меры
защиты и меры ответственности. Обязанность опубликовать опровер-
жение — это, безусловно, санкция. Но санкция — защита, а не санк-
ция — ответственность.
1
[Электронный ресурс] URL: http://law.vl.ru/analit/show_a.php?id=423&pub_
name= %C7 %E0 %F9 %E8 %F2 %E8 %F2 %E5 %EB %FC %ED %E0 %FF %20 %F0 %E5
%F7 %FC %20 %E0 %E4 %E2 %EE %EA %E0 %F2 %E0 %20 %EF %EE
534
щий Западной группой войск Матвей Бурлаков приобрел для министра
обороны два служебных автомобиля Mercedes. Машины покупались на
деньги, выделенные для строительства домов военнослужащих1.
535
в публичное. Имеется безусловное основание для возврата дела проку-
ратуре в связи с грубейшим нарушением Уголовно-процессуального
кодекса. Второе существенное обстоятельство: на скамье подсудимых
находится человек, в отношении которого и по факту написания статьи
которым уголовное дело не возбуждалось. В постановлении о возбуж-
дении дела фигурирует фамилия не «Поэгли», а «Пэгли». Это не крюч-
котворство, не мелочное цепляние адвоката Резника. Искажение фа-
милии автора статьи «Паша-Мерседес» в постановлении о возбуждении
дела — свидетельство редкостного произвола, учиненного Генеральной
прокуратурой, Существует законный порядок приема заявлений граж-
дан о преступлениях. Заявления подаются на приеме дежурному про-
курору. В соответствии со статьей 110-й Уголовно-процессуального ко-
декса составляется протокол, куда, в частности, заносится отметка
о том, что заявителю разъяснена ответственность за заведомо ложный
донос. Протокол подписывается заявителем и должностным лицом
прокуратуры, принявшим заявление. Затем изучаются представлен-
ные заявителем материалы, в нашем случае — эта статья, и, если усма-
триваются признаки преступления, возбуждается дело. Сказать, что
этот порядок был нарушен, — значит, ничего не сказать. Закон просто
отставили в сторону. 20 октября 1994 года публикуется статья Вадима
Поэгли «Паша-Мерседес». 20 же числа заявление Грачева оказывается
на столе у исполняющего обязанности Генерального прокурора России
Алексея Ильюшенко, который вообще не ведет приема заявлений о на-
рушениях, 20-го же числа накладывается резолюция: «Гайданову. Воз-
будите дело и проведите расследование силами следственного аппара-
та Генпрокуратуры». На следующий день появляется постановление
Киракозова, содержащее глубокомысленный текст: «Установлено, что
статья опубликована за подписью В. Поэгли». Так вот, искажение фа-
милии журналиста в киракозовском постановлении — не ошибка и не
опечатка. Дело в том, что фамилия эта искажена в заявлении Грачева.
Никаких сомнений нет: ни Ильюшенко, ни Гайданов, ни Киракозов
статью Вадима Поэгли не читали. А прочли бы — хоть увидели бы, как
пишется фамилия автора публикации. А так: в заявлении «Пэгли»
и в постановлении «Пэгли»… О каком престиже Генпрокуратуры в об-
ществе можно говорить при таких порядках, при таком надругатель-
стве над законом, при такой бессовестности? Беззаконие продолжает-
ся при расследовании. Дело возбуждено по статье 131-й части 2-й
Уголовного кодекса — «Оскорбление в средстве массовой информа-
ции». Оскорбление закон определяет как «умышленное унижение че-
сти и достоинства личности, выраженное в неприличной форме». Есть
текст закона. Есть текст статьи. Их нужно сопоставить и определить,
536
нарушен уголовный закон или нет. Иными словами, по сути, дело
в расследовании не нуждается. Разве что нужно удостовериться: суще-
ствует в действительности журналист Поэгли, не псевдоним ли это?
Двух-трехдневная задача для рядового следователя районной прокура-
туры. Но Генеральная прокуратура не рискует спустить дело не только
в район, но даже в прокуратуру Москвы. Расследует дело сама, причем
создает в своих недрах следственную группу, в которой за три (?!) ме-
сяца следствия перебывало 7 (семь — ?!) следственных работников: на-
чальник отдела, старший следователь по особо важным делам, три сле-
дователя по особо важным делам, два старших следователя. Перед
ними была поставлена задача раскрыть страшную тайну: прилично или
неприлично обошелся журналист Поэгли в своей публикации с мини-
стром обороны. Обвинительное заключение и речь прокурора показы-
вают: тайна сия велика есть для прокуратуры и поныне. На предвари-
тельном следствии был подменен предмет доказывания: мощная
следственная группа пыталась доказать, что Поэгли не оскорбил,
а оболгал Грачева. Цель изначально негодная. Ибо публикация на
95 процентов состоит из документов следственного производства
о коррупции в Западной группе войск. Пытаться говорить сейчас о том,
что нужно было проверить подлинность поступивших в редакцию
«МК» материалов, не спешить их публиковать, бессмысленно. Нео-
провержимо установлено: все документы подлинные. И протокол до-
проса министра, и протоколы допросов его подчиненных, и соглаше-
ния между управлением по реализации имущества ЗГВ и испанской
фирмой «Трансидер», и справка следователя Атмоньева. Все эти мате-
риалы расследования, проводимого в конце 1992 года — начале
1993 года, были, казалось, надежно похоронены где-то в архиве Генпро-
куратуры. Публикация журналиста Поэгли их реанимировала. Руко-
водство Генеральной прокуратуры было поставлено перед необходи-
мостью дать им правовую оценку и оценку эту доверили дать
начальнику отдела Генпрокуратуры Евгению Ильченко. Тому самому,
кто расследовал дело об оскорблении. Факты исказить было невоз-
можно. О них следственные материалы не говорили, кричали: целевые
деньги, выделенные правительством постановлениями и приказами
Министерства обороны для обустройства семей военнослужащих ЗГВ,
выводимых из Германии, незаконно расходуются на покупку двух
«Мерседесов» — один становится персональной машиной министра
обороны, другой отводится для приемов иностранных делегаций. Пра-
вонарушение налицо. Но какое? Административное или уголовное?
«Уголовное, — делает категорический вывод в своей справке следова-
тель Атмоньев, — совершено преступление, предусмотренное пунктом
537
„а” статьи 260-й Уголовного кодекса — злоупотребление начальника
или должностного лица властью или служебным положением». «Уго-
ловное» — разделяет этот вывод в своей статье, публикуя справку Ат-
моньева, журналист Поэгли. «Нет, не уголовное. Незаконная покупка
„Мерседесов” всего лишь дисциплинарный поступок, финансовое на-
рушение», — пишет в своем постановлении Ильченко. Отличие финан-
сового нарушения от уголовно наказуемого злоупотребления опреде-
ляется наличием или отсутствием корыстной или иной личной
заинтересованности, а равно причинением существенного вреда. Иль-
ченко что — издевается, когда не дрогнувшей, а может, и дрожащей, ру-
кой выводит: «Нет со стороны должностных лиц Министерства оборо-
ны никакой личной заинтересованности в покупке „Мерседесов”, не
причинила переброска денег государству никакого вреда». Защита по-
считала: стоимость двух «Мерседесов» — это цена двух шестнадцати-
квартирных домов. Их должны были построить для 32-х офицерских
семей в 1993 году. Может быть, будут построены в 1996 году или уже
построены в нынешнем, 1995-м году: благодаря публикации Вадима
Поэгли деньги, потраченные на «Мерседесы», возвращены в целевой
строительный бюджет. Значит, не было нанесено вреда «военнослужа-
щим, ютящимся в общагах и снимающим за свою мизерную зарплату
углы», как пишет обвиняемый журналист Поэгли и с чем согласился
в судебном процессе признанный Генпрокуратурой потерпевшим ми-
нистр Грачев; значит, говоря житейским языком, не были обворованы
32 офицерские семьи, не нанесен моральный вред Министерству обо-
роны, не дискредитировано государство? Здесь, в судебном заседании,
Грачев, отвечая на вопросы защиты, признал: «Да, „Мерседесы” купле-
ны по моей инициативе, по моему указанию. Я знал о том, что они при-
обретены в нарушение действующих нормативных актов. Один „Мер-
седес” стал моей персональной служебной машиной». Не скрывал
Грачев этих обстоятельств и на допросе у следователя Исаенко, чей
протокол опубликован в статье Вадима Поэгли. Однако Ильченко не
только посчитал, что личной заинтересованности в незаконном приоб-
ретении «Мерседеса» у министра не было. В постановлении о прекра-
щении уголовного дела фамилия Грачева вообще не упоминается.
«Мерседесы» приобретались как бы независимо от министра, помимо
него. Генеральная прокуратура переусердствовала, стремясь защитить
министра обороны от самого себя. Постановление, прекращающее дело
о «Мерседесах», — ярчайший пример раболепия и лизоблюдства про-
курорских чиновников, любыми путями отмывающих сановных вель-
мож от ими же признаваемых нарушений. После предания гласности
следственных материалов в статье «Паша-Мерседес» государственный
538
муж с сознанием чести и с развитым чувством собственного достоин-
ства подает не заявление в прокуратуру, он подает в отставку. Итак, ни
в чем не покривил Вадим Поэгли против истины, нигде не исказил
факты, публикуя принесенные в газету ксерокопии следственных ма-
териалов. Все, буквально все сведения, содержащиеся в статье, соот-
ветствуют действительности. Но суть в том, что вся часть моей речи,
посвященная доказыванию истинности фактической стороны статьи
Вадима Поэгли, была в значительной степени вынужденной той кон-
струкцией обвинения, какую выдвинула Генеральная прокуратура
против журналиста. Конструкция эта имеет мало общего с тем, что по-
нимает закон под составом уголовно наказуемого оскорбления. Ваша
честь! Колоссальная нагрузка, с которой вам, как и всем нашим судьям,
приходится работать, скорее всего, препятствует регулярному чтению
газет и просмотру телевизионных программ. Но все же вы, видимо, об-
ратили внимание на то, как освещался наш процесс в средствах массо-
вой информации, и досадливо морщились, слушая или читая, что
в Пресненском суде, оказывается, рассматривается дело по иску Павла
Грачева к Вадиму Поэгли. Не далее как вчера один из самых образован-
ных и тонких тележурналистов Леонид Парфенов объявил телезрите-
лям о том, что мы слушали дело о клевете. Простим журналистам их
юридическую некомпетентность. Но когда работники Генпрокуратуры
не в состоянии отличить оскорбление от клеветы, а клевету от граж-
данского деликта — распространения порочащих репутацию сведе-
ний, — в пору отчаяться. Защищая Вадима Поэгли от незаконного об-
винения, я обвиняю Генеральную прокуратуру в редкостном
непрофессионализме. В обвинительной речи прокурора отсутствовал
юридический анализ статьи 131-й Уголовного кодекса, суд так и не ус-
лышал от моего процессуального противника, в чем же все-таки заклю-
чается уголовно наказуемое оскорбление. Такое умолчание не случай-
но. Прокурор связан формулой обвинения, содержащейся
в обвинительном заключении. Юридический анализ эту форму враз
разрушил бы, неминуемо повлек бы отказ от обвинения. Обвинение,
предъявленное Вадиму Поэгли, не конкретизировано. Так и непонят-
но, в чем же состоит неприличная форма употребляемых в статье выра-
жений. Против такого обвинения невозможно защищаться. Неприлич-
ными следствие считает такие случаи, когда лицо называют
преступником при отсутствии на этот счет следственных и судебных
решений. Большая часть речи государственного обвинителя была по-
священа тому, что Поэгли не имел права в отсутствие обвинительного
судебного приговора называть министра обороны «вором». Однако со-
ответствие действительности сообщаемой информации имеет значе-
539
ние для состава клеветы, но никак не оскорбления. При оскорблении
наказуема сама неприличная форма, непристойное обращение обвиня-
емого с потерпевшим. С фактической стороны произведенная в непри-
личной форме оценка личности может быть и правдивой. В коммента-
рии к Уголовному кодексу, который я держу в руке, приводятся два
случая из практики Верховного Суда Российской федерации. В пер-
вом случае было признано оскорблением, когда один сослуживец на-
звал другого «дураком». Хотя в судебном заседании было установлено,
что потерпевший действительно не очень умен. Во втором Президиум
Верховного суда не признал оскорблением характеристику «подха-
лим», констатировав, что в этом слове нет ничего неприличного. В тео-
рии уголовного права и судебной практике обще признано, что непри-
личную форму составляют выражения, которые до недавнего времени
называли нецензурными, а сейчас именуются ненормативной лекси-
кой, ругательства, брань, непристойные действия и жесты. Я склонен
вслед за некоторыми криминалистами считать неприличными и такие
выражения, которые дают обобщенную негативную оценку личности
вне связи с конкретными поступками. Но ничего подобного в деле По-
эгли нет. Потерпевший заявил в судебном процессе: считаю неприлич-
ным употребление в подзаголовке слова «вор», поскольку таковым ни-
когда судом не признавался. Задаю вопрос: а если бы признавался,
если бы осуждался, значит, слово из неприличного мигом превратится
в приличное? Легко заметить разницу между двумя рядами слов. В од-
ном — такие, как «мерзавец», «негодяй», «подлец», «гаденыш» (по-
следнее слово входит, как известно, в лексикон потерпевшего), «сви-
нья», «продажная шкура» и т. п. Они не информируют о фактах,
касающихся потерпевшего, а в циничной клеймящей форме дают оцен-
ку его качествам и активно унижают достоинство личности. В другом
ряду — слова «преступник», «взяточник», «расхититель», «коррупцио-
нер», «вор» и т. д. Они указывают на совершение потерпевшим кон-
кретных позорных поступков. Ставшую крылатой цитату братьев Вай-
неров «Вор должен сидеть в тюрьме» Поэгли использовал
в подзаголовке своей статьи для информации о Грачеве как о должнос-
тном лице, совершившем преступление по службе. В русском языке
слово «вор» употребляется, как известно, в двух значениях: узком —
для обозначения человека, который что-то своровал, и широком — как
вообще любого нарушителя закона. Предложив вопреки закону фор-
мулу оскорбления как названия потерпевшего лицом, совершившим
преступление, Генеральная прокуратура, видимо, не отдает отчета
в том, сколь губительно отразится подобная ситуация на судебной
практике. В гражданском суде рассматриваются сотни исков о защите
540
чести, достоинства и деловой репутации. Едва ли половина таких спо-
ров связана с тем, что человека назвали преступником, вором, взяточ-
ником, расхитителем и т. п. Теперь, следуя логике обвинительного за-
ключения, все эти дела должны переместиться из гражданского суда
в уголовный. Поэтому в выступлении прокурора мы так и не услыша-
ли, в чем же все-таки выражается неприличная форма заголовка ста-
тьи: слове «вор», обращении «Павел Сергеевич, вы выйдете из тюрьмы
совсем молодым?». Вы слышали ответ потерпевшего на вопрос защи-
ты: «Если бы заголовок „Паша-Мерседес” был у статьи иного содержа-
ния, посвященной страстному автомобилисту Грачеву, который пред-
почитает всем маркам „Мерседес”, вы бы на это обиделись?».
«Нет», — ответил министр. Есть определенная закономерность вос
приятия человека. Сам облик Павла Сергеевича, его простецкий вид,
без всякой иронии открытая белозубая улыбка так располагают к име-
нам «Паша, Павлик, Павлуша». Уменьшительно-ласкательные от «Па-
вел». Что же здесь оскорбительного? Нередко журналисты называют
по имени «Боря» нашего президента. Ельцин дает основания для этого
своими запанибратскими манерами, от которых он не отходит даже
в общении с главами иностранных государств. Но я никогда не встре-
чал, чтобы нашего премьер-министра кто-то назвал «Витей». Сам об-
лик Черномырдина вступил бы в явное противоречие с таким обраще-
нием. Мне кажется, даже родители премьера никогда не называли сына
Витей, а с самого рождения Виктором Степановичем. Генпрокуратура
пребывает во власти каких-то партийных криминальных стереотипов,
называя заголовок статьи кличкой. Клички заменяют подлинные име-
на у профессиональных революционеров и преступников. В статье нет
ни единого обращения к министру обороны по какому-либо прозвищу
вместо подлинного имени. У всех государств бывают периоды, когда
власть, говоря словами поэта, становится «отвратительной как руки
брадобрея». Чем отвратительнее власть, чем наглее и бесцеремоннее
она лапает физиономию общества, тем более раздражительной и обид-
чивой становится. Тем больше жаждет любви и настаивает на соблюде-
нии каких-то приличий. С заявлением в Генпрокуратуру обратился че-
ловек, с чьим именем связаны похороны военных реформ, причастный
к развязыванию кровавой бойни в Чечне, человек, который запятнал
себя кощунственной фразой о «мальчиках, которые умирают в Чечне
с улыбкой на устах». Ваша честь! Никакие изменения политического
климата не должны влиять на температуру зала судебного заседания.
Ваше решение по делу должен определять только закон. Конечно,
у суда есть более простой выход: возвратить дело прокуратуре в связи
с нарушениями закона, выявленными защитой. Но я не прошу вас об
541
этом. Судебное разбирательство по делу состоялось. В его ходе вино-
вность подсудимого доказана не была. Я прошу оправдать Вадима По-
эгли за отсутствием в его действиях состава преступления. Непристой-
но журналист Вадим Поэгли с министром Павлом Грачевым не
обошелся. Прошу также вынести частное определение в адрес Гене-
ральной прокуратуры Российской Федерации в связи с грубейшими
нарушениями закона, допущенными при возбуждении и расследова-
нии уголовного дела.
***
Московский городской суд отменил приговор и прекратил дело
в отношении Поэгли за отсутствием состава преступления.
Дело Сосниной1
(О непреднамеренном убийстве при самообороне)
1
[Электронный ресурс]. URL: http://www.bestlawyers.ru/best/r2.html
542
Однажды июльским днем он оказался в комнате Сосниной. Буду-
чи в нетрезвом состоянии, он проявил особую настойчивость. Однако
все было безуспешно. Тогда он неожиданно жестко заявил, что убьет
ее. Не успела Соснина опомниться, как Губин потащил ее к открыто-
му окну, чтобы выбросить с четвертого этажа. Соснина попыталась со-
противляться, но силы были не равны. Когда Губину оставалось только
перекинуть ее через подоконник, Соснина схватила лежавший на по-
доконнике молоток и ударила им Губина по голове. Удар оказался смер-
тельным...
Суд состоялся при огромном стечении народа. Родственники Со-
сниной ждали ее оправдания, родные Губина — возмездия убийце.
543
Получилось же так, как получилось. И в этом процессе, задавая тот
же вопрос: «За что?», мы знаем ответ: «За то, что он хотел убить Сосни-
ну, за то, что сделал все мыслимое, чтобы убить ее».
За это, именно за это, он заплатил своей жизнью. Или, говоря более
конкретно, она спасла свою жизнь ценой его жизни. Другого пути у нее
не было.
Мне нелегко далась эта защита. Мать есть мать, и матери Губина
больно слышать эти слова. Она в любом случае жаждет наказания Со-
сниной. Но виноватых в этой трагедии среди живых нет!
«Соснина, — сказал в финале своей эмоциональной речи адвокат, —
не совершила преступления. Она не хотела убивать Губина. Но она не
хотела и умирать. Сработал вечный инстинкт жизни. В данном случае
действие было, безусловно, правомерным. Мне представляется, что
дело Сосниной — классический случай необходимой обороны. Поэто-
му, полагаю, мы все вправе ожидать вынесения только оправдательно-
го приговора».
***
Речь адвоката произвела на суд должное впечатление. Суд возвра-
тил дело для дополнительного расследования, в ходе которого оно
было прекращено за отсутствием состава преступления.
1
Левин А.М., Огнев П.А., Россельс В.Л. Защитник в советском суде. М., 1960.
С. 15.
544
Дело Семеновых1
(О хищении)
1
[Электронный ресурс]. URL: http://textbook.news/sudoproizvodstvo_759/
rossels-rech-zaschitu.html
545
«Поверить не мог. Потемнело в глазах, подкосились ноги, стали как
ватные», — вспоминал здесь об этом Семенов.
Все так, как было, рассказали Семеновы следователю, и он поверил
и тому, что они обмануты Любомудровым, и их бескорыстию.
Да и как было не поверить Семеновым, которым проще было бы
утверждать, что Полина Александровна действительно работала и за
работу получила законно причитавшееся ей вознаграждение.
Но Семеновы говорят правду — никакой работы Полина Алексан-
дровна не выполняла, да и не в состоянии была по объему своих зна-
ний и компетенции выполнить работу, о которой она и представления
не имела.
Легко было проверить Семеновых еще и потому, что в аналогич-
ном положении оказались и другие простые душой люди, бескорыстие
которых было выгодно использовать Любомудрову и которых он, как
и Семеновых, убеждал, что они делают хотя по форме неправильное, но
по существу доброе дело.
Поверил Семеновым следователь и, несмотря на это, внес их в спи-
сок тех, кому суждено было разделить скамью подсудимых с Любомуд
ровым.
И вот они перед вами.
Такова горькая судьба этих неискушенных, слишком доверчивых
людей, прошедших весь свой долгий путь по прямым и светлым доро-
гам жизни, не ведая о кривых и темных ее переулках, о звериных ее тро-
пах, по которым бродят хищники.
Мы слышали здесь прокурора.
И он поверил Семеновым, но… тем не менее предлагает осудить их
как соучастников Любомудрова, обвиняемого в хищении.
И вот Семеновы, всю жизнь прожившие рука об руку и здесь сидя-
щие рядом, поникшие и растерянные, с тоской внимают речи прокуро-
ра, искусно доказывающего, что обманувший Любомудров и обману-
тые им Семеновы связаны одним общим умыслом, направленным на
хищение тысячи рублей, как будто у рыбака и трепещущей в его хитро
сплетенной сети рыбы возможен общий умысел.
Можно ли согласиться с прокурором, утверждающим «виновны
и должны быть осуждены», или прав защитник, говорящий «невино-
вны, должны быть оправданы!»
Вам придется решить, кто из нас прав.
Вы помните, товарищи судьи, что Семенов на вопрос, признает ли
он себя виновным, ответил: «Тысячу рублей получил и отдал их Любо-
мудрову, в этом каюсь, но у меня и в помыслах не было содействовать
ему в хищении».
546
В этих простых, бесхитростных словах заключено содержание,
имеющее серьезное правовое значение. «И в помыслах не было» — это
значит на языке права «не было умысла».
Хищение — преступление умышленное, и само собой разумеется,
что Семеновы могли бы быть осуждены за участие в этом преступлении
только в том случае, если была бы установлена их умышленная вина.
Однако наличие умышленной вины предполагает раньше всего со-
знание лицом фактических обстоятельств, образующих соответствую-
щий состав преступления.
Но ведь прокурор согласен, что здесь именно те фактические обстоя
тельства, которые образуют состав хищения, и были скрыты от Семе-
новых.
Ведь в их представлении, в противоречии с действительностью, су-
ществовали и машинистка, и работа, за выполнение которой ей законно
причиталось получить тысячу рублей.
Но если в сознании Семеновых не создалось представления о гото-
вящемся Любомудровым хищении, то не может быть и речи об умыш-
ленной их вине.
Далее, у участников хищения должен быть общий, направленный на
совершение этого преступления умысел.
Однако и этого не отрицает прокурор, прямой умысел Любомудро-
ва был направлен на хищение тысячи рублей, а умысел Семенова — на
уплату этой суммы машинистке за произведенную ею работу.
И, наконец, эти соображения, устанавливающие отсутствие умыш-
ленной вины у Семеновых, подкрепляются и тем имеющим самое се-
рьезное значение обстоятельством, против которого также не спорит
прокурор, что Семеновы никакой корыстной или иной заинтересован-
ности не имели.
Этот факт делает предположение о соучастии Семеновых в хище-
нии государственного имущества совершенно необоснованным, пред-
положение это повисает в воздухе, лишенное почвы, на которой могло
бы вырасти соучастие в тяжком, касающемся экономической основы
государства преступлении, грозящем преступнику суровым наказа-
нием.
Вот почему полагаю, что в споре с прокурором я прав. Обманутые
Семеновы не могут быть осуждены за соучастие с Любомудровым в хи-
щении государственного имущества.
Однако остается еще серьезный уголовно-правовой вопрос.
Семеновы без умысла, направленного на хищение, бескорыстно пе-
редали Любомудрову тысячу рублей, но деньги эти они получили из
кассы главка подложно, за работу, которую они не делали.
547
Можно ли считать их действия безразличными с точки зрения за-
кона?
Ответ находим в законе.
Подлог предусмотрен ст. 72 и 1201 УК нашей республики. Обе эти
статьи не предусматривают подлогов, бескорыстно совершенных част-
ными лицами. Такой подлог не является преступлением и уголовно не
наказуем.
Стало быть, Семеновы не участвовали ни в хищении, ни в соверше-
нии уголовно наказуемого подлога и должны быть судом оправданы.
Этим, казалось бы, я исчерпал свою непосредственную задачу за-
щитника.
Но я не могу и не хочу уйти при оценке поведения Семеновых от
общественного долга защитника, обязывающего меня ответить еще на
один, настоятельно требующий разрешения вопрос.
Можно ли считать соответствующим интересам государства и об-
щества, справедливым, честным, заслуживающим уважения и одобре-
ния поведение Семеновых, получивших подложно из государствен-
ного учреждения не причитающиеся им деньги, хотя бы переданные
впоследствии тому, кому, по их убеждению, они причитались? Конеч-
но, нет.
Такие действия наше общество никогда не сочтет соответствующи-
ми нормам поведения советского человека. Семеновы не нарушили
норм права, воплощенных в уголовном законе, но нарушили нормы мо-
рали, которые хотя и не поддерживаются силой государственного аппа-
рата, но поддерживаются силой общественного мнения относительно
того, что является правильным или неправильным, справедливым или
несправедливым, хорошим или дурным.
Нормы социалистического права и нормы социалистической нрав-
ственности, отличаясь друг от друга источником силы, принуждающей
к их исполнению, связаны, как два ствола одного корня, общим происхо-
ждением, проникают друг в друга и, находясь между собой в неразрыв-
ном взаимодействии, служат одной и той же цели — построению комму-
низма.
Эта их общность и тесная связь вытекают из самой природы нашего
социалистического права и социалистической нравственности, между
которыми нет пропасти и которые, наоборот, покоясь на одних и тех же
принципах, граничат друг с другом.
Семеновы, несомненно, нарушили нормы нравственности. Может
ли защитник, «добру и злу внимая равнодушно», пройти мимо такого
рода нарушения и не высказать слов морального осуждения?
Конечно, нет. Не может этого сделать и суд…
548
Судебный зал — лаборатория, в которой формируется обществен-
ное сознание граждан, поэтому здесь громко должны прозвучать слова
осуждения неправильных, недопустимых действий Семеновых. Но на-
рушение норм морали влечет моральное, а не уголовно-правовое осу-
ждение.
Моральную недопустимость своего поведения сейчас понимают
и Семеновы.
Семенов сказал: «Виновным себя не признаю, но каюсь в том, что
я сделал». Это значит: «Я не нарушал норм уголовного закона, а нару-
шил нормы социалистической морали и в этом раскаиваюсь».
Он и на этот раз, как всю жизнь, сказал правду.
В правде, в труде, в уважении, в любви друг к другу, к людям, к сво-
ему государству, не омраченная столкновениями с законом, протекала
спокойная жизнь рабочего Гавриила Борисовича Семенова и его жены,
скромной служащей Полины Александровны.
И вдруг…
Нет, никогда не забыть им Любомудрова, никогда не изжить им по-
стигшего их на склоне лет разочарования, никогда не погаснут в их па-
мяти эти тяжкие дни…
Они совершили, и они сознают это, противообщественный про сту-
пок, но они не совершали преступления. Морального осуждения они
заслуживают, и они его уже получили. Но для их осуждения в уголов-
ном порядке и применения к ним уголовного наказания нет законного
основания. Я прошу их оправдать.
1
[Электронный ресурс]. URL: http://www.studfiles.ru/preview/6320156/page:20/#45
549
Речь адвоката В.Л. Россельса:
Товарищи судьи!
Студент последнего курса высшего учебного заведения Муров об-
виняется в покушении на изнасилование своей четырнадцатилетней
падчерицы.
Бывают тяжкие преступления, когда беспомощность обиженно-
го создает вокруг него атмосферу доверия, обостряет желание прийти
ему на помощь, охранить, защитить его, а обидчик вызывает чувство от-
вращения, ненависти... Никто не пропустит ни одного ничтожного ар-
гумента, говорящего в пользу пострадавшего, не пройдет мимо слова,
изобличающего того, кто причинил страдания.
Так и в этом деле, где, по мнению обвинителя, мать предала свою
дочь из любви к мужу, где муж, который должен был заменить отца ее
дочери, покушался на тяжкое преступление, а дочь, жалкая, маленькая
девочка, еще не способная противостоять нападению, стала жертвой
его разнузданного инстинкта!
И здесь каждое слово обиженной вызывает доверие, каждый вздох —
сострадание, неверное утверждение кажется случайностью, сомнение
в ее показаниях — почти кощунством.
И, наоборот, доброе отношение отчима к ребенку представляется
дьявольской хитростью, желание сделать падчерице подарок — тонким
и злым способом обольщения, строгий его приказ — запугиванием, по-
давлением воли маленького существа.
Все в поведении обидчика внушает сомнение, все подозритель-
но, все изобличает его в грязном стремлении. Возникающие сомне-
ния быстро переходят в острые подозрения и еще быстрее перерастают
в убеждения. Это кажется почти естественным, потому что вызывается
присущим человеку благородным желанием защитить беззащитного,
наказать виновного. Далее благородная идея помощи слабому растет,
овладевает человеком...
И если даже потрясенная делом рук своих, испуганная вставшей во
весь рост ею самой взращенной неправдой девочка закричит, как это
и случилось здесь: «Остановитесь, я обманула вас, все что я говори-
ла, — ложь», — все равно ее слабый голос потонет в буре негодования
загипнотизированных людей.
И не случилось ли так, товарищ прокурор, что и вы, ослепленный
ярким блеском благородной идеи помощи, потеряли правильную ори-
ентацию, изменились в ваших глазах реальные очертания окружающей
действительности, и она представляется вам в превратном свете.
А между тем при анализе связи событий необходимы разумная бди-
тельность, обостренное критическое отношение к оценке фактов.
550
В делах, подобных этому, усиливается опасность осуждения невино-
вного, а потому осторожнее должны стать и суд, и обвинение, и защит-
ник, глубже их внимание, напряженнее борьба за объективную истину.
И, быть может, лишь голос защитника, вооруженного фактами и за-
коном, более сильный, чем голос испуганной девочки, будет услышан
и предупредит возможную ошибку.
И не девочка, а я, защитник, скажу теперь:
«Остановитесь, товарищ прокурор...»
Нелегко доказать, что нет жалкой, обиженной девочки, внушающей
своей беспомощностью симпатию, а есть обиженный ею, да, именно
ею, любящий ее мать взрослый мужественный человек, есть горькая,
неутешная печаль матери о жестокой дочери, которую она любит, но
которой не верит, и о муже, которому она отдала свое женское сердце
и безгранично верит. Истина должна быть обнаружена, а с глаз снята
застилающая их пелена.
Нет, я не призываю вас, товарищи судьи, при оценке первоначальных
показаний Людмилы к сплошному скепсису. Нет, я только прошу вас от-
нестись с особым вниманием к изучению всей ситуации, ее реальной зна-
чимости, к определению психических качеств и особенностей девочки.
Ситуация сложилась трудная.
6 мая, взяв принадлежавшие матери 350 руб. (а по словам Муро-
ва, — 450 руб.) и дамский костюм, Людмила Угарова ушла из дому. Она
ночевала у школьной подруги Оли Рудиной, а утром вместе с ней по-
шла в школу. Оле и другой соученице, Нине Берман, Людмила объяс-
нила, что вынуждена была уйти из дому, так как боялась отчима, кото-
рый на 7 мая «назначил ее изнасилование».
К концу второго урока в школу пришел разыскивающий Людмилу
отчим Муров. Вместе с Людмилой и Олей Рудиной он пошел к Руди-
ной домой, где получил оставленные Людмилой 350 руб. Людмила с от-
чимом отправились домой, а Рудина вернулась в школу.
Оля Рудина и Нина Берман, испуганные, рассказали директору
школы Буслаевой, что отчим на сегодня, 7 мая, «назначил изнасилова-
ние» Людмилы и увел ее домой.
Директор Буслаева послала обеих девочек к Людмиле с тем, чтобы
та вернулась в школу.
Девочки пошли к Людмиле. Дверь им открыла соседка Тучкова,
и они услышали крик Людмилы; тут же на зов соседки вышла из ком-
наты заплаканная Людмила, на ходу застегивая кофточку. Подруги пе-
редали распоряжение директора и ушли в школу.
Вслед за ними пришла в школу и Людмила. Она занималась на по-
следних двух уроках, а вечером ее позвали к директору Буслаевой, где
551
присутствовали еще два педагога — Шарова и Груздева и вызванная
в школу мать Людмилы.
По словам трех педагогов, Людмила рассказала, что она, взяв при-
надлежащие матери 350 рублей и вещи, переночевала у Оли Рудиной
и «собиралась 7 мая уехать в Тулу к бабушке», так как «7 мая отчим на-
значил ее изнасилование». Она рассказала еще, что отчим давно к ней
«пристает», пишет любовные записки, а 4 мая написал, что если она
добровольно не согласится, то он все равно 7 мая выполнит свое реше-
ние. 7 мая он назначил как последний срок. Накануне она просила дать
отсрочку до среды, т. е. еще два дня, но «он ни за что не соглашался».
Далее Людмила сказала, что, приведя ее домой, он велел ей лечь на кро-
вать, кажется, велел раздеваться и сам начал раздеваться...
Мать спросила у рассказывающей это плачущей дочери, почему она
не сопротивлялась ему. Она ответила, что «он прижал меня так, что
даже трудно было дышать... потом мне было больно, попросила, чтобы
он ее отпустил, застонала».
Рассказ Людмилы вызывает серьезное недоумение.
Прежде всего, для чего Мурову было писать Людмиле записку, если
он мог в любое время сказать ей все, что ему угодно? К тому же записку
Людмила могла показать матери, и насильник был бы изобличен, и, на-
конец, эта записка могла служить в руках следствия прямым доказа-
тельством предполагавшегося или совершенного насилия.
Прошло мимо внимания педагогов и непонятное поведение Муро-
ва. Их не удивило и то, что отчим точно в срок выполняет свою угрозу
и 7 мая «на глазах у публики» уводит из школы свою жертву, пренебре-
гая в дальнейшем опасностью многочисленных свидетельских показа-
ний. Не заставило призадуматься и то, что преступник для выполнения
якобы давно намеченного и заранее объявленного плана выбирает самое
неподходящее время и обстановку. Он уводит свою жертву среди бела
дня в коммунальную квартиру, где в это время находилась соседка Туч-
кова, открывшая дверь пришедшим за Людмилой подругам. Кстати, Туч-
кова объяснила нам, что «если бы что дурное произошло, я слышала бы».
Что за странное поведение преступника?
Но таким же странным является и поведение Людмилы.
Берман рассказала, что, войдя в квартиру, она и Оля услышали крик
Людмилы, которая тут же вышла из своей незапертой комнаты. Каза-
лось бы, подвергшаяся или подвергающаяся насилию девочка бросит-
ся к своим спасительницам — подругам, убежит вместе с ними... Как
раз наоборот. Она просит подруг уйти, обещает позже прийти в школу.
Не кажется ли вам, товарищи педагоги, подобное поведение де-
вочки в такой страшный для нее момент совершенно необъяснимым?
552
И представьте себе, Людмила действительно приходит в школу и спо-
койно, как будто ничего не случилось, занимается на последних уроках.
Какое неслыханно наглое поведение насильника, какая необыкно-
венная, железная выдержка у его четырнадцатилетней жертвы!
Есть о чем задуматься, есть основания усомниться в правдивости ее
рассказа.
Тем не менее ничто не колеблет уверенности трех педагогов в том,
что устами ребенка глаголет истина.
«Девочка говорила правду, она была совершенно искренна, а мать,
наоборот, внушала недоверие; она производила впечатление скорее
женщины, отбивающей нападение на любимого, чем матери, охраняю-
щей свою дочь», — рассказывали педагоги.
В своем совместном заявлении на имя прокурора они приходят
к одному общему выводу: «Нам всем стало ясно, что он ее изнасиловал
по приходе домой».
Непогашенный огонь негодования против преступника они принес-
ли к нам, в зал судебного заседания.
Но я уверен, что они изменили бы свое убеждение, если бы им стало
известно то, что и нам.
А мы знаем, что в первых же своих показаниях, данных следовате-
лю, Людмила рассказала обо всем не так, как говорила педагогам. «Ког-
да отчим привел меня от Рудиной домой, он меня чуть не изнасиловал,
но помешали девочки из школы. А то уже стал раздеваться, снял пид-
жак, ботинки, требовал, чтобы я принадлежала ему, иначе убьет...».
Как видите, товарищи свидетели, хотя речь еще идет об изнасилова-
нии, о требовании, чтобы Людмила «принадлежала», об угрозах отчи-
ма, однако нет уже весьма отвратительных реалистических подробно-
стей: «положил на кровать», «прижал» и тому подобное.
А вот послушайте объяснения Людмилы, данные прокурору. Вы
увидите еще более серьезные изменения. «Отчим говорит: «Ты взяла
450 рублей, я буду тебя бить только за 100 руб., которых не хватает...».
Он взял провод от утюга и говорил: «Не отдашь? Убью...». Только он
стал раздеваться, здесь стучат девочки, Ольга и Нина, сказали, что меня
зовет директор».
Теперь ни одного слова об изнасиловании, окончательно исчезли
грязные подробности покушения на изнасилование. Речь идет о том,
что отчим собирался бить девочку за кражу денег. Все показание при-
обретает совершенно иной смысл: Людмила говорит об угрозе избить
ее шнуром, если она не вернет 100 руб.
А теперь вдумайтесь в то, что говорила Людмила врачам, как это за-
фиксировано в акте судебно-медицинской экспертизы: «Я хотела уе-
553
хать, потому что отчим, дядя Миша, меня часто наказывает, а мама, уз-
нав об этом, ничего ему не говорит... Дядя Миша придирался ко мне
и бил за всякий пустяк. 7 мая он увел меня с уроков и дома избил».
И, наконец, вот передо мной последние показания Людмилы, дан-
ные в период предварительного следствия, которые содержат полный,
последовательный, логически связный рассказ о событиях, освещаю-
щий все подробности...
«Отчим ко мне никогда не приставал, никаких разговоров даже на
эту тему не вел. Я не любила его, не хотела, чтобы он с нами жил; он
никуда не пускал меня, не разрешал дружить с кем мне хотелось, нака-
зывал, если я не слушалась, не готовила уроков или приходила домой
позже, чем он велел. Мама держала его сторону. Я наговорила на дядю
Мишу плохое, якобы он пристает, потому, что ненавидела его и думала,
что его за это посадят. В школе в присутствии мамы я тоже говорила не-
правду, потому что была зла — он избил меня в этот день. Все неправда.
Никакого срока 7 мая для изнасилования он не назначал. Я придумала,
рассказала девочкам, а потом учителям. В этот день просто не выучи-
ла уроков, и дядя Миша не велел брать велосипед, так как я плохо учи-
лась. Я взяла деньги и костюм, хотела уехать к бабушке.
Когда мы жили на Преображенке, то разные девочки рассказывали
подобные вещи. Я знала, что за это арестовывают и судят. Вот я и приду-
мала, что дядя Миша хотел меня изнасиловать, что он развращал меня».
Эти свои показания девочка повторила в судебном заседании.
Как будто фонарем осветился темный переулок со всеми его закоул-
ками и подворотнями.
Нам ясно, что никаких любовных записок Муров не писал, да их ни-
кто и не видел. Ясно также, что Муров действительно негодовал на пад-
черицу, совершившую пусть семейную, но кражу денег и костюма, что
он в самом деле бил ее дома шнуром, как он сам признал.
О том, что он и ранее бил девочку шнуром, нам рассказывала Му-
рова.
Теперь все становится понятным. Нина Берман и Оля Рудина, когда
пришли в квартиру к Людмиле, услышали крик. Это был крик их под-
руги, которая только что сняла костюм матери и, надевая кофточку, вы-
шла к ним заплаканная и расстроенная. Теперь мы не удивляемся тому,
что Людмила не сразу пошла со своими друзьями в школу и что потом
сравнительно спокойно занималась на уроках. Нам легко представить
себе и душевное состояние жестоко наказанной отчимом падчерицы,
которая не нашла в себе мужества на допросе у педагогов отказаться от
сочиненной ею и рассказанной ранее подругам злой неправды.
Итак, причины и цель оговора отчима ясны.
554
Поведение девочки получило свое естественное объяснение и ока-
залось совсем не таким, как вы его себе представляли, товарищи педа-
гоги. Я уверен, теперь вы убедились, что желание помочь слабому без
критического анализа фактов, без проникновения в их сущность ввело
вас в заблуждение.
Вы ошиблись...
Но прокурор, тронутый беспомощностью девочки, не в состоянии
вырваться из мелового круга, начертанного ее первыми показаниями,
загипнотизированный ими, уже не верит ей и объясняет ее последние
показания влиянием матери: «Девочка маленькая, внушаемая, а мать
любит мужа и хочет спасти его от заслуженного наказания».
Прокурор не замечает, как ненадежно это его построение.
Людмила — девочка, конечно, внушаемая, в этом сомневаться не
приходится. Но ведь в период следствия она училась в школе и нахо-
дилась под влиянием педагогов и подруг, с которыми ежедневно встре-
чалась. Педагоги, как мы знаем, были убеждены в виновности отчима.
Сомневаетесь ли вы, товарищ прокурор, в том, что они советовали де-
вочке «говорить правду», то есть говорить то, что они считали правдой?
Ну, а подруги? Думаете ли вы, что Оля Рудина и Нина Берман, ис-
кренне возмущенные отчимом, советовали Людмиле отказаться от его
изобличения?
По своей внутренней сущности, по своему моральному содержанию
правда всегда сильнее лжи и имеет притягательную силу. Сказать прав-
ду легче, в особенности ту, которой достигаются желанные цели, чем
выдумать ложь.
Если бы то, что рассказала Людмила педагогам, было правдой, то
скажите, как можно объяснить, что девочка отказалась от этой правды,
благодаря которой она освободила бы себя от ненавистного насильни-
ка, а любимую мать от гнусного обманщика.
Товарищ прокурор, Вы думаете, что Людмила отказалась от своих
первых утверждений потому, что на нее влияла мать.
Но разве Вы не замечаете, что и это Ваше положение насквозь не-
верно.
Евгения Григорьевна Мурова, занимающая скромное положение на-
чальника цеха фабрики, — простая, честная советская женщина, о кото-
рой мы не слышали ни одного дурного слова. Почему вы, товарищ про-
курор, думаете, что эта женщина способна унизить свою дочь, внушив
ей отказаться от правды, от изобличения загрязнившего ее своим при-
косновением отчима? Мне кажется наоборот, что грязь, внесенная даже
самым любимым человеком в любовь, отравит чувство любви к нему
душевно чистой женщины.
555
Вы, товарищ прокурор, на мой взгляд, допускаете незаслуженно
оскорбительное предположение в отношении матери Людмилы, Евге-
нии Григорьевны Муровой. А ведь она больше, чем кто-либо другой,
заинтересована в правде, в настоящей, подлинной, пусть жуткой, но
правде.
Нет, товарищ прокурор, Вам придется покинуть и этот последний
форт Вашей крепости, стены которой оказались ненадежными и рух-
нули под ударами истины.
Но, товарищи судьи, как объяснить, что девочка так тяжко солга-
ла, выдумала такой страшный, фантастический рассказ? Я и сам задаю
себе этот вопрос.
Почему, спрашиваю я себя, оговорив отчима, она обвинила его в та-
ком преступлении, которое находится в сфере интимных отношений
мужчины и женщины, т. е. тех отношений, которые, казалось бы, наи-
более далеки от этой еще не взрослой девушки?
Почему она избрала темой своей выдумки не покушение на убий-
ство, не нанесение тяжких побоев, ранений, не истязание?
Если вспомнить о грубых физических методах наказания, к кото-
рым прибегал отчим, то такого рода обвинение, будучи также неосно-
вательным, могло казаться, по крайней мере, более правдоподобным,
чем покушение на изнасилование в назначенный для этого день.
Почему содержанием своего вымысла падчерица избрала имен-
но покушение на изнасилование? Как возникла, вкралась именно эта
мысль в сознание, укрепилась, овладела им, и как решилась девочка ре-
ализовать ее в ложном оговоре?
Я уверен, что защитник, желающий наиболее полно выполнить
свою задачу, обязан ответить и на этот вопрос.
И когда я думаю, с чего начать, я вспоминаю о горестных сплетени-
ях жизненных условий, в которых росла и воспитывалась девочка.
Прошу вас, товарищи судьи, вместе со мной войти в квартиру дома,
находящегося на далекой от центра города Преображенской улице —
«Преображенке», как они все ее называли.
В одной из комнат этой квартиры Людмила прожила вместе с мате-
рью и отчимом первые годы их совместной жизни.
Мать целый день на работе. Отчим занят, учится, не в состоянии
уделить много внимания падчерице.
Она предоставлена сама себе и попечению, заботе соседей, с которы-
ми проводит все время.
Но кто они, эти люди, которые как будто сошли из потускневших
позолоченных рамок, старых, напоминающих почти забытое прошлое,
картин?
556
Мы слышали здесь бывшую их соседку Гаврилову. Ей явно непо-
нятна циничность ее собственных показаний. «У меня сын Юра, 15-ти
лет, — говорила она. — Он действительно проживал, с моего согласия,
в моей комнате, вместе со своей сожительницей Марусей». «Ну и что
ж?» — вызывающе обратилась она ко мне, отвечая на мой вопрос.
Это тот самый Юра, который, вызванный обвинением в качестве сви-
детеля, в суд не явился, так как он далеко, отбывает наказание за кражу.
За соучастие с ним лишена свободы и его сожительница Маруся.
Кстати, отчим запрещал Людмиле дружить с этим Юрой и строго ее
наказывал за посещение семьи Гавриловых.
А вот другая соседка — Ищенко, которая откровенно, непринуж-
денно рассказала, что она еще с одной женщиной часто подсматривали
в замочную скважину в комнату Муровых.
И, наконец, рядом, тут же живет взрослая девушка, Катя Прудкина,
которая картинно рисовала своим подругам, как однажды летом, при-
ехав на дачу к Муровым, она «своими глазами видела, что Муров ута-
щил по лестнице на чердак Людмилу, а когда она, Катя, поднявшись по
лестнице, заглянула на чердак через слуховое окно, то увидела лежав-
ших вместе Мурова и Людмилу». Свидетельница эта в суд не явилась.
Трудно себе представить, что она говорила бы нам после того, как вы-
яснилось, что и Муров, и Людмила все это отрицали, что никакой лест-
ницы на даче нет, нет ни слухового окна, ни чердака.
Таковы люди, вызванные в суд обвинением для уличения Мурова
фактами, о которых им сообщила Людмила.
Людмила была рано вовлечена этими людьми, с которыми она еже-
часно сталкивалась, в круг интересов и вопросов, которые она была не
в состоянии критически расценить и не в силах правильно разрешить.
Все эти люди, помимо их воли, не понимая этого и, вернее всего, не же-
лая этого, создавали вокруг Людмилы, выросшей у них на глазах и ко-
торую они по-своему любили, атмосферу нездорового, эротического
соблазна.
Муровы бежали от этого окружения на Преображенке на другую
квартиру в Щербаковском переулке, хотели уберечь девочку от тлет-
ворного влияния этих уходящих в прошлое людей.
Но знакомство продолжалось...
Отчим строго наказывал падчерицу за дружбу с Гавриловой, Юрой,
Марусей — не помогало.
Мать упрекала дочь за позднее возвращение домой после посеще-
ния «преображенцев» — не действовало. Муровы надеялись на новую
среду, на хороших, настоящих людей, подруг Олю и Нину, вниматель-
ных, чутких, любящих детей педагогов, на новую соседку Тучкову —
557
тщетно. Яд проник глубоко... Теперь яд этот был тем опаснее, что Люд-
миле уже исполнилось 14 лет. А ведь общеизвестно, что в этот период
формирования личности она оказывается особенно восприимчивой
к воздействиям извне, к влиянию, давлению среды. 14 лет — это воз-
раст, когда только просыпается чувство пола, когда снятся непонятные
сны, а наяву еще ребенка и уже юную девушку сопровождает повсюду,
почти как недомогание, неосознанное, неясное, смутное, до сих пор не-
испытанное ощущение. Если вы спросите, что это и откуда, она не зна-
ет и не скажет.
Она, как зачарованная... И все представляется ей сквозь призму это-
го не покидающего ее ощущения.
Людмила нам рассказывает: она утром собирает книги в школу,
и вдруг отчим сзади обнимает ее.
Из глубины ее души какой-то неясный голос шепчет воображению:
«Это он как мужчина». А отчим и не подозревает этого... Она вырвалась
и убежала...
Вот он обещал починить часы, купить крепдешиновое платье,
и взволнованное воображение подсказывает девочке: «Так мужчины
относятся к своим возлюбленным».
Товарищи судьи, ведь это не домысел защитника.
Это — ее показания.
А вот еще...
«Я стала утром просыпаться от того, что около меня стоял дядя
Миша. Когда я просыпалась, он отходил. Что он делал со мной, когда
я спала, я не знаю, но мне бывало неприятно», — рассказывала следо-
вателю девочка.
Бедный отчим! Может быть, и вернее всего, он ничего не делал, а мо-
жет быть укрывал ее сброшенным во сне одеялом, но он никак не пред-
ставлял себе, что вызывает в ней окрашенные легкой эротикой пред-
ставления.
Ей кажется, что он обманывает мать, когда говорит ей о своей люб-
ви, ласков с ней, обнимает и целует ее, а мама ничего не видит, ничего
не понимает. Глухая обида за мать бередит душу.
А мать, которая раньше так ее любила, теперь любит его, этого чу-
жого человека, «держит его сторону», и ревность закрадывается в душу
девочки и живет в ней, как незаживающая рана.
Мать требует от Людмилы, чтобы она слушалась, уважала и люби-
ла отчима.
Любить его? Да ведь это сверх ее сил.
Нет, любить его нельзя, его можно только ненавидеть!
Какой жгучий комплекс переживаний!
558
Любовь к матери, обида за нее, требование уважать и любить отчима
и ненависть к этому недостойному, обманывающему ее человеку, — все
связалось в один клубок и жжет, как созревающий, но еще не вскрыв-
шийся нарыв.
С кем разделить боль свою?
Может быть, маме рассказать о себе, об отчиме, о его обмане, об оби-
де, о которой мама не подозревает? Но ведь с ней-то говорить о дяде
Мише страшней всего. Она занята целый день на работе и, поглощен-
ная своей любовью к мужу, проходит мимо, не замечает волнений Люды
и, может быть, что вернее всего, не поняла бы дочери.
Может быть, напрямик поговорить с отчимом?
Угрожать ему, что она расскажет матери все, как он обнял ее, как по
утрам стоит у ее кровати, как ласков с ней?
Нет, на это не могла решиться девочка, страданья которой и нача-
лись именно тогда, когда в дом вошел этот ненавистный ей человек.
А сам Муров, искренне желавший заменить ей отца, только теперь
понял, что это было почти невозможно.
«Я понимаю, — сказал он нам, — что если бы я был родным отцом,
то Людмиле и в голову не пришли бы эти страшные мысли, о которых
я и не подозревал». Он прав. Если бы так, как он, относился к девочке
отец, у нее не возникли бы те ощущения, какие она испытывала к отчи-
му, чужому человеку, не сумевшему стать ей близким. И не кажется ли
вам, товарищи судьи, что этот процесс есть хорошая иллюстрация к во-
просу о семьях, где отчим или мачеха.
Воспитание детей, растущих в таких семьях, требует больших уси-
лий, особо напряженного и неустанного внимания близких людей и пе-
дагогов, тонкого и глубокого проникновения в детскую психологию,
для чего иногда недостаточно искреннего любовного отношения к па-
сынку или падчерице, а необходимо искусство педагога, соединенное
с серьезными знаниями в этой области.
Хорошо было бы, если бы каждый, создающий такую семью, крепко
задумался бы над судьбой своего ребенка.
Хорошо бы, если бы наши педагоги, с честью выполняющие вы-
сокие задачи воспитания молодого поколения, еще с большим вни-
манием и свойственной им душевной зоркостью наблюдали за
жизнью детей в этих семьях, помогали их близким советами, кон-
сультацией.
Может быть, меньше было бы душевно раненных детей, как это слу-
чилось здесь.
Но с кем же Людмила поделится тем, что мучает, жжет и мысль,
и душу?
559
Ну, конечно, с соседями, с которыми так сдружилась, когда они
жили на «Преображенке». Именно этим людям, Ищенко, Гавриловой,
Юре, Марусе, Кате Прудкиной, Людмила рассказывала о том, что ей
только казалось и что она принимала как реально существующее, хотя
его на самом деле не было.
Жадное любопытство слушающих, ловящих каждое слово, жажду-
щих и требующих подробностей, взвинчивало и поощряло рассказчицу,
и она, чувствуя себя в центре внимания, приукрашивала, расцвечивала,
преувеличивала неправду, в которую верила, и, возбужденная успехом
рассказа, выдумывала и то, чего никогда не было, но что, как ей каза-
лось, возвышало ее, делало «героиней» в глазах окружающих.
Психология и психопатология давно дали объяснение этого рода
явлениям.
Наши ученые, профессор В. Внуков и А. Брусиловский говорят, что
«жажда признания», стремление попасть в центр внимания, стать объ-
ектом всеобщего сочувствия сопрягается с тенденциями возраста поло-
вого созревания, и бывает так, что в этих случаях фантазия, ее поток
и логическое развитие приходят на помощь оформлению выдумки.
Ничего этого не знали слушавшие Людмилу ее бывшие соседи и ве-
рили каждому ее слову.
Эти темные, казавшиеся нам такими ничтожными, люди, тронутые
ее рассказом, сердцем своим поняли ее несчастье, и тогда большая горя-
чая человеческая жалость к беспомощной, выросшей в этой квартире,
близкой, родной девочке, которую они называли Людочкой, затопила
все другие их чувства и переживания и в гневном возмущении отчимом
они сказали ей: «Ну, что же ты плачешь, Люда? Слава богу, есть у нас
Советская власть. Таких, как отчим, обольщающих, развращающих, на-
силующих сажают в тюрьму и надолго».
Так рассказала нам Людмила. Эти слова соседей она запомнила.
Людмиле казалось, что все несчастья начались с того времени, ког-
да в дом пришел Муров, что он виновник всего, его надо прогнать, уда-
лить, уничтожить.
Тогда она отомстит за себя, за мать и вернет любовь матери.
Ей казалось, что тяжкий круг теснее и теснее смыкается вокруг нее...
И, когда 7 мая отчим жестоко, позорно наказал ее, она вспомнила то,
что говорили ее друзья с «Преображенки».
«Ты меня наказал, и я накажу тебя».
И она рассказала следователю неправду, которую принимала за
правду, и другую жестокую тяжкую неправду, выдуманную ею для того,
чтобы обрушить ее на голову невиновного, ненавистного ей, не заслу-
живающего этой ненависти человека.
560
Так маленькая беспомощная девочка зло оговорила взрослого муж-
чину, который никогда ничего дурного ей не желал.
А потом...
А потом, когда увидела, что по ее вине над головой невиновного че-
ловека нависло позорное и грозное обвинение, когда поняла горе мате-
ри, ужаснулась неправде — и отшатнулась от нее.
Правда победила ложь, доброе победило злое.
Вот и все.
Я прошу вас оправдать Мурова, вырвать его из несчастья, в которое
его незаслуженно ввергла падчерица, горько плачущая сейчас о нем,
о матери, о себе.
1
[Электронный ресурс]. URL: http://www.bestlawyers.ru/php/news/newsnew.
phtml?id=379&idnew=20334&start=0
561
Вынося обвинительный приговор и тем более по тяжкому преступле-
нию суд должен располагать неопровержимыми, непротиворечивыми
доказательствами вины подсудимого, о чем собственно и говорится
в ст. 302 ч. 4 УПК РФ.
А какие же доказательства имеются по данному уголовному делу?
Я позволю себе начать исследование доказательств в том порядке,
в каком они исследовались судом. Допрошенный в ходе судебного за-
седания потерпевший — дед погибшего пояснил, что его внук прожи-
вал совместно с дедом. Мальчик был послушный, ночевал почти всег-
да дома, за редким исключением у своей девушки, спиртного почти не
употреблял. Когда же внук пропал и отсутствовал более двух недель,
это не вызвало у деда никакого беспокойства, он не сообщил в ми-
лицию, а только созвонился с несколькими знакомыми внука. Хотя
он же на предварительном следствии утверждал, что внук пропал не
в конце октября, а 3 или 4 ноября. Причем, замечу, что было сказано
«не в начале ноября», «не в конце октября», а была названа точная
дата — 3 или 4 ноября (л. д. 160). Убийство же, согласно обвинитель-
ному заключению, произошло 31 октября. Почему же потерпевший
поменял свои показания данные на предварительном следствии? На
следствии на него никто не оказывал давления, не угрожал. Или по-
терпевший, выполняя чью то волю, пытается в суде оговорить Пиме-
нова?
Кроме того, показания потерпевшего противоречат показани-
ям свидетеля Андриевского — брата убитого. Андриевский в суде
утверждает, что девушки у брата не было. Где же, в таком случае, мог
находиться погибший в течение 2 недель, что это не вызвало подозре-
ний у деда и у брата? Не значит ли это, что погибший был убит значи-
тельно позже 31 октября? Да и сам свидетель Андриевский поменял
свои показания данные на предварительном следствии в судебном за-
седании. Он начинает утверждать, что его брат пил редко. На предва-
рительном следствии говорил обратное, что брат любил выпить. Дату,
когда пропал его брат, он забывает. А на предварительном следствии
утверждал, что брат пропал 3 или 4 ноября. Далее свидетель в суде го-
ворит, что не знает и времени, когда брат ушел из дома, т. к. он спал
в это время. Но на предварительном следствии он называет не толь-
ко дату, но и время, а именно 14 часов, именно в это время погибший
уходил из дома. А перед уходом они разговаривали, и погибший ска-
зал, что пошел гулять.
Свидетель Андриевский и далее дает неправдивые показания,
утверждая, что с Пименовым по телефону не общался. При этом в квар-
тире, как говорит свидетель, кроме него и деда никого не бывает. Со-
562
гласно распечаткам разговоров в период с 31 октября по 10 ноября
2004 г. Пименов трижды звонил в квартиру Андриевских, и общался
как со свидетелем, так и с дедом. Своими ли словами говорят в суде по-
терпевший и свидетель? Почему и дед, и брат убитого скрывают, что
общались по телефону с подсудимым? В свою очередь, подсудимый по-
казывает, что он несколько раз звонил и деду и брату, говорил им, что у
него был Андриевский, и что он забыл свою куртку. Почему вдруг они
скрывают правду о том, что погибший ушел из дома 3 или 4 ноября.
По всей вероятности, источником противоположных показаний потер-
певшего и свидетеля являются иные лица, желающие, чтобы уголовное
дело прошло через суд, и в отношении Пименова был вынесен обвини-
тельный приговор.
В судебном заседании 07.12.2005 мной было сделано заявление
о том, что я слышал, как следователь прокуратуры Артеменко консуль-
тировала свидетелей Галкина, Федорова и Воробьева о том, какие пока-
зания надо давать в суде.
Сразу после этого при допросе в суде, Федоров меняет свои пока-
зания данные на предварительном следствии. А именно, на следствии
он утверждал, что 6 ноября накануне своего дня рождения звонил и об-
щался с погибшим и приглашал его на свой день рождения. Перепу-
тать числа Федоров не мог, т. к. говорил, что звонил накануне своего
дня рождения, 6 ноября. А день рождения 7 ноября. Таким образом,
еще 6 ноября Андриевский был жив. Убийство Пименову вменяют
31 октября. Поскольку показания Федорова на предварительном след-
ствии не укладывались в прокрустово ложе государственного обвине-
ния и обеспечивали алиби Пименову, Федоров с подачи следователя
прокуратуры отказался от своих показаний. На вопрос защиты «Поче-
му на следствии им давались другие показания?» Федоров просто от-
ветил, что он их не давал. Хотя в протоколе стоит его подпись. Федоров
является свидетелем обвинения, и никто на следствии на него не мог
оказывать давления. По всей вероятности, в тот период прокуратура
еще сама не знала, когда произошло убийство и кому вменить это пре-
ступление. Поэтому показания Федорова, потерпевшего и брата убито-
го были записаны на следствии так, как они сами говорили, и как было
на самом деле.
Допрошенные в качестве свидетелей Галкин, Федоров и Воробьев
показали, что хорошо знакомы с Пименовым. И охарактеризовали его
как человека не агрессивного, даже когда Пименов был пьян. Потер-
певшего они также хорошо знали и характеризуют его также как не
агрессивного человека. Что исключает возможность ссоры между ними
и, тем более, такого кровавого убийства. Также они показали, что им
563
известно, что Андриевский был у Пименова, но уехал от него. Характе-
ризуя погибшего, они говорят, что он и курил, и пил, на дне рождения
напивался сильно. И это — в малолетние годы. Невольно возникает во-
прос, мог ли погибший, будучи 31 октября 2004 г. в сильной степени
опьянения уйдя от Пименова, с кем-то еще провести несколько дней,
продолжая пьянствовать?
Свидетель Вельган видела, как Андриевский выходил из квартиры
Пименова 31 октября после 18 часов.
Согласно обвинительному заключению: после убийства Андриев-
ского Пименов перетащил труп примерно на расстояние 700 метров,
где снял с него одежду. Согласно заключению судебно-медицинской
экспертизы труп сильно обезображен. Итак, чтобы выйти из дома,
пройти метров 300–400 до места убийства, поссориться, убить, отре-
зать уши и обезобразить труп, а после перетащить его метров на 700,
снять с него одежду и спрятать, — потребуется очень много времени.
Сколько? Следственный эксперимент не проводился. Но мне представ-
ляется, что больше 30–40 минут. Ровно столько отсутствовал Пименов
в квартире. А данное время подтверждают свидетели: Пименова — мать
подсудимого, и соседи — Калайджан и Дубровская, которые показыва-
ют, что Пименов отсутствовал в квартире примерно 30–40 минут (за
15–20 минут до приезда матери он с Андриевским ушел из дома, и ми-
нут через 15–20 после приезда матери один вернулся домой). Причем,
Дубровская утверждает, что именно в эти 30–40 минут (в этот отре-
зок времени) она встретила Пименова у подъезда. Попросила его зай
ти к ней в квартиру и помочь ее дочери в установке компьютерной про-
граммы. И минут 10–15 Пименов пробыл у нее. Таким образом, путем
несложных подсчетов можно определить, что Пименов отсутствовал
вне дома и подъезда минут 15–25, что естественно недостаточно, для
того чтобы, как я уже говорил, проделать все те действия, которые вме-
няют Пименову.
Далее все три свидетеля (Пименова, Калайджан и Дубровская), ко-
торые видели, как Пименов вернулся 31 октября около 17 часов до-
мой, утверждают, что у подсудимого была чистая и сухая одежда. В то
время как на улице моросил дождь. Кроме того, если учесть характер
и локализацию телесных повреждений погибшего, а также то, что след-
ствием Пименову вменяется то, что он перетаскивал труп, раздевал его
и т. д. — нелепость обвинения проявляется сама собой. При таких те-
лесных повреждениях вся одежда подсудимого должна была бы быть
в крови и грязи. К тому же, выводы проведенной судебно-биологиче-
ской экспертизы также недвусмысленно говорят, что крови (чьей бы то
ни было) на одежде Пименова не обнаружено.
564
Все обвинение Пименова строиться на его чистосердечном при-
знании, на допросе, проведенном сразу после этого, и протоколе про-
верки показаний на месте. Однако в суде Пименов заявил, что дан-
ные чистосердечные показания он давал под давлением сотрудников
милиции. Также в качестве давления его, как бывшего сотрудника
ГИБДД, посадили в изоляторе в общую камеру. Что является недо-
пустимым.
Суд, несмотря на возражения адвоката, допросил в судебном засе-
дании сотрудников милиции, которые допрашивали Пименова и до-
бивались от него несуразных, но признательных показаний. Вполне
естественно, что данные сотрудники, конечно же, в суде показали, что
никакого давления они не оказывали. Суд не имел права в судебном
заседании проводить проверку заявления Пименова о том, что на него
оказывалось давление со стороны оперативных сотрудников.
Допрошенный в судебном заседании начальник криминальной
милиции Кузнецов дал ложные показания, которые противоречат
опять-таки материалам предварительного следствия. Так, в деле имеет-
ся ответ ОВД за подписью Кузнецова (л. д. 32), из которого видно, что
оперативными сотрудниками при «отработке» жилого сектора уста-
новлено: Андриевский приехал в Долгопрудный 8 или 9 ноября. В су-
дебном же заседании Кузнецов говорит, что такой ответ он давал, осно-
вываясь на показаниях Пименова. Но из содержания вышеназванного
ответа не следует, что Кузнецов давал ответ на показаниях Пименова.
Кроме того, в материалах дела нет ни одного показания, в которых бы
подсудимый говорил, что Андриевский приезжал к нему 8 или 9 нояб
ря. Таким образом, очередной свидетель обвинения в суде дает ложные
показания.
С другой стороны, если Андриевский действительно приезжал
8 или 9 ноября, становиться понятным, почему дед убитого так дол-
го не разыскивал своего внука. Поскольку внук пропал не 31 октября,
а 8 или 9 ноября.
Допрошенные в судебном заседании свидетели Корнилова и Мала-
нин показали, что знали Пименова давно. Характеризуют его с положи-
тельной стороны. Как спокойного и не агрессивного человека. Не спо-
собного на преступления и уж тем более, такого как убийство.
Учитывая все вышеизложенное, защита считает, что вина Пимено-
ва в инкриминируемом ему убийстве полностью не доказана. Имеет-
ся множество неопровержимых и последовательных свидетельских по-
казаний, обеспечивающих алиби моего подзащитного и доказывающих
его невиновность. В то же время свидетели обвинения и потерпевший
поменяли свои показания в судебном заседании.
565
Прошу суд вынести в отношении моего подзащитного Пименова
оправдательный приговор в соответствии со ст. 302 ч. 2 п. 2 УПК РФ,
поскольку подсудимый не причастен к совершению преступления.
1
[Электронный ресурс]. URL: http://bestlawyers.ru/php/news/newsnew.phtml?
id=379&idnew=10010&start=0
566
Однако вина моего подзащитного не доказана и в ходе проведения
недопустимых следственных действий. На чем же строит свое доказа-
тельство вины государственное обвинение? В первую очередь, на мате-
риалах ревизий, и, прежде всего ст. лейтенанта таможенной инспекции
Журавлевой.
Хотелось бы отметить, что в соответствии с п. 5 Приказа Минфина
РФ, МВД РФ, ФСБ РФ от 7 декабря 1999 г. № 89н/1033/17, которым
было утверждено «Положение о порядке взаимодействия контроль-
но-ревизионных органов… при назначении и проведении ревизий»
под ревизией понимается «система контрольных действий по доку-
ментальной и фактической проверке обоснованности совершенных
организацией хозяйственных и финансовых операций в ревизуемом
периоде или достигнутых результатов ее финансово-хозяйственной
деятельности». А какие же задачи ставит перед ревизорами следова-
тель Крючков? Он просит дать оценку правомерности деятельности
Фонда по получению в льготном таможенном режиме поставок кофе
в определенный период. И просит определить, допущены ли наруше-
ния таможенного законодательства. Исходя из вышеупомянутого По-
ложения, следователь не может ставить перед ревизорами правовые
вопросы. А Журавлева, отвечая на них, выходит за рамки своей компе-
тенции и превышает полномочия.
Далее. В соответствии с п. 17 вышеназванного Положения при про-
ведении ревизии должны присутствовать должностные органы, мате-
риально-ответственные лица ревизуемой организации и необходимо
получение от них объяснений. Однако как мы видим из многочислен-
ных актов ревизий, по настоящему уголовному делу, ни в одной из них
не принимали участие должностные органы и иные лица, и от них не
бралось объяснений. Да и сама Журавлева в судебном заседании пока-
зала, что при проведении ревизии должностные лица ревизуемых ор-
ганизаций ею не привлекались. Предполагается, что и по этому осно-
ванию заключения ревизора по настоящему уголовному делу следует
признать не допустимыми, и они не могут быть положены в основу об-
винения, т. к. они выполнены с нарушением Закона.
А теперь перейдем конкретно к каждому акту ревизий. Акт ревизии
от 31.08.2000 г. (л. д. 167 т. 1) также следует признать незаконным и не
допустимым. Данная ревизия, как следует из самого акта, выполнялась
Журавлевой с 01.04.1999 г. по 31.08.2000 г. А постановление следова-
теля о назначении ревизии (л. д. 166 т. 1) датировано 01.06.2000 г. Как
могла ревизор Журавлева начать ревизию без постановления следова-
теля? В судебном заседании она вразумительного ответа на этот вопрос
не дала.
567
В своем акте от 31.08.2000 г. Журавлева говорит о руководите-
лях АОЗТ «РАУТ-Р», ООО «Компания РАУТ», ТПФ «РАУТ-Р»,
«РАУТ-Холдинг» и др. (т. 1, стр. 167) как об обвиняемых. А обви-
нение им было предъявлено после 01.09.2000 г. Это свидетельствует
о необъективном и предвзятом отношении таможенного инспектора
Журавлевой к данному делу. Данную ревизию необходимо было пору-
чать независимым ревизорам. Кроме того, в этом же акте Журавлева
утверждает, что грузы (имеется в виду кофе) были оплачены. Данный
вывод основывается лишь на документах, большей частью представ-
ленных в ксерокопиях, имеющих различное происхождение и наиме-
нования: письма от АО РАУТ, ООО Компании РАУТ, письма СЕПН
НЕСТЛЕ, ООО НЕСТЛЕ ФУД и др. В материалах дела отсутству-
ют подлинные банковские документы, свидетельствующие об опла-
те в валюте грузов. Непонятно как по ксерокопиям писем имеющим
неизвестное происхождение делается однозначный вывод об оплате
грузов ООО «РАУТ». При допросе же в зале судебного заседания Жу-
равлева сказала, что она подготовила такой акт, какой нужен был сле-
дователю. Поэтому об объективности данного акта говорить не при-
ходиться.
В своем постановлении о назначении дополнительной ревизии
(л. д. 384 т. 1) следователь установил границы исследуемого периода —
по декабрь 1996 г. А Журавлева по непонятным причинам исследует
материалы по февраль 1997 г. (т. 1, стр. 386–393) акт от 09.11.2000 г.
И опять в зале судебного заседания все та же Журавлева пояснила, что
она вышла за рамки постановления следователя только потому, что ей
было так удобно для подсчета. В этой связи хотелось бы отметить, что
в обвинении говориться о неправомерной деятельности подсудимых
с сентября по декабрь 1996 г. с перечислением товара якобы ввезенно-
го в Россию без уплаты таможенных платежей, с указанием объемов
и сумм, с перечислением ГТД, инвойсов и т. д. А по акту Журавле-
вой, если исходить из сроков, которые она исследовала, товар ввози-
ли в Россию с нарушением таможенного законодательства с сентября
1996 по февраль 1997 года. Тогда либо следователь не прав, т. к. за бо-
лее короткий период, по логике, должно быть завезено меньше товара,
либо Журавлева ошибается.
Другим своим постановлением о назначении дополнительной реви-
зии следователь устанавливает верхнюю границу исследуемого перио
да по январь 1997 г. (т. 16, стр. 280). Однако все та же Журавлева про-
водит исследование по март 1997 г. (т. 16 л. д. 281–284) акт от 10 января
2001 года. И в постановлении следователя ставится задача выяснить
движение валютных средств. В акте же говориться о движении рублевых
568
средств. В самом же акте нет списка исследуемых документов. В этом
случае непонятно, какими же документами оперировала Журавлева,
какие документы ею были исследованы. Ни следователь, ни государ-
ственное обвинение как будто этого всего не замечают и на основании
вышеупомянутых актов делают вывод о том, что подсудимые ввозили
в Россию кофе с уклонением от уплаты таможенных платежей, причем
все это сопровождается цифрами неизвестно откуда взявшимися.
В актах ревизии также есть ссылки на неизвестные и отсутствую-
щие в деле документы:
1. По акту дополнительной ревизии от 10 января 2001 г. не прило-
жены банковские выписки. Поэтому проверить правильность и полно-
ту исследования не представляется возможным.
2. В этом же акте Журавлева ссылается на электронные копии ГТД.
Никаких распечаток, подтверждающих ее анализ в деле нет (т. 16
л. д. 281 и далее).
3. По акту ревизии от 31 августа 2000 г. в каждом эпизоде ревизор
ссылается на некую инструкцию водителю (т. 1 л. д. 171 эпизода 1).
В материалах дела данный документ отсутствует. Происхождение, ме-
стонахождение и назначение данной инструкции неизвестно.
4. По акту ревизии от 31 августа 2000 г. ревизор в эпизодах 10–12,
17–19, 25–27 ссылается на некие доверенности, выписанные для со-
провождения определенными лицами автомашин с грузом с термина-
ла СОФИ до места их таможенной очистки. Однако в материалах дела
указанные документы отсутствуют.
В своих актах Журавлева утверждает, что весь так называемый
«контрабандный» кофе по 53-м эпизодам обвинения реализовывался
фирмами «Роланда» и «Гарольд-96». Но данный вывод опровергается
отсутствием каких-либо подтверждающих документов и актами реви-
зий названных фирм. Такими домыслами проникнуты все акты ревизо-
ра Журавлевой. Приведу примеры:
1. Журавлева делает вывод о том, что груз был доставлен заказчи-
ку на основании доверенности на получение машины на представи-
теля фирмы «РАУТ». И здесь неизвестно какую фирму имеет в виду
Журавлева. Фирм с созвучным названием «РАУТ» было четыре. С вы-
шеуказанными доверенностями товар следовал с транспортной стоян-
ки СОФИ на таможню (стоянку при таможне). Кто же забирал товар
после таможенной очистки и куда он дальше следовал, неизвестно, так
как в материалах дела нет документального соответствующего под-
тверждения.
2. Журавлева утверждает, что окончательным получателем това-
ра была фирма ООО «Компания РАУТ», которая в дальнейшем реа
569
лизовала данный товар на рынке без уплаты таможенных платежей
и налогов. В этой связи представляется, что по каждому эпизоду в ма-
териалах дела должны быть документальные подтверждения полу-
чения товара и его реализации. Поскольку таких документальных
подтверждений нет, то данный вывод ревизора следует признать го-
лословным.
3. При каждом упоминании фирмы «ГАРЛАНД МЭНЕДЖМЕНТ
ЛТД» Журавлева сопровождает ее определением «подставная». Непо-
нятно, на основании каких доказательств ревизор пришла к такому вы-
воду. В материалах дела доказательств такого вывода нет. И наоборот
есть письмо № 0897 таможенного атташе Великобритании (т. 1 л. д. 21–
22) что такая оффшорная фирма существует, и претензий к ней с ан-
глийской стороны нет.
В самих же актах ревизора Журавлевой много путаницы, ошибок.
Вот характерные примеры.
1. В первом эпизоде номер автомашины, упоминаемый ревизором,
не соответствует ни одному документу, приведенному в т. 2.
2. Т. 1 л. д. 169 — доверенность на имя Нудельмана от БФСЭЗСМ
на получение с СВХ СОФИ автомашины с № В580АМ47 (оригинал).
В материалах эпизода указываются разные номера доверенности, но
никак не № В580АМ47.
3. В описании 2-го и 3-го эпизода Журавлева приводит номер авто-
машины из 1-го эпизода (т. 2 л. д. 175).
4. При анализе документов 2-го эпизода № исследуемого ей серти-
фиката соответствия качества не соответствует № сертификата, нахо-
дящемуся в материалах эпизода. В этой связи непонятно что же иссле-
дует ревизор.
5. Т. 1 л. д. 272, п. 2 выводы по эпизоду 28. Ревизором упоминается
фамилия Борисов, в то время как по документам значится Нудельман.
И таких ошибок много.
6. В ряде эпизодов, например 36 и 37, ревизор ссылается на доверен-
ность, находящуюся в материалах и указывает ее номер. Однако такого
документа нет. В л. д. 310 т. 1 п. 4 и 7 ревизор ссылается на доверенность
в материалах эпизода 31. Однако такой доверенности там тоже нет.
7. Т. 1 л. д. 301–302 эпизод 35: «23) Подтверждение об оплате 10.12.96
фирмой РАУТ через фирму GMLtd суммы 894 223,10 долл. Поступив-
шей на счет 1622307 фирмы NWTC-копия (изъято в фирме НЕСТЛЕ)
на 2-х листах с печатью фирмы Нестле, подтверждающий перевод денег
10.12.96 в CITIBANK LONDON для фирмы Нестле — NWTC — VeVey от
клиента под номером 081576 фирмы GM по заказу 358122.01 с номером
распечатки 566025,выставленного платежа по Formatted memo» .
570
Несоответствия:
а) сумма — 235526,40 долл. США;
б) нет там слова РАУТ, а только GARLAND MANAGEMENT;
в) нет слова CITIBANK LONDON;
г) не 358122.01, а 358120.01;
д) не 566025, а 566929.
Все эти ошибки оказывают прямое влияние на выводы ревизора,
в связи с чем данные выводы нельзя признать правильными и объек-
тивными. Все вышесказанное относилось только к ревизиям, проводи-
мым таможенным инспектором Журавлевой, в которых, как уже выше
упоминалось, указывалось, что все кофе реализовывалось через фирму
РАУТ. Но в деле есть и другие документальные ревизии, выводы кото-
рых противоречат выводам Журавлевой.
Так в постановлении о назначении дополнительной документаль-
ной ревизии от 01.02.99 (т. 16 л. д. 1) были поставлены следующие во-
просы:
1. Установить получение АОЗТ «РАУТ»… кофе… от ПОО Бюро
Фонда СЭЗСМ с 1996 г. по март 1997 года.
2. Установить фирмы, которым поступал кофе… от АОЗТ «РАУТ».
3. Установить фирмы, которым перечислялись денежные средства
от АОЗТ «РАУТ» за кофе.
Согласно выводам ревизора Болдыревой от 28.05.99 (т. 16 л. д. 17–
19) «Денежные средства от реализации кофе за период с 01.09.96 по
01.04.97 в АОЗТ „РАУТ” не поступали и другим фирмам не перечис-
лялись». Мы видим явное несоответствие в выводах двух ревизий. Од-
нако следователь и, следовательно, обвинение упор делают только на
выводы Журавлевой, и на основании этих выводов строится само обви-
нение и доказательство вины.
07.04.99 следователь выносит постановление о назначении допол-
нительной ревизии и поручает ее сотрудникам Департамента государ-
ственного и финансового контроля и аудита Минфина РФ (л. д. 34
т. 16). Из акта ревизора Янишевской от 09.07.99 (т. 16 л. д. 35–81) сле-
дует, что «За период с 09.96 по 12.96 был получен товар от ООО «Ком-
пания РАУТ» на сумму 4804,6 тыс. руб., из которых кофе на сумму
4166,7 тыс. руб. (45 911,4 кг), в том числе марки «НЕСТЛЕ» на сумму
1896,7 тыс. руб. (18 419,3 кг) После реализации ООО «РОЛАНДА» пе-
речислила в ООО «Компания РАУТ» 4600,7 тыс. руб.
В тоже время, согласно вынесенным постановлениям о привлече-
нии в качестве обвиняемых, ООО «КОМПАНИЯ РАУТ» реализовала
через ООО «РОЛАНДА» по 53-м эпизодам кофе марки «НЕСТЛЕ» на
сумму 31 871,79 тыс. руб. (418 425 кг), что явно противоречит выводам
571
ревизора. Создается такое впечатление, что следователь брал эти циф-
ра «с потолка». Без всякого обоснования.
Далее. При проведении ревизии по ООО «Компания РАУТ»
(л. д. 96–134 т. 16) акт от 18.08.99, ревизору Саенко были предостав-
лены учредительные документы, банковские выписки, платежные до-
кументы по все счетам, справки ГНИ, отчеты за проверяемый пери-
од, контракты на поставку товара, копии ГТД. Из этих документов
усматривается, что ООО «Компания РАУТ» заключила 6 контрактов
с иностранными фирмами на поставку кофе. «Общее количество кофе
215 334 кг. Фактурная стоимость 1 116 852 долл. (5 528 900 руб.). Опла-
та за него произведена в полном объеме. В период с сентября по декабрь
1996 г. (согласно копиям ГТД) поставлено кофе — 75 909 кг. Фактурной
стоимостью 377 218 дол. (2 017 062 руб.). Кроме того, ООО «Компания
РАУТ» приобретало товар на Российском рынке. За период с января
1996 г. по март 1997 г. ООО «Компания РАУТ» перечислило различ-
ным фирмам 50 507 352 руб., в том числе в ООО «НЕСТЛЕ ФУД» А за
период с сентября по декабрь 1996 г. на счета ООО «Компания РАУТ»
поступили денежные средства от 25 фирм в сумме 17 591 185 руб. И на-
личная выручка в размере 4 792 750 руб.». Из данного заключения мож-
но сделать вывод (согласно копиям ГТД), что ООО «Компания РАУТ»
только за сентябрь-декабрь 1996 г. завезла с уплатой все таможенных
платежей кофе на сумму около 2 млн руб. Далее из акта следует, что
ООО «Компания РАУТ» приобрело товар:
– завезло с уплатой все таможенных платежей на 2 017 062 руб.
– купила за рубли у ООО «НЕСТЛЕ ФУД» на 6 863 212 руб.
– купила за рубли у других фирм на 9 030 643 руб.
Итого 17 910 917 руб.
Продало товар:
– получило от ООО «РОЛАНДА» 4 600 630 руб.
– от других покупателей 12 990 555 руб.
– наличная выручка 4 792 750 руб.
Итого 22 383 935 руб.
В то же время в постановлениях о привлечении в качестве обвиняе-
мых стоимость кофе составляет 31 871 789 руб.
Из этого можно также сделать вывод, что если бы ООО «Компа-
ния РАУТ» реализовала товар через ООО «РОЛАНДА» и ООО «Га-
рольд 96», как сказано в обвинении, то выручка составила бы, как
минимум стоимость товара приобретенного — 17 910 917 плюс стои-
мость контрабанды 31 871 789, что равняется сумме около 50 млн руб.,
а не 22 383 935 руб. Кстати, в акте от 09.07.99 сказано, что ООО «Га-
рольд 96» в указанный период вообще не платило в ООО «Компания
572
РАУТ». А в акте Журавлевой говорится, что ООО «Компания РАУТ»
в указанный период продавало кофе через ООО «Гарольд 96».
В соответствии с актом ревизии от 20.08.99 (ревизор Каюмова)
(л. д. 200 т. 16) в исследуемом периоде ЗАО «РАУТ-Холдинг» приобре-
тало товар только на Российском рынке.
В соответствии с актом ревизии от 25.08.99 (т. 16 л. д. 246) ревизором
Ивановой сделан вывод о том, что ЗАО «ТПФ РАУТ-Р» в исследуемый
период операций не проводила.
Из вышеперечисленных актов ревизии следует, что АОЗТ «РАУТ»
и ЗАО ТПФ «РАУТ-Р» в 1996 г. не работали, а ООО «Компания
РАУТ» и ЗАО «РАУТ-Холдинг» получили продукцию «НЕСТЛЕ» за
рубли от ООО «НЕСТЛЕ ФУД» Актов ревизий ООО «ГАРОЛЬД-96»,
ООО «Торговая компания РАУТ» и других в деле нет.
Анализ документальных ревизий, приведенный мною выше, дает
однозначный ответ, что выводы, содержащиеся в этих ревизиях, не
объективны, не точны и было бы грубейшей ошибкой ссылаться на них
в приговоре, как на доказательство вины подсудимых. Да и сами акты
ревизий являются недопустимыми доказательствами, поскольку реви-
зии выполнены с нарушением процессуального закона, о чем я также
говорил выше.
А в чем же собственно обвиняется Землянский? Согласно обви-
нительному заключению: «В том, что являясь менеджером четырех
коммерческих фирм в Москве ЗАО „РАУТ”, ООО „Компания РАУТ”,
ЗАО „РАУТ-Холдинг”, ТПФ „Раут-Р”, вступил в преступный сговор
с учредителями данных фирм и другими сообщниками в сентябре-
декабре 1996 г., организовавшись в устойчивую преступную группу,
систематически нарушал таможенное законодательство. В этих целях
он направлял в Московское представительство Швейцарской фирмы
„NESTLE…” и ООО „НЕСТЛЕ ФУД” письма для финской компании
„WILSON” о переадресовки поступающих из Индии и Франции кофе
по контрактам ООО „Компания РАУТ” в адрес предприятия обще-
ственной организации „Бюро фонда социально-экономической защи-
ты сотрудников милиции”».
Хотелось бы остановиться подробнее, какими же доказательствами
оперирует обвинение в доказывании вины Землянского.
1. Землянский якобы является менеджером 4-х компаний. Подроб-
но изучая материалы уголовного дела я не нашел ни одной бумаги, ни
одного документа из которых бы было видно, что Землянский рабо-
тал на 4-х фирмах. При допросе в качестве обвиняемого (т. 17 л. д. 217)
Землянский просит следователя исследовать его трудовую книжку,
в которой абсолютно четко написано, где он работает. Однако следо-
573
ватель игнорирует это, упорно утверждая, что Землянский работает на
4-х фирмах «Раут». Каких-либо свидетельских показаний о том, что
Землянский работает в 4-х компаниях с похожим названием, в ходе
судебного заседания мы не услышали. В этой связи я совершенно от-
ветственно заявляю, что данная позиция следователя, а впоследствии
и обвинения является голым вымыслом, абсолютно не подтвержден-
ная никакими доказательствами. К тому же суд приобщил к материа-
лам дела копию трудовой книжки Землянского, в которой видно, что
Землянский работает только в ООО «РАУТ».
2. Что касается устойчивой преступной группы и преступного
сговора. В ходе судебного заседания мы слушали многочисленных
свидетелей, исследовали письменные материалы уголовного дела
и нигде ни разу мы не услышали и не увидели ни одного доказатель-
ства существования данной преступной группы или о том, что был
сговор между подсудимыми. Чем же обвинение подтверждает сго-
вор и преступную группу. Ответ прост — ничем. Ничем, кроме своей
фантазии, неудержимым желанием довести дело до суда, придать
ему большое значение, якобы это не простое преступление, а устой-
чивая организованная преступная группа. Да и привлечь лиц, сидя-
щих на скамье подсудимых, в том числе и Землянского к уголовной
ответственности по ст.194 УК РФ можно лишь, вменив им всем ква-
лифицирующий признак — устойчивая преступная группа, где роль
каждого исполнителя не имеет значения. В противном случае Зем-
лянский не является субъектом преступления ни по одному из двух
вмененных ему составов преступления. Как менеджер фирмы он не
имеет даже опосредованного значения к уплате таможенных плате-
жей и не должен уплачивать никаких таможенных сборов и налого-
вых платежей.
3. Что же касается рассылки неких писем, якобы Землянским
в адрес Швейцарской и Российской фирм НЕСТЛЕ, то здесь следо-
ватель имеет в виду 13 ксерокопий документов (10 факсимильных со-
общений и 3 письма), их же упоминает и свидетель Иванова в своих
показаниях (т. 8 л. д. 414–425). На некоторых из них действительно
есть подпись, похожая на подпись Землянского, причем на одних его
фамилия напечатана печатными буквами, а на других стоит просто
непонятный росчерк. А на некоторых вообще нет ни подписи, ни фа-
милии. Ни одной оригинальной подписи Землянского на этих доку-
ментах нет. В этой связи по делу не проводилась подчерковедческая
экспертиза подписи Землянского. Более того, на ряде писем стоит
факсовая отбивка с номером исходящего факса, свидетельствующим
о том, что факс был отправлен вовсе не из офиса фирмы, в которой
574
Землянский работал. Однако следователь утверждает, что это под-
пись Землянского. На чем основана такая уверенность? И опять во-
прос остается без ответа. Таких доказательств нет. Землянский же го-
ворит, что некоторые подписи похожи на его, но выполнены не им.
Что же касается возможной рассылки факсов, то Землянский не от-
рицает, что данное могло иметь место. Поскольку он работал менед-
жером транспортного отдела и в соответствии с его должностной
инструкцией ему в обязанности и было вменено регулировать транс-
портные потоки, составлять маршрут движения автомашин, заказ ав-
томашин для перевозки кофе в зависимости от того куда и откуда пе-
ревозить и в каком объеме. В чем же здесь криминал? Должностная
инструкция на Землянского также приобщена судом к материалам
уголовного дела. Мой подзащитный был рядовым сотрудником сре-
ди десятков других штатных сотрудников фирмы. И привлекать его
к уголовной ответственности за то, что он исполнял свои должност-
ные обязанности (даже если он и посылал вышеуказанные факсы)
является полным абсурдом.
4. И, наконец, как отмечают сами эксперты в заключении финан-
сово-экономической экспертизы назначенной определением суда
«В материалах дела,представленных к экспертизе имеются письма
от АО «РАУТ» и АО «РАУТ-ХОЛДИНГ»,где сообщается,что данные
фирмы подтверждают оплату по №№ инвойсов. Письма представля-
ют собой ксерокопии, переданные фирме «Нестле» по факсу (печати
АО «РАУТ» и АО «Раут-Холдинг» отсутствуют. Что естественно ис-
ключает утверждение того, что письма действительно исходили от
фирм с созвучным названием «РАУТ» Далее эксперты в своих выводах
(п. 2) указывают, что на письмах стоит подпись от имени Землянского,
а не самого Землянского. И самый главный вывод (п. 6): «Факты полу-
чения товара (кофе) АОЗТ „Раут”, ООО „Роланда”, ООО „Гарольд 96”,
ООО „Компания Раут”, ТПФ „Раут-Р”, ЗАО „Раут-Холдинг” по пред-
ставленным материалам не выявлены».
Исходя из вышеизложенного, я считаю, что вина моего подзащитно-
го абсолютно не доказана, и прошу СУД вынести в отношении Землян-
ского оправдательный приговор.
***
Суд вынес оправдательный приговор.
575
Дело Е.И. Астафьевой1
(Об уклонении от уплаты налогов)
1
[Электронный ресурс]. URL: http://bestlawyers.ru/php/news/newsnew.phtml?
id=379&idnew=20335&start=0
576
Таким образом, подсудимым вменено преступление, не существую
щее в тот период времени, который был предметом исследования.
А именно — 2003 год. Уже одно это обстоятельство позволяет мне про-
сить суд вынести оправдательный приговор. А у суда нет другого вари-
анта и другого решения по представленному обвинительному заключе-
нию, кроме вынесения оправдательного приговора. Что соответствует
ст. 302 ч. 2 п. 3 УПК РФ — за отсутствием в деянии подсудимого соста-
ва преступления т. к. отсутствует объективная сторона состава преступ
ления, предусмотренного Законом 2003 года.
Однако я позволю себе остановиться все же на тех доказательствах,
которыми оперирует обвинение, якобы изобличая Астафьеву в несу-
ществующем преступлении.
В первую очередь, следствие априори подходит к тому, что догово-
ра с фирмами «Фаворит Трейд М», «Дориан Трейд», «Флеш Турбос»
и «Форсет» являются фиктивными. Почему и кто признал данные до-
говора фиктивными? В материалах уголовного дела мы не найдем от-
вета на этот вопрос. И наоборот, эти договора имеются в деле (т. 1 л. д.
237, 266, 278). Договора соответствуют условиям заключения сделок,
предусмотренным гражданским законодательством. К договорам при-
ложены счета-фактуры и акты о выполненных работах. Что соответ-
ствует и налоговому законодательству. В соответствии с НК РФ под
документально подтвержденными расходами понимаются затраты,
подтвержденные документами и оформленные в соответствии с зако-
нодательством России. А документы, как мы видим, как раз оформлены
в соответствии с законодательством России. Об этом, кстати, говорит
и специалист Остапчук Д.П., допрошенный в качестве специалиста по
данному уголовному делу. Он поясняет, что если организация фактиче-
ски расходы не производила, то они и не могут быть приняты к учету.
Для этого не надо быть специалистом, чтобы понять, что если услуги не
оказывались, то они и не оплачиваются. Но услуги — и транспортные
и агентские — были оказаны, что подтверждено документально (су-
ществуют акты сдачи-приемки и выставлены счета фактуры). Свиде-
тели — сотрудники ООО «МалтиСЭН» все без исключения показали,
что объем работы в 2003 году был большой. Грузов перевозилось много,
своего транспорта ООО «МалтиСЭН» не имело, поэтому использовал-
ся транспорт (в основном «Газели») различных транспортных органи-
заций. А также привлекались различные фирмы с целью поиска контр-
агентов-покупателей для поставок дезинфицирующих средств. Сами
же договора, как я уже отмечал, соответствуют гражданскому законода-
тельству и что характерно, соответствуют и другим договорам, заклю-
ченным между ООО «МалтиСЭН» и другими организациями (напри-
577
мер, т. 1 л. д. 64 Договор между ООО «МалтиСЭН» и поликлиникой
или на л. д. 65 и других листах дела). Абсолютно одинаковые договора,
но одни следствие почему-то считает фиктивными, а другие нет.
О том, что такие фирмы, как «Фаворит Трейд М», «Дориан Трейд»,
«Флеш Турбос» и «Форсет», зарегистрированы с нарушением действую-
щего законодательства, подсудимые узнали только от следствия. Указан-
ные фирмы были зарегистрированы (как было выяснено на следствии)
на граждан по потерянным паспортам. От имени ООО «МалтиСЭН»
с вышеуказанными фирмами договор заключала Астафьева как гене-
ральный директор. Однако в российском законодательстве отсутствовал
и отсутствует в настоящий момент какой либо закон или иной норма-
тивный акт, обязывающий стороны при заключении договоров пред-
ставлять другой стороне учредительные документы, иную информацию
об учредителях, паспорта учредителей и, на всякий случай, самих уч-
редителей, чтобы сверить фотографии на паспортах с живыми лицами
в том случае, если договор подписывает не учредитель, а, скажем, дирек-
тор. Ведь договор может подписать и директор. В соответствии со ст. 161
ГК РФ сделки между юр. лицами заключаются в простой письменной
форме. И в соответствии со ст. 160 ГК РФ сделка подписывается лицом,
совершившим сделку. Что мы и наблюдаем во всех сделках, заключен-
ным ООО «МалтиСЭН» со всеми контрагентами.
О том, что вышеуказанные фирмы существовали и имели государ-
ственную регистрацию, свидетельствуют доказательства в материалах
уголовного дела.
Так, в т. 1 л. д. 49 имеется письмо из МНС № 34 о том, что ООО «Фор-
сет» состоит на учете в налоговых органах с 27.01.2003, а послед-
ний баланс был сдан в 1 квартале 2004 года. Таким образом, это было
действующее ООО в 2003 году, с печатью, органами управления. Кото-
рые в свою очередь могли и имели право заключать хозяйственные до-
говоры. В т. 10 на л. д. 19–42 имеется Устав и балансы ООО «Форсет».
В т. 1 на л. д. 51–53 имеется выписка из Единого гос. реестра юр. лиц,
из которой видно, что ООО «Флеш-Турбос» было образовано и зареги-
стрировано в 2002 году и в т. 8 на л. д.16–19 имеется свидетельство о гос.
регистрации и бухгалтерская отчетность вышеуказанной фирмы.
В т. 1 л. д. 56 и 57 — Информационное письмо из МНС № 3 и выпис
ка из ЕГРЮЛ о том, что ООО «Дориан-Трейд» было зарегистрировано.
Состояло на учете в налоговых органах с 2002 года. Причем было заре-
гистрировано 30 мая 2002 года. А учредитель Шагова умерла 15 декабря
2002 года. Таким образом, в момент регистрации учредитель была жива
и, возможно, она зарегистрировала данную фирму. Этот вопрос след-
ствием не исследовался. А после ее смерти данной фирмой могли вос-
578
пользоваться другие лица, в том числе и наследники. В т. 9 л. д. 15–22
имеется свидетельство о гос. регистрации и бухгалтерская документация
по вышеуказанной фирме. А из заключения по исследованию докумен-
тов на л. д. 102 т. 1 видно, что операции по счетам «Дориан Трейд» при-
остановлены только 29 сентября 2004 года. Таким образом, в 2003 году
ООО «Дориан-Трейд» вела производственно-хозяйственную и финан-
совую деятельность.
В т. 10, начиная с л. д. 81, имеется документация, в том числе и бух-
галтерская, по ООО «Фаворит Трейд М», из которой также видно, что
данная фирма была юридически зарегистрирована, в 2003 году вела
производственно-хозяйственную деятельность, сдавала отчетность
о своей деятельности в налоговые органы.
Даже если вышеуказанные фирмы и были зарегистрированы по чу-
жим паспортам, то Астафьева об этом не знала, да и не могла знать в со-
ответствии с гражданским законодательством Российской Федерации.
Однако следствие упорно пытается доказать, что фирмы были фиктив-
ными, услуги ими не оказывались, а Астафьева обналичивала таким об-
разом денежные средства.
В то время как в самих материалах уголовного дела имеются фик-
тивные процессуальные документы, выполненные следователем Бор-
щевым. Так, в т. 4 на л. д. 4 и 7 имеются: постановление следователя
Борщева и отдельное поручение от его имени. Но подписи на указан-
ных документах от имени Борщева разные. Или: на л. д. 10 и 13 т. 5 име-
ются поручение о проведении ОСД и постановление о производстве
выемки от имени все того же Борщева. Но на указанных документах
стоят также разные подписи, но выполненные от имени Борщева. Что
это? Подлог документов.
В т. 5 л. д. 59 имеется бланк протокола обыска, а на самом деле Бор-
щев производит допрос Астафьевой. Или, может быть, следователь Бор-
щев не различает таких следственных действий как обыск и допрос.
В т. 5 л. д. 170 — постановление о производстве выемки от имени
Борщева. Л. д. 172 — протокол выемки, которые проводил сотрудник
уголовного розыска, а отдельного поручения нет. В следственном дей-
ствии участвовали понятые и Щербакова. Написано, что права участ-
никам разъяснены, а подпись только одна.
В т. 7 л. д. 250 имеется допрос специалиста, где следователь Бор-
щев ставит такой вопрос: «следствием установлено, что никаких услуг
ООО „МалтиСЭН” не оказывало, правомерны ли действия руководителя
по отнесению затрат на прибыль?». Более глупого вопроса мне не прихо-
дилось видеть. Следователь своим вопросом предопределяет и сам ответ.
Вполне понятно, что если услуги не оказывались то их и нельзя отно-
579
сить на затраты и для этого не нужно знаний специалиста. В духе Борще-
ва было поставить перед экспертами-почерковедами следующий вопрос:
«Следствием установлено, что подпись выполнена Аксеновой на доку-
менте и тут же задается вопрос: „выполнена ли подпись Аксеновой?”».
Протоколы осмотра выполнены с нарушением уголовно-процессу-
ального закона. Так, в протоколе осмотра от 17 марта 2005 г., от 16 марта
2005 г. идет перечисление документации без описания индивидуализи-
рующих свойств предмета и без описания того, что в данном предме-
те — документе было обнаружено и зафиксировано с помощью поня-
тых. А в последующем данные документы послужили материалом при
проведении экспертиз.
И все эти перечисленные нарушения и злоупотребления со стороны
Борщева им же перечисляются как доказательства в обвинительном за-
ключении.
Допрошенные в качестве свидетелей в судебном заседании Гор-
шенев, Аксенова, Щербакова, Кондратьев и другие сотрудники
ООО «МалтиСЭН» показали, что в 2003 году было много работы.
ООО «МалтиСЭН» поставляло во многие организации диз. сред-
ства. Как правило, товар доставлялся транспортом сторонних орга-
низаций, с которыми были заключены договора. Своего транспорта
ООО «МалтиСЭН» не имело. Также им известно, что поиском клиен-
тов занимались какие-то организации. Какие, в настоящее время они
не помнят. Но названия таких фирм как: «Фаворит Трейд М», «Дориан
Трейд», «Флеш-Турбос» и «Форсет» им знакомы, ООО «МалтиСЭН»
с этими организациями сотрудничало. Но что конкретно выполняли
названные фирмы, они не знают, т. к. знание данной информации не
являлось необходимым для исполнения ими трудовых обязанностей.
Всю договорную работу вела генеральный директор. Груз, как правило,
сопровождал Кондратьев, даже если и использовался транспорт сто-
ронних организаций. В конце 2004 — начале 2005 года объем работы
упал, грузов перевозилось меньше, поэтому его доставка осуществля-
лась Кондратьевым на своей машине — ВАЗ 2104.
Допрошенные в судебном заседании многочисленные свидетели:
Масеткина, Падрухина, Рычагова, Ахназарова, Румянцева, Найденова,
Степанова, и др. (они являлись сотрудниками различных поликлиник
покупающих дез. средства у ООО «МалтиСЭН») показали, что действи-
тельно покупали у ООО «МалтиСЭН» дез. средства в 2003 году. Объ
емы поставок не позволяли доставлять товар покупателю на обществен-
ном транспорте. А на каком именно транспорте перевозился товар, они
не видели. Товар доставлялся от ООО «МалтиСЭН», вместе с товаром
доставлялись все необходимые документы. А кто выступал в качестве
580
перевозчика, их не интересовало. По договору с продавцом груз достав-
лялся за счет Продавца. Причем Ахназарова заявила, что следователь
одновременно допрашивал ее и Кудишину. Однако в протокол вписана
только она, хотя велся допрос одновременно двух человек. Защита рас-
ценивает данные действия следователя как подлог документов. И учи-
тывая вышеперечисленные (в начале своей речи я уже говорил об этом)
злоупотребления следователя Борщева прошу вынести в отношении
него частное представление.
Здесь же хочу добавить, что свидетель Степанова заявила, что она
не знает, кто доставлял груз, и об этом она сказала следователю. Одна-
ко следователь Борщев сказал ей утвердительно, что это был Кондрать-
ев и вписал его в протокол. А она, в свою очередь, поверила и согласи-
лась. Хотя самого Кондратьева она не знает, а опознания на следствии
не проводилось.
Все вышеперечисленное позволяет говорить о грубых нарушениях
уголовно-процессуального закона на предварительном следствии, что
в свою очередь должно привести к исключению из доказательств тех
процессуальных документов, которые были получены с нарушением
закона и упоминались мною выше.
Учитывая также все вышесказанное, руководствуясь ст. 302 ч. 2 п. 3
УПК РФ прошу Суд вынести оправдательный приговор в отношении
Астафьевой Елены Ильиничны за отсутствием состава преступления.
Краткое содержание дела: Гирш В.Р. обвиняется по ст. ст. 30 (ч. 3),
105 (ч. 2, п. п. «е», «ж», «з») УК РФ (покушение на убийство общеопас-
ным способом, по найму, организованной группой); а также по ст. 112
(ч. 2, п. «г») УК РФ в том, что в составе организованной группы совер-
шил умышленное причинение средней тяжести вреда здоровью; а так-
же по ст. 222 (ч. 3) УК РФ в том, что своими действиями совершил
незаконное приобретение, ношение огнестрельного оружия и боепри-
пасов в составе организованной группы.
1
[Электронный ресурс]. URL: http://www.bestlawyers.ru/php/news/newsnew.
phtml?id=379&idnew=15139&start=0
581
Речь адвоката Ю.А. Свирина:
Уважаемый суд!
Мой подзащитный Гирш В.Р. признал свою вину по предъявленно-
му обвинению частично. И хотя на предварительном следствии он под-
робно рассказал обо всех обстоятельствах дела, написал чистосердеч-
ное признание, у него, как и у защиты, есть сомнения в правильности,
а следовательно, в обоснованности и законности той квалификации,
которая была дана на предварительном следствии.
В связи с чем я хочу поделиться с вами своими соображениями и со-
мнениями по квалификации содеянного моим подзащитным.
Первое.
Гиршу, как, впрочем, и другим подсудимым, предъявлено обвине-
ние в том, что они совершили ряд преступлений в составе организо-
ванной группы. С этой целью для формирования у суда мнения сле-
дователь в повествовательной форме изложил рассказ (а по-другому
я его назвать не могу) о том, «что в г. Кирове в 90-х годах были органи-
зованы преступные группировки, которые занимались массовой пре-
ступной деятельностью, вымогательством денег и имущества. Между
группировками возникали конфликты» ну и т. д. Язык данного изло-
жения был бы хорош для художественного романа, но никак не для
обвинительного заключения, в котором должны содержаться факты
и доказательства.
Доказательств о том, что существовала конкретная преступная
группа, следствием не добыто. Лица, которые якобы организовали
преступную группу, находятся на свободе. Им не предъявлено об-
винения. Сами подсудимые, как на предварительном следствии, так
и в суде заявляли, что ни в какую преступную группу не входили.
Следствие и государственное обвинение в подтверждение своей вер-
сии не приводит ни одного доказательства. В обвинительном заклю-
чении нет ответов на вопросы: кто руководил, кто входил, когда орга-
низовал, как распределялись роли и обязанности, кто финансировал.
Кроме абстрактного повествования, ничего нет. Поэтому, исходя из
вышеизложенного, я прошу исключить из обвинения Гирша такой
квалифицирующий признак как совершение преступления в составе
организованной группы.
Следующий момент, на который я хотел бы обратить ваше внима-
ние. Гиршу предъявлено обвинение в покушении на убийство по п. «з»
ст. 105 УК РФ, т. е. из корыстных побуждений.
Действительно, в своих первоначальных показаниях Гирш В.Р. гово-
рил о том, что Н. обещал ему денежное вознаграждение и увеличение
зарплаты за убийство Т. Однако как следует из материалов дела сам
582
Н. проходит по делу не как организатор преступления, а как свидетель
и, следовательно, ничего подобного он уже не мог говорить Гиршу. Что,
собственно, Н. в своих показаниях и подтвердил: «Никакого денежного
вознаграждения Гиршу не обещал. Сам был свидетелем разговора меж-
ду Гиршем и К., когда К. предложил Гиршу убить Т. В этом разговоре
ни о каких деньгах речь не шла, а Гирш согласился только потому, что
хотел возвыситься в глазах ребят».
Изместьев в своих показаниях в судебном заседании также говорит
о том, что он предложил Гиршу возле шашлычной совершить убийство
Т., Гирш согласился, но ни о каких деньгах речь не шла.
Чем же обосновывает свое обвинение по п. «з» ст. 105 УК РФ след-
ствие? Первое: либо первоначальными показаниями Гирша, в которых
фигурирует Н., но эту версию нельзя признать состоятельной по тем
основаниям, о которых я уже говорил. Н. проходит по делу свидетелем,
в противном случае он попал бы в разряд обвиняемых. И второе: более
поздними показаниями Гирша, в которых Гирш говорит, что после того,
как он уже согласился на убийство Т., со стороны К. было обещано воз-
награждение, на которое Гирш не обратил внимания, т. к. не это было
главным мотивом его согласия.
Теория уголовного права (комментарий УК, учебная литература по
уголовному праву) комментирует убийство из корыстных побужде-
ний как умышленное убийство, совершенное в целях получения мате-
риальной выгоды для виновного. Таким образом, налицо должен быть
корыстный мотив, и при совершении убийства виновный должен ру-
ководствоваться этим мотивом. Этого в действиях и в мотивах Гирша
не было. Поэтому я прошу исключить из обвинения Гирша п. «з» ч. 2
ст. 105 УК РФ.
Далее, на что я обращаю ваше внимание, уважаемый суд.
Гирш обвиняется в умышленном причинении средней тяжести
вреда здоровью, в составе организованной группы, т. е. по п. «г» ч. 2
ст. 112 УК РФ. И хотя про организованную группу я уже говорил
и просил исключить ее как квалифицирующий признак из обвине-
ния, добавлю. Для квалификации по ст. 112 ч. 2 п. «г» УК РФ необ-
ходимо, чтобы умысел группы лиц был един и направлен именно на
причинение вреда здоровью. Однако, как следует из материалов дела,
Изместьев, Гирш и Смирнов получили задание на убийство Т., а не
на убийство или причинение вреда здоровью Ю. Все действия под-
судимых, согласно обвинительному заключению, были направлены
к единой цели, а именно на убийство Т. Ранение Ю. из пистолета ТТ,
который, как предполагается следствием, был у Гирша, скорее можно
отнести к эксцессу исполнителя или преступной небрежности само-
583
го Гирша. Никакого сговора у Гирша с другими подсудимыми на этот
счет не было. Да и предъявляя обвинение по ст. 112 УК РФ только од-
ному Гиршу, следствие тем самым подтверждает, что он один является
субъектом данного состава преступления. А где же тогда группа, если
никто больше не привлечен к уголовной ответственности по ст. 112
УК РФ? Поэтому действия Гирша следует квалифицировать по ч. 1
ст. 112 УК РФ.
В соответствии со ст. 15 УК РФ данное преступление является
преступлением небольшой тяжести. В соответствии со ст. 78 УК РФ,
срок давности по таким преступлениям составляет 6 лет, который ис-
тек в июле 2004 года. Гирш на протяжении 6 лет от следствия не скры-
вался. Совершенно легально проживал в Московской области, был
зарегистрирован, женился. Работал охранником в частном охранном
предприятии и имел право носить огнестрельное оружие, а следова-
тельно проходил милицейскую проверку. Исходя из вышеизложен-
ного, я прошу освободить Гирша от уголовной ответственности по
ст. 112 УК РФ.
Гирш также обвиняется по ст. 222 ч. 3 УК РФ. Я уже просил суд ис-
ключить организованную группу из обвинения. И, если суд согласит-
ся с моими доводами, то действия Гирша следовало бы квалифициро-
вать по ч. 2 ст. 222 УК РФ. Однако, вменяя Гиршу незаконное ношение
оружия, а именно пистолета ТТ, следствие основывает свои выводы на
предположениях. Пистолет с понятыми не изымался, не осматривался,
к делу не приобщался и не фигурирует в деле в качестве вещественно-
го доказательства. Экспертиза пистолета не проводилась. А баллисти-
ческая экспертиза гильз показывает, что одни гильзы были отстреляны
из пистолета Макарова, который был у Изместьева, а другие — из пи-
столета Токарева либо из другого пистолета. А что если Гирш и Изме-
стьев заблуждаются ввиду своей неопытности по поводу того, какой
пистолет был у Гирша? Может быть, это был не ТТ, а другой пистолет,
либо самодельное огнестрельное оружие. Вывод следствия строится на
предположениях. Приговор же на предположениях выноситься не мо-
жет. Поэтому я прошу по ст. 222 УК РФ Гирша оправдать.
И последнее, о чем бы я хотел сказать. О назначении наказания.
При назначении наказания я прошу суд учесть положительные ха-
рактеристики Гирша. Прошу учесть как смягчающее вину обстоятель-
ство п. «е» ст. 61 УК РФ, а именно факт совершения преступления
в силу материальной, служебной или иной зависимости. В своих по-
казаниях Гирш говорил о том, что он не мог отказать К., т. к. с одной
стороны, боялся его, а с другой — работал у него и зависел от работо-
дателя.
584
Также прошу учесть п. «и» ст. 61 УК РФ, а именно, тот факт, что
Гирш активно способствовал раскрытию преступления.
Я прошу суд, назначая наказание по ст. ст. 30 и 105 (ч. 2 п. п. «е»
и «ж») УК РФ, обратить внимание на то обстоятельство, что Гирш хотя
и является исполнителем преступления (дал согласие на убийство Т.,
участвовал в подготовке к преступлению), но не по своей воле. Он не
мог прямо отказать преступному авторитету, будучи посвященным
в его планы. Если бы сделал это, то нетрудно догадаться какая бы судь-
ба его ожидала. А о том, что он не хотел убивать Т., говорят следующие
обстоятельства:
1. Гирш отказался стрелять в Т. 26 июля 1999 г., когда последний вы-
шел из дома с женой и дочерью.
2. Вел не прицельный огонь, хотя мог бы без особого труда застре-
лить Т. В служебной характеристике из армии говорится, что Гирш хо-
роший стрелок. В характеристике из охранного предприятия также го-
ворится, что Гирш отлично стреляет.
3. В момент стрельбы Т. подбегал к подъезду, где стоял Гирш на
3–4 метра, что давало Гиршу возможность причинить смертельное ра-
нение Т.
4. Имея в обойме один или два патрона, Гирш не пристрелил Т.,
когда тот лежал на земле у ног Гирша в беспомощном состоянии.
А о том, что у Гирша в тот момент оставались патроны, помимо само-
го Гирша, говорит свидетель Ельпин — независимый свидетель, кото-
рый является сотрудником милиции и видел со стороны, что затвор-
ная рама в пистолете Гирша не отошла, а значит, в нем оставались
патроны.
Все эти обстоятельства говорят о том, что у Гирша был лишь кос-
венный умысел на убийство, он относился с преступной небрежностью
к наступившим последствиям, но не желал смерти Т.
Таким образом, суммируя все вышесказанное, я прошу при на-
значении наказания применить к Гиршу ст. 64 УК РФ и назначить
ему наказание более мягкое, чем предусмотрено санкцией ч. 2 ст. 105
УК РФ.
***
Суд согласился с мнением защиты и назначил Гиршу наказание по
ст. ст. 30 и 105 (ч. 2 п. п. «е», «ж») в виде лишения свободы сроком на
5 лет.
585
Склярский И.И.
Адвокат Московской городской коллегии адвокатов,
заслуженный юрист РСФСР
1
[Электронный ресурс]. URL: http://ex.kabobo.ru/docs/202000/index-2059-1.
html?page=7
586
тут проживала с матерью на Северном Кавказе. Вскоре он привел Таню
в дом, родители напомнили ей обо всех грехах Сергея. Она сказала,
что ей все известно и с ней Сергей начнет иную жизнь. Таким образом,
была сделана заявка на ее поселение к ним в квартиру.
Не мне вам, товарищи судьи, рассказывать о состоянии родителей
в этой ситуации. С одной стороны, они наслышаны и начитаны (об
этом пишут газеты) о поветрии вступать в браки, чтобы осесть в Мо-
скве. С другой стороны, не так легко отказать сыну, тем более если он
встретил действительно достойную подругу.
15 марта 1974 г. брак Тани и Сергея был зарегистрирован, и после
этого Таня получила назначение в Москву. В конце апреля ее прописа-
ли на ныне спорную жилую площадь.
Через некоторое время втайне от моих доверителей и с ведома и со-
гласия Тани Сергей покидает трудовой коллектив, в который его опре-
делили родители, и устраивается на работу в ресторан. Мои доверители
понимали, что Сергею эта работа не подходит, но возражения родите-
лей только обострили отношения — Сергей остался на работе в ресто-
ране. Внешне Таня соблюдала нейтралитет, но фактически была на сто-
роне Сергея.
Развязка не заставила себя долго ждать. 16 июля 1974 г., через 4 ме-
сяца после свадьбы и менее чем через три месяца после прописки Тани,
Сергей избил в ресторане одного из обслуживаемых им посетителей.
8 августа его снова осудили по ч. 2 ст. 206 УК РСФСР к четырем годам
лишения свободы.
После этого Таня стала говорить о том, что в этой ситуации ей в Мо-
скве делать нечего, ибо Сергея по отбытии наказания здесь не пропи-
шут, и поэтому она будет просить министерство о перераспределении.
В середине августа в отсутствие всех членов семьи Косенко Таня унес-
ла все свои вещи, а также подарки, полученные в день свадьбы.
В конце августа она посетила моих доверителей, сообщила, что по-
лучила назначение на работу и уезжает из Москвы, но не сказала, куда
именно; ранее она называла Калининград или Орел. Таня просила со-
общить Сергею, чтобы письма он направлял ей по адресу ее матери, ибо
не исключено, что она останется работать там. Таня попросила расчет-
ную книжку по оплате за квартиру и коммунальные услуги с тем, чтобы
отметиться в домовой книге.
Через несколько дней опять же в отсутствие всех членов семьи Ко-
сенко она оставила расчетную книжку в квартире. Мои доверители
были уверены, что Таня отметилась и выбыла из Москвы, ждали от
нее вестей. Но известий не поступало около полугода. В конце янва-
ря 1975 года она неожиданно появилась и без каких-либо объяснений
587
попросила приютить ее на короткое время. Вне всякого сомнения, что,
если бы Таня поддерживала связь с родными мужа или хотя бы объяс-
нила им причины своего молчания, ей не было бы отказано в просьбе.
Но таинственное исчезновение и появление насторожили семью Ко-
сенко, они честно сказали ей о причинах отказа. Покидая их, Таня зага-
дочно заявила им, что они «встретятся в другом месте».
Прошло еще два месяца, и в конце марта они получили повестку
о вызове в суд. На приеме у судьи им была вручена копия искового за-
явления Тани о вселении и разделе жилой площади (требование о раз-
деле жилой площади было зачеркнуто). Оказалось, что в домовой кни-
ге она не отметилась.
Мои доверители начали выяснять, где же она находилась все это
время, и получили официальную справку управления руководящих ка-
дров и учебных заведений министерства о том, что Самаровой (добрач-
ная фамилия Тани) в сентябре 1974 г. было выдано направление на ра-
боту в Пензу, но к месту работы она не прибыла (см. л. д. 19).
Косенко и Лупова (бабушка Сергея) представили суду объяснения
по иску и заявили встречный иск о признании Тани утратившей право
на площадь по основаниям ст. 329 Гражданского кодекса РСФСР вви-
ду выезда Тани на постоянное жительство в другое место.
В судебном заседании 25 марта 1975 г. Таня заявила, что работает в Мо-
скве, в лаборатории того же министерства. На запрос суда министерство
сообщило, что направления в лабораторию ей не выдавали (л. д. 26).
Таковы фактические обстоятельства, которые, за исключением де-
талей, не оспариваются сторонами.
Народный суд удовлетворил иск Тани, а во встречном иске моим до-
верителям отказал.
В мотивировочной части решения суд анализирует обстоятельства
с позиций ст. 306 Гражданского кодекса РСФСР, указывая, в частности,
что после осуждения Сергея отношения Тани с его семьей испортились
и поэтому она временно вынуждена была покинуть спорную площадь,
снимать комнату в поднаем; в ноябре Косенко сменили замки и она не
могла попасть в квартиру; с октября работает в Москве; свидетели Ки-
рина и Петрусова пояснили суду, что приходили вместе с Таней в квар-
тиру родных ее мужа, но они возражали против проживания Тани;
Таня обратилась с заявлением в жилищно-эксплуатационную контору
с просьбой не выписывать ее, так как она не проживает временно, по-
скольку ей чинят препятствия. Наконец, суд указал в решении, что она
отсутствовала менее шести месяцев и по уважительной причине.
Я сознательно не упустил ни одного из доводов решения, чтобы вы,
товарищи судьи, убедились, что обжалуемое решение постановлено
588
вопреки требованиям ст. 197 ГПК РСФСР и постановления Пленума
Верховного Суда РСФСР от 26 сентября 1973 г. № 9 «О судебном ре-
шении». В нем не содержится анализа возражений и встречного иска
моих доверителей.
Между тем в силу ст. 329 Гражданского кодекса РСФСР и п. 4 по-
становления Пленума Верховного Суда СССР от 25 марта 1964 г.
«О судебной практике по гражданским жилищным делам» для призна-
ния лица утратившим право на жилую площадь при его постоянном
выезде не требуется 6-месячного срока; оно утрачивает право со дня
выезда с этой площади. В судебном заседании Таня показала: «После
окончания института я решила взять направление в Пензу и уехать...»
(л. д. 37). «Когда забирала вещи, то родителей мужа дома не было, я от-
крывала дверь своим ключом» (л. д. 38). «Все письма на мое имя, ког-
да я была у мамы, пересылали на адрес матери. Я думала остаться там
и найти себе работу. Я брала у родителей Сергея расчетную книжку по
оплате квартплаты, чтобы выписаться» (л. д. 38 об.).
Таким образом, налицо добровольное и постоянное оставление жи-
лой площади.
В упомянутом мною дополнительном ответе министерства (л. д. 26)
указано, что в августе 1974 года ей была предложена работа в одном из
производственных объединений в Москве, но она отказалась от этого
места и настояла на направлении ее на работу вне Москвы.
Выводы суда даже в плане их обоснования с позиций ст. 306 Граж-
данского кодекса РСФСР не соответствуют обстоятельствам, установ-
ленным по делу, а поэтому в силу п. 3 ст. 306 ГПК РСФСР вынесенное
решение подлежит отмене.
Как я уже говорил, суд начинает мотивировку решения с того, что
после осуждения Сергея отношения моих доверителей с Таней обо-
стрились. Трудно понять, как такой вывод суда согласуется с заявлени-
ем Тани в судебном заседании о том, что после осуждения мужа отно-
шения были неплохие (л. д. 37 об.),
Мои доверители утверждали и утверждают, что между осуждением
Сергея и оставлением Таней их жилой площади прошли считанные
дни, она выбыла в августе.
Желая сократить срок своего отсутствия — менее чем шесть меся-
цев, Таня утверждает, что до 15 сентября 1974 г. жила на ул. Алабяна
(л. д. 38).
Суд, не уточняя в решении даты, утверждает, что она не проживала
на спорной площади с сентября. Но сама же Таня в судебном заседании
показала: «С августа по январь 1975 года я не могла попасть в кварти-
ру...» (л. д. 38 об.).
589
Таким образом, и это утверждение опровергается объяснением ис-
тицы.
Далее, в решении указано, что в ноябре 1974 г. Косенко сменили зам-
ки. Да, один из двух замков они действительно сменили, но не в ноябре,
а в декабре. Его сменили потому, что он испортился. О Тане они не ду-
мали, полагая, что ключи она им вернула (об этом они написали в своих
объяснениях по ИСКУ на л. д. 9). Если верить Тане, что ключи остались
у нее, то почему она ими не воспользовалась в августе, сентябре, октябре,
ноябре. Косенко не предвидели, что этот вопрос возникнет в суде и объ-
яснили, что замок испортился, они пригласили слесаря, чтобы исправить
его, но слесарь заявил, что исправить его невозможно, и тогда они ку-
пили новый. Если суд усомнился в правдивости их объяснений, можно
было вызвать слесаря, он работает в ЖЭК. Наконец, если Таня была ли-
шена возможности попасть в квартиру, она могла обратиться за содей-
ствием в тот же ЖЭК, в милицию, в суд. Но она не сделала этого.
В решении указано, что истица с октября 1974 г. работает в Мо-
скве. Действительно, такая справка имеется в деле (л. д. 25). Но в соот-
ветствии с п. 26 Положения о персональном распределении молодых
специалистов, оканчивающих высшие и средние специальные учебные
заведения СССР, специалист с высшим и средним специальным обра-
зованием обязан работать после окончания обучения в том месте, куда
его направила комиссия по персональному распределению или мини-
стерство, не менее трех лет.
Руководителям предприятий и учреждений запрещено принимать
на работу молодых специалистов, не проработавших трех лет после
окончания учебного заведения, без путевки о направлении на работу
в данное предприятие (учреждение) или документов о предоставлении
возможности самостоятельно устраиваться на работу.
Вместо того чтобы частным определением, о вынесении которо-
го мы просили суд, реагировать на бесконтрольность использования
молодых специалистов министерством, выдавшим Тане направление,
а также на незаконный прием ее на работу в лабораторию, суд ограни-
чился записью в решении, что она работает.
Далее в решении указано, что свидетели Кирина и Петрусова пояс-
нили суду, что, «когда они вместе с Косенко Т.А. в декабре-январе при-
ходили в квартиру се мужа, родители возражали против проживания
Косенко Т.А.».
Факт появления Тани Косенко в конце января 1975 года в квартире
моих доверителей, а равно их возражения против ее поселения ими не
оспаривались. Однако Таня Косенко приходила одна, и никаких свиде-
телей с ней не было.
590
Ни Кирина, Ни Петрусова не показывают, что приходили с Таней
в квартиру родителей мужа.
Свидетель Кирина показала: «В январе 1975 года мы Таню ждали
около часа. Когда она стала выходить, то приоткрылась дверь и раздал-
ся голос Анны Сергеевны. Она кричала, чтобы Таня оставила их пло-
щадь» (л. д. 41).
Свидетель же Петрусова пояснила суду: «В январе 1975 г. я и Таня
были у Косенко, я стояла у двери. Татьяну в квартиру не пустили и на
нее кричали, чтобы она убиралась с их площади» (л. д. 41).
Совершенно очевидно, что свидетели дали суду неправдивые пока-
зания, но суд заключает мотивировочную часть решения тем, что исти-
ца не проживала на спорной площади менее шести месяцев.
Если верить заявлениям истицы о времени и причинах ее выбытия
со спорной площади, то самое позднее время, которое она называет, это
15 сентября.
Причины выбытия также объясняются по-разному. В исковом за-
явлении она пишет: «После ареста и осуждения моего мужа его отец,
А.Г. Косенко, стал препятствовать проживанию на его жилплощади, по-
этому я вынуждена была уйти на квартиру» (л. д. 3).
Когда мы напомнили ей, что А.Г. Косенко не было в Москве к мо-
менту осуждения сына (ее мужа), что она и мать, приезжавшая к ней
в гости, провожали его и предложили ему угощение на дорогу, исти-
ца вынуждена была признать в судебном заседании: «После осуждения
мужа отношения были неплохие...» (л. д. 37 об.).
Поняв противоречивость своих объяснений, истица в порядке
ст. 184 ГПК РСФСР дополняет свои объяснения: «Я ушла жить на
квартиру по просьбе родителей мужа» (л. д. 41 об.).
Можно ли считать «просьбу» препятствием к проживанию; как при
«неплохих отношениях» они препятствовали ей проживать с ними, ис-
тица не поясняет.
Однако она утверждает, что оставила спорную площадь 15 сентября
1974 г. и с этого времени, надо полагать, у нее возникло право на иск.
А иск был предъявлен ею 18 марта 1975 г. (л. д. 1–4), или по истечении
шести месяцев и трех дней. В действительности же она покинула спор-
ную площадь на месяц раньше и, следовательно, ко времени предъявле-
ния иска прошло уже более семи месяцев.
Таким образом, с позиций ст. 306 Гражданского кодекса РСФСР ис-
тица утратила право на спорную площадь.
Я прошу вас отменить решение народного суда и направить дело на
новое рассмотрение.
591
***
Определением Судебной коллегии по гражданским делам Москов-
ского городского суда решение народного суда было отменено и дело
принято к производству Судебной коллегии по гражданским делам
Московского городского суда в качестве суда первой инстанции.
Решением Судебной коллегии по гражданским делам Mocковско-
го городского суда в иске Т.А. Косенко было отказано, а встречный иск
был удовлетворен.
Определением Судебной коллегии по гражданским делам Верховного
Суда РСФСР решение Судебной коллегии Московского городского суда
оставлено без изменения, а жалоба Т.А. Косенко — без удовлетворения.
Скобунова Т.И.
Адвокат Черновицкой областной коллегии адвокатов
1
[Электронный ресурс]. URL: http://ex.kabobo.ru/docs/202000/index-2059-1.
html?page=2
592
чи товарно-материальных ценностей при наличии неиндивидуализи-
рованной (бригадной) материальной ответственности не дает основа-
ния для увольнения истицы по мотиву утраты доверия.
Однако в приказе по торгу нет указаний на совершение Костючен-
ко какого-либо проступка. Один лишь факт членства в бригаде, несу-
щей коллективную материальную ответственность за образовавшую-
ся недостачу, не может служить основанием увольнения всей бригады,
включая мою доверительницу.
Чтобы уволить члена бригады за недостачу, ответчик должен был
доказать его вину в образовании таковой.
Никаких доказательств ответчик не представил. Более того, в деле
имеются доказательства, свидетельствующие об отсутствии вины Ко-
стюченко.
Так, прокуратурой района было возбуждено уголовное дело по фак-
ту недостачи и порчи товаров в магазине № 32, которое затем прекра-
щено в отношении всех членов бригады, включая Костюченко, по ч. 2
ст. 6 УГК УССР — за отсутствием в их действиях состава преступления.
Постановление приобщено к настоящему делу.
Об отсутствии вины Костюченко в образовании недостачи свиде-
тельствует и тот факт, что, как видно из акта инвентаризации, недоста-
чи по товарам, поступавшим в кондитерский отдел, где работала Ко-
стюченко, не выявлено.
Допрошенные в суде свидетели, в том числе Александрова, заведую
щая магазином № 32, показали, что каждый отдел сдавал выручку
в кассу Смешторга отдельно; в складское помещение, где находились
материальные ценности и где обнаружена недостача и порча товаров,
имела доступ только Александрова.
Члены местного комитета профсоюза, давая согласие на увольне-
ние, не усмотрели вины истицы в образовании недостачи.
Из протокола заседания месткома видно, что мотивом дачи согласия
местного комитета профсоюза на увольнение послужил не факт недоста-
чи товаров, а отказ Костюченко добровольно возместить ущерб, причи-
ненный недостачей. Однако отказ Костюченко добровольно погасить не-
достачу мог служить лишь основанием в соответствии со ст. 132 КЗоТ
УССР для обращения администрации с иском в суд о взыскании недо-
стачи в принудительном порядке, а не для ее увольнения с работы.
Представитель торга, стремясь доказать законность и обоснованность
увольнения Костюченко по п. 2 ст. 41 КЗоТ УССР, мотивировал правиль-
ность своего решения и тем, что Костюченко ранее допускала нарушения
трудовой дисциплины — несвоевременно сдавала выручку, нарушала ре-
жим работы магазина, за что имела дисциплинарные взыскания.
593
Однако в судебном заседании установлено, что дисциплинарные
взыскания торг наложил с нарушением трудового законодательства,
поскольку не затребовал объяснений от Костюченко. Таким образом,
он нарушил п. 28 Типовых правил внутреннего трудового распоряд-
ка для рабочих и служащих предприятий, учреждений, организаций.
О них Костюченко в известность поставлена не была, чем был нарушен
п. 31 упомянутых Правил.
Кроме того, указанные взыскания были наложены на Костюченко за
упущения, допущенные в магазине № 44, где она работала ранее. При
этом взыскания налагались за нарушения трудовой дисциплины — не-
своевременную сдачу выручки, нарушение режима работы магазина, ко-
торые не могут служить дополнительными обстоятельствами в обоснова-
ние потери доверия к Костюченко как материально-ответственному лицу.
Несвоевременная попытка ответчика обосновать увольнение ссыл-
кой на новые мотивы и процессуально недопустима. Суд проверяет обос
нованность увольнения по тем основаниям, которые приведены в прика-
зе. Разрешать вопрос об увольнении по другим фактам, не являющимся
поводом к расторжению трудового договора, суд не вправе. Все сказан-
ное дает основание утверждать о незаконности приказа об увольнении
Костюченко. По вине администрации Костюченко — мать двоих детей,
единственный кормилец семьи — не работала в течение трех месяцев.
В соответствии со ст. 234 КЗоТ УССР прошу суд вынести решение,
которым удовлетворить иск и восстановить С.Ф. Костюченко на работе
в должности продавца магазина № 32 Смешторга.
На основании ст. 235 КЗоТ УССР прошу также взыскать со Смеш-
торга в пользу истицы средний заработок за время вынужденного про-
гула со дня увольнения до дня фактического восстановления на работе
исходя из ее среднемесячного заработка 110 руб.
Ходатайствую о вынесении частного определения, чтобы довести до
сведения Облторгуправления о грубом нарушении трудового законо-
дательства, допущенного администрацией Смешторга при увольнении
С.Ф. Костюченко.
***
Народный суд отказал С.Ф. Костюченко в иске о восстановлении на
работе.
По кассационной жалобе адвоката решение народного суда было от-
менено и дело направлено на новое рассмотрение.
При новом судебном рассмотрении С.Ф. Костюченко восстановле-
на в ранее занимаемой должности, со Смешторга взыскан в ее пользу
средний заработок за время вынужденного прогула.
По ходатайству адвоката вынесено частное определение.
594
Трейстер И.А.
595
тире, где вместе с дочерью и мужем занимает одну комнату размером
18 кв. м.
Несколько лет назад Кирина вступила в жилищно-строительный
кооператив «Яуза».
Решением исполкома районного Совета народных депутатов был
утвержден список членов-учредителей названного кооператива. Для
Кириной, которая в то время не была замужем, и ее дочери предназна-
чалась малогабаритная трехкомнатная квартира. При получении квар-
тиры Кирина должна была сдать ранее занимаемую ими комнату, о чем
дала письменное обязательство.
Строительство дома закончилось и состоялась жеребьевка. Решени-
ем общего собрания за Кириной была закреплена трехкомнатная квар-
тира в 34 кв. м.
К этому времени Кирина вышла замуж и прописала мужа на зани-
маемую ею и дочерью жилую площадь. Дочь стала совершеннолетней,
приступила к трудовой деятельности. Она не пожелала жить вместе
с матерью и отчимом и отказалась переехать в кооперативную кварти-
ру. Тогда Кирина обратилась в райисполком с просьбой включить в ор-
дер только мужа.
Однако решением райисполкома от 28 июня 1978 г. Кириной от-
казали в выдаче ордера и одновременно постановили отменить ре-
шение общего собрания членов ЖСК о принятии Кириной в члены
ЖСК и прежнее решение райисполкома об утверждении Кириной чле-
ном-пайщиком кооператива.
Лишение Кириной права быть членом ЖСК райисполком мотиви-
ровал тем, что Кирина не выполнила обязательства о сдаче жилой пло-
щади.
В связи с этим необходимо решить два вопроса: обязана ли совер-
шеннолетняя дочь следовать за своей матерью в предоставленную коо-
перативную квартиру и какие последствия может повлечь для С.Г. Ки-
риной отказ дочери оставить комнату.
Ответить на первый вопрос нам поможет постановление № 51 Пле-
нума Верховного Суда РСФСР от 28 января 1970 г., в соответствии
с которым при предоставлении нанимателю другого жилого помещения
в него переселяются и члены семьи, если они дали письменное согласие
на проживание во вновь предоставляемом жилом помещении.
Как видно из материалов дела, в момент дачи С.Г. Кириной обяза-
тельства об освобождении комнаты ее дочь Ольга была несовершенно-
летней.
В соответствии со ст. 11 ГК РСФСР для Ольги Кириной граждан-
ская дееспособность в полном объеме возникла лишь через два года по-
596
сле того, как ее мать дала обязательство. Достигнув совершеннолетия,
она не может быть принудительно переселена в предоставленную ее
матери кооперативную квартиру.
Вот почему жилищные органы не ставят вопрос о выселении Ольги
Кириной из ныне занимаемой комнаты.
Отвечая на второй вопрос, подробно остановимся на тех послед-
ствиях, которые создает для Кириной указанное решение райиспол-
кома.
В соответствии с п. 16 Примерного устава ЖСК, утвержденного по-
становлением Совета Министров РСФСР от 2 октября 1965 г. № 1143,
каждому члену кооператива, выполнившему свои обязательства по
внесению установленных вступительных и паевых взносов, предостав-
ляется в постоянное пользование жилая площадь.
В этом же пункте записано, что жилая площадь предоставляется по
ордерам, выдаваемым исполкомами районных Советов народных депу-
татов.
Какое юридическое значение имеет выдача ордера на занятие коо-
перативной квартиры?
Можно ли оспорить в судебном порядке отказ исполкома в выдаче
ордера?
Эти вопросы неоднократно рассматривались в судебной практике
высших судебных органов, а также в теории.
Анализируя нормы Примерного устава жилищно-строительного ко-
оператива, авторы, как правило, обоснованно указывают, что членство
в кооперативе может быть прекращено только по решению общего со-
брания и лишь по основаниям, предусмотренным в Уставе (п. 20 и п. 29,
подп. «а» Примерного устава ЖСК РСФСР). Примерный устав пред-
усматривает возможность прекращения членства гражданина в коопе-
ративе (вопреки его воле) только вследствие исключения пайщика из
ЖСК. Исключение из кооператива является прерогативой общего со-
брания пайщиков.
Поэтому отмена исполкомом местного Совета народных депутатов
решения общего собрания о приеме гражданина в кооператив нельзя
рассматривать как исключение его из кооператива, поскольку закон не
предоставляет исполкому права на исключение пайщика из ЖСК. Вы-
дача же ордера является формой контроля за правильностью распре-
деления помещений в домах ЖСК. Отказ в выдаче ордера может быть
оспорен в судебном порядке.
Это следует из постановления № 6 Пленума Верховного Суда СССР
от 16 июня 1978 г. «О применении судами законодательства при рас-
смотрении дел по спорам между гражданами и жилищно-строитель-
597
ными кооперативами», в ч. 1 п. 4 которого даны разъяснения, что член
жилищно-строительного кооператива вправе обратиться в суде иском
о защите нарушенного или оспариваемого права на пользование жи-
лым помещением, выделенным ему как члену кооператива по решению
общего собрания членов ЖСК.
Пленум Верховного Суда СССР указал, что такой иск подведом-
ствен суду и в случаях отказа в выдаче члену кооператива ордера на
жилое помещение, отмены исполкомом местного Совета народных де-
путатов решения общего собрания членов кооператива о приеме граж-
данина в члены кооператива.
В ч. 2 п. 4 названного постановления разъясняется, что при разре-
шении таких споров суды должны учитывать мотивы решения, приня-
того исполкомом, который в соответствии с Примерным уставом ЖСК
вправе отменить решение общего собрания членов ЖСК, если оно про-
тиворечит действующему законодательству.
Основным мотивом, которым руководствовался исполком при от-
мене решения общего собрания членов жилищно-строительного коо-
ператива «Яуза», было нарушение моей доверительницей обязатель-
ства о сдаче ныне занимаемой ею комнаты. Однако это произошло по
причинам, от нее не зависящим, и упрекать ее в недобросовестности
нет оснований.
Исходя из сложившейся в семье Кириной ситуации она и сейчас
нуждается в улучшении жилищных условий, так как проживание
в одной комнате с мужем и взрослой дочерью создает для Кириной
большие неудобства. Вступая в жилищно-строительный кооператив,
С.Г. Кирина просила выделить ей квартиру размером 34 кв. м на двоих
с учетом того, что она как кандидат наук имеет право на дополнитель-
ную жилую площадь размером до 20 кв. м. И теперь на эту жилую пло-
щадь въедут двое.
Исковые требования С. Г. Кириной являются законными и обосно-
ванными.
Поэтому на основании п. 16 Примерного устава жилищно-строи-
тельного кооператива, п. 4 постановления № 6 Пленума Верховного
Суда СССР от 16 июня 1978 г. прошу признать за С.Г. Кириной пра-
во на выделенную ей квартиру в доме ЖСК «Яуза» и обязать отдел
учета и распределения жилой площади райисполкома выдать на нее
ордер.
***
Решением народного суда иск С.Г. Кириной был удовлетворен.
Решение вступило в законную силу.
598
Филиппов Б.В.
Адвокат Московской городской коллегии адвокатов
1
[Электронный ресурс]. URL: http://ex.kabobo.ru/docs/202000/index-2059-1.
html?page=8
599
ны ЖСК и встречного иска ЖСК к ней о выселении, является вопрос
о том, имеет ли И.Л. Красавина как наследница умершей Машковой
преимущественное право на принятие ее в члены ЖСК и на закреп
ление за ней квартиры, находившейся в пользовании наследодатель-
ницы.
В силу п. 24 Примерного устава ЖСК и подп. в п. 1 постановления
Пленума Верховного Суда РСФСР от 28 января 1970 г. пай умерше-
го члена ЖСК переходит к его наследникам и тот из них, кто пользо-
вался квартирой при жизни наследодателя, имеет право на вступление
в ЖСК и сохранение дальнейшего права пользования кооперативной
площадью и это его право подлежит судебной защите.
Правление ЖСК признает наследственные права Красавиной на
пай умершей Машковой и согласно выплатить сумму пая Красавиной,
но считает, что она не имеет права на вступление в члены ЖСК, так как
не проживала в квартире Машковой постоянно, а лишь изредка прихо-
дила в эту квартиру и ухаживала за больной бабушкой на правах гостьи
и никогда не была прописана в этом доме.
Правление ЖСК указывало, что факт возбуждения умершей Маш-
ковой ходатайства о родственном обмене жилой площади между Маш-
ковой и Красавиной доказывает их раздельное проживание, поскольку
обмен возможен только между лицами, проживающими в разных жи-
лых помещениях. Красавина признает, что ни она, ни умершая бабушка
никогда в этой квартире не проживали, из чего якобы следует, что об-
мен квартиры № 22 и № 10 был фиктивным и фактически не состоялся.
Наконец, правление ЖСК утверждает, что признание Красавиной чле-
ном ЖСК невозможно, так как это нарушило бы п. 6 Примерного уста-
ва ЖСК, поскольку Красавина имеет жилплощадь по месту жительства
матери.
Общее собрание почти единогласно отказало Красавиной в ее хода-
тайстве о приеме в члены ЖСК. Оно не располагало всей информацией
об обстоятельствах дела и взаимоотношениях сторон, не имело доказа-
тельств, представленных нами и подробно рассмотренных в судебном
заседании.
Постоянное проживание Красавиной в квартире бабушки подтверж-
дено допрошенными судом многочисленными свидетелями, жильцами
квартир, выходящих на одну лестничную клетку дома, в том числе чле-
нами ЖСК и даже одним членом правления ЖСК. Это подтвердили
и учительница английского языка, которая давала уроки Красавиной
и для этого раз в неделю приходила в квартиру бабушки, а также врач
и медсестра, посещавшие больную М.Н. Машкову последние три года
по нескольку раз в неделю и всегда видевшие там Красавину. Соседки
600
коммунальной квартиры, где живет мать Красавиной и прописана сама
Красавина, рассказали о том, что И.Л. Красавина начиная с 1968 года
в их квартире не проживает, так как выехала к бабушке, в связи с чем
они даже не начисляют матери Красавиной долю дочери на оплату
коммунальных услуг и очереди по уборке квартиры, как это было до
1968 года, когда Красавина в их квартире проживала.
По существу, представители ЖСК признали проживание Красави-
ной в квартире бабушки, М.Н. Машковой, но указывали, что оно «не
было оформлено» и в «списке жильцов она не значилась».
В п. 24 Устава ЖСК и в п. 1 постановления Пленума Верховного
Суда РСФСР от 28 января 1970г. говорится о преимущественном пра-
ве на вступление в ЖСК наследников, «пользовавшихся квартирой»
при жизни умершего члена ЖСК.
А И.Л. Красавина не только пользовалась, но и в течение более трех
последних лет постоянно проживала в квартире, за которую она унас-
ледовала паенакопление.
На л. д. 42 имеется представленное нами подлинное извещение
Управления внутренних дел Мосгорисполкома от 29 ноября 1968 г.,
адресованное М.Н. Машковой, об отказе в прописке И.Л. Красавиной.
Это было за три с половиной года до смерти Машковой, причем на ее
заявлении есть резолюция правления ЖСК на прописку Красавиной.
Такое же заявление Машкова написала вторично в начале января
1970 года, и правление вновь поддержало его, но это заявление Машко-
ва не подала вследствие обострения ее болезни.
Отсутствие логики в утверждениях членов правления ЖСК, что
Красавина жила у Машковой без прописки, как гостья, подтверждает-
ся и тем, что общее собрание ЖСК по предложению того же правления
11 февраля 1970 г. единогласно санкционировало семейный обмен жи-
лой площади между М.Н. Машковой и И.Л. Красавиной, в связи с чем
исключило Машкову из членов ЖСК, а И.Л. Красавину приняло вме-
сто нее с закреплением за ней квартиры № 22. Но на следующий день
после общего собрания, 12 февраля, Машкова умерла и обмен не был
оформлен и реализован, так же как не был реализован прием Красави-
ной в члены ЖСК по обмену.
Но факт обмена и действия правления и общего собрания ЖСК, ут-
вердивших такой обмен, показывают, что никто в ЖСК не рассматри-
вал Красавину как гостью Машковой и эта «версия» возникла лишь по-
сле смерти бабушки.
Нам говорят, что И.Л. Красавина не вправе претендовать на кварти-
ру № 22, в которой ни она, ни умершая Машкова никогда не прожива-
ли. Какое это имеет значение?
601
Свою квартиру № 10 Машкова в январе 1970 года обменяла со
своим сыном, который проживал в кв. № 22. Этот обмен был санк-
ционирован решением общего собрания членов ЖСК и разрешен
райисполкомом. Обе обменивавшиеся стороны получили ордера.
Паенакопления были взаимно перечислены и переоформлены в бух-
галтерии ЖСК.
Таким образом, обмен был произведен в полном соответствии
с подп. «г» п. 19 Примерного устава ЖСК.
В силу п. 11 Инструкции МКХ РСФСР от 9 января 1967 г. обмен
считается совершенным с момента получения обменивавшимися сто-
ронами обменных ордеров. С этого момента Машкова считалась поль-
зователем кв. № 22, паенакопление было переведено правлением на ее
имя на квартиру № 22, и, следовательно, эту квартиру Красавина как
наследница должна получить в свое пользование.
Обеспечена ли Красавина жилой площадью по месту ее прописки?
Моей доверительнице И.Л. Красавиной 19 лет. Она с матерью про-
писана в коммунальной квартире в комнате размером 19 кв. м. Мать
моей доверительницы молодая женщина и имеет право на дополни-
тельную площадь.
Мы предъявили вам извещение Дворца бракосочетания о том, что
через две недели назначено бракосочетание И.Л. Красавиной с ее же-
нихом.
Нуждается ли она в том, чтобы ее новая семья с начала ее возник-
новения была обеспечена отдельной площадью? Думаю, что здесь двух
мнений быть не может.
Я прошу суд удовлетворить иск И.Л. Красавиной и отказать в иске
о ее выселении.
***
Решением народного суда иск И.Л. Красавиной был удовлетворен,
а в иске правлению ЖСК о ее выселении отказано.
Судебная коллегия по гражданским делам Московского городского
суда оставила это решение без изменения.
Прокурор Москвы принес протест в Президиум Московского го-
родского суда об отмене вынесенных по делу судебных постановлений.
Адвокат Б.В. Филиппов представил письменные объяснения на про-
тест и принял участие в заседании Президиума Московского городско-
го суда, постановлением которого протест был оставлен без удовлетво-
рения.
Аналогичный протест прокурора РСФСР был отклонен Судебной
коллегией по гражданским делам Верховного Суда РСФСР (см. Бюл-
летень Верховного Суда РСФСР. 1971. № 11. С. 4).
602
Хейфец Леонид Генрихович
1
[Электронный ресурс]. URL: http://ex.kabobo.ru/docs/202000/index-2059-1.
html?page=10
603
Речь адвоката Л.Г. Хейфеца:
Уважаемые товарищи судьи!
День 6 декабря 1978 г. начался для моего доверителя Маркова с ра-
достного события: в тот день он приобрел автомашину «Жигули»
ВАЗ 2101. Хотелось как можно скорее поставить ее на учет в ГАИ, так
как давно было решено, что очередной отпуск он проведет за рулем ав-
томашины.
В ГАИ Марков решил ехать на следующий же день, т. е. 7 декабря
1978 г. Предстояло позаботиться и о месте стоянки автомашины, а пока
по договоренности со своим фронтовым другом Акуловым он поставил
автомашину на ночь в его гараж, поскольку автомашина Акулова нахо-
дилась в то время в ремонте.
Гараж Акулова непосредственно примыкает к обнесенной деревян-
ным забором строительной площадке, где Передвижная механизиро-
ванная колонна треста «Спецмонтаж» строит новое здание НИИАСУ.
Ворота гаража выходят во двор дома № 5 по Радиаторной улице, а зад
няя стенка практически соприкасается с деревянным забором строи-
тельной площадки. Гараж Акулова имеет деревянную основу и обшит
железом.
В судебном заседании было установлено, что на строительной пло-
щадке, за забором, находилось также три бесхозных гаража, которые
должны были быть снесены, так как они мешали строительству. Для
правильного решения настоящего дела немаловажное значение имеет
то обстоятельство, что все эти бесхозные гаражи также непосредствен-
но примыкали к деревянному забору строительной площадки.
Свидетель Комов, участковый инспектор отделения милиции, пока-
зал, что территория строительной площадки никем не охранялась, поэ-
тому посторонние лица довольно часто приходили в эти гаражи, были
случаи, когда они жгли костры. Со своей стороны отделение милиции
неоднократно обращало внимание и заказчика (НИИАСУ), и подряд-
ной организации (ПМК треста «Спецмонтаж») на необходимость сно-
са бесхозных гаражей и организации охраны строительной площадки.
Однако ни заказчик, ни подрядчик никаких мер не предпринимали.
Вечером 6 декабря 1978 г. на строительной площадке возник пожар.
В акте о пожаре отмечено, что площадь, охваченная пожаром, составля-
ла 100 кв. м, в результате пожара сгорели дотла все три бесхозных га-
ража, расположенных на строительной площадке, и часть деревянного
забора, примыкающая к ним, прогорела задняя стенка и потолок распо-
ложенного вне строительной площадки гаража, принадлежащего Аку-
лову, а стоящая в нем автомашина Маркова существенно повреждена
огнем. Из акта и показаний свидетелей усматривается, что очаг пожара
604
возник на строительной площадке в одном из бесхозных гаражей, от-
меченном на схеме № 2, затем пламя распространилось на остальные
гаражи, расположенные рядом, в дальнейшем огнем был охвачен забор
и примыкающий к нему гараж Акулова.
Ущерб, причиненный Маркову повреждением автомашины, состав-
ляет 1712 руб. 00 коп.: стоимость ремонта автомашины согласно каль-
куляции Консультационного отдела объединения «Мосавтотехобслу-
живание» 1410 руб. и стоимость утраты автомобилем товарного вида
согласно экспертному заключению — 302 руб.
По поводу размера причиненных Г.Б. Маркову убытков ни у кого из
участников процесса спора не возникало.
В соответствии со ст. 444 ГК РСФСР вред, причиненный личности
или имуществу гражданина, подлежит возмещению в полном объеме
лицами, причинившими вред.
Г.Б. Марков считает, что ответственными за вред являются все лица,
привлеченные в качестве ответчиков по настоящему гражданскому
делу, т. е. супруги Половцевы А.Н. и И.И., родители двенадцатилетнего
Половцева Ивана, супруги Кожевниковы А.П. и В.Я., родители один-
надцатилетнего Кожевникова Сергея, супруги Рукавишниковы В.М.
и Т.В., родители девятилетнего Рукавишникова Евгения, а также Пе-
редвижная механизированная колонна треста «Спецмонтаж» и Науч-
но-исследовательский институт автоматизированных систем управ-
ления. Однако все ответчики иск в судебном заседании не признали,
пояснив, что они не являются лицами, ответственными за причинен-
ный вред.
Мой доверитель указывает в исковом заявлении, что постановле-
нием об отказе в возбуждении уголовного дела в отношении И.А. По-
ловцева, С.А. Кожевникова и Е.В. Рукавишникова в связи с недости-
жением ими возраста, по достижении которого наступает уголовная
ответственность, на основании п. 5 ст. 5 УПК РСФСР установлено,
что они вечером 6 декабря 1978 г. купили спички, проникли на строи-
тельную площадку и в бесхозных гаражах жгли бумагу. Далее Марков
указывает, что, как явствует из того же постановления, несовершенно-
летние ушли со строительной площадки, не затушив костер, разведен-
ный ими в одном из гаражей, в результате чего возник пожар. Это по-
становление никем из родителей детей не было обжаловано и никем
не отменено. Оно, по нашему мнению, является доказательством того,
что пожар возник именно в результате действий несовершеннолетних
И. Половцева, С. Кожевникова и Е. Рукавишникова.
В соответствии со ст. 450 ГК РСФСР за вред, причиненный несовер-
шеннолетними, не достигшими пятнадцати лет, отвечают их родители
605
или опекуны, если не докажут, что вред возник не по их вине. В п. 5 по-
становления Пленума Верховного Суда РСФСР от 7 февраля 1967 г.
№ 36 «О некоторых вопросах, возникших в практике судов при приме-
нении норм ГК РСФСР, регулирующих возмещение вреда» под виной
родителей и опекунов, влекущей их ответственность за вред, причинен-
ный несовершеннолетними, понимается как неосуществление должно-
го надзора за несовершеннолетними в момент причинения вреда, так
и безответственное отношение к их воспитанию или неправомерное ис-
пользование своих прав по отношению к детям, результатом которого
явилось неправильное поведение детей, повлекшее вред.
В данном конкретном случае вина всех родителей выражается в не-
осуществлении ими должного надзора за поведением своих несовер-
шеннолетних детей в момент причинения вреда.
Какие же возражения представляют родители в опровержение иско-
вых требований? Никто из них не утверждает, что вред возник не по их,
родителей, вине. Все они единодушно заявляют, что по делу не добы-
то доказательств о возникновении пожара в результате неправомерных
действий их несовершеннолетних детей. Родители утверждают, что их
дети на дознании оговорили себя, так как давали объяснения в отсут-
ствии педагога. Такое утверждение не соответствует действительности,
поскольку из приобщенных к материалам гражданского дела объясне-
ний несовершеннолетних И. Половцева, С. Кожевникова, Е. Рукавиш-
никова, данных ими в отделении милиции, видно, что педагог присут-
ствовал.
Таким образом, в опровержение исковых требований родители не-
совершеннолетних не приводят никаких убедительных доводов.
В прошлом судебном заседании мы просили суд привлечь к уча-
стию в деле в качестве соответчиков Передвижную механизированную
колонну треста «Спецмонтаж» и Научно-исследовательский институт
автоматизированных систем управления, поскольку, по нашему мне-
нию, следует считать установленным, что очаг пожара возник в бес-
хозных гаражах, расположенных на строительной площадке строяще-
гося нового здания НИИАСУ. Это ходатайство было удовлетворено
судом.
Представитель Передвижной механизированной колонны пояснил
в судебном заседании, что между ней и НИИАСУ в 1978 году был за-
ключен договор подряда на капитальное строительство, по которому
Передвижная механизированная колонна взяла на себя обязательство
по строительству нового здания НИИАСУ. Строительная площадка
была огорожена забором, на ней действительно находилось три не име-
ющих владельцев полуразрушенных гаража, которые ПМК собиралась
606
снести, так как они мешали строительству. Пожарно-сторожевая охра-
на подрядчиком не осуществлялась, ее должен был обеспечить заказ-
чик. Очаг пожара 6 декабря 1978 г. действительно возник в бесхозных
гаражах на строительной площадке.
Представитель ПМК заявил, что все эти обстоятельства не имеют
отношения к возмещению убытков Г.Б. Маркову, поэтому ПМК треста
«Спецмонтаж» иска не признает. Его возражения, по нашему мнению,
не могут быть приняты во внимание, поскольку из имеющихся в деле
материалов явствует, что Передвижная механизированная колонна
треста «Спецмонтаж» допустила грубые нарушения законодательства
о капитальном строительстве, результатом чего явилось беспрепят-
ственное проникновение несовершеннолетних И. Половцева, С. Ко-
жевникова и Е. Рукавишникова на территорию строительной площад-
ки, игра с огнем и возникновение пожара.
В соответствии с п. 38 Правил о договорах подряда на капиталь-
ное строительство, утвержденных постановлением Совета Министров
СССР от 24 декабря 1969 г. № 973, подрядная организация обязана
своими силами и за свой счет выполнить работы. Но подрядчик нару-
шил п. 46 Правил о договорах подряда на капитальное строительство
и п. 34 Положения о взаимоотношениях организаций — генеральных
подрядчиков с субподрядными организациями, утвержденного Гос-
строем и Госпланом СССР 31 июля 1970 г. № 94/81. В соответствии
с указанными пунктами при производстве строительно-монтажных
работ на действующем предприятии в случае невозможности изоли-
ровать строительную площадку заказчик обязан осуществить пожар-
но-сторожевую охрану.
Если строительная площадка изолирована от действующего пред-
приятия, как это имело место в данном случае, пожарно-сторожевая ох-
рана строительной площадки осуществляется подрядчиком, который
устанавливает соответствующую дислокацию постов. Следовательно,
ссылка ПМК треста «Спецмонтаж» на то, что пожарно-сторожевая ох-
рана должна была осуществляться заказчиком — НИИАСУ не основа-
на на законе.
Представитель НИИАСУ справедливо отметил в своих объяснени-
ях, что обязанности по сносу препятствующих строительству бесхозных
гаражей и по обеспечению пожарно-сторожевой охраны строительной
площадки лежали в данном случае на подрядной организации — Пере-
движной механизированной колонне треста «Спецмонтаж». Однако из
этого не следует, что организация-заказчик не допустила никаких на-
рушений и не должна нести ответственность за причинение вреда иму-
ществу Г.Б. Маркова.
607
Согласно ст. 69 Основ гражданского законодательства Союза ССР
и союзных республик, ст. 370 ГК РСФСР и п. 4 Правил о договорах
подряда на капитальное строительство заказчик осуществляет кон-
троль и технический надзор за соответствием объема, стоимости и ка-
чества выполняемых работ проектам и сметам. Он вправе в любое вре-
мя проверять ход и качество строительно-монтажных работ, а также
количество используемых материалов.
Как видно из материалов дела, представители Научно-исследо-
вательского института автоматизированных систем управления по-
сещали строительную площадку нерегулярно. Установив, что ПМК
треста «Спецмонтаж» не принимает никаких мер к сносу бесхозных
гаражей, НИИАСУ ограничилось двумя письмами, направленными
в адрес ПМК в апреле 1978 года. Институту было известно, что бес-
хозные гаражи так и не были снесены, однако в вышестоящую орга-
низацию подрядчика по этому поводу он не обращался и не принимал
действенных мер к незамедлительному устранению отмеченных не-
достатков.
Из сообщений отделения милиции НИИАСУ было известно также,
что пожарно-сторожевая охрана строительной площадки подрядчиком
не осуществляется, но и здесь институт проявил равнодушие.
Невыполнение своих обязанностей по сносу препятствующих
строительству сооружений, необеспечение пожарно-сторожевой охра-
ны строительной площадки подрядчиком, отсутствие должного кон-
троля со стороны заказчика и привели к тому, что вечером 6 декабря
1978 г. несовершеннолетние И. Половцев, С. Кожевников и Е. Рука-
вишников беспрепятственно проникли на территорию строительной
площадки в указанные гаражи, играли с огнем и жгли костры. След-
ствием этого явилось возникновение пожара и причинение Г.Б. Мар-
кову имущественного ущерба. Все эти нарушения находятся в прямой
причинной связи с фактом причинения вреда.
В заключение я хочу изложить суду свои соображения относитель-
но исполнения обязательства по возмещению причиненного Г.Б. Мар-
кову ущерба всеми ответчиками. Долевую или солидарную ответствен-
ность они должны нести?
В соответствии со ст. 455 ГК РСФСР лица, совместно причинившие
вред, несут солидарную ответственность перед потерпевшим. Я пола-
гаю, что в данном конкретном случае следует применить солидарную
ответственность, и прошу суд взыскать в пользу Г.Б. Маркова причи-
ненные ему убытки в сумме 1712 руб. солидарно.
Кроме того, должны быть взысканы расходы по госпошлине 102 руб.
72 коп. (ст. 90 ГК РСФСР), а также расходы по оплате помощи адво-
608
ката, внесенные Г.Б. Марковым в юридическую консультацию (ст. 91
ГПК РСФСР).
В связи с тем, что при рассмотрении настоящего гражданского дела
были установлены факты бесхозяйственности, существенные недо-
статки в работе ПМК треста «Спецмонтаж» и НИИАСУ, на основании
ст. 225 ГПК РСФСР прошу суд вынести частные определения в адрес
вышестоящих органов этих организаций для применения к конкрет-
ным виновным лицам мер дисциплинарного взыскания и обсуждения
вопроса о возмещении причиненного ущерба по действующим нормам
трудового законодательства.
***
Решением народного суда с Передвижной механизированной ко-
лонны треста «Спецмонтаж» были взысканы полностью причинен-
ные Г.Б. Маркову убытки в сумме 1712 руб., расходы по госпошлине
102 руб. 72 коп. и 60 руб., внесенные Марковым Г.Б. в юридическую
консультацию, а всего 1874 р. 72 к.
В части взыскания указанных сумм с родителей несовершеннолет-
них И. Половцева, С. Кожевникова, Е. Рукавишникова и с Научно-ис-
следовательского института автоматизированных систем управления
было отказано.
Решение суда вступило в законную силу.
1
[Электронный ресурс]. URL: http://ex.kabobo.ru/docs/202000/index-2059-1.
html?page=10
609
Речь адвоката В.Л. Черткова:
Уважаемые товарищи судьи!
Это своеобразное дело возникло из тройственности правоотно-
шений, существующей в системе заказов телевидения на постановку
многосерийных телефильмов. Телевидение заказывает фильмы ки-
ностудиям, которые располагают соответствующими возможностя-
ми. Между телевизионным объединением «Экран» и киностудией за-
ключается договор заказа. Киностудия вступает в авторско-трудовое
правоотношение с киносъемочной группой, создает ей условия рабо-
ты, принимает от нее созданный фильм и выплачивает вознагражде-
ние. Таким образом, киностудия оказывается связующим, промежу-
точным звеном, выступает в роли работодателя для киносъемочной
группы и исполнителя заказа для телевидения. У телевидения же как
плательщика непосредственно с постановочной группой правоотно-
шений нет.
И в данном случае телевидение в лице объединения «Экран» пред-
ложило ответчику поставить телевизионный фильм о мужественной
борьбе советского разведчика в фашистском логове с интересным
детективным сюжетом в 13 серий. Ответчик — киностудия сообщи-
ла об этом Госкино как своей вышестоящей инстанции и просила от-
корректировать план из расчета именно 13 серий. На это ответа не
последовало, и киностудия заключила с телевидением — заказчиком
несколько неопределенный договор, где хотя и был обусловлен объ-
ем — 9 серий, но имелась оговорка, что по соглашению сторон коли-
чество серий впоследствии при съемках может быть увеличено. Госте-
лерадио как вышестоящая по отношению к заказчику инстанция дала
заключение на 12 серий и просило Госкино откорректировать план
из этого расчета. Но Госкино отказал включить в план 12-ю серию со
ссылкой на «принятый порядок планирования». Пока шла эта пере-
писка, съемки 12-й серии на киностудии уже закончились, и Госкино
счел для себя неприемлемым менять план, поскольку съемки плани-
руются заранее.
Тем временем 12-я серия была принята по акту ответчиком от съе-
мочной группы, т. е. от истцов. Но оплатить им проделанную работу от-
ветчик отказался из-за позиции своей вышестоящей инстанции.
Между тем объединение «Экран» перечислило киностудии деньги
и за 12-ю серию, включая постановочное вознаграждение. Так возник
спор между киностудией и постановочной группой. Его следует счи-
тать искусственным потому, что в действительности нет спора между
истцами и ответчиками в том, что работа сделана истцами и принята
ответчиком. Значит, казалось бы, нужно оплатить.
610
О сумме иска спора нет. Она основана на твердых установленных
расценках, определяющих размер вознаграждения каждого члена съе-
мочной группы.
Поскольку заказчик перечислил ответчику постановочное возна-
граждение за 12-ю серию, то, если в иске будет отказано, эти деньги со-
ставят неосновательное обогащение для ответчика.
Позиция Госкино, из-за которой может возникнуть такое положе-
ние, не имеет ни моральной, ни правовой базы.
Работа проделана, фильм выпущен пользуется у зрителей успехом.
Можно ли упрекнуть истцов в искусственном растягивании фильма
с целью увеличения количества серий? В фильме действительно много
кажущихся длиннот, замедленных проходок.
Но это фильм о подвиге советского разведчика, долго действующего
в тылу врага, выполняющего серьезнейшие рискованные и тщательно
продуманные операции.
В ходе съемок некоторые эпизоды в целях сокращения были исклю-
чены. Ужать же то, что отснято, означало бы скомкать интереснейший
и очень удачный фильм, т. е. испортить его. Это, к счастью, не произо-
шло.
Следует учесть и то, что по сложившейся мировой практике много-
серийные телевизионные фильмы создаются из расчета 13 серий. В та-
ком объеме происходит и международный обмен. Значит, во внешне-
торговом плане он соответствовал бы мировым стандартам не при 12,
а при 13 сериях. Так и было первоначально задумано. В договоре теле-
видения с киностудией не говорится об ограничении объема. Значит,
объем 12 серий нельзя рассматривать как увеличение какого-либо нор-
матива или как нарушение какой-либо договоренности.
Ответчик-киностудия, выполняя указания своей вышестоящей ин-
станции, отказывает в оплате, ссылаясь на п. 11 Временного положения
о порядке выплаты постановочного вознаграждения за постановку теле-
фильмов. В нем говорится: «В тех случаях, когда количество первона-
чально запланированных частей в производстве увеличено, постановоч-
ное вознаграждение работникам выплачивается исходя из первоначально
запланированного количества частей фильма, а при уменьшении — исхо-
дя из количества фактически принятых частей».
Однако из этого же пункта видно, что он распространяется на ко-
роткометражные телефильмы. Данный же фильм к таковым не отно-
сится. Многосерийные телефильмы идут обычно отдельными сериями
в пределах одного часа каждая, тогда как короткометражные фильмы
идут единовременно и продолжительность показа определяется коли-
чеством входящих в них «частей». Как видим, понятие «серия» здесь
611
не упоминается. Разница очевидна. Расширительное толкование здесь
было бы недопустимым и неправомерным. Это возможно только путем
распространения данного положения на многосерийные телефильмы.
Пока этого нет.
Значит, правовых оснований к отказу в оплате не имеется. Право-
отношение в данном случае служилось только между ответчиком как
работодателем и истцами как исполнителями. Истцы выполнили свои
обязанности, они сделали работу и получили право на оплату; у ответ-
чика, принявшего от них работу по акту, возникла обязанность опла-
тить ее.
Ни телевидение как заказчик, ни тем более Госкино как админи-
стративный орган и вышестоящая по отношению к ответчику инстан-
ция в этом правоотношении не участвуют. Значит, их позиция не имеет
юридического значения.
Позиция телевидения как заказчика в данном споре положительна
в отношении истцов, в его план включено 12 серий. Именно оно фи-
нансировало создание фильма. Поскольку для оплаты их работы нет
ни правовых, ни этических препятствий, я прошу иск удовлетворить
полностью.
***
Решением народного суда иск был удовлетворен.
Решение ответчиком не обжаловано и исполнено.
Цегельницкий И.Л.
Адвокат Московской городской коллегии адвокатов
1
[Электронный ресурс]. URL: http://ex.kabobo.ru/docs/202000/index-2059-1.
html?page=3
612
Речь адвоката И.Л. Цегельницкого:
Уважаемые товарищи судьи!
Много в нашей стране прекрасных городов, но особой притягатель-
ной силой обладает столица нашей Родины — Москва. Одних привле-
кает наличие театров, концертных залов и музеев, других — неповто-
римая красота старинных зданий работы Баженова, Казакова и других
мастеров, комфорт современных зданий, обилие видов общественного
транспорта, третьи хотят учиться в московских вузах и втузах. Но есть
люди, которых влечет только право на жилую площадь в Москве. Та-
кие лица ищут любые пути для достижения своих целей: они вступают
в брак с москвичками, в брак без любви, без намерения создать семью.
Таких в народе метко назвали «брачными аферистами».
И вот перед судом предстал мой доверитель И.Б. Осенев в качестве
ответчика по иску к нему его жены К.А. Осеневой о признании их бра-
ка недействительным.
Общеизвестно, что за вступлением в законную силу решения о при-
знании брака недействительным возникает новое дело, дело о выселении
такого «супруга» ввиду отсутствия у него права на жилплощадь.
Желая добиться в будущем выселения Осенева из квартиры, истица
стремится показать его перед судом как человека, помышлявшего только
о том, как бы попасть в Москву и завладеть московской квартирой.
На первый взгляд, ее позиция представляется убедительней.
У истицы комната, где она живет с 8-летним сыном, а две другие
комнаты в трехкомнатной квартире в центре Москвы со всеми удоб-
ствами занимает другая семья.
Ситуация такова, что, как говорится, сама судьба благословила Осе-
нена на брак со счастливой обладательницей московской жилплощади,
а в качестве приданого — московская прописка и возможность посту-
пить на хорошо оплачиваемую работу.
Однако в самом ли деле мой доверитель Осенев стремился полу-
чить московскую прописку и жилплощадь и была ли у него необходи-
мость в этом.
Приступая к тщательному анализу доказательств необоснованно-
сти предъявленного к Осеневу иска, я остановлюсь прежде всего на
истории взаимоотношений сторон.
Как показала истица в судебном заседании, с Осеневым она «по-
знакомилась случайно у метро». Как только знакомство состоялось, он
стал жить у нее. Прожив так дней десять, Осенев уехал в Уфу, где он ра-
ботал.
В декабре того же года он опять приехал в Москву, 5 января 1974 г.
после уговоров истицы зарегистрировал брак с ней и, как об этом
613
пишет истица в своем исковом заявлении, «несмотря на мои прось-
бы остаться и начать устраиваться на работу, ответчик снова уехал
в Уфу».
Как видно, «брачный аферист» не упустил бы случая прописаться
у истицы в Москве и тем самым приобрести право на жилплощадь, од-
нако Осенев этого не сделал.
Известно, что для поступления в Москве на работу необходима по-
стоянная прописка. Истица уговаривала мужа устраиваться на рабо-
ту, иных возможностей постоянно прописаться, кроме как у истицы,
у Осенева не было, и тем не менее, отвергнув все мольбы и просьбы ис-
тицы, он уехал обратно в Уфу.
Такое поведение ответчика бесспорно доказывает, что он не желал
воспользоваться браком с истицей для прописки на ее жилой площа-
ди в Москве.
В чем же заключались истинные намерения Осенева?
Он действительно вступил в брак с истицей, чтобы создать семью.
Из имеющегося в деле письма конструкторского бюро, полученно-
го по запросу суда, видно, что Осенев, проживавший в общежитии, был
поставлен на очередь для получения жилплощади и на 1 апреля 1974 г.
значился вторым на получение комнаты.
27 февраля 1974 г. (напомню, что он зарегистрировал брак с истицей
5 января 1974 г.) согласно тому же письму Осенев «переписал свое за-
явление на получение жилплощади», указав следующий состав семьи:
1. Осенев — муж, проживающий в общежитии в Уфе.
2. Осенева (истица) — в Уфе не проживает.
3. Осенев (сын истицы) — в Уфе не проживает.
4. Осенева (мать ответчика) — в Уфе не проживает.
О чем же говорит этот документ? Из него совершенно определенно
вытекает, что Осенев имел самое серьезное намерение создать семью,
включая и сына истицы, причем не на ее московской площади, а по ме-
сту своей работы в Уфе.
Следовательно, версия истицы о намерении Осенева с помощью
брака с нею получить московскую прописку и жилплощадь развалива-
ется как карточный домик.
Узнав от Осенева, что он не стремится переехать в Москву, а, напро-
тив, прилагает все усилия к тому, чтобы переманить истицу в Уфу, она
в мае посылает ему телеграмму с просьбой выслать согласие на развод,
так как ей был нужен более покладистый муж.
И вот теперь, когда личными признаниями истицы, фактами и доку-
ментами с непреложной достоверностью доказано отсутствие у Осенева
стремления путем регистрации брака добиться московской прописки
614
и жилплощади, попробуем разобраться в действительных намерениях
истицы, тщательно ею замаскированных.
Как я уже об этом говорил, в квартире Осенева занимала одну
комнату, а в двух других комнатах проживала другая семья. Послед-
няя освобождала занимаемые две комнаты, что было известно истице,
и у нее созрел план завладеть ими, т. е. стать обладательницей трехком-
натной квартиры.
Так как ей с сыном эти две комнаты не дали бы, то ей срочно понадо-
бился муж, к тому же крупный специалист, что дало бы основание для
получения ордера на освободившиеся две комнаты.
Обеспокоенная нежеланием Осенева переехать в Москву, истица
просит его приехать и «добивается» или получает его согласие на про-
писку в ее комнате.
Прописав его, она тотчас же обращается с ходатайством от своей ра-
боты в райисполком с просьбой о предоставлении ей освобождающих-
ся в ее квартире двух комнат, ссылаясь на наличие мужа.
Несмотря на то, что Осенев прописался у истицы, он все же, как об этом
указывает в своем исковом заявлении Осенева, уезжает работать в Уфу.
Я вынужден часто обращаться к исковому заявлению, так как оно
помогает установить ее истинные намерения. Так, она пишет, что 3 ок-
тября без его приглашения приехала в Уфу, уговаривала его вернуться,
но он отказался поехать с ней в Москву. Правда, она не пишет, что взяла
его паспорт и, вернувшись в Москву, без его заявления, о чем в деле так-
же есть документ, через 5 дней получила ордер на две комнаты.
Итак, мечта истицы осуществилась, и теперь Осенев ей уже не ну-
жен. Это видно из того, что она через два с лишним месяца обращается
в суд с иском о признании брака с Осеневым недействительным.
К каким методам при этом прибегает истица, красноречиво свидетель-
ствуют такие факты. Желая доказать, что Осенев не заботился о семье,
истица пытается опорочить представленные чеки на купленную им для
семьи мебель — гардероб, трельяж, .стол, кушетку, бездоказательно заяв-
ляя, что они фальшивые. И в то же время она вынуждена признать, что
мебель стоит в ее комнатах. Далее истица заявляет, что Осенев плохо от-
носился к ее сыну, но в деле имеются письма, где сын истицы обращается
к нему с различными просьбами: «купить фотоаппарат получше», переда-
ет ему приветы и поздравления с Днем Советской Армии и т. д.
Истица в судебном заседании признала, что Осенев высылал ей
деньги. Разве это не является одним из доказательств устойчивого ха-
рактера их отношений?
Позволю себе остановиться еще на двух моментах: на показаниях
свидетелей со стороны истицы (у Осенева свидетелей нет) и на мораль-
615
ном облике каждой из сторон, так как при решении вопроса о так назы-
ваемых «брачных аферистах» вопрос о моральном облике играет не по-
следнюю роль.
Обратимся к показаниям свидетелей. Из шести вызванных исти-
цей свидетелей четыре показали, что обо всем знают со слов истицы,
так что нет смысла останавливаться на их показаниях. Две свидетель-
ницы столь колоритны, что их показания заслуживают особого вни-
мания.
Так, свидетельница Петриченко показала, что, взявшись сшить ис-
тице костюм, она пришла к истице на примерку и так как она, подняв-
шись на 5-й этаж (дом без лифта), устала, то остановилась на лестнич-
ной площадке отдохнуть. И здесь, несмотря на наличие трех комнат, как
показала свидетельница, Осенев стал говорить истице у самой входной
двери в квартиру, за которой стояла пожилая и плохо слышащая сви-
детельница (пусть она меня извинит), столь необходимые для истицы
слова, что он вовсе и не собирался жить, а женился из-за прописки.
Свидетельница до этого никогда не видела Осенева, не слышала его
голос.
Я думаю, товарищи судьи, что желание свидетельницы любой це-
ной помочь истице очевидно, и вы соответствующим образом оцените
ее показания.
Обратимся теперь к показаниям последней свидетельницы — Ни-
китиной.
Вряд ли можно поверить ей, что Осенев на своей свадьбе с истицей
стал бы делать свидетельнице, которую видел в первый раз, предложе-
ние выйти за него замуж. Это настолько житейски неправдоподобно,
что нет смысла останавливаться на ее других показаниях.
Осенев не стремился переехать в Москву, так как, проработав в Уфе
на одном предприятии свыше 12 лет, пользовался заслуженным авто-
ритетом, его повышали в должности, и он имел все основания получить
жилплощадь на свою семью.
Стремясь доказать, что Осенев аморальный человек, истица пред-
ставила в суд записные книжки Осенева с имеющимися там номера-
ми телефонов женщин. Осенев объяснил, что, часто бывая в Москве
в командировках, ему приходилось звонить своим коллегам, конструк-
торам, чертежницам, машинисткам. И, наконец, холостой мужчина
вправе был иметь просто знакомых девушек. Разве это может служить
доказательством его аморального поведения?
Что же касается поведения самой истицы, то все действия по вовле-
чению Осенева в брак исключительно для получения ею освобождаю-
щихся двух комнат налицо.
616
Таковы обстоятельства этого дела. Они приводят к выводу о яв-
ной необоснованности исковых требований. Поэтому я прошу в иске
К.А. Осеневой отказать.
***
Решением народного суда в иске К.А. Осеневой о признании брака
недействительным было отказано.
Судебная коллегия по гражданским делам Московского городско-
го суда оставила это решение без изменения, а кассационную жалобу
К.А. Осеневой без удовлетворения.
1
[Электронный ресурс]. URL: http://www.lawandtax.ru/speach-child %20support.htm
617
Речь адвоката М.М. Ярмуш:
Уважаемый Суд!
Заявленные исковые требования основаны на ст. 118 СК РФ, ко-
торая предусматривает в случае выезда лица, обязанного уплачивать
алименты на постоянное место жительства в иностранное государство,
право истца обратиться в суд с требованием об определении размера
алиментов в твердой денежной сумме и о единовременной выплате
алиментов, и ст. 107 СК РФ, которая устанавливает возможность взы-
скания алиментов за предыдущие три года с момента обращения в суд.
В материалах дела есть все необходимые доказательства, подтверж-
дающие выезд и проживание ответчика в иностранном государстве —
Ирландии, а также получения ирландского гражданства. Решение суда
от 10.04.2008 года принятое мировым судьей судебного участка № 226
района «Чертаново-Южное» г. Москвы, гражданское дело № ххх-08 яв-
ляется в соответствии со ст. 71 ГПК РФ письменным доказательством.
В судебном решении указанно, что представитель ответчика Нико
лаева пояснила, что ответчик Горин последние семь лет постоянно про-
живает в Ирландии, где работает по контракту. Доверенность своему
представителю ответчик выдал в Ирландии (копия доверенности пред-
ставителя ответчика). После того, как был предъявлен иск к ответчику,
на счет истца деньги перечислялись из Ирландии через ООО «Объе-
диненные Ирландские Банки» (копии платежных поручений). Ответ-
чику принадлежала на праве собственности 1/2 доли в праве собствен-
ности на квартиру общей площадью 58,3 кв. м, находящуюся по адресу
Москва, ул. Шаболовка, д. 12, кв. 2. Матери ответчика также принадле-
жала на праве собственности 1/2 доли в вышеуказанной квартире. После
отъезда в Ирландию ответчик передал в собственность матери свою 1/2
долю. Это доказывает то, что, выезжая за границу на постоянное жи-
тельство, Горин передал матери, которую он должен содержать (ст. ст.
87, 118 СК РФ), имущество в счет уплаты алиментов. Также это дока-
зывает, что в планы ответчика не входит возвращение в Москву. В учет-
ной карточке сотрудников Дублинского Университета, которую ответ-
чик просил приобщить к материалам дела, выдавая за трудовой договор,
указывается, что Горину не требуется разрешение на работу (Раздел 1
документа). В соответствии с трудовым законодательством любого го-
сударства только лица имеющие гражданство не должны получать раз-
решение на работу. Поскольку ответчику не требуется разрешение на
работу, то это означает, что он получил ирландское гражданство. В ма-
териалах дела имеются письменные показания, данные под присягой
ирландского частного детектива Томаса И. Дьюнна, заверенные нота-
риусом (стандартный документ Ирландской нотариальной конторы),
618
с проставлением апостиля Министерством Иностранных Дел Ирлан-
дии. Статья 408 ГПК РФ устанавливает, что документы, выданные
в соответствии с иностранным правом по установленной форме компе-
тентными органами иностранных государств в отношении российских
граждан, принимаются судами в РФ при наличии легализации, с над-
лежащим образом, заверенным переводом на русский язык. Частный
детектив установил, что ответчик с июня 2000 года проживает в Ирлан-
дии, работает в Университетском колледже Дублина, имеет в собствен-
ности дом, стоимость которого оценивается в 345 000 евро. В пункте 4
показаний ирландского детектива говориться, что Горин указывается
в списке избирателей графства Килдар, Ирландия. Избирательными
правами наделены только граждане государства. В пункте 13 показа-
ний ирландского детектива указывается, что Горин получил в Ирланд-
ском Банке, где имеет счет, ссуду под залог дома. Иностранцу, времен-
но работающему по контракту, взять кредит в банке на покупку дома
невозможно. Все эти доказательства подтверждают, что Горин посто-
янно живет в Ирландии (статья 20 ГК РФ определяет место житель-
ства гражданина местом, где гражданин постоянно или преимуще-
ственно проживает) и имеет ирландское гражданство. В материалах
дела есть все необходимые доказательства, подтверждающие уклоне-
ние ответчика от уплаты алиментов своему ребенку. Уехав в 2000 году
за границу, ответчик скрывал от истца место жительства и место рабо-
ты, содержание ребенку не оказывал, на контакты с истцом не выхо-
дил. Только полтора года назад удалось получить информацию о месте
работы ответчика и его адрес электронной почты по опубликованным
статьям Горина в западных научных изданиях. Неоднократные прось-
бы истца о материальной помощи ребенку были оставлены ответчиком,
без внимания. Даже сейчас после начала судебного процесса в платеж-
ных поручениях ответчик указывает адрес места работы, а не место жи-
тельства (платежные поручения), пытаясь скрыть адрес своего дома
в Ирландии. Только 16 октября 2008 года истцом были получены све-
дения о месте жительства ответчика через ирландского частного детек-
тива (письменные показания детектива). Ответчик не предоставляет
сведения о своих доходах: даже в судебном заседании ответчик проиг-
норировал требование Суда о предоставлении информации о своих до-
ходах. В предоставленной ответчиком копии учетной карточки сотруд-
ников колледжа (которую ответчик называет трудовым договором)
сведения о заработной плате ответчика не подлежат прочтению (в пе-
реводе на русский язык определяются словом «неразборчиво»). Толь-
ко с помощью ирландского частного детектива удалось получить сведе-
ния о размере заработной платы ответчика за 2006 год — 52 000 евро, за
619
2007 года — 48 000 евро (письменные показания детектива) 4000 евро
в месяц после уплаты налогов. Все эти доказательства подтверждают,
что ответчик уклонялся от уплаты алиментов, несмотря на принятые
истцом меры по получению средств на содержание ребенка. Истец уже
10 лет одна воспитывает ребенка, проживает с сыном в однокомнатной
квартире (дом «хрущевской» застройки), получает заработную плату
в размере 30 000 рублей и помогает нуждающейся нетрудоспособной
матери, живущей на Украине. Ответчик женат, вместе с работающей
супругой, доход которой в 2007 году составил 21 000 евро, содержат об-
щего ребенка. Ответчик имеет в Ирландии в собственности комфорт-
ную, дорогую недвижимость (дом), хорошо оплачиваемую и статусную
работу, с заработной платой 4000 евро в месяц (около 150 000 рублей),
плюс гонорары за научные статьи. Ответчик 1/2 долю в праве собствен-
ности на дорогостоящую квартиру в центре Москвы передал матери,
которая сдает эту квартиру в аренду и деньги пересылает ответчику.
В то же время доктор и кандидат наук г-н Горин на протяжении 8 лет
не платит алименты первому ребенку, грубо нарушая его права и закон-
ные интересы. Я прошу Суд удовлетворить исковые требования в пол-
ном объеме.
***
Иск был удовлетворен в полном объеме.
1
[Электронный ресурс]. URL: http://www.lawandtax.ru/Hansen %20speech %20
Moscow %20court.htm
620
ют право на опубликование своего ответа в тех же средствах массо-
вой информации.
Несмотря на то, что статья в Российской газете крайне односторон-
не и тенденциозно описывает возвращение российского ребенка в РФ,
тем самым ущемляет право Хансен на защиту доброго имени, суд отка-
зал гражданину в праве на ответ. Данное незаконное решение суда бу-
дет обжаловано истцом в кассационном порядке.
24 апреля 2013 года детский омбудсмен Павел Астахов написал
в своем микроблоге, что Московский городской суд отказал бывшей
приемной матери Артема Савельева в иске к нему — Уполномоченно-
му. О Российской газете Павел Алексеевич забыл упомянуть. На самом
деле иск был заявлен только к ФГБУ Редакция Российской газеты. Па-
вел Астахов был привлечен к участию в деле по ходатайству газеты.
В исковых требованиях Торри Хансен отсутствуют какие-либо требо-
вания к детскому омбудсмену.
621
сийской газеты так и не услышал, поскольку автор при написании ста-
тьи не интересовалась у приемной матери о причинах, побудивших ее
отказаться от усыновленного ребенка.
Приведенная выше необъективность автора при изложении мате-
риала не единственная в спорной статье. Автор сравнила перелет ре-
бенка из Вашингтона в Москву с отправкой «…что называется авиа-
бандеролью».
После таких высказываний читатель уверен, что ребенок переме-
щался из США в РФ, как вещь, как неодушевленный предмет, без забо-
ты и надзора со стороны взрослого ответственного лица.
По мнению Торри Хансен, сравнение перелета ребенка в самолете
под присмотром перевозчика с «возвратом российского сироты, что на-
зывается авиабандеролью», некорректно и необъективно, поскольку
правила воздушных перевозок России и США допускают перевозку де-
тей в возрасте от двух до двенадцати лет без сопровождения совершен-
нолетнего пассажира под наблюдением перевозчика.
Таким образом, Артем Савельев возвращался в Россию не как бан-
дероль, а способом, считающимся в РФ законным и допустимым. По
мнению истца, читатели газеты имеют право об этом знать, чтобы объ-
ективно оценить ситуацию.
И, наконец, автор статьи утверждает, что в США открылись пред-
варительные слушания по делу, на которых «истцы требуют обязать
Торри Энн Хансен, по закону все еще являющуюся приемной матерью ре-
бенка, выплачивать 27 процентов от зарплаты».
Да, действительно в США на момент опубликования спорной ста-
тьи было начато дело о взыскании алиментов с Торри Хансен в поль-
зу Джастина Артема Хансен. Но на момент выхода спорной статьи
в свет 24 ноября 2011 г. Торри Хансен не являлась приемной матерью
ребенка, поскольку 7 июня 2011 г. Верховный Суд РФ удовлетворил
ее иск и отменил усыновление в отношении Артема Савельева. Та-
ким образом, по закону истец больше не является приемной матерью
ребенка.
Констатация автора статьи о том, что Торри Хансен по закону все
еще является приемной матерью ребенка, является завуалированным
утверждением о том, что Хансен в ноябре 2011 г. уклонялась от возло-
женных на нее законом обязанностей приемной матери. Это утвержде-
ние вводит читателей газеты в заблуждение и формирует у них отрица-
тельное мнение о Хансен.
Необъективность спорной статьи и выраженное мнение Галины
Брынцевой для истца небезразличны, поскольку могут способство-
вать формированию у людей, чьим отношением к себе она дорожит,
622
отрицательного мнения о ее уважении к закону и моральных каче-
ствах, то есть, создается угроза умаления чести и достоинства Торри
Хансен.
Эта статья давала нам основания обратиться с иском в суд к автору
статьи и к редакции Российской газеты. По закону это надлежащие от-
ветчики.
По ходатайству ответчиков был привлечен к участию в деле детский
омбудсмен Павел Астахов. Мы полагаем, что П. Астахов не является
надлежащим ответчиком по делу, поскольку в спорной статье нет ука-
заний на него, как на источник сведений об истце, и в иске отсутству-
ют требования к нему. Мы считаем, что в силу ст. 40 ГПК РФ у Саве-
ловского суда не было законных оснований к привлечению П. Астахова
к участию в деле по причине того, что ФГБУ Редакция Российской га-
зеты не доказало, что без его участия невозможно рассмотреть дело,
а это обстоятельство обязательно должно быть установлено судом для
привлечения соответчика.
Таким образом, П. Астахов не имеет законных оснований возражать
против удовлетворения нашего иска.
Перейдем к правовым обоснованиям нашего искового требования.
Как выраженное мнение, так и сообщение о факте могут умалить
честь и достоинство гражданина. Для защиты чести и достоинства ста-
тья 152 ГК РФ дает гражданину возможность требовать в суде при-
знания порочащих сведений недостоверными, требовать от ответчика
опровержения этих сведений, требовать компенсации морального вре-
да. Для удовлетворения этих требований суд должен установить, поро-
чат ли сведения честь и достоинства истца и соответствуют ли эти све-
дения действительности.
Существует еще один способ защиты чести и достоинства — гражда-
нин, в отношении которого СМИ опубликованы сведения, ущемляю
щие его права и законные интересы, имеет право на опубликование
своего ответа в тех же СМИ. В этом случае суд устанавливает, затраги-
вают ли сведения права и охраняемые законом интересы истца, и в слу-
чае положительного ответа на этот вопрос удовлетворяет иск.
Истец свободен в выборе способа защиты своего нарушенного пра-
ва. Первоначально в иске мы просили суд обязать ответчиков опубли-
ковать опровержение недостоверных и порочащих сведений, компен-
сировать моральный вред, но, поскольку в спорной статье имеет место
скорее оценка поведения истца, чем сообщение о факте, по закону
мы не вправе требовать опровержения сведений. Поэтому, пользуясь
своим правом, мы изменили предмет иска и выбрали другой способ за-
щиты чести и достоинства истца, а именно мы просим суд в силу ч. 3
623
ст. 152 ГК РФ обязать ответчиков опубликовать ответ истца на спор-
ную статью с объяснением действительных причин отказа от усынов-
ления, порядка и условий возвращения ребенка в РФ, правового стату-
са истца в отношении Артема Савельева.
Требуя опубликования своего ответа в Российской газете, мы обя-
заны доказать суду, что спорая статья ущемляет права и законные ин-
тересы истца. Полагаю, что проанализировав выше спорную статью,
мне удалось убедить суд в угрозе умаления чести и достоинства Торри
Хансен и, следовательно, в ущемлении законного права истца на честь
и доброе имя.
Для рассмотрения данного дела не имеет правового значения, соот-
ветствуют или не соответствуют действительности сведения, изложен-
ные в статье. Нам достаточно доказать, что содержание мнения автора
статьи затрагивают права и законные интересы истца.
Имеет ли по право Торри Хансен обращаться с иском в суд об обя-
зании ответчика опубликовать свой ответ на спорную статью без пред-
варительного обращения непосредственно в ФГБУ Редакция Россий-
ской газеты?
Как разъяснил в своем Постановлении от 24 февраля 2005 г. № 3
Пленум ВС РФ, гражданин, в отношении которого в средствах массо-
вой информации опубликованы сведения, ущемляющие его права или
охраняемые законом интересы, имеет право на опубликование свое-
го ответа в тех же средствах массовой информации. В соответствии
со статьями 45 и 46 Закона Российской Федерации «О средствах мас-
совой информации» отказ редакции средства массовой информации
в опровержении распространенных им не соответствующих действи-
тельности порочащих сведений либо в помещении ответа (коммента-
рия, реплики) лица, в отношении которого средством массовой инфор-
мации распространены такие сведения, может быть обжалован в суд
в течение года со дня распространения указанных сведений. Поэтому
пропуск без уважительных причин названного годичного срока может
служить самостоятельным основанием для отказа в удовлетворении
иска о признании необоснованным отказа редакции средства массо-
вой информации в опровержении распространенных им сведений и по-
мещении ответа истца в том же средстве массовой информации. При
этом лицо, в отношении которого были распространены такие сведе-
ния, вправе обратиться в суд с иском к редакции средства массовой ин-
формации о защите чести, достоинства и деловой репутации без огра-
ничения срока.
Таким образом, закон дает право гражданину самому выбирать об-
ращаться ему непосредственно в суд с иском к СМИ о защите чести
624
и достоинства или к СМИ, а затем, в случае отказа, в суд. Законное пра-
во гражданина на ответ не может ставиться в зависимость от того, обра-
тился гражданин сразу в суд или непосредственно к СМИ.
Считаю необходимым обратить внимание Судебной коллегии на
тот факт, что издание Российская газета является уважаемым источ-
ником массовой информации, который публикует новое законодатель-
ство РФ. Такое издание обязано следить за строгим соблюдением норм
Закона о СМИ и своей деятельностью не нарушать права граждан. Нас
удивляет тот факт, что законное требование гражданина на публика-
цию ответа в СМИ воспринято ответчиком в штыки, а доводы, кото-
рые приведены в возражениях на иск, противоречат статье 152 ГК РФ
и разъяснениям ВС РФ.
Мы надеемся, что приведенные здесь объяснения будут признаны
заслуживающими внимания и просим удовлетворить наши исковые
требования в полном объеме.
1
[Электронный ресурс]. URL: http://www.lawandtax.ru/speach-restoration %20
of %20rights.htm
625
Речь адвоката М.М. Ярмуш:
Уважаемый Суд!
Данное дело сопряжено с коварством и неприкрытой ложью, ис-
ходящей с одной стороны, и правовой неосведомленностью и детской
наивностью — с другой. Надеюсь, что мои доводы помогут разобрать-
ся в установлении фактических обстоятельств сделки купли-продажи
земельного участка, которую истец и ее представители стараются при-
знать недействительной для получения незаконной выгоды вследствие
необоснованного расторжения договора.
Полагаю, что начать необходимо с 12 сентября 2012 года. Истец
Маркова получает в собственность по наследству квартиру и земель-
ный участок. Она решает эту недвижимость продать и просит свою со-
седку и близкую подругу Кавенко посодействовать в поиске покупате-
ля и в совершении сделки.
В ноябре 2012 г. Маркова выдает Кавенко нотариальную доверен-
ность на право совершать с ее недвижимым имуществом сделки куп-
ли-продажи, в том числе наделяет подругу правом получить от покупа-
телей не только аванс или задаток, но и все следуемые ей за проданное
имущество деньги. На это я хочу обратить внимание Суда!
В течение года Марковой публиковались многочисленные объявле-
ния о продаже земельного участка, но желающих купить землю не на-
ходилось. Наконец, ровно через год, в сентябре 2013 г., нашелся поку-
патель Ильин Владимир Михайлович, который поручил своему сыну
Павлу найти подходящий для строительства дома участок недалеко от
Москвы.
Участок, принадлежащий Марковой, несмотря на свою захламлен-
ность и запущенность, вполне подходил Ильину по размеру, распо-
ложению и стоимости. Маркова, ее представитель Кавенко и Павел
Ильин встретились для обсуждения возможной сделки. Маркова про-
сила 3 900 000 рублей. У покупателя таких денег в наличии не было, но
он намеревался продать свой дом в Тверской области и выручить необ-
ходимую сумму.
Стороны сделки согласились на оплату участка частями: первая
часть один миллион рублей выплачивалась до государственной реги-
страции сделки, а вторая часть должна была быть выплачена продавцу
после продажи дома Ильина в Твери. Не удивительно, что после годо-
вого ожидания покупателя земли продавец Маркова была согласна по-
дождать. Она сама пользоваться участком не могла, желала его продать
и получить долгожданные деньги.
Наконец был заключен договор купли-продажи, в котором по тре-
бованию Марковой была указана стоимость участка в один миллион
626
рублей. Это было главным ее условием, поскольку она, как продавец
недвижимости, которая находилась в собственности менее трех лет,
обязана была заплатить налог на доходы физического лица в размере
13 %. Именно поэтому только Марковой было выгодно не указывать
в договоре действительную цену 3 900 000 рублей. Эта цена была согла-
сована сторонами сделки по настоянию продавца в расписке, данной
Павлом Ильиным Кавенко.
Обращаю внимание Суда, что обе стороны сделки подтверждают
эту сумму как цену участка!
Договор был подписан, причем от имени продавца действовала Ка-
венко по доверенности. По просьбе Марковой первую часть денег —
один миллион рублей — Ильин перевел на банковский счет Кавенко
в день подписания договора купли-продажи (800 000 рублей) и в день
государственной регистрации (200 000 рублей). После государствен-
ной регистрации по договоренности сторон новое свидетельство о пра-
ве собственности Ильина на земельный участок забрала Кавенко до мо-
мента оплаты второй части денег. Ильин начал продажу своего дома
в Твери, чтобы расплатиться с Марковой.
Через несколько месяцев Кавенко связалась по телефону с Павлом
Ильиным и потребовала оставшиеся деньги за купленный участок. На
просьбу подождать до завершения сделки по продаже дома Кавенко от-
ветила отказом и предложила договор расторгнуть, поскольку у них
есть другой покупатель. Ильин отказался.
Получив деньги за проданный дом, Ильин сразу по телефону свя-
зался с Кавенко с просьбой дать реквизиты счета Марковой для перево-
да денег. Кавенко предложила перечислить причитающиеся за участок
деньги ей на счет, но Ильин отказался, поскольку Маркова просила пе-
речислить Кавенко только один миллион рублей. Сын Ильина Павел
в марте приезжал в Москву и пытался связаться с Марковой для пе-
редачи денег, но дверь в квартире ему никто не открыл, Кавенко на те-
лефонные звонки не отвечала. Таким образом, Ильин был лишен воз-
можности полностью расплатиться с продавцом и выполнить свои
обязательства по договору.
Маркова, в свою очередь, 4 марта 2014 г. обратилась в суд с иском
о признании сделки купли-продажи недействительной. В иске она ука-
зала, что деньги за участок от Ильина она вообще не получала, что ее
обманули и она обратилась в полицию с заявлением о привлечении по-
купателя к уголовной ответственности.
В своем иске Маркова не только солгала суду о том, что не получила
деньги за участок в размере одного миллиона рублей, но солгала и о том,
что уже обратилась в полицию. На самом деле в материалах дела имеется
627
постановление об отказе в возбуждении уголовного дела, в котором ука-
зано, что Маркова обратилась в полицию с заявлением только 29 апреля
2014 г., то есть через два месяца после возбуждения дела в суде.
Также хочу обратить внимание Суда на тот факт, что Кавенко, вы-
званная на допрос дознавателем в связи с проведением проверки по за-
явлению Марковой, отрицала факт получения от Ильина денег за зе-
мельный участок. Материалы дела содержат платежные документы
о переводе Ильиным одного миллиона на счет Кавенко. Это доказыва-
ет недобросовестность и злонамеренность Кавенко и Марковой.
Сам факт их обращения в правоохранительные органы подтвержда-
ет, что Маркова и Кавенко готовы лгать суду и правоохранительным
органам для получения своекорыстной выгоды, а именно: вернуть че-
рез суд участок Марковой и не возвращать деньги Ильину.
Ильин узнал об иске только в мае 2014 года. Понимая, что Маркова
намеренно не принимает от него оставшуюся сумму за участок с целью
расторгнуть договор и продать участок другому покупателю, Ильин
выполнил свое обязательство по оплате участка, открыв в Сбербанке
банковский счет на имя Марковой и переведя на этот счет оставшиеся
2 900 000 рублей. При этом до сегодняшнего дня договор купли-прода-
жи является действительным и не расторгнутым.
Таким образом, на сегодняшний день все свои обязательства покупа-
теля в силу договора купли-продажи от 6 ноября 2013 г. Ильин выпол-
нил перед Марковой в полном объеме, то есть он оплатил 3 900 000 руб
лей за земельный участок, как и было согласовано сторонами.
Хочу остановиться на правовых аспектах данного дела и обратить
внимание Суда на следующее:
1. Добросовестность участников гражданских правоотношений
и разумность их действий предполагается. Так, если оценить поведе-
ние Марковой и Ильина, можно сделать вывод, что именно Ильин дей-
ствовал добросовестно. Он не стал отрицать, что цена за участок была
согласована в 3 900 000 рублей, не стал оспаривать расписку, пусть
и с вынужденной просрочкой, но оплатил продавцу всю согласованную
сумму за участок.
2. Если бы Ильин действовал недобросовестно и желал бы обмануть
доверчивую Маркову, то после регистрации сделки в ноябре 2013 г. он
бы участок продал третьему лицу, которое по закону было бы добросо-
вестным приобретателем. В суде Ильин бы заявил, что по договору он
должен был заплатить Марковой один миллион рублей, что и было сде-
лано еще в 2013 году путем перевода суммы на счет Кавенко, представ-
ляющей продавца по доверенности и имеющей полномочия получить
с покупателя все деньги. Расписку, данную Кавенко, Ильин бы оспари-
628
вал. При таких обстоятельствах Маркова вряд ли доказала бы обосно-
ванность своего иска. Но этого всего не было! Этот факт является луч-
шим доказательством несправедливости и ложности обвинений истца
в адрес ответчика Ильина, который в этой сделке и в суде действует до-
бросовестно и честно.
3. Давайте проанализируем действия Марковой после сделки. Если
допустить, что она говорит правду и Кавенко не отдавала ей деньги, по-
лученные от Ильина за участок, то, не получив деньги за проданный
участок, Маркова не стала бы ждать четыре месяца до обращения в суд
и пять месяцев до обращения в полицию. Она бы приостановила го-
сударственную регистрацию договора и уже в декабре 2013 г. стучала
бы во все двери и требовала бы расторжения сделки за неоплату. Но
в действительности этого не случилось, поскольку Маркова, получив
один миллион рублей, ждала, когда Ильин продаст свой дом и выпла-
тит оставшуюся часть.
4. Если бы Маркова действовала добросовестно, то она, подав в суд
иск, указала бы, что получила от покупателя не всю сумму, а только
часть — один миллион рублей, просила бы договор расторгнуть вслед-
ствие нарушения одной из сторон существенных условий договора —
полной оплаты товара. Требуя вернуть ей участок, она бы указала на не-
обходимость вернуть Ильину его деньги. Но этого не было! Напротив,
представители Марковой пытаются доказать Суду, что перечисленные
покупателем деньги в день подписания договора купли-продажи участ-
ка являются, якобы, возвратом какого-то долга. Такая неумелая ложь
при этом подтверждается только лживыми показаниями Кавенко.
5. Если бы Маркова действовала добросовестно и желала бы полу-
чить за проданный участок деньги, то она, получив от Ильина на свой
счет 2 900 000 рублей, отказалась бы от иска, но ее представитель заяви-
ла, что эти деньги Марковой не нужны. Ей нужно только расторгнуть
договор и вернуть себе участок.
6. Если Маркова, действительно не знала, что по обстоятельствам
дела маловероятно, о получении Кавенко одного миллиона рублей от
Ильина за проданный участок, то, узнав в суде об этом факте, она бы
незамедлительно привлекла Кавенко к ответственности за присвое-
ние чужих денег. Но нет, Маркова обвиняет покупателя и продолжа-
ет настаивать на недействительности абсолютно законной сделки. Ей
на самом деле не нужны деньги от Ильина, она уже имеет договорен-
ность с другим покупателем, который предложил лучшую цену. И то,
что этот факт не является законным основанием для расторжения до-
говора купли-продажи и грубо нарушаются права покупателя, Марко-
ву не волнует.
629
7. Давайте разберемся, имеет ли по закону Маркова право требовать
признания сделки купли-продажи земельного участка недействитель-
ной, по основанию несвоевременной оплаты покупателем Ильином
всей стоимости земли? Какая норма права дает ей такую возможность?
А такого права у Марковой нет! Данная сделка законная, посколь-
ку отвечает всем требованиям закона и оснований признания ее недей-
ствительной не существует!
Закон, а именно ГК РФ в статье 486, дает следующие указания в слу-
чае просрочки оплаты за товар покупателем: продавец вправе потребо-
вать оплаты товара и уплаты процентов в соответствии со ст. 395 ГК РФ.
Таким образом, по закону истец не вправе требовать признания
сделки недействительной, но вправе только требовать полной оплаты
недвижимости и взыскать проценты.
В настоящее время ответчик исполнил перед истцом все свои обяза-
тельства, поэтому заявленные исковые требования не подлежат удов-
летворению! Прошу в иске отказать!
***
Дело рассматривалось Щербинским районным судом г. Москвы.
В удовлетворении исковых требований было отказано в полном объеме.
1
[Электронный ресурс]. URL: http://www.lawandtax.ru/speach-korotkova.htm
630
наиболее привязаны, какая имеется возможность у каждого из роди-
телей создать своим детям условия для воспитания и развития, какой
режим работы родителей и материальное положение. При этом важ-
ным обстоятельством является возраст детей, сложившиеся отноше-
ния между детьми и родителями, доля участия каждого из родителей
в воспитании детей во время совместного проживания семьи.
В настоящем деле, как и во всех подобных делах, спорящие о детях ро-
дители приводят прямо противоположенные доводы для доказательства
своей правоты. Чтобы разобраться в семейном конфликте и защитить наи-
лучшим образом интересы детей, необходимо изучить факты на основе
представленных доказательств и сделать из них правильные выводы.
Что мы видим из материалов дела?
Семья Коротковых состоит из мужа Николая, жены Татьяны, дво-
их детей — Филиппа (четыре года) и Артема (три года). Также у детей
есть старший брат от первого брака матери — Ваня и бабушка со сторо-
ны отца Ольга Петровна Короткова.
Три месяца назад 20 сентября 2013 г. Короткова Татьяна переехала
с детьми в свою трехкомнатную квартиру на ул. Крылатская. Фотогра-
фии этой квартиры мы приобщили к материалам дела. Данный пере-
езд не был для Короткова Николая неожиданностью, поскольку в Гага-
ринском суде уже прошло первое судебное заседание по иску его жены
о расторжении брака и определении места жительства детей с матерью,
где мать прямо указала, что планирует жить с детьми в своей трехком-
натной квартире; также договор найма таунхауса, где проживала семья
до распада, был расторгнут по инициативе наймодателя; детские вещи
и мебель были перевезены Татьяной Коротковой в Москву еще 18 сен-
тября. Как подтверждают специалисты опеки, данная квартира хоро-
шо обустроена и обставлена, имеет две детские комнаты и находится
в пяти минутах от детского сада № 1331, который дети в настоящее вре-
мя регулярно посещают. Также от этой квартиры в пятнадцати минутах
езды на машине находится Перинатальный центр, где дети с рождения
получают медицинское обслуживание.
В Москве дети регулярно посещают развивающие занятия в дет-
ском клубе «Олененок» и детском клубе «Солнышко», которые также
расположены в шаговой доступности от настоящего места жительства
детей. За три месяца раздельного проживания семьи отец детей наве-
стил мальчиков только 7 раз. Также детей посещала бабушка со сторо-
ны отца Ольга Петровна, которая привозила внукам гостинцы и читала
им вечером книжки.
В настоящее время дети активные, веселые, общительные. Так их
характеризуют воспитатели детского сада № 1331. Это доказывает, что
631
дети вполне счастливы, проживая с мамой в Москве, не переживают
из-за раздельного проживания с отцом, не испытывают никаких пси-
хологических проблем из-за расставания родителей. Поскольку дети
в Москве посещают детский сад, Татьяна Короткова сейчас пользует-
ся услугами только одной няни, которая работает вахтовым методом
и еженедельно сменяется напарницей. Как и прежде, мать осуществля-
ет лично уход за детьми и сама их растит и воспитывает, организовы-
вает их лечение. Личное участие матери в воспитании детей возможно
из-за ее рабочего графика. Она работает всего пятьдесят часов в месяц
в режиме удаленного домашнего офиса. Хочу также отметить, что по-
сле рождения детей Татьяна Короткова, как и любая заботливая мать,
два с половиной года вообще не работала и была в отпуске по уходу
за детьми. Таким образом, утверждение Николая Короткова о том, что
жена настроена только на карьеру и не занимается воспитанием детей,
лопается как мыльный пузырь.
Квартира, где сейчас живут дети, является собственностью Татьяны
Коротковой. Эта квартира хотя и находится в ипотеке у банка, но поло-
вина стоимости уже выплачена. В случае необходимости однокомнат-
ная квартира на ул. Крылатские холмы, принадлежащая Коротковой
Татьяне, при продаже легко покроет оставшуюся половину долга перед
банком за трехкомнатную квартиру.
Довод Николая Короткова о том, что квартира арестована и в ней
нельзя жить его детям, опровергается выпиской из ЕГРП. Квартиру
нельзя отчуждать и запрещено совершать с квартирой регистрацион-
ные действия, а пользоваться квартирой никто не запрещал. Считаю
необходимым заметить, что арест этой квартиры был произведен судом
по заявлению бабушки детей Ольги Петровны, которая сначала пода-
рила деньги семье сына, а при разводе подала иск к невестке о возвра-
те неосновательного обогащения. Этот долг, несмотря на то, что деньги
были использованы на нужды семьи, добрая бабушка повесила только
на свою невестку. Решение по настоящему делу не вступило в закон-
ную силу и будет обжаловано в Мосгорсуде. Если вторая инстанция
подтвердит законность решения суда, Татьяна Короткова подчинит-
ся решению и вернет деньги бывшей свекрови. Арест с квартиры бу-
дет снят. Таким образом, в настоящее время дети с матерью имеют ком-
фортное и надежное собственное жилье.
Для обоснования своих встречных требований Николай Коротков
искажает истину и откровенно лжет. В беседе с органами опеки, в своем
встречном иске и письменных объяснениях он утверждает, что все раз-
вивающие кружки и секции оплачивал именно он, детей также толь-
ко он возил на эти занятия. Но в материалах дела нет ни одного доку-
632
мента, подтверждающего его слова. Напротив, все договоры с центрами
развития детей и спортивными секциями были заключены матерью де-
тей, которая оплачивала лично оказываемые детям образовательные
услуги и возила сама детей на занятия. Благодаря матери дети рисуют,
лепят, готовятся к школе, занимаются спортом, плавают.
Коротков предоставил только одну справку из детского сада № 666
в деревне Старая. В этот сад дети фактически ходили только два меся-
ца. Справка об оплате услуг этого детского сада также подтверждает
оплату только за два месяца, поскольку оплата за одного ребенка в ме-
сяц составляла около 2 600 2 400 рублей. Всего за два месяца и было
оплачено родителями. В этой единственной справке подтверждается,
что отец два месяца приводил и забирал детей из сада, интересовал-
ся у воспитателей успехами детей. Кроме этой справки, в материалах
дела нет ни одного документа, который подтверждал бы личное уча-
стие отца в воспитании и развитии своих детей.
Считаю необходимым остановиться на аспекте оказания детям ме-
дицинской помощи, поскольку дети имеют некоторые проблемы со
здоровьем. По запросу суда была предоставлена информация о том, что
при обращении за медицинской помощью детей сопровождает в боль-
шинстве случаев мать, крайне редко при визите врача присутствовал
отец детей. Специально по вопросам, связанным со здоровьем детей,
к врачу он не обращался. Материалы дела подтверждают, что не отец
детей, а работодатель бабушки оплачивает медицинскую страховку для
детей. Таким образом, именно мать детей контролирует и организо-
вывает лечение сыновей. Бабушка способствует оплате медицинских
страховок. Папа в этом вопросе не участвует. Это обстоятельство явля-
ется очень важным для принятия решения по делу, поскольку от него
зависит не только здоровье, но и жизнь мальчиков.
Теперь разберем все доводы Николая Короткова о том, почему, по
его мнению, в интересах детей после развода жить с ним в поселке Жу-
ковка. Первый довод: дети с рождения преимущественно проживали
в этой квартире. Но это ложь. Дети жили в этой квартире всего один
год с 2010 по 2011 год. Уже прошло два года, как дети выехали из этой
квартиры. Это подтверждается справками из Перинатального центра
о графике посещения врачами детей на дому.
Второй довод: именно он (Коротков) вместе с четырьмя нянями
лично участвует в воспитании детей, в то время как мать детей занима-
ется карьерой. И этот довод опровергается материалами дела, а именно:
мать детей два с половиной года находилась в декретном отпуске и сама
осуществляла за ними уход, в настоящее время она работает дома не бо-
лее пятидесяти часов в месяц. В это время Николай Коротков работает
633
на ответственной должности советника генерального директора круп-
ной компании, занимается научной деятельностью, участвует в России
и за рубежом в общественной деятельности в комитете по защите мира,
участвует в благотворительных аукционах и вечерах, жертвуя с ведома
и согласия своей супруги Татьяны совместно нажитые деньги на лече-
ние и реабилитацию больных детей, много времени уделяет спасению
своей души, посещая женский монастырь в селе Колюпаново и матери-
ально помогая воспитанницам детского приюта при монастыре. Также
Николай Коротков является ценителем и давним членом клуба люби-
телей французского вина кантона Бордо. Из всех вышеперечисленных
организаций и учреждений Коротков предоставил прекрасные харак-
теристики на себя, но эти виды деятельности никак не характеризуют
Николая Короткова как отца двух малолетних детей. Из этих матери-
алов дела не понятно, что делал лично он для воспитания и развития
своих детей Филиппа и Артема.
Третий довод: Татьяна Короткова злоупотребляет своими правами
и вводит суд в заблуждение, обвиняя его (Короткова) в алкогольной за-
висимости, агрессивном поведении и проблемах со здоровьем. Мы имеем
неопровержимые доказательства того, что все доводы Коротковой явля-
ются правдой. Свидетели подтвердили эти факты. Все мы знаем, что ча-
сто человек на людях контролирует себя и выглядит воспитанным и ми-
ролюбивым истинным христианином, а дома агрессивен, как сапожник,
и жесток с членами семьи. На людях все стараются быть лучше, а дома
можно расслабиться и быть самим собой. Это и есть насилие в семье.
И очень многие женщины страдают от такого насилия. Такому насилию
долгое время подвергалась Татьяна Короткова. Особенно агрессивность
мужа в этой семье проявлялась в состоянии алкогольного опьянения.
Можно пить дорогой алкоголь и не знать меры. Как часто люди, имею-
щие алкогольную зависимость, не признаются в этом ни себе, ни своим
близким. Если бы Николай Коротков послушал свою жену и свою мать
и начал бы лечить зависимость, возможно, этот брак был бы сохранен.
Обращу внимание Суда на заключениях органов опеки, данных по
делу.
Такое впечатление, что обе опеки совсем не изучали материалы
дела, а только прислушивались к тому, что им поведал тяжущийся отец
детей, а именно:
–– опеки искажают доводы Татьяны Коротковой, изложенные
в иске и указывают, что, по мнению матери, дети должны проживать
с ней, так как они привязаны друг к другу и она их любит. На самом
деле в иске указано, что дети привязаны к матери и она с рождения осу-
ществляет уход за ними;
634
–– опека в своем заключении умышленно или по халатности ука-
зывает, что выезды врачей на дом осуществлялись с 2010 года по
адресу: поселок Жуковка, с 2011 года по адресу: деревня Старая. В за-
ключении забыли указать, что врачи также выезжали в течение один-
надцати месяцев в Москву на ул. Крылатская и в течение восьми ме-
сяцев в поселок Нахабино. Полагаю, это было сделано для того, чтобы
доказать себе и суду, что дети преимущественно жили в поселке Жу-
ковка;
–– опека в заключении ссылается только на одну справку из дет-
ского сада № 666, подтверждающую участие папы детей в их воспита-
нии, и полностью игнорирует 12 документов, подтверждающих факты
постоянного личного участия матери детей в воспитании мальчиков,
а именно: договоры с развивающими центрами, благодарственные
письма, докладную записку из перинатального центра;
–– составляя свое заключение о передаче двух малолетних детей
отцу, Одинцовская опека даже не пригласила мать детей к себе для вы-
яснения важных обстоятельств дела, ни разу не участвовала в судеб-
ных заседаниях и просила суд рассматривать дело без их участия;
–– опека не видела детей вместе с родителями, не задала вопрос
отцу детей, как при таком загруженном графике работы, при занятии
наукой, общественной и благотворительной деятельностью он лично
осуществляет воспитание, развитие, лечение детей. Отца не спросили,
что он лично делает для детей ежедневно. Не потребовали достоверных
доказательств того, что мать не выполняет свой родительский долг пе-
ред детьми и их лично не воспитывает;
–– в заключении отсутствуют выводы, к кому из родителей дети
больше привязаны, кто из родителей осуществляет уход за детьми и на
основании каких документов были сделаны данные выводы;
–– опека в своем заключении передает двух малолетних детей, уже
три месяца проживающих в Москве с мамой отдельно от отца, посеща-
ющих детский сад в Москве и группы дополнительного развития, отцу
для проживания в квартире в поселке Жуковка. При этом данная квар-
тира даже не принадлежит отцу детей на праве собственности;
–– в данном заключении опека решила вопросы, которые долж-
на решать только комплексная судебная психолого-психиатрическая
экспертиза, а именно: специалист опеки утверждает, что 20 сентября
2013 г. Короткова без согласования с отцом детей забрала детей и увез-
ла в неизвестном направлении, в результате этого детям была нанесе-
на психологическая травма, которая представляет серьезную угрозу их
здоровью. При подготовке данного заключения сотрудник опеки взял-
ся за решение вопросов, которые выходят за рамки его компетенции.
635
В заключении сделан вывод о наличии психологической травмы у де-
тей. Однако диагностика посттравматического стрессового расстрой-
ства ребенка должна выполняться специалистами в области детской
психиатрии, а не специалистами опеки без медицинского образования.
Это является не только очевидным превышением пределов компетен-
ции органов опеки, но и недопустимым с точки зрения профессиональ-
ной этики.
Все вышеперечисленные факты указывают на факт игнорирования
специалистами опеки своих должностных обязанностей и на отсут-
ствие в действиях опеки стремления защитить интересы детей.
Такое заключение опеки не может быть признано объективным
и обоснованным и положено в обоснования судебного решения.
Также добавлю, что все материалы дела свидетельствуют о том, что
в наилучших интересах детей после расторжения брака проживать
с мамой в Москве в квартире на ул. Крылатская, где они уже три ме-
сяца постоянно проживают, поскольку именно мать с рождения растит
детей и лично обеспечивает им надлежащий уход и лечение. Отец детей
пояснял неоднократно, что он очень любит детей, читает с ними кни-
ги, играет, обеспечивает семью материально. Все это он сможет делать
и после определения места жительства детей с мамой в Москве. Так бу-
дет лучше для детей.
Прошу удовлетворить исковые требования в полном объеме.
***
Дети были оставлены проживать с матерью.
1
[Электронный ресурс]. URL: http://www.lawandtax.ru/speach-razdel-2.htm
636
Речь адвоката М.М. Ярмуш:
Уважаемый Суд!
Истец в обоснование исковых требований ссылается на то, что
у него с ответчиком в силу ст. 33 СК РФ законный режим имущества
супругов — «совместная собственность», что в период брака в Москве
была приобретена двухкомнатная квартира на имя ответчика. Данная
квартира была впоследствии подарена ответчиком своей матери без со-
гласия истца. Истец утверждает, что этим нарушено его право на долю
в совместном супружеском имуществе, и просит суд отменить дарение
и разделить спорную квартиру между ним и ответчиком по закону, то
есть поровну.
Считаю, что исковые требования истца не подлежат удовлетворе-
нию, поскольку они не основаны на законе, а доводы иска противоречат
фактическим обстоятельствам дела.
Материалы дела доказывают, что истец и ответчик вступили в за-
конный брак 21 декабря 1996 года. Брак был зарегистрирован в Турец-
кой Республике. Семья постоянно проживала в Турции, где у сторон
спора родилось двое детей.
Супруги совместно проживали в Турции. Они приняли законный
режим раздельной собственности супругов, поскольку на момент ре-
гистрации брака в Турецкой Республике законным режимом имуще-
ства супругов являлся режим «раздельной собственности». Этот факт
подтверждается документом, выданным турецким судом по семейным
делам, который в настоящее время рассматривает дело о расторжении
брака супругов.
Таким образом, по турецким законам при приобретении имущества
супругами в период брака собственником имущества становился тот
супруг, на чье имя имущество приобреталось.
Какое же имущество супруги приобрели за период брака?
В материалах дела имеется документ, выданный турецким судом
о том, что истец имел в собственности в Турции шесть квартир, кото-
рые он продал третьим лицам. И приобретение квартир в собствен-
ность истца, и отчуждение этих квартир происходило в период нахож-
дения в браке.
Поскольку законный режим имущества у супругов — «режим раз-
дельной собственности», истец благополучно распорядился шестью
квартирами без согласия своей законной жены. Впоследствии и де-
нежные средства от продажи этих квартир были пристроены истцом по
собственному разумению и желанию без оглядки на супругу.
Турецкий суд, рассматривающий в настоящее время дело о разводе
супругов, учитывает, что супруги имеют законный режим имущества
637
супругов — «раздельная собственность супругов». Шесть квартир, куп
ленных на имя истца и проданных им третьим лицам, суд считает лич-
ным имуществом мужа. У жены в Турции нет никакого имущества, по-
этому и вопросов у суда тоже нет.
Истец в суде Турции не заявляет, что у него с женой по российскому
закону (ст. 33 СК РФ) должна быть общая супружеская собственность
в отношении имущества, нажитого в браке, и он в этом случае должен
своей жене передать половину денег от продажи шести квартир. Нет,
в Турции у истца раздельный режим имущества супругов. Доводы о ре-
жиме совместной собственности супругов приводит только в Москве
по настоящему иску.
Полагаю, что адвокат истца уверил его в том, что российский суд не
имеет юрисдикцию для того, чтобы поделить деньги от продажи ше-
сти квартир в Турции между супругами при рассмотрении иска о раз-
деле совместного супружеского имущества. «Нет, в Москве мы будем
делить так называемое совместное имущество, а в Турции у вас раз-
дельный режим имущества и ваша жена ничего не получит», — так го-
ворил адвокат истцу.
Но у одной семьи может быть только один законный режим имуще-
ства супругов!
Какой бы законный режим имущества супругов не признал бы
суд у семьи — раздельная или общая собственность, имущество бу-
дет в любом случае поделено справедливо. А именно: если у супру-
гов раздельная собственность, как утверждает истец в суде Турции,
то он не имеет права на квартиру в Москве. А если у супругов со-
вместная собственность, как утверждает истец в российском суде, то
истец должен супруге половину стоимости шести проданных в Тур-
ции квартир.
Но проблема заключается в том, что суд Турции не имеет юрисдик-
цию на квартиру в Москве, а российский суд не вправе решать вопрос
о недвижимом имуществе, находящемся в Турции. И в такой ситуации
истец благополучно оставит свою жену без имущества в Турции и смо-
жет получить долю в квартире жены в Москве.
Чтобы защитить граждан, вступивших в брак с иностранцами, от та-
ких правовых ситуаций, российский законодатель в Семейном кодек-
се предусмотрел ст. 161, которая определяет, законодательство какого
государства следует применять к имущественным правам и обязанно-
стям супругов — граждан разных государств. Законодатель четко ука-
зал, что применяемое законодательство к имущественным и личным
неимущественным отношениям супругов определяется законодатель-
ством государства, на территории которого они имеют или имели по-
638
следнее место жительства. Это еще раз доказывает, что супруги могут
иметь только один законный режим владения имущества.
Супруги заключили брак и совместно проживали в Турции, поэто-
му законный режим имущества у них раздельный. Супруги приобре-
ли за период брака много разной недвижимости, и эта недвижимость
была при приобретении уже супругами поделена. Собственником иму-
щества считался тот супруг, на чье имя имущество было записано. Тот
факт, что истец в Турции ссылается на раздельное имущество супругов,
а в России пытается доказать, что имущество у супругов совместное,
ставит ответчика в крайне неблагоприятное положение, в то время как
истец получает двойную выгоду.
Почему я утверждаю, что истец получит двойную выгоду? А вот по-
чему: спорная московская квартира была куплена на деньги, подарен-
ные жене ее матерью. Супружеские средства не участвовали в приобре-
тении этой квартиры.
На этом я хочу подробнее остановиться. Спорная квартира приоб-
реталась в 1998 году. В это время супруги жили в Турции по законам
Турции. Супруга не собиралась возвращаться в Россию, а тем более ее
супруг не планировал жить в Москве. Когда мать ответчика приняла
решение подарить дочери квартиру, она учитывала раздельный режим
имущества супругов, по которому жила ее дочь. Именно поэтому она
решилась оформлять квартиру сразу в собственность дочери. Материа-
лы дела доказывают, что мать ответчика положила на свой банковский
счет 185 850 долларов США, которые впоследствии были зачислены
продавцу спорной квартиры. Эта сумма полностью соответствует ука-
занной в договоре стоимости квартиры.
Только через 14 лет во время судебного заседания в Пресненском
суде вдруг выяснилось, что истец в период оплаты квартиры переводил
на свой счет в Москве денежные суммы, якобы на покупку этой квар-
тиры. Также есть информация, что истец в банке оформлял доверенно-
сти на жену и ее маму для возможности проводить операции по своему
счету.
Обращаю внимание суда на то, что квартира стоила 185 850 долла-
ров США, а со счета истца было снято только 165 952 доллара США.
Разница почти 20 000 долларов США. Если за квартиру действитель-
но платил истец, то почему он прислал на 20 000 долларов меньше, чем
стоила квартира? Кто вообще снимал эти деньги и для каких целей?
Почему истец не перевел деньги за квартиру банковским платежом, как
это сделала мать ответчика?
На эти вопросы истец не дал нам ни одного вразумительного или
правдивого ответа. В деле отсутствуют доказательства того, мать ответ-
639
чика снимала деньги со счета истца. Напротив, выписка по счету дока-
зывает, что 165 952 доллара со своего счета снял сам истец. В матери-
алах дела нет доказательств, что деньги, снятые со счета истца, были
уплачены за спорную квартиру. Но то, что свои наличные деньги за
квартиру перевела мать ответчика, подтверждено платежным поруче-
нием и выписками с ее счета.
При таких обстоятельствах оплаты спорной квартиры, учитывая,
что супруги имеют законный раздельный режим имущества супругов
и квартира записана на имя супруги, считаю, что иск не может быть
удовлетворен, поскольку ответчик была вправе распоряжаться своей
личной собственностью по своему усмотрению без согласия супруга
и истец не имеет никаких прав на имущество своей жены.
Прошу Суд в иске отказать!
***
В иске было отказано.
1
[Электронный ресурс]. URL: http://www.lawandtax.ru/speach-razdel.htm
640
Из содержания ст. 34 СК РФ отнюдь не вытекает, как это, по-види-
мому, считала Попова, что все имущество, появившееся в семье во вре-
мя брака, предполагается принадлежащим обоим супругам, а тот, кто
с этим не согласен, должен представить доказательства в опровержение
этой законной презумпции. Дело обстоит несколько иначе: общим счи-
тается лишь имущество, нажитое обоими супругами, а потому в слу-
чае спора истец обязан доказать правовую природу такого имущества,
как объекта общей совместной собственности, следовательно, в споре
о разделе имущества, приобретенного супругами во время брака, обя-
занность доказывания в силу ст. 56 ГПК РФ лежит на обеих сторонах:
истец, заявляющий требование на выделении своей доли, должен под-
твердить его принадлежность обоим супругам, а ответчик, оспариваю-
щий такое утверждение, обязан доказать источник его происхождения,
лежащий за пределами семейного бюджета.
Как же истица обосновывает свои притязания на спорную недви-
жимость?
В своих письменных возражениях от 19.01.2009 Попова пояснила,
что часть средств на покупку спорных квартир была взята в долг у ро-
дителей и друзей, но точную сумму не обозначила. В судебном заседа-
нии 20.01.2009 истица устно заявила, что на покупку квартир было взя-
то в долг у друзей и коллег где-то 30 % от стоимости квартир. 18.03.2009
в своем ходатайстве о вызове свидетелей истица изменила свою пози-
цию, заявив, что часть денежных средств на покупку квартир была по-
дарена ей отцом, об одолженных средствах уже не упоминается.
Допустимых доказательств (ст. 60 ГПК РФ) получения денег в долг
или в дар на покупку спорных квартир истицей представлено не было.
Показания свидетелей, вызванных истицей, о том, что ответчик до
регистрации брака с истицей все свои деньги растрачивал на рестора-
ны, клубы, путешествия, а после регистрации брака стал экономить
и копить на совместно нажитые квартиры, не могут быть признаны до-
казательствами этих фактов. Эти свидетели проживают в другом насе-
ленном пункте, о покупке спорных квартир и личной жизни ответчика
знают со слов истицы. Поэтому не могут с достоверностью свидетель-
ствовать об указанных обстоятельствах.
Показание матери истицы о передаче в дар дочери 10 000 долларов
США на покупку спорной недвижимости также не могут быть призна-
ны допустимым доказательством передачи денег. Поскольку в судеб-
ной практике выработано правило, согласно которому передача денег,
если этот вопрос является спорным, может подтверждаться свидетель-
скими показаниями в том случае, если им корреспондируются опера-
ции по получению и оплате денег, совершенные в банке.
641
Истица не знает, сколько в действительности было уплачено за
квартиры, она заявила, что стоимость квартир составляет 2 218 753 руб
лей, а в материалах дела имеются письменные доказательства уплачен-
ных за квартиры сумм в размере 3 492 629 рублей.
Истица ошиблась в цене недвижимости на какие-то один миллион
двести семьдесят три тысячи рублей (около 42 000 долларов США)…
Истица заявила, что семья почти не имела расходов в первый год
брака до покупки квартир и привела нереальные расчеты семейных
трат. Цель у истицы одна — максимально снизить расходы семьи и уве-
личить размер совместно нажитого дохода.
В материалах дела имеются доказательство того, что семья Поповых
в первый год брака до момента оплаты спорных квартир имела общий до-
ход в размере 1 763 200 рублей (том 2 л. д. 37–39). Межрайонная ИФНС
России № 47 по г. Москве полностью подтвердила сведения о доходах
моего доверителя за 2002–2003 года, указанные в справках 2-НДФЛ, вы-
данных работодателем ответчика. По курсу ЦБ на март 2003 г. (31,56 руб
лей за 1 доллар США) эта сумма равнялась 55 868 долларов США,
а квартиры стоили 113 940 долларов США (48 395 долларов США — од-
нокомнатная квартира , 62 527 долларов — двухкомнатная квартира).
Материалами дела подтверждено, что истец и ответчик не имели до-
статочных общих средств на покупку двух квартир.
Мой доверитель, несмотря на то, что в действительности до покуп-
ки квартир семьей было скоплено не более 20 000 долларов США, до-
бровольно признал, что с момента заключения брака и до момента по-
купки спорных квартир семья Поповых скопила 24 000 долларов США,
что составляет 1/2 от стоимости однокомнатной квартиры. Оставшие-
ся общие средства в размере 31 868 долларов США семья потратила
за 16 месяцев на покупку товаров и оплату услуг, что составляло око-
ло 1991 долларов США (около 63 000 рублей) в месяц, и из которых
400 долларов тратилось на аренду квартиры.
Ответчик Попов намеренно приобрел не одну трехкомнатную квар-
тиру, что гораздо дешевле, а две отдельные квартиры. Поскольку толь-
ко на часть однокомнатной квартиры были истрачены общие деньги
семьи, на покупку двухкомнатной квартиры ответчик потратил свои
личные сбережения, и истица об этом знала.
В материалах дела имеется достоверное подтверждение расходов
семьи — чеки, на сумму 435 777 рублей (около 13 800 долларов США).
В своих письменных объяснениях истица подтвердила некоторые рас-
ходы семьи на сумму 6600 долларов, на которые чеки не сохранились.
Учитывая это, сумма подтвержденных расходов составляет 20 407 дол-
ларов США (13 800 + 6600).
642
Если из дохода семьи за 16 месяцев 55 868 долларов вычесть под-
твержденные расходы 20 407 долларов, получится 35 461 доллар «на
копленных средств», что на 12 934 доллара меньше, чем стоимость од-
нокомнатной квартиры.
Даже, если учитывать показания истицы Поповой относительно ми-
зерных расходов семьи, то «накопленной суммы» не хватает на полную
оплату однокомнатной квартиры, поскольку 35 461 доллар составляет
73
/100 от стоимости квартиры.
Цифры и статистика — вещь упрямая. Федеральная служба госста-
тистики РФ посчитала удельный вес расходов в денежных доходах на-
селения и подтвердила, что 73,2 % доходов тратится населением РФ на
покупку товаров и оплату услуг и 8,6 % тратится на обязательные плате-
жи и разнообразные взносы. Это означает, что доказанными расходами
можно признать 81,8 % от всех доходов. Получается, что 1 442 297 руб
лей (81,8 % от полученного за указанный период дохода) — это под-
твержденные Росгосстатом расходы семьи Поповых.
А в своих объяснениях ответчик указывает, что, по его подсчетам,
было истрачено только 1 005 744 рублей. Это еще раз доказывает обос
нованность и правдивость расчета расходов семьи, представленного
моим доверителем.
Я полагаю доказанным тот факт, что к моменту приобретения спор-
ных квартир у семьи не могло быть скоплено более 24 000 долларов
США. Но за спорные квартиры было уплачено всего 113 940 долларов
США. Разницу в размере 89 940 долларов США мой доверитель запла-
тил из своих личных сбережений, накопленных за период его трудовой
деятельности.
До брака трудовой стаж ответчика составлял 7 лет в иностранной
компании. Ответчик с достоверностью доказал, что на протяжении трех
лет до брака он получил около 3 589 137 рублей и сумел накопить при-
мерно 2 869 140 рублей (около 95 000 долларов США), которые предна-
значались на покупку жилья. Также в материалах дела имеется доказа-
тельство того, что на начало 1999 года у ответчика уже была скоплена
сумма в размере 79 267,54 долларов США, хранящаяся в банке Пру
деншл Секъюритиз, Нью Джерси, США. Общая сумма накоплений от-
ветчика до заключения брака составляла около 170 000 долларов США.
Считаю, что доводы истицы о том, что нет доказательств, что спор-
ные квартиры были приобретены на личные средства ответчика, по-
скольку не представлены доказательства снятия этих средств со счета
в банке, являются необоснованными и противоречат материалам дела.
Гражданский кодекс РФ в ст. 209 установил правило, что собствен-
нику принадлежат права владения, пользования и распоряжения своим
643
имуществом. Доказано, что размер заработной платы ответчика позво-
лял ему откладывать деньги на покупку недвижимости. Он, как соб-
ственник, мог положить свои сбережения в банк, мог хранить их дома
или отдать на хранение родителям.
Сумма, накопленная семьей за первый год брака в размере 24 000 дол-
ларов США, была истрачена на покупку однокомнатной квартиры № 53.
Указанная сумма составляла часть стоимости квартиры, оставшуюся
часть ответчик заплатил из личных средств.
При разделе совместного имущества истица по закону может пре-
тендовать только на 1/4 долю в праве собственности на квартиру № 53.
Квартиру № 54, состоящую из двух комнат, ответчик купил на свои
личные средства, поэтому требование истицы признать за ней право
собственности на эту квартиру незаконны и необоснованны.
Я прошу суд отказать истице в удовлетворении исковых требований
в части присуждения ей квартиры № 54 и разделить совместное имуще-
ство супругов, присудив истице 1/4 долю в праве собственности на квар-
тиру № 53, находящейся по адресу: Москва, ул. ХХХ и имущественное
право на приобретение в собственности одного машиноместа, и прису-
дить ответчику квартиру № 54 и 3/4 доли в праве собственности на квар-
тиру № 53, находящихся по адресу: Москва, ул. ХХХ и имущественное
право на приобретение в собственности одного машиноместа.
***
Суд отказал истице в удовлетворении иска и разделил двухкомнат-
ную квартиру № 54 между супругами в долях: истице — 1/40 и ответчи-
ку — 1/60, в разделе однокомнатной квартиры № 53 суд отказал. Впо-
следствии стороны достигли мирового соглашения по разделу квартир,
которое устроило обе стороны.
1
[Электронный ресурс]. URL: http://www.lawandtax.ru/speach-child %20UK.htm
644
Дело рассматривал Королевский городской суд Московской обла-
сти. Интересы Оленевой представляла адвокат Мария Ярмуш (фами-
лии сторон изменены).
Речь адвоката М.М. Ярмуш:
Уважаемый Суд!
Разрешая спор родителей о порядке осуществления родительских
прав, суд, прежде всего, учитывает интересы детей, привязанность де-
тей к каждому из родителей и выслушивает мнение детей по вопросам,
затрагивающим их интересы.
Я считаю своим долгом обосновать наши исковые требования об
определении места жительства несовершеннолетних Ани и Андрея Гри-
горьевых с матерью и доказать необходимость разрешения выезда моей
доверительницы с детьми в Великобританию без разрешения ответчика.
Истица и ответчик никогда не состояли в законном браке и вместе
прожили только пять лет. С 2005 года они проживают отдельно. Се-
мейные отношения были прерваны истицей по причине физического
насилия в семье со стороны ответчика. Дети живут с матерью, которая
надлежащим образом исполняет свои родительские обязанности. От-
ветчик все это время лишь изредка общался с детьми на отдыхе и в вы-
ходные дни. После переезда в город Королев отец редко навещал детей,
не принимал участие в их воспитании, не заботился об их развитии.
Свидетель — Куркина, которая уже полтора года работает у истицы ня-
ней, пояснила, что ни разу не видела отца детей. Няня слышала, как
иногда дети общаются с отцом по телефону. Также няня заявила, что не
получала от матери детей указания препятствовать отцу видеться или
общаться с детьми.
Объяснения ответчика, что он редко видится с детьми из-за препят-
ствий со стороны матери детей не подтверждены материалами дела и яв-
ляются откровенной ложью. Все, что касается образования и воспита-
ния детей, организации их отдыха и досуга решается только матерью,
поскольку ответчик самоустранился от воспитания своих детей.
Моя доверительница в апреле этого года вступила в брак с гражда-
нином Великобритании Диксоном и намерена жить с мужем в Велико-
британии вместе с детьми. Дети привязались к супругу своей матери,
с радостью изучают английский язык и хотят поехать жить в Велико-
британию, где у них будут хорошие жилищные условия (у каждого
ребенка будет своя комната), возможность учиться в частной школе,
заниматься в различных развивающих кружках и спортом. В материа-
лах дела есть доказательства наличия у супруга моей доверительницы
в собственности комфортабельного дома. Дети уже зачислены в шко-
лу. Моя доверительница имеет приглашение на работу с заработной
645
платой 50 000 фунтов стерлингов (около 1 850 000 рублей) в год. Су-
пруг моей доверительницы также представил сведения о своем доходе
и берет на себя обязанность по материальному обеспечению жены и ее
детей в Великобритании. В материалах дела имеется отчет работни-
ка социальной службы и письмо из частного колледжа, подтверждаю
щие эти обстоятельства. Свидетель Куркина (няня) подтвердила, что
дети привязались к супругу своей матери, который уделяет детям мно-
го внимания и участвует в их жизни, в том числе Диксон присутство-
вал в школе на выступлении Андрея Григорьева в концерте, они всей
семьей отдыхают на море, ходят в походы, посещают театры. Сами дети
в судебном заседании подтвердили, что хотят поехать с матерью в Ве-
ликобританию. Дети уже хорошо изучили английский язык и смогут
продолжить углубленное изучение иностранного языка в англоязыч-
ной среде. Знание иностранного языка пригодится детям в будущем
и в России. Но, по мнению отца детей, изучение иностранного языка
вызовет негативные последствия.
Ответчик Григорьев в судебном заседании заявил, что возражает
против переезда детей в Великобританию. Он отказался дать нотари-
альное разрешение на оформление детям визы на въезд в Великобри-
танию. Отец детей не возражает, чтобы дети остались проживать, как
и прежде с матерью, но требует от матери детей, чтобы она не стави-
ла свои собственные интересы (создание семьи и счастливую личную
жизнь) выше интересов детей. Запрещая детям поехать с матерью, от-
ветчик не просит определить место жительства детей с ним, а только
просит обеспечить ему право общаться с детьми на территории Россий-
ской Федерации. При этом ответчик требует установить график обще-
ния с детьми, который он не в состоянии сам исполнить. Ответчик тре-
бует предоставить ему детей каждую субботу с 10 утра до 20 вечера, при
этом он не учитывает, что физически может прибыть в город Королев
из Мурмкнска самолетом только к обеду (при назначении времени су-
дебного заседания ответчик ходатайствовал о назначении рассмотре-
ния дела после обеда). Получается, ответчик заявил график общения
с детьми физически неисполнимый, но дающий возможность запре-
тить детям выехать с матерью по новому месту жительства.
Ответчик предлагал заключить мировое соглашение, в котором
он готов дать разрешение на выезд детей взамен отказа истицы от за-
конного размера алиментов. Если бы мы согласились на 12 000 рублей
в месяц, то ответчика уже не волновал бы ни языковый барьер, ни бы-
товые условия детей в Англии. Мы посчитали, что такое мировое со-
глашение грубо нарушит права и интересы несовершеннолетних детей
и решили отстаивать свои исковые требования в суде.
646
Ответчик заявил, что опасается разлучения с детьми, но за два года
он только четыре раза навестил детей в Королеве. Я хочу обратить вни-
мание суда на то, что ответчик в обоснование своих требований и воз-
ражений указал, что мать детей препятствует общаться детям не толь-
ко с ним, но и со своими родителями. В судебном заседании свидетель
Толмачева, которая проживает на одном этаже с родителями моей до-
верительницы, показала, что дети часто навещают своих бабушку и де-
душку, а вот папу детей она видела лишь однажды в прошлом году. Ни
бабушка, ни дедушка детей не обращались в органы опеки с просьбой
устранить препятствия в общении с детьми. Мать никогда не запреща-
ла детям общаться с отцом и другими родственниками и обязуется де-
лать это и в дальнейшем.
Моя доверительница имеет право свободно передвигаться, выби-
рать место жительства. Это право гарантировано каждому Конститу-
цией РФ. Поэтому, если бы речь в споре шла об изменении места жи-
тельства моей доверительницы в пределах РФ, то законных оснований
препятствовать переезду Оленевой с детьми в другой город у ответчика
бы не было. Но поскольку для оформления визы для выезда детей за гра-
ницу требуется согласие отца, то ответчик реализует свое право на вос-
питание детей, но при этом нарушает права других лиц, а именно матери
и детей. Родительские права не могут осуществляться в противоречии
с интересами детей. Обеспечение интересов детей должно быть предме-
том основной заботы их родителей. Ответчик преследует свои эгоистич-
ные цели и не думает об интересе своих детей. Мы искренне считаем, что
в интересах детей проживать, как и прежде, с матерью и выехать с ней
в Великобританию по месту жительства ее супруга.
Также мы полагаем, что необходимо взыскать с ответчика алименты на
детей в размере, установленном СК РФ — 1/3 доли дохода на двух детей.
Я прошу суд определить место жительства детей с матерью, разре-
шить Оленевой выезд из РФ в Великобританию вместе с детьми без со-
гласия отца детей и взыскать с ответчика на детей алименты. Я прошу
частично удовлетворить встречные исковые требования и предоста-
вить право отцу детей ежегодно проводить с детьми отпуск в количе-
стве 20 дней. В определении графика общения отца с детьми по суб-
ботам на территории города Королев прошу отказать, поскольку при
постоянном проживании детей в Великобритании такой график обще-
ния будет невозможно исполнить. При этом мать детей согласна пре
доставлять отцу возможность общаться с детьми по месту их житель-
ства в Великобритании.
***
Иск Оленевой был удовлетворен в полном объеме.
647
Дело о взыскании стоимости заказанного товара1
Краткое содержание дела: Тайваньская фирма WELD произвела
для российской компании АСД по ее заказу клей с фирменным товар-
ным знаком последней. По договору клей должен отгружаться из порта
отправки покупателем. Однако российская компания отказалась при-
нять поставленный товар. Для защиты своих прав тайваньская фирма
вынуждена была обратиться с иском в МКАС при ТПП РФ. Интересы
тайваньской фирмы представляла адвокат Мария Ярмуш.
1
[Электронный ресурс]. URL: http://www.lawandtax.ru/speach-MKAS.htm
648
Предпринимательский риск неизбежен по определению предпри-
нимательской деятельности.
Ответчик, понадеявшись на предыдущие результаты продаж и по-
зитивный прогноз своих менеджеров, заказал слишком много товара,
который скопился на его складе.
Все мы помним, какие сюрпризы преподнесла зима в прошлом
году — сильнейшие морозы, снегопады, отключение электроэнергии.
Погода нанесла большой урон нашей экономике. В своих письмах от-
ветчик искренне сетует на снижение уровня продаж в результате хо-
лодной зимы, а еще и конкуренты отвоевывают место под солнцем…
(предпринимательский риск)!
Очевидно, что ответчик, имея на своем складе переизбыток клея, ис-
кал любые причины для того, чтобы не оплачивать заказанный у истца
товар.
Классический пример — покупатель не хочет оплачивать то-
вар и предъявляет продавцу претензии о качестве. В своем письме от
27 февраля 2006 г. ответчик жалуется на проблему с упаковкой и каче-
ством клея Авиора, не подтверждая претензии к качеству товара в со-
ответствии с контрактом.
Следующим шагом является письмо от 13 апреля 2006 г., в котором
ответчик необоснованно и бездоказательно обвинил моих доверителей
в интеллектуальном пиратстве. Принятие заказанного товара было по-
ставлено в зависимость от решения вопроса с торговыми марками.
По моему глубокому убеждению, перекладывать свои убытки, воз-
никшие в результате предпринимательского риска, на других крайне
не порядочно!
Мои доверители не имеют никакого отношения к регистрации тор-
говых марок ответчика на территории Китая.
Весь товар, заказанный ответчиком, производился по Агентскому
договору об использовании бренда.
Все эти обвинения казались моим доверителям чудовищной не-
справедливостью или недоразумением и ошибкой.
5 июля 2006 года истцом была предпринята последняя попытка уре-
гулирования возникшей ситуации без обращения в суд. Ответчику
было предложено принять товар до 31 августа 2006 года. О своем реше-
нии ответчик должен был уведомить истца до 15 июля 2006 года.
Поскольку, ответ на это предложение не был получен, мои довери-
тели обратились с иском в МКАС за защитой своих нарушенных прав.
Узнав, что дело принято на рассмотрение МКАС ответчик предло-
жил добровольно принять поставку Weld 74 на сумму 54 720 долларов
США.
649
Оставшийся клей артикля 403-004 и 403-005 на общую сумму
18 602 доллара США ответчик не принял, надеясь выиграть иск, предъ-
явленный к моим доверителям в МКАС о взыскании стоимости брако-
ванного товара.
Теперь, когда фактические обстоятельства дела выяснены с исчер-
пывающей полнотой, позвольте перейти к правовой оценке возникшей
ситуации.
Мои доверители просят взыскать с ответчика в свою пользу стои-
мость заказанного товара, проценты за пользование чужими денежны-
ми средствами, сумму арбитражного сбора и сумму на оплату юридиче-
ского представителя.
В соответствии с Венской конвенцией ст. 61, 62, если покупатель
не исполняет какое-либо из своих обязательств по договору, прода-
вец может потребовать от покупателя уплаты цены, принятия товара.
В соответствии со ст. 78, если сторона допустила просрочку в упла-
те цены, другая сторона имеет право на проценты с просроченной
суммы.
Суммируя все высказанные соображения, я полагаю, что исковые
требования моих доверителей нашли свое подтверждение и должны
быть удовлетворены судом.
***
Российская компания во время рассмотрения дела в МКАС добро-
вольно приняла и оплатила заказанный товар.
650
Судебные речи современных прокуроров и адвокатов
Красноярского края1
Дело Артемьева2
(Об убийстве и поджоге)
Обвинительная речь:
Уважаемые присяжные заседатели!
Окончилось судебное следствие, и для вас наступает ответственный
момент оценить представленные доказательства и ответить на постав-
ленные вопросы: имело ли место совершение преступлений — убийства
и поджога; совершил ли их подсудимый Артемьев; виновен ли подсу-
димый в совершении этих преступлений?
Факты совершения убийства и поджога считаю бесспорно доказан-
ными. Они не оспариваются подсудимым и стороной защиты. Не вызо-
вут сомнений и у вас. Доказательствами происшедшего пожара 3 июня
2002 г. в квартире 42 дома 23 по ул. Федеровского в г. Талнахе является
акт о пожаре; заключение о пожаре; показания пожарного Мазина; по-
казания свидетеля Стефанцова Станислава и потерпевшей Стефанцо-
вой Натальи Михайловны.
По показаниям Мазина, двери в квартиру на момент прибытия по-
жарного караула были прикрыты. Пожар особой сложности не пред-
ставлял, поэтому был ликвидирован в течение 7–10 минут. По мнению
Мазина, с учетом отсутствия электронагревательных приборов вблизи
электропроводки причиной пожара мог быть поджог. В акте о пожаре
и заключении о пожаре указано, что причиной пожара является поджог
с целью сокрытия следов преступления.
По показаниям потерпевшей Стефанцовой, ущерб от пожара соста-
вил 44 тыс. руб. Пожаром уничтожены телевизор, мебельная стенка,
кресла, ковровые дорожки, люстра. По состоянию материального поло-
жения на июнь 2002 г. данный ущерб для нее является значительным.
Показаниями свидетеля Мази и протоколом осмотра места проис-
шествия с участием судебного врача доказано, что в квартире 42 обна-
ружен труп Стефанцова — хозяина этой квартиры.
Судебно-медицинская экспертиза выявила у погибшего Стефанцо-
ва более 17 резаных и колото-резаных ран в области лица, туловища,
1
Ивакина Н.Н. Основы судебного красноречия (Риторика для юристов). М.:
Юристъ, 2007. 455 с.
2
Печ. по: Ивакина Н.Н. Основы судебного красноречия (Риторика для юри-
стов). М.: Юристъ, 2007. [Электронный ресурс]. URL: http://www.studfiles.ru/
preview/3234607/page:14/
651
конечностей, в том числе травматическую ампутацию пальца левой ки-
сти; 24 линейные рвано-ушибленные раны головы, туловища; закры-
тую травму груди с переломом грудины и 13 ребер. Смерть Стефанцова
наступила на месте происшествия 3 июня 2002 г. в период с 15 до 16 ча-
сов от массивной кровопотери, развившейся вследствие резаной раны
шеи с повреждением крупных сосудов.
В результате осмотра места происшествия следователем обнару-
жены и изъяты орудия преступления: два кухонных ножа и пила-но-
жовка. Эти орудия направлялись на судебно-медицинскую эксперти-
зу, и экспертом дан ответ, что причинение потерпевшему Стефанцову
одних ран возможно ножом, ряда других ранений возможно меньшим
изъятым ножом, а 24 раны причинены пилой-ножовкой.
Совокупность данных доказательств подтверждает факт совер-
шения преступлений и отвечает на вопрос, что 3 июня 2002 г. в квар-
тире 42 дома 23 по ул. Федоровского в г. Талнахе имело место убий-
ство Стефанцова и поджог этой квартиры с уничтожением имущества
и причинением ущерба.
Следующий вопрос, который потребует вашего внимания и тща-
тельного анализа, — это вопрос, совершил ли убийство Стефанцова
и последующий поджог именно Артемьев?
Уважаемые присяжные заседатели! Обращаю ваше внимание, что
следствие, расследуя убийства, редко располагает прямыми доказа-
тельствами, такими, как показания очевидцев, которые могли бы быть
использованы для обвинения. На убийство преступник решается, осоз-
навая, что за его действиями никто не наблюдает. Но все же большин-
ство обвинительных приговоров вынесено на основании тщательно-
го анализа всех доказательств и сопоставления их друг с другом. Дело
по обвинению Артемьева является одним из таких. Те доказательства,
которые представило следствие, являются достаточными для под-
тверждения предъявленного Артемьеву обвинения в убийстве Стефан-
цова Сергея Алексеевича с особой жестокостью и в поджоге. Давайте
проанализируем вместе эти доказательства.
Одно из них — заключение судебно-медицинской экспертизы в от-
ношении Артемьева, проведенной 7 июня. Согласно заключению этой
экспертизы, у него имелись резаные раны на ладони правой кисти
и первом пальце правой кисти, ссадины на тыльной стороне 2, 4, 5-го
пальцев левой кисти. По поводу механизма образования резаных ран
эксперт сделал вывод, что они могли быть получены от воздействия но-
жом, а ссадины на левой кисти — от зубцов пилы. И давность их получе-
ния составляет примерно пять суток до момента осмотра, что соответ-
ствует времени наступления смерти Стефанцова. Артемьев пояснил,
652
что получил их 3 июня 2002 г. в квартире Стефанцова, когда последний
выгонял его из квартиры и размахивал ножовкой по дереву и ножом.
При этом попал по пальцам левой кисти и порезал правую кисть.
Такими же предметами — пилой и ножом — были причинены те-
лесные повреждения и потерпевшему Стефанцову. Судебно-меди-
цинский эксперт при осмотре трупа Стефанцова в заключении одно-
значно ответил, что 24 рвано-ушибленные раны на волосистой части
головы, в области лица с повреждением скуловой кости, а также в об-
ласти плеча, предплечья и кисти и множественные точечные ссадины
на задней поверхности туловища причинены режущей кромкой зубцов
пилы. Резаная рана шеи, которая находится в причинно-следственной
связи с наступившей смертью, могла быть причинена большим ножом.
Остальные раны, в том числе рана груди, могли быть причинены мень-
шим по размеру ножом, представленным на экспертизу.
Утверждение Артемьева о том, что следствие не приняло мер для об-
наружения отпечатков пальцев на изъятых предметах, опровергается
фактическими данными. Из оглашенного в зале суда заключения дак-
тилоскопической экспертизы следует, что на клинках и рукоятках изъ-
ятых ножей следов пальцев рук и ладоней, пригодных для идентифика-
ции личности, не обнаружено.
Отпечатки пальцев и ладоней не могли быть обнаружены, но не по
причине их отсутствия, а потому, что обнаруженные отпечатки эксперт
не смог идентифицировать, так как в квартире в результате пожара
и воздействия высокой температуры они стали непригодными для про-
ведения по ним экспертизы. Пожарные подавали воду во все комнаты,
и предметы, вещи, находившиеся в квартире, были замочены. Поэтому
закрепить документально еще одно доказательство вины Артемьева не
представилось возможным по объективным причинам.
Выводы судебно-медицинских экспертов, определяющие характер
и механизм образования телесных повреждений у Стефанцова и Ар-
темьева, согласуются с показаниями Артемьева на следственном экс-
перименте, где он, не задумываясь, указывает место около кресла, где,
когда он пытался перехватить ножовку у Стефанцова, тот «чиркнул»
ему этой ножовкой по пальцам. Артемьев продемонстрировал на след-
ственном эксперименте резаную рану на ладони.
Сомневаться в достоверности показаний Артемьева на следствен-
ном эксперименте у меня нет оснований, так как обстоятельства про-
исшедшего Артемьев воспроизводит не только на следственном экспе-
рименте, но и в явке с повинной, а также при допросе его в качестве
обвиняемого с участием защитника. И нигде Артемьев не отказывается
давать показания.
653
Явка с повинной также является доказательством вины Артемьева.
Явка с повинной — это добровольное сообщение лица о совершенном
им преступлении. Что сообщил Артемьев в явке с повинной? Цитирую:
«Хочу сознаться, что 3 июня 2002 г. я совершил убийство гражданина,
проживающего по ул. Федоровского, д. 23, кв. 42. В эту квартиру я при-
шел, чтобы найти Стаса, проживающего в этой квартире, но его там не
было. Там же произошла стычка с находившимся в квартире мужчи-
ной, в ходе чего я и убил его».
В судебном заседании Артемьев подтвердил, что писал эту явку соб-
ственноручно. Перед тем как написать, ему было разъяснено право, пред-
усмотренное ст. 51 Конституции РФ, что он вправе не свидетельствовать
против себя. Разъяснение данной статьи предоставляет право выбора,
рассказать или нет о совершенном преступлении. Однако Артемьев де-
лает свой выбор и сознается в убийстве мужчины из 42-й квартиры.
Протокол явки с повинной и собственноручно написанная явка
с повинной являются прямыми доказательствами совершения Ар
темьевым убийства.
Явка с повинной, следственный эксперимент, заключение судеб-
но-медицинской экспертизы в отношении Артемьева, результаты обы-
ска дали следствию полное основание предъявить Артемьеву 18 июня
2002 г. обвинение в убийстве Стефанцова и допросить его в качестве
обвиняемого.
Для предъявления обвинения и допроса Артемьев обеспечивается
по его заявлению юридической помощью — адвокатом Старожуком.
Доводы о том, что ему не было известно, что при допросе присутству-
ет адвокат, несостоятельны. Когда обвиняемый требует адвоката, но не
знает его фамилию, следователь в этом случае выносит постановление
о назначении адвоката. В деле же Артемьева этого постановления нет.
Перед началом допроса Артемьеву в очередной раз разъясняется
право не свидетельствовать против себя. Но Артемьев в присутствии
адвоката дает показания, что в ходе ссоры Стефанцов пытался ударить
ножом Артемьева, но он отобрал нож. Когда Стефанцов дернул Ар
темьева за руку, в которой находился нож, Артемьев по неосторожности
нанес ему удар ножом. Но куда был нанесен удар ножом, Артемьев пояс-
нить не мог. Он сказал также, что не помнит, что было дальше.
В последующих допросах Артемьев от своих показаний отказался, от-
рицал, что 3 июня заходил в квартиру Стефанцова. Отказ Артемьева от
первоначальных показаний является проявлением защитного поведения.
И все-таки проанализируем все детали совершенного преступления.
Мотивом прихода Артемьева в квартиру Стефанцова явилось то
обстоятельство, что, разыскивая лиц, похитивших у отца деньги, он
654
идет в 42 квартиру, чтобы поговорить об этом со Стасом. Данный мо-
тив в ходе следствия подтвердился, так как по факту открытого хище-
ния 500 руб. у Артемьева Виктора Ивановича 4 июня 2002 г. было воз-
буждено уголовное дело, и 26 июня 2002 г. обвинения в грабеже было
предъявлено Шостаку.
В судебном заседании Артемьев не отрицал, что от отца ему стало из-
вестно об ограблении, поэтому он пошел искать подростков. На звонок
в квартиру 42, по показаниям Артемьева, дверь ему никто не открыл.
Тогда он решил сходить к Маслову, с которым впоследствии распил по-
луторалитровую бутылку пива «Лауреатское». В квартире Маслова он
находился с 14 до 15 часов, а затем пошел домой. Отец его спал, и, по-
смотрев некоторое время футбол, Артемьев тоже уснул. Проснулся он,
когда услышал вой милицейской сирены и запах дыма. Выйдя на лест-
ничную площадку, он от подростков узнал, что в 42-й квартире убили
отца Стаса. Примерно через пять минут он пришел в 39-ю квартиру, где
проживает Приймак, и рассказал ему о пожаре и убийстве.
Время, когда Артемьев ушел от Маслова, т. е. 14.30, подтверждается
оглашенными в зале суда показаниями свидетеля Маслова. Но даль-
нейшие показания Артемьева опровергаются совокупностью доказа-
тельств, исследованных в суде. Какие это доказательства?
Дополнительная судебно-медицинская экспертиза показала, что те-
лесные повреждения погибшему были причинены в достаточно корот-
кий промежуток времени и что смерть Стефанцова наступила в период
с 15 до 16 часов.
Первыми труп Стефанцова в задымленной квартире обнаружили
пожарные. Согласно акту о пожаре, сообщение о пожаре поступило
в пожарную часть в 16 часов 25 минут. Пожар был локализован в 16 ча-
сов 44 минуты.
Свидетель Мазин показал, что после обнаружения в квартире тру-
па с признаками насильственной смерти сразу был вызван наряд мили-
ции. Милиция приехала очень быстро.
Спецсообщение в дежурную часть Талнахского ГОВД от диспетчера
пожарной части об обнаружении трупа поступило в 16 часов 50 минут.
Следовательно, вой милицейской сирены, который слышал Артемьев,
мог раздаться только в 17 часов. Таким образом, только после 17 часов
Артемьев мог спуститься на второй этаж и узнать от подростков об убий-
стве. И уже после этого пойти с этими сведениями к Приймаку.
Однако вспомним, что показал Приймак. Он показал, что Артемьев
пришел к нему в то время, когда начинался фильм «Папа». В представ-
ленной вам программе указано время начала этого фильма — 16 часов
20 минут. Я утверждаю, что показания Приймака являются правдивы-
655
ми и достоверными, поскольку давал он их 4 июня 2002 г., т. е. сразу по-
сле совершенного преступления, и в них связывал время прихода Арте-
мьева с началом фильма «Папа».
Не мог Артемьев в 17 часов узнать об убийстве, поскольку в 16 часов
20–25 минут он уже находился в квартире 39 и рассказывал Приймаку
о пожаре и трупе. Это еще одно обстоятельство, по которому не следует
верить показаниям Артемьева.
Не мог Артемьев прийти в квартиру Приймака в окровавленной
одежде, что вызвало бы подозрение в его причастности к убийству Сте-
фанцова. Поэтому после совершенного убийства он пришел домой,
снял с себя окровавленные вещи: спортивную футболку зеленого цвета
и кофту синего цвета — и замочил их в ванне. Это не мои предположе-
ния. Как вы помните, уважаемые присяжные заседатели, на следствен-
ном эксперименте Артемьев пояснял, что, придя домой, он снял окро-
вавленные вещи и бросил их в ванну, переодевшись в чистую одежду.
Данные показания подтверждаются протоколом обыска в квартире Ар-
темьева, в ходе которого изымаются эти вещи: куртка кожаная, кофта,
а спортивную куртку синего цвета сняли с бельевой веревки.
На следующий день следователь производит осмотр этих вещей и на-
значает биологическую экспертизу. Каковы ее результаты? Заключение
биологической экспертизы свидетельствует о том, что на изъятых объ-
ектах обнаружена кровь 1-й группы. Именно к такой группе относится
кровь убитого Стефанцова (Артемьев имеет 2-ю группу крови).
На футболке и спортивной кофте следов крови не найдено, потому
что они были застираны. Но даже после застирывания пятна крови оста-
лись. На кожаной куртке кровь сохранилась, потому что Артемьев ее не
заметил, когда пришел домой. Таким образом, уважаемые присяжные за-
седатели, судебно-биологическая экспертиза является еще одним дока-
зательством причастности Артемьева к убийству Стефанцова.
Как сам Артемьев объясняет появление пятен крови на одежде? По
его показаниям, 4 июня он был одет в черную кожаную куртку. Во вре-
мя осмотра квартиры Стефанцовых его собака забежала в квартиру. Он
прошел в коридор, около ванной поймал собаку, взял ее на руки и вы-
шел из квартиры. Собака могла испачкать его куртку и оставить следы
крови на правой поле куртки и на спине внизу.
Защита будет акцентировать ваше внимание на том обстоятельстве,
что по делу не проведена криминалистическая экспертиза по установ-
лению механизма образования пятен крови на одежде обвиняемого Ар-
темьева. То есть по вопросу, могла ли образоваться кровь на куртке при
обстоятельствах, изложенных Артемьевым, нет заключения эксперта,
следовательно, нет доказательств причастности Артемьева к убийству.
656
Но доводы Артемьева тщательно проверялись как на следствии, так
и в суде: были допрошены свидетели, оглашен протокол дополнительно-
го осмотра места происшествия. Свидетель Пронин показал, что Арте-
мьев в квартиру Стефанцова во время осмотра ее милицией вообще не
заходил, а лишь заглянул. Когда ему было сделано замечание, чтобы не
мешал, он позвал собаку, и она выбежала из квартиры. При этом Арте-
мьев был одет в матерчатую куртку. Стефанцова же не помнит, брал ли
Артемьев собаку на руки, но помнит, что дальше коридора он не заходил.
Далее, уважаемые присяжные, обращаю ваше внимание на то, что
при дополнительном осмотре места происшествия все смывы на двери
в ванную комнату, на входной двери и на мебели были сделаны путем
увлажненного марлевого тампона. Кровь была высохшей, поэтому при-
шлось увлажнять тампоны и таким образом переносить кровь с пред-
мета на марлю. Следовательно, Артемьев не мог испачкаться ни о лапы
собаки, ни о двери, если бы прикоснулся к ним.
В своих показаниях Артемьев акцентирует внимание на футбольном
матче, который он смотрел по телевизору у себя в квартире. Адвока-
том представлена программа передач на 3 июня 2002 года. В ней указа-
но время матча с 14 до 16.30. Часть времени матча совпадает со време-
нем убийства и временем пребывания Артемьева в квартире 42 с 14 до
16 часов и согласуется с его показаниями на следственном эксперимен-
те, где он подробно рассказывал, что сел в кресло в квартире Стефан-
цова и стал смотреть телевизор, по которому шел футбол. Артемьев так
же, как и на освидетельствовании, мог на следственном эксперименте
не упоминать об этом матче. Но так как эта подробность является су-
щественным обстоятельством, подтверждающим время совершения
преступления, то Артемьев, отказываясь от своих показаний и создавая
себе алиби, сообщает, что в то время, когда произошло убийство, он был
дома и смотрел футбол. А чтобы показания были более правдоподобны-
ми, вспоминает, что играли не наши команды. То есть подсудимый кор-
ректирует свои показания в зависимости от имеющихся доказательств.
Показания, данные им 17 июня 2002 г., при предъявлении ему об-
винения в совершении убийства, являются правдивыми. Об этом сви-
детельствуют показания отца подсудимого — Артемьева Виктора Ива-
новича, оглашенные в суде в связи с его смертью. Артемьев Виктор
Иванович пояснил, что через несколько дней после 3 июня 2002 г. Ев-
гения привезли домой сотрудники милиции. И когда Евгений уходил,
то сказал: «Батя, мы больше не увидимся». Отец спросил его, почему,
на что Евгений сказал, что убил он.
Мать подсудимого Артемьева Людмила Петровна показала, что
у Евгения с отцом были теплые, доверительные отношения. Вы помни-
657
те также, что в рассказе об обстоятельствах дела Артемьев называл отца
батей. И, прощаясь с отцом, он был искренен, когда признался отцу, что
совершил убийство.
По показаниям Артемьевой Людмилы Петровны, Артемьев Виктор
Иванович плохо слышал и мог неточно понять слова сына. Эти показа-
ния надо оценивать как показания близкого человека. В любой ситуа-
ции мать будет защищать ребенка и принимать все меры, чтобы как-то
помочь ему в беде. И защита будет утверждать, что отец не мог расслы-
шать слов сына, которые тот сказал, выходя из квартиры, что он совер-
шил убийство. По показаниям подсудимого, он сказал, что его обви-
няют в убийстве; а в целом он согласился с показаниями отца. А это
предположение в показаниях отца подсудимого имеет существенное
значение, поэтому подсудимый отрицает его.
Защита будет также настаивать, что правдивыми являются показа-
ния Артемьева, данные в присутствии защиты, в которых он отказался
от своих признательных показаний; а к показаниям на следственном
эксперименте следует относиться критически, так как его показания,
данные в квартире Стефанцова, не согласуются с протоколом осмотра
места происшествия. Так, в протоколе указано, что один нож находился
в ванной, а второй нож с ножовкой по дереву лежал на диване. Но Ар-
темьев на следственном эксперименте указывает место на кухне, куда
бросил нож, а ножовку, выхваченную у Стефанцова, он бросил в кори-
доре, не доходя до кухни.
Напомню, уважаемые присяжные заседатели, что с 14 до 15 часов
Артемьев распил с Масловым полуторалитровую бутылку пива, следо-
вательно, находился под воздействием спиртного. Допрошенный в ка-
честве свидетеля 18 июня Артемьев сообщил, что после того, как он по
неосторожности один раз ударил ножом Стефанцова, он ничего не пом-
нит. Но Артемьев совершил не простое убийство. Судебно-медицин-
ская экспертиза выявила 17 колото-резаных ран, в том числе травма-
тическую ампутацию пальца левой кисти; 24 раны головы, туловища,
причиненные пилой-ножовкой; закрытую травму груди с переломами
тринадцати ребер. Все это прямо указывает на то, что Артемьев убивал
Стефанцова осознанно, сознательно причинял ему особые страдания
и мучения, т.е. действовал с особой жестокостью. Заключением о по-
жаре и показаниями Мазина обоснован вывод о поджоге как причине
пожара с целью сокрытия следов преступления. С учетом времени об-
наружения пожара — 16 часов 1 минута — считаю доказанным, что дан-
ный поджог совершил Артемьев. Я прошу вас, уважаемые присяжные
заседатели, вдумчиво и ответственно подойти к оценке каждого из до-
казательств и принять правильное решение.
658
Речь в защиту Артемьева:
Глубокоуважаемые присяжные заседатели!
Главный принцип уголовного судопроизводства заключается не
только в справедливом наказании действительного виновника преступ
ления, но и, что гораздо важнее, в отказе уголовного преследования
и освобождения от наказания невиновного. Обвиняемый и подсуди-
мый считаются невиновными до тех пор, пока их виновность не будет
установлена судом, т.е. вами, и основана она должна быть на доказа-
тельствах, которые не вызывают сомнения. Любой приговор, обвини-
тельный или оправдательный, не может быть основан на предположе-
ниях, а только на неопровержимых фактах.
Вам предстоит решить вопрос о дальнейшей судьбе Артемьева, оце-
нить представленные обвинением доказательства по своему внутрен-
нему убеждению, в соответствии с законом и совестью.
То, что совершено преступление, не вызывает сомнения; но вы долж-
ны решить вопрос: доказано ли, что именно Артемьев совершил данное
преступление, что именно Артемьев виновен в его совершении.
Государственный обвинитель в своей речи сослался на акт о пожаре,
что кто-то из жильцов сообщил о пожаре, а пожарные приехали и обна-
ружили труп. В 16 часов 01 минуту обнаружен пожар, в 16 часов 26 ми-
нут приехали пожарные; в 16 часов 44 минуты был ликвидирован пожар,
и только в 16 часов 50 минут сообщают пожарные в ГОВД об обнаруже-
нии трупа. А ведь на месте происшествия было много людей! Сотруд-
ники милиции начали осмотр места происшествия в 18 часов 40 минут.
В квартире был разгром. Вы видели это на фотоснимках. И это свиде-
тельствует об активной борьбе между потерпевшим и убийцей. Из квар-
тиры были изъяты ножовка, два ножа, коробок спичек, волосы, топорик.
Государственный обвинитель ссылался на заключение судебно-ме-
дицинской экспертизы в отношении Артемьева, в котором записано
с его слов, что ранения ему причинены ножовкой. Но расстояния меж-
ду точками должны соответствовать размеру зубцов ножовки. А какое
это расстояние, неизвестно, эксперт не указал. Артемьев показал, что
он резал мороженое мясо. Если бы эти ссадины были от удара ножов-
кой, то они должны были быть глубокими.
На видеокассете видно, что запись начинается со слов следовате-
ля о том, что следственный эксперимент проводится с целью проверки
показаний подозреваемого на месте. Но какие показания проверялись,
неизвестно. Следственный эксперимент не соответствует протоколу
осмотра места происшествия.
На следственном эксперименте Артемьев заявил, что он не помнит,
что случилось в квартире потерпевшего; значит, его там не было.
659
Не понятно, как Артемьев мог явиться для написания явки с повин-
ной, если он в это время находился в изоляторе временного содержа-
ния.
Председательствующий останавливает защитника и просит при-
сяжных заседателей не принимать во внимание высказывания защит-
ника по поводу написания Артемьевым явки с повинной, так как явка
с повинной является допустимым доказательством, полученным в со-
ответствии с законом.
Защитник:
– Да, явка с повинной признана допустимым доказательством, но
в явке с повинной не указано время совершения преступления.
В протоколе допроса обвиняемого Артемьева от 18 июня 2002 г.
с участием защитника не указано время совершения преступления,
в протоколе же следственного эксперимента время совершения пре
ступления указано.
Потерпевшая Стефанцова и свидетель Стефанцов утверждают, что
потерпевший не открывал дверь незнакомым. Так как же могла быть от-
крыта железная дверь? О том, что в квартире труп, люди узнали раньше
работников милиции. Также хочу отметить, что Артемьев не утверж-
дал, что он слышал сирену милицейской машины.
Свидетель Приймак пояснил, что у него провалы в памяти, и его по-
казания на предварительном следствии, что в 14 часов 20 минут к нему
зашел Артемьев и он в это время смотрел фильм «Папа», идут враз-
рез с его показаниями в сегодняшнем судебном заседании. Приймак
в судебном заседании показал, что в этот день он со знакомыми выпил
три бутылки водки на троих, и непонятно, как он мог что-то помнить.
В 16 часов 30 минут закончился футбол, который смотрел Артемьев,
фильм «Папа» в 16 часов 20 минут начался; значит, Артемьев к Прий-
маку заходил позже, а не раньше.
А теперь о другой стороне доказательств. Изъятые при обыске вещи
не были упакованы, о чем показал в суде сотрудник милиции Пронин.
Председательствующий останавливает защитника и просит при-
сяжных заседателей не принимать во внимание при вынесении вер-
дикта данные слова защитника, так как сотрудник милиции по этому
вопросу не допрашивался в судебном заседании в их присутствии, про-
токол обыска является допустимым доказательством.
Защитник:
– Согласно заключению биологической экспертизы, кровь
1-й группы могла быть от Стефанцова. А почему не от другого челове-
ка и где она обнаружена? Артемьев показал место, где на одежде было
обнаружено пятно крови. Полнейшее несоответствие количества кро-
660
ви в квартире и в найденном пятне на куртке. Как могло такое быть?
Ведь кровь у потерпевшего фонтанировала, и убивший должен был
быть с головы до ног в крови. Пронин, совершавший осмотр кварти-
ры, не мог не обратить внимания на кровь, когда заходил в кварти-
ру Артемьева. О механизме образования пятен на одежде я ничего не
могу сказать, так как одежда не представлена. То, что кровь собира-
лась влажным тампоном, как указал обвинитель, не говорит о том, что
кровь была засохшей.
По поводу показаний отца Артемьева. Почему нельзя доверять по-
казаниям матери подсудимого? Она пояснила, что муж рассказал, что
подсудимый сказал ему, что его обвиняют в убийстве. Протокол допро-
са отца подсудимого был зачитан следователем.
Председательствующий останавливает защитника, так как он
вводит присяжных заседателей в заблуждение, заявляя, что прото-
кол допроса отца подсудимого был оглашен следователем, что не соот-
ветствует действительности, и просит присяжных заседателей при
вынесении вердикта не принимать во внимание это высказывание за-
щитника.
Защитник:
– Почему не были направлены на экспертизу пучки волос?
Председательствующий останавливает защитника, поскольку во-
прос о недостатках следствия не исследуется в присутствии присяж-
ных заседателей, и просит присяжных заседателей при вынесении вер-
дикта не принимать во внимание высказывание защитника о пучке
волос.
Защитник:
– О том, что в квартире было два человека, свидетельствуют два оча-
га пожара. Обнаружено два ножа. Дактилоскопическая экспертиза не
установила, кому принадлежат отпечатки, а ведь свидетель Мазин по-
казал, что не вся квартира заливалась водой.
Проведенный защитой анализ доказательств позволяет сделать
вывод о невиновности Артемьева. Нет ни одного бесспорного доказа-
тельства, на основании которого Артемьев мог быть привлечен к от-
ветственности за убийство Стефанцова и поджог его квартиры, за ис-
ключением протокола его допроса в качестве обвиняемого от 18 июня
2002 г., когда он признавал вину. Но этого недостаточно для вынесения
обвинительного вердикта. Конституция РФ, а именно ст. 49, указыва-
ет, что все неустранимые сомнения толкуются в пользу подсудимого.
А выше закона, чем Конституция, нет. Правосудие — это суд по праву,
правый суд, основанный только на законе. И я надеюсь, господа при-
сяжные заседатели, что вы вынесете оправдательный вердикт.
661
Дело Б.Г. Савельевой1
(О признании права собственности)
Речь адвоката:
Моя доверительница — истица Савельева Бэлла Геннадьевна обра-
тилась в суд с иском к Савельеву Валерию Порфирьевичу о признании
права собственности на квартиру; ответчик заявил встречный иск —
о вселении в жилое помещение и признании права собственности на
долю в паенакоплении.
Казалось бы, взрослые, образованные люди, прожившие вместе
много лет, воспитавшие сына и дождавшиеся внуков, в состоянии сами
разрешить те проблемы, которые между ними возникают, и не выно-
сить их на публичное рассмотрение в суд. Но накал конфликтных стра-
стей и обид со стороны ответчика таков, что вести с ним спокойный
и резонный диалог истице невозможно. Поэтому мы просим суд разо-
браться в сложившейся ситуации и закрепить за истицей ее права с по-
мощью решения судебного органа.
Итак. В зарегистрированном браке супруги Савльевы проживали
с 1963 года. В 1965 году вступили в кооператив «Родина», а в 1967 году
заселились в спорную квартиру. При этом Савельев всегда сохранял
прописку в квартире своей матери по ул. Декабристов и никогда не был
прописан в спорной квартире.
В 1984 году семья распалась, и они расторгли брак. Савельев ушел
из семьи, и с тех пор бывшие супруги уже не поддерживали абсолютно
никаких отношений.
В распоряжении Савельева остался купленный ими совместно но-
вый автомобиль и гараж, жильем в центре города он был обеспечен,
и, судя по всему, сложившаяся жизненная ситуация его полностью
устраивала. Личная его жизнь тоже складывалась отдельно от забот
бывшей семьи: у него было нескольких гражданских браков, в одном
из которых родилась дочь. Интереса к проблемам бывшей семьи Саве-
льев не проявлял.
В 1989 году мама истицы продала свою квартиру, чтобы обеспечить
отдельным жильем сына Савельевых Алексея и его семью, а сама посе-
лилась с Бэллой Геннадьевной в спорной квартире, где и проживала до
последних дней своей жизни.
Бэлла Геннадьевна не поддерживала с Савельевым никаких отно-
шений. Он никогда не заявлял о каких-либо своих претензиях мате-
1
Печ. по кн.: Ивакина Н.Н. Основы судебного красноречия (Риторика для
юристов). М.: Юристъ, 2007. С. 241–242.
662
риального плана на имущество и, в частности, на паенакопление или
жилую площадь, на которой проживала истица. Я уверена в том, что,
если бы моя доверительница не затеяла обмен квартиры, для чего по-
требовалась регистрация ее права собственности в регпалате (а для
этого необходимо заявление от бывшего супруга, с которым кварти-
ра приобреталась в период брака), сам Савельев В.П. никогда не про-
явил бы инициативы в заявлении каких-либо требований на данную
собственность, и они еще прожили бы много лет в таком же положе-
нии. Я убеждена, что он не признал иск и затеял правовой спор про-
сто из желания досадить своей бывшей супруге от обиды за свою не-
состоявшуюся судьбу, хотя сам он прекрасно понимает, что по закону
она права.
Более того. Он прекрасно понимает то, что его брачная доля в паена-
коплении полностью и даже с лихвой компенсирована стоимостью того
имущества, которое осталось за ним при расторжении брака и разделе
имущества в добровольном порядке. Это имущество — гараж и автомо-
биль. В тот период времени автомобиль стоил в два раза больше, чем
1
/2 доли паенакопления. И капитальный гараж стоил недешево! А ведь
этим совместно нажитым имуществом распорядился Савельев едино-
лично! Прошу обратить внимание на этот факт.
Полагаю, что право собственности на спорную квартиру возникло
у Савельевой Б.Г. после того, как полностью был выплачен пай, что она
делала уже после расторжения брака, одна. У ответчика в этом случае
имелось лишь право на половину паенакопления, выплаченного со-
вместно. Но на требования о разделе этого имущества, общего совмест-
ного имущества, распространяются сроки исковой давности. Эти сроки
ответчиком Савельевым пропущены, так как их течение следует исчис-
лять с момента расторжения брака в органах загса, т. е. с 1984 года. На
момент обращения в суд с иском ответчика Савельева с тех пор прошло
почти 20 лет, а значит, пропущен не только общий срок исковой дав-
ности, исчисляемый тремя годами, но и специальный срок по сделкам
с недвижимостью, равный 10 годам.
На основании изложенного и ст. 305, ч. 1 ст. 311 ГПК РФ прошу
исковые требования Савельевой Б.Г. удовлетворить, признать за ней
право собственности на квартиру 8 в доме 18 по ул. Коммунальной
в г. Красноярске.
Ответчику Савельеву В.П. во встречных исковых требованиях от-
казать по основаниям пропуска срока исковой давности, необходимого
для обращения в суд.
***
Суд удовлетворил исковые требования Савельевой Б.Г.
663
Дело Старовойтова1
(Об изнасиловании и убийстве)
1
Печ. по: Ивакина Н.Н. Основы судебного красноречия (Риторика для юри-
стов). М.: Юристъ, 2007. [Электронный ресурс]. URL: http://www.studfiles.ru/
preview/3234607/page:14/
664
дела, а именно протоколом изъятия одежды, обнаруженной на станции
Студенческая. Место ее нахождения указали Старовойтов и Ишкабулов.
Таким образом, вина Старовойтова по п. «в» ч. 3 ст. 132 УК РФ до-
казана, так как было установлено, что подсудимый знал о малолетнем
возрасте Кардаша.
По поводу обвинения в убийстве. Прошу исключить из обвинения
признак беспомощного состояния потерпевшего. Возраст не являет-
ся основанием для вменения данного признака. Также установлено, что
второй участник преступления, Ишкабулов, был одного возраста с Кар-
дашом, поэтому у потерпевшего была возможность сопротивляться.
Смягчающим вину Старовойтова обстоятельством является его не-
совершеннолетие и то, что он юридически не судим.
На основании изложенного прошу назначить Старовойтову наказа-
ние по п. «в» ч. 3 ст. 132 — восемь лет лишения свободы; по п. п. «д»,
«ж», «к» ч. 2 ст. 105 УК РФ — восемь лет лишения свободы. На основа-
нии ч. 3 ст. 69 прошу назначить десять лет лишения свободы с отбыва-
нием в воспитательной колонии.
***
Суд приговорил Старовойтова к десяти годам лишения свободы.
1
Печ. по: Ивакина Н.Н. Основы судебного красноречия (Риторика для юри-
стов). М.: Юристъ, 2007. [Электронный ресурс]. URL: http://www.studfiles.ru/
preview/3234607/page:14/
665
ка» и «Лукошко», и квалифицированы его действия по каждому эпи-
зоду п. «а» ч. 4 ст. 162 УК РФ, как нападение в целях хищения чужого
имущества, совершенное организованной группой по предварительно-
му сговору, с незаконным проникновением в помещение, с угрозой при-
менения насилия, опасного для жизни и здоровья потерпевших.
Почему органами следствия усмотрен именно такой объем обви-
нения? Ответ на этот вопрос найден при тщательном, скрупулезном
изучении материалов дела в ходе судебного разбирательства. Я очень
внимательно слушала речь государственного обвинителя и полностью
согласна с ее мнением в той части, что в действиях Иванова и других
участников содеянного не усматриваются квалифицирующие при-
знаки организованной группы, проникновение в помещение с угрозой
применения насилия, опасного для жизни и здоровья.
Прежде всего хочу рассмотреть объем предъявленного обвинения.
Не касаясь содеянного Ивановым, нахожу явное несоответствие объе-
ма обвинения фактическим обстоятельствам дела буквально с первого
предложения обвинения: «22 июля 2004 г. у Иванова возник преступный
умысел на создание устойчивой преступной организованной группы для
совместной преступной деятельности в корыстных целях». Данное обви-
нение не нашло каких-либо доказательств еще в ходе следствия. С пер-
вого дня задержания, с первых допросов ни Иванов, ни другие участни-
ки группы, или, как называли ребята, из этой «компании», не говорили
о подобном формировании. Каждый подробно пояснял цель формирова-
ния этой группы, причины их объединения и т. д.
Далее из обвинения: «Во время телефонного разговора с Маковым
Иванов предложил последнему вступить в состав устойчивой преступ-
ной организованной группы». Однако же Маков поясняет, что у него
были проблемы со сверстниками, у него вымогали деньги. Иванов пы-
тался разобраться, с этой целью предложил Макову объединиться с не-
сколькими ребятами.
Ваша честь! Их не могли защитить родители, которые пытались за-
щитить их интересы обращениями в правоохранительные органы, т. е.
принимая единственно законное решение. Их не захотели защитить
правоохранительные органы, которые просто игнорировали обраще-
ние родителей. Им оставалось только самим решить эти вопросы пу-
тем объединения и взаимной помощи. Общество создавалось только
для самозащиты. Вывод следствия о том, что подростки объединились
для совершения преступлений, ни на чем не основан и противоречит
собранным по делу доказательствам. Маков в суде пояснил, что Ива-
нов не был руководителем, что отношения между ребятами были това-
рищеские.
666
Далее по тексту обвинительного заключения: «Во время вступле-
ния в преступную организованную группу Шамсутдинова и Болтов-
ского, имевших у себя пневматические газобаллонные пистолеты, Ива-
новым было принято решение о создании устойчивой вооруженной
организованной группы, на что все члены группы согласились». Шам-
сутдинов и Болтовский в суде и на предварительном следствии под-
робно пояснили, что вступить в их группу им предлагал не Иванов, что
цель объединения — защита от сверстников. Поскольку государствен-
ный обвинитель в данной части обвинение не поддерживает, не буду
останавливаться на нем подробно. Я просто хотела подчеркнуть несо-
ответствие предъявленного обвинения действительным событиям. По-
добное имеет место и при предъявлении обвинения по каждому из эпи-
зодов, но об этом я скажу при квалификации действий.
Итак, эпизод первый. Павильон «Домовенок».
В судебном заседании долго пытались разобраться, как же все про-
исходило, когда Иванов и Маков оказались внутри павильона. Есть три
очевидца происходивших событий: Иванов, Маков и потерпевшая Сун-
чукова. После подробного допроса Сунчуковой я прихожу к убеждению,
что действия Иванова, Макова и других участников правильно квалифи-
цировать п. «а», «г» ч. 2 ст. 161 УК РФ, а не ч. 4 ст. 162 УК РФ, а именно:
грабеж, совершенный группой лиц по предварительному сговору, с угро-
зой применения насилия. Первоначально по данному эпизоду дело было
возбуждено именно по ч. 2 ст. 161 УК РФ. Я уверена, что это не случай-
ность, а подтверждение фактических обстоятельств дела.
Чтобы убедить суд в правильности квалификации по п. п. «а», «г»
ч. 2 ст. 161 УК РФ, необходимо вспомнить показания потерпевшей
Сунчуковой, которая в суде пояснила, что оговорила ребят, потому что
была зла. Прошу внимания! Вот что она сказала в судебном заседании:
«Я сначала удивилась, затем разозлилась и как-то их обозвала». Когда
же Маков хотел подойти к прилавку, она ему сказала: «Тебе здесь во-
обще делать нечего». Далее она села на стул и сказала, что ничего, ни-
каких денег давать не будет, хотя деньги в кассе были. Поскольку Сун-
чукова не испытала страха, она и не торопилась передавать им деньги.
К тому же она пояснила суду, что сразу, как только зашли Иванов и Ма-
ков, увидев у Иванова пистолет, она поняла, что это не боевой писто-
лет, а пневматический. Она такими же торгует, знает их действие. Сун-
чукова нападавшим заявила: «Что вы мне этими пукалками сделаете?»
В суде выяснялся вопрос: если бы была угроза, могла бы она защи-
титься? На данный вопрос Сунчукова дала однозначный ответ, что
действительно имела возможность защититься: применить газовый
баллончик или выбежать через дверь в подсобном помещении.
667
Иванову вменена угроза применением насилия, опасного для жизни
и здоровья. Данное обвинение не нашло в суде своего подтверждения.
Пистолеты в данном случае использовались как макеты. Все участни-
ки: Иванов, Маков, Шамсутдинов, Черкасов — пояснили, что пистоле-
ты брали с целью напугать, потому что они не были заряжены. Балли-
стическая экспертиза дала такое заключение: «Пистолет к стрельбе не
пригоден» (т. 3, л. д. 158–149). Подобные заключения даны по всем че-
тырем пистолетам, используемым при нападении на павильоны (т. 3,
л. д. 231, 234).
Осуществляя защиту и говоря о переквалификации действий Ива-
нова на ч. 2 ст. 161, я не могу не сослаться на постановление Пленума
Верховного Суда РФ от 27 декабря 2002 г. № 29 «О судебной практике
по делам о краже, грабеже и разбое». Обратите внимание на п. 21: «В тех
случаях, когда завладение имуществом соединено с угрозой примене-
ния насилия, носившего неопределенный характер, вопрос о призна-
нии в действиях лица грабежа или разбоя необходимо решать с учетом
всех обстоятельств дела: места и времени совершения преступления,
числа нападавших, характера предметов, которыми они угрожали по-
терпевшему, субъективного восприятия угрозы, совершения каких-ли-
бо демонстративных действий, свидетельствующих о намерении напа-
давших применить физическое насилие и т. п.».
Пункт 23 гласит: «Если лицо лишь демонстрировало оружие или
угрожало заведомо негодным или незаряженным оружием либо имита-
цией оружия, например, макетом пистолета, не намереваясь использо-
вать эти предметы для причинения телесных повреждений, опасных для
жизни или здоровья, его действия (при отсутствии других отягчающих
обстоятельств) с учетом конкретных обстоятельств дела следует квали-
фицировать как разбой или грабеж, если потерпевший понимал, что ему
угрожают негодным или незаряженным оружием либо имитацией ору-
жия». Я полагаю, что, принимая данное постановление, Пленум ВС РФ
дает судам возможность тонкого и правильного подхода к квалификации
действий в каждом конкретном случае. А здесь именно такой случай!
Аналогичная ситуация и в павильоне «Лакомка». Также уверена, что
действия Иванова по данному эпизоду должны быть квалифицированы
по п. «а», «г» ч. 2 ст. 161 УК РФ, опять же исходя из показаний потерпев-
шей. Глушкова в суде показала: «Первоначально испуг, вероятно, и был,
но, поскольку с их стороны агрессии не было, я успокоилась. Дважды хо-
дила в подсобку. Если бы я испугалась, я убежала бы через подсобку».
Я убеждена, что наши грабители сами боялись продавцов. Ни в первом,
ни во втором случае не только какие-либо угрозы не высказываются, но
с их стороны не прослеживается грубости, оскорблений, циничности.
668
По данному эпизоду потерпевшей признана и Барщинова, которая
в суде пояснила, что, когда Глушкова ей позвонила и сообщила об огра-
блении, она была в нормальном состоянии. Так же, как и в первом случае,
деньги в кассе оставались. Глушкова передала нападавшим деньги толь-
ко для того, чтобы они ушли. Если бы существовала реальная угроза, ду-
маю, чтобы спасти свою жизнь, деньги потерпевшая передала бы все.
Угроз ей не высказывалось, оружие брали с целью напугать, пи-
столеты были разряжены и, по заключению баллистической экспер-
тизы, к стрельбе не пригодны. Потерпевшая Глушкова понимала, что
ситуация управляемая, опасности для себя не видела, не ощутила.
У суда имеются все основания, руководствуясь названным постановле-
нием ВС РФ, переквалифицировать действия Иванова с ч. 4 ст. 162 на
п. п. «а», «г» ч. 2 ст. 161 УК РФ.
Третий эпизод — павильон «Лукошко».
Иванов, как и другие ребята, в суде был честен и, как мог, доказы-
вал степень своей причастности или непричастности к тому или друго-
му эпизоду.
Ваша честь! Обращаю ваше внимание на то, что по первому эпизо-
ду, не перекладывая ни на кого ответственность, он открыто пояснил:
«Я предложил совершить ограбление павильона «Домовенок», так как
всем хотелось иметь такие пистолеты». Это вполне объяснимо. Им нуж-
ны были макеты оружия, роль которых вполне могли сыграть газобал-
лонные пистолеты. Макеты оружия нужны им были для запугивания
лиц, конфликты с которыми уже были и могли случиться в будущем.
В эпизоде с павильоном «Лакомка» инициатором Иванов не являл-
ся, он был исполнителем. В эпизоде, происшедшем в павильоне «Лу-
кошко», вряд ли он понимал, что своими действиями (а действия его
сводились к тому, что он передал ребятам пистолет, маску и дал надеть
свою толстовку) он совершает преступление.
И вообще, понимали ли подростки в полной мере правовые послед-
ствия своих поступков? Я с уверенностью могу заявить, что нет. Не по-
нимали. Современное поколение подвергается разноплановой обработ-
ке со стороны средств массовой информации. Даже наше российское
телевидение практически в каждом сериале пропагандирует культ наси-
лия, когда вроде бы положительный герой совершенно безнаказанно со-
вершает убийства и иные тяжкие преступления. Даже в криминальных
новостях, говоря о совершенных разбоях, приводят примеры, связанные
с насилием над жертвами, с применением настоящего оружия или пред-
метов, используемых в качестве такового, т. е. ножей, топоров и т. п. Под-
ростки, не обладающие достаточным жизненным опытом, имея при себе,
по существу, макеты оружия, не высказывая явных угроз, не применяя
669
физического насилия, считали несопоставимыми те действия, которые
они совершили, с тем, что они привыкли видеть по телевидению.
Однако в момент ограбления павильона «Лукошко» Иванов внут
ренне для себя решил, что надо прекращать противоправные поступки,
грабежи. Насмелился, сказал об этом друзьям, на что другой участник
сказал, что он уже «настроился».
Он, Иванов, не смог настоять на том, что подобное совершать не сле-
дует. В тот момент они испытывали друг к другу определенные това-
рищеские чувства. И когда Иванов давал согласие на повторное огра-
бление павильона «Домовенок», в тот момент он пообещал пистолет
и маску. А когда все изменилось и грабить решили «Лукошко», он про-
сто не мог отказать. Здесь главенствующую роль сыграло чувство това-
рищества, но ложное, неправильное это было чувство.
То, что Иванов первым высказал мысль о необходимости заканчи-
вать с грабежами, засвидетельствовано и на следствии в протоколе до-
проса Иванова от 28 апреля 2005 г. (л. д. 120). Черкасов, Яманов, Бол-
товский в суде подтвердили, что Иванов говорил: «Пора завязывать
с ограблениями».
Не уменьшая роли Иванова в нападении на павильон «Лукошко»,
полагаю, что действия его правильно квалифицировать по п. 5 ст. 33; по
ч. 2 ст. 161 УК РФ, так как Иванов выполнял роль пособника. К месту
совершения преступления он пошел из любопытства, посмотреть, как
все пройдет. От павильона он с Черкасовым отошел за забор на стройку.
Вход и выход из павильона с того места, где они стояли, не просматри-
вался. Другие участники преступления это подтвердили. В суде и на
следствии оперуполномоченный Токарев подтвердил, что Иванов гово-
рил ребятам, что пора прекращать совершать ограбления.
Что я могу сказать о Иванове как о человеке?
Иванов Виктор родился 4 сентября 1988 г. в интеллигентной семье.
Житель г. Шарыпово. Его воспитанием занимались не только родите-
ли, которые абсолютно положительно характеризуются как по работе,
так и в быту, но и дедушка с бабушкой. Дедушка Виктора, Иванов Ва-
лентин Никифорович, является почетным гражданином г. Шарыпово,
почетным энергетиком, был награжден нагрудным знаком «Заслужен-
ный работник ЕЭС России». Я хочу этим подчеркнуть, что в этого мо-
лодого человека было вложено все хорошее и что он не потерянный для
общества человек. (Ни одна из потерпевших не сказала, что кто-то из
ребят оскорбил, сказал что-то грубое. Это тоже говорит о воспитании).
За то, что случилось, безусловно, надо нести ответственность. Но
эта ответственность не должна сводиться к лишению свободы. На мое-
го подзащитного в деле пять характеристик. Все положительные. В них
670
отражено мнение учителей — не лишать его свободы. У Иванова име-
ется конкретная цель — получить высшее образование по профессии,
которая его увлекает и к которой он стремится. Лишение свободы сло-
мает все его жизненные планы. От этого не выиграет никто: ни его ро-
дители, ни он, ни общество в целом.
Каково состояние здоровья Иванова? Он страдает язвенной болез-
нью желудка, стрептодермией; у него было сотрясение головного мозга.
В суде оглашались документы, подтверждающие это.
Все, что произошло с Виктором, — это его первый в жизни просту-
пок. И наказание он уже несет с момента задержания и заключения под
стражу. Задержан он был 29 марта 2005 года.
Идет весна. И какая! Семнадцатая! Свою семнадцатую весну он
провел в СИЗО. Судьба дала ему достаточный урок. Страшно предста-
вить условия, в которых оказываются подростки в СИЗО. Это в полной
мере позволило ему оценить свое поведение. В сознании один постоян-
ный вопрос: «Зачем я это сделал? Отшумел выпускной бал. Однокласс-
ники сдают вступительные экзамены. А я… Зачем?» Все это там, в не-
окрепшей душе, переживалось. И в результате — раскаяние. Полное,
деятельное! Сегодня у него язвы на теле. Самое главное — чтобы язв
не осталось в душе. Колония или тюрьма, к сожалению, не исправляют.
Наконец, вопрос о мере наказания. В соответствии с уголовным зако-
нодательством наказание применяется в целях восстановления социаль-
ной справедливости, а также в целях исправления осужденного и пред-
упреждения новых преступлений. Хочу обратить внимание суда на то,
что тяжких последствий в результате действий подсудимых не наступи-
ло. Все возможное для того, чтобы загладить причиненный вред, было
предпринято как подсудимыми, так и их родителями. Мой подзащитный
Иванов раскаялся в содеянном. На протяжении всего следствия и в суде
его показания последовательны, правдивы, и тем самым он активно со-
действовал раскрытию преступления. И это служит достаточной гаран-
тией того, что он больше не окажется на скамье подсудимых.
Ваша честь! Заканчивая свое выступление, я хочу, чтобы после огла-
шения приговора девять пар глаз засияли счастливым блеском; чтобы
девять мам впервые за пять месяцев уснули спокойно; чтобы девять
отцов на видном месте в квартире повесили ремни как напоминание
о действенном методе воспитания. Этих детей еще можно направить
в нужное русло.
Ваша честь! Я прошу вас об условной мере наказания для Иванова
Виктора. Его судьба — в ваших руках.
671
Учебное издание
Искусство слова
Составители:
Нигматуллина Танзиля Алтафовна, Вельц Рахиль Яковлевна